«Гремя огнем, сверкая блеском стали…»

Поскольку Советская страна ощущала себя державой, противостоящей всему миру капитала и вынужденной готовиться к обороне от агрессии империалистов, Сталин стал осуществлять широкомасштабную индустриализацию. Суть сталинской индустриализации состояла вовсе не в том, чтобы создать промышленность в аграрной стране. Нормальная индустриализация в царской России уже давно осуществлялась и особенно активно шла в последние четверть века перед революцией благодаря Великим реформам Александра II (особенно — отмене крепостного права), финансовой реформе Сергея Витте и аграрной реформе Петра Столыпина. Сталин продолжил начатый до него процесс, но особый акцент сделал на милитаризации страны, и это имело долгосрочные печальные последствия.

Дело в том, что стандартная индустриализация основывается на спросе населения и создает тяжелую промышленность лишь в той мере, в какой отрасли, работающие на потребительский рынок, предъявляют спрос на машины и оборудование.

Базой для классической индустриализации, происходившей в Англии XVIII века, стало создание хлопчатобумажной промышленности. Новые, удобные, практичные и сравнительно недорогие ткани пользовались спросом у населения и активно экспортировались за рубеж (в том числе в английские колонии). Для того чтобы развивать хлопчатобумажную промышленность, бизнес стал предъявлять спрос, с одной стороны, на оборудование, а с другой — на топливо. Импульс к развитию получили машиностроение и металлургия, угольная промышленность и транспорт. Сначала по всей Англии рыли каналы для транспортировки промышленных грузов, а в XIX веке их постепенно стали заменять железные дороги, которые использовались и для грузовых, и для пассажирских перевозок. Ну и, конечно, развивался океанский флот, который был необходим как для импорта хлопка из Америки, так и для экспорта хлопчатобумажных тканей в Индию. Таким образом, мы видим, что потребительский спрос в Англии создавал импульс для развития рынка, а каждая новая отрасль экономики, активизировавшаяся благодаря спросу на ее продукцию, в свою очередь порождала спрос на какие-то иные товары и давала тем самым импульс дальнейшему развитию экономики. Страна богатела, и заработанное в рыночных условиях богатство стало частично использоваться для развития военной индустрии, укрепления армии и поддержки английских союзников на континенте. Такова примерно (в упрощенном виде) модель стандартной индустриализации.

Сталинская индустриализация основывалась на спросе, который формировало государство: в первую очередь — на создание предприятий военно-промышленного комплекса, а во вторую — на создание предприятий тех отраслей, которые так или иначе обслуживают ВПК. В целом вся хозяйственная работа ориентировалась на будущую войну: «Гремя огнем, сверкая блеском стали, пойдут машины в яростный поход, когда нас в бой пошлет товарищ Сталин, и первый маршал в бой нас поведет», — пелось в известной песне. Отрасли экономики, которые ориентированы на массовый потребительский спрос, в 1930‑е годы почти не развивались в сравнении с отраслями, производившими различные виды вооружения, машины, оборудование, а также сырье и материалы для них. Советские люди плохо питались, а порой даже голодали ради укрепления обороноспособности страны. Советские люди жили в бараках и старых перенаселенных коммуналках ради строительства оборонного комплекса. Советские люди не имели личных легковых автомобилей ради того, чтобы мощные грузовые автомобили в достаточном числе производились для армии. Советские люди носили скромную одежду, производимую отечественной легкой промышленностью, главной задачей которой оставалось изготовление военного обмундирования для миллионов солдат и командиров. В общем, советская индустриализация представляла собой не отклик экономики на спрос со стороны населения, а элемент непримиримой борьбы мира труда с миром капитала, которой были подчинены все имевшиеся ресурсы.

Усугубила ситуацию специфика межвоенной эпохи. Первая мировая показала, что война принципиально изменилась. Она стала более механизированной и дорогостоящей. Поэтому подготовка к новому противостоянию со странами Запада должна была включать создание принципиально новых для ВПК отраслей — в частности, танкостроения и самолетостроения. Поскольку война может оказаться чрезвычайно длительной и напряженной, поскольку она может на протяжении длительного времени ежедневно перемалывать массу современного оружия в металлолом, милитаризация промышленности должна быть столь масштабной, чтобы постоянно возобновлять утраченные в боях запасы вооружений. Для формирования ВПК, способного снабжать оружием армию для такой войны, нужны особо крупные государственные инвестиции. Неудивительно, что сталинизм, собиравший средства для этих инвестиций, практически выпотрошил советское крестьянство, доведя до голода миллионы людей в разных частях страны.

По всей стране строились предприятия, способные выпускать военную продукцию. Порой они имели двойное назначение. Советские школьники 1970‑х годов, изучая советскую индустриализацию, обнаруживали, например, как много тракторных заводов строилось в то время. Тракторы для сельского хозяйства действительно создавались. Но в то же время это были предприятия, способные выпускать танки, — фактически предприятия ВПК, «замаскированные» под сельхозмашиностроение.

Важной особенностью милитаризации XX века было то, что, начавшись однажды, она уже не могла остановиться, если, конечно, милитаризующаяся страна не отказывалась от своих геополитических амбиций. Вооружение постоянно требовалось обновлять. После Великой Отечественной пришлось создавать ракетостроение и производство атомного оружия. Постоянно совершенствовались модели самолетов. Формировался атомный военный флот, способный решать боевые задачи в любой точке Мирового океана. Вплоть до перестройки различные отрасли советской промышленности, работавшие для военных целей, потребляли огромные ресурсы и создавали все новые рабочие места для трудящихся. Возможно, поначалу советские индустриализаторы полагали, что со временем развитие промышленности будет все больше ориентировано на нужды людей, поскольку мир капитала погибнет и вооружений больше не понадобится. Однако мир капитала становился все крепче благодаря возможностям, создаваемым рыночной экономикой, и СССР перенапрягался в гонке вооружений, откладывая на потом удовлетворение потребностей всего многомиллионного населения.

Обычно мы рассматриваем проблемы обороноспособности и экономики отдельно друг от друга. В рассуждениях об укреплении военной мощи Советского Союза принято демонстрировать гордость за державу. В рассуждениях об эффективной экономике принято забывать о том, что ее значительная часть создавалась не для эффективности, а для гордости. Но сейчас нам придется рассматривать эти проблемы вместе, поскольку лишь так можно понять, какие проблемы встали перед реформаторами в тот момент, когда народ захотел гордиться не только военной мощью страны, но еще и возможностью приобретать продукты без очереди.

Не только масштабы ВПК, но и его география создавали серьезные проблемы. Немереные просторы России позволяли располагать новые секретные производства в самых отдаленных районах страны — в Сибири и на Крайнем Севере. С точки зрения обороноспособности это было вполне разумно. Предприятия оказывались вдали от вероятной линии фронта новой войны и не могли быть захвачены противником, как это произошло со многими советскими предприятиями во время Второй мировой. Их тогда пришлось спешно эвакуировать на восток и разворачивать там производство на голом месте. Теперь же предприятия сразу оказывались на севере и на востоке. К тому же в ряде случаев на предприятиях, заброшенных в малые, удаленные от цивилизации городки, легче было сохранять секретность. Однако жизнь в таких удаленных моногородах обходилась государству в копеечку, снабжение даже самыми элементарными продуктами осуществлялось издалека. Некоторые места снабжались только по морю в период, когда оно не покрыто льдом. Соответственно, возникала проблема так называемого северного завоза: если не отправить в городок продукты летом по морю, зимой придется возить самолетами и платить за них втридорога. И самое главное — закрыть такие предприятия невозможно даже в том случае, если государство захочет сократить военные расходы. Люди в отдаленных городках с промышленной моноструктурой не смогут найти иную работу: ее там просто не существует.

Если продукцию предприятия ВПК, расположенного в крупном городе, государство не захочет больше приобретать, ориентируясь на структурную перестройку экономики ради развития отраслей, которые производят продукты питания и одежду, бытовую технику и легковые автомобили, а также создание инфраструктуры отдыха и развлечений, его работники могут найти новую работу на других предприятиях или реконструировать свое собственное. Но если размеры предприятий ВПК огромны, подобные перемены не могут пройти безболезненно даже в крупных городах. А размеры советского ВПК и впрямь были огромны.

По некоторым приблизительным оценкам, СССР на оборонные цели пускал примерно половину своего валового продукта. Не стоит слишком большое внимание уделять таким оценкам, поскольку структура производства и советская статистика не позволяли четко отделить военное производство от гражданского (возьмем хотя бы описанный выше пример тракторостроения, являющегося одновременно танкостроением). Еще труднее отделить военное от гражданского, если мы рассматриваем отрасли, обеспечивающие ВПК сырьем, топливом и материалами. Сталинская индустриализация и развитие промышленности при Хрущеве и Брежневе предполагали большие инвестиции в развитие черной и цветной металлургии, в добычу угля и те направления машиностроения, которые снабжали ВПК комплектующими. Многие предприятия этого типа вполне могли развиваться не только в условиях административной, но и в условиях рыночной экономики. Например, металлургия стала важнейшей базой для формирования в пореформенный период «олигархического бизнеса». Но угольная промышленность вошла в тяжелейший кризис, поскольку к концу XX века сильно изменилась структура потребления энергии. Шахтеры стали в пореформенный период одной из самых бедствующих категорий трудящихся, тогда как в годы индустриализации они были очень нужны промышленности, которая быстро увеличивалась и потребляла все больше топлива. Подобные же проблемы испытывали многие работники машиностроения, связанного с ВПК: их продукция была столь специфична, что быстро приспособить свои навыки к мирной жизни они оказались не способны. И эти люди, со времен сталинской индустриализации гордившиеся тем, что куют щит родины, должны были при сокращении размеров «щита» оказаться не у дел.

В известной мере похожие проблемы возникали и на транспорте. Скажем, одной из самых масштабных строек брежневской эпохи была Байкало-Амурская магистраль (БАМ). Эта железная дорога строилась от Байкала до Амура в значительной степени ради военных целей, поскольку старая железная дорога, связывавшая европейскую часть страны с Дальним Востоком, шла близко к китайской границе, а Китай при Мао Цзэдуне стал одним из возможных военных противников Советского Союза.

Укрепление обороноспособности страны на Дальнем Востоке требовало новой системы коммуникаций, и на строительство БАМа пускались большие ресурсы. Предполагалось, что магистраль даст и экономический эффект, вовлекая в хозяйственную жизнь страны новые регионы, однако в реальной жизни все оказалось сложнее, чем на бумаге. Поэтому зона БАМа стала в конечном счете еще одним регионом, которому трудно было окупить себя в условиях рыночного хозяйства.

Административная хозяйственная система советской экономики, управлявшаяся не рыночными стимулами, а плановыми заданиями, возникла в первую очередь в связи с военными потребностями. Однако, укрепившись, она все больше стала существовать ради самой себя, а не ради потребителей. Многие «красные директора» были уверены в необходимости расширения своих предприятий. Подобная уверенность существует не только у «красных директоров», но и у многих менеджеров, работающих в условиях рынка, но там ограниченность рыночного спроса сковывает их амбиции.

Если нельзя продать больше продукции, то нельзя и расширить производство. В советской же экономике все было дефицитно, а потому расширение почти каждого производства представлялось необходимым. Если директора или министры были сильными лоббистами, они добывали у правительства средства для новых инвестиций и строили, строили, строили…

В результате возникало большое число предприятий, которые формально были нужны экономике, но из‑за каких-то «мелочей» оказывались лишними. Например, трудно было спорить с необходимостью производства большого числа станков для промышленности. Станкостроение стало одной из важнейших отраслей советской экономики. Однако число станков превышало число станочников, готовых на них работать. Рабочая сила тоже была дефицитной. Таким образом, без значительной финансовой поддержки государства этой отрасли трудно было существовать. В административной хозяйственной системе потребители могли брать новые станки про запас — в надежде на то, что станочники как-нибудь найдутся. Но в рыночной системе такой подход неэффективен. Похожая ситуация сложилась и в сельскохозяйственном машиностроении. Колхозы и совхозы, получавшие финансовую поддержку от государства, готовы были закупать много тракторов и комбайнов, благо старые часто ломались из‑за плохой эксплуатации (не все деревенские механизаторы заботились об их сохранности). Но если бы государство перевело сельское хозяйство на самоокупаемость, значительная часть продукции сельскохозяйственного машиностроения оказалась бы лишней.

В советской хозяйственной системе сложилось множество групп, заинтересованных в безграничном расширении промышленности. Министры, расширявшие число подведомственных предприятий, обретали большее влияние. Директора, получавшие дополнительные ресурсы, имели возможность решать с их помощью многие местные проблемы. Простые работники получали множество хорошо оплачиваемых рабочих мест, что приводило к активному переселению советских граждан из деревни в город. В хрущевские и брежневские времена вместе с расширением производств часто расширялась и социальная сфера — появлялись квартиры для трудящихся, школы и детские сады, кинотеатры, магазины с пусть ограниченным, но все же гарантированным запасом товаров.

Жизнь в городе и работа в промышленности давали больше комфорта и стабильности, чем жизнь на селе, где, как помнили многие люди, прошедшие через голод тридцатых годов и страшное военное (да и послевоенное) время, человек мог рассчитывать лишь на самого себя — на свой приусадебный участок, с которого ему приходилось кормиться.

В хрущевские и брежневские времена предпринимались попытки в плановом порядке усовершенствовать структуру экономики, то есть строить больше предприятий для производства предметов потребления, а не военной техники и всего, что с ней связано. Строились жилые дома, появлялась современная бытовая техника (телевизоры, холодильники, стиральные машины, пылесосы), разворачивалось изготовление народных легковых автомобилей, а обеспеченность населения одеждой и обувью была стопроцентной. Но в отсутствие рыночной экономики и международной конкуренции качество потребительских товаров оставалось низким.

В условиях рынка и советским швейникам, и советским автомобилестроителям (наряду с «пылесосостроителями») трудно было бы выдержать конкуренцию с импортными товарами. Поэтому их проблемы в пореформенные годы оказались, как ни странно, похожими на проблемы тех работников, чья продукция вообще оказалась рынку не нужна.