ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
На тюремную камеру комната, где держали биохимика, никак не походила.
Тут поставили кровать (ничего особенного, видимо, трудно придумать иное устройство для лежания), столик и два стула. Продукты, вода… разве что упаковка воды смущала – стеклянные банки, а не пластиковые бутылки.
Нечто, напоминающее массивный металлический стул с коробом внизу, явно было компактным унитазом. От него пахло – к счастью, не дерьмом, а какой-то химией.
– В вашей культуре существует понятие двойника? – спросил Джагерд.
Сейчас он выглядел спокойным, хотя, судя по кровоподтеку под глазом, и впрямь пытался драться со стражей. Одет тэни был в мешковатый серый балахон.
Его одежду отдали мне: рубашку с несколькими застежками у ворота, как у поло, но с длинными рукавами, и штаны, о которых нельзя было сказать ничего хорошего и ничего плохого. Просто штаны. Ботинки мне тоже достались от Джагерда: с толстой подошвой, из черной лакированной кожи, с двумя эластичными петлями-застежками вместо шнурков.
– Оборотня? – уточнил я.
Джагерд качнул головой. Я уже понял, что язык тэни, на котором мы сейчас говорили, несет в себе куда больше отличий от человеческого, чем внешний облик.
Он был очень точный.
И манера разговаривать у тэни тоже не допускала вольностей со словами.
– Оборотень – это мифическое существо, способное принять облик животного, – сказал он. – Возможно, для вас мы – животные. Но я говорю о двойниках. О людях, способных становиться точными копиями других людей.
– Да, такое у нас есть, – сказал я. – Не на самом деле, конечно! В культуре.
– Это положительные персонажи?
Я подумал.
– Нет. Наверное, нет.
Джагерд удовлетворенно прищелкнул языком.
– У нас тоже. Человек, способный принять чужой облик, – вор. Он похищает твою судьбу, твое место в мире.
Вор, пожалуй, было самым грубым словом в их языке. Оскорблением, почти проклятием.
– Я ненадолго, – заверил я. – Верну то, что вы у нас украли. И приму свой облик. Поверьте, мне он больше нравится.
Джагерд резко качнул головой вправо. Это был жест отрицания.
– Мы ничего у вас не крали. Если ты говоришь о кристаллах, так это вы их воруете.
Я вовсе не собирался его переспорить или что-то доказать. Вряд ли это возможно. А вот поговорить, запомнить манеру общаться и реагировать было важно.
– Мы не воруем. Инсеки заключили с вами торговое соглашение. Вы продаете кристаллы, получаете за них хорошие вещи. Инсеки не вмешиваются в вашу жизнь. С Прежними у вас был точно такой же договор.
– Раньше мы не знали, что такое кристаллы, – возразил Джагерд. – Мы думали, они имеют энергетическую или биохимическую ценность. А это информационный пакет.
– И что с того?
– Теперь мы знаем про сущности.
– Смыслы? – уточнил я.
– Мы говорим «сущности». – Джагерд сердито уставился на меня.
– Давай пообщаемся? – предложил я. – Начистоту. Ты расскажешь, как вы понимаете ситуацию. Я расскажу, как все выглядит с нашей стороны. Может быть, если мы определим позиции, то сможем достичь компромисса?
Тэни выглядел удивленным. Но, пожалуй, еще и заинтересованным. Теперь я ловил его мимику: движения бровей, губ, лицевых мышц.
– Мы можем сделать попытку, – решил он. – Скорее всего, твой фальшивый облик заставляет меня испытывать ложные надежды. Но все имеет обратную сторону. Приняв мой облик, ты тоже должен лучше меня понимать.
– Сделка, – сказал я, прикладывая ладонь ко лбу. Тэни повел головой, подтверждая. Тоже приложил руку ко лбу – непременный жест честной сделки. Сказал:
– Прежние завоевали нашу планету много лет назад. Они безжалостны, их солдаты чем-то походили на вас, но были даже страшнее. Но мы поняли: их что-то сдерживает. Какие-то законы или обычаи не позволяли бесконтрольно уничтожать нас. Мы пошли на переговоры. Выяснили, что их интересует лишь сбор кристаллов, которые будут появляться в людных местах. К тому же они были готовы платить за кристаллы. Это сделка, заключенная под давлением, но на приемлемых условиях. Мы согласились. Появились Лавки со странными Продавцами. Кристаллы возникали повсюду, многие из низших слоев общества занялись их сбором, некоторые разбогатели. Экономика даже испытала подъем. Мы жили так больше века. Потом пришли вы, мы воевали, но в итоге все снова кончилось сделкой. Даже на лучших условиях, многие были довольны. И лишь потом мы поняли, что в обоих сделках есть подвох.
– Какой?
– Наше развитие замедлилось. – Джагерд вскинул руки перед собой, что было аналогом пожатия плечами. – Мы строили дороги и города, развивали искусство и науки. Но почему-то все наше развитие стало количественным. Исчезли рывки, исчезли качественные изменения, исчезли прорывы в науке и технике. Было написано много хороших книг, но ни одной великой. Появились новые симфонии, но все они уступали старым. Будто мы разучились создавать сущности. Понимаешь?
Я кивнул:
– Мы называем это «смыслами». Но да, понимаю.
– Даже понимание того, в чем причина беды, далось нелегко, – продолжил Джагерд. – Хотя все было открыто и доступно для осмысления. Кристаллы… они образуются в тот миг, когда человек испытывает душевный подъем, острые эмоции. Радость открытия, творческое любопытство, вдумчивое планирование, безумная любовь – все это возникает в человеке… и превращается в кристалл. Излучение, взаимодействующее с мозгом и порождающее кристаллы, идет откуда-то сверху.
– Это космические корабли, – сказал я. – Искусственные спутники планеты. Они облучают ваш мир.
– Мы их так и не создали, – вздохнул Джагерд. – Мы поняли, что у нас воруют сущности, не дают им родиться и вырасти в нашем мире. Нас лишают открытий в науке и роста нашего духа. Мы жертвы воровства. У нас украли будущее.
Я качнул головой влево.
– Да. Это так. Но мы не Прежние и не Инсеки. Мы служим им, но наш мир находится в таком же положении.
– Тогда ты должен нас понимать, – спокойно сказал Джагерд. – Нам не нравится происходящее. И Прежние обворовывали нас, и Инсеки. Но при Прежних новые сущности иногда все же возникали. После прихода Инсеков они исчезли полностью.
Вот это номер!
Я недоверчиво смотрел на Джагерда. Тот, похоже, уловил мое удивление.
– Ты этого не знал, – сказал он.
– Уверен? – спросил я.
– Мы долго изучали вопрос. Да, я уверен. Это само по себе – важная сущность, которую наш обворованный мир создал с большим трудом. А как у вас? Вы служите Инсекам?
– Когда-то Прежним, – признался я. В конце концов, мне никто не запрещал сказать Джагерду часть правды. – Теперь Инсекам. Те, кто сильнее, борются за владение чужими мирами, чтобы собирать их смыслы… сущности.
– При ком из них ваш мир развивался?
Я молчал.
Да, конечно. При Прежних, безжалостных и надменных, наш мир развивался куда быстрее, чем при Инсеках. Прежние вообще не забирали «смыслы», не было в нашей истории никаких загадочных кристаллов, или же они делали это как-то иначе. Я думал, что причина в том, что Земля – родина Прежних.
Но так ли это?
Или в методике «сбора смыслов» есть разница? Прежние оставляют часть жителям захваченного мира, Инсеки выгребают все подчистую?
Тогда вопрос, кто из них лучше, снова встает во весь рост…
– Я заставил тебя задуматься, – сказал Джагерд с гордостью. – Я доволен. Понимаю, ты пришел ко мне, чтобы наблюдать. Изучать мою манеру речи и движения. Что ж, тут я мало что могу сделать. Но ты задумался. Это уже хорошо.
– Мне нравится думать, – зло ответил я. – С детства такая привычка.
– Больше ничего полезного я тебе не скажу, – продолжил Джагерд. – Твои друзья допрашивали меня несколько дней, они делали мне инъекции, и я говорил все, даже те вещи, которые не сказал бы жене или матери. Я создал сущность, может быть, не очень великую, но все же… я разработал метод перевода кристаллов в иную форму. Наверное, если развивать метод дальше, можно полноценно забирать информацию из кристаллов. Возвращать украденное! Со мной связались, предложили хорошую плату за участие в эксперименте. Я понял, что речь идет о каком-то особом кристалле, содержащем очень, очень важную сущность. Я согласился бы и за ничтожную плату. Я даже согласился бы бесплатно. Это эксперимент и это восстановление справедливости. Все! Я не знаю, кто и где меня ждет. Я не знаю, о каком кристалле идет речь. Все, мне известное, я сказал.
Мы молчали, глядя друг на друга. Я понимал, что Джагерд напуган и в то же время полон решимости. И он действительно говорил мне правду, язык тэни вообще хреново годится для лжи.
– Ты прав, Джагерд, – признал я. – И мне симпатично твое желание восстановить справедливость. Но беда в том, что Инсеки не позволят вам узнать важные сущности. И Прежние бы не позволили. Ты прав: им запрещено уничтожать целые планеты. Но они сумеют доставить вам много, очень много неприятностей. Вам станет не до новых сущностей. Вы будете заняты тем, чтобы выжить.
Лицо Джагерда даже не дрогнуло.
– И что с того? Любой риск в пути лучше, чем топтание на одном месте.
Удивительно, а ведь у этого народа торгашей стальные яйца!
Хотя чему я удивляюсь?
Это в наши дни торговец занят тем, что покупает дешевле, а продает дороже. А всю человеческую историю торговцы отправлялись в самые дикие места, торговали с дикарями, страдали неведомыми болезнями, плавали на утлых суденышках и пересекали пустыни. Они были и дипломатами, и разведчиками, и солдатами, и переводчиками, и картографами, и натуралистами. Да иной солдат за всю жизнь не испытывал столько опасностей, сколько выпадало торговцу, отправившемуся на другой континент за перцем и корицей!
– Твоя внешность, когда ты еще был собой… – спросил вдруг Джагерд. – Это исходная форма вашего народа?
– Вроде того. Мы довольно похожи.
– Значит, ты молод? – Джагерд прищурился. – Молод, но уже прошел долгий путь и принимал нелегкие решения… Ты знаешь, чего требует настоящий риск?
Я молчал.
– Крови, – сказал Джагерд. – Все и всегда приводит к крови.
– Можешь мне не верить, – буркнул я. – Но я понимаю тебя, Джагерд. И желаю тебе и твоему народу лишь самого хорошего.
– Я поверю тебе, – ответил биохимик. – Я не желаю ничего хорошего ни тебе, ни твоему народу. Но вынужден сотрудничать.
Я хотел понимающе кивнуть, но вместо этого прицокнул языком.
– Оставайся во здравии и порядке, – сказал я и вышел из комнаты.
– Прощай, – произнес Джагерд вслед. – Этот разговор – не лучшая сделка с моей стороны. Но даже плохая сделка лучше никакой.
* * *
Мар ждала меня за обеденным столом. Все уже убрали, остался только кофейник и вазочка с печеньем. Ни стражи, ни жницы здесь не было. На одном из стульев лежал мой многострадальный плащ, обшитый по рукавам и подолу ярко-оранжевой узорчатой тесьмой.
Это у них такая мода? Ужас…
– Не лучший разговор, – заметила Мар. – Но даже плохой разговор лучше, чем никакой.
Я даже и не сомневался, что она внимательно слушала, а скорее всего, и наблюдала за моим общением с биохимиком.
– Он говорил довольно откровенно, – сказал я.
– Как и ты.
– Иначе не завоевать доверие, – я поднял руки, в очередной раз вздрогнул, увидев четыре пальца. Казалось бы, зачем человеку мизинцы? А вот исчезли – и не по себе. Наверное, добавочный шестой палец я пережил бы легче. – Про замедление развития – это правда?
– Ты же только что с Земли, – фыркнула Мар.
– Думал, мы временно тормозим…
– Это сделано не нарочно, – убежденно сказала Мар. – Полагаю, что не нарочно. Но это побочный эффект отбора смыслов, который устраивает и Прежних, и Инсеков. Конкуренты растут медленнее… Что скажешь о своем прототипе?
– Вряд ли он врет, – решил я. – Он не знает, кто похитил кристалл, как это смогли сделать и зачем. И даже не понимает до конца, как его открытие можно реализовать.
– Джагерд гений, – сказала Мар. – Что особенно важно, он холодный и рассудочный гений. Именно это позволило ему совершить прорыв в науке, не потеряв его. Если бы он ощутил восторг или страх, додумавшись, как переводить информацию из кристаллов в доступную форму, – рядом упал бы еще один кристалл. А он забыл бы то, что придумал.
– Может, он просто тупой? – предположил я.
Мар удивленно глянула на меня.
– Бывает такое, – объяснил я. – Человек в какой-то области и впрямь гений. Ну, или ему повезло сделать какое-нибудь открытие. Он даже не понял, что именно придумал! Потому и никакого восторга не было.
– Может быть, – согласилась Мар. – Но это частности. Главное – ты знаешь точку и время завтрашней встречи. Ты вполне сойдешь за Джагерда, пока дело не дойдет до его профессии. Но к этому моменту мы прибудем на помощь.
– Хорошо, – сказал я.
– Сейчас ты отправишься домой к Джагерду. Он женат, у него двое детей. Живет в частном доме. В общем-то ничего сильно отличающегося от земной жизни ты не увидишь.
– Все разумные виды настолько похожи на людей? – спросил я то, что меня волновало уже некоторое время.
Мар покачала головой.
– Нет, конечно. Еще насмотришься. Ты морф, тебя будут швырять на самые разные планеты. Летающих форм немного, но, может быть, ты и их осилишь. Все остальное, построенное из белка, тебе точно доступно. Тэни еще будешь вспоминать, как друзей по детскому садику.
В голосе у нее было столько убежденности, что я сразу поверил.
Это что же, теперь мое будущее?
Навсегда?
Меня станут отправлять через экраны по всей Галактике. Я буду притворяться серыми, синими, розовыми человечками. Мужчинами и женщинами. А потом и не человечками. У меня отрастут не дополнительные соски, а щупальца и жвалы. Кожа превратится в чешую, а чешуя – в мех или перья. Мне придется заниматься сексом с чудовищами из ночных кошмаров, а потом их убивать. Я буду охотиться на летучих мышей и строить хижины из помета гигантских черепах.
У меня хорошее воображение, когда становится по-настоящему страшно!
Где-то там, на Земле, мама и папа будут тосковать по мне и воспитывать Наську. Потом они умрут, Наська вырастет и забудет, как кошмарный сон, детство в Гнезде. А Дарина все так же будет учить куколок стрелять и сражаться. Потом ей все надоест, и она пройдет мутацию в хранителя.
А я буду где-нибудь на ветке, в гнезде, высиживать яйца, потому что требуется похитить смысл у больших разумных дятлов!
Я захихикал мерзким, противным голосом биохимика Джагерда.
– Думаешь о будущем? – спросила Мар холодно.
– Да.
– Не стоит. Вредно. Думай о прошлом, думай о долге. Повтори действия, которые ты сейчас совершишь.
Я глубоко вдохнул.
– Когда ты отдашь приказ, я выйду через вон ту дверь.
– Как открываются двери?
– Как на Земле. Все двери открываются от себя, исключений нет. Замки традиционно механические, связка ключей – символ статуса, первый ключ вручается ребенку, когда он начинает говорить.
Я похлопал себя по карману, там звякнуло. Связка была здоровенная, тэни таскали с собой изрядный груз, несмотря на то что ключи делались из легкого металла, кажется, титана.
– Я окажусь в редко посещаемой складской зоне грузового порта. Все склады по данной линии арендованы на длительный срок нами через подставные компании. Я выйду за территорию, она охраняется, но выход из складской зоны свободен, воровство – слишком аморальный проступок. В двухстах метрах направо от выхода будет остановка городского транспорта.
– Какой транспорт ты ждешь?
– Это что-то вроде автобуса, – сказал я. – Он разделен на взрослую и детскую зоны. Водитель в кабине, вынесенной на крышу. Мне нужен автобус с надписью «Ухол», это конечная. Я сажусь на одиночное сиденье. Оплата за проезд списывается с чекера.
– Что такое чекер?
– Механическая кредитка. – Из другого кармана я достал странный механизм, похожий на карманные часы. На нем даже были стрелки и цифры. А еще – фигурный вырез вместо заводной головки. – Прижимаю порт к датчику кассы, устройство фиксирует мой банковский код и вводит данные в механизм. Каждый чекер надо раз в три дня сверять с банковским терминалом, чтобы зафиксировать расходы и доходы… Мар, у них что, нет электроники?
– Практически нет. Зато механику они развили до немыслимой степени.
– Как же так?
Мар посмотрела на меня как на идиота.
– Планета двести лет под сбором смыслов. Совершенствовать имеющееся гораздо проще, чем открыть новое.
– А. – Я спрятал чекер в карман. – Ну да. Я доезжаю до остановки «Ухол-два». Названия объявляет водитель, также они дублируются на перекидном указателе внутри автобуса. От остановки я иду по улице, лежащей перпендикулярно трассе. Мой дом… то есть дом Джагерда носит название «Красная волна». Что это значит?
– Не в курсе, – Мар нахмурилась. – Считаешь, что это важно?
– Нет… Я вхожу в дом, забираю саквояж с вещами. Его собрала жена и должна была оставить у дверей. Ни ее, ни детей дома не будет, они в отъезде. Я сажусь на автобус в обратном направлении и еду до остановки «Клинг». На остановке жду. Ко мне кто-то подойдет. Все.
– Верно, – сказала комендант. – Если жена или дети все же окажутся дома и поймут, что ты не Джагерд, побеспокойся, чтобы они не помешали.
– Как? – спросил я настороженно.
Мар вздохнула:
– Как угодно. Свяжи и запри в чулане, например. Это не важно.
– А что важно?
– Важно выполнить задание и найти кристалл! – с напором сказала Мар. – Ты – моя последняя надежда, понимаешь? Я в тебя верю.
Она что, серьезно?
Вначале потеряла ценнейший кристалл, потом угробила двух разведчиков-морфов.
А теперь «последняя надежда», «верю»!
Но я кивнул и сказал с уверенностью, которой не испытывал:
– Все будет хорошо.
Глава вторая
У лысеющего биохимика была красивая жена.
…Нет, слава всем богам и пришельцам, ее не оказалось дома! Ни ее, ни детей Джагерда. Наверное, я смог бы с ними поговорить достаточно убедительно, чтобы не пришлось никого связывать и запирать в чулане. Но очень уж этого не хотелось – орущая инопланетная женщина, истерящие инопланетные дети… бр-р!
К моменту, когда я добрался до коттеджа под названием «Красная волна», с меня семь потов сошло, а нервы были на пределе.
Я же ехал по инопланетному городу, живущему своей инопланетной жизнью! Нет, если глянуть быстро и не всматриваясь, то можно было бы даже не найти отличий. В голубом небе светило желтое солнце, здания напоминали ту унылую урбанину, что понастроили в Москве, да и по всему миру, перед Переменой. В портовой зоне вообще все выглядело так функционально, что этим могли пользоваться хоть люди, хоть тэни, хоть Инсеки. Дороги покрыты или шестиугольной плиткой, или чем-то вроде бетона. На улицах машины, на тротуарах люди. Есть деревья, похожие на наши хвойные, летают какие-то птички (хотя, кажется, они покрыты не перьями, а какими-то нитями, вроде меха или волос).
А вот если вглядеться…
К внешности тэни я привык почти мгновенно. К одежде – нет. Несмотря на теплую погоду (видимо, стояло лето), большинство носило плащи или накидки, разукрашенные яркими узорами. Сама одежда однотонная, большей частью темная, плащи – яркие. Даже дети бегали в плащах! И это при чистом небе, без намека на облачка. Я порылся в памяти – влитые в меня данные о культуре тэни всплывали с некоторым усилием. Увы, никакого намека на неожиданно начинающиеся дожди, на какую-нибудь религиозную или символическую важность плащей не оказалось.
Зато никто не носил ни шляпы, ни кепки, вообще никаких головных уборов или украшений. Стрижки короткие, волосы у всех светлые, до белизны, как у альбиносов, любой земной блондин тут показался бы брюнетом.
Легковые машины имели три колеса, два спереди и одно, более широкое, сзади. Я попытался представить себе логику такого решения и не смог. Рулить же сложно, устойчивость ниже!
У автобуса, впрочем, колес было шесть. Может быть, какая-то символическая важность числа три? Если уж они едят с треугольных тарелок… блин, это ж неудобно делать! Посуда на Земле круглая, потому что вся она изначально родом с гончарных кругов…
А еще я вздрагивал каждый раз, когда видел местных женщин. Прически у них тоже были короткие, да и одежда походила на мужскую, никаких платьев и юбок я не заметил. Но вот кое-что другое било по мозгам…
Я стоял в просторной прихожей (мой ключ подошел, в доме никого не было) и смотрел на крупную фотографию, висящую на стене напротив входа.
В центре был Джагерд. Довольный, лоснящийся, лыбящийся в камеру. Улыбка, как ни странно, у них почти человеческая. Судя по расположению фигур и хозяйскому жесту, которым он обнимал супругу, в обществе тэни действительно царил патриархат.
Жена Джагерда, впрочем, не выглядела забитой или недовольной. Скорее – гордящейся мужем, детьми, домом (фотографировались они на маленькой лужайке перед коттеджем). Красивая женщина, нежно-розовая кожа у нее выглядела уместно и привлекательно, а пепельно-серые волосы в крошечных кудряшках казались затейливой прической.
Но был момент, который я не осознал еще на Саельме, первый раз увидев изображение тэни.
Конечно же, не только у мужчин здесь было четыре соска!
У женщин – тоже. Причем груди имелись в комплекте, все полноценного размера.
А еще женщины тэни не скрывали две верхние груди. Декольте открывало и большую часть нижних, но верхняя пара вообще была открыта!
И дело не в том, что фотография интимная или Джагерд – психованный извращенец. На улицах было то же самое! Маленькие девочки груди закрывали, но, как только они начинали расти, – девушки с гордостью выставляли их напоказ! По улицам дефилировали девушки и женщины, демонстрирующие себя всем желающим!
Может, у них женская грудь не является сексуальным объектом?
Ага, верхняя не является, а нижняя очень даже…
Да и судя по взглядам мужчин на улицах, они с большим интересом рассматривали прелести встречных дам.
– Извращенцы, – сказал я растерянно. Кажется, даже по-русски сказал, в языке тэни столь широкого термина не нашлось. Были другие, уточняющие, какая именно извращенность имелась в виду, но демонстрация женщинами верхней пары грудей ничем предосудительным не считалась.
Ну, с другой стороны, везде свои обычаи. Ходят же какие-то племена на Земле голыми, есть те, где мужчины без штанов, а есть те, где женщины грудь не скрывают…
Наверное, меня поразило сочетание развитой цивилизации (если не считать отставания в электронике, тэни были развиты ничуть не хуже людей), общего сходства с нами – и такой вот дикарской наготы.
Дети на фотографии выглядели совсем обычно, вообще не отличались от человеческих. Видно было, что им лень позировать и хочется заняться своими делами…
Вздохнув, я прошелся по коттеджу. Любопытно все-таки! В общей комнате, где почетное место телевизора занимал огромный радиоприемник довольно прикольного дизайна, обнаружился маленький аквариум с яркими рыбками. Рыбки стали кружиться у стекла, требуя корма, и я их покормил из баночки какими-то сухими хлопьями.
Не, ну живет себе семья и живет. Вон мяч валяется, дети в свой местный футбол играют… память тут же подсказала мне ближайший аналог. Да, что-то вроде американского футбола, жесткого и быстрого.
На стене висели часы – массивные, с круглым циферблатом (тэни любили угловатые формы, но, видимо, время все разумные виды ассоциируют с кругом) и ажурным блестящим маятником. Некоторые технические решения так просты, что одинаковы везде. Часы шли, три стрелки застыли на циферблате, одна двигалась. Удивительно, но ни тиканья, ни иного звука механизм не издавал. В механике тэни были искусными мастерами.
А вот на столике местная газета. Страницы черно-белые, но есть вкладка с цветными фотографиями. На одной – здоровенный дирижабль, похожий на те, что летают лишь в японском аниме. В дирижабль грузились пассажиры.
Нормальный в целом мир.
Психованные лавли мне куда меньше понравились.
Ладно, вернется Джагерд домой, живой и здоровый, пусть и обиженный на нас и Инсеков… Будет вечерами слушать с семьей радиопостановки и музыку. А может, и до телевизора додумаются, тут уже немного осталось-то.
Я открыл стоявший у дверей саквояж, внутри которого обнаружились смена белья, косметика, какая-то книжка, свитер грубой домашней вязки и шлепанцы.
Натуральные такие шлепанцы, в которых на Земле деды ходят…
А еще там лежали куклы, связанные из шерстяной пряжи. Одна изображала мальчика, другая девочку. Лица были вывязаны так аккуратно и тщательно, что можно было разобрать и все черты, и даже проказливое выражение. Я посмотрел еще раз на фото – сходство с детьми Джагерда явное.
Как мило! Жена положила ему с собой куклы, изображающие детей…
Я нахмурился.
Что-то меня царапнуло в этих куклах.
Какое-то знание, вроде бы ненужное, но все-таки вложенное в меня Фортом.
«Форт? Что значат эти куклы?»
Сейчас я ощущал связь с Фортом. Всю дорогу от тайного укрытия к дому Джагерда. Значит, машина или летательный аппарат с ретранслятором следовали за мной на максимально безопасном удалении.
Форт не ответил. Точнее, отозвался какой-то глухой волной досады, печали и… и стыда?
«Форт?»
Я получил не ответ, но что-то вроде намека, куда двигаться.
Держа в одной руке саквояж, а в другой кукол, я вернулся в прихожую. Подошел к фотографии. Она висела над низким комодом, на котором лежали четыре семиугольные красные салфетки.
Плохо. Плохо! Семь у них – плохое число, красный – цвет печали.
Четыре салфетки.
Что на них было?
По числу жителей дома?
Четыре куклы?
Я заглянул за комод – и совершенно не удивился, обнаружив там еще две. Эти были явно старыми. Скорее всего, они изображали Джагерда в детстве (уже тогда полноватый) и его жену.
«Кукла памяти», – всплыло у меня в голове.
Ну да. Когда ребенок вступает в возраст взросления (что-то около семи лет), он вместе с родителями делает символизирующую себя куклу. Это талисман, он несет много функций. Его место в доме.
С собой его берут лишь тогда, когда изображенный человек умирает или когда не надеются вернуться. В него вплетена прядь волос, на одной из нитей капля крови, на другой слеза…
Дети Джагерда мертвы?
Но ведь Мар сказала, что его семья в отъезде!
Я метнулся в одну комнату, в другую, в третью. Вбежал на второй этаж, тут были три спальни – Джагерда, его жены и детей.
Зачем жена Джагерда, собирая его вещи, положила куклы памяти?
Потому, что его дети были мертвы, он про это не знал, а она уже знала?
Потому, что хотела предупредить?
Мар сказала, что они в отъезде!
Свяжи и запри в чулане…
Чулан здесь тоже был. Небольшой и захламленный, как положено чулану.
Там я и нашел жену Джагерда, чье имя мне даже не удосужились сообщить. И их детей.
Руки и ноги у них были связаны, а на горле у каждого – крошечная царапина. Женщина лежала поверх детских тел, выгнувшись то ли в судороге, то ли в попытке обнять их. Видимо, ее убили последней.
Заставили собрать саквояж с вещами. И она собрала, понимая, что дети уже мертвы. И положила куклы памяти в надежде, что враг не знает их смысла.
Свяжи и запри в чулане…
Мар знала, что они мертвы. Но чтобы у меня и мысли такой не возникло, дала совет на случай их возвращения… при этом неосторожно проговорившись, где искать.
Меня стало подташнивать. Я постоял, глубоко вдыхая. Потом все же присел и тщательно проверил пульс.
Мертвы. Нейротоксин убивает почти мгновенно.
У жниц ядовитых желез нет. Стража, нанося удар, оставила бы сильный разрез. А вот у хранителя маленькие, но ядовитые когти, скрытые в почти человеческих пальцах.
Прощай. Этот разговор – не лучшая сделка с моей стороны. Но даже плохая сделка лучше никакой…
Он понимал, что его убьют. И что семья мертва, скорее всего, догадывался.
Мне хотелось закрыть дверь и быстрее уйти.
Но я перевернул жену Джагерда на спину, а детей положил рядом, чтобы она обнимала их мертвыми руками. Детям было лет по десять, то ли погодки, то ли вообще близнецы. Может, у них часто рождаются двойняшки и тройни, потому и эволюция сохранила женщинам четыре молочные железы? Я порылся в памяти, чтобы хоть как-то отвлечься, и понял, что прав.
Впрочем, мне не хотелось больше думать об этом, разбираться в структуре общества у тэни, и даже причины женских вольностей в одежде стали неинтересны. Выйдя из тайного укрытия, я ведь ощущал легкий восторг от своей роли разведчика и любопытство к огромному чужому миру вокруг… сейчас все это исчезло бесследно. Почему они поголовно носят плащи и не носят шляпы, на каком двигателе работают автобусы и машины, верят ли в Бога, как летают исполинские дирижабли, какова мораль в культуре, построенной на честности сделок…
Все стало вдруг совершенно глупым и ненужным рядом с мертвой семьей гуманоида, ухитрившегося найти сущность в мире, ограбленном вначале Прежними, а теперь Инсеками.
На планете Шогар обитали лавли, сумасшедшие и кровожадные твари, которые когда-то мечтали изучать Вселенную и строили чудесные города.
На планете Трисгард сумасшедшими и кровожадными тварями были мы, люди. Пускай даже Измененные.
Я сел на ступеньках лестницы со второго этажа, спиной к чулану. И заплакал. Слезы у тэни были совсем как у людей, соленые и горькие. Я не знал, о ком или о чем плачу. О женщине и детях, которых никогда не видел живыми? О Джагерде, которому хватило ума создать сущность и мужества говорить со мной… нет, не просто говорить.
– Сделка принята, Джагерд, – сказал я в пустоту.
Я плакал не об этой планете и не об этих… да к черту обтекаемые формулировки, об этих людях. Я плакал о Земле, которая обречена на ту же судьбу. И даже если Прежние вернут себе контроль, мы все равно продолжим платить дань. Не смыслами, так пушечным мясом.
Я плакал о себе. Мне не вернуться на мою растерзанную Землю, не обнять Дарину, не увидеть родителей, не сесть с друзьями за столик в «Рэдке». Еще вчера я утешал себя тем, что у меня появилась новая семья – Измененные, что, как бы там ни было, судьба наемника честнее рабства, что я играю на той стороне, которая немножко лучше…
Теперь я знал, что это не так.
Как говорил поэтический бомж? Про договор зверей разной окраски?
Он был прав.
Хорошо ему, в вечно-пьяном добродушном веселье кочующему от памятника к памятнику, чокающемуся пластиковым стаканчиком с гранитными постаментами и декламирующему стихи… А я и стихов-то толком не помню, только те, что в школе учил, а в них уже нет никакого смысла.
Единственное, что всплывает в памяти, – строки той девчонки с тусы… Я закрыл глаза и прочитал:
– Пойманные капканом созвездий,
В поисках предназначения,
Мы ожидаем от неба известий,
Выхода из заточения.
Ждем, повторяя слова и числа,
В лицах читая знаки, —
Поколение, не знавшее смысла,
Запертое в саркофаге…
Тишина расступилась на миг и снова наполнила дом. Я поднялся и вышел из коттеджа, в который никогда не вернусь.
Передо мной лежал мир, где все было чужим. Даже свои.
Но где-то в нем спрятан прозрачный кристалл, хранящий очень важную сущность – такую, за которую уничтожают планеты и готовы рискнуть отношениями с Высшими.
И значит, я должен его найти.
На остановке ждали две молодые женщины-тэни. Одна приветливо посмотрела на меня – возможно, они с Джагердом знакомы? Я слегка приподнял левую руку в вежливом приветствии, уместном практически в любой ситуации. Женщина махнула рукой в ответ.
Автобус подошел минут через пять. Узкий, высокий, с горбиком кабины водителя впереди. Для взрослых предназначалась передняя дверь, детский сектор автобуса отличался меньшими сиденьями и, кажется, повышенной безопасностью при авариях. Тэни любили своих детей… Войдя, я оплатил проезд чекером (механизм слегка зажужжал в моей руке, списывая деньги), сел на одиночное место.
Плавно и почти беззвучно автобус двинулся. Только позади, за перегородкой, галдели дети. Я сидел, держа на коленях саквояж и тупо глядя сквозь стекло.
Что же мне делать? Что?
Остановка с названием «Клинг», что на русский можно было перевести как «тенистая роща у водопада», оказалась в центре жилого района, застроенного домами в семь-восемь этажей в высоту. Кажется, даже панельными… где-нибудь на окраине Москвы район вписался бы как свой.
Никаких рощ и водопадов тут не наблюдалось.
И на остановке никого не было.
Я вышел, остановился, озираясь. Сесть на скамеечку и ждать? Наверное…
Из задней двери автобуса вдруг выскользнул подросток лет четырнадцати. Шагнул ко мне, схватил за руку.
– Джагерд?
– Да…
– Идем!
И потащил меня обратно к двери. Ну да, с детьми взрослым можно садиться и туда…
Мы вошли обратно, и автобус двинулся. Я обвел взглядом десяток подростков и пару взрослых с малышами, сидящих в заднем отсеке. Спросил:
– И что?
– Выходи на следующей, – сказал подросток. Развел руками. – Все!
– Много заплатили? – спросил я.
– Нормально, – паренек приподнял ногу, продемонстрировав мне обувь: новенькие, высокие ярко-синие ботинки. – Зацени!
– Повезло, – согласился я.
Подросток с любопытством глянул на меня и пошел к свободному сиденью.
Я остался у дверей. Мысленно потянулся к Форту. Получил ответ – за мной наблюдали, все в порядке, все ожидаемо…
Ну понятно, сейчас меня станут передавать из рук в руки. Может быть, этих рук будут десятки, и каждый встретившийся знает лишь одну-единственную часть маршрута.
А откуда-то со стороны станут проверять, нет ли слежки.
Я подумал, что это очень хорошая попытка.
Но изначально обреченная для цивилизации, у которой нет современной электроники и которая не представляет себе, что такое Форт и мысленная связь между ним и Измененными.
Хотя моя жизнь наверняка зависела от того, будет ли Мар отслеживать мое передвижение, я понял, что болею за тэни. Когда сам слаб, естественно переживать за слабых.
На следующей остановке проходившая мимо женщина велела мне перейти на другую остановку и сесть в следующий автобус.
На нем я доехал до окраины, где располагался огромный торговый центр. Жутко интересно на самом деле было бы побродить по нему, посмотреть на магазины – что тут едят, что носят, какие украшения и какие гаджеты покупают.
Но уже на входе несколько встречных людей, нагруженных пакетами, поочередно направляли меня в разные стороны. В какой-то момент рядом со мной оказалась пожилая тэни, цепко взявшая меня за локоть и запихнувшая в подсобку.
Я не сопротивлялся, конечно.
В подсобке ждали трое крепких мужчин, а на полу стояла здоровенная коробка с изображением огромного радиоприемника и надписью: «Теперь и пентафония, и ультракороткие волны!»
– Садись, – велел один из мужчин.
Я забрался в коробку, довольно-таки тесную. Стенки коробки изнутри были покрыты плотным ячеистым материалом вроде желтого пенопласта, неожиданно твердого и прочного.
– Не задохнусь? – спросил я. – Это безопасно?
– Это необходимо, мастер, – сказал мужчина.
И опустил на коробку крышку, оббитую тем же материалом.
Стало темно, и сразу стало казаться, что не хватает воздуха. Потом послышалось легкое шипение – в коробку шел какой-то газ. Я напрягся, готовясь выбираться, но чувства призванного сообщили, что это просто кислород.
Коробку вертели, то ли заворачивая во что-то, то ли оклеивая.
Потом подняли и понесли. По коридорам, вниз…
«Форт!» – позвал я.
Ответа не было.
Может, тэни и отсталые, и смыслы-сущности у них вычерпывают все, кому не лень. Но про связь Измененных и Форта они в курсе, про разведчиков-морфов тоже знают. И меня на всякий случай изолировали.
Хочется верить, что лишь на всякий случай.
Коробку куда-то поставили. Потом я ощутил движение.
Итак, кто-то, купивший роскошный радиоприемник, вывозит его из огромного торгового центра.
Впрочем, если игра идет всерьез, а сомневаться в этом оснований нет, то из торгового центра сейчас разъезжаются десятки машин: с коробками от холодильников, здоровенных радиоприемников и прочей техники. Возможно даже, что в каждой коробке сидит по добровольцу-тэни.
Я бы поступил именно так…
Когда вместо кислорода в коробку пошел усыпляющий газ, я заметить не успел. В теле тэни мой потенциал призванного был слабее.
Глава третья
Город был огромным, но словно прижатым к земле низким облачным серым небом. Затейливые узоры улиц, ни одной прямой линии, все извитые, складывающиеся в странный узор, несущий в себе какую-то причудливую общую симметрию. Здания большие и маленькие, в один-два этажа, стены тоже изгибались и скручивались, лишь крыши были абсолютно плоскими, ровными, без выходов или световых окон, равномерно выкрашенные темно-серой краской.
И еще тут не было зелени. Совсем. Ни деревьев, ни травы – ничего. Вокруг города (я несся над ним, то опускаясь к домам, то взмывая к тучам) тянулись поля, со столь же плавными границами, заросшие ровными рядами буро-желтых стеблей, дальше были леса, деревья с такими же бурыми листьями, а в городе только дома и мощенные камнем дороги.
Потом я вновь упал к самой мостовой и увидел жителей. Невысокие (я не ощущал своего тела, но каким-то образом чувствовал размеры), может быть, по плечо взрослому человеку. Прямоходящие, двурукие и двуногие, но назвать их гуманоидами я бы не решился. Они были покрыты мелкой, темно поблескивающей чешуей, их вытянутые головы напоминали рыбьи – с крупными глазами по обеим сторонам.
Тут явно не хватало красок, словно смотришь на мир сквозь темное стекло, фильтрующее кучу оттенков…
Если бы не одежда – полосы ткани на поясе и широкие сандалии на ногах, – местные обитатели походили бы на прямоходящих рыб, зачем-то выбравшихся на сушу. Я вспомнил виденную когда-то картинку с подобными существами, даже небрежный рисунок вызывал неприятное ощущение. Наяву эти рыболюди оказались еще более отталкивающими.
У них был социум – они шли группами, среди них явно выделялись особи старше и моложе, некоторые выглядели богаче и тщательнее одетыми. Некоторые несли корзины и мешки, у некоторых были инструменты, на удивление похожие на человеческие – молотки, топоры, лопаты, грабли. Похоже, наступил вечер, они возвращались в свои дома. Я не слышал звуков, вокруг царила тишина, но они явно общались, открывая рты и жестикулируя.
Что это за общество, насколько развитое?
Какой-то древний мир? Феодализм? Аналог земных Средних веков?
Да необязательно… вон в ладони рыболюда фонарь причудливой и, несомненно, сложной конструкции. Либо керосиновый, либо газовый…
Зачем я здесь?
И как вообще тут оказался?
Я Максим Воронцов, я призванный дважды, я разведчик-морф, я в теле биохимика Джагерда из народа тэни…
Я помню!
Торговый центр, коробка, усыпляющий газ…
Но я не ощущаю тела, я не могу пошевелиться, я лишь бесплотный разум, наблюдающий картинки из чужой жизни…
Что со мной?
Рыболюди вдруг остановились. Все сразу, моментально. Подняли головы, будто всматриваясь во что-то в небе или вслушиваясь. Потом кто-то заспешил к домам, кто-то остался на улице, безвольно опустив руки.
Не похоже было, что они удивлены.
И уж точно они не радовались тому, что сейчас произойдет.
Я понял, что не хочу этого видеть. Но у меня не было глаз, чтобы их закрыть.
В небе полыхнуло – серые тучи разорвала белая вспышка. На город, кружась и выписывая кренделя, опускался светящийся шар.
Рыболюди ждали.
Шар закружил над городом, словно ястреб, выбирающий жертву. Он то начинал спускаться, то поднимался, зависал, стремительно перемещался, снова начинал плавное скольжение…
А потом упал вниз, совсем рядом со мной, угасая и превращаясь в серую капсулу. Капсула раскрылась тремя лепестками, и в три стороны потоком выплеснулись крошечные темно-красные создания, сбитые в тесные, будто единым разумом управляемые стаи.
Чистильщики!
Три стаи чистильщиков явно наметили себе цели заранее – три здания, внешне ничем не отличающиеся от других. Но тех, кто попался на пути, они уничтожали тоже. Оказавшихся на невидимой траектории движения и пытавшихся бежать настигали – из общей массы чистильщика стремительным броском выскакивали красные зубастые твари, с десяток или около того, в прыжке валили беглеца – и с жуткой скоростью раздирали в клочья.
Тех, кто оказался рядом, но не попадал в изначально выбранный коридор движения чистильщиков, твари не трогали.
И это было кошмарнее всего. Горожане стояли, застыв, когда рядом с ними пожирали их недавних собеседников и спутников. Темные пятна крови и ошметки плоти летели на их тела и лица, а они продолжали стоять, не шевелясь и лишь мелко подрагивая.
Что меня потрясло – почти никто из рыболюдей не пытался сопротивляться. Даже те, кто оказались прямо на пути бегущей стаи и не могли не понимать свою судьбу. Стояли и покорно ждали, пока их разорвут на куски…
Потом я понял, почему так происходит.
Один из рыболюдей, по местным меркам – крупный, несший увесистый молот, замахнулся своим орудием и размозжил первые набегающие на него фрагменты чистильщика. Вскинул молот снова, широко открыл рот, то ли крича от страха, то ли призывая к чему-то товарищей… Снова ударил, убив еще один фрагмент чистильщика…
В следующий миг его захлестнула целая волна тварей.
Но его не убили сразу.
Его повалили, вцепились в руки и ноги, растянули на земле. Крошечные крысообразные существа были мелкими и легкими, но они держали сопротивлявшегося бунтовщика зубами, а лапками словно впились в камни.
Потом несколько тварей запрыгнули рыболюду на живот. Одна подбежала к голове, покрутилась вокруг, примеряясь…
И они принялись жрать, пока другие фрагменты чистильщика удерживали жертву.
Это было уже не просто убийство, а показательная казнь.
А я даже не мог отвести глаза, чтобы не смотреть…
Когда чистильщик закончил, его фрагменты вновь устремились вперед, а на мостовой остался скелет с трепещущими внутренностями.
Чистильщики волной влились в намеченные дома.
Рыболюди продолжали стоять.
Чистильщики вернулись, растолстевшие, раздавшиеся. Вбежали в капсулу тремя стаями. Стенки-лепестки сошлись, капсула засветилась и взмыла в небо.
И только тогда рыболюди принялись метаться, размахивать руками, что-то беззвучно кричать…
Темнота.
И наконец-то голос:
– Это запись наблюдательного дрона Прежних, захваченного на планете Гаура. Стандартное стимулирующее воздействие в одном из городов. В нем участвовали… Ми? Ми, ты отвлеклась?
Я сидел в классе. Ну, в чем-то похожем на школьный класс – столы, стулья, даже электронная доска… Эйфелева башня за окном?
Париж?
Я на Земле?
Жница стояла у доски и смотрела на меня. Темнолицая, полная – удивительно, не видел у нас толстых жниц. Я встал, точнее, встал тот, в чьем теле я был. Ми – Мишель, Михаил, Мириам, Микеле?
Вокруг сидели и стояли дети. Кто-то постарше, кто-то помладше. Мрачные, насупленные лица. Европейцы, азиаты, негры… Причудливые одежды, не сочетающиеся друг с другом, никакой дисциплины…
Куколки.
– Я не отвлеклась… – сказала та или тот, в чьем теле я был.
– Кто был занят в стимулирующем воздействии?
– Три чистильщика, модификация… для Гауры – цэ-три?
– Верно, цэ-три. Перечисли составляющие.
– Два мутированных человеческих компонента, один крысиный, один жабий.
– Правильно. В чем цель стимулирующего воздействия?
– Используется на планетах с невысоким креативным потенциалом. Чистильщики появляются с непредсказуемым интервалом. Могут два раза в день напасть, а могут год не появляться. Иногда просто пробегают по улицам и уходят. Но чаще нападают на один из домов и пожирают там всех. И тех, кто на пути окажется…
– Это методика, а цель?
– Деморализация, поддержание высокого уровня стресса и, как следствие, шоковое стимулирование творческого потенциала. Теоретически существуют методы остановить чистильщика, например, выставить на его пути ценный кристалл. Тогда в большинстве случаев чистильщик забирает кристалл и уходит, никого не убивая. Рано или поздно местные осознают это, попутно вырабатывая много смыслов и ускоряя развитие.
– Хорошо. На развитых планетах чистильщики используются?
– Редко. Один раз Прежние его выпускали на Земле, в Тумене…
– В Тюмени. Это город в Сибири, в России. Да, это было еще до того, как Инсеки нас освободили. Чистильщик использовался для уничтожения людей, узнавших о природе Прежних от одного из Слуг… Садись, Ми.
– Это было мерзко, – сказала куколка.
– Да, – согласилась жница. – Но это далеко не самый мерзкий их метод. Сейчас мы попросим Гнездо дать нам запись методики воздействия на планеты иного уровня развития, с космическими кораблями и высокотехнологическим оружием…
Куколки загалдели.
Они были детьми, а всем детям интересны звездные войны…
Снова темнота.
А я понял, что происходит.
Это та самая базовая информация, о которой я просил Форт. «Капсулированные знания», которые должны проявляться в моменты отдыха.
То, что знают все куколки.
То, из-за чего они готовы служить Инсекам.
Ну хорошо, теперь я точно знаю, что Прежние – мрази. Я это и так понимал, пусть и сомневался немного.
Не уверен, конечно, что я бы захотел это увидеть, если бы мне объяснили, что покажут. Зрелище жрущего чистильщика – это не то, что я хотел бы помнить.
Вот только Инсеки тоже не воплощения добра и любви.
И те Измененные, кто им служит, – не ангелы с крылышками.
Что мне делать-то, а?
Ну, наверное, для начала надо проснуться.
Меня запихнули в коробку и усыпили. Но я уже в сознании. И я считываю состав газа… не химическими формулами, конечно, а каким-то общим пониманием. Это мощный и не слишком полезный для здоровья газ. Он усыпил бы и человека, и тэни, и даже Измененного, не успей тот остановить дыхательный цикл и поверхностный кровоток.
Но мой организм уже нейтрализовал большую часть алкалоидов. Если я захочу, они исчезнут полностью.
И, пожалуй, я этого хочу…
Я моргнул и открыл глаза.
Блин! Это похоже на похмелье, наверное!
Голова болит, во рту пересохло, язык распух, кожа на лице зудит, все тело ломит…
Но из плюсов – я не в ящике, я лежу на койке в полумраке, мои руки и ноги не связаны. Из одежды только трусы, ну и на том спасибо…
– Воды… – прошептал я. И похвалил себя за то, что даже в таком состоянии говорю на языке тэни. – Пить…
Надо мной склонился розовокожий беловолосый мужчина. Пожалуй, даже постарше Джагерда.
– Профессор, вы очнулись! – Кажется, его радость была искренняя.
– Я не профессор, я действующий мастер, – прохрипел я.
– Станете профессором, непременно! – ободрил меня мужчина.
– Воды!
Я приподнялся и сел на кровати. Получил из рук тэни высокий трехгранный стакан с водой (рехнулись они на этой форме посуды, честное слово). Жадно выпил, молча протянул – мужчина вновь наполнил стакан из бутылки.
– Что со мной было? – спросил я возмущенно.
– Вас усыпили! Простите, что не предупредили сразу, но мы вынуждены соблюдать меры предосторожности. Оккупанты не оставляют попыток нас найти…
Ага. «Нас». Значит, череда ничего не знающих посредников, женщин и детей, кончилась. Передо мной тэни, который в курсе истории с похищенным кристаллом. Участник местного сопротивления.
Ой, как мерзко-то…
Я ведь сейчас и в самом деле играю за оккупантов против подпольщиков!
– Где мы? – спросил я, озираясь.
Помещение напоминало богато обставленную каюту на корабле. Две койки, с одной стороны закрепленные на стене, с другой поддерживаемые цепями в бархатных чехлах. На полу – ковер, вся мебель из лакированного дерева, с медной или бронзовой отделкой. Две двери, круглое окно-иллюминатор, закрытое плотной шторой. Откуда-то доносился слабый звук работающих машин.
– На корабле, – подтвердил мою мысль тэни. – Большой трансокеанский лайнер «Крылья ветра».
Крылья ветра?
Я встал, подошел к иллюминатору, отдернул штору.
Далеко-далеко внизу серебрилась в лунном свете гладь ночного океана. Мы плыли на высоте пяти-шести километров. Сверху над иллюминатором изгибался подсвеченный луной бок корабля. Луна тоже была видна, маленькая, но очень яркая.
«Крылья ветра» оказался исполинским дирижаблем. Может быть, газета с фотографией лежала в доме не зря? И Джагерд подозревал, куда его собираются доставить?
– Девять часов прошло, – сообщил тэни. – Мы проверяли, нет ли слежки. Да, меня зовут Амонд.
А не поздновато ли он назвался?
– Мы разве не встречались? – спросил я с напускным удивлением.
Амонд смутился.
– Да… не думал, что вы меня запомнили.
Кажется, это все-таки была проверка. Я отреагировал на него не так, как реагируют на знакомого.
– У меня пока хорошая память, – сказал я хмуро. – К чему было меня усыплять? Да еще тайно!
Амонд поднял перед собой руки.
– Не моя идея, Джагерд! Оккупанты используют существ, способных принять чужой облик. Мы даже не могли быть уверены, что вы – это именно вы.
– Сделайте анализы, – предложил я. – Лучевое просвечивание.
– Мы все сделали, – Амонд радостно улыбнулся. – Все нормально. Химия крови, перелом кисти… Кости идеально срослись. Но доктор сказала, что у вас повышены сахар и жиры в крови!
А они даром времени не теряли! Хорошо, что генетический анализ тут пока невозможен; неизвестно, что бы он там показал. Скорее всего, ничего нормального.
– Надо будет пересмотреть вопросы питания, – кивнул я. Не зря Мар ломала мне руку! – Но это… какая-то паранойя!
– Мы пытаемся противостоять могущественной звездной империи, – вздохнул Амонд. – Никакие предосторожности не могут быть излишними… Вы проголодались?
– Да. И если можно…
– Ванная и туалет там, – Амонд указал на одну из дверей. – Комплект одежды… простите, вам придется надеть другую, мы не можем исключить наличия микроскопических передатчиков. Я распоряжусь, чтобы ужин подали как можно быстрее.
Ванная комната была такая же роскошная и пышная, как и каюта. Стены покрыты стеклянной мозаикой бронзового и золотистого цвета, под потолком – хрустальный светильник. Раковина пятиугольная (да, да, это действительно считалось благоприятным для поддержания чистоты, китайцы с фэншуем по сравнению с тэни жалкие дилетанты), ванна – на первый взгляд, прямоугольная, но, если присмотреться, – тоже есть пятый угол. Унитаз… ну вы догадались.
Я умылся. Глянул на себя в зеркало.
Нет, при всей невольной симпатии к биохимику – это не мое. Розовые беловолосые тэни выглядели слишком несерьезно. Не хочу таким быть.
Приготовленная мне одежда оказалась очень похожей на прежнюю. Штаны как штаны, из темно-серой ткани, рубашка белая с застежками-защелками (пуговицы тут знали, но крошечные механические кнопки были популярнее). Еще прилагался короткий красный платок, который носили на шее. Его я тоже повязал.
Выгляжу как персонаж какого-то старого мультика…
Рядом лежал и плащ, когда-то подаренный мне Продавцом, а сейчас еще и обстроченный веселенькой каймой. Я взял его, мысленно смирившись с тем, что избавиться от этого подарка невозможно, даже подозрительные тэни почему-то его оставили. Но надел не сразу.
Вначале я попытался связаться с Фортом. Вслушивался, многократно мысленно звал, но никакого ответа не получил. Уловки подпольщиков сработали, меня действительно потеряли.
Тогда, набросив плащ, я вернулся в каюту. Амонд приветствовал меня одобрительным взглядом:
– Замечательно, Джагерд! У вас крепкий организм, мы ожидали, что вы проспите до утра.
– Голова раскалывается, – пожаловался я, хотя организм уже убрал всю боль.
– Еще раз приношу извинения, – сказал Амонд. – Плащ мы, конечно, оставили, как-никак свадебный подарок…
Так вот оно что! Я мысленно поблагодарил Эми за удачный выбор тесьмы.
Стол уже был сервирован, будто еду держали наготове. Рыба с гарниром из какого-то разваренного местного злака (рыба мне понравилась, каша – нет), напоминающие мидий ракушки, то ли сваренные, то ли просто ошпаренные, несколько закусок, которые могли быть чем угодно. В бутылке, для разнообразия квадратной, оказался слабый алкогольный напиток, который я решил называть вином. Записанная в меня база знаний опознавала не все блюда, поэтому я не спешил и поглядывал, как ест Амонд.
– Куда мы летим? – поинтересовался я мимоходом.
– Честно говоря, даже не помню, – Амонд нахмурился. – Кажется, вначале остановка на острове Мидри, потом лайнер движется к Сегору или Хильду…
Он искоса посмотрел на меня, словно ожидая реакции.
Я молчал, глядя на него.
– Да, да. Мы не объясняли. – Кажется, это снова было проверкой. Либо что-то в моем поведении Амонда тревожило, либо он перестраховывался. – Совершенно не важно, куда летят «Крылья ветра». Нам не требуется где-то выходить. Все уже здесь.
– Мне нужна лаборатория, – сказал я наугад.
– Конечно. Лаборатория подготовлена. Второй салон полностью арендован нами, – Амонд наконец-то расслабился. – Если вы готовы, то поужинаем – и начнем.
Он подцепил пальцами с блюда вареного моллюска, оторвал от панциря и бросил в рот. Прожевал и добавил:
– Все здесь! И наши, и стражи.
Глава четвертая
На самом деле я это подозревал.
Слова локального тактика про измену, сказанные мне в Форту. То, что локальный тактик сам подбирал группу, исчезнувшую бесследно… девять стражей и три старшие стражи, и не те, что при Гнездах на Земле, лишь по профилю являвшиеся бойцами, а настоящие, прошедшие через сражения в иных мирах. Такая группа хорошо вооружена, опытна, она не могла уступить без боя, тем более что у местных и времени-то особо не было на подготовку засады.
Ну и ответ локального тактика на мое обещание вернуть его биологическую форму и наказать предателя – «не обещай две вещи сразу»…
Я же не дурак все-таки!
Скопированное Фортом сознание локального тактика почти открыто сказало, кого считает предателем.
Значит, сообщество Измененных не столь уж послушно Инсекам.
Строящий на меня планы Ана – не одиночка, бунтующий против порядка вещей. Может быть, кстати, он часть какой-то тайной организации, о которой не счел нужным сообщить. И сейчас вокруг моего появления раскручивается целая интрига, куда я так идеально вписываюсь – уникальный человек-Измененный, не лидер восстания, конечно, а ходячий символ… ну или сакральная жертва.
А разве можно было ожидать чего-то другого? Да, Прежние – жестокие твари, но Инсеки ничуть не лучше. Они так же атакуют и захватывают планеты, тормозят их развитие, паразитируют на более слабых. Это куколкам в Гнездах легко промыть мозги, объясняя, с каким злом им предстоит сражаться. Потом куколки вырастают, превращаются в стражу и прочие профили, высаживаются в чужих мирах…
И обнаруживают, что тоже несут боль и смерть.
Кто-то с этим смиряется.
А кто-то нет.
– Им можно доверять? – спросил я, потянувшись за ракушкой.
Амонд очень по-человечески вздохнул.
– Кто знает? Но без них у нас нет шансов. Они принесли кристалл, поделились знаниями, научили закрываться от обнаружения.
– Похоже на честную сделку, – сказал я. Думай, как тэни! И добавил: – Но и сделка с оккупантами казалась честной.
– У нас нет выхода, – повторил Амонд. – Придется рискнуть. Вы уверены, что сумеете извлечь из кристалла сущность?
Да как я мог быть в этом уверенным? Нет, содержание научной статьи Джагерда и восстановленные лабораторные записи лежали у меня в памяти. Но и сам биохимик не знал, насколько близок к решению. И комендант Мар тоже этого не знала.
Или знала, но соврала точно так же, как о семье ученого?
– Эксперимент с оранжевым кристаллом обнадеживает, – сказал я. – После каталитического разложения в щелочной среде был получен бесцветный настой без вкуса и запаха. Я принял его внутрь, после чего испытал резкий эмоциональный подъем, сопровождаемый твердой уверенностью в необходимости бороться за свободу нашей родины и готовностью отдать за это свою жизнь.
– Это нормально, – сказал Амонд.
– Да, – я дернул головой влево, вспоминая лицо Джагерда. Но в сознании всплывало лицо его жены и хрупкие, жалкие фигурки детей. – Однако одновременно с этим я осознал технологический процесс синтеза нового лекарства. Оно должно подавлять развитие патогенных микроорганизмов… это не является моей областью знаний. Над производством лекарства работал коллега, у которого я и купил кристалл для экспериментов. Позже я записал весь цикл синтеза и показал ему. Он пришел в восторг. Сказал, что работал именно в этом направлении, даже был близок к правильной догадке, но решение ускользнуло.
– Вы не писали в статье об этом! – оживился Амонд.
– Не писал, – подтвердил я. – В моем понимании процесса были лакуны, я не смог все запомнить. Но в целом метод сработал.
– Что за сущность может быть в прозрачном кристалле? – вслух произнес Амонд. Вопрос явно был риторический. – Стражи говорят, что это нечто очень ценное, оно станет предметом хорошего торга с захватчиками.
– А кто породил этот кристалл?
Амонд досадливо щелкнул пальцами.
– В том-то и дело! Пожилая женщина, ничем особо не примечательная. Всю жизнь работала врачом, последние годы отдыхает от трудов, нянчит правнуков. Нашла кристалл, отнесла Продавцу… получила такую сумму, что сама попала в больницу с сердечным приступом… Хорошая, заслуженная женщина, но как в ее разуме родилась такая редкость?
– Если бы мы знали больше… – сказал я.
– Если бы… – эхом отозвался Амонд.
Он мне нравился. В меру подозрительный, в меру дружелюбный. И хотел он не супероружие получить, чтобы уничтожить всех Измененных и Инсеков, а всего лишь выторговать для своего мира свободу.
Вот как ему объяснить, что свободы не бывает?
Что если уйдут Инсеки, то придут Прежние. Или кто-нибудь еще гаже. Вряд ли он знает все детали того, как устроена жизнь в Галактике.
…Но ведь стражи и уж тем более локальный тактик это знают!
Выходит, они не киношные злодеи-солдаты, перешедшие на сторону добрых угнетенных повстанцев. У них свои планы на прозрачный кристалл. И вряд ли в этих планах свобода тэни хоть чего-нибудь стоит.
Мы, люди, совсем не так трепетно относимся к сделкам. Мы умеем и любим их нарушать. Так мы устроены.
Амонд налил себе вина в квадратный бокал. Да, все туманящее или расслабляющее сознание ассоциируется с числом четыре… как и смерть.
Но вино они все равно пили. В этом мы похожи.
Я от алкоголя отказался, что удивления не вызвало. Джагерд не был похож на выпивоху. Себе я налил воды из кувшина. Сидел, отпивая понемногу. Амонд о чем-то размышлял, тоже прикладываясь к бокалу и периодически барабаня пальцами по столу.
Не знаю, о чем он думал. Я – о лавли и тэни.
В каком-то другом мире, другой Вселенной, мы однажды встретились бы в космосе. Возвышенные эльфоподобные существа, не лишившие себя разума и милосердия, чьи космические корабли были бы похожи на бабочек. Логичные сдержанные тэни, чтящие соглашения, летающие на звездолетах, построенных в стиле стимпанк. Ну и мы… надеюсь, мы тоже соорудили бы что-то красивое.
Мы бы общались, дружили… очень хочется верить, что дружили бы, а не ссорились. Может быть, влюблялись, женились, пытались бы преодолеть генетическую несовместимость… нет, ну а правда, мы ведь очень похожи! Вместе изучали бы космос. Шли бы к этому возвышению, сингулярности, бессмертию…
Но мы опоздали.
Потому что наши предки вышли в космос тысячи лет назад, обнаружили, как все устроено, – и азартно включились в грабеж смыслов. И никакие Высшие, при всем их могуществе, им не мешают. Наверное, потому что сами возвысились тем же путем. Потому что иного не бывает.
Интересно, как им там, в недосягаемых высях и пространствах – совесть не жмет? Или проблемы и страсти инфузорий слишком мелки для Высших?
Но ведь один из них проявил каплю сочувствия!
Не просто разрешил ситуацию, но и спас девочку-стратега.
И даже старую мертвую женщину воскресил…
«Помоги нам, – попросил я мысленно. – Ты был во мне, может быть, осталась какая-то связь? Отзовись! Помоги из своего ограниченного всеведения и всемогущества, хотя бы советом помоги!»
Но никто не отзывался, и я не чувствовал в себе холодного рассудка Высшего.
Проще уж было взывать к Богу, в которого я не верю. Эффект тот же, а Бог хотя бы неограниченно всеведущ и всемогущ…
– О чем вы думаете, Джагерд? – спросил Амонд.
– О жизни, – сказал я. – О смерти. О тайнах Вселенной.
– Понимаю. Могу я задать вопрос?
– Да, – я насторожился.
– Почему вы взяли с собой куклы памяти детей?
– Вы же их не выкинули вместе с одеждой? – ответил я вопросом.
Амонд смутился.
– Нет, конечно… мы же не варвары… но ведь ваши дети живы.
Я не стал говорить, что дети Джагерда мертвы, – как и он сам, скорее всего.
– Был уверен, что не вернусь, – сказал я.
Амонд кивнул.
Ответ был правильный. Отправляясь на войну или в опасную экспедицию, тэни брали с собой куклы памяти, это допускалось.
– Мы не собираемся вас убивать, Джагерд, – сказал Амонд смущенно. – Что вы! Ваше открытие – чудо. И вдвойне чудо, потому что своевременно. Шантажировать захватчиков кристаллом, который мы не сумеем использовать, крайне проблематично. Шантажировать понятой и принятой сущностью – совсем другое.
Бедный Амонд! Он не понимает – смысл по сути своей одноразов. Он как спичка, вспыхивает и гаснет. Сгоревшая спичка не имеет ни смысла, ни ценности…
– Мы заплатим все обещанные деньги, – продолжал Амонд. – И премьер подтверждает обещанный титул…
Так вот оно что, вот откуда размах! Это не просто группа заговорщиков, это какая-то правительственная программа, созданная под принесенный чужаками кристалл!
Все еще хуже, чем могло быть!
Инсеки сочтут произошедшее бунтом, если я не верну кристалл… страшно разочаровав тэни, но спасая их от сурового наказания.
Но я ведь в любом случае не уверен, что смогу вытащить из кристалла смысл. То, что удалось Джагерду один раз, необязательно повторится… тем более что я не Джагерд. Каким бы допросам его ни подвергали Измененные, какой бы химией ни накачивали, но я все больше сомневался, что он сказал все.
– Если вы чувствуете себя нормально, Джагерд…
Я мог бы и отказаться.
Меня ведь накачали наркотой, несколько часов везли в ящике… Можно было бы сказать, что нужно поспать, отдохнуть. Вдруг Измененные поймут, где я, и выйдут на связь…
А хочу ли я этого?
Появления Мар в окружении стражи, захвата дирижабля, передачи кристалла Инсекам…
– Знаете, я на удивление хорошо себя чувствую, – сказал я. – Возбуждение от происходящего, полагаю. Вряд ли удастся сейчас уснуть.
Амонд резко встал.
– Тогда пойдемте! Не будем же медлить!
* * *
Гондола дирижабля и впрямь была громадной, вполне соизмеримой с большим речным теплоходом. А ведь мы, как я понял, оставались в пределах второго салона, где-то был еще как минимум первый и помещения экипажа, и всякие механизмы, приводившие исполинский лайнер в движение.
Коридоры были полны тэни, большей частью солдатами. Нет, формы они не носили, но одинаковое оружие – короткоствольные автоматы с гранеными стволами, громоздкие коробки раций на поясе, выправка, четкие выверенные движения, негромкие команды – все это не оставляло сомнений. Нас сопровождал, то ли охраняя, то ли конвоируя, какой-то крутой спецназ. Дверь одной каюты была приоткрыта, и я заметил не то маленькую пушку, не то здоровенный пулемет, установленный напротив иллюминатора. Они реально готовились отбивать воздушные атаки!
Интересно, кто такой Амонд? Вряд ли ученый, но и на военного не похож. Скорее всего, какой-нибудь разведчик, специалист по инопланетянам. Или политик. Или и то, и другое.
Судя по всему, мы прошли в переднюю часть гондолы. Там ожидаемо находился огромный зал – смесь ресторана, обзорной площадки и, кажется, музыкального салона. Но сейчас большая часть роскошной мебели была сдвинута к широченным окнам, а в центре, на освободившемся месте, стояли лабораторные столы. Колбы, реторты, змеевики, урчащие и булькающие стеклянные трубки… Все это смахивало на лабораторию безумного ученого из кино. Впрочем, последний раз я такую аппаратуру видел на уроке химии в школе. Может, это все так и должно выглядеть, и земные химические лаборатории столь же причудливы?
У столов ждали двое мужчин и женщина тэни. В глухих голубых халатах, застегивающихся на спине, в респираторах с прозрачным щитком, прикрывающим глаза. Впрочем, при моем появлении они респираторы сняли.
– Действующий мастер Джагерд… – со смесью почтения и хорошо скрытой антипатии приветствовал меня один из мужчин, самый пожилой. – Очень рад вас видеть.
– Вы же знакомы с почетным академиком Вевидом? – невольно пришел мне на помощь Амонд.
– Рад вас видеть, – сказал я.
– Адъюнкт-профессор Нарсби, – представилась женщина. Она была помоложе, но тоже в годах.
– Профессор Морир, – назвался третий, самый молодой, лет, может, сорока. – Вы вряд ли обо мне слышали, действующий мастер, но позвольте уверить вас в моей компетенции. Большей частью я работал по закрытым программам правительства.
Я поздоровался с ними. Но смотрел сейчас не на них. И не на два десятка солдат, застывших у окон с автоматами в руках.
В самом конце салона, там, где гондола выступала вперед прозрачным пузырем, стояли Измененные.
Их было шестеро. Четыре стражи, две старшие стражи и локальный тактик в травянисто-зеленом комбинезоне.
Как же так, их ведь тринадцать! Разделились?
– Это наши… союзники, – поймав мой взгляд, сказал Морир с легкой запинкой. – Они вполне дружелюбны.
Стражи остались на месте, а локальный тактик, с копией сознания которого я говорил в Форту, подошел к нам.
Конечно же, локальный тактик сейчас не походил на того парнишку. Он был куда человекообразнее стражи, почти как хранители или жницы. Но все-таки слишком высокий, длиннорукий, с заостренным лицом и совершенно лысой головой. В сочетании с явной молодостью лысина смотрелась жутковато, будто локальный тактик болел чем-то страшным. Зато он выглядел мужчиной даже больше, чем в том образе, в котором я его впервые увидел.
– Меня зовут Ди, – сказал тактик. – При рождении звали Дилан, но мы утрачиваем имена вместе с первоначальным видом.
А я ведь даже не знал его имени…
Ди смотрел на меня испытующе, недоверчиво и не скрывая этого.
– Вы тот самый биохимик? – продолжал Ди.
– Простите, я не понимаю вас, – сказал я, виновато улыбаясь.
Локальный тактик заговорил со мной по-немецки!
– О, извините мою неловкость, – Ди мгновенно перешел на язык тэни. – Я представился, мое имя Дилан, но правильнее будет звать меня Ди. Я вроде как командир нашего маленького отряда…
Он помолчал.
– Нас было больше. Но не все оказались готовы восстать и прийти на помощь вашему народу. Трое воспротивились, трое погибли в бою с ними. Мы потеряли шестерых товарищей.
– Мои соболезнования, – пробормотал я. Шестерых? А где же еще один?
– Я говорю об этом лишь потому, – сказал Ди, – что вы должны отринуть предубеждения. Мы – союзники. Мы не одобряем то, что делают с вашим миром, и дорого заплатили за свое решение.
– Ценю ваш поступок, – искренне ответил я.
– Биохимия не является моей сферой деятельности, – продолжал Ди. – Но я быстро учусь. Я прочитал вашу статью, мне кажется, что в целом выводы верны.
Я повел головой, подтверждая его слова и благодаря за комплимент.
– Кристаллы, при их генерации, кодируют в себе эмоции и породивший их смысл. Даже эмоциональный выплеск очень ценен, и многие разумные виды способны его извлечь. Но для этого их развитие должно быть куда больше, чем у вас или у обычных обитателей моей планеты. Те, у кого воруют смыслы, никогда не могли получить их назад.
Ди подождал моей реакции, не дождался и улыбнулся:
– Догадываетесь, почему кристаллы сделаны такими? Чтобы их не могли похищать низшие существа. Извлечь смысл могут лишь продвинутые виды, идущие к возвышению. Низшие генерируют смыслы, более продвинутые могут получать удовольствие от чужих эмоций, но лишь Инсеки, Прежние и подобные им способны воспользоваться смыслом. Мы, прошедшие Изменение, не воспринимаем кристаллы ни на эмоциональном, ни на смысловом уровне.
– Зачем вы говорите это мне, Ди? – спросил я.
Ди вздохнул.
– Вы же понимаете, уважаемый Джагерд, что я не готов растворить бесценный кристалл в надежде на то, что ваш метод действует. Мы начали с экспериментов над обычными кристаллами, которые несложно достать.
– И? – осторожно спросил я.
– И тэни, и даже мы ощутили выплеск эмоций, – сказал Ди. – Это уже огромный шаг вперед, это прорыв! Хотя… он стоил нам товарища.
– Метод безопасен, – тихо возразил я.
– О, с точки зрения здоровья – да, – подтвердил Ди. – К тому же мы довольно прочные. Это была наша ошибка, первый эксперимент мы провели на блюке… на синем кристалле. Синие кристаллы порождают печаль и горе. Наш товарищ впал в жесточайшую тоску и выбросился за борт.
– Какой ужас… – прошептал я. – Это смертельно? Для вас?
– Падение в океан с высоты нескольких километров? – Ди грустно улыбнулся. – Да. Так вот, эксперименты на других кристаллах подтвердили, что метод работает. Хотя профессор Морир и перенес неловкий момент… зеленые кристаллы такие… волнительные.
Ди вдруг резко сместился ко мне, нависая, что могло бы выглядеть устрашающе, будь в нем веса килограммов на пятьдесят побольше.
– Но мы ничего не ощутили на уровне смысла! Ничего, действующий мастер! Только эмоции!
– Может быть, неудачные кристаллы? – спросил я. – Только с чувствами?
– Не бывает эмоций совсем уж без смыслов, – Ди покачал головой. – Хотя бы какие-то простейшие откровения мы должны были поймать!
Академик Вевид не выдержал и встрял в разговор:
– Но мне кажется, господин Ди, что я ощутил сущность…
– Это не сущность, – оборвал его Ди. – Высказанная вами мысль наивна и не выдерживает критики.
Вевид обиженно замолчал.
– А если использовать многоцветные кристаллы? – спросил я.
– Проверяли, – коротко ответил Ди. – К тому же вы в статье намекаете, что получили смысл от чистого кубического орака.
– Я не писал этого прямо…
– Моя работа – анализ данных, – отрезал Ди. – Вы сказали достаточно. Так вы получили смысл?
Я вздохнул. Поглядел на ждущего моих слов Амонда.
– Да, я уже рассказывал…
– Так в чем же дело? – требовательно спросил Ди. – Вы соврали, вы не получили смысла? Или вы не раскрываете всех деталей эксперимента?
– Не надо так давить, – сказал Амонд неожиданно жестко. – Действующий мастер Джагерд целиком на нашей стороне, и он все объяснит. Ведь верно?
– Конечно, – сказал я.
Вряд ли меня выкинут из дирижабля вслед за невезучим Измененным, который выпил синий кристалл и покончил с собой, подобно усовестившимся Слугам в Третьяковке.
Всегда можно развести руками и сказать, что методика экспериментальная, нуждается в доработке…
Но комендант Мар сейчас рыщет по всей планете в поисках меня. И я не хочу, чтобы прозрачный кристалл достался ей, а потом Инсекам.
Я хочу забрать его себе.
Да зачем врать? – я хочу поглотить его смысл!
И для этого мне надо понять, как именно Джагерд это сделал!
Но вначале – забрать.
– Все очень просто, на самом-то деле, – сказал я, глядя в глаза Ди. – Давайте кристалл, я покажу.
Глава пятая
Ди провел рукой по комбинезону. На поясе вскрылся карман, из него Ди медленно достал клочок серебристой ткани. Стал неторопливо разворачивать.
Так просто?
– Уникальный кристалл, – сказал локальный тактик. – Доводилось такие видеть?
У него на ладони оказался искрящийся прозрачный шарик размером с горошину.
Я заметил, что и Амонд, и ученые подались вперед.
– Могу я…
– Возьмите, – Ди протянул мне кристалл.
Нет, серьезно? Так просто?
Я бережно взял кристалл. Погрел в руке. Поднял, посмотрел на свет. Потом вернул Ди. Сказал:
– Это великолепно. Никогда не видел такой красоты… и такой необычной огранки. Хрусталь?
Ди расхохотался. Небрежно бросил кристалл на стол, к колбам и пробиркам.
– Обижаете, мастер! Настоящий алмаз. Как поняли?
– Я не первый кристалл держу в руках, – ответил я. – Кристаллы органические, они иначе теплеют в ладони, по-другому преломляют свет… и немного легче.
– Ну вы же не думали, что я вот так возьму и достану из кармана то, что стоит целую планету? – спросил Ди.
– Конечно.
Ди посерьезнел.
– Покажите нам, как воспринять смысл, на чем-нибудь менее ценном… Вик! Трехцветку!
Одна из стражей подошла, с любопытством посмотрела на меня, потом протянула тактику металлический пенал. Ди открыл – внутри, на темной бархатной подложке, будто драгоценности (впрочем, они и были драгоценностями), лежали в углублениях кристаллы. Он достал и протянул мне крупную трехгранную пирамидку.
Я взял ее и сразу почувствовал знакомую прохладу кристалла, мгновенно согревшегося в руке. Сказал с невольным восхищением:
– Трехцветка…
Когда я промышлял лутом, то никогда не встречал многоцветных кристаллов. Ну, слышать про них слышал, но до того, как сам каким-то образом породил семицветный, – в руках не держал.
– Не просто трехцветный, – сказал Ди. – Оранжево-желто-зеленый. Странная и редкая смесь эмоций. Любовь, отвращение, страсть… не хочу даже знать, что его породило.
– А какой смысл может в нем быть?
– Любой, – глядя на кристалл, ответил Ди. – Смыслы редко несут в себе примитивные формулы и схемы. Куда чаще смысл – это философская или социальная концепция, понимание каких-то законов развития общества или разума. Книга, перевернувшая мировоззрение целого поколения; речь, поднявшая мятеж против тирана; стихотворение, над которым плачут влюбленные, – вот пример настоящего смысла.
Амонд подошел ближе, разглядывая кристалл. Недовольно сказал:
– Какие-то скучные сущности вы называете, уважаемый Ди. Технологические прорывы, новые научные концепции…
– Оружие, – добавил Ди.
– Да, и оружие! Вот что на самом деле важно! Вот чего мы ждем!
Ди посмотрел на него с сочувствием.
– Полагаете? Прежние, когда-то правившие вашим миром, внешне походят на обычных людей. Но они существуют в двух параллельных пространствах, нашем и оборотном. Уничтожив физическое тело в нашем мире, вы не уничтожите Прежнего, он прорастет заново из оборотного мира!
– Что такое оборотный мир? – с живым интересом спросила профессор Нарсби.
– Простите, вы не поймете. Вам требуется слишком много смыслов, чтобы реально принять саму концепцию, – жестко ответил Ди. – А Инсеки используют иную технологию, они сдвинули часть своей структуры в непространство. И этого вам не понять, увы! У обоих методов есть и плюсы, и минусы… но никакое оружие, которое вы способны придумать, им не повредит. А что уж говорить о Высших? Они существуют на всем протяжении линии времени, понимаете? Нет? Я тоже не могу понять, как это, почему при этом Высшие сохраняют подобие личности!
Амонд молчал. Потом спросил, уже без напора, смущенно:
– Ну а философская концепция чем может помочь? Против существ, живущих одновременно в разных измерениях?
– О, господин тайный министр! – Ди улыбнулся. – Концепция включает в себя не чертеж… ну, к примеру, автоматического ружья. Концепция – это общее понимание того, как ружье устроено, каким оно может быть, что за ключевые элементы включает. Пределы усовершенствования, слабые места, тактика использования. Концепция прорастает не мгновенно и требует развития. Но она позволяет создать что-то неизмеримо более сложное и важное… чем просто ружье. Помните, я дал вам чертеж-схему транспортного экрана Инсеков. Сумели повторить?
– Нет, – признал Амонд. – Каждая деталь требует отдельной многолетней разработки. Включая разработку технологий для создания технологий. Чем дольше мы разбираемся, тем больше проблем! Мы в них завязли.
– Так и есть, – сказал Ди. – А настоящий глубокий смысл… сущность, как вы говорите, объяснил бы весь процесс построения экрана. Это все равно потребовало бы времени, но вы бы знали, как идти и куда идти.
– Надо знать смысл непространства, – тихо сказала стража Вик. – Экраны через непространство переносят.
Ди похлопал ее по плечу. Как-то очень покровительственно, будто глуповатого ребенка, сказавшего что-то умное.
– Молодец, Вик. Ты стараешься.
Стража заулыбалась, что выглядело, конечно, жутковато.
– Ну так как, мастер Джагерд? – спросил Ди. – Вы готовы показать нам чудо?
Я кивнул и пошел к лабораторным столам.
Конечно, в какой-то мере я понимал, что надо делать. Статья Джагерда и заметки его лабораторного журнала сохранились в моей памяти. Вот только бы соотнести их с этими колбами, реактивами и устройствами!
Но мне повезло.
– Позвольте начать процесс? – спросила Нарсби. – Под вашим контролем, разумеется.
– Конечно, – я протянул ей кристалл. – Только подробно описывайте свои действия.
Нарсби с благодарностью посмотрела на меня.
– Первичный этап проводится в баритовой воде с пэ-аш от девяти до десяти… мы привели пэ-аш к девяти с половиной, как в вашем эксперименте…
Она помедлила перед стеклянной емкостью, заполненной прозрачной жидкостью. Глянула на Ди:
– Я растворяю?
Ди кивнул.
Нарсби быстро натянула резиновые перчатки. Положила кристалл в лоток, быстро промыла под струей воды. Взяла пинцетом и опустила в стеклянную емкость.
Драгоценный кристалл начал таять, исчезать.
– А ведь это мог быть дирижабль, – с грустью сказал почетный академик Вевид. – За такой кристалл торговцы многое бы дали…
– Дирижабли мы строить умеем, – отрезал Амонд.
Кристалл исчез.
– Двадцать секунд сепарируем органические цепочки в центрифуге при пяти тысячах оборотов… – Нарсби глянула на меня, я кивнул. Она перелила жидкость в другую емкость, закрыла ее и загрузила в массивный ящик. Нажала рычаг, загорелась лампочка, устройство басовито загудело.
– Гидроксид бария токсичен, вы не пробовали другие щелочные растворы? – спросил меня Вевид.
– Другие не подходят, – сообщил я. Знания Джагерда были во мне, все его неудачные эксперименты, мучительные поиски кристаллов или денег для их покупки, расчеты, догадки, споры… – Органические цепочки стабилизируются именно барием.
Нарсби вынула емкость, извлекла из нее что-то вроде мягкой губки.
– Добиться полного осаждения таким варварским способом невозможно, – буркнул Вевид.
– Каждая часть кристалла содержит всю информацию, – сказал Ди. В отличие от стражи (ну, за исключением любопытной Вик), он с интересом наблюдал за происходящим.
– Промываем губку и добавляем изомеразу… – продолжала Нарсби. – Кстати, позвольте восхититься выбором глютатиона в качестве промотора…
Кажется, они знали процесс в совершенстве. В статье Джагерд все описал очень подробно.
– Здесь хватит раствора на несколько применений, – сказал Ди, когда минут через пятнадцать все было закончено. В руках Нарсби держала пробирку с бесцветной жидкостью… которая, по идее, должна была передать нам заключенные в кристалле эмоции и смысл.
Но они ведь уже это делали, и результат оказался не столь впечатляющ!
Я помнил, что произошло со Слугами, изначально способными усваивать эмоциональное содержание кристаллов. Мой кристалл их убил, заставил покончить с собой, на время вернув человеческие эмоции. Среди нас, надеюсь, не было таких омерзительных монстров, и чужие чувства не вынудят нас прямо здесь наложить на себя руки.
Нарсби разлила жидкость в три пробирки. Спросила:
– Кто… первый?
– Хотите что-то добавить? – спросил Ди. – Мы все сделали правильно?
– Да, – пробормотал я.
– Тогда профессор Нарсби попробует, – решил локальный тактик. Взял вторую пробирку. – И вы берите, мастер!
Я взял. Пробирка была теплая, жидкость казалась обычной водой. Теперь все взгляды обратились к нам. Вряд ли солдаты понимали все тонкости происходящего, но грандиозность события явно осознавали.
Нарсби залпом выпила жидкость.
Несколько мгновений она стояла, прислушиваясь к чему-то внутри себя. Потом поморщилась. Улыбнулась. Скривилась. Согнулась – ее начало тошнить прямо на пол, покрытый мягким ковром. При этом ее лицо вдруг стало одновременно и полным отвращения, и похотливым, и, как ни странно, возвышенным, исполненным какого-то тайного знания.
– Мерзость… – выдохнула Нарсби.
Амонд, с сочувствием на нее глядя, подал женщине стакан с водой.
– Держите.
– Не вкус… вкус как у воды… – Нарсби помотала головой, но воду все-таки выпила. – Это чувство… Я даже не хочу думать, что делал тот, кто создал этот кристалл! Совокуплялся с животными или с трупом? Растлевал детей?
– Как ни странно, он мог всего лишь беззаветно и платонически любить кого-то, – заметил Ди. – Но любить, считая свою любовь греховной и запретной. К примеру, это могла быть жена его друга.
– Больной ублюдок… – пробормотала Нарсби. Кажется, ей стало легче. – Спасибо, Ди. Я буду придерживаться вашей версии, не так противно! Но лучше бы он соблазнил жену своего друга, да пусть и самого друга в придачу!
– А сущность? – спросил Амонд жадно. – Вы ощутили какое-то знание? Поняли что-то, ранее неизвестное?
– Надо было заранее готовить тазик для рвоты, – сказала Нарсби раздраженно. – Пойдет это под великую сущность, открывшуюся мне? Ох, ну что ж за дрянь бывает у людей в головах! А если это на пустом месте, так еще большая дрянь!
– Ну вот, – Ди посмотрел на меня. – Как и с одноцветными кристаллами. Так в чем проблема, Джагерд? Что мы сделали не так?
Не нравился я ему, похоже. Словно он чуял во мне подмену.
– Мы не будем рисковать прозрачным кристаллом без полной уверенности, – твердо сказал Амонд. – Так в чем дело, мастер?
Я вспомнил Джагерда.
Заключенную с ним сделку.
Наш разговор.
«Настоящий риск всегда сводится к крови…»
– В крови, – сказал я. – Дело в крови.
Они смотрели и не понимали.
Измененные практически не нуждаются в медицине, обычно их тела лечат сами себя.
У тэни медицина, конечно, была. Но, видимо, инъекции не являлись частой процедурой.
– Раствор надо ввести в кровь, – сказал я.
– Ну разумеется! – воскликнул локальный тактик. – При всасывании через слизистую информационные цепочки повреждаются.
Он покачал головой, укоризненно глядя на ученых.
– Я не биолог. Но как вы об этом не подумали? Принесите шприц.
Возникла суета, несколько тэни вышли. Странно, что они заранее не обеспокоились врачом и медикаментами при эксперименте.
Все-таки чужую культуру трудно понять. Может быть, для них заранее готовиться к возможным медицинским проблемам – значит повышать вероятность неудачи?
Нам принесли несколько шприцев.
Не таких, как на Земле, – пластиковых, одноразовых. Эти были будто из исторических фильмов: увесистые, из стекла и металла, одним своим видом внушающие уважение. Пришел и мужчина-тэни, явно имеющий медицинскую подготовку.
Затея ему не нравилась, как не понравилась бы она ни одному врачу на свете, – вводить здоровому соплеменнику неизвестный и нестерильный препарат. Ди, впрочем, от его услуг сразу отказался.
– Вы не знаете, где у нас какие вены, – сказал он, набирая шприц. – Лучше помогите мастеру Джагерду. Вы же не против, мастер?
– Не против, – сказал я. Посмотрел на Нарсби, все еще стоящую с кислым лицом и борющуюся с тошнотными позывами. Да что ж она такое мерзкое ощутила, неужели и впрямь какое-то сексуальное насилие? – Хотя мне заранее не нравится эмоциональная составляющая.
Врач закатал мне рукав, протер кожу едко пахнущей жидкостью. Это явно был не спирт.
– Теперь водой, – сказал я. – Вдруг антисептик вступит в реакцию с раствором?
– Вы очень предусмотрительны, – похвалил меня Амонд. – Слышите? Теперь чистой водой!
Врач что-то пробормотал, но протер руку тампоном с водой. Колоть он собирался куда-то выше локтя, у людей там до вены добраться трудно. Но у меня же анатомия тэни…
– Начнем с вас, – решил Ди.
Мне показалось, что Амонду это не понравилось. Однако на мое место он не вызвался и предлагать кому-то заменить меня тоже не стал.
Что ж, я ведь, по их мнению, такую процедуру уже пережил…
– Это совсем не больно, – соврал врач, как положено в его профессии.
На самом деле еще как больно! Вряд ли от самого раствора, просто игла была толстая и длинная. Не удивлюсь, если этой иглой делали инъекции много раз, а потом мыли, дезинфицировали и даже затачивали! Я увидел, как в прозрачном стеклянном цилиндре появилось бурое облачко моей крови, а потом поршень погнал раствор в вену.
Ничего страшного, Джагерд это уже делал, я уверен, я почти уверен, он понимал, что его единственная надежда – я, мы заключили сделку… Если бы он хотел, чтобы я умер, он бы прямо и открыто посоветовал ввести раствор в вену, а он лишь осторожно намекнул…
Врач извлек иглу и прижал к месту укола тампон.
Тэни и Измененные с жадным любопытством смотрели на меня.
Вот же сволочи, а вдруг я все-таки умру?
Я пытался, конечно, понять, что происходит и что в меня попало. Тело призванного умело определять яды. Но я был в чужом облике, да и жидкость, введенная в вену, была водой… почти чистой водой… с этими странными «информационными цепочками»…
И тут я почувствовал весь комплект эмоций, скрытых в кристалле.
Страсть!
Жгучее, обжигающее желание, сводящее с ума, застилающее глаза. Плотская, сексуальная тяга… и неожиданно – яростное обожание, преклонение, чистый яркий восторг от одного лишь взгляда, от одной лишь мысли про объект желания.
Нет, Нарсби была не совсем права, Ди оказался ближе к истине. Эмоции не давали никаких явных образов, но это вряд ли была страсть некрофила или растлителя малолетних. Это была именно любовь, но такая яростная, безнадежная, смешанная с таким самоуничижением, с таким комплексом неполноценности, реальной или нет, что она превратилась в выжигающую кислоту, в смертельный яд.
Он – или она?.. понять было невозможно, но я решил считать его мужчиной – любил. Любил так сильно, как дано немногим. Безнадежно – так горбун Квазимодо мог мечтать о прекрасной танцовщице, так сопливый пацан из далекой провинции смотрит на экран, где улыбается юная обворожительная голливудская кинозвезда, так едва двигающийся старец глядит на молодую женщину и вдруг понимает, что слишком рано родился.
Но это не была и безнадежная любовь, которая умирает в чьей-то душе, перерождаясь в светлую печаль или оборачиваясь бессмысленной ненавистью. Она росла, она переворачивала все и вся. И тот, кто ее испытывал, начал действовать.
У него было время, упорство и ум. Он добивался своей цели. Медленно, аккуратно, втираясь в доверие, улыбаясь, становясь знакомым, приятелем, другом… и уничтожая все помехи вокруг. Предательство и обман, подлость и ложь… шаг за шагом… он стал экспертом по части лжи и обмана, мотивов и чувств, он научился понимать окружающих и манипулировать ими, он презирал себя за это – и продолжал любить, и продолжал идти к своей цели, ненавидя себя и восхищаясь собой…
Это был путь любви, но он нес ненависть.
И где-то там, в конце, были объятия, и секс, и какая-то вспыхнувшая искренность… но он уже не мог открыться, не мог ощутить ничего по-настоящему. Он сам стал ложью, и уже никакая любовь не могла его спасти.
…Я втянул воздух, понимая, что уже с минуту стою, задержав дыхание под взглядами тэни и Измененных. Сказал:
– Мерзко…
– А есть ли какая-то сущность? – нетерпеливо спросил Амонд.
Я посмотрел на него.
Амонд любил свой мир и свой народ.
Еще больше он любил власть.
На самом деле уход Инсеков его страшил. Он снова стал бы одним из многих чиновников тэни, утратил пост тайного министра. У них почти не было войн и не было приложения талантам Амонда – политика, дипломата, мастера интриг.
Все должно было оставаться, как прежде, только немного улучшиться. Пересмотреть условия сделки, шагнуть вверх по карьерной лестнице, приблизиться к власти… может быть, получить пост наместника Инсеков, добиться того, чтобы мир тэни вошел в их империю как младший партнер… Амонд все-таки знал слишком мало и был достаточно наивен, чтобы питать подобные иллюзии.
Меня, кстати, он собирался отпустить. Возможно. Он еще окончательно не решил.
Смысл кристалла вошел в меня – умение понимать движущие мотивы, затаенные мечты, тайные желания и слабости. Если бы тот, кто породил кристалл, употребил свои таланты не на то, чтобы покорить одну-единственную женщину, он добился бы любых высот, избавился от своих комплексов и, вполне вероятно, завоевал бы ее любовь честно.
Какая ирония!
У него были силы сломать любые стены, а он потратил их на то, чтобы рыть подкоп…
– Сущность есть, – сказал я. – Создатель кристалла безумный, но гениальный интриган. Он научился понимать окружающих. Их мотивы, сильные и слабые стороны.
Я не добавил, что смысл кристалла позволял и манипулировать окружающими. Это они должны были понять сами.
Потому что я уже начал ими манипулировать.
Тэни и Измененные – они стали лишь фигурками на игровом поле. Я сделал ход и привел их в движение.
Какая мощь!
Но сейчас появится еще один игрок. И я знал, кто.
– Пожалуй, лучше проверить мне, – сказал Амонд и протянул руку.
– Двое тэни уже испытали препарат, – возразил Ди. – Теперь я должен убедиться, что он работает на Измененных.
Он воткнул шприц себе в живот, прямо сквозь комбинезон, и вдавил поршень. Кажется, он даже не стал искать вену, а ввел раствор в третье, дополнительное сердце.
На лице Амонда промелькнула смесь обиды и злости, но он смирился.
Ди стоял, прислушиваясь к ощущениям. Я думаю, что ему тяжело дался эмоциональный удар: почти все Измененные лишены сексуальной сферы, даже тактики. Сейчас Ди ощущал то, что по возрасту как раз должен был пережить, останься он человеком: любовь, страсть, ревность, разочарование, печаль. Все сразу и в концентрированном виде… Нелегко ему.
Но я знал, что он справится.
Ди сглотнул, несколько раз моргнул. Повел головой, даже потряс ею. Сказал:
– Это непросто…
А потом обвел всех внимательным взглядом.
Его сознанию, изначально настроенному на логику и анализ, должно быть проще с этим смыслом. С другой стороны, эмоции для Измененных – чуждая область…
Наши глаза встретились.
«Я знаю, – говорил его взгляд. – Я знаю, кто ты на самом деле. Теперь я знаю. И я знаю, что ты знаешь, что я знаю».
Я улыбнулся Ди.
– Сложная ситуация, – сказал Ди. Он сейчас с дикой скоростью прокручивал варианты дальнейшего поведения. В общем-то, ему было проще это делать… вот только он не понимал, почему я так спокоен и почему позволил ему получить новый смысл – бесценный для локального тактика.
«Что же ты задумал?» – говорили его глаза.
Я отвел взгляд. Посмотрел на стражу по имени Вик, терпеливо ждущую рядом с Ди.
Ой.
Ой-ой-ой…
А вот это я не учел.
Не знаю, как оно работало, но кусочки информации сами собой складывались в паззл.
Нет, нет, ну не может такого быть! Не должно было мне так повезти… или, напротив, так не повезти… невозможны такие случайности…
Значит, это не случайность?
Стража, стоящая рядом с тактиком, была Викентием, сыном Виталия Антоновича. Тем самым ребенком, ради призрачного шанса спасения которого он погиб.
А это значило, что только что придуманный план летел к чертям.
И мне придется импровизировать.
Не то чтоб я против импровизаций. Но я уже понял, чем они у меня обычно заканчиваются.
Глава шестая
Амонд дураком не был. Пусть ему и не досталось смысла из кристалла, но он, пожалуй, и без того умел читать эмоции и настроения.
Даже у Измененных.
– Мне кажется, дорогие друзья, – сказал он мягко, – что эксперимент со столь сложным кристаллом был ошибкой. Он внес заметное напряжение в ситуацию.
Ди кивнул.
…Я все еще просчитывал его. Что-то не складывалось в характере и мотивах локального тактика. Ну, ну, давай же…
Не знаю, как именно смысл стал воздействовать на меня. Я даже не знал, как он кодировался в кристалле, – не просто формула химического вещества или чертеж, а все в комплексе, целая энциклопедия, опыт и его осмысление. Ди был прав, чертежи и схемы – это все ерунда. Настоящий смысл нес в себе всю жизнь неизвестного мне тэни, все наработанное им мастерство понимания и управления людьми. На Земле такой кристалл мог бы породить какой-нибудь великий авантюрист и манипулятор, десятилетиями вертевший людьми. И сейчас вся закодированная информация проникала в мой мозг, становилась частью моего знания.
Блин, здорово было бы так учиться в школе или институте!
– Можем мы выдохнуть, улыбнуться и вернуться к нашей изначальной ситуации? – спросил Амонд.
– Боюсь… что нет, – ответил Ди. – Ваша цель – захватить кристалл, убедиться в его ценности и попытаться выторговать у Инсеков лучшие условия сотрудничества. Это невозможно, простите.
Амонд рассмеялся.
– Так… допустим. Едва вы обратились к нам, мы сразу же сообщили, что хотим не открытого конфликта, а лишь более честной сделки. А ваша цель? Вколоть себе кристалл и понять, что в нем?
– Мы этого не говорили, – сказал Ди с обезоруживающей прямотой.
…Что-то сложилось у меня в мыслях. Выстроилось, стало понятным и ясным.
В словах и действиях Ди были два мотива.
Нет, три.
Первый – тот, с которым он вышел на спецслужбы тэни. «Мы сочувствуем вам, мы захватили большую ценность, вместе с вами мы будем торговаться с Инсеками». Он сказал, и ему поверили, потому что сказанное отвечало идеологии тэни.
Второй мотив был скрыт под первым. Ди сочувствовал тэни, но никогда не пошел бы на предательство добровольно. Он был локальным тактиком, он выполнял задания, а не принимал самостоятельных стратегических решений. Он выполнял приказ, отданный Мар. Приказ, отданный не в качестве коменданта планеты, а в качестве одного из руководителей Сопротивления Измененных. Прозрачный кристалл не должен был послужить благу Трисгарда и его розовокожих гуманоидов, он был оружием Сопротивления.
Третий… третий мотив еще ускользал, но я почти его понял… Он был связан не только с Ди, а еще с кем-то другим.
– Вы очень близко подошли к нарушению нашей сделки, – сказал Амонд.
Это были вызов и упрек, угроза и оскорбление. Ди это тоже понимал.
– Мы благодарны вам и стремимся получить максимум всеобщей выгоды из этой ситуации. – Ди говорил, но он должен был понимать, что его слова пусты.
Он тянул время!
…Тянуть время… да, это подходит и к третьему мотиву… но не со стороны Ди…
– Летательные аппараты по правому борту! – выкрикнул вдруг один из солдат.
– Левый борт, наблюдаю две цели! – тут же отозвался солдат слева.
Вик, по-прежнему стоявшая рядом с Ди, чуть-чуть шевельнулась. Я увидел, как едва заметно удлинились ее руки. Стража готовилась к боевой трансформации.
А вот тут Амонд дал маху.
Он все-таки был убежден в том, что Ди и его группа – одиночки. Может быть, бесчестные, но работающие без помощи извне. Сколько они тут, почти год? И убили часть своей команды? Достаточно, чтобы поверить…
– Не время ссориться, – сказал Амонд быстро. – У нас гости.
Где-то за дверями, в каютах, застучало, часто и нервно. Пулеметы! Несколько раз бухнуло сильнее – пушки? Солдаты в салоне распахивали окна – створки сдвигались в стороны, в помещение врывался холодный, даже на высоте пахнущий морем воздух. Приседали перед окнами, выставив в ночь граненые стволы автоматов.
Я с тревогой подумал, чем наполнен баллон этого дирижабля. Надеюсь, не водородом, а то нам всем быстро придет конец…
В ночной тьме сверкнуло – и один из солдат с левого борта беззвучно упал на спину. Остальные начали стрелять в темноту.
– Кристалл! – выкрикнул Амонд, глядя на Ди. – Уходим!
Он все-таки еще верил в честность сделки. А как он предлагал уйти? Парашюты или какие-то спасательные капсулы?
– Нет, простите, – сказал Ди. И громко произнес: – Радуга!
Нелепый выкрик был командой. Безучастно стоявшие в носовой камере стражи (даже стрельба не заставила их укрыться) начали действовать.
Две старшие стражи двинулись по левому борту, три стражи – по правому.
Они не доставали оружия, они перешли в боевую форму и ускорились. Теперь стражи напоминали не то гигантских насекомых, не то уродливых рептилий. Взмахи рук с выдвинутыми когтями косили солдат одного за другим. Вик осталась рядом с Ди, вытянув руки, опустив голову и угрожающе скалясь на окружающих.
Но все же Измененные не были неуязвимы, а солдаты тэни готовились и к такому повороту событий.
Один из солдат успел повернуться и выпустил – скорее случайно, чем прицелившись, – очередь в лицо стражи.
Пули оказались необычными. Голову Измененного разнесло, причем в ярко-синей электрической вспышке, тело стражи судорожно вытянулось – и она рухнула.
Ди поморщился. И посмотрел на меня, словно ожидая, что я буду делать.
Погибла, к моему удивлению, и одна старшая стража. Она убила подряд трех или четырех солдат, когда пятый вскинул ей навстречу массивный ствол с раструбом и нажал спуск. Это оказался какой-то примитивный ракетомет. Солдата выхлопом отнесло назад, в облаке дыма и пламени, он упал мертвым с прожженной грудью, но попавший в стражу заряд вынес ее через окно – в ночь, в пустоту, навстречу многокилометровому падению в океан. Салон заволокло дымом, который быстро вытягивался в окна, задребезжал какой-то сигнал, освещение мигнуло и стало тусклым.
Ди издал слабый вскрик, проводив взглядом старшую стражу на ее пути к смерти. И снова уставился на меня. Он тоже просчитывал меня, он понимал, что я морф, но что-то у него не складывалось.
– Джагерд, уходи! – крикнул Амонд, хватая меня за плечо и толкая себе за спину.
Движение оказалось неожиданно резким, да и говорил он очень быстро, так что слова слились в «Джагердуходи!».
Он что, принял какой-то стимулятор?
В руке у Амонда был длинноствольный револьвер с граненым барабаном.
Интересно, сколько граней у тэни считаются благоприятными для убийства?
Ответ немедленно появился из памяти – восемь.
…Так, что-то не то с Амондом… слишком много скорости, ярости и собранности… считай, считай!..
Ди покачал головой.
– Амонд, успокойтесь. Мы не тронем ни вас, ни ученых. Но наше сотрудничество закончено. Сейчас мы уйдем.
– Бесчестнаясделка! – выругался Амонд.
– Всего лишь политика, – ответил Ди. В голосе его не было радости, он не испытывал восторга от происходящего. – Считайте случившееся уроком на будущее.
Я видел за окнами приближающиеся летательные аппараты. Глайдеры, стандартные боевые машины Измененных, были мне знакомы по Саельму. Как ни странно, но они еще не рисковали причалить – дирижабль огрызался огнем пулеметов и скорострельных пушек, моторы надрывно выли, исполинская летучая машина маневрировала, вряд ли надеясь уйти от врага, но спускаясь ниже, к океану.
Две оставшиеся стражи и старшая стража закончили избиение солдат и приближались к нам. Несчастные ученые, которые при первых выстрелах присели у лабораторных столов, теперь согнувшись бежали к выходу. Стражи им не препятствовали.
– Даэтохорошийурок, – скороговоркой согласился Амонд.
И начал стрелять.
Три выстрела в стражу, по одной пуле в каждую.
Я не ожидал, что он такой меткий и быстрый. Но уже знал, каким будет эффект.
Окаменевшие тела рухнули на пол, рассыпаясь.
Метапатроны Продавцов!
Вот это Ди не просчитал, да и я понял слишком поздно. Амонд не просто принял стимулятор, мгновенно ускоривший его (теперь я ощущал биение его сердца – больше двухсот ударов в минуту, а тело тэни будто пылало, температура подскочила градуса на три-четыре).
У него еще и петрификационные патроны были!
– Подлые воры! – Мне показалось, что Амонду пришлось сделать усилие, чтобы произнести слова внятно, а не выплюнуть одним нечленораздельным проклятием. Он нацелился в Вик, которая своим телом закрывала Ди.
К черту, это не стража Вик, это Викентий, сын Виталия, несчастный больной мальчик, превращенный в убийцу…
Я взмахнул рукой, ударив Амонда в висок. Он рухнул, успев выстрелить, но пуля попала в стекло.
Стекло тут же отреагировало – помутнело и рассыпалось белым песком.
Амонд лежал без чувств, но, кажется, был жив.
– Кто ты такой? – спросил Ди, глядя на меня с раздражением.
– Никак не просчитаешь? – Я потянулся, чувствуя, как тело начинает перестраиваться.
В моей маскировке под мастера Джагерда больше не было нужды.
– Ты не просто морф, – сказал Ди расстроенно. – Не пойму!
– Мар и сама не знала, – ответил я. У тактика наверняка была связь с комендантом, он знал, что прибудет группа захвата. Вот только почему Мар тянула так долго? Год, чертов год позволять ценнейшему артефакту находиться в руках тэни… изображать бурные поиски, отправить на смерть двух ценных морфов… а что, если бы тэни перебили горстку Измененных и действительно скрыли кристалл? Судя по случившейся бойне – смогли бы, бойцы из них оказались хорошие, еще и боевую химию какую-то придумали, почти уравнявшую их в скорости со стражей. Она не могла рассчитывать на случайное озарение Джагерда, которое позволяло прочесть кристалл.
Чего же ждала Мар?
Ни для коменданта планеты, ни для члена Сопротивления Измененных смысла в ожидании не было.
И тут у меня все сложилось.
– Дилан, – сказал я.
Фальшивая плоть Джагерда сползала с меня пластами, одежда промокла и воняла. Насколько же удобнее комбинезоны Измененных…
– Мар тебя обманывает.
– Ты кто? – снова спросил Ди с напором.
Вик угрожающе шагнул ко мне. Я перестал думать о нем как о страже, он стал для меня Викентием, мальчиком с Земли.
– Не важно. А ты стой на месте, Викентий. Убивать я тебя не буду, а вот уши надеру.
Вик вздрогнул, Ди нахмурился. В хвосте дирижабля дважды громко бухнуло, пол под ногами вздрогнул. Мы явно ускорили снижение.
– Считай же, балбес! – крикнул я Дилану. – Ты и без того тактик, а с этим смыслом внутри должен еще поумнеть! Мар – двойной агент! Она работает на Прежних, кристалл предназначен им!
Ди вздрогнул, его глаза на миг затуманились.
Я стоял и ждал. Меня подмывало взять упавший на пол револьвер Амонда, но я не хотел пугать Вика.
– Это… слишком… возможно… – сказал Ди.
Локальный тактик оглянулся на салон, полный мертвых тэни и стражи.
– Она ждала корабль… или что там еще, не знаю… – Я пожал плечами. – Прозрачный кристалл слишком сладкий приз, ради такого можно пожертвовать и ценным агентом, прозябающим на планете.
– А я пожертвовал своими ради Прежних… – прошептал Ди.
– Ты не знал, – ответил я. – Но да, именно так. Ты пожертвовал своими людьми, убил верных Инсекам и предал тэни. Все для того, чтобы кристаллом завладели Прежние.
– Мар в одном из глайдеров, – сказал Ди после короткой паузы. – Но там нет Прежних, там наши.
– Они не поверят ни тебе, ни мне, – безжалостно сказал я. – Ты бы и сам не поверил, не будь нового смысла.
Ди кивнул.
– Мы снизились до высоты два километра и продолжаем спуск. С высоты сто – сто пятьдесят метров можно прыгать, у вас будут шансы уцелеть.
Я отметил это «у вас».
– Вик, ты переходишь в полное распоряжение мастера Джа… – Ди помотал головой и вопросительно глянул на меня.
– Макс.
– Мастера Макса. Он свой! Подчиняйся ему, как мне, защищай, как меня, – Ди поколебался. – Приказы коменданта Мар больше недействительны. Ей не подчиняйся.
– Я так не могу, – сказал Вик с обидой. – Ди, это нарушение правил!
– Она предатель, – с напором произнес Ди. – Понимаешь? Ты слышал наш разговор. Она работает на Прежних. Мы ненавидим Прежних больше, чем Инсеков. Понимаешь?
Вик издал слабый хныкающий звук. Он колебался.
Дирижабль снова вздрогнул, в хвосте что-то взорвалось. Нас ощутимо тряхнуло, и я почувствовал, что «Крылья ветра» клюнули носом.
– Тут не водород в баллоне? – спросил я.
– Эфир, – отозвался Ди. – Молчи, я считаю, как вам выбраться.
– Эфир огнеопасен, – напрягся я.
– Это не тот эфир, – отмахнулся Ди. – Молчи!
Вик, похоже, принял решение. Он молча прошел к лабораторному столу и вернулся с рулоном бумажных полотенец. На них даже рисунок был, какие-то травки и плоды, точь-в-точь как кухонные до Перемены, когда люди еще не экономили бумагу!
– Оботритесь, мастер Макс, – сказал Вик. – Вы весь в протоплазме.
Я молча принялся обтираться, хотя мне больше помог бы хороший душ. Одежда Джагерда болталась на мне мешком. Еще хотелось жрать.
Пол под ногами снова несколько раз дрогнул.
Вик, не выражая никаких эмоций по поводу ускорившегося падения дирижабля и заметного наклона, прошел вперед. Очень ловко стянул со стражи, лишившейся головы, комбинезон и принес мне.
– Переоденьтесь, мастер Макс.
Я не колебался. Сбросил плащ, стал стягивать одежду.
И тут же ощутил Форт.
Как бы ни работал этот плащ, в него не требовалось заворачиваться целиком, чтобы блокировать связь. Достаточно было накинуть на плечи.
«Привет», – сказал я мысленно.
И ощутил неловкость Форта – будто тот старался меня не замечать.
«Тут целое побоище случилось, – продолжал я мысленно. – Гадкая история. Вообще все тут гадкое, в этой истории. Комендант Мар…»
Форт от меня закрылся.
Не просто прекратил общаться, а словно бы исчез бесследно. Он так может? Или кто-то нажал кнопочку на ретрансляторе, отрезав меня от коллективного разума?
Тогда я знаю, кто это сделал.
Пожав плечами, я стал влезать в чужой комбинезон. Он тоже был здорово испачкан кровью стражи, но скоро ткань всосет ее и разложит.
– Есть один вариант, – сказал Ди. – Вероятность того, что вы с Вик спасетесь, достаточно велика.
– А ты? – спросил я, хотя читал ответ в его словах и движениях.
– Я накосячил, – ответил Ди. – Слишком много смертей и боли для достижения ложной цели.
– Ты не виноват.
Он покачал головой.
– Я не могу просчитать вариант для общего спасения. Будь я полный тактик или стратег, могло бы получиться. А так – не могу. К тому же, повторю, я накосячил.
Дилан улыбнулся, очень по-человечески и очень горько.
– Откуда ты знаешь Вик?
– Я знаю его отца, – сказал я, застегивая комбинезон.
Вик вздрогнул, но ничего не сказал. Ди вздохнул.
– Жаль, что у меня нет времени. Я бы хотел узнать эту историю.
Я кивнул и сказал:
– Я бы тоже хотел узнать твою историю.
Мы с тактиком смотрели друг на друга, ощутив неожиданную и горькую симпатию. Может быть, потому, что мы с ним разделили общий смысл?
– Кристалл, – сказал я.
Ди кивнул:
– Да. Поразительный бесцветный кристалл, порожденный старой женщиной… Ты понял, да? Что с ним и откуда он?
– Кажется, понял, – кивнул я. На самом деле я не понял сам, но я прочитал догадку тактика, поразился ей и принял, как единственную реальную. – Но как это возможно?
– Вот ты теперь и будешь разбираться, – сказал Ди. Встряхнулся и продолжил: – Никаких парашютов, никаких отделяемых капсул. Использовать их – все равно что самому сдаться.
– Глайдер, – кивнул я. – Не умею управлять!
– Вик умеет. – Тактик глянул в окна левого борта, потом правого. – Да что ж они тянут, с воды хотят брать, что ли…
Дверь, ведущая в коридоры, открылась.
– С воды нерационально, – сказала комендант Мар, входя. – Привет, мальчики. Вы хорошо поработали.
Вслед за ней в салон как-то очень быстро переместились шестеро старших стражей. И они не были безоружны, как команда Ди, двое несли стандартные лучевые излучатели, двое секадоры, двое – плазменные пистолеты.
В общем, они подготовились, и мне это не нравилось. Как и то, что я сглупил и не перешел в боевой режим заранее.
Не сомневаюсь, что, если начну сейчас преображаться – меня сожгут или засушат. А вернее всего, вначале засушат, а потом сожгут.
– Привет, Мар, – сказал Дилан. И широко улыбнулся. – Я даже не надеялся, что ты войдешь через дверь, а не через окно.
Дирижабль продолжал опускаться. Мне даже показалось, что я слышу плеск волн, хотя скорее шумели моторы. Вик неловко затоптался на месте, явно не зная, что теперь делать и кому подчиняться.
Мар уставилась на Дилана своими жуткими белыми глазами.
Потом сказала:
– Врешь. Ты строил расчет на атаке через окна.
Я, конечно, увидел, что Дилан блефует. Но было очень неприятно осознать, что Мар ощущает ложь так же хорошо, как и мы, воспринявшие чужой смысл.
Глава седьмая
Я смотрел на Мар и понимал, что стоит мне выкрикнуть «она агент Прежних» и попытаться перетащить стражу на нашу сторону, как комендант отдаст приказ. И нас убьют. Может быть, потом стражи задумаются о моих словах, но только потом.
В нас до сих пор не стреляют лишь потому, что Мар не знает, где кристалл. Боится, что выстрелы его уничтожат вместе с нами. Она смотрела на тактика, я ее интересовал куда меньше.
Зря.
Сейчас мне надо было заставить себя забыть мертвую жену и детей Джагерда. А еще полюбить или хотя бы пожалеть Мар. Это было безумно сложно, но смысл кристалла и девочка, которую я видел в Форту, ободряюще коснулись меня. «Каждого можно любить и ненавидеть, это очень просто…» – ядовито прошептал проросший во мне смысл. А девочка с котенком просто кивнула.
– Маргарита просила передать тебе привет, – сказал я.
Комендант перевела взгляд на меня.
– Какая Мар… Маргарита?
– Девочка, ей было лет десять, – сказал я. – С косичками. Она любила надевать мамину брошку, из «жемчуга». Такую… разлапистую, как морская звезда.
Комендант смотрела на меня белыми непроницаемыми глазами.
А я говорил. Или это смысл кристалла говорил во мне, подсказывая нужные слова?
– Мама не разрешала. Но девочка все равно брала брошку и тайком цепляла на школьную форму. У нее был рыжий котенок, помнишь…
Я осекся. И покачал головой. Я вдруг понял.
– Нет, котенка не было. Ей пообещали подарить рыжего котенка, и она пошла…
– Замолчи! – закричала Мар. Стражи вздрогнули, стволы оружия теперь смотрели на меня. – Замолчи, замолчи! Кто ты? Кто ты такой, ты не просто морф! Кто тебе рассказал?
– Ты мне рассказала, – ответил я. – В Форту.
Мар замотала головой.
– Все Измененные оставляют отпечаток, – сказал я. – В Гнезде, в Форту… Я говорил с мальчиком, который стал тактиком. Я говорил и с тобой.
– Так не бывает! – выкрикнула Мар с надрывом.
Дирижабль вдруг накренился, с лабораторных столов посыпались колбы. Как ни странно, ни одна не разбилась.
– Я не морф, – сказал я. – Ты права. Я призванный, я Защитник Гнезда. Меня призывали дважды, и я стал… необычным. Я говорил с такими вами, какими вы были. Ты обещала, что я могу попросить о помощи.
Мар замотала головой:
– Я тебе не верю!
– Куколка, балетница, воображуля, сплетница, царь, царица, красная девица… – тихо произнес я всеми забытую детскую считалку. – Мар, я прошу тебя о помощи. Девочка Маргарита сказала, что ты стала стервой, но была хорошей.
Где-то впереди и снизу громыхнуло, будто началась гроза. Молния высветила разгромленный салон, окровавленные тела… высветила и осталась, будто мы повисли в сиянии застывшей фотовспышки. Я почувствовал, как мои глаза изменяются, приноравливаясь к слепящему свету.
– Мой глайдер в хвосте дирижабля, – сказала Мар хрипло, будто в ней что-то надломилось. – Ли, Тан, Ол, обеспечьте ему проход! Потом – поддержка с воздуха! Не дайте штурмовикам выйти из экрана!
Она шагнула ко мне, схватила за плечи:
– Кристалл у тебя?
– У нас, – произнес тактик.
– Отдай ему. Нам не уйти, но можно закрыть зону перехода. Ты мне понадобишься, Дилан!
– Я понял, – просто сказал тактик. – Мостик тремя палубами выше.
Он провел рукой в районе пояса и протянул мне маленький серебристый цилиндр. Я прижал его к комбинезону, и тот втянул контейнер, образуя карман.
Сейчас я не смотрел на них. Я смотрел вперед, сквозь стекла обзорной площадки, каким-то чудом уцелевшие при всей пальбе.
Впереди, над бушующим морем (откуда взялась эта буря?), висели, застыв в воздухе, две ослепительные ломаные молнии. От них нестерпимо медленно отрастали огненные ветви.
А между молниями возникал экран – огромный километровый квадрат, сияющий темно-серым. Не всегда, выходит, для перехода нужны металлические рамки.
Мар резким движением выхватила у одной стражи излучатель. Задрала вверх, из ствола вырвался луч, почти невидимый в сиянии молний. Мар крутанула над головой стволом, отпрыгнула – на пол посыпались куски потолка, разрезанный на части стул, какой-то мусор. В потолке салона образовалась дыра диаметром в пару метров. Какая-то резная деревянная фигня упала на неподвижно лежащего Амонда, тот застонал, приподнял голову, сел. Остолбенело уставился на происходящее.
– Ему нужен пилот, – сказал локальный тактик. – Вик, ты с Максом!
– Выполняй! – рявкнула комендант. – Резонанс через тридцать секунд!
Стража Вик с явным облегчением кивнул.
Мар глянула на меня – прощально, словно собираясь что-то сказать… Но промолчала. Подпрыгнула и с места, будто пружиной брошенная, скрылась в прорезанной дыре. Следом, так же легко и небрежно, вознеслись три стражи.
– Сделай что-нибудь хорошее, – сказал мне локальный тактик Дилан. – За нас, мы не смогли.
Тоже скрылся в проеме.
Стражи смотрели на меня. Амонд, часто моргая, кажется, тоже собирался что-то сказать, но так и не решился.
– Глайдер! – скомандовал я.
И мы побежали по вставшему дыбом коридору через весь второй салон, мимо разгромленных кают с выбитыми дверями, по неподвижным телам солдат тэни, сквозь заволакивающий коридоры едкий дым, в спину нам сияли застывшие молнии, и к их свету примешивалось серое мерцание разгорающегося экрана.
Кое-где в каютах торчали овальные носы глайдеров, пробивших обшивку, с распахнутыми люками и пустыми кабинами. Глайдеры застыли, вонзившись в дирижабль, будто снаряды, я не сомневался, что они вполне на ходу, но стражи вели меня дальше – две впереди, одна замыкала. Дважды они начинали стрелять, я даже не замечал, по кому. Наверное, кто-то показался им еще живым…
Глайдер коменданта нашелся в самом хвосте, наполовину вкатившийся в такую же обзорную площадку, как и в носовом салоне. Он был поменьше десантных и более остроносый. Стекла на площадке были разбиты, рамы погнуты, по лицам хлестал холодный ветер. Одна из стражей подхватила меня и забросила в открытый люк, Вик запрыгнул сам. Я заерзал в узком кресле, но оно вдруг будто ожило и окутало меня. В соседнем кресле точно так же зафиксировался Вик, лицо его скрыл выдвинувшийся из подголовника шлем. Никаких приборов или панели управления не было, только два кресла в маленьком отсеке, прозрачном изнутри и серовато-синем снаружи.
Я успел еще раз посмотреть вперед, через весь коридор, по которому прыжками спускались, исчезая в дверях, стражи. Дирижабль падал в гигантский серый экран, пылающий жутким мертвенным светом.
Потом глайдер дернулся и выскользнул из разбитого дирижабля, будто пробка из бутылки, стремительно набрал высоту… похоже, ему было все равно, как лететь – носом или хвостом вперед.
«Крылья ветра» падал.
Я даже задохнулся, глядя на происходящее.
Дирижабль был немыслимо огромен, на Земле ничего подобного не строили. Баллон казался покрытым металлической чешуей, может, он и правда был из металла? При всех своих размерах, по сравнению с огромной многоэтажной гондолой он выглядел непропорционально маленьким – как же он летает-то? Из чешуйчатой оболочки струями вырывался светящийся сиреневый газ.
Рядом с дирижаблем неслись несколько глайдеров. К ним один за другим присоединились еще три, видимо, это стартовали проводившие нас стражи. Казалось, будто гигантская косатка вынырнула из океана в сопровождении стайки рыб поменьше и теперь стремится проскочить через пылающий квадрат.
Вот только это был не дельфинарий, и за огненным квадратом ждали не аплодисменты восхищенных зрителей, а один из миров Прежних.
Я видел, как серое свечение набрало полную силу, над океаном вспыхнул голубой клочок чужого неба, растянутый между ветвями остановившихся молний.
И летающие кораблики, крошечные на таком расстоянии и почти неотличимые от глайдеров, вырывались из экрана навстречу «Крыльям ветра».
От дирижабля стали отваливаться какие-то фрагменты, над которыми вытягивались парашютные стропы. Даже сейчас я испытал облегчение от того, что у кого-то из пассажиров есть шанс спастись.
У дирижабля и тех, кто остался на борту, шанса не было. «Крылья ветра», все сильнее и сильнее забирая вправо, несся к одной из застывших молний. Небо заполыхало вспышками, глайдеры и чужие корабли вступали в бой, сжигая друг друга над морем, несколько аппаратов Прежних вдруг изменили курс и помчались наперерез дирижаблю, полосуя его огненными нитями лучей. Баллон стал разваливаться, сминаться, выпуская облака пылающего газа.
Но остановить «Крылья ветра» было уже невозможно. Дирижабль врезался в столб остановившегося электричества и исчез в ослепительной вспышке. Взрыв был такой силы, что наш удаляющийся глайдер закрутило, небо и океан замелькали, словно в калейдоскопе. Кресло сжало меня как в тисках, завернуло в кокон, оставив на поверхности лишь лицо. Правая молния погасла, исполинский экран задрожал и исчез.
Локальный тактик Дилан и комендант Маргарита сделали все, чтобы исправить свои ошибки.
– Куда мы направляемся, мастер Макс? – спросил Вик.
Глайдер выправился, продолжая подниматься в ночное небо. Далеко внизу полыхали на воде обломки дирижабля, над ними раскачивались на белых куполах спасательные капсулы.
– Не знаю, Вик, – ответил я.
– Тогда я буду держать курс к острову Мидри, – решил Вик. – Это всего шестьсот двадцать три километра. Я там однажды был, там красиво.
– Хорошо, Вик, – сказал я. – Давай на Мидри. Я люблю острова.
– Мастер Макс, я могу задать вопрос?
– Да.
– Вы и правда знаете моего отца?
Я посмотрел на стражу. Лицо Вика было закрыто шлемом, который служил и панелью управления, и дисплеем.
– Да, Викентий. Знал.
– Он умер? – спросил Вик, помолчав.
– Погиб. Мы сражались со слугами Прежних. Это такие существа, вроде людей, но мерзкие и бесчувственные.
– Я знаю, кто такие Слуги, мастер Макс.
Вик замолчал.
– Зови меня Максим, – попросил я. – Мастером тонких биохимических наук был Джагерд. А я буду звать тебя Викентием. Это твое настоящее имя.
– Смешное, – ответил Викентий, помедлив. – Словно я человеческий мальчик.
– Ты и есть человеческий мальчик, – сказал я. – Твой отец хотел, чтобы ты им снова стал. И мы постараемся, чтобы так и было.
– Почему он погиб? – спросил Вик.
– Выполнял задание Прежнего. Тот обещал в награду вернуть тебя на Землю.
– Я его немного помню, – сказал Вик. – Когда Гнездо лечит, то вспоминаешь даже то, что видел совсем маленьким. Я помню, как он смотрел на меня и плакал. И как ругался с врачами. И с мамой. Можно, мы теперь помолчим, мастер Макс?
– Максим.
– Заткнись, Максим?
Почему-то я улыбнулся.
Да, Викентий родился десять лет назад, к тому же неизлечимо больным. Но его исцелило Изменение, он стал стражей, принял информацию от Гнезда и Форта, он воевал. Он давно уже не ребенок.
И, в общем, это хорошо, потому что ребенок бы таких испытаний не выдержал.
Мне и впрямь стоило заткнуться.
* * *
Остров оказался большим.
Я смутно помнил карту планеты: три материка, все в одном полушарии (с этим были связаны какие-то климатические особенности, обозначенные как «шквальный ливень»), и несколько больших островов между ними. Мидри был самым крупным. Ну, не как Гренландия на Земле, но уж точно не меньше Кубы или Сахалина. В общем, когда мы заходили на посадку, ощущения острова не возникало.
Глайдер приземлился на рассвете. Вик спросил, надо ли нам скрываться от тэни, я сказал, что в этом нет необходимости.
Так что глайдер сел на местном аэродроме, куда, наверное, должны были сегодня прилететь «Крылья ветра». Во всяком случае, я заметил причальные вышки, а на краю поля, опустившись на бетонные плиты, стоял еще один исполинский металлический дирижабль, судя по всему, грузовой. Были и самолеты, небольшие, похожие на бипланы времен Второй мировой войны. Авиация у тэни развивалась не так, как у нас.
– Куда мы пойдем, Максим? – спросил Вик.
Мы приземлились на клочке взлетного поля, отгороженном невысокой решеткой. Тут никого не было, здания аэропорта стояли в стороне, и к нам никто не спешил. Видимо, этот сектор аэродрома выделили для Измененных и Инсеков (если те, конечно, снисходили до личного визита на планету).
– Мне надо помыться, – сказал я. – И поесть.
Трансформации в боевой режим у меня не произошло, но голод я испытывал чудовищный. А остатки фальшивой плоти Джагерда так и засохли на мне, комбинезон не смог все переработать.
Ко всему прочему, засохшая кровянисто-серая дрянь еще и воняла, будто блевотина.
– Да, вам надо помыться, – сдержанно согласился Вик. Отошел в сторону, открыл лючок, врезанный в бетонные плиты аэродрома. Достал оттуда черный гофрированный шланг со сверкающим медным наконечником. – Но куда мы пойдем?
К мытью, судя по всему, Измененные относились крайне утилитарно. Я встал, раскинув руки, и Вик принялся поливать меня из брандспойта, которым в обычное время мыли глайдеры.
Тугая холодная струя стегала меня по бокам, я смывал с комбинезона клочья собственного тела, потом расстегнул комбинезон и пустил воду под него. Плащ если и запачкался, то ухитрился очиститься сам.
Блин, как же приятно, когда у тебя снова целых пять пальцев на руке и всего два соска на груди!
– Здесь есть Измененные? – спросил я.
– Маленький пост в городе, – ответил Вик. – Там трое или четверо. Просто так, для порядка. Тэни не бунтуют.
Ага, не бунтуют… просто они это делают с умом…
Я вспомнил Амонда и ученых. Надеюсь, они все-таки выжили. Особенно мне было жалко адъюнкт-профессора Нарсби – мало того, что в патриархальном обществе тэни ей было нелегко достигнуть своего положения, так еще и в экспериментах она дважды испытала бурю чужих эмоций, а смысла так и не получила.
– Не знаю, куда нам идти, Викентий, – признался я. – Куда бы пошел ты?
Вик серьезно обдумал мой вопрос, продолжая поливать меня из брандспойта. Потом закрутил вентиль, аккуратно убрал шланг обратно в лючок. Сказал:
– Локальный тактик Ди говорил про тайный заговор против Инсеков. Что он член Сопротивления. Он говорил, мы должны бороться за свои права, требовать, чтобы после двадцати пяти лет службы нас отпускали на Землю и возвращали человеческий облик.
…Немногого же они хотели от Инсеков…
– Ди говорил, что комендант Мар – из Сопротивления. Что мы прячем кристалл по ее заданию. Но это неправда, верно?
– Он ошибался, – кивнул я. – Может быть, Мар и была из Сопротивления, но она еще и на Прежних работала.
– Я правильно понял, – обрадовался Вик. – Тогда я не знаю. Мы прячемся от Инсеков? От Сопротивления? От Прежних? Или ни от кого не прячемся?
Я, как мог, отжал волосы и стряхнул воду с комбинезона. Потопал ногами на месте. Штанины слегка раздулись, сквозь подошвы струилась мутная грязная жидкость. Сказал:
– Викентий, кристалл, который мне отдал Ди, – даже бо́льшая ценность, чем все думали.
– Да? – удивился Вик.
– Без бэ, – задумчиво подтвердил я. – Вот только чем нам это поможет, не знаю.
– Ты можешь его растворить и уколоться?
Меня даже передернуло.
– Наверное. Да, могу, я помню процедуру. Только не уверен, что стоит это делать… Пошли, а то смытая грязь начинает мне казаться очень аппетитной.
– Фу, – сказал Вик. Подошел к глайдеру, прикрыл люки, похлопал по броне. – Хорошая машина. На десантном мы бы не вышли из зоны поражения.
Мы двинулись к зданиям аэродрома. Брать с собой нам было нечего. Из вещей у меня остался только контейнер с прозрачным кристаллом… если, конечно, Ди не соврал напоследок и действительно отдал его мне.
Я подумал, что даже не хочу проверять. Вначале мне надо убедиться кое в чем другом.
Впрочем, если догадка тактика верна, то лучше бы этого кристалла не было. Он совсем уж менял весь расклад!
– Максим, на что похож смысл, который ты получил? – спросил Вик. – Это как читать мысли?
– Нет, как понимать людей, – ответил я.
– И меня тоже?
Я глянул на него. Покачал головой.
– Нет, Викентий. Стражи слишком другие. Работает на тех, кто ближе к человеческой форме.
– Это хорошо… – вздохнул Вик. – Тут вкусная еда и много кафе. Зайдем в ближайшее, я тоже хочу есть.
– Мой чекер остался на дирижабле, – вспомнил я. – Платить нечем.
– Кто на этой планете станет требовать плату с Измененных? – удивился Вик и даже покачал головой.
Я еще раз подумал, что нельзя относиться к нему, как к ребенку.
Глава восьмая
Даже во время Великой Отечественной оккупанты расплачивались с местным населением. Были для этого какие-то «оккупационные рейхсмарки», которые ничего, конечно, не стоили. Инсеки такой ерундой не озабочивались. Им нужны были только кристаллы с их смыслами, гарнизоны на планетах либо воевали и брали то, что хотели, либо были слишком маленькими, чтобы серьезно нагружать местную экономику. Измененным централизованно выдавали местную валюту, а если ее не хватало – те просто брали, не оплачивая, а правительство компенсировало убытки.
Разумно, хотя, наверное, обидно.
Мы вышли из аэропорта и доехали до центра города. На обычном автобусе, вместе с тэни. Нас вежливо игнорировали, хотя и поглядывали с любопытством. Ну а что еще могли сделать местные? Стражи внушали страх, а наказание за их убийство было неотвратимым и жестоким. Куда больший интерес вызывал я, слишком странно выглядевший для Измененного.
Наверняка потом местная служба безопасности опросит всех местных, сделает портреты, может быть, кто-то и сфотографировать меня исхитрился – я не следил. И попаду я в каталоги где-нибудь рядом с тактиками и комендантами, как еще одна затейливая и редкая форма захватчиков.
Вряд ли тэни знают, как на самом деле выглядят люди, из которых и Прежние, и Инсеки лепят своих солдат.
Мы вошли в первый попавшийся ресторан, располагавшийся в старинном и красивом здании. Явно дорогой и популярный, судя по обстановке: очень много полированного дерева, меди и бронзы, причудливых светильников и живых цветов. Столовые приборы, вполне земные на вид, были из серебристого металла – то ли серебро, то ли, судя по весу и твердости, что-то еще более ценное, вроде платины. Похоже, что ресторан тут очень давно и успел стать респектабельным.
Несмотря на ранний час, здесь было немало посетителей. Тэни завтракали, пили свои местные напитки, заменявшие им чай и кофе, читали газеты.
Наше появление вызвало заметное напряжение. С ближайших столиков тэни пересели подальше. Несколько посетителей даже бросили газеты, расплатились и вышли. Но большинство осталось. Очевидной угрозы от Измененных все же не исходило, а наше появление было редким шоу.
Это я понял и по поведению официантки. Девушка (блин, как перестать смотреть на почти обнаженные груди?) подошла с искренней улыбкой. Я прочитал ее почти автоматически, смысл во мне окреп и обжился.
Она была молода, не замужем, обожала сплетничать, считала Измененных восхитительно некрасивыми, наш визит для нее стал чудесным поводом оказаться в центре внимания всех подруг и друзей.
– Мы рады принять гостей со звезд, – сказала девушка. – Администратор распорядился предоставить все требуемое бесплатно, как знак нашего внимания и уважения.
Нет, правда, что ли? Я уставился на нее.
Девушка говорила абсолютно искренне. При всей чуждости Измененных, она враждебности не испытывала, а тех, кто нас ругал, считала закоснелыми в предрассудках старыми дураками. Молодежь, оказывается, Измененным симпатизировала и даже завидовала…
Хотя чему я удивляюсь?
Это высоколобые ученые и политики знают, что оккупация Инсеками точно так же держит их мир «на тормозе», как и оккупация Прежними. А для основной массы граждан Инсеки и Измененные – куда более приемлемы. Даже с эстетической точки зрения: Прежние использовали странные, уродливые формы, Инсеки оставили Измененным больше человеческого.
Вик сделал заказ, я подтверждающе мотнул головой и добавил:
– Только мне все в двойном размере!
Минут через пять завтракающие тэни перестали на нас пялиться и вернулись к еде. Событие было хоть и редкое, но и не исключительное. Принесли и наш завтрак.
Боюсь, что ел я не слишком культурно, жадно и быстро. Проглотил две порции яичницы, очень похожей на земную, – то, что яйца были от рептилий, на вкусе никак не отразилось. Съел гору тонко нарезанного мяса, не то копченого, не то вяленого. Что-то вроде жесткого пресного хлеба, что-то, напоминающее паштет или хумус, что-то, похожее на пахнущих йодом и солью моллюсков, которых уже кто-то прожевал, а потом выплюнул на тарелку… Я и это съел. Густой желтый сок мне не понравился, он был одновременно соленый и сладкий, но я выпил два стакана.
Только горячий напиток, в котором плавали не то крошечные червячки, не то какие-то белесые проростки, я пить не стал, попросил чистой воды.
Воду в высоких хрустальных бокалах вынесла не дружелюбная официантка, а дряхлый дедок – почти лысый, морщинистый, полный. У него и одежда отличалась – видимо, очень старомодная. И смотрел он, щурясь, – наверное, зрение подводило.
Кстати, я никого здесь не видел в очках. Неужели эта простая идея была одним из похищенных смыслов? Да вряд ли, похоже, просто у тэни от природы хорошее зрение…
Но меня старикан разглядел, лишь подойдя к столу. Лицо у него едва заметно дрогнуло, но я понял, что он испуган, растерян и полон неприятных воспоминаний.
– Извините, – остановил я его, когда он поставил бокалы – слегка подрагивающими руками. – Мне кажется, вы видели кого-то, похожего на меня. Верно?
Старик размышлял. Ему и хотелось об этом поговорить, и он боялся разговора… но все-таки любопытство перевесило.
– Это было давно, уважаемый гость. Очень давно… – Он отводил глаза и топтался на месте. – Не вас, хотя мне показалось…
– Присядьте с нами, – попросил я, тронув его за рукав. – Только разговор! Никаких последствий… честная сделка!
Я коснулся рукой своего лба.
– Честная сделка… – Старик едва заметно улыбнулся. – Времена изменились, честные сделки все менее честные…
Он сел на свободный стул. Я подвинул ему один стакан воды, и он с благодарностью отпил. Сказал:
– Я немного испугался. Это было давно… еще при ваших врагах…
– Прежних?
Тэни не понял, но кивнул:
– Да, тех, что явились до Инсеков. Их солдаты были мерзкие. И сами они были жестоки. Даже когда наступил мир, казалось, что они все время сдерживаются, чтобы нас не растерзать…
Да, речь явно шла о Прежних.
– Сейчас я хозяин этого ресторана, – сказал старик. – Тогда им владел мой дед. А я был почти ребенком. Работал здесь, как сейчас моя правнучка… Однажды зашел… такой, как вы. Без монстров. Он все время улыбался.
– Это был другой, – зачем-то повторил я. Ничего хорошего о Прежнем, который улыбался, я не ожидал услышать.
– Не вы, – подтвердил старик. – Но похож внешне. Он сел и попросил что-нибудь особенное. Мы подали лучшие блюда, он попробовал. Кажется, ему понравилось. А еще ему понравилась моя сестра, она тоже работала здесь.
Я кивнул. Я уже все понял.
– Он взял ее за руку и стал что-то говорить, – произнес старик. – Не знаю… самые обычные слова. Про близость всех разумных существ и про то, что ее вид приятен для его глаз. И стал ее раздевать, прямо в зале, никого не стесняясь. А она не сопротивлялась и улыбалась, хотя у нее даже не было еще мужчин… Вы не такой?
– Нет, – прошептал я. – Нет, я не такой.
– Мой отец подошел и ударил его большим ножом. Отсек ему голову. Отец словно с ума сошел. А тот даже внимания на него обращал, хотя отец шел с ножом через зал, и все это видели. Упал… было много крови.
Старик снова выпил воды.
– А потом он снова вошел в зал, – продолжил старик. – Один лежал без головы, другой вошел. И это был один и тот же, я уверен. Он подошел к отцу, забрал у него нож и сделал рукой так… – Старик потряс в воздухе рукой, грозя кому-то невидимому пальцем. У тэни такого жеста не было.
– И что было дальше? – спросил я.
– Он раздел мою сестру и занимался с ней сексом. Долго. Рядом со своим трупом. Мой отец больше не стал подходить. Потом он заплатил за еду, только за еду, и ушел. Смеясь.
– Никого не убил? – спросил я растерянно.
– Никого, – старик посмотрел на меня, и я почувствовал его ужас и боль. – Знаете, мы ждали, что он нас всех убьет! За то, что противились, за то, что один раз его убили. А он… он показал нам, что это бесполезно. Что это такая мелочь, даже недостойная наказания. Их монстры убивали тех, кто сопротивлялся, тех, кто убивал их. Но это понятно, это война! Но для него происходящее не было войной, не было смертью. Мы узнали, что мы как пыль, понимаете?
– Понимаю, – сказал я. Вспомнил, как в Гнезде полковник Лихачев стрелял в Прежнего из пулемета. – Я не такой.
– Вижу, – ответил старик. – Извините, что подумал… что сравнил вас.
Он встал и ушел, унося бокал, из которого пил. Потом девушка (видимо, его правнучка?) принесла новый. Она заметно притихла – может быть, услышала рассказ, а может быть, знала эту историю (да и как не знать?) и поняла, о чем речь.
Я хотел спросить, что случилось потом с сестрой старика и ее отцом. Но не стал, конечно, спрашивать. Надеюсь, они смогли с этим жить.
Может быть, эта жуткая история добавила ресторану популярности? Все-таки тэни были хорошими торговцами и умели извлекать выгоду даже из трагедии.
– Прежний был в хорошем настроении, – заметил Вик. – Мог уничтожить весь город. Из-за секса всякие глупости делаются.
– Это была не глупость и не доброта, Вик, – ответил я. – Думаю, он все рассчитал. Одно дело убийство, даже жестокое, после него появляется желание мстить. А вот когда тебе показывают, что ты пыль под ногами…
– Может быть, – согласился Вик, чуть подумав. – Прежние очень плохие. Наш долг бороться с ними.
– Вам рассказывают такие истории, верно? – спросил я. – Чтобы вы их ненавидели.
– И чтобы хотели искупить свою вину. Ведь мы и Прежние – одинаковы.
Я помотал головой.
– Нет, Вик. Может, они наши предки, а может, параллельная ветвь человечества… или часть людей в таких превращается, а часть не может…
– Не понимаю, – признался Вик, почесывая подбородок.
– Да не важно. Даже если бы мы были одинаковы – не существует общей вины и общей ответственности. Люди про них не знали и ничего не могли сделать.
– А может быть, всегда знали? Только не хотели верить. Называли их богами, героями, монстрами. Только не людьми.
Я посмотрел на Вика и сказал:
– Знаешь, ты иногда ведешь себя, как ребенок… только не обижайся. А иногда я понимаю, что ты умнее меня.
– Спасибо! – Он просиял. – Это Гнездо. Оно меня вылечило и сделало умнее. Теперь я стараюсь хорошо думать… Ты еще будешь есть? Я наелся.
– Аналогично, – ответил я, гадая, где происходила много лет назад та сцена… Надеюсь, что не на этом самом месте.
Краем глаза я видел паренька, идущего от дверей через зал в нашу сторону. На Земле я бы такого назвал старшеклассником, но совершенно не в курсе, сколько здесь учатся в школах.
Парень целеустремленно шел к нам.
Я повернулся, посмотрел на него. Юный тэни слегка замедлил шаг, явно напрягся, но все-таки подошел. Спросил:
– Извините, вы Максим?
Прозвучало у него смешно, «мах-сим». И все-таки он назвал мое имя, да еще и полное.
– Да, – сказал я.
– Извините, меня к вам отправили, – он помялся. – Я могу передать послание?
– От кого? – спросил я зачем-то.
– От Продавца.
Блин. Мог бы и сам сообразить!
– Говори.
– Продавец просил передать, чтоб вы к нему зашли. Сказал, что у него есть то, что вам нужно.
Я едва удержался от того, чтобы грязно выругаться. На языке тэни это прозвучало бы крайне странно, у них была в ходу совсем другая брань. В итоге я только и сказал:
– История повторяется. А где этот Продавец?
– В Лавке. Надо выйти из ресторана, повернуть направо и пройти два квартала, потом еще раз направо и сразу увидите, там рядом.
– Спасибо, – поблагодарил я. – Он тебе заплатил за службу?
Парень поколебался, потом сказал:
– Он мне бесплатно фонарь дал!
– Какой фонарь?
– Ну, в луче которого кристаллики светятся, и их легче искать… А на свой кристаллик я купил… то, что хотел, – парень замолчал.
Похоже, Продавцы ни в одном из миров не платили за поручения честно, а давали скидку девайсами, которые помогали искать новые кристаллы.
– Спасибо, – повторил я. И кивнул Вику: – Видишь? Вот мы и узнали, куда нам надо идти.
– Будешь торговать? – спросил Вик деловито. – Это интересно, я люблю смотреть, как торгуют.
– Буду, еще как буду, – улыбнулся я.
* * *
Торговая точка выглядела как на Земле – бесформенная куча, похожая на что-то мягкое и липкое, упавшее с неба. Только на Земле Комки более приплюснутые, а этот оказался высоким, перекрученным и узким. Скорее всего, исходя из эстетических предпочтений тэни – у них высокий магазин считался заслуживающим большего доверия.
Ну и назывался он здесь проще – Лавка.
А в общем все оказалось знакомо. Деревянная дверь, за ней маленький зал, разделенный прилавком, за ним – Продавец, за его спиной – тяжелая штора. Воздух прохладный, свет неяркий и рассеянный, слабый аромат тропических цветов…
– Привет, – сказал я.
Продавец сбросил капюшон.
К моему удивлению, голова была не человеческой и не тэни. Она вообще принадлежала не гуманоиду, а больше всего походила на жабью – большая, с выпученными круглыми глазами и растянутым ртом. Руки тоже оказались нечеловеческие – с широкими короткими пальцами, между которыми тянулись полупрозрачные перепонки.
– Пр-рив-вет, – со странным акцентом, будто дублируя звонкие согласные, сказал Продавец. – М-максим-м. Спасиб-бо, что пр-ришл-ли.
Это звучало неприятнее любого заикания.
– А я думал, вы из тэни, – признался я. На голове Продавца даже кожа походила на жабью, была землисто-серой, влажной и пупырчатой.
– М-мы стар-раем-мся испол-льз-зов-вать ор-рг-ган-нические части м-максим-мал-льн-но д-дол-лг-го, – любезно сказал Продавец. – Это в-веж-жл-лив-вость по отн-ношен-нию к д-дон-нор-ру. Ин-ног-гд-да аб-бор-риг-ген-ны не пр-рием-мл-лют н-никог-го чуж-жог-го, н-но тэн-ни косм-мопол-литичн-ны. В-вас н-не см-мущает акцен-нт?
– Нормально, – сказал я, быстро вспоминая школу. – «Умная голова, разбирай божьи дела!»
– Ум-мн-ная г-гол-лов-ва, р-раз-зб-бир-рай б-бож-жьи д-дел-ла? – Даже на жабьем лице Продавца появилось недоумение.
– Работает! – обрадовался я.
Продавец часто закивал, издавая не то квакающие, не то смеющиеся звуки:
– А! Шутка!
Он замолчал, внимательно глядя на меня.
– Так. Так-так…
Мне показалось, что он пытается построить фразу, не используя звонких согласных, вырывающихся из жабьего рта со столь досадным удвоением. Но, наверное, это было сложно.
Вообще-то Продавцы очень не любят, когда их передразнивают или пытаются ставить условия. Но я был зол. Не на этого Продавца и не на весь их род, а скорее на всю Вселенную.
– В-вам-м письм-мо, – сказал он наконец.
Достал из-под прилавка и протянул мне конверт.
На планете психованных лавли Продавец от души надо мной поиздевался, выдав мятый конверт и клочок туалетной бумаги для письма.
С Прежними, при всех их конфликтах, Продавцы так себя вести не рисковали. Этот конверт был чистый, из плотной бумаги, с небрежно наклеенной на самый край маркой – почему-то иностранной, древней, багрово-красной, с едва угадываемым силуэтом парусной шхуны.
Я постарался открыть конверт аккуратно, хотя несчастную марку все-таки порвал. Достал лист глянцевой бумаги.
Похоже было, что писали от руки, очень аккуратным, старомодным, каллиграфическим почерком.
«Дорогой Максим!
Мне было премного приятно получить от тебя весточку. Ты смог меня развеселить.
Как ты, должно быть, понимаешь, помочь чем-либо я не могу. Ты не в моей юрисдикции. Мы не имеем к тебе никаких претензий, напротив, ты, пускай и невольно, уже неоднократно нам помог. Если тебе удастся вернуться – не будем против.
Что же касается юного отпрыска покойного Виталия, то я не отказываюсь от своих обещаний. Если ты сумеешь его разыскать и убедить вернуться, то Продавцам открыт депозит на оплату его перемещения.
Остаюсь искренне твой, Иван».
Я молча протянул лист Продавцу.
Тот лишь мельком глянул на письмо, даже не опустив головы, а лишь вывернув вниз выпуклые глаза.
– Д-депоз-зит откр-рыт.
Мы оба понимали, что это лишь начало разговора. И оба собирались перед торгом.
– Не хочу я возвращаться, Максим, – сказал Вик. Зрение у Измененных отличное. – Что мне там делать? В Гнезде у дверей стоять?
Я даже отвечать не стал. Стоял и смотрел на Продавца.
– Чем-м в-вы хотите м-мен-ня з-заин-нтер-ресов-вать? – спросил он.
– Сами знаете, – ответил я. – Локальный тактик Ди перед своей гибелью передал мне контейнер.
Комбинезон открылся под рукой, я достал контейнер и положил на прилавок.
– Не в-вер-рю, – сказал Продавец. – В-вы в-вед-дь осоз-зн-наете цен-н-н-ность кр-ристал-л-л-ла.
– Отправьте нас на Землю, – попросил я. – Обоих.
Вик затоптался за спиной.
– Я м-мог-гу отпр-рав-вить стр-раж-жу, есл-ли он-на хочет, – сказал Продавец. – Пер-рем-мещен-ние опл-лачен-но.
– Не она, он, – поправил я. – Свое я оплачу.
Из жабьего рта выстрелил длинный розовый язык, облизнул губы.
– Это кон-нфл-ликт. С Ин-нсекам-ми. С Пр-реж-жним-ми. Есл-ли м-мы з-заб-бер-рем-м укр-рад-ден-н-н-ный кр-ристал-л-л-л…
«Украденный кристалл» далось ему особенно тяжело.
– Кто сказал, что я собираюсь вам его отдать? – спросил я с наигранным удивлением.
Продавец тихо зашипел. Звук больше подошел бы змее или ящерице.
– Тог-гд-да что ты пр-ред-дл-лаг-гаешь?
– Посмотреть на него, – сказал я и улыбнулся. – Только посмотреть. Тебе ведь очень этого хочется.
– Ум-мн-ный? – спросил Продавец после паузы. – Как ты пон-нял-л?
– Вы бы никогда его не отдали, если могли бы использовать сами, – сказал я. – Вы бы на все наплевали и на всех. Не сообщали бы о кристалле, никогда. К тому же вы наверняка знали, что Мар работает на Прежних и на Сопротивление. Вы не могли взять кристалл, но постарались сделать так, чтобы началась заварушка. Едва не столкнули Прежних с Инсеками напрямую.
– М-мы их н-не л-люб-бим-м, – признал Продавец.
– А кто любит? – пожал я плечами. – Ну так что? Полюбуешься бесцветным кристаллом… и ставки поднимутся.
Неожиданно Продавец улыбнулся.
– Ты ум-меешь уб-беж-жд-дать. Д-да, я хочу н-на н-нег-го посм-мотр-реть. Это тр-ретий сл-лучай в из-зв-вестн-ной н-нам-м истор-рии, з-знаешь л-ли… И пр-ро под-дн-нятые став-вки ты пр-рав-в. М-мы б-буд-дем-м н-наб-бл-люд-дать з-за тем-м, что стан-нет пр-роисход-дить д-дал-льше…
– Мало развлечений? – посочувствовал я.
– Н-не пер-рег-гиб-бай, – серьезно сказал Продавец. – Ты кр-райн-не ин-нтер-ресен-н, н-но н-не считай себ-бя цен-нтр-ром-м В-всел-лен-н-н-ной… Показ-зыв-вай!
– Максим… – сказал за спиной Вик.
– Подожди, – отмахнулся я. Взял контейнер под пристальным взглядом Продавца. Потянул за оба конца.
– Он откр-ручив-вается, – сказал Продавец насмешливо.
Я повернул – и контейнер открылся. На мягкой красной подложке лежал в углублении сверкающий прозрачный кристалл.
Продавец смотрел на него несколько секунд. Потом начал мелко хохотать – на горле раздувался мешок, как у квакающей лягушки.
– Это… это кр-ристал-л-л-лический уг-гл-лер-род-д… Тебя над-дул-ли, М-максим-м!
Я смотрел на бриллиант в полном остолбенении.
Как?
Ди обманул меня? Нет, я же чувствовал его, он все понимал, он не должен был… Он сказал, что кристалл у него…
Нет.
Ди сказал: «Кристалл у нас».
– Максим… – виновато произнес Вик. – Вот…
У него даже контейнера не было, бесценный кристалл лежал просто в кармашке комбинезона. Викентий шагнул вперед и вытянул широченную ладонь.
Он не сверкал, как бриллиант. Он не светился.
Это был просто-напросто прозрачный шарик размером с крупную вишню.
От него нельзя было оторвать взгляд.
Кристалл втягивал в себя, мгновенно став центром комнаты, фокусом взглядов, единственным значимым элементом мироздания, альфой и омегой.
Ему не нужно было светиться или переливаться.
Викентий сжал ладонь, скрывая кристалл, и я понял, что стоял не дыша. Кажется, как и Продавец, – у того глаза выкатились еще больше.
– Долго нельзя смотреть, – наставительно произнес Вик. – Плохо становится.
– Я бы хотел его поглотить и умереть, – неожиданно четко сказал Продавец. – Но это не мое…
Он посмотрел на меня и кивнул.
– Ваш трансфер на Землю оплачен.
Придуривался он, что ли, со своим заиканием?
Или его так пробило с одного лишь созерцания кристалла?
Я протянул руку, и Вик отдал прозрачный кристалл. Как мне показалось, с облегчением.
Глава девятая
Продавец не таился. Отдернул штору, за ней стоял такой же прозрачный куб, как тот, что я видел на Земле. Вместо кушетки, впрочем, оказалось кресло причудливой формы, похожее на косо срезанную половину огромного яйца.
Что он в нем вообще делает? Сидит, выставив перед собой металлические ноги-штыри, если нет клиентов? Книжки читает? Медитирует? Усаживает особо важных гостей, которые допущены за занавес?
Зачем вообще кровати и кресла киборгам? Не знаю.
– Наш способ перемещения отличается от используемого Прежними и Инсеками, – сказал Продавец. Помолчал. – Мы создаем копию перемещаемого объекта и воссоздаем ее в новой точке пространства.
– А что произойдет со мной? – спросил я.
– Вы будете воссозданы в новой точке пространства, – терпеливо повторил Продавец.
– Ну а тот я, который здесь…
– Вы будете разобраны на фермионы и бозоны. Это такие кирпичики, из которых построена материя.
Я помедлил, прежде чем сказать:
– Это звучит не очень хорошо. Словно я умру.
– В каком-то смысле, – согласился Продавец. – Но не беспокойтесь, вы не почувствуете боли. Скорее всего, вы даже не ощутите прерывания вашего существования.
Я колебался.
– Мы сами путешествуем именно так, – добавил Продавец.
– Ваш вид и поведение совершенно точно не служат рекламой таких путешествий… – пробормотал я.
Продавец рассмеялся квакающим смехом и похлопал в ладоши.
– Но все-таки… – Я замолчал. – Один я умру. Другой я появляюсь на Земле. Так?
– Точно так же вы умираете каждый вечер, засыпая, – сказал Продавец.
– А кристалл?
– Будет при вас.
– И у вас останется моя копия, – сказал я. – И копия кристалла. Так?
– Вы осторожны, – кивнул Продавец. – У нас будет копия. Но если мы попытаемся ее дублировать, то получим безмысленное шевелящееся тело и прозрачный органический кристалл. Разум не дублируется, Максим. Смыслы тоже. Это все упростило бы, поверьте, и для людей, и для тех, кто стремится к сингулярности… Но это невозможно.
Я подумал, что это немного успокаивает. Будто мы действительно уснем и проснемся на Земле.
– Наверно, поочередно, – сказал я, глядя на куб. – Или заберемся вместе, Викентий?
Вик положил тяжелую руку мне на плечо.
– Максим… Не обижайся.
Я понял. Но не хотел соглашаться. Замотал головой, глядя на него.
– Викентий, ты вернешься на Землю. Ты станешь человеком!
– Я же не деревянный Пиноккио, мечтающий стать живым мальчиком, – рассудительно сказал Вик. – Когда-то я был мальчиком, больным, я даже думать толком не умел. А потом меня отдали в Гнездо. И мальчик исчез навсегда. Я – Измененный. Я стража. Я жил в Гнезде, учился на Саельме, попал сюда и скрывался вместе с Ди. Меня учили, а у нас учат не так, как в школе. В мыслях моих я старше, чем ты, Максим.
– Но твой отец…
– Мне очень жалко, что он погиб, – сказал Вик. – На самом деле мой отец был хороший, он плакал, глядя на меня. Знаешь, будь он жив, я бы вернулся. Чтобы его порадовать.
Он осторожно, неуверенно улыбнулся.
– Стал бы мальчиком, ходил в школу. Учился только на пятерки. Чтоб он был рад. Только я бы притворялся, Максим. Может быть, я вернусь, может быть, даже стану человеком. Но не так. Не сейчас.
– И что станешь делать? – спросил я. – Ты ведь мятежник!
– Я стража, – ответил Вик. – Я выполнял приказы локального тактика. Потом – коменданта. У меня не было права не подчиниться. Ты уйдешь, а я приду на пост. Сдамся и все расскажу.
– Тебя накажут…
– Как? Пошлют на войну? Я для этого создан. Посадят в тюрьму? Даже не знаю, есть ли у нас тюрьмы.
Он был прав, наверное. Я стоял, пытался подобрать какие-то доводы, чтоб они его убедили. А потом понял, что ищу доводы, которые убедят меня самого.
Это ведь было странно и неправильно: встретить сына Виталия в чужом мире, случайно найти его среди десятков миллионов Измененных…
И узнать, что он не нуждается в спасении.
Или, быть может, как раз это и было правильным? Убедиться, что не всех и не всегда надо спасать. Не держать в памяти груз незаконченного дела. Понять, что у каждого своя судьба.
– Я рад, что ты живой, Вик, – сказал я. – Может быть, мы еще увидимся?
– Может быть, – согласился он. – Не переживай за меня.
Я обнял Викентия. Он был на голову меня выше, одновременно ребенок и тренированный солдат, он видел смысл своей жизни… а я? Кем я был на самом-то деле, помимо фермионов и бозонов, из которых состоит вещество моего тела? В чем заключался мой смысл?
Мне казалось, что я это понимаю.
Но этот смысл лежал очень далеко от смысла Вика.
Нам действительно было не по пути.
– Удачи тебе, парень, – сказал я.
– Очень трогательно, – произнес Продавец. – Но я попрошу вас поторопиться. Возле Лавки уже собралась маленькая очередь, а работа не ждет.
Я кивнул и подошел к кубу. Спросил:
– Не надо раздеваться?
– Только если вам приятнее путешествовать нагишом, – ответил Продавец. – Не беспокойтесь. Уж если мы не перепутаем ни единый нейрон в вашем мозге, то комбинезон от кожи как-нибудь отличим. Верно?
Я вздохнул и, зачем-то пригнувшись, шагнул в прозрачный куб. Да, конечно, мы бы вполне поместились здесь с Викентием…
– Ты точно остаешься? – спросил я.
Вместо ответа он поднял руку, прощаясь со мной.
Присев на пол стеклянного куба, будто бегун в стойке перед стартом, я посмотрел на Продавца. Попросил:
– Может быть, вы посчитаете? От пяти до одного? Чтобы я понимал, когда…
Продавец закрыл дверцу куба (никаких петель, конечно, просто стекло гнулось по ребру), края дверцы словно бы срослись со стенками.
– Как хотите, – сказал Продавец. Голос его теперь раздавался глухо. Никакого дурацкого акцента-заикания, значит, и впрямь дурака валял, бидон на ножках. – Мне не сложно. Пять…
Я понял, что никаких пультов, кнопок, рычагов ему не требуется. И правда, зачем? Он же киборг, сам себе компьютер. Подумал – и сделал.
– Четыре…
Я закрыл глаза.
– Три…
Удар! Толчок в подошвы, подбросивший меня вверх.
Боль в затылке и спине.
Это называется «вы ничего не почувствуете»?
Я привстал, мотая головой и озираясь.
Лавка Продавца пылала.
Часть крыши и одна стена исчезли, будто срезанные наискось гигантским лезвием. Продавец слабо шевелился на полу, заваленный обломками стены, похожими на осколки разбитой керамики. Порванная одежда была запачкана густой синей жидкостью. Он медленно поднимался, раздвигая части стены удлинившимися руками, голова свернута набок и, кажется, сплющена. Стеклянный куб уцелел, но его присыпало мелкой сероватой крошкой.
Вик стоял рядом, дергая стеклянную дверь куба. То ли он был настороже и успел среагировать, то ли страже просто повезло.
Я ударил по стеклу изнутри – и дверь распахнулась. Озираясь, я вышел из куба.
– Уходим! – Вик схватил меня за руку.
В ушах звенело, я едва слышал его голос. Вряд ли сотрясение, но все же удар по Лавке даром для меня не прошел…
Вырвав руку, я подскочил к Продавцу. Тот, запрокинув голову, смотрел в небо. Лицо его было расплющено и скособочено, один глаз лопнул и вытек на щеку комком слизистой массы.
– Что происходит? – крикнул я.
– Орбитальная атака, – спокойно и чисто ответил Продавец. – Я не успел вас перенести. Это тело скоро откажет и войдет в цикл пересборки. Спасайтесь.
– Кто атаковал?
Продавец с трудом повернулся ко мне, подмигнул уцелевшим глазом:
– Три десантных корабля Прежних вышли на орбиту. Я думаю, что вы явились… явились… явились причи… причиной…
Он будто подвисал прямо посреди разговора.
– Как вам помочь? – спросил я.
– Спасайтесь, – повторил Продавец. – Я архи… архи… архивируюсь.
Медленно опустившись (похоже было, что ноги-штыри втянулись в цилиндрическое тело), он застыл посреди развалин грудой хлама.
– Макс!
Вик потряс меня за плечо.
– Сейчас… – Я все еще никак не мог поверить в случившееся. Мысленно я был уже на Земле. Выбирался из такого же ящика в Комке, готовился идти домой или в Гнездо…
– Макс!
Вик буквально вытащил меня из руин Лавки. Теперь, срезанная наполовину, она почему-то походила на разрушенную бомбардировкой церковь.
Но на город упали не бомбы. По нему полоснули из лучевого оружия. По Лавке били прицельно, скорее всего, ставя целью ее разрушить, но не уничтожить. Но повсюду вокруг поднимались столбы дыма и пыли – ударов было много.
– Атаковали от горизонта, – сказал Вик. – Если там три корабля, то высадится до полутора тысяч десантных форм. Круто!
Странное дело, произошедшее привело его в восторг! Наверное, Измененные так уж устроены, что стремятся в бой.
– На посту не больше пяти единиц стражи, – произнес он. – Общий гарнизон планеты чуть меньше тысячи.
– Вы справитесь? – спросил я.
– Должны, – помедлив секунду, решил Вик. – Обороняться всегда проще.
В это мгновение где-то далеко, над самым горизонтом, полыхнуло.
Небо здесь голубое, как на Земле. А вспышка была ослепительно-алой точкой, раскидавшей в разные стороны острые лучи – и угасшей. Осталось лишь темное дымное пятнышко, оседающее вниз.
– Два корабля, тысяча десанта, – сказал Вик. – Повезло. Теперь справимся.
Я понимал, о чем он. Ни Инсеки, ни Прежние не сражались в глубинах космоса, как это бывает в фантастических фильмах. Космос слишком велик, чтобы пытаться перехватить врага вдали от планеты. Именно поэтому на Земле удалась атака Инсеков, замаскировавших корабли под пролетающий мимо Солнца межзвездный астероид.
Обычно обе стороны открывали рядом с планетой проход в пространстве, наподобие того, в который чуть не угодил дирижабль «Крылья ветра». Через него шли глайдеры или грузовые корабли, после чего высаживался десант. Атаковать планету ядерным или лучевым оружием было слишком близко к геноциду и, значит, смертельно опасно, сбивать корабли с поверхности планеты – тоже. Неудачно сбитый корабль способен разрушить половину континента.
Все и всегда решает пехота, все самое главное происходит на поле боя. Наемники из других миров. Измененные люди. Боевая техника и биомеханизмы. Сами Прежние и Инсеки – как последний решающий довод.
Так что разрушенный в атмосфере десантный корабль – это удача для Инсеков.
Я наконец-то услышал крики. Звон в ушах не стихал, но сознание как-то научилось его не замечать. Кричали тэни – кто-то в панике, а кто-то пытался командовать, звал на помощь.
Вмешаются ли они в конфликт? Станут ли помогать Инсекам в защите планеты?
Я сомневался.
– Идем, идем! – Вик дергал меня за руку. А я смотрел на соседний дом – рубанувший по Лавке луч попутно развалил и его. Ни дыма, ни пыли почти не было, трехэтажное здание сложилось аккуратно, почти расплющив нижний этаж. Очень много битого стекла – кажется, тут был магазин с большими витринами, валялись разноцветные тряпки, то ли одежда, то ли постельное белье. Из-под рухнувшей стены торчали ноги, тонкие – или женские, или детские, и подтекала кровь.
Я понял, что спасать придавленного тэни уже поздно.
– Пять минут до высадки! – крикнул Вик. – Надо к нашим! На пост!
Я сдался и кивнул.
* * *
Пост оказался близко, мы успели до высадки. Но поста уже не существовало.
Выжженный сад с черными дымящимися пеньками вместо деревьев, воронка с перемолотым в труху зданием, даже не понять теперь, из чего оно было построено – камень или кирпич. Похоже, особняк был немаленький, но накрыли его предельно аккуратно, не разрушив соседних зданий. В них даже окна не выбило, только чуть припорошило пеплом.
На краю воронки стояла старшая стража с пистолетом в одной руке и здоровенной холщовой сумкой в другой. Стояла и смотрела в воронку, будто надеялась, что оттуда кто-то выберется.
– Стража! – крикнул я.
Стража медленно повернулась. Посмотрела на нас безразличным взглядом.
– Я ходила на рынок, – сказала она.
Из туго набитой сумки выглядывали разноцветные фрукты: что-то вроде яблок, что-то наподобие винограда. Я никогда еще не видел стражи в таком шоковом состоянии. Сочетание двухметрового роста, неподвижного нечеловеческого лица, пистолета и сумки с фруктами было жутким.
– Соберись, – попросил я.
– Тут была По, – сказала стража и вновь посмотрела в воронку. – Еще Ти и Ту. Я – Ло, старшая стража. Тут была По.
– Макс, – сказал я. – Это Вик. Мы пришли помочь.
– Тут была По, – снова повторила стража. – Я хотела сделать ей сюрприз.
Очень грустно и трогательно. Вот только сейчас на город обрушится десант Прежних.
Я вздохнул и потянулся внутрь – к скрытой силе второго Призыва, к силе Защитника.
…Все равно, что на живую оперировать самого себя, я ведь помнил, какая будет боль. Но нас осталось трое, вокруг паниковали ничего не понимающие беспомощные аборигены, а в город сейчас высадится тысяча чужих Измененных.
И боль пришла.
Я ведь не просто выращивал новые органы – менялась каждая клетка тела. Как гусеница, закуклившись, растворяется в питательную жижу, из которой вырастает бабочка, я убивал себя и возрождался в новом теле. Только у меня даже кокона не было, ничего, кроме собственной кожи, под которой кипело Изменение.
Вырвав сумку из руки стражи, я сожрал фрукты вместе с тканью. Сумка показалась мне вкуснее.
В этот раз я не потерял сознания, хотя временами мир вокруг плыл и туманился. А вы пробовали разобрать легковую машину, несущуюся по трассе, и собрать из нее в движении танк? Чтобы не сбросить ход, а радиоприемник не потерял волну и продолжал играть рок-н-ролл?
Старшая стража Ло отступила, едва не упав в воронку.
Я посмотрел вверх – и увидел корабли Прежних. Они шли очень низко, метров сто от земли, уже тормозя и зависая. Никаких видимых двигателей, никаких винтов, турбин, дюз. Два диска диаметром шестьдесят с небольшим метров, в нижней части по центру выпирает полусфера с рассыпанными по ней очень горячими точками… оружейный модуль…
В общем – две классические летающие тарелки.
Тэни их не замечали, корабли использовали ту же технологию невидимости, что и уничтожители Прежних. Но я теперь видел иначе.
Какую-то информацию в меня все-таки впихнули, то ли еще на Саельме, то ли это Форт постарался. Я знал, где на кораблях расположены энергетические элементы, где именно откроются десантные люки, где выходят эмиттеры силовых полей.
И стандартную схему зачистки территории для высадки тоже знал.
Корабли опустятся, выжигая под собой площадки. Опустятся медленно, Прежним не нужны лишние жертвы. Но они, конечно, все равно будут. Где-то метрах в десяти над поверхностью люки растворятся и десант спрыгнет. Первыми пойдут невидимые уничтожители, скорее разведка, чем серьезная сила. Потом бойцы и панцеры, с поддержкой из нескольких сирен. Второй волной танцоры и стельщики, третьей – буги и чистильщики…
С двух кораблей.
Будет очень трудно.
Поэтому надо сократить их число еще до высадки.
Я потянулся, расправляя свое новое тело. Посмотрел сверху вниз на Ло и Вика.
Блин, жрать как хочется, не хватает органики для полноценной трансформации…
Ничего, еда сейчас будет.
Я пробежал по выжженному саду, прыгнул – на крышу двухэтажного здания, слегка припорошенную пеплом. Еще несколько скачков, черепица хрустела под ногами, но не успевала сломаться.
Сотня метров, многовато…
Но если очень нужно…
Я прыгнул вверх, и воздух стал плотным и вязким. Оттолкнулся – и побежал над городом по невидимой и несуществующей лестнице.
Как я это делаю-то?
А… понятно…
Нога соскользнула, но снова нашла опору. Я скакал по пустоте, забираясь все выше и выше. Силовые поля вспыхивали и гасли под ногами, давая опору. Плащ развевался за плечами, будто у героя комикса, но не было времени его сбросить.
Оружейный модуль на корабле надо мной вздрогнул и начал разворачиваться – не то автоматика, не то кто-то из боевых биоформ Прежних меня отследил.
Я взмахнул рукой.
Невидимая силовая нить протянулась к кораблю, проломила броню и разнесла на куски излучатель. Полыхнуло – и я ощутил, как умирает танцор, изящная и смертоносная форма Измененных, единственная, что могла поспорить со мной в скорости.
Эта же силовая нить втянула меня в развороченный боевой модуль. Там было жарко и фонило. Танцор лежал в крошечном свободном пространстве, заполненном экранами и периферией излучателей, обгорелый и жалкий. Все шесть его рабочих рук и длинные мускулистые ноги еще подрагивали, но он был уже мертв.
Я оторвал и сожрал кусок его плоти, прежде чем выбить люк внутрь корабля. Три панцера бежали ко мне по узкому коридору – здоровенные, угловатые, будто ожившие пиксельные человечки из компьютерной игры. Когда я появился перед ними, они начали перестраиваться, превращаясь из широкоплечих угловатых человечков в приземистых угловатых черепах.
Закрутившись в смертоносном танце, я распорол их на фрагменты касанием рук – как сделал бы танцор, вздумай он уничтожить своих могучих, но неповоротливых союзников. В панцерах слишком мало органики и слишком много кольцевых силикатов, чтобы имело смысл их поглощать, так что я побежал прямо во второй десантный сектор, где размещались чистильщики и буги. Буги нельзя давать время подготовиться к бою.
Второй Призыв не просто подарил мне силу и скорость, как первый. Сделал Защитником. Второй призыв активировал все известные Изменения.
Мне оставалось лишь выбирать.
И восстанавливать затраты энергии.
Одной органики, кстати, для этого мало.
У спуска на десантную палубу я разорвал обшивку в той точке, где почувствовал поток энергии. Там шел обычный высоковольтный сверхпроводник, я смял его ладонью и втянул столько электричества, сколько смог поглотить выросшими под кожей батареями.
Потом спрыгнул в трюм, где сбились в комки пять стай чистильщиков, пищащих и вполне обоснованно нервничающих. За ними, у самых стен, колыхались смутные серые силуэты, ушедшие по пути Изменения еще дальше. Буги! К счастью, не успевшие выбрать себе формы.
– Вы плохо себя вели, – сказал я, хоть и понимал, что они не успеют меня услышать. Поднял руку, окутанную синими искрами разрядов, и выжег отсек начисто.
Это было почти что просто.
Но корабль уже заходил на посадку. А дрожь палубы под ногами говорила о том, что на трех уцелевших десантных палубах открываются люки.
Глава десятая
На Земле, отгоняя от Гнезда чужих Измененных, я остановил три сотни стражей. Причем быстро и без смертоубийства.
Но это были свои Измененные, выросшие в Гнездах и повинующиеся Защитнику. Им я мог приказывать.
Те, кого создавали Прежние, меня не слушались.
Удивительное дело: бывшие нашими «родственниками», а то и «родителями» Прежние создавали свои войска совершенно непохожими на людей. Уничтожители, бойцы и панцеры имели по шесть конечностей, танцоры – восемь. Сирены и буги вообще обходились без ног, а чистильщики были коллективным существом.
В то же время Измененные Инсеков, даже монахи и матери, оставались все же человекообразными.
Вот почему так? Может быть, Прежние смелее манипулировали с геномом, создавая биоформы, похожие на насекомых, пауков или, в случае с буги, медуз, а Инсеки боялись испортить исходный материал?
Или же Прежние сознательно создавали свою армию максимально непохожей на людей? Чтобы избежать сожалений, избежать и тени «человеческого» отношения к солдатам?
Как бы там ни было, меня это радовало.
Убивать созданий, непохожих на людей, куда легче.
Я понимал, что они ни в чем не виноваты. Их обратили в монстров насильно, они не были больными и обреченными, согласными на Изменение, как дети в Гнездах. Кто-то из них давно утратил человеческие чувства, стал послушным разумным монстром – например, чистильщики. Но большинство оставались людьми в нечеловеческом облике, уродливыми солдатами галактических войн.
И все-таки то, что они выглядели персонажами фильмов ужасов, отпускало во мне тормоза.
Прежде чем корабль приземлился, я уничтожил бойцов. У них, похоже, был жесткий запрет на использование лучевого оружия внутри корабля – бойцы пытались драться врукопашную и проиграли. Я слегка опасался сирен, оказавшихся в том же отсеке, – они ведь не зря так назывались, их пение завораживало, но на меня оно не подействовало, а брызги ядовитой слизи я нейтрализовал.
Потом корабль приземлился, внутренние переборки открылись, превратив изолированные десантные сектора в круговой коридор и позволив врагам объединиться.
И я удрал.
Как бы ни был силен организм Защитника, но сражаться в одиночку против сотен мутантов, половина из которых имела вживленное оружие, я не мог.
Я выскользнул через один из люков, вдогонку мне неслись выстрелы, один заряд сжег руку до локтя. Я даже не сразу это заметил, была лишь короткая вспышка боли, пораженная часть тела отвалилась, а культя немедленно принялась отрастать новой рукой.
Ввалившись в пустой магазин с выбитыми витринами, я сожрал полприлавка пряных и соленых колбас и долго пил воду прямо из крана. В животе бурлило, будто там работала турбина. Сплюнув, я обнаружил, что моя слюна разъедает стекло.
Как можно настолько изменить живую ткань?
Тут в магазин ворвался танцор – бодрый, быстрый и смертоносный. Это была универсальная форма, благодаря скорости передвижения и реакции танцоры прекрасно управляли боевой техникой, а в рукопашном бою полосовали противника силовыми лезвиями, пусть и не такими мощными, как встроенные в лапы уничтожителей.
Семь секунд мы сражались с ним среди витрин, прилавков и рассыпавшейся по полу еды. Это был прекрасный танец, который кончился, когда мой противник лишился головы.
А потом я перемещался по еще недавно красивому и мирному городу, играя с врагами в прятки и салочки. Тэни попрятались в дома и подвалы, я лишь несколько раз натыкался на обезумевших аборигенов, блуждающих по пустынным улицам. Десантники на них внимания не обращали. А вот маленькая группа тэни в униформе, вооруженных чем-то вроде короткоствольных автоматов, на моих глазах наткнулась на тройку панцеров и полегла за считаные секунды (успев, однако, уничтожить одну бронированную тварь). Я собрался было отомстить за отважных полицейских, или кем они там были, но за панцерами замелькали буги, и я предпочел уйти.
Довольно быстро я понял, что даже в стычках в меня стараются не стрелять из энергетического оружия. Видимо, и бойцы в корабле не применяли его из опасения сжечь меня дотла, а выстрел вдогонку был, скорее всего, случайным.
Кристалл. Все дело в кристалле.
Что ж, это многое меняло.
Почти час я крался по улицам, затаивался в домах, убегал по крышам. И убивал – при первой же возможности. Когда счет уничтоженным на улицах мутантам перевалил за второй десяток, я оторвался от преследования, забрался в квартиру на верхнем этаже многоквартирного дома, оказавшуюся пустой, нашел кухню и принялся опустошать холодильник. Тот выглядел громоздким и старомодным, но был вместительным и заполненным на совесть.
Я ел все подряд – странное варево, вроде густого супа, прямо из треугольной кастрюли; кислое молоко из стеклянных бутылок (для разнообразия – круглых), сырые овощи и сладкие шарики, похожие на мягкий сыр, смешанный с вареньем.
Я ел, пригибаясь, потолок был низковат, я почти задевал его головой, осторожно поглядывал в окно и размышлял.
Прежние явились за кристаллом, к гадалке не ходи. Они будут ловить меня очень аккуратно, чтобы не уничтожить ценный приз. Прежних много, они умелые солдаты и, в общем-то, шансы на успех у них есть. Моя боевая форма, при всей ее крутизне, имеет ряд недостатков.
Во-первых, я должен постоянно есть. Мой организм сейчас как пылающая топка, куда нужно непрерывно забрасывать горючее. А целый ряд доступных функций требует не белков и углеводов, а энергии в чистом виде – к примеру, электричества.
Холодильник же, между прочим, не работал, тока в розетках не было. Город обесточен, то ли в результате атаки, то ли какой-то умный техник от греха подальше дернул рубильник на электростанции.
Во-вторых, я не могу находиться в состоянии Защитника слишком долго. Я постоянно ощущал позывы преобразиться обратно. Видимо, никакие мутации не могли непрерывно поддерживать живые ткани на таком форсаже.
Все кончится тем, что прямо посреди боя я рухну и начну изменяться. Или мое тело пойдет вразнос и превратится в горку липкой слизи.
В-третьих, у десантников явно имелась какая-то стратегия. Может быть, у них есть оружие, способное меня парализовать? Или уничтожить, не повредив кристалл?
Впрочем, были козыри и на моей стороне.
Во-первых, Вик и Ло (я очень надеялся, что они живы – особенно Вик) не единственные Измененные на планете. Пусть гарнизон тут небольшой, пусть он лишен тактика и коменданта, но тысяча стражей – серьезный противник. Когда они высадятся на острове (а я ждал этого в любую минуту), расклад сил поменяется.
Во-вторых, Инсеки наверняка оповещены о происходящем. Я знал, что обе цивилизации перемещаются между планетами сходным образом. Да, бывали какие-то глобальные перерывы в связи, «отсутствие резонанса», но если смогли напасть Прежние, то и Инсеки придут на помощь своей колонии.
В-третьих, город большой, а тэни, как ни странно, оказались все-таки не робкого десятка. Одного панцера убили на моих глазах, а дважды я натыкался на мертвых десантников, явно уничтоженных из огнестрельного оружия. И сейчас с улицы время от времени раздавались хлопки выстрелов.
Конечно, аборигенам не победить. Но силы захватчиков не бесконечны, и они тают.
Набив живот и почувствовав, что организм немного успокоился, я решил затаиться. Может быть, прямо здесь. Или где-нибудь на окраинах, подальше от местных. Там найдутся склады, заводы, какие-то другие нежилые строения. Там можно будет передохнуть. Может быть, даже на время вернуться в человеческий облик.
А там посмотрим. Когда придут Измененные или Инсеки, я им помогу. Потом вернусь к Лавке. Если Продавец выжил и восстановился – попрошу отправить меня на Землю. Если погиб – поищу другого. В отличие от Прежних, они на кристалл не претендуют и готовы помочь…
Я прошелся по квартире. Она была довольно большой: кухня, санузел, три просторные комнаты, чулан.
Возле чулана я остановился. Не от неприятных воспоминаний о семье Джагерда. В этой форме мои чувства были куда тоньше, чем человеческие, и я услышал дыхание.
Ну вот какой я молодец!
Кинулся жрать, не проверив, действительно ли один в доме!
Я открыл дверь чулана. И мрачно уставился на прятавшихся там хозяев.
Женщина и ребенок, мальчик-тэни лет пяти. Женщина зажимала ему рот и в ужасе смотрела на меня.
Ну а как еще смотреть на ворвавшееся в дом чудовище ростом до потолка, с алюминиево-матовой, чуть поблескивающей кожей, глазами навыкат и гребнем через вытянутую, острую голову?
– Не надо бояться! – стараясь широко не открывать зубастый рот, сказал я. Поднял руки. – Я не враг! Я Измененный. Я защищаю вас от Прежних!
Женщина чуть расслабилась. Ребенок посмотрел на нее, она успокаивающе кивнула.
– Я сейчас уйду, – продолжал я, отступая от чулана. – Оставайтесь в квартире, на улицах опасно. Хорошо?
– Хорошо… – Кажется, женщина мне поверила.
– Я поел на кухне, – сказал я. – Извините. От боя проснулся аппетит.
– Главное, нас не ешьте, – попросила женщина.
Лишь когда она слабо улыбнулась, я понял, что это шутка.
– Лучше пойду монстров погрызу, – пообещал я. – Будьте в укрытии. Это короткий налет, враги скоро уйдут. А я уже, я уже ухожу…
Ребенок вдруг задергался, вырываясь из рук матери. Сбросил ее ладонь. Уставился на меня и быстро произнес тонким голосом, никак не вязавшимся со смыслом слов:
– Максим Воронцов. Мы знаем, что ты здесь. У нас заложники, мы убиваем одного каждую минуту. Чтобы предотвратить их смерть, ты должен сдаться. Выходи к кораблям и не сопротивляйся!
Выпалив эти слова, ребенок дернулся и заревел. Мать отчаянно прижала его к себе, снова затыкая рот.
Я вдруг понял, что маленький тэни произнес свою речь по-русски.
– Он давно это говорит? – спросил я.
Женщина кивнула. Прошептала:
– Вскоре, как все началось… Я не понимаю, о чем он.
Ребенок дернул головой, снова пискнул:
– Максим Во…
Мать закрыла ему рот ладонью.
– Это пройдет, – сказал я, отступая к дверям. – Наверняка. Это пройдет!
Хотя, немного зная Прежних, я не удивился бы тому, что ребенок (а скорее – все дети в городе) будет произносить эту фразу до глубокой старости.
Как оповестить врага, что он должен сдаться? Телевидения тут вообще нет, радио надо включить, развешивать листовки – долго.
А если превратить часть жителей в живые громкоговорители?
С точки зрения Прежних – очень удобный способ.
То, что враги пытаются меня шантажировать, убивая заложников, было плохо само по себе.
Но еще хуже другое.
Среди них имелся как минимум один Прежний.
* * *
Сквозь замерший, пустынный город я пробирался по крышам. Бежал на четвереньках, временами замирая и пережидая. Выстрелов из огнестрельного оружия больше не слышалось, видимо, редкие очаги сопротивления подавили. Несколько раз я замечал патрули, достаточно многочисленные, чтобы нападать на них было рискованно. В каждом по буги и танцору, а это очень, очень неприятный тандем.
Где же Измененные?
В гарнизоне почти тысяча единиц стражи, это большая сила. У них есть глайдеры для поддержки с воздуха – десант Прежних почему-то техникой пренебрег. Даже каких-нибудь паршивых дронов для воздушной разведки я не увидел.
Так где же Измененные? Почему не отбивают захваченную территорию?
Потом я взобрался на одно из самых больших городских зданий – с высокой тонкой башней, увенчанной узким шпилем. Башня высилась метров на тридцать. Даже не знаю, что это было: городская ратуша, церковь или какое-нибудь учреждение культуры. На крыше я никого не обнаружил, что мне показалось нелепым, все-таки самая удачная позиция для наблюдений. Посадить сюда пару танцоров с дальнобойным вооружением – и можно наблюдать за всем центром.
Но обзорная площадка на башне пустовала, на крытом металлическими пластинами шпиле тоже никого не оказалось. Так что я взобрался на шпиль и, прижимаясь к кровле, огляделся.
Зрение у меня теперь было другим. Стоило сосредоточиться, и мир вокруг начинал меняться. Солнечный свет темнел, зато светились стены домов; в воздухе возникали быстрые призрачные потоки; мир погружался во тьму, в которой синевато мерцали листья деревьев и редкие газоны; брошенные то тут, то там автомобили и автобусы сияли багровым… Я менял диапазоны частот, в которых воспринимал окружающий мир, словно переключал светофильтры в фоторедакторе.
Вначале я понял, почему до сих пор нет Измененных.
Все пространство вокруг, до самого горизонта, в одном из моих новых зрительных диапазонов заполняла серая муть. Она волнами расходилась от одного из кораблей, пульсируя, словно сердце исполинского чудовища. Каждая волна, укатывающаяся вдаль, на миг гасила какие-то вспышки света в застывших машинах и зданиях. Только совсем рядом с кораблями серого сияния не было, иначе генерирующие его механизмы выключили бы сами себя.
Что-то подобное, видимо, использовал Инсек на Селене, защищаясь от Слуг. Серое излучение тормозило работу техники, останавливало в ней все процессы. Глайдеры никак не смогли бы лететь в этой зоне.
Какие-то обрывки знаний, усвоенных на Саельме, все-таки всплыли в памяти. Я не успел досконально изучить этот процесс, но знал, что он называется энергетическим подавлением. Именно из-за него машины и киборги редко использовались в планетарных сражениях.
Для того чтобы помешать врагу быстро добраться до поля боя, энергетическое подавление тоже годилось.
Вот, кстати, и причина, по которой над городом не вьются стаи дронов…
Потом я посмотрел на корабли.
Они выжгли две посадочные площадки, размолов дома и улицы в щебень. Два соприкасающихся пятна, в центре которых застыли диски кораблей, выпустившие короткие посадочные опоры. Я знал, что улететь им не суждено: слишком тяжело будет открыть проходы таких размеров. Это ведь не захват планеты, а короткий пиратский набег. В каждом корабле есть экраны для переходов; когда Прежние захватят добычу – они уйдут, а корабли взорвутся, разнеся полгорода в хлам.
Рядом с кораблями, обхватив руками головы, сидели на корточках тэни.
Да, голос Прежнего, прозвучавший из уст ребенка, не соврал. Они действительно взяли заложников.
Охраняли пленников хорошо. Несколько стай чистильщиков, в непрерывном движении кружащих кольцом. Четыре сирены. Шесть буги, выбравших незнакомую мне форму: исполинских, с меня высотой, морских звезд, передвигавшихся стоя на двух лучах. В центре каждой звезды были небрежно разбросаны глаза, какие-то маленькие щупальца и щерился узкий зубастый рот.
Были и бойцы, и несколько уничтожителей в невидимости.
Прежнего я не замечал.
Если бы до города долетел и третий корабль, площадка с пленными оказалась бы в центре и добраться до нее стало бы совершенно невозможно. Сейчас подход с одной стороны все же был открыт. Тем более, что атакованный мною корабль лишился нижнего боевого модуля, его остатки все еще слегка дымили.
Очень соблазнительная возможность для атаки.
Только плаката с надписью «Добро пожаловать, Максим! Мы очень глупые и здесь можно пройти!» не хватало.
С другой стороны, Прежний мог подумать, что я сочту атаку с этого направления подозрительно легкой… и на самом деле не прикрывать его как следует.
Да, хороший вопрос. Насколько умным он меня считает!
Я изучал корабли и пленников, словно в мощный бинокль. Глаза послушно приблизили изображение (я даже почувствовал, как они перестраивались, выращивая дополнительные хрусталики).
Буги. Меня очень тревожили буги, я знал четыре их боевые формы, но прямоходящей морской звезды среди них не было.
И Прежний, разумеется. Вряд ли их двое или трое, но с меня хватит и одного. Я не Высший, который мог просто подойти и взять паршивца за шкирку. Он в корабле? Если да, то в каком? Наверное, не в том, который я безрассудно атаковал, там бы он со мной и расправился.
Или поджидает снаружи? Если он захочет замаскироваться, то я не увижу его так легко, как невидимых для людей и тэни уничтожителей.
А может, все-таки Прежнего нет? Мог ли кто-то из Измененных воздействовать на тэни, заставив всех детей в городе повторять адресованный мне текст? Может, буги или мараки? Или висперы?
Да. Висперы, пожалуй, могли.
Но тут я увидел Слугу, и все сомнения у меня отпали.
Это был рослый Слуга, выглядящий пожилым, но крепким мужчиной, одетым в старомодный костюм: черный пиджак и серые брюки, белая рубашка с черным галстуком-бабочкой, черные туфли. Удивительно, но среди разрушенного инопланетного города, в окружении космических кораблей, самых разнообразных монстров и пленных тэни, он не выглядел ни неуместным, ни чужеродным. Скорей уж корабли и монстры казались на его фоне случайными и ненужными.
Интересно, сколько лет этому вышколенному дворецкому, сопровождающему хозяина даже в бой на вражескую планету? Сотня-другая, как минимум. Слуги живут долго.
Слуга вышел из-под корабля и направился к пленным. По пути достал из кармана пиджака часы. Да-да, самые настоящие карманные часы! Щелкнул крышкой, глянул. Спрятал обратно. Пошел к сидящим на земле тэни.
Я увидел, как люди пытаются сдвинуться, уйти от него вприсядку, при этом не рискуя встать на ноги. Видимо, они уже убедились, что попытка бегства или сопротивления ни к чему хорошему не приводит.
«Дворецкий» подошел к тэни, равнодушным движением схватил за руку ближайшего пленника и потащил к себе. Это была девчонка-подросток, еще слишком молодая, чтобы в странной манере аборигенов ходить с оголенными верхними грудями. Девчонка завизжала, дергаясь, цепляясь за женщину, с которой сидела в обнимку. «Дворецкий» выдирал ее из объятий женщины с терпеливой безразличной силой, девчонка надрывалась – уже не только от страха, но и от боли. Обнимавшая ее женщина вскочила и кинулась на Слугу.
Тому, похоже, было все равно. Он выпустил девчонку, одним движением заломил женщине руку и вытащил из круга. Поволок за собой. Девчонка кричала, дергаясь, но не решаясь ни встать в полный рост, ни броситься вслед.
Кто была эта женщина? Ее мать, сестра? Просто чужая женщина, попытавшаяся защитить?
Я понимал, что сейчас произойдет.
Я ничего не мог поделать. Только смотреть.
И я смотрел.
«Дворецкий» подтащил женщину к невидимому рубежу оцепления – и сильным толчком отправил к ближайшему буги. Вялая, неторопливо переминающаяся на щупальцах-лучах «морская звезда» внезапно раздулась, выросла раза в два, не меньше. Один из гибких лучей метнулся к женщине – и потащил в открывшуюся пасть.
Женщина закричала.
Я смотрел.
Смотрел до конца, до момента, когда побелевшее лицо женщины скрылось в зубастой пасти. Буги заглатывал ее начиная с ног, по пупырчатому лоснящемуся телу монстра шли ритмичные судороги, изо рта сочилась кровавая жижа.
Женщина исчезла. Монстр медленно сжался, уменьшился до прежних размеров. Потом провел щупальцем по пасти – и облизал его! Будто ребенок, выпачкавшийся мороженым…
«Дворецкий» снова зашагал вокруг заложников.
Прежний не соврал. Они убивали по заложнику каждую минуту.
И в основном это были женщины и дети.
– Ты что, сука, думаешь меня выманить? – прошептал я, глядя на корабли. – Думаешь, ты меня так хорошо знаешь?
«Дворецкий» продолжал прогуливаться рядом с обреченными тэни. Достал часы, глянул, спрятал в карман. Время еще не прошло.
Я спрыгнул со шпиля, оттолкнулся от крыши здания, перескочил на соседнее, пониже, потом с его крыши прыгнул на мостовую.
Да, эти суки все-таки хорошо меня знали.