Альтернатива вторая. Перестраивание перестройки

Перестройка не была предопределена комплексом обстоятельств, сложившихся в середине 1980‑х годов. Конечно, рано или поздно советские элиты должны были начать поиск приемлемой модели своего существования, но если бы этот поиск не начал Горбачев, то, возможно, лет через тридцать — тридцать пять после его избрания генсеком народ все так же славил бы, стоя в длинных, унылых очередях, «мудрую миролюбивую политику нашего дорогого Михаила Сергеевича», как славил перед этим «мудрую миролюбивую политику нашего дорогого Леонида Ильича».

Скорее всего, очереди за это время удлинились бы, а структурные перекосы в экономике сильно увеличились. Нараставшая в предперестроечные времена гонка вооружений с Америкой еще сильнее подрывала возможности развития гражданского сектора народного хозяйства. А уменьшение нефтегазовых доходов в 1980–1990‑х снизило бы и без того невысокий уровень жизни советских людей. Но мы понимаем сегодня, что революции не происходят от низкого уровня жизни, что для социального взрыва должен сложиться целый комплекс обстоятельств и что правящие элиты при наличии эффективного репрессивного аппарата могут долго отказываться от поиска эффективного аппарата экономического. Более того, мы понимаем сегодня, что даже ослабевшая ядерная держава может продолжать жить рядом со значительно более успешными странами и те не станут предпринимать открытой агрессии, поскольку риски ее осуществления слишком велики. В общем, Советский Союз способен был еще долго длить свое существование без всяких попыток изменения экономической или политической системы. Снижение цен на нефть и повышение американских расходов на ведение каких-нибудь «звездных войн» всерьез повышали вероятность того, что советское руководство встрепенется и начнет искать новые пути, но вовсе не предопределяли такие радикальные перемены, какие осуществил Горбачев.

Перемены эти во многом вытекали из мировоззренческих особенностей поколения шестидесятников, сменивших у руля брежневское военное поколение. Шестидесятники не были реформаторами по определению и вполне могли бы сохранять старую систему, но они не вполне понимали, зачем она существует в таком диковатом виде. Ради чего надо затягивать пояса, если мы не строим коммунизм, не собираемся воевать со всем миром ради мировой революции и не чувствуем угрозы со стороны соседей, радостно согласившихся на мирное сосуществование? Как отмечал мудрый поэт-шестидесятник Булат Окуджава,

Шестидесятники плохо понимали, за что следует уважать свое советское «царство» в его текущем состоянии. Но они готовы были уважать Советский Союз, если бы его удалось привести в порядок в соответствии то ли со старыми ленинскими нормами, то ли с новыми гуманистическими ценностями, распространявшимися по всему миру в ХХ столетии. Таким образом, вероятность того, что шестидесятник у власти начнет поиск лучшей жизни, была велика. Хотя, окажись этот шестидесятник менее умным, образованным и энергичным человеком, чем Горбачев, советский народ мог бы еще долго ждать какой-нибудь перестройки.

Как мы видели, четкого плана у горбачевской перестройки не было. Стремясь к прогрессивным переменам, Горбачев мог зарулить в одну сторону, а мог — в другую. Это зависело уже не от тех установок, с которыми он начинал свое правление, а от целого комплекса обстоятельств: от настроя его соратников, от политической борьбы в верхах, от результатов предшествующего этапа правления и неудач уже осуществленных реформ, от международной обстановки, от того, как пробуждались народные массы в СССР и кто брал на себя руководство этим пробуждением. Деятельность Горбачева по мере осложнения ситуации все больше превращалась в политическое маневрирование, а не в конструктивную работу по совершенствованию социализма. И на каждом этапе этого маневрирования существовало множество развилок, способных завести страну в одну или другую сторону.

Экономические реформы можно было заморозить, как косыгинские, а не углублять, разрабатывая рыночные проекты преобразований. Консерваторы могли, воспользовавшись каким-нибудь случаем, снять с должности генсека Горбачева, как в свое время сняли Хрущева, а не уходить поодиночке с ключевых политических постов под давлением маневрировавшего Михаила Сергеевича. Августовский путч 1991 года мог вообще не состояться, если бы не активность главы КГБ Владимира Крючкова, а мог завершиться победой путчистов, если бы не миролюбивая позиция министра обороны Дмитрия Язова, отказавшегося устраивать кровавую баню в центре Москвы. Наконец, Советский Союз мог не развалиться по итогам поражения путчистов, а сохраниться в той или иной форме. В общем, возможных вариантов развития событий было чрезвычайно много, и наш нынешний исторический путь стал следствием как давления объективных обстоятельств, так и сочетания множества случайностей.