Глава 8
Кобра сердито выдохнула и посмотрела на поэта холодным, пристальным взглядом:
— Это ты, значит, сдал им Кабана?
— У меня выхода не было! — зачастил Савелий Натанович, испуганно замахав руками, словно пытаясь защититься от обвинений. — Вы не понимаете, они бы меня просто убили! Я случайно услышал, что им нужен левша, только левша, непременно. Я сразу сообразил, что человека, которому таблетку подсыпал, они забрали. И он был левша, я вспомнил, как он держал кружку, а я под локоть ему попал. Я видел, как его увезли, но куда — понятия не имею. Потом, я же говорю, им кто-то позвонил, сказал, что это не тот человек, ошибка вышла. А я сразу вспомнил, что Кабан-то левша, и предложил… его. У нас с ним старые счёты. Он ведь ревновал ко мне свою жену, Натали. Но она сама, она…
— Короче, — оборвала его раздражённо Кобра, — к делу ближе давай. Без своих амуров.
Савелий Натанович нервно сглотнул и продолжил уже чуть тише, сдавленно:
— Я позвонил Кабану и сказал, что есть срочная и важная информация. Про жену его, про меня, ну, вы понимаете. Он тут же вспыхнул, в ярости был, приехал моментально на то самое место, пустырь, который мне указали. Там эта троица его сразу скрутила, что-то ему вкололи и закинули в багажник. Я-то думал, всё, конец и мне теперь. Но они подвели меня к багажнику и заставили руку положить на тело Кабана. И на камеру проговорить, что это я его выманил, что участвовал в похищении. Это так они взяли меня на крючок и сказали, что теперь буду работать на них.
— Зачем им такое ничтожество, как ты? — хмыкнула Оксана.
Мехельсон повесил голову — мол, уж не за стихи, конечно — и пробубнил:
— Сказали, что я всех знаю в пивнушке, могу свободно подсыпать таблетки посетителям, выбирать тех, кто левша. Что пригодятся мои услуги ещё не раз… И они мне… хорошо заплатили.
— Почему не пошёл сразу в полицию⁈ — гневно перебила его Кобра. — С этими деньгами? Понимал же, за что деньги, а?
— Они угрожали! Сказали, что убьют, если откажусь! Если пойду в полицию, убьют! Если спрячусь, будут искать и всё равно найдут, и это видео отправят… куда надо. И тогда меня будете искать и вы, и они. Что мне оставалось делать⁈ Я простой поэт, я не шпион, я маленький человек, — Мехельсон даже почти пустил слезу.
— Конечно, а сейчас ты — соучастник организованной преступной группы, занимающейся похищением и убийством людей, — тихо, но очень жёстко проговорил я.
— Нет, нет! — замотал головой Савелий Натанович. — Они никого не убивали при мне. Только усыпляли… Я подумал, что всё будет нормально, ну как-то… Я бы никогда…
— Ну конечно, Кабану-то сейчас очень нормально, — с сарказмом процедила Кобра. — С моста прыгнул — теперь его душа тебе благодарна.
— Но он сам, сам спрыгнул… Я не знаю, как это произошло! Вы думаете, всё было подстроено? Неужели, невозможно, невозможно!
— Это не твоё дело! — резко оборвал я его. Достал из папки фотографию и положил перед ним на стол. — Вот этого человека ты тоже опоил? Смотри внимательнее, Сава.
На фото был Антон Столяров в военной форме. Савелий Натанович вздрогнул и испуганно посмотрел на снимок:
— Да… его тоже я.
— По какой схеме работали? — спросил я холодно, не сводя с него глаз.
Он торопливо вытащил из кармана старенький кнопочный телефон и положил перед нами:
— Вот… Они дали мне телефон. На него приходят сообщения с неизвестного номера. Там называют точное время, когда я должен быть в пивной. Хотя я и так там каждый вечер. Но к этому времени я должен высматривать людей, кто кружку пива берёт левой рукой. Затем к такому подсесть, заболтать его и незаметно таблетку подкинуть. В ответ я просто отсылаю точку, мол, готово. Дальше… дальше я не знаю, что. Но таблетка действовала мощно, как убойная доза ерша, смеси водки и пива. Человек знаете как пьянел, на глазах метаморфоза, фьюить — и сразу собирался уходить. А потом они его хватали уже на улице.
— И сколько людей ты так отправил? — с отвращением процедила Кобра.
— Нет! Никого больше! Только Кабана выманил и вот этого военного опоил. Только двоих, честно! Ну, первого… Но тогда вообще не знал. Вы понимаете, вы же понимаете?..
— И сколько тебе платили за них? — уточнил я резко.
Он назвал сумму, и я невольно присвистнул. Немалые деньги…
* * *
Я остановил машину у здания Следственного комитета. Горе-поэт сидел рядом на переднем сиденье, понуро и молча, руки его были скованы наручниками. Я набрал Паука, сообщил, что жду его на улице. Минуты через три Женя вышел из здания и медленно направился ко мне. Он подошёл и уселся в салон. Повисла неловкая пауза.
— Ну, рассказывай, — обернулся я к Савелию Натановичу. — Это следователь. Все, что мне рассказал, выкладывай.
Тот нехотя снова пересказал всю историю. Паук внимательно слушал, губы его поджимались всё сильнее, а в руках он нервно крутил шариковую ручку, словно собираясь её сломать.
Закончив рассказ, поэт замолчал, испуганно глядя на следака.
— Давай выйдем, потрещим, — кивнул я Пауку.
Мы вышли из машины, сделали пару шагов в сторону, остановились возле старого тополя, ствол которого был сильно изъеден временем и насекомыми.
— Ну что, возбуждаешь дело? — спросил я его прямо и жёстко.
Паук недовольно поморщился, посмотрел на меня с раздражением:
— На каком основании, Макс?
— Тебе только что подробно рассказали, что у нас в городе действует организованная группа, похищающая людей, — резко сказал я.
— Да? — он скептически усмехнулся. — Где трупы? Где свидетели? Где заявления от потерпевших? Ничего этого нет.
— Вот тебе свидетель! — я указал на машину, где, сжавшись в комок, сидел перепуганный поэт.
— Завтра твой свидетель скажет, что его похищали инопланетяне, препарировали и лазили во все дыры. Я что, по каждому пьянице и городскому сумасшедшему должен дела возбуждать?
— Столяров же пропал, ты знаешь об этом.
— Ну пропал, и что? Трупа нет. Материал проверки — это не основание для возбуждения уголовного дела.
— Вот свидетель говорит, что подсыпал ему таблетку, — напомнил я, пытаясь достучаться до него.
Паук сжал губы ещё теснее.
— И что? Может, это реально было слабительное? Экспертиза что показала? У Шустова в крови сильнодействующих веществ не нашли, ты же в курсе. Я дополнительную назначил, в область, может, конечно, наши судмеды чего-то пропустили… но пока зацепок железных никаких нет. У нас сейчас полная туфта получается: есть один суицид, есть человек, который пропал без вести.
— Еще один есть, неизвестный. Самый первый.
— Но этот-то даже в розыске не числится.
— Ну да, — согласился я. — Проверял уже, похожих потеряшек нет по описанию. Так. А если он из другого региона? Может, заезжий кто-то был? Нужно по регионам клич бросить.
— Может, да может, и нет. Это все пока к делу не пришьёшь. Прокурор мне голову снимет за такие дела, а твой алкаш на допросе что угодно может наговорить. Ты сам-то посмотри на него. Вон был случай у меня, один дебил в убийстве признался. Я говорю, ты кого убил? Кеннеди — отвечает, — он помотал головой и добавил: — Принеси мне доказательства, Макс, реальные, тогда и поговорим.
— Ох, какие мы мудрые, — процедил я зло. — Ты следак или кто?
— Макс, у меня своих дел выше крыши. Мне не до этой байды сейчас. С этим Валетом знаешь, какая волна пошла? Половина администрации завязана, все ниточки тянутся, Бульдог этот московский копает везде. И у нас в следкоме проверки за проверками, все отказные материалы переворошили, старые прекращенки вытащили. Мне сейчас строгач корячится, а ты мне ещё эту ерунду подсовываешь.
— Это не ерунда, Женя, — я ощутимо повысил голос. — Это серьёзное дело, я как опер тебе говорю.
— Опер? — он устало усмехнулся. — А давно ты у нас опером-то работаешь? Без году неделя, а уже всех учишь.
— Без разницы. Будешь возбуждать?
— Нет, извини, не буду. На основании показаний одного чудика дело не возбуждают.
— Тогда возбуди хотя бы похищение, угрозу убийством. Его же в лес увозили и заставляли копать.
— Конечно, заставляли. А травмы есть? Телесняки сняты? Свидетели? Кто-то видел, как его увозили? Мотив какой-то был? Может, он кому-то должен был? Нет. Кто-то ему раньше угрожал? Нет ничего этого! Любой придурок может сказать, что его похитили и в лес возили.
— Давай сделаем осмотр, найдём ту яму в лесу, — предложил я из чистого упрямства, уже понимая, что аргументы тают на глазах.
— И что нам это даст? Может, там червей рыбаки копали?
— Ну конечно, червей, — процедил я, еле удерживаясь, чтобы не обматерить следака. — Всё ясно с тобой, Женя.
Паук помолчал немного, а потом уже мягче произнёс:
— Макс, без обид. Сейчас не до этого. Слишком странная ситуация. По минимуму зацепок-то. Столяров этот найдётся, куда он денется. Был бы ребенок или старик, я бы возбудил. А тут пока материал проверки остаётся. Если не найдётся, конечно, будем искать и возбуждать, но серию мне никто не даст объединить на таких мутных основаниях. Я же не сам по себе работаю. Сам понимаешь.
— Ладно, понял тебя, Женя, — процедил я сквозь зубы. — Будут тебе доказательства.
— А вообще, Макс, ты бы сейчас не лез, — чуть мягче добавил Паук. — Мы и так по лезвию ходим. Сметанин этот московский копает везде. Видел, кого он подтянул? Заместитель мэра у него сегодня на допросе был, кипиш в городе огромный, выше гор. Всё вскрылось. Сейчас ходим по ниточке, дёргаться не время.
Я повернул голову и увидел, как из здания вышел представительный мужчина в дорогом костюме, направился прямиком к машине. Это был заместитель мэра. Следом вышел сам Бульдог, закурил и пристально, косо посмотрел в нашу сторону, потом глянул на мою «Ниву», где нахохлился перепуганный поэт, и вернулся в здание.
— Видишь, ходит, зыркает, — буркнул Паук. — Надо было в отпуск валить. Как знал. Грел бы кости в Сочи и в ус не дул.
— Ладно, Женя, работай, удачи тебе, — проговорил я, поворачиваясь к своей машине.
— Бывай, — Паук махнул рукой и пошёл обратно в здание.
Я же вернулся к машине и сел за руль, понимая, что теперь всё зависит только от меня самого.
* * *
Я тут же позвонил Кобре и сообщил, что дело — швах. Вариант с задержанием Мехельсона через Паука отпал намертво, и нужно было быстро найти иной выход из ситуации. Выпускать его просто так было нельзя. Конечно, я мог бы принять у него заявление и зарегистрировать в дежурке, но тогда всё быстро бы всплыло, и те, кто за этим стоял, быстро просекли бы движение по делу. Действовать нужно было максимально тихо и скрытно — чувствовалось, что ниточки тянутся к серьёзным людям, с большими связями в городе. Поэтому я попросил Кобру найти мне толкового участкового, надёжного, который не станет задавать лишних вопросов и сработает как надо.
Через некоторое время в моей машине уже сидел рыжий, пухлый участковый лет сорока, с папкой под мышкой и настороженным выражением лица. На заднем сиденье вновь примостился поэт, мрачный и перепуганный одновременно.
— Позвольте спросить, куда мы едем? — робко выдавил из себя Савелий Натанович.
— В суд, Сава, в суд, — буднично ответил я.
Мы остановились перед зданием мирового суда, старым, серым и грозным. Вышли из машины и направились к крыльцу.
— А зачем в суд-то? Что происходит? — голос Савелия дрожал.
— Участковый собрал на тебя административный материал. За мелкое хулиганство. Сейчас отведём тебя к дежурному мировому судье, он тебе несколько суток и вкатает. Посидишь в изоляторе, и мне спокойно, и тебе безопасно.
— Какое ещё хулиганство? Я же ничего не делал! — блеял поэт.
— Как это не делал? Ты выражался грубо и нецензурно, прилюдно матерился в общественном месте.
— Я никогда не выражаюсь грубо и нецензурно, — гордо вскинул подбородок поэт. — Я носитель литературного слога.
— Вообще никогда? — я прищурился и пристально посмотрел на него.
— Никогда! — отчеканил он с вызовом.
Я резко ткнул его пальцем в бок — Савелий Натанович сдавленно охнул и выругался сквозь зубы.
— Вот видишь? Так и напишем в протоколе: выражался нецензурно прямо на крыльце суда. Крыльцо — общественное место. Пошли!
Мы вошли в кабинет к дежурному судье. Я сразу прошёл вперёд и переговорил с усталой полной женщиной с короткой стрижкой, намекнув ей, что материал надо рассмотреть с особой тщательностью и жулика оформить по полной программе. Судья недовольно поморщилась, покачала головой, мол, много вас таких, просящих, надоели уже…
Я достал из кармана несколько крупных купюр и положил ей на стол. Она быстро их накрыла ладонью и согласно кивнула:
— Ладно, будет по полной. Заводите.
В итоге за мелкое хулиганство Савелию Натановичу впаяли десять суток. Я мысленно одобрительно усмехнулся: пусть пока посидит в камере для административников в нашем ОВД, так будет спокойнее.
Мы вернулись в машину и вместе с рыжим направились в отдел. Вдруг неожиданно запиликал телефон. Я быстро сообразил, что это не мой аппарат — это был тот самый телефон Мехельсона, через который он держал связь с похитителями.
Я взглянул на экран и прочитал сообщение:
«Сегодня в полночь работаем на том же месте».
Я невольно улыбнулся и повернулся к поэту, протягивая ему телефон:
— Что ответить надо?
— Просто… точку отправьте. Это значит, что я сообщение принял и буду на месте, — тихо пробормотал он.
— Нет, сам отправляй. А то я не туда нажму ещё случайно, — усмехнулся я.
Мехельсон дрожащими пальцами отправил точку в ответ. Мы подъехали к зданию ОВД, я остановил машину и повернулся к участковому:
— Слушай, дружище, отменяется пока твой мелкий хулиган. Он мне ещё нужен.
— Как — отменяется? — участковый вскинул глаза. — Он же за мной числится теперь, я же должен его доставить в изолятор. Мне влетит!
— Скажешь, встал на лыжи и сбежал. Бывает. Потом отловим, отсидит свои десять суток, куда денется.
— Мне же выговор влепят! — возмутился участковый.
— Выговор не триппер, носить можно, — хмыкнул я и сунул ему несколько крупных купюр. — На-ка лучше премию.
Участковый изумлённо взглянул на деньги и быстро спрятал их в карман:
— Если так, то я не только выговор, я и неполное служебное соответствие схлопотать готов…
— Вот и договорились. Только это всё между нами, добро?
— Добро! — согласился участковый и испарился из машины.
Я посмотрел на Савелия Натановича и усмехнулся, хлопнув его по плечу:
— Ну что, поэт, готов к подвигам?
— Я-а? — испуганно хлопал он глазами. — Я не герой.
— Героями не рождаются, героями становятся. Будешь искупать вину перед законом. Понял?
— Понял… — тихо и без особого энтузиазма пробормотал он, явно осознавая, что его безмятежная жизнь окончательно утеряна.
* * *
Корюшкин стоял передо мной в кабинете Кобры, вспотевший, нервный и здорово напряжённый. Его руки мелко дрожали, а на лбу блестели крупные капли пота. Я аккуратно, но настойчиво пытался застегнуть на нём бронежилет, который никак не сходился на его животе.
— Макс, слушай, а если… — испуганно забормотал Ваня, тревожно оглядываясь на меня и Оксану. — А если они стрелять начнут?
— Ты будешь в общественном месте, Ваня, в людном. Не рискнут там стрелять. А как только выйдешь — мы тебя прикроем, — я старался говорить уверенно, чтобы не пугать его сильнее. — Схема очень простая: тебе подсыпают в пивнухе якобы какой-то препарат, ты изображаешь сильно окосевшего, выходишь, пошатываясь. К тебе подъедет машина, и как только они тебя подхватят, мы их тут же берём.
— Но почему именно я? — с отчаянием спросил Корюшкин.
— Потому что, Ваня, ты левша, и потому что ты мой друг, — я внимательно и почти ласково посмотрел ему прямо в глаза. — На тебя же можно положиться, верно?
На лице криминалиста промелькнуло облегчение, чуть смущённая улыбка коснулась его губ. Похоже, мои слова про дружбу и доверие немного его приободрили.
— Конечно, можно… — ответил он уже чуть твёрже. — Но разве нельзя было кого-то другого подобрать?
— Найди мне сейчас левшу, такого же надёжного и сильного парня, как ты, — с лёгкой иронией произнёс я. — Там похищают статных мужчин, Ваня. Именно таких, как ты. Богатырей.
При этих словах Корюшкин слегка приосанился, расправил плечи, явно гордясь такой характеристикой при Оксане.
— Хорошо, но вот эта таблетка… меня ведь от неё действительно поведёт, Макс.
— Ой. Ну никто тебе никакую настоящую таблетку подсыпать не будет, — успокаивающе сказал я. — Наш человек просто сделает вид. Ты только смотри внимательно, чтобы в пиве ничего лишнего не оказалось. Просто будешь сидеть, попивать, изображать расслабленного мужичка. Но на пивас сильно не налегай. Возьми минералки с собой, незаметно разбавишь пиво… нет, стоп. Вдруг у них в пивнухе свои глаза и уши, заметят. Лучше пусть всё будет естественно и правдоподобно.
Я снова стал поправлять бронежилет, но липучки упорно не сходились. Ваня тяжело дышал и выглядел теперь уже немного жалко.
— Да что ж такое, почему на тебе этот жилет ни хрена не сходится? — выругался я. — Надо было размер побольше брать.
— А побольше — громоздкие они, будет заметно сразу, — вмешалась Кобра, внимательно наблюдая за нашими потугами. — Лучше пусть так.
— Да, знаю, блин… — вздохнул я. — Ладно, была не была. Нога в стремени, зверь на мушке. Раз-два! Выдыхай! И… готово!
Я резко дёрнул липучку, и бронежилет наконец-то застегнулся на торсе криминалиста. Ваня шумно выдохнул, чуть не потеряв равновесие.
— Ну вот, отлично! — с оптимизмом сказал я, похлопав его по плечу. — Теперь ты в полной боевой готовности.
Ваня бросил на меня полный обречённости взгляд, но возражать уже не стал, молча ожидая дальнейших инструкций.
* * *
В пивной стоял привычный шум и гул голосов. Табачный дым висел густой и неподвижный, словно кто-то специально создал в этом месте вечный туман. Возгласы завсегдатаев, стук кружек, смех, нетрезвые разговоры — всё смешалось в непрерывном, шумном гвалте, в котором, казалось, никогда не наступает затишье.
Корюшкин и Мехельсон заняли столик ближе к стене. Ваня нервно перебирал пальцами кружку, незаметно оглядываясь по сторонам, явно ощущая дискомфорт. Рядом с ним сидел и привычно расправлял плечи Савелий Натанович, но и он выглядел сегодня зажатым, тень скрытой тревоги упала на его обычно беззаботное лицо. Даже похлопывания по плечу старых собутыльников не вызывали у него прежней реакции. Он отмахивался вяло и невнятно, погруженный в собственные мрачные мысли.
Я устроился чуть поодаль, за дальним столиком, будто случайный гость, который зашел пропустить кружечку после работы. Стоял, попивал пиво и внимательно, хотя и не подавая виду, следил за происходящим, стараясь уловить все детали.
На улице, возле пивной, Кобра уже подтянула наших оперов. Кто-то расположился в ближайшем подъезде, кто-то приютился в неприметной машине. Все ожидали сигнала. Пока всё шло по плану.
— Ну, что теперь-то делать? — тихо спросил Ваня у Мехельсона, нервно приподнимая кружку.
— А теперь я должен незаметно таблетку подкинуть, — зашептал поэт, аккуратно доставая что-то из кармана. — Не бойтесь, это витаминка, никакого вреда.
Ваня подозрительно покосился на него и отвёл глаза:
— А это обязательно?
— Нужно для правдоподобия. Вы как будто отвернитесь или за сырком сходите, а я брошу её в пиво, — продолжил поэт.
Корюшкин нехотя вздохнул, наклонился, делая вид, будто завязывает шнурок на ботинке. В этот момент я увидел, как Савелий быстро бросил таблетку в кружку. И та зашипела, сразу же покрывая поверхность пива пеной. Это явно была не безобидная витаминка. Меня обдало неприятным холодком — неужели этот гад снова играет на два фронта? Впрочем, сейчас выяснять это было некогда. Потом разберусь.
Ваня, не замечая ничего подозрительного, поднял кружку и улыбнулся натянуто, играл роль, как мог:
— Ну, давайте за встречу и знакомство!
— Вот это по-мужски, — оживился поэт. — Настоящие мужики первую кружку до дна пьют, в охотку, залпом. Потом крякают и усы рукавом вытирают.
— У меня усов нет, — вяло пошутил Корюшкин и нервно осушив кружку, снова поставил её на стол.
Ваню тут же слегка повело, глаза заблестели, будто резко ударила в голову убойная доза алкоголя.
— Я же почти не пил… — проговорил он растерянно и неуверенно посмотрел вокруг.
В этот момент телефон, который я забрал у Савелия, коротко запиликал, пришло сообщение — вопросительный знак. Я быстро отправил в ответ точку, сигнал, что клиент якобы готов.
— Ну всё, пора, — поспешно сказал Мехельсон, поднимаясь из-за стола. — Идёмте, Иван, на выход.
— Вы что, со мной? — Корюшкин неуверенно шагнул, хватаясь за стол.
— Ну да, выйдем покурим, — подтвердил поэт и потащил его к выходу.
Чёрт бы тебя побрал, Сава! Ты же должен был сидеть на месте, мелькнула у меня мысль. Ты что творишь?
Я быстро двинулся следом за ними, стараясь сильно не приближаться, чтобы не спугнуть тех, кто мог наблюдать за происходящим.
Они вышли на крыльцо. Ваня достал сигарету, с трудом попал огоньком зажигалки по кончику, сильно пошатываясь и глядя перед собой пустым, затуманенным взглядом. Было ясно, что он практически не контролирует свои действия. Сердце моё забилось чаще. Я напрягся, стараясь не подать виду, и замер в полумраке тамбура пивной, за мутным стеклом двери, изображая случайного гостя, задержавшегося у выхода.
Вдруг, неожиданно и резко, из-за угла показалась неприметная, каких сотни, серая машина без номеров, стремительно приближаясь к крыльцу. Тонированные стёкла отражали тусклый свет фонарей, и казалось, что машина буквально растворяется во мраке ночи, сливаясь с её фоном.
«Вот оно!» — пронеслась тревожная мысль.
Мышцы напряглись, дыхание стало глубже. Я чётко понял: сейчас они будут забирать Ваню, и у нас будет единственный шанс накрыть этих подонков. Время замедлилось, я приготовился действовать быстро и безошибочно, ощущая, как адреналин хлестнул по венам, готовя меня к решительному рывку. И тут Мехельсон неожиданно бросился к машине, замахал руками.
Вот сука! Слинять решил! Обманул, падла!
Но машина даже не остановилась. Она резко сбросила скорость, взвизгнули шины, и тут же опустилось боковое тонированное стекло. Из тёмного проема вынырнул ствол пистолета-пулемёта, направленный прямо в сторону пивнушки. Я не успел и рта открыть, как воздух пронзила сухая, короткая очередь.
Тра-та-та!
