Альтернатива девятая. История с географией

Чем глубже мы погружаемся в колодец нашего прошлого, тем большее влияние на развитие начинает оказывать география. До сих пор при рассмотрении альтернатив мы обращали внимание на разного рода исторические обстоятельства. Теперь же стоит обратить внимание на географическое устройство. Окажись оно несколько иным — многое в нашей давней истории сложилось бы иначе.

Будь, скажем, на месте Уральского хребта какое-нибудь узкое море (как в популярном сериале «Игра престолов»), волны набегов с востока не могли бы достичь Европы. Русские земли избежали бы татаро-монгольского ига, русские города не подвергались бы многолетнему разорению, хозяйственное развитие наших земель способствовало бы формированию богатого бюргерства, и тогда, возможно, оказалось бы больше общего между развитием Западной и Восточной Европы.

Конечно, такая альтернатива представляется сказочной. Мы можем рассуждать о том, что вместо государя Петра Алексеевича при наличии хорошего здоровья мог долго править государь Федор Алексеевич, или о том, что Александр III — так называемый царь-миротворец — мог бы каким-то образом уклониться от мировой войны, доживи он до 1914 года, но мы не можем рассуждать о формировании морей на месте гор. Я об этом пишу в данном очерке, поскольку мы рассматриваем альтернативы не для формирования альтернативной истории, а для лучшего понимания истории реальной. В данном случае хотелось бы обратить внимание на то, что русские земли в давние времена не были обречены на отставание по культурным или институциональным причинам. А вот географические причины оказались значимы. То есть в ситуации, когда география перестает влиять (а в XXI веке ее значение существенно меньше, чем в XIII), культура и институты вряд ли станут фатальным препятствием для развития. Культура у нас вполне приемлемая, а институты вполне поддаются реформированию.

Взглянув на экономическое развитие разных европейских регионов в Средние века, мы вновь увидим, сколь сильно влияла география на хозяйственные связи и как местоположение русских земель определяло события, происходившие в жизни наших далеких предков.

Средиземноморская торговля была наиболее удобным способом поставок азиатских пряностей на европейские рынки. В те века, когда не имелось ни шоссейных, ни железных дорог, да и вообще дороги, пригодные хотя бы для запряженных лошадьми повозок, часто отсутствовали, морские коммуникации представляли собой оптимальный вариант транспортировки грузов. Именно поэтому, как мы уже отмечали, средиземноморские порты (Венеция и Генуя), занимавшиеся левантийской торговлей, оказались в числе крупнейших и самых развитых городов Средних веков.

Позиции русских земель с этой точки зрения были гораздо хуже. Они активно участвовали в так называемой торговле «из варяг в греки», что способствовало укреплению некоторых городов (особенно Киева и Новгорода). В каком-то смысле картина была похожа на западноевропейскую: морские коммуникации сочетаются с речными, и так купцы проникают в отдаленные регионы. Но здесь возникала новая географическая проблема. Путь от греков шел именно к варягам, а не в те наиболее густонаселенные регионы Европы, где имелся широкий спрос на левантийские товары. Рядом с Венецией находились альпийские перевалы, из‑за которых прибывали немецкие купцы, приобретавшие у венецианцев пряности и перепродававшие их в заальпийских регионах, пользуясь удобными речными путями по Рейну и Инну. Представить себе столь же успешную торговлю через Киев невозможно. Ни русские земли, ни скандинавские не представляли собой, в отличие от немецких и французских, крупного платежеспособного рынка, а передвигаться по огромной слабозаселенной сухопутной территории было сложно, несмотря на значение таких рек, как Днепр и Волхов. Торговать левантийскими товарами через Киев с германскими княжествами вообще не имело смысла. Поэтому значение пути «из варяг в греки» никогда не было столь велико, как значение средиземноморских путей. Ну а когда случилось татаро-монгольское нашествие, разоренные русские земли вообще перестали рассматриваться как место, благоприятное для торговли.

При этом новгородско-псковская торговля пушниной и воском сохранялась, поскольку северо-запад русских земель нашествие не затронуло. Однако это уже была не транзитная торговля, связывавшая регионы Восточной Европы, но лишь торговля с немецкой Ганзой. Русские города представляли собой одну из конечных точек движения немецких купцов по Балтике и Северному морю. А это означало превращение Новгорода и Пскова в крупные региональные торговые центры, увы, несопоставимые с такими имевшими общеевропейское значение центрами, как Венеция, Генуя, Брюгге, Антверпен, Кельн, Любек, Гамбург, Бремен.

Если бы по каким-то причинам балтийская торговля мехами и воском имела для Европы такое же значение, как средиземноморская торговля пряностями, масштабы Новгорода и Пскова заметно возросли бы, а Любек, возможно, стал в торговом отношении северной Венецией. Но этого, естественно, не случилось.