ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава первая

В Люберцах бо́льшая часть пассажиров вышла, а в Томилино вагоны метро совсем опустели. Я достал и надел зеркалки – не люблю таскать их без дела. Вторую пару протянул Милане.

Она надела очки и тут же достала из сумочки зеркальце. Посмотрела на себя. Сказала:

– А мне идет. Но все равно выгляжу как серчер.

– И что такого? – осматриваясь, спросил я. – Считаешь нас лентяями?

– Нет, наоборот. Игра не стоит свеч. Сколько приходится болтаться по городу, чтобы найти кристаллик?

– Иногда целый день впустую, – согласился я. – А иногда… погляди-ка под ноги.

– Ой! – воскликнула Милана. Присела и подняла крошечный фиолетовый кристалл. Тот был размером с булавочную головку, неправильной формы. – Ну… не очень-то красивый. Дешевка, да?

– На рацион в Комке заработала, – уклончиво сказал я. – Вайкры встречаются чаще всего, но они тоже могут быть ценными. Если большие и правильной формы. Но такие и без всяких очков находят.

Зеркалки – не волшебство, они лишь подсвечивают кристаллики, делают их более заметными. Если глаз наметан, то за пару недель, при удаче, можно заработать на очки.

Я свои первые так и купил, кстати. Нашел неплохой оранжевый кристалл.

Милана изучила кристалл, потом достала сумочку и собралась бросить вайкр в кошелек.

– Подержи подольше в руках, – остановил я ее.

– Примета?

– Не совсем. Кристаллы как возникают, так и разрушаются со временем. Если подержать его, погреть в руках, то процесс останавливается. Поэтому много кристаллов хранить глупо, будешь все время их перебирать, чтобы не рассыпались. Я с собой ношу пакетик, а дома несколько штук самых, самых ценных. И по паре минут грею в руках каждый день.

– Нет бы меня лишний раз обнять, – сказала Милана.

– Делу время, – парировал я.

Мы были вместе уже два дня, и это оказалось совсем неплохо.

В первую очередь потому, что мы не брали никаких обязательств. Просто веселились. Вот, даже взял Милану на поиск.

– Ты знаешь, что кристаллы – органические? – спросила Милана.

– Конечно. Я даже знаю, что они белковые.

Милана кивнула, разглядывая кристалл.

– Мы изучали на втором курсе. Единого мнения нет, но большинство ученых считает, что кристаллы – продукт человеческой жизнедеятельности. То есть, по сути, мы торгуем с Продавцами чем-то вроде перхоти.

– Фу! – возмутился я. – Вы, биологи, куда хуже медиков.

– А что медики?

– Один приятель называл кристаллы «застывшими слезами человечества», – сказал я, умолчав, что приятель был женского пола.

Но Милану это не обмануло.

– Поэтичные у тебя подруги, – вздохнула она. – Не то, что я… Нет, правда, красиво. Слезы человечества… Они же появились после Перемены?

Я кивнул. Наверное, да. В мифологии, конечно, встречались всякие грустящие богини, чьи слезы превратились в жемчуга, ну или у Бажова, когда Хозяйка Медной горы плакала, ее слезы становились изумрудами. Ну так это сказки. Если бы кто-то начал плакать кристаллами, это быстро стало бы известно.

– Интересно, для чего они Продавцам? – пряча кристаллик, сказала Милана. – Может, мы как дикари, которые за стеклянные бусы продавали свои земли.

– Ну, мы ничего, кроме кристаллов, не продаем. – Я пожал плечами. – Знаешь, что я думаю? Инсеки что-то сделали для появления кристаллов, чтобы нам было чем заняться, чем торговать.

– То есть они им не нужны?

– Никому не нужны. Ни Инсекам, ни Продавцам. Ни нам, их ведь даже для украшений не используешь, забыл надеть – и кристалл пропал… Но у людей появилась иллюзия, что мы имеем какой-то ценный ресурс. Люди заняты делом, шустрят, ищут кристаллики. Даже бомжи не бутылки ищут, а вайкры подбирают.

– Тогда совсем печально. – Милана поморщилась. – Нет, лучше пусть они ценные. Супертопливо для их космических кораблей. Когда-нибудь мы научимся его использовать…

– И улетим с Земли! – поддержал я. – А для этого надо собрать побольше. Пошли работать!

Состав был современный, где все вагоны соединены в одну длинную кишку, громыхающую по рельсам. Мы неторопливо пошли по центру, Милана смотрела налево, я направо (и немножко налево, потому что у Миланы опыта не было).

– Каких-то особых закономерностей нет, – рассказывал я. – Каждый серчер думает, что знает хитрости и удачные места, но, если спросишь мое мнение, – всё это ерунда. Повезло два-три раза в одной точке найти кристалл, вот и начинаешь там усиленно рыться. А раз больше времени ищешь, то и находишь больше. Один приятель считает, что блюки лучше искать в понедельник, а инки в пятницу. Другой обожает на стадионах искать, после матчей… ну правильно, там толпы людей.

– Еще одно доказательство человеческого происхождения кристаллов, – кивнула Милана.

– Верно. Поначалу всякие умники любили ездить на природу или искать где-нибудь на пустырях, в парках… Но там почти ничего не попадается.

– В Архангельске полно серчеров. А вот в Хо́лмогорах и кристаллов мало, и серчер был всего один, и тот не настоящий, очки китайские…

– Где-где? – удивился я.

– Село такое, в детстве жила с родителями. Ударение на первое «о». Между прочим, Ломоносов рядом родился…

– Стоп! – Я остановил ее и взял из-под самой ноги вайкр. Сидящий в паре метров пассажир, немолодой мужчина с портфелем, огорченно нахмурился. Полез в портфель, достал простенькие зеркалки и стал деловито озираться. Ну флаг тебе в руки, много ты найдешь, сидя на месте… а бродить по вагону тебе гордость не позволит.

– Вроде бы получше, – сказала Милана.

– Да, мелкий, но чистый и правильная пятиугольная звездочка, – я зажал кристалл в ладони. – Уже не зря вышли на поиск! Два кристалла подряд!

Зря я это сказал. Спугнул удачу.

Мы прошли весь поезд, но нашли только один инк, маленький и оплывший. Видимо, давно валялся.

– Ничего, на обратном пути поищем, – утешала меня Милана.

Но на обратном пути в вагоны быстро набилась толпа. Толкаться, заглядывая под ноги пассажирам – это совсем отстой.

Мы доехали до центра, и я потащил Милану в «Ледяную мяту». Если это не самое лучшее кафе-мороженое в городе, то вы ничего не смыслите в этом лакомстве.

Я, впрочем, тоже ничего не смыслю.

Но я знал, у кого спросить.

Конечно, когда звонишь бывшей и спрашиваешь, где сейчас в Москве лучшее кафе-мороженое, то нарываешься на иронию, пусть даже мы расстались давно и без ссоры. Меня с живейшим интересом расспросили, кого я завел, ехидно предположили, что я запал на малолетку, и посоветовали следить за фигурой… Но адрес, смилостивившись, сообщили.

– Ты меня разбалуешь, – сказала Милана. – Стану самодовольной. И толстой.

Она демонстративно облизнулась, оглядывая витрины. Добавила:

– И липкой.

Я взял себе шарик мятного и шарик лимонного. Я просто не очень люблю сладкое. Милана выбрала пробный набор мягкого итальянского джелато, пять ложек разных сортов, да еще и обсыпанных сверху пригоршней крошечных разноцветных шариков – тоже из мороженого.

– Обалдеть… – сказала Милана, с восторгом изучая порцию и боясь к ней приступить. – А помнишь, все ходили с телефонами и фоткали, что попало? Я бы сейчас послала подружкам фото. И они бы меня возненавидели!

– Вот видишь, Инсеки и впрямь улучшили отношения между людьми, – усмехнулся я.

Лимонное мороженое было вкусным. Я потихоньку ел, поглядывая на посетителей. В основном состоятельные семьи с детьми и парочки, конечно же.

– На такое мороженое я не заработала сегодня, – с сожалением сказала Милана, зачерпывая ложкой мелкие шарики. – Плохой из меня серчер… Слушай, а у Измененных много кристаллов? Они их ищут?

Я ответил не сразу, она даже смутилась и пробормотала:

– Извини, если тебе неприятно…

Не то, чтобы я многое ей рассказывал. Как ляпнул тогда в запале на остановке про девушку-Измененную, так и всё. Ну, признался, что был призван Гнездом и сутки помогал его охранять. Без подробностей. Милане явно было любопытно, но она не расспрашивала. Слухи-то по городу шли, и по телевизору говорили, и в газетах писали – про нападение на Гнездо, что есть погибшие…

Масштабов, конечно, никто не предполагал. Самые смелые предположения были про десятки погибших.

– Нет, нормально, – сказал я. – Вроде как они не ищут. И говорят, что у них нет кристаллов. Вообще ничего особо ценного нет. Там, внутри, полный бардак. Всё завалено коврами-одеялами-подушками. Половина лампочек не горит. Почему-то им так нравится.

– А зачем тогда на них нападали?

– Никто не знает.

Милана хмыкнула. Спросила:

– Неужели тебе не интересно?

– Интересно. Но вопрос сам собой в ответ не превращается. Вот Гнездо. Одно из многих в Москве. На него нападают и… в общем, кровь и разгром. На следующую ночь нападавший вернулся и его… убили. Но ответов нет.

– Ты убил? – тихо спросила Милана.

Я молча кивнул.

– А кто послал – неизвестно?

Я покачал головой.

– Хотели уничтожить Гнездо?

– Там спичку брось – и всё заполыхает, – ответил я. – Нет, думаю, этот… что-то искал. А убивал он так… по ходу дела. Чтобы не мешали. Быстро и безжалостно. Это не человек был, монстр.

– Б-р-р-р! – Милана дернула плечами. – Жуть какая. Тут нужен системный подход… Слушай, хочешь попробовать? Грецкий орех! Это взрыв мозга!

Я попробовал из ее ложечки. Да, было вкусно.

– Вот смотри, – рассуждала Милана, зачерпывая ложкой мороженое. – Я заказала шикарный набор мороженого. Внезапно вбегает злодей, хватает мою вазочку и убегает. Что ты решишь?

– Что я быстро бегаю и далеко он не убежит. С твоим-то мороженым!

Милана рассмеялась и быстро поцеловала меня. Губы у нее были липкие и сладкие.

– Нет, ты не догнал. Ты в туалет выходил. Или успокаиваешь меня, потому что я в панике. Всё, злодей убежал. Что ты подумаешь?

– Что это твой бывший. Решил отомстить за украденные сигареты.

За эту версию я получил еще один поцелуй.

– Нет, не он, – решила Милана. – Вбегавший – высокий красивый блондин с вот такими мускулами! А мой бывший – мерзкий кривой карлик на тонких ножках! Личный фактор исключается.

Мне вдруг стало интересно. Милана действительно не пыталась из меня вытащить побольше информации (я написал рапорт Лихачеву и почти день рассказывал о случившемся вежливым тихим людям из госбезопасности, так что как расспрашивают – теперь понимал). Ей было интересно. Как и мне, конечно.

Хотя, казалось бы, что мне теперь до Гнезда и его обитателей?

– Что ж, мы можем предположить, что ворюга-блондин хотел мороженого.

– Почему не купил?

– Денег нет.

– Почему не напал на стойку с мороженым?

– Там продавцы, крепкие парни, а ты девушка.

– Почему не забрал вазочку вон у той девочки? Она маленькая, сидит у самой двери. У нее тоже пробный сет.

Я хмыкнул.

– Не знаю. Аналогия у тебя верная, но ответа я не вижу.

– Потому что ты смотришь на меня и на мое мороженое, – усмехнулась Милана. – Вот это попробуй, даже не пойму, что…

– Маскарпоне, – ответил я, попробовав. – Вкусно. А на что же мне смотреть? Ворюга убежал.

– Смотри на то, чего нет! – заговорщицким шепотом сказала Милана. – Рассматривай вопрос системно. Вор убежал, но вернулся.

– Вор хотел получить то, чего у тебя не оказалось, – я нахмурился. – И вернулся…

– Потому что ты меня успокоил и заказал новый сет.

– Но ведь вор не просто схватил твое мороженое, – сказал я. – Он еще разгромил всё вокруг. Перевернул столы, избил посетителей… зачем?

– Значит, эта версия недостаточно правильная. Рассматривай всё в комплексе, – сказала Милана. – В пространстве и времени. Что должно было случиться после первого визита? По всей логике? По ожиданиям вора?

– Мы бы встали и ушли, – ответил я.

– Но я рыдаю! – капризно сказала Милана. – У меня истерика. Я никогда не ела такого вкусного мороженого.

– Несмотря на разгром, я вновь приношу тебе мороженое…

– После этого злодей возвращается. Хоть это опасно.

– И в зале уже стоят полицейские, составляют протокол, ему приходится драться с ними… – Я подавил рвотный позыв. – Значит, ему не обязательно было забрать твое мороженое. Ему было важно, чтобы ты его не получила.

Милана торжественно подняла палец.

– Вот! Может, ему хотелось мороженого. А может, у него непереносимость лактозы, и он всю вазочку выкинет в канаву. Главным для него было, чтобы я мороженое не съела! Думаю, его нанял злобный карлик, огорченный тем, что я его бросила.

Я сидел, ковыряя растаявший шарик, пахнущий молоком и мятой. Зеленый листик прилип к ложке, я облизнул ее, разжевал мяту, после которой во рту остался вкус жевательной резинки.

Монстру было плевать на кукол и жниц, стражей и монахов.

И Гнездо ему было не важно.

Может, он шел убивать мать, потому что… потому что та что-то должна была сделать? Получить? Этого еще не было, но монстр, своей ли волей или чужой командой, должен был это предотвратить.

Монстр шел убивать мать Гнезда, а Измененные бросались навстречу, защищая ее. Голос Гнезда звал их, но по какой-то причине не мог дать им достаточно силы для победы. Они были сильнее и быстрее любого человека, но монстр был еще сильнее и быстрее. И он убивал, без всякой злобы, «ничего личного», убивал могучих стражей и быстрых жниц, убивал несчастных куколок, которые мало чем отличались от человеческих детей… Может быть, мать успела укрыться в «защищенной зоне»? И вышла, когда монстр принялся убивать последних из ее Гнезда, так же, как вышла Дарина?

Монстр убил мать – и ушел.

Но вышла промашка. Уцелела жница, способная стать хранителем. Уцелела куколка, способная стать матерью.

И осталась возможность, что они получат или сделают то, что монстр должен был предотвратить.

Он пришел снова, но теперь у Гнезда был призванный. У Гнезда был я – и почему-то мог получить достаточно силы для боя.

Что дальше?

Опасность исчезла?

Нет. Если монстр действовал не по своей воле (а я был уверен, что он лишь инструмент в чужих руках), то ничего не кончилось. Сломавшийся инструмент меняют. Опасность на время ослабла, ведь пока у Гнезда нет ни матери, ни хранителя. Но раз уж ставки так высоки, то Гнездо зачистят снова. Окончательно. Подготовятся лучше и зачистят.

Дарина, глупышка, прогнала меня, поскольку так велели Инсеки. Она не понимает, что ничего еще не кончилось.

– Максим…

Я поднял глаза на Милану.

– Зря я завела этот разговор, – сказала она.

Я промолчал.

– Помнишь, сказала, что мне с парнями не везет, и это должно тебя настораживать?

– Ты умная, – сказал я.

– Лучше бы была дурой, – произнесла она с горечью.

– Милана, да все нормально, – с жаром сказал я. – Просто вспомнил всё… неприятно это было.

– Точно?

Ей очень хотелось поверить.

– Конечно. Я как-то в новом свете всё это увидел. Жуть полная.

Милана смотрела на меня, кусая губы. Потом сказала:

– Ты меня напугал. Правда. Я решила… – Она махнула рукой и замолчала.

– А это что за мороженое? – спросил я, указывая на последний шарик.

Она попробовала.

– Не пойму. Дать кусочек?

– Спрашиваешь! – сказал я.

Мороженое было зеленое, в детстве я часто ел такое в Италии. Ну что поделать, рос в обеспеченной семье…

– Да это же фисташки, – сказал я. – Классика.

– Точно. Фисташки! Гляди, тут даже кусочки орехов есть…

Я заказал кофе – Милана любила его не меньше, чем я. К кофе нам принесли маленькую порцию «комплимента от шефа».

Комплимент был крошечным фиолетовым шариком мороженого.

Милана сказала, что у нее больше нет ни сил, ни свободного места в желудке.

Я съел мороженое. Кисло-сладкий вкус черники и запах лаванды… мне понравилось.

На самом деле Милана была замечательная. А бывший ее – полный придурок, раз ухитрился с ней поссориться и вот уже три дня как не пытался помириться. Она была красивая, умная и веселая. Очень легкая в общении. Совершенно откровенная, словно считает нечестным скрывать свои мысли.

Вот только ее глаза не мерцают сиреневым…

А еще я знал, что у нее всё будет хорошо. Непременно, потому что таких девчонок мало.

У Дарины – нет.

Почему мы, люди, такие странные? Представляю, с каким удивлением смотрят на нас с небес Инсеки…

Глава вторая

За восемь лет после Перемены появилось множество «специалистов» по Инсекам, Продавцам и Измененным. Были целые институты, были кафедры, были научные центры. Наверняка существовали и такие учреждения, про которые обычным людям слышать не полагается.

Беда в том, что большинство этих «специалистов» были именно в кавычках. Обнищавшие государства (Перемена коснулась всех – и Штатов, и Швейцарии, и Китая) много чего урезали, прежде всего военные программы, но вот на изучение пришельцев деньги выделялись щедро. Так что все, кто хоть как-то смог, прилепились к этим бюджетам. Удивительные порой бывали метаморфозы. Бывший яростный оппозиционер начинает обожать власть и ругать Инсеков (что столь же прибыльно, но куда безопаснее). Серьезный математик вдруг выдвигает теорию марсианского (нет, только подумайте, марсианского!) происхождения пришельцев и получает под это целый институт. Доктор, годами пропагандирующий с телеэкрана здоровый образ жизни, вдруг заявляет, что никотин защищает сознание от излучения Комков, и ему организуют центр по изучению полезных свойств табака. Солидный писатель, который раньше выпекал тома про особый путь русского народа и возвращение к языческим богам, возглавляет политическую партию «За Свободную Вселенную» и начинает агитировать за всеобщее Изменение – дескать, когда мы все изменимся, то вступим в ряды галактического братства.

Как по мне, всё это были либо тихие психи, либо хитрые клоуны.

Наверняка среди них есть и настоящие ученые, знающие кое-что серьезное. Но как их найти? И как разговорить?

Попросить Лихачева о помощи? Он, как я понял, и сам в теме, и выход на таких людей имеет. Но он сразу сообразит, что тут речь не о поступлении в институт. И делиться информацией не станет. В лучшем случае скажет: «Закончи вуз, приходи к нам работать, лет через десять сам всё узнаешь».

А у меня нет десяти лет.

Хорошо, если десять дней найдется.

Я должен понять, кто и зачем послал в Гнездо шестилапого монстра. И сделать так, чтобы нового визита не случилось…

Милана ушла, она отправилась в свою общагу, на улицу Шверника. Толком ничего не объяснила, хотя могла бы соврать что-нибудь невинное: «одежду поменять», «цветочки на окне полить», «с подружкой поболтать».

Но она явно не любила и не умела врать.

Ничьей вины нет в случившейся размолвке. Милана сама завела разговор о Гнезде, я не мог не подумать о Дарине, а она оказалась слишком умна и это поняла. Из кафе мы вернулись вдвоем, но с нами будто был кто-то третий… третья.

И Милана сделала самый правильный выбор – оставила меня наедине с призраком.

Я немного позанимался на тренажерах, без всякого энтузиазма. Принял душ. Постоял у окна, глядя на кольцо в темном вечернем небе. Если честно… Луна была красивая, но кольцо даже динамичнее и таинственнее. Разогрел и слопал рацион из Комка. В них сублимированная пища вроде той, что раньше делали для космонавтов, это сытно и даже вкусно, только никогда не угадаешь, что именно в пакете, пока не зальешь кипятком. Мне в этот раз попалось гороховое пюре с говядиной, русский борщ и ананасовый сок.

Потом порылся на полке, где стоял десяток книг об Инсеках, понял, что всё уже читал или пролистывал, и ответа не найду. Посмотрел подборку книг на компе. Там нашлось кое-что новенькое, оставшееся с последнего обновления, но вскоре я убедился, что ничего полезного нет.

Эх, был бы интернет!

Ну чем он вам помешал, а, пришельцы? Народ бы срался в чатиках, постил фоточки с котиками, ну и что? У вояк и полиции все равно остались локальные рабочие сетки, они не запрещены. Да и что вам наши вояки и наши сети – вы можете из экрана вылезти в виде говорящей голограммы!

Я даже подумал, что надо позвонить в книжный и заказать подборку свежих книг о Перемене и пришельцах. Выйдет недешево, но через час-другой курьер привезет флэшку.

Вот только это будет такой же порожняк, как имеющийся у меня. С тем же успехом можно почитать фэнтези или любовный роман об Инсеках.

В дверь позвонили, и я недоуменно оторвал взгляд от компа.

Милана решила вернуться?

Или…

Я вскочил, быстро огляделся, не валяются ли где женские вещи. Пригладил волосы. Быстро подошел к двери, открыл.

Это был папа.

– Привет, – сказал я, пытаясь скрыть разочарование. Кажется, неудачно.

– Привет, сын. Ты один?

– Один, конечно. Заходи, пап.

Отец был в домашнем – старых джинсах, футболке, тапочках. Он вошел, пошаркал ногами о коврик. Сказал:

– А то консьерж говорил, к тебе девушка заходит…

– Ее нет сейчас, – сказал я. – И это не та девушка, если тебе интересно.

Отец махнул рукой:

– Та, не та… Ты большой мальчик… Мать послала спросить, у тебя молока случайно не найдется? Хочет утром сварить кашу.

– Найдется, – сказал я. – Есть порошок, есть сгущенное, есть «долгоиграющее».

– Да какого не жалко.

– Можно будет на тарелку каши зайти?

Отец явно обрадовался:

– Конечно!

Я пошел на кухню, взял из шкафа пакет ультрапастеризованного молока, которое годами стоит без холодильника. Спросил:

– Может, выпьем пива?

– Только немного, – не стал колебаться отец.

– У меня и нет много…

Достав банку, полученную четыре дня назад у Продавца, я разлил ее по стаканам. Сказал:

– Могу сыр нарезать, есть кусок.

– Вот если у тебя есть копченая мойва… – Отец усмехнулся.

– В следующий раз спрошу в Комке.

Мойва была одной из жертв Перемены. Я уж не знаю, что не понравилось этой мелкой жирной рыбке, которую раньше продавали во всех магазинах копченой, соленой или жареной. Может, она нерестилась в полнолуние, а теперь не знает, когда метать икру? В общем, она стала очень редким и дорогим продуктом.

Мы потихоньку пили пиво, глядя друг на друга. У меня с отцом хорошие отношения, но как-то давно мы не говорили по душам.

– Ты расстался с девушкой из Гнезда? – прямо спросил отец.

– Да. А тебя не смущает, что я встречался с… мутанткой?

– Всё лучше, чем если бы с парнем, – фыркнул отец. Он был человеком консервативных взглядов. – Что случилось-то?

– Ну как что… Они же не люди. Я выполнил для них работу. Меня поблагодарили и велели уйти.

– Когда девушка велит уйти, это не всегда значит, что она этого хочет, – сказал отец. – Ты немедленно познакомился с другой. Это значит, что тебе плохо.

Я не спорил. Сделал еще глоток пива. Сказал:

– Она считает, что получила запрет на встречи от Инсеков. Я не уверен, что это так. Но Инсеков не переспоришь, Измененных тоже.

– Тебе нужна какая-то помощь от меня?

Я едва не рассмеялся.

– Ты знаком с Инсеками?

– Нет. Но я много с кем знаком. Что тебе нужно?

– Мне нужен человек, разбирающийся в Инсеках, Измененных, Продавцах, их взаимоотношениях! В том, чего они хотят и что делают на Земле. И чтобы он всё это мне рассказал!

– В общем, тебе нужен бог из машины, – сказал отец с иронией. – Это в древнегреческих трагедиях на сцену опускался бог на веревках и всё улаживал.

– У меня была пятерка по литературе, – напомнил я. – Так что про бога из машины я в курсе. Нет, я не верю, что мои проблемы кто-то уладит за меня. Вот немного информации хорошо бы было…

Отец кивнул. Потом сказал:

– Принеси телефон.

Я несколько секунд смотрел на него, потом пошел к двери. Притащил квартирный телефон на длинном проводе. Радиотелефоны Инсеки не запрещали, но я почему-то оставил в квартире самый простецкий – трубку на маленькой базе, проводом соединенную с розеткой. Звонить по нему я не любил, после сотовых в этом было какое-то унижение.

Отец посидел немного, глядя на телефон и морща лоб. Потом начал нажимать кнопки. Долго. Выходил на какой-то номер через коммутатор.

Я зачарованно ждал.

– Здравствуй, – сказал отец, не называя имени собеседника. – Это Воронцов, Денис Михайлович.

Пауза.

– Нет, никогда не поверю, что узнал, – отец тихонько засмеялся. – Ты меня даже на юбилей через референта поздравил. Ну и что? В Китае нет телефонных линий? Лучше вот что скажи… – Отец зажал трубку ладонью и шепотом спросил: – У тебя есть виски?

Я кивнул.

– Ты на работе еще? Прекрасно. А тебе врачи пить не запретили? Хочу угостить каплей хорошего вискарика.

Хорошего? Откуда мне знать, хороший ли он. Тем более, для человека, у которого есть «референт» – ну, то есть секретарь и порученец в одном лице.

– Нет, прямо сейчас. Я живу там же, где и раньше. Только лучше в девятую квартиру загляни. Да нет, сейчас. Как семья, кстати, как сын?

Мне показалось, что сейчас отец как-то незаметно надавил на собеседника. Что-то тому напомнил.

– Ну и хорошо. Добро. Жду.

Он положил трубку, а я смотрел на отца и видел его таким, как десять лет назад. Когда он работал в министерстве и таскал три сотовых телефона в карманах.

– Минут через двадцать приедет, – сказал папа и долил себе остатки пива. – Он недалеко работает. Подумай пока, что именно хочешь спросить.

– Пап… – сказал я.

– Чудес не жди, на самом-то деле, – отец вздохнул. – Но человек знает очень многое. И он мне обязан.

– Был, – сказал я.

Отец кивнул:

– Я однажды кое-что для него сделал. Он обязан и еще несколько часов будет обязанным.

– Оказанная услуга ничего не стоит, – сказал я фразу, которую отец любил повторять раньше. – Почему ты думаешь, что он еще должен?

– Потому что исключения есть из любого правила, – ответил отец. – И даже строя жизнь по правилам, надо всегда учитывать исключения… Чудес не жди, сын. Есть вещи, которые никогда не рассказывают. И рассказанное не всегда помогает решить вопросы. Но всю информацию, которую ты вообще смог бы получить, – ты получишь.

– Спасибо, – только и сказал я.

Отец улыбнулся. Спросил:

– У меня сильно мятый вид?

– Норм, – покривил я душой.

– Найдешь мне рубашку? Не хочу подниматься, мать заподозрит неладное… Да, и покажи, что за виски у тебя?

Я достал из шкафчика коробку, показал.

– Пойдет, – решил отец. – Я когда-то с его дедом начинал работать, он меня и научил виски любить. Потом дед ушел на пенсию, а внук под моим началом стал работать…

Отцовский гость приехал через полчаса. С отцом он обнялся и сказал положенные слова: «Замечательно выглядишь», «Ничуть не изменился», отец ответил: «Заматерел» и «Теперь вылитый дед, прорезалась порода!» Мне гость пожал руку, посмотрел с живейшим любопытством, и я понял, на что были потрачены лишние десять минут.

Ему успели подготовить справку обо мне.

Даже без интернета.

Мы прошли на кухню, отец что-то оживленно говорил, вспоминал… но я обратил внимание, что он ни разу не назвал гостя по имени. Был тот куда моложе, лет сорока – сорока пяти, худощавый, в очках с тонкой оправой, постоянной легкой полуулыбкой на лице. Никогда раньше я его не видел, ни в детстве, когда отец работал и порой к нам приходили его коллеги, ни в газетах, ни по телевизору. Крупный государственный чиновник, сразу понятно. Но не из болтунов-депутатов, не из публичных говорящих голов.

Кто-то действительно работающий и знающий.

Виски гость повертел в руках, одобрительно кивнул. Отец налил ему и себе, я отказался.

– Эх, нам бы в его возрасте такие напитки и место, где распивать, – сказал гость. – И здоровья такого, конечно же!

На мой взгляд, когда отец был в моем возрасте, гость только-только от маминой сиськи отцепился. А когда гость был в моем, то отец был серьезным человеком и с молодежью пить бы постеснялся.

Но когда людям уже так много лет, разница в возрасте, наверное, стирается. Отец кивнул, и они выпили.

– У сына есть несколько вопросов, – беря кусочек сыра, сказал папа. – Он мальчик любознательный, ну как положено молодым… иногда даже слишком. Но не глупый.

Гость поморщился. Сказал:

– Мой тоже поумнел. Просил поблагодарить еще раз, Денис Михайлович.

– Пустое…

Я понял, что сейчас папа и гость дали понять друг другу, что старый «долг» будет закрыт. Что же такое случилось лет десять назад, и чем мой отец, не военный, не врач, не юрист, мог выручить совсем молодого парня? Он же в Министерстве связи и коммуникаций работал!

– Могу уйти, если так удобнее, – сказал отец. Посмотрел на гостя, на меня.

– Как решит Максим, – ответил гость.

У меня не хватило духу просить отца уйти.

– Всего несколько вопросов, – сказал я. – Ничего особенного…

Гость опять улыбнулся.

– Кто хотел уничтожить Гнездо? – спросил я.

– То есть мы не будем делать вид, что я не понимаю вопросов, – одобрил гость. – Хорошо. Это не Инсеки. После разговора с призванным они попросили установить наблюдение за Гнездами.

– Не охрану?

– Не думаю, что это в наших силах без ввода войск в Москву. Напали не Инсеки, но все остальные варианты возможны.

– Кто или что это было?

– Нестандартная мутация. Использовался тот же тип мутагенов, но другого состава. Упреждая вопрос – это не случайная мутация, пошедшая по неправильному пути. Существо было создано специально.

– Возможно новое нападение?

– Исходя из просьбы установить наблюдение, более чем возможно.

Я кивнул. Что-то пока ничего нового я не узнал.

«Думай системно», – сказала мне сегодня Милана. А я опять задаю конкретные вопросы, словно рассчитываю получить ответ на блюдечке. Такого ответа, похоже, просто не существует.

Гость с любопытством смотрел на меня. Отец налил ему и себе еще по чуть-чуть.

Что мне важно узнать, раз уж я получаю ответы от действительно информированного источника?

Откуда явились Инсеки и Продавцы?

Чушь. С Марса, с альфы Центавра, из Магелланова Облака, из иного измерения. Всё одинаково далеко.

Зачем они разрушили Луну?

Не важно. Любят кольца вокруг планет, хотят извести нашу мойву.

Что им нужно?

Теплее. Но слишком расплывчато. На неконкретные вопросы могут быть лишь неконкретные ответы.

Зачем Инсеки запретили интернет?

Надоело смотреть на фотки котиков и кривляния в «Тик-Токе». Или боятся, что при коллективном общении люди легче раскроют их тайны. Тоже не важно…

– А он думает, – сказал гость одобрительно. – Молодец какой. Знаешь, может, и хорошо, что нам интернет прикрыли. Молодежь стала больше думать, а не ругаться друг с другом… и революционные чатики создавать.

Умный дядька. Правду он сказал или нет, но, кажется, только что намекнул мне, за что благодарен отцу.

– Зачем Инсеки создали Гнезда?

Врасплох я его этим вопросом не застал. Но он едва заметно поморщился, как человек, который не хотел слышать этого вопроса. Не потому, что не знал ответа, а потому, что прямо ответить не мог.

– В гуманных целях, конечно же, – сказал он, глядя мне в глаза. – Для спасения больных и умирающих. Одно лишь Гнездо в Минкульте каждый год спасает от смерти больше сотни детей.

Я открыл и закрыл рот. Кивнул. Спросил:

– Продавцы – это иной вид пришельцев?

– Да.

– У них какие-то свои цели?

– Да.

– Зачем им кристаллы?

– Им они не нужны.

– Но кому-то нужны?

– Факт.

Это походило на пинг-понг. Он даже отвечал с каждым разом все быстрее.

– Что такое кристаллы?

– Органические соединения.

– Откуда они берутся?

– Иногда их вырабатывают люди.

– Это вредно людям?

– Ничуть.

Так, я опять не туда пошел. Думать системно…

– Инсеки или Продавцы – угроза человечеству?

– Не прямая.

– А прямая угроза есть?

– Да, – гость выпил. Посмотрел на отца. – Денис Михайлович, замечательный виски, сын ваш умный парень, и так приятно было увидеться. Но спешу, работа. Три коротких вопроса, три коротких ответа.

Три вопроса.

Что можно спросить?

Про Инсеков, Продавцов, Измененных?

Или…

– Вам начальство позволило со мной говорить?

Он дернул головой, блеснув очками:

– Да.

– Вы хотите, чтобы я… что-то сделал?

– Да.

– Мне будут помогать?

– Нет, – гость встал. Положил руку отцу на плечо: – Хороший у тебя парень растет. Удачи ему.

Я словно бы исчез для него. Превратился в «хорошего парня», которому было сказано всё возможное.

Отец проводил его до дверей, они о чем-то еще негромко поговорили. Потом звякнул замок, отец вернулся. Недоуменно посмотрел на меня.

– А три последних вопроса были так важны?

– Конечно, – ответил я. – Очень. Если ему позволили говорить со мной, то есть надежда, что всё сказанное – правда. На самом деле он ведь ждал этого вопроса, ты заметил? Одно дело – бывший начальник, или кто ты там ему был… а другое – разрешение сверху. Потом он дал понять, что я не должен сидеть и ждать у моря погоды, а должен что-то делать. Что со мной случится, ему не особо важно, я без иллюзий, но раз уж они разрешают, значит, у меня есть шанс что-то изменить.

– Ну а третий вопрос? Неужели ты рассчитывал на какую-то помощь?

– Нет. Он сказал, что не будут помогать, – разъяснил я. – Но это значило совсем другое – что не будут мешать. Я все-таки решил до конца прояснить.

Отец покачал головой. Кажется, с одобрением. Спросил:

– Плесну себе еще?

– Конечно. Да забирай все, я же не пью эту гадость.

– Но ты не узнал ничего нового про пришельцев и Гнезда, – сказал отец с сожалением. – А ты ведь хотел поговорить именно об этом.

– О нет, папа, – я улыбнулся. – Как раз узнал. На самом деле всё было на поверхности, но люди смотрят на то, что есть. А надо смотреть на то, чего нет.

– Не понимаю, – признался отец.

Но я не стал разъяснять.

А он не стал расспрашивать. По-моему, его задело за живое, что в таком коротком разговоре он не заметил главного. И теперь папа станет прокручивать всё сказанное в голове, пытаясь понять.

Я тоже собирался этим заняться.

– Береги себя, – сказал папа. – И… задавай вопросы, если что.

Когда отец ушел, я снял с телефона трубку и нажал две клавиши. На маленьком черно-белом экране высветился длинный номер. Я постоял, глядя на него.

У меня отличная память на числа. Вот всякие стихи, цитаты трудно запоминаю. А даты и номера – хорошо.

Глава третья

Встал я рано, за окнами еще было совсем темно и падали последние капли дождя. Ночные ливни в нынешней Москве – дело обычное. Я включил чайник, бросил вариться пару яиц – если уж день предстоит напряженный, то надо позавтракать нормально, а не рационом из Комка.

А я чувствовал, что денек выдастся интересный.

Потом я достал из маленького сейфа в хозяйском кабинете (он был вмурован в стену, и прежние жильцы любезно оставили его пустым и открытым) свой запас кристаллов. Тут были не только красные и оранжевые (хорошей чистоты и формы), из любопытства я сохранял и красивую мелочь. Вот обычный вайкр, но редкой кубической формы – интересно, сколько за него дадут? Проверим…

Я погрел их в ладони, потом с сожалением выбрал красную гексоктаэдрическую рэдку, шедевр моей коллекции – очень уж долго храню, сколько ни согревай – скоро начнет оплывать, оранжевый орик в форме семигранной призмы, великолепный синий дисковый блюк, ну и фиолетовый кубический вайкр.

С таким набором можно банкет устроить. С черной икрой и копченой мойвой.

Всю эту красоту я добавил в пакетик к кристаллам попроще, спрятал в карман джинсов и пошел завтракать.

Наши, человеческие, власти вмешиваться в происходящее не будут. Это мне вчера прямо дали понять, да я и раньше не сомневался. Ничего иного ожидать не приходилось. Задача властей – ну, кроме как заботиться о собственной выгоде – еще и поддерживать жизнеспособность страны. Охранять порядок, пытаться восстановить сельское хозяйство, которое из-за климатических изменений сильно пострадало, промышленность развивать – в тех сферах, где Инсеки не запретили. Одно лишь уничтожение ядерной энергетики и гибель большинства спутников связи и наблюдения – головная боль на десятки лет вперед. Есть еще толпы людей, которые вместо работы предпочитают искать кристаллы и жить с того. Есть международные конфликты, потому что всякие малоразвитые страны с энтузиазмом принялись сводить давние счеты между собой и внутри себя – бывшим сверхдержавам стало не до них. Кризис классических религий, возникновение новых… Где во всем этом место для Гнезд и незначительного числа их обитателей? Да нигде. Может быть, даже власти по всему миру выдохнули с облегчением, когда отпала нужда лицемерить и тратить немалые ресурсы на спасение больных детей. Кто туда попал – из поля зрения властей выпадает. Инсеки явно дали понять, что Гнезда должны жить своей жизнью, сами по себе. И это всех устраивает.

Инсеки тоже не вмешаются. Но не потому, что им все равно; мне показалось, что происшествие их сильно задело. Как ни странно, больше всего походило на то, что у них нет возможности самим расследовать случившееся, обезопасить Гнезда и найти виновных в нападении. Вроде и неслыханная мощь… и полнейшая беспомощность в этом вопросе. Но если вдуматься: часто ли они вмешивались в земные дела? Уничтожение ядерного оружия и энергетики – это раз. Вакцина от всех вирусов – два. Создание Гнезд – три. Больше ничего явного я припомнить не мог. Представительства? Это скорее для выпуска пара. Комки? Непонятно, сколько тут их инициативы.

Продавцы? Им нужны только кристаллы. Мне вообще кажется, что Измененных они обслуживают с меньшим интересом, чем обычных людей. Видимо, те и впрямь платят не кристаллами, а какой-то иной, менее ценной валютой.

Значит, Гнезда беззащитны перед новым ударом.

Вот здесь и надо искать союзников.

У меня было одно очень важное преимущество перед всеми людьми на Земле.

Я этот самый, мать его так, Избранный!

Чозен Уан.

Не потому, что у меня в крови медихлорианы, мои яйца из криптонита или я еще чем-то отличаюсь от других.

Дарина выбрала меня от безысходности, ну и желая прикрыть от полиции. Но выбор был сделан, Гнездо призвало меня. Я сразился с монстром и убил его. И пусть Призыв отозван, печать снята – сделанное не отменишь.

Я один из немногих людей, кого Измененные призывали на помощь.

Может быть, даже единственный, оставшийся после этого в живых.

Повод ли это для других Гнезд рассматривать меня как союзника?

Я очень надеялся, что да.

Во всяком случае, люди вокруг считают так. Поэтому Лихачев и не забрал «корочку», а вовсе не потому, что я такой красавец и умница. Поэтому вежливые ребята из ФСБ дотошно меня расспросили, изъяли чудо-патроны, но не стали ни запугивать, ни вербовать, ни даже отбирать пистолет. Поэтому вчера пришел безымянный человек со Старой площади… вовсе не из благодарности отцу.

Оказанные услуги чего-то стоят, лишь если ты рассчитываешь на новые.

Может быть, так решат и другие Измененные?

Я слопал яйца и пару тостов, выпил две кружки сладкого чая. Застегнул кобуру. Выстиранная ветровка была немного мятой, но ничего, на теле отвисится…

Входная дверь содрогнулась от тяжелого удара.

На мгновение я застыл, глядя вдоль коридора на легкое облачко пыли, расходящееся от двери. Нет, сама дверь устояла – хорошая стальная дверь, поставленная лет тридцать назад. И рама с заведенными в бетон металлическими штырями выдержала. Пыль шла от дверной обивки и посыпавшейся штукатурки.

Я сразу вспомнил, как тварь в Гнезде пыталась выбить дверь из инопланетного сплава.

Нет, пожалуй, моя бы не устояла перед таким монстром.

Еще один удар. Дверь опять вздрогнула, но выдержала.

Кто бы там ни был, сейчас весь дом проснется!

Сейчас же родители проснутся. Испугаются за меня. Кинутся вниз по лестнице…

Я сделал шаг к двери, нашаривая пистолет. Если там монстр, то ничего я с ним не сделаю, обычными-то пулями. Даже если он видимый. Я ведь не ускорен Гнездом, не прикрыт им от ударов…

В дверь ударили еще раз, но на этот раз гораздо слабее.

И я услышал шепот, идущий изнутри головы.

«Оставайся дома…»

Вот это походило на монстра в Гнезде. Точно такие же слова-картинки. Только не громкие и разборчивые, а бормотание на краю сознания.

«Живи…»

Еще один удар, совсем слабый. И тишина.

Что на меня нашло – сам не знаю. То ли затихающая сила ударов. То ли невнятность слов.

Будь тварь сильнее, она бы ворвалась и убила меня.

А она лишь хотела напугать.

Задвижку заело, но я рванул ее изо всех сил, провернул замок, распахнул дверь, держа пистолет перед собой.

На площадке никого не было, а вот с лестницы доносился топот ног.

Ломившаяся ко мне тварь убегала!

Я кинулся вслед, не раздумывая, пытаясь если не догнать, то хотя бы увидеть. На мгновение мне показалось, что я заметил быструю тень, в прыжке оттолкнувшуюся от стены и кубарем понесшуюся вниз. Но когда я сбежал со ступеней, подъездная дверь была распахнута, а в переулке никого не оказалось.

Опустив ствол, я несколько секунд бдительно оглядывал окрестности, пока не обнаружил, что стою в луже от ночного дождя. Спрятал пистолет, вошел и прикрыл дверь.

Посмотрел на консьержа.

Тот сидел на полу, прислонившись к стене, и потирал голову. Глянул на меня и сказал:

– Ну и дружки у тебя… Максим.

– У меня?

Он встал, крякнув и придерживаясь за стену.

– Покурить собрался… а этот у дверей терся. Парень в плаще, капюшон на лицо надвинут, худой… – Он замялся. – Угловатый какой-то, будто ломаный. И словно горбатый. Но высокий! Шмыг в подъезд, я его за плечо, он сказал: «К Максиму»…

– Виктор Андреевич, а он точно это сказал? – уточнил я.

Консьерж задумался.

– Сказал… странно как-то… но я точно слышал! Я его держу, а он вдруг мне в лоб… кастет у него, гаденыша, что ли… ну и дружок…

– Да какой он мне дружок? – сказал я. – Таких друзей… сами знаете, за что – и в музей. Хулиганье мелкое. Петарды у меня под дверью взорвал.

– А! – Андреич кивнул. – То-то я слышал грохот… Кто это?

– Знать бы… – пробормотал я. – Вы как, живой? Сотрясения нет?

Консьерж вяло пожал плечами. Сказал:

– Ты свидетель, я пытался задержать.

Я понял, о чем он беспокоится. Успокоил:

– Да к вам никаких претензий. Я разузнаю, кто хулиганил. Вы сядьте лучше.

– Наверное, под наркотой… – размышлял вслух Андреич. – Потому такой дерганый и сильный.

Его явно терзало, что какой-то странный парень так легко его вырубил. Я, конечно, мог объяснить, что он попытался остановить монстра в начальной фазе изменения, а тот даже без силовых полей и невидимости способен был любого ушатать.

Но, боюсь, тогда пришлось бы искать нового консьержа.

– Ты в одних носках, – заметил Андреич.

– Да, выскочил по запарке, – признался я. – Пойду обуюсь.

Я вернулся домой, сменил промокшие носки и обулся.

Потом уже вышел из дома.

Но вначале мне пришлось успокоить выбежавших родителей. Получилось не очень, если честно.

Если жницы сохраняют индивидуальность, то у стражей она стирается. Я смотрел на двух Измененных у входа в Раменское Гнездо и пытался понять, они ли стояли тут в мой прошлый визит.

Кажется, всё-таки другие.

А еще за их спинами маячила старшая стража. Ростом она была такая же, под два метра, но куда шире в груди. Лицо как маска, кожа твердая, чешуйчатая. И глаза прикрыты прозрачными внешними веками.

Никогда раньше не видел, чтобы старшие стражи дежурили у входа в Гнездо.

Я терпеливо ждал хранителя. Тучи сегодня разошлись, солнце грело вовсю, земля парила. Зеленели деревья в парке. Интересно, Измененные совсем не выходят погулять? Даже куколки и жницы?

Наконец-то появилась хранитель.

– Здравствуйте, – сказал я вежливо. – Как ваши дела?

Хранитель изучающе смотрела на меня. Потом спросила:

– Тебя не тревожит Гнездо?

Я покачал головой:

– Нет. Совершенно.

– А в прошлый раз?

– Было очень неприятно, – признался я.

– Любопытно, – заметила хранитель. – Необычно.

– Знаете, что я думаю? – спросил я. – До Призыва я ощущал беспокойство, проходя мимо любого Гнезда. После Призыва мое Гнездо стало приятно… звучать. Зато ваше меня будто отталкивало. А когда Призыв сняли – всё вообще отключилось.

Хранитель сказала:

– Да. Это интересное наблюдение. Я слушаю тебя, Максим.

– Вы знаете, что я убил нападавшего?

Кивок.

– Еще я поговорил с Инсеками.

Вот теперь она слегка забеспокоилась, но опять промолчала.

– Инсеки попросили людей наблюдать за Гнездами. Мне кажется, они опасаются, что атака повторится. Вас ведь тоже это тревожит?

– Почему ты так решил?

– Вы увеличили охрану. Но не думаю, что она справится с новым монстром.

– Если он будет.

– Он уже есть, – сказал я. – Сегодня пытался выбить дверь в мою квартиру. Говорил, чтобы я никуда не ходил. Пока он слаб, когда я вышел – убежал. Но это ведь вопрос времени, правда?

– Я не знаю. Почему нас это должно волновать? Твое Гнездо было объектом атаки.

– А вдруг вы следующие?

– Мы ни с кем не воюем.

– Так и Гнездниковское не воевало, – сказал я наугад. – Дело же не в этом. Мы-то знаем, верно?

Хранитель молчала, пялилась на меня белыми слепыми глазами.

– У меня есть опыт, – сказал я. – Помогите мне уничтожить того, кто посылает монстров. Это ведь в интересах всех Измененных.

Если честно, тут крылось самое слабое место в моих планах. Пусть Гнезда между собой и не воюют, ну так они и в дружбе особой не замечены. А что, если им безразлично или в радость уничтожение чужого Гнезда?

– Чего ты хочешь? Какой помощи?

– Информации, хотя бы догадок о том, кто враг.

– Если с врагом не можем справиться мы, ты на что рассчитываешь?

– Я справлялся. Когда был призван. – Я даже не запнулся, когда продолжил: – Призовите меня.

Одна из стражей едва заметно повернула голову и посмотрела на меня. Старшая стража зашевелилась, переступила с ноги на ногу и снова замерла. Надо же! Я сумел удивить Измененных.

– Есть две причины, по которым я этого не сделаю, – ответила хранитель. – Первая – это равносильно объявлению войны. Вторая – Гнездо не может призвать того, кто уже призывался другим Гнездом.

Я с досадой взмахнул рукой.

– Ты сильно огорчен, – сказала хранитель. – Быть может, тебе так нравится секс с Измененными? Я могу попросить жницу…

Наверное, по моему лицу всё было понятно – она замолчала. Сказала:

– Не хотела тебя обидеть. Мы дружественны к людям и переживаем за человечество. Ты вызываешь во мне симпатию, я желала помочь.

– Желаешь помочь – так помоги! Кто посылает монстров?

– Не мы, не Инсеки, не Продавцы. У всех есть свои интересы, уничтожение Гнезд никому не нужно.

– Но это и не люди…

– Не люди, – согласилась хранитель.

– Да я всё давно уже понял, – сказал я. – Чего тут понимать-то. Кто-то еще прилетел! Пытается нас захватить, верно?

Хранитель медленно покачала головой.

– Никто не прилетал после Продавцов, Максим.

Я понял сразу. Будто меня молнией пронзило.

– Они… давно уже тут? Инсеки прилетели на Землю, когда здесь уже кто-то был? Да? Так? И те, кто был раньше, – пакостят?

Хранитель молчала.

– Нет, для пакостей как-то мелко, – пробормотал я. – Дело не в этом… Тут уж я не ошибаюсь, я умею считать. Сколько вас в Гнезде? Всех, от куколок до матери?

Я не ждал каких-то чисел, но хранитель ответила:

– В Гнезде две тысячи триста шесть Измененных.

– Ясно, – сказал я. – Примерно так и думал. А сколько умирающих вы принимаете в год?

Вот теперь она промолчала.

– Важно не то, что есть, а то, чего нет… – сказал я. – То, чего ты не видишь… К вам привозят не меньше тысячи детей в год. Я, прежде чем пришел, поговорил с дорожной полицией. Знаете, когда есть удостоверение консультанта отдела «Экс»… им хочется выговориться. Работа скучная, народ не любит ездить мимо Гнезда… но «скорая» приезжает каждую ночь. Иногда и две. Ваше Гнездо самое старое в Москве. Тут должно быть тысяч десять Измененных… где они, хранитель? Где ваши братья и сестры? Что вы с ними делаете?

– Не лезь в наши дела, человек, – сказала хранитель.

И я вдруг услышал в ее голосе эмоции. Боль, тоску, бессилие.

Может быть, я случайно пробудил в ней человеческие чувства, сказав то, о чем хранитель сама не хотела думать. А может быть, чувства всегда в ней были – с того момента, когда она (или он?) получила свою первую порцию мутагена.

Просто спрятанные от всех, чтобы было легче жить.

– Хоть чем-то помогите, – сказал я. – Потому что я все равно полезу в ваши дела. Вы не Инсеки, вы – люди!

– Мы – не люди! – резко сказала хранитель.

Пробил я ее, разозлил!

– Все мы – люди!

Стражи заворочались, глядя на хранителя. Я подумал, что, если она сейчас прикажет, мне отвесят такого пинка, что я до метро докачусь.

– Чего ты хочешь?

– Справиться с монстром.

– Человек не сможет. Измененный тоже не сможет.

– Хоть что-то! Шанс!

Хранитель опустила руку к бедру. Комбинезон разошелся под ее пальцами, она что-то медленно вытащила – и протянула мне. Сказала:

– Это твой шанс.

На ее ладони лежал узкий, будто пенал, термос. Она сняла крышку – внутри была прозрачная пластиковая ампула. В ней перекатывалась горошина маслянистой фиолетовой жидкости.

– Надо ввести в кровь, – сказала хранитель. – Вероятно, это тебя убьет. Но ты получишь несколько минут.

– Что это? – спросил я растерянно.

Я ожидал чего-то иного. Неощутимой «печати» или, может быть, футуристического пистолета, стреляющего смертоносными лучами.

– Концентрат мутагена первой фазы.

– То, что вы вводите умирающим детям?

– Мы вводим инициирующую дозу. Здесь в пятьдесят раз больше.

Меня передернуло, по коже мороз прошел.

– Если не будешь вводить, то не бери. Это большая ценность.

Я спрятал «пенал» в карман. Спросил:

– Как-то особо с ним обращаться?

– Не нагревай сильно.

– Куда колоть-то?

– Лучше в вену или артерию.

– Спиртиком протереть и шприцем уколоть? – Я попытался усмехнуться.

– Спиртом можешь пренебречь, – сказала хранитель. – В твоем случае это не важно.

– Ага, – сказал я. Меня потряхивало, будто я уже вводил себе этот чудовищный допинг. – И что произойдет? Я превращусь в Измененного?

– Взрослый человек не может измениться. Впрочем, никто не пытался ввести концентрат.

– А ведь ты не постоянно с ним ходишь, – сказал я. – Значит, допускала, что понадобится. Надеялась, что я тебя уговорю. Ты – человек.

– Мы не люди, – повторила хранитель. – Но мы помним, что были людьми. И делаем для человечества больше, чем ты можешь себе представить.

Она развернулась и побрела назад – странное существо непонятного пола, от силы моих лет, с жуткими белыми глазами и со спрятанными под этой ледяной внешностью человеческими чувствами.

Я получил то, чего требовал.

Но радостно мне от этого не было.

Глава четвертая

Возле метро «Мичуринский проспект» тоже есть Комок – он упал на здание Почты России. Острословы говорят, что с запозданием на неделю относительно всех остальных Комков…

А еще он, хотя это чистая случайность, от метро выглядит как большой утюг. Даже что-то вроде ручки есть.

И как после этого местные называют Комок? При таких шикарных вариантах?

Баклажан!

Ну с какой стати-то? Он даже не фиолетовый!

Иногда мне кажется, что главная человеческая черта – это делать всё наперекор здравому смыслу.

Я не пошел в метро сразу, а дошагал до Комка. В глубине души я понимал, почему пошел именно туда – не хотел приближаться к нашему Гнезду.

Тут было людно: на улице стояло что-то вроде очереди, в основном из молодежи. Пять парней-серчеров, две девушки, два мелких пацана, сжимавших в ладошках найденные, наверное, даже без очков, кристаллики. Был и пожилой, хмурый и важный серчер, даже у Комка не снявший дорогие зеркалки. И суетливая немолодая тетка, такие обычно кристаллы получают от детей или внуков. А еще смуглый с хищным взглядом парень – я бы предположил, что это мелкий торговец наркотой. Скорее всего, так и было, торговал смесями за кристаллики. Опять же странно, в Комке можно получить все что угодно, хоть мешок героина, только кристаллы неси. Но некоторые, очевидно, предпочитали дилеров на стороне.

Очередь шла быстро. Никто не мешал всем набиться в Комок, но тут, видно, было принято ждать снаружи. В каждой избушке свои погремушки, в каждом монастыре свои уставы…

Ушли поодиночке парни-серчеры, вдвоем вошли и вышли из Комка девушки. Выбежали довольные пацаны, выдирая друг у друга из рук простенькие очки-зеркалки, – молодцы, накопили. Пожилой серчер отсутствовал дольше всех, тетка вышла быстро – со здоровенными сумками. Закупилась хорошими продуктами? Восточный парень тоже вышел почти сразу, улыбаясь при этом так радостно и дружелюбно, что я устыдился своих мыслей. Может, никакой он не наркоторговец. Может, маме лекарство купил или девушке подарок…

За мной уже собралась новая маленькая очередь, когда я вошел в Комок. Ну, тут всё обычно. Помещение неправильной формы, потолок светится, воздух прохладный и свежий. Часть зала отгорожена занавесом, за стойкой Продавец, закутанный в несколько слоев одежды.

– Эй, чел, извини, спешу ужасно… – За мной в Комок влез парнишка лет семнадцати. – Мне быстро, а? Без обид, братка!

Я пожал плечами. Я не то чтобы сильно спешил, а серчер серчеру брат и товарищ.

Парень просочился мимо меня к прилавку и вывалил на стойку горстку рэдок.

Ого!

Нет, рэдки были паршивые, я даже от дверей видел. Мелкие, бесформенные, тусклые. Но явно красные.

Накопил?

Да нет, похоже, напал на жилу. Изредка такое бывает.

– Качество так себе, – сказал парень Продавцу самокритично. – Но красные, чистый огонь. И свежачок.

Я даже подумал, что передо мной юный авантюрист, притащивший Продавцу обточенные стеклышки или выращенные дома кристаллы. Хромовый ангидрид, гексацианоферрат, просто соль и сахар с акварельными красителями – всё идет в дело. Продавцы даже не сердятся на таких, просто объясняют, что это не подходит. Такое ощущение, что они заранее считают людей идиотами, словно какие-нибудь конкистадоры, которым индеец вместо золотого самородка принес желтый початок кукурузы.

Но Продавец кристаллы взял. Тихо что-то обсудил и ушел за товаром.

– Поздравляю, удачный поиск, – сказал я.

Парень снисходительно кивнул. Вся его вежливость, едва я его пропустил, растворилась бесследно.

– Да, ниче так…

Я подавил раздражение. Кристаллы у него были дерьмовые.

Продавец вынес большой пакет, вручил серчеру, тот вышел, кивнув мне на прощание. Я выложил на прилавок рэдку.

– Хороший экземпляр, – сказал Продавец. – Что желаете?

– Патроны для макарова. Особые. Способные убить Измененных.

– Есть разные типы патронов, – ответил он без удивления. – Вам какие?

Черт. И впрямь, с чего я взял, что те чудесные боеприпасы – единственные в своем роде?

– Тогда извините, – я потянулся за кристаллом. – Я покупал в Комке на Леонтьевском…

– Ничего страшного, я узнаю, что именно вам продали, – Продавец скрылся за шторой.

Некоторые считали, что все Продавцы связаны между собой телепатической или еще какой-то связью. За это говорили одинаковые цены и очень сходная внешность. Другие даже считали их единым организмом.

Видимо, ошибались.

Продавец вернулся минут через пять. Очередь небось уже ворчит.

– Я дам вам два магазина к пистолету, – сказал Продавец. – Это даже более эффективные патроны.

– Не хотел бы рисковать, – с сожалением ответил я. – Те патроны работали, а насчет этих…

– И в подарок – точно такие, как вы покупали. – Продавец достал из своих одежд третий магазин.

Да я богач!

Можно идти на войну!

– Но вы убедитесь, что мой товар лучше, – заговорщицки понизил голос Продавец. – Не поленитесь в следующий раз заглянуть сюда.

О как! Они конкурируют.

– Может быть, у вас найдется какое-то оружие? – спросил я. – Необычное… неземное.

– Нет, – резко ответил он. – Нет, нет, нет. Это запрещено строжайше. Никто не продаст.

Взгляд его при этом не отрывался от пакетика с кристаллами. Он явно углядел и красивый орик, и редкий блюк.

– Может быть, что-то другое? – предположил я. – У меня неплохие кристаллы.

– Покажите синий.

Он долго изучал блюк. Я знал, что его зацепило, – не цвет, не чистота, не размер. Диск – очень необычная форма для любого кристалла, а уж для синего…

– Я бы хотел получить этот, – сказал Продавец.

– Предложите мне что-нибудь. Удивите меня!

Продавец размышлял.

– Даже информация может быть хорошей платой, – закинул я удочку.

– Нет, это еще более запретно, – сказал Продавец с сожалением. – Я могу продать лишь то, что существует на Земле или уже предлагалось людям…

– Инсеками? Или… другими?

Продавец поднял голову, помолчал. Потом сказал:

– О! Я знаю, что вам нужно. Но потребуется некоторое время.

– Подожду.

– Полчаса.

Я вышел из Комка и предложил сердитым покупателям проходить. Нашел поблизости кафе. Выпил кофе и съел бутерброд, размышляя, не стоило ли забрать блюк с собой. Да ну на фиг, Продавцы не обманывали…

Потом вернулся и вновь встал в очередь.

Продавец меня ждал. На прилавке лежал металлический термос – побольше того, что я получил от хранителя.

– Мутаген? – удивился я.

– Не совсем. – Продавец на миг задумался. – Это то, что вы бы очень хотели иметь. Но я не могу объяснить, что именно вам продаю. Устроит такая сделка?

Я покрутил пальцем у виска.

– Если бы вы знали, что я предлагаю, то не сомневались бы ни секунды, – сказал Продавец. – Большего сказать не могу.

– Добавьте какой-нибудь рюкзачок, – попросил я. – Не в руках же тащить.

Видимо, мои слова были сочтены наглостью, потому что рюкзачок оказался детским, розового цвета и с блескучей аппликацией: играющие котята.

Но термос туда легко поместился, и я с невозмутимым видом взял рюкзачок за лямки. На спину мне он, конечно же, не налез бы.

Милана пришла под вечер. Я даже не до конца верил, что она придет, – заканчивал замазывать трещину в штукатурке вокруг двери. Работы было немного, но хотелось сделать всё аккуратно, чтобы и следов не осталось.

– Я в ужасе. Ты еще и мастер на все руки, – сказала она, остановившись у открытой двери. – А стиральные машины чинить умеешь?

– Нет, – признался я, приглаживая шов шпателем.

– Что случилось? – Она заметила вмятины на двери и нахмурилась.

– Кто-то ломился утром. Так что… у меня может быть опасно.

Она молча вошла и бросила сумку у дверей. Сумка была объемистая.

– Я уже подруге сказала, что меня не будет несколько дней. Она своего позвала… если вернусь, то это будет еще опаснее.

Подойдя сзади, Милана обняла меня. Спросила:

– Это… как в Гнезде было? Монстр?

– Не в полной силе, – я не стал врать. – Просто пугал. Велел сидеть дома… в общем, чтобы не лез в их дела.

– Кошмар. По центру Москвы ходит монстр, – Милана нервно рассмеялась. И сразу посерьезнела: – А ты что?

– Купил патроны в Комке.

– Я боюсь. За тебя боюсь.

– Не надо, – я потерся подбородком о ее ладонь.

– Ай! Не царапайся. Лучше побрейся.

– Всё будет хорошо, – сказал я. – Наверное.

Милана прикрыла дверь. Посмотрела на результаты моей работы. Нахмурилась:

– Если хочешь, я покрашу. Только лучше всю стену вокруг двери, тогда совсем следов не будет… Максим, ты собираешься пойти в Гнездо?

– Монстр снова к ним придет, – сказал я. – Как-то обидно, понимаешь? Не люблю оставлять дела недоделанными.

Милана вздохнула.

– Почему я не встретила тебя осенью?

– А почему именно осенью?

– Ну… я в конце сентября познакомилась со своим…

– Злобным карликом.

– Злобным, косым, кривоногим… – Она вздохнула. – Зимой я бы с тобой вообще не стала встречаться. Не глянула бы даже. Я была вся счастливая.

– Что, приходил мириться? – спросил я.

– Угу. Раскаивался, извинялся, бил себя в грудь. Говорил, что он старый дурак.

– Сдается мне, этот злобный карлик не так прост, – сказал я.

– Он преподает у нас. Но он молодой еще совсем. Выше тебя на полголовы, любит горные лыжи и ныряет с аквалангом.

– Блондин?

– Нет, с этим не сложилось. Брюнет. И еще курит. Но говорит, что в качестве самонаказания бросит.

– Что ты ему сказала?

– Что подумаю, – тихо ответила Милана.

Я молчал, стоял, не оглядываясь. Потом отложил шпатель, отряхнул руки и спросил:

– А мне-то зачем рассказываешь?

– Чтобы, если ты решишь меня бросить, не переживал впустую. Я же вижу, ты такой… – Она замялась.

– Прямой? – предположил я.

– Нет, – она вдруг рассмеялась. – Наоборот. Круглый. Как спасательный круг. Считаешь, что если за тебя уцепились, то надо держать. Это хорошо, потому что редко бывает. Но меня держать не обязательно. Я не утону. Когда надо было – я вцепилась, ты удержал.

– Я тоже вцепился, и ты удержала, – сказал я. Повернулся, обнял ее. Мы постояли, не целуясь, а просто обнимая друг друга.

– Можно, я пару дней всё-таки у тебя поживу? – спросила Милана.

– Конечно. Сколько хочешь.

– Нет, сколько хочу нельзя. Тогда я останусь. И мы оба будем мучиться.

Я кивнул.

– Пойду побреюсь.

Я побрился. И принял душ. Причем не запирая дверь. Ну вот такой я человек, да. Но Милана, конечно, не зашла. Когда я вышел, она готовила ужин, взяв за основу пищевой рацион из Комка, но добавив в кашу тушенки.

– Знаешь, я кое-что выяснил, – сказал я, садясь за стол. – Не знаю, пригодится ли тебе, но лучше такие вещи знать… Инсеки и Продавцы – не единственные пришельцы на Земле.

Она нахмурилась.

– И самое интересное, что эти, третьи, они у нас давно. Еще до Перемены. Ты понимаешь, что это значит?

Милана аккуратно нарезала маленькую горбушку хлеба. Кивнула:

– Догадываюсь. Всякие фрики непрерывно это говорили, но кто же их слушал… Земля и раньше была оккупированной планетой?

– Типа того, – я невесело рассмеялся. – Инсеки нас не завоевывали. Они нас взяли с боем. Как трофей.

– Зачем?

– Во-первых, кристаллы. Не знаю, зачем они им, но это явно ценная вещь. А во-вторых… в Гнездах должно быть гораздо больше Измененных, чем есть. На порядок больше.

Милана села напротив. Поморщилась.

– Гадость какая… Господи, какая мерзость! Так мы не спасаем больных детей. Мы их продаем!

– Вроде того.

Обхватив себя за плечи, Милана согнулась над столом. Уставилась в тарелку.

– Что они с ними делают?

– Не знаю. Едят, трахают, устраивают гладиаторские бои! Не знаю.

– Куколок, что ли? – с ужасом спросила она.

– Не знаю. Может, жниц или стражей. Может, там и нет ничего плохого, может, они их как домашних любимцев держат. Или вообще считают, что Измененные – лучшая часть человечества, и переселяют их в другие миры. А нас, злых и импульсивных, оставили доживать свое на Земле.

Милана чуть успокоилась. Спросила:

– А ты мог бы точно выяснить?

– Вряд ли, просто мне намекнули… ну я и посчитал примерное количество. Даже если часть Измененных умирает в процессе мутации, все равно… Но никто ничего не говорит.

Мы молча принялись есть.

– Знать бы точно… – сказала Милана с горечью. – Если там что-то плохое, то надо ведь рассказать.

– Кому? Власти знают, будь уверена.

– И что?

– А что? Ничего. Кто и что может сделать?

– Никто и ничего, – согласилась Милана. – Слушай… если в Москве одиннадцать Гнезд… по России их больше сотни… в мире тысяч пять-шесть, наверное…

Она снова замолчала.

– Несколько миллионов Измененных в год по всей Земле, – сказал я. – Тоже прикинул на пальцах. Не зная среднего размера Гнезд, сказать трудно. В Азии и Африке вообще беда. Там, говорят, родители здоровых детей тащат в Гнезда. Ну, если прокормить трудно. А некоторые считают это удачной судьбой для ребенка, даже богатые люди.

– Ведь раньше такого не было, – сказала Милана. – До Перемены.

– Гнезд?

– Ну да. Если ты говоришь, что есть какая-то третья сила, еще какие-то пришельцы, которые были на Земле… так они нас защищали, выходит? И если они еще тут, если их найти…

– Ты же сама меня научила, – сказал я. – Смотри не на то, что видно, а на то, чего нет. Гнезд на Земле раньше не было?

– Не было…

– А люди пропадали. И дети, и взрослые. Очень часто – бесследно. Знаешь, сколько?

Она молчала.

– Если отбросить обычные несчастные случаи, маньяков, побеги, ложные слухи, найденных или вернувшихся… Только по развитым странам выйдет миллион в год. Но, скорее, больше. А по странам третьего мира толком и не посчитаешь.

– Максим… – тихо сказала Милана. – Вот теперь мне страшно.

– Мне тоже, – честно ответил я.

Странно, когда случилась Перемена, я это принял довольно спокойно. Даже нашел повод порадоваться, когда по телевизору показывали упавшие ракеты – разбившиеся, разбросавшие в стороны не радиоактивный плутоний, а обычный свинец. Это же здорово, что ядерная война закончилась, не начавшись?

Мир радикально изменился, и то, каким он был до Перемены, перестало меня интересовать. Я его словно забыл, выбросил из головы вместе с детскими играми. Только чатики было жалко, и что в «Доту» с «Фортнайтом» больше не поиграешь.

А теперь я понял, что мир ничуть не изменился.

Просто то, что раньше было скрыто, беззастенчиво выставили на самом виду.

Но люди те же бараны. Если нас режут чуть в стороне от пастбища, то всем плевать.

– Как теперь можно жить? – спросила Милана. – Я не знаю, Максим…

– Милана, тебе двадцать пять…

– Двадцать четыре.

– Все равно. Как я понимаю, и раньше-то в основном исчезали те, кто моложе.

Я прям почувствовал, что она сейчас хочет сказать. Что-то вроде того, что дело не только в ней. Что никогда не заведет детей, раз уж мир устроен так. И что человечеству лучше вымереть, если всё это правда. Но она промолчала.

А самое ужасное, я прекрасно понимал, что мы не вымрем. Даже если завтра Инсеки объявят, что будут забирать для своих кулинарных нужд каждого второго ребенка.

Просто люди начнут делить детей на тех, что для себя, и тех, что для пришельцев…

В дверь позвонили. Милана тревожно посмотрела на меня.

– Я очень популярен в последнее время, – сказал я. – Красивые поклонницы, мудрые ученые, преданные последователи… Это родители, наверное.

Оставив Милану за столом, я пошел к двери. Открыл, не глядя в глазок. Как-то мне было все равно, кто там.

За дверью оказалась Наська.

– О, – сказал я растерянно. – Привет.

– Привет, – мрачно ответила куколка. Она была в цветастом платье и выглядела почти нормально. Ну, если бы еще кеды сменила на туфли и причесалась…

– Ты одна?

– Ну да. А ты один?

Я замялся.

– Ясно-понятно, – Наська вошла и сразу заглянула в коридор, ведущий на кухню. Увидела Милану и помахала рукой. – Привет! Я ненадолго!

Милана подошла, с интересом глядя на нее. Ну да, про куколку я ничего не говорил. А по ней особо и не скажешь, что она Измененная.

– Меня зовут Милана.

– Меня – Анастасия, – вежливо сказала Наська. – Очень приятно. Я сестра Максима.

– Да? – Милана с удивлением поглядела на меня.

– Она фантазирует, – сказал я. – Она вечно фантазирует. Наська – сестра… моей знакомой девушки из Гнезда. Жницы.

Наська посмотрела на меня неодобрительно. И сказала:

– Ну да. И ее сестра тоже.

– Но ты не можешь одновременно быть сестрой Максиму и его… девушке, – сказала Милана. – Тогда получится, что его девушка – его же сестра.

– Римских императоров это не смущало, – заявила Наська. – Но тут все иначе. Я сводная сестра им обоим. У папы Максима был роман с мамой Дарины. Родилась я. Так что я ему сводная сестра по папе. И Дарине сводная сестра по маме. А Максим и Дарина друг другу не родственники.

Она сердито зыркнула на меня и добавила:

– Они друг другу никто!

– Ты за словом в карман не полезешь, – признала Милана.

– У меня и карманов-то нет, – Наська развела подол платья, присела в полупоклоне. Нравились ей все эти книксены. – Максим, у тебя наш контейнер. Из Комка.

– А… да, – я взял из угла контейнер. Тот был тяжеленный. – Ты не донесешь, я помогу.

– Не надо, я переложу ампулы. Пакет найдешь?

Я достал розовый рюкзачок, вынул из него два своих термоса – полученный у раменского хранителя и купленный в Комке. Наська уставилась на них со жгучим любопытством, но ничего не спросила. Что-то недовольно бормоча, открыла большой контейнер и стала запихивать в рюкзачок свои пять термосов.

Те влезли едва-едва.

– Шикарный рюкзак, – сказала Наська, цепляя его на спину.

– Погоди, помогу, – я закрепил ей лямки. – Забирай себе. Я такие уже не ношу, вышли из моды.

– Ты специально для меня взял? – спросила она подозрительно.

– Нет.

– Тогда заберу.

Я вздохнул.

– Наська, ты-то что на меня злишься? Дарина меня выставила. Побоялась запрета Инсеков. Что мне оставалось…

Наська развернулась, уставилась на меня. Потом посмотрела на Милану.

– Мужики все туповаты, – сказала Милана. – Даже самые лучшие.

– А это лучший? – спросила Наська.

– Поверь, один из.

– Дурак ты, Максим, – Наська ткнула меня кулачком в бок и вышла. До нас донеслось: – Сама ему объясняй!

Я уставился на Милану. Та покачала головой. Сказала:

– Твоя Измененная жница выперла тебя, чтобы спасти. Она не за себя боялась. За тебя.

Глава пятая

Я лег в спальне, а Милане постелил на диване в гостиной. Мы это как-то не сговариваясь решили.

Точно так же, не сговариваясь, мы столкнулись через полчаса в темноте, в дверях.

И занимались любовью молча, не включая свет и не произнося ни слова.

Только потом, когда мы лежали, легко касаясь обнаженных тел, Милана сказала:

– Мне было страшно, а теперь нет. Ты настоящий друг. Но можно ли заниматься сексом с друзьями?

– У нас в компании один парень продвигал эту идею, – сказал я.

– И? – заинтересовалась Милана.

– Потом он перешел от абстрактной теории к конкретным предложениям – и огрёб. Теперь у него другие друзья.

Милана тихо рассмеялась.

– А в нашем случае?

Я подумал.

– Это скоро будет не важно.

– Ты не знаешь, справишься ли?

– Да.

– Максим, ты уверен, что должен идти?

Я не ответил.

– А если позвать друзей?

– Я уже думал. И знаешь, что понял? У меня много приятелей. А друзей нет. Кроме тебя, как ни странно. Но тебя я не возьму. И будь еще настоящие друзья, не позвал бы. Ничем они не помогут, без шансов.

– Но так нельзя! Надо что-то придумать.

– У меня есть какой-то мутаген. Из Раменского Гнезда. Он очень резкий и, наверное, даст шансы.

Я не стал уточнять детали.

– А ты не превратишься в Измененного?

– Взрослые не мутируют.

Милана рывком села на кровати. Я не видел, но чувствовал, что она возмущенно покачала головой.

– Нет, это всё ерунда. Ты же говоришь, монстр убил кучу народа?

– Он всех убил, – признался я. – Кроме Дарины и Анастасии. Вот почему я должен идти.

– И когда ты хочешь идти? – спросила она.

– Я даже этого не знаю. Сегодня монстр был… недоделанный. Его видели, он еще на человека походил. И дверь выбить не смог. Вряд ли он этой ночью будет в форме, а вот следующей – возможно. Через ночь уж точно. Или вообще днем придет… Хотя вряд ли. В зеркальных очках его видно, каждый серчер на пути завопит от ужаса. Проще идти ночью. Темно и народа мало, за полночь улицы пустеют.

– А его уже не спутать с человеком?

– Нет. Руки-ноги длинные. И их шесть.

– Фу…

Милана замолчала.

– Ты и так мне помогла своим «системным подходом», – сказал я. – «Смотри на то, чего нет, а не на то, что есть».

– Да я так, сдуру ляпнула… Хотела выглядеть поумнее.

– Хорошо получилось. Я стал думать о том, чего нет, и многое понял.

– То, чего нет… – Милана помолчала. – А ведь в этом что-то есть.

– В том, чего нет, – засмеялся я.

– Именно! Чего у нас нет? Нет известного времени, когда на Гнездо нападут. И твоя… подруга, – она запнулась едва заметно, – тебя не впустит сторожить. Я бы точно не впустила.

– Да, но что хорошего, если мы не знаем время?

– Ты говоришь, что враг был невидим. И он уже нападал, никто его по пути не заметил.

– Ну да…

– И монстра еще нет. Он не возникает мгновенно из обычного человека. Он где-то живет, прячется.

– Мы не знаем, где…

– Да, но мы знаем, что это недалеко и от Гнезда, и от твоего дома. Иначе риск, что заметят по пути, слишком велик.

Я тоже сел на кровати, обнял Милану. Сказал:

– А ведь ты права!

Даже не знаю, что меня больше обрадовало, – то, что отпала необходимость как-то подкарауливать тварь возле Гнезда, или что появилась возможность самому напасть на нее – вдали от Гнезда.

Скорей уж второе.

К тому же, если есть шанс подловить монстра не в момент его полной силы, а пока он не завершил Изменение, – это может здорово помочь.

Я взял часы. Не было еще и полуночи, время детское.

– Выспаться сегодня не получится, – сказал я.

– Да? – заинтересовалась Милана.

– Да, но по другой причине. Собирайся. Идем в гости в хорошую компанию.

Серчеры толпой не работают. Пробовали раньше ходить цепью, но это хорошо в поле или в горах, а в городе по большей части неудобно. И выглядит довольно глупо. Еще случается, что двое или трое видят один кристалл одновременно, начинается спор, доходит до ругани и драк… кому это надо.

Но при всем этом есть районы, в которых промышляешь, в чужих специально искать кристаллы не принято. Есть границы, где-то четкие, где-то не очень. Скажем, за Тверской я вообще очки не надену, за Новым Арбатом или Брюсовым переулком – тоже. Но если занесет в Алтуфьево, то я и за рэдкой не нагнусь, даже если без очков ее увижу.

Прибьют.

Всяких случайных собирашек вроде бомжей или бабулек не принято трогать. А вот молодежь свои районы добычи знает. Если возникают споры, то решаем аккуратно. Два года назад была серьезная стычка возле Третьяковки, так кончилось появлением полиции, разгоном с дубинками и для самых активных – несколькими сроками, хорошо хоть условными. Внезапно оказалось, что в полиции всё про всех знают, кто и где верховодит – в курсе, и для каждого найдется повод присесть и подумать о жизни.

У нас район между Поварской и Большой Никитской, границы четкие, народа здесь живет не так уж много, но и лут не так часто встречается, воевать не за что. Есть старшие, которые решают общие дела. Не за деньги, за уважение.

Есть и места, где собираются серчеры. Понятно, что не в ресторане Дома литераторов, он как был еще до Перемены дорогим и пафосным, так и остался.

Мы с Миланой вышли из подъезда (я отметил, что у Андреича, сидящего с мрачным видом, появилась новая дубинка – куда увесистее прежней), обогнули дом. Кафе было совсем рядом, на Никитской, через дорогу от церкви, народ там сидел далеко за полночь. Официально оно называлось как-то скучно, но вот уже много лет на вывеске горел красный неоновый кристалл и называли кафе «Рэдка» даже те, кто лутом не промышлял.

Я тут появлялся нечасто. Не нравится мне бухать, а всё рано или поздно к этому сводится, даже если начинается с зеленого жасминового чая. Но раз-два в месяц заходил: послушать сплетни, поздороваться… в общем – не отрываться от коллектива.

Как обычно, большая часть посетителей сидела снаружи, под зонтиками. Зимой тоже здесь сидят, только ставят тепловые пушки, но с марта месяца они не нужны.

В этот час народ был почти весь свой. Я увидел десяток знакомых лиц, обошел столики, здороваясь. На Милану смотрели с любопытством – она девушка приметная.

Тот, кто мне был нужен, сидел за столиком один.

– Привет, Макс. – Виталий Антонович даже привстал, когда мы подошли. Вряд ли из уважения ко мне, скорее его заинтересовала Милана. Наш неформальный лидер не был женат, а вот подруг менял регулярно. – Здравствуйте…

– Милана.

Мы присели за столик, я попросил у официантки, молодой киргизки, чайник чая; Милана, слегка поколебавшись, заказала бокал вина.

– Давно не показывался, – сказал Виталий Антонович. – Хорошо, что заглянул, я уж собирался проведать.

– Недели две назад заходил, – ответил я. – Знаете же, я скучный интроверт.

Виталий Антонович сам со всеми был на «ты», но к нему обращались на «вы» и по имени-отчеству. То ли из-за возраста, то ли из-за поведения. И обращение «старший» к нему прилипло намертво.

Вот только зачем ему меня «проведывать»? На улице мы на днях виделись, он знает, что я в порядке…

– Да, тебе далеко идти, – старший улыбнулся. Сам он жил на Пресне, на кристаллы более богатой, и вообще никак не относился к нашему району, но вот ведь странно: работал в наших краях.

– Дела, – сказал я.

– Наслышан, – старший блеснул очками. – У тебя чудесная спутница. А то говорили… всякое.

Вот откуда он знает?

– Всё верно говорили, – сказала Милана. – Максим – мой друг.

Всё недосказанное повисло между нами в воздухе.

И я вдруг понял, что напускать тумана не стану. Виталий Антонович мне не был другом, да и вообще друзей как таковых не имел. Как и я, впрочем. Он в нашей тусовке скорее занимал место старшего товарища или даже брата.

Но подстав и лишней болтовни от него никто не получал. И конфликты он хорошо разруливал.

– Я влип в сложную историю, – сказал я. – Оказался в Гнезде после того, как на него напали.

– Слышал даже, что кто-то был призван, – заметил старший.

– Это был я.

– Но Призыв сняли? – Он явно заинтересовался.

– Сняли.

– Хорошо. А кто нападал?

– Какое-то монстрическое чудище. Измененный… но особый.

– Много жертв? – спросил старший. С каким-то напряжением в голосе.

Я не стал врать.

– Практически все, Виталий Антонович. Две девчонки уцелели, потому что их не было в Гнезде. Жница и куколка.

Он будто окаменел. Сидел, глядя на меня сквозь очки с дорогущими тонкими стеклами (когда снимал, то так щурился, что было понятно – из обычного стекла линзы были бы в сантиметр толщиной). Сидел и молчал.

– Старший… – Я покосился по сторонам. Все были заняты своими делами – болтали, пили, курили. Возле одного стола, подсвечивая ярким фонариком, трое серчеров изучали кристалл, шумно споря о его ценности. – Что случилось?

– Извини, – он вдруг снял очки, быстрым движением протер глаза. Глаза у него были абсолютно сухие, поэтому я поверил. Притворялся бы, так подпустил бы слезы. – Макс, ты ответил честно, и я объясню. Но между нами.

Я кивнул, Милана тоже.

– У меня в этом Гнезде был сын, – сказал он. – Стража.

Я не нашелся, что ответить. Лишь подумал, что теперь понятно, почему Виталий Антонович тусуется в нашем районе.

Нам принесли чай и вино, и это была передышка. Старший заговорил лишь после того, как официантка ушла.

– Молодые, дурные, тут еще Перемена, всё вверх дном… Я был скорее против, но жена настояла. Казалось, что это всем облегчение.

– Он болел? – тихо спросила Милана.

– Даун, – ответил Виталий Антонович. Без всяких эвфемизмов. – Тяжелая форма. Изменение убирает даже генетические болезни. Человек словно пересобирается заново. Мы были уверены, что это поможет и ему, и нам… но развелись через месяц. Не смогли друг на друга смотреть.

– А сын…

– Стал стражей. Вначале куколкой, но очень быстро прошел этот этап. Я его видел, когда он был нормальным ребенком, первая фаза лечит всё. А потом он стал стражей, и я больше не приходил к Гнезду. На самом деле никто ведь не приходит. Но я знал, что он живой.

– Он точно остался в Гнезде? – спросил я, и Виталий Антонович коротко, цепко взглянул на меня:

– А, так вы уже додумались и до этого? Да. Он обычно стоял у входа. Куколки развиваются очень интенсивно, но он потерял первые годы жизни и куколкой был недолго… так что и стражей не самой умной стал. Такие обычно охраняют Гнездо. Стоять и не пускать.

Я подумал о том, что среди двоих, умерших в вестибюле, один походил на юношу. Ну так это, возможно, был сын Виталия Антоновича? Не юноша на самом деле, а мальчик. Вырвавшийся ненадолго из лап своей болезни, но не успевший даже побыть ребенком, превратившийся в боевой механизм и погибший.

Говорить про это я не стал.

– Мне очень жаль, – сказал я.

Старший кивнул:

– Спасибо. Лучше уж знать наверняка… Но ты ведь выбрался из своей берлоги не для того, чтобы рассказать мне про свои приключения?

– Я хотел попросить помощи, – сказал я, чем заслужил новый взгляд – удивленный.

И стал рассказывать как можно короче и проще: про утренний визит ко мне второго Измененного, про нашу с Миланой мысль, что недоразвитый монстр скрывается где-то неподалеку…

– Ты бы сразу рассказал, – вздохнул старший, выслушав. – Может, эта тварь уже вылезла из укрытия.

– Как сообразили, так и пришли, – почему-то обиделся я. – Милана на мысль навела.

– Хороший у тебя друг… – небрежно сказал старший. – Но лучше было бы раньше…

– Вряд ли это существо уже изменилось.

– Нам неизвестна скорость мутационных процессов. С точки зрения классической биологии это вообще нереальный процесс, – он побарабанил пальцами по столу. – Я полагаю, эти мутагены – вообще не биологической природы. Что-то вроде наноботов, которые переделывают живого человека… Ладно, понял задачу. Попытаться найти укрытие. Где-то недалеко от Минкульта… и от твоего дома. Дальше что?

– Я пойду и попытаюсь убить эту тварь, – сказал я. – У меня есть патроны. Особые.

– Нужна команда, – сказал Виталий Антонович. – И это не твой чудесный друг Милана. Уж извините, но я хренов сексист и пускать девушек на передовую считаю неправильным.

– А я трезво себя оцениваю, – сказала Милана. – Готова стоять в сторонке с бинтами и визжать. Или бегать кругами и визжать. Но сражаться с монстрами не умею.

Виталий Антонович улыбнулся. Окинул взглядом кафе. Вздохнул:

– Пацаны…

Мне вдруг стало обидно. Я указал взглядом на пьющего у стойки пиво серчера.

– Вон тот «пацан» отслужил в ВДВ.

– И что? – спросил Виталий Антонович. – Даже будь это прежняя армия, даже побывай Павел в горячих точках… Ну его на фиг, умирать-то в двадцать с небольшим зачем?

– Это мое дело, – уперся я.

– Твое, твое, – ласково сказал Виталий Антонович. – Я же с тобой не спорю? Ты имеешь право рискнуть. Они – нет. А по детскому авантюризму вполне способны с тобой пойти… Сколько у тебя патронов?

– Три магазина для макарова.

– Пистолет есть?

– Даже разрешенный.

– Иди спать, Макс, – старший махнул рукой, и к нему, как-то почти мгновенно, подошла официантка. – Айгуль, детка, принеси мне телефон?

Официантка кивнула, пошла к стойке.

– Я никого звать не хочу, – повторил я. – Мне бы только локализовать точку.

– Уже занимаюсь, – Виталий Антонович ухмыльнулся. – А я имею право с тобой пойти? Как считаешь?

Я замялся. Сказал:

– Тот монстр уже сдох.

– Спасибо. Но он же не по своей воле в Гнездо пришел? Есть кто-то, направляющий их. Я бы хотел его увидеть.

– Полиция нам помогать не станет.

Официантка принесла трубку радиотелефона. Старший положил ее перед собой, но звонить не спешил. Сказал:

– Ясное дело, Макс. Отдел «Экс» регулирует мелкие проблемы, гоняет сумасшедших и ловит самодеятельных террористов. На большее у них полномочий нет, чего бы там Лихачев не мнил себе.

– Знаете его?

– Конечно. Он ведь и с серчерами работает. Когда-то был большой шишкой, отдел «Экс» для него – почетная ссылка. Нет, полиция не поможет.

Я смирился.

Тем более что идти вдвоем будет куда легче.

– Спасибо, Виталий Антонович. Мне позвонить вам?

– Сам позвоню, как что-то нарою.

Он запустил руку во внутренний карман пиджака, достал и разложил бумажную карту центра Москвы. Потом достал фломастер, поставил крестики на моем доме (я не удивился, что он помнит мой адрес) и Гнезде. Задумался. Потом помахал в воздухе рукой.

Вот не знаю, в чем была разница между двумя взмахами, – но в этот раз официантки даже не шевельнулись, продолжили болтать у стойки. А к нашему столику подтянулись и бывший десантник Паша, и трое ребят со своим кристалликом (Виталий Антонович мельком глянул на него и сказал: «Премиум»), и все остальные серчеры.

– Ребята, вопрос ко всем, – сказал старший негромко. – В понедельник, когда был инцидент в Гнезде, кто вечером работал в этом районе? Или хотя бы просто гулял?

Его палец скользил по карте, нарезая спираль вокруг Минкульта.

– Интересует, кто и в какое время был в какой точке в очках, не видел ли чего-то странного. Второй вопрос: то же самое, но ночью в среду, около часа. И последний. Сегодня рано утром кто-нибудь проходил у третьего дома по Медвежьему? Не наблюдал странного горбящегося долговязого парня с капюшоном на голове? Или что-либо необычное?

– Рано утром – это когда? – спросил Паша.

– Восьми не было, – подсказал я.

– Это ночь еще, – веско сказал Паша. – Я сплю.

Судя по взглядам и кивкам, это было общее мнение.

– Тогда сосредоточимся на понедельнике и среде, – решил Виталий Антонович. – Возьмите карту. Сделайте копии, в кафе есть сканер. И все хорошенько подумайте над своими экземплярами. Отмечайте точки и время, где находились, примерно с десяти вечера и до полуночи. Если что-то странное припомните – подойдите, расскажите.

– Вроде долговязого парня? – спросила Таня, одна из наших девчонок-серчеров.

Виталий Антонович глянул на меня, я ответил:

– Очень долговязого. Ну или если померещилась какая-то немыслимая хрень, вроде ожившего спецэффекта из кино – тоже.

Вопросов, как ни странно, больше не последовало. Только лица стали сосредоточеннее. У нас всё-таки неплохая компания.

Таня взяла карту и пошла в помещение кафе. Остальные разошлись по столикам, поглядывая на нас.

– Я-то в понедельник как раз к десяти подошел, – сказал Виталий Антонович. – Мы еще встретились, помнишь? И потом сидел тут часов до двух. Надо было тебе ко мне подойти… тоже мне, герой-одиночка.

– В ту ночь всё уже случилось, – сказал я старшему. – И… я ведь не знал, что у вас есть личные обстоятельства.

Он смолчал, только сжал зубы. Потом продолжил:

– А вот в среду ночью я как раз работал по району. С десяти и примерно до двух. К Гнезду не подходил, правда. Сейчас постараюсь точный маршрут нарисовать. Ну и позвоню кое-кому… Идите, отсыпайтесь. Дайте и мне поработать.

– Точно помощь не нужна? – спросил я.

– Вам с другом, – вот далась же ему эта ирония! – лучше отоспаться. Идите!

Мы с Миланой переглянулись.

– Девушка может остаться, – сказал Виталий Антонович, искоса глядя на меня и усмехаясь уголками губ. – Если хочет, конечно.

– Тьфу на вас, старший, – сказал я. – Пойдем, Милана?

И мы ушли.

Врать не стану, когда снимаешь с себя хотя бы часть забот, становится гораздо легче. Будто разделил тяжелый груз.

Глава шестая

Мы с Миланой легли спать вместе. Но – только спать. И утром она встала первой, тихо ушла умываться, оделась и принялась готовить завтрак. Спали мы допоздна, было уже одиннадцать. Я тоже умылся, вышел на кухню, сказал Милане «привет», но не прикоснулся к ней.

Что-то изменилось.

Я подумал, что наш вчерашний секс был последним. Поймал себя… нет, не на облегчении, которое бывает, когда расстаешься с подругой, потому что вам уже неинтересно вместе. На ощущении того, что всё правильно. И то, что было. И то, как стало.

Мы прошли какой-то этап наших отношений. Они кончились не потому, что мы неприятны друг другу, да они вообще не кончились, стали другими. Не лучше и не хуже.

Совсем другими.

Никогда всерьез не думал, что можно встречаться с девушкой, а потом остаться настоящими друзьями.

– В институт не идешь? – спросил я.

– Суббота сегодня.

Милана нашла у меня пакет гречки и сварила кашу. С молоком. Странно: какая-то детская еда, но мне понравилось.

– Если ваш главный найдет, где прячется монстр, я пойду с вами, – сказала Милана. – Но ждать буду в стороне. Не обидишься?

– Ничуть, – ответил я. – Но он не главный, у нас главных нет. Он – старший.

– Плохо то, что всё это полумеры, – сказала Милана. – Если на Земле есть другие пришельцы и они хотят разрушить Гнезда, то атаки продолжатся.

– Им важно именно это Гнездо, – твердо сказал я. – У меня есть догадки, но они такие… странные.

– Ну?

– То, чего в Гнезде не было, – пояснил я. – Накануне первого нападения должны были привезти трех детей. Но мать одной никак не могла решиться, их привезли позже. Может быть, кто-то из этих детей важен?

– Чем? – Милана нахмурилась.

– Мы думаем, что Измененным все равно, кто в кого превратится. А если нет? У кого-то потенциал только на жницу или стражу. У кого-то на монаха, у кого-то на мать. Дарина не может стать матерью Гнезда, а Наська может. Зато Дарина может быть хранителем. Это всё особые роли и особые мутации. С монстром на равных они тоже не способны сражаться, будто он специально против них создан… кстати, а ведь вполне возможно! А я смог, даже без мутаций, Гнездо как-то меня подстегнуло.

– То есть задача монстра и этих… партизан… уничтожить какого-то конкретного ребенка?

– Уже не ребенка, уже Измененного, – вздохнул я. – Ты спросишь, почему не в больнице, не дома? Не знаю. Может, не хотят втягивать людей. Может, боятся, что про них все узнают.

– Если бы мы знали, кто…

– И что бы сделали? Отдали его монстру? Дарина не пойдет на это.

– Они вроде как довольно холодно друг к другу относятся… – осторожно сказала Милана.

Я покачал головой:

– Нет. Они не показывают эмоций, но это как семья. С братьями-сестрами можешь и не обниматься при каждой встрече, но они свои.

Мы выпили чай, потом я достал пистолет и принялся его чистить. Милана с любопытством наблюдала, взяла и подержала в руках, но отказалась даже щелкнуть вхолостую спусковым крючком.

Кстати, пришлось ей объяснить, что «эта вот штучка» называется вовсе не «курком», а «спусковым крючком» или «спуском». Может, это только у серчеров на руках немало оружия, студенты – люди более законопослушные?

Потом мы сели над картой (я вчера тоже взял экземпляр) и попытались вычислить логово монстров.

Получалось так себе.

В Москве, конечно, много чего порушено, мы не Лондон или Париж. Но всё-таки в центре полно старых небольших зданий, в которых расположены мелкие конторы и магазины. Подвалы, чердаки, пристройки… Метро и прочие подземные помещения. Обычные квартиры, в конце концов. И улочек, переулков, тупиков хватает.

Чем больше я размышлял, тем призрачнее становилась надежда найти логово. И когда в дверь позвонили, я шестым чувством понял: это – старший. Но был уверен, что Виталий Антонович мрачно разведет руками: «всё впустую».

Однако в глазок я всё же глянул.

Это действительно был старший. Но не один. За ним толпились еще люди. Он что же: всё-таки сдал меня полиции?

Я открыл. Прятать мне нечего.

– Макс, мы войдем?

На полицейских его спутники никак не походили. Их было четверо, трое мужчин и женщина. Все в возрасте, Виталий Антонович среди них выглядел самым молодым.

Один – так вообще дед, полтинник ему давно уж стукнул, а скорей, так семьдесят. Худой, небритый, седой и с залысинами. Другой – помоложе, покрепче, но тоже лет пятидесяти, по виду – какой-нибудь преподаватель или ученый, мускулатура не от тяжелой работы, сплошной фитнес, одежда дорогая, вид ухоженный. Вот третий – да, и по лицу, и по одежде, и по фигуре я бы его счел работягой. Причем таким, конкретным, – строителем, к примеру. Он был жилистый, чуть сутулый, словно много приходилось работать согнувшись. Четвертая – женщина, довольно красивая, высокая и сухопарая. Тут возраст не угадаешь – может, и пятьдесят, может, и шестьдесят. Всё зависит от того, как за собой следит.

– Ну входите, – согласился я.

У всех, включая Виталия Антоновича, были с собой дорожные сумки. Даже у женщины. И это наводило на определенные мысли. Сумки они осторожно поставили в прихожей – видно было, что те тяжелые.

– Чай будете? – спросил я, показывая, что ничуть не удивлен. – У меня есть черный, хороший. И зеленый двух сортов.

– Спасибо, ребятки, – сказала женщина. Пожала мне руку по-мужски. Ногти были ухоженные, очень короткие, пальцы сильные. Профессиональная ладонь, кем же она работает? – Меня зовут Елена. Давайте помогу с чаем. Чай – это хорошо.

Они с Миланой прошли на кухню. Я вопросительно посмотрел на старшего.

– Есть зацепка, – сказал он. Мужики топтались в прихожей, видимо, тоже были смущены ситуацией. – А у тебя роскошное обиталище, Макс.

– Извините, а можно… в сортир? – спросил худой старик.

Я указал, куда.

– Простатит, все время бегаю, – пояснил он беззаботно.

– Вот прямо нам всем это до хрена как интересно, – буркнул «преподаватель». – Я – Юра. Временно покинувший нас друг – Боря.

– Ну тогда я – Вася, – согласился «строитель». – Хотя обычно Василий Семенович. Но давайте попросту.

Я снова посмотрел на старшего.

– Я Виталий, – усмехнулся он. – Ладно, всё понял. Макс, это мои… товарищи. По группе взаимной поддержки.

До меня не сразу дошло.

– У нас у всех дети в Гнездах, – пояснил Юра. – В других, правда. Дети, внуки…

– Обычно такие, как мы, стараются всё забыть. И друг с другом не встречаются, – продолжил Вася. – Но исключения всегда есть.

Из туалета вернулся Боря. Называть его по имени даже мысленно было как-то странно, но он жизнерадостно сообщил:

– Звукоизоляции никакой, надеюсь, мое робкое журчание вам не мешало… Да, зовите меня Боря, юноша. У меня внуку шестнадцать, он меня зовет «деда Боря».

– Тогда я тоже так буду, – сказал я. – Хорошо, деда Боря?

– Заметано, – согласился он. – Да, есть такая небольшая компания мазохистов, которые отдали своих детей на Изменение и любят об этом поплакаться.

– Мы пойдем вместе, – сказал Виталий Антонович. – Честно говоря, у меня было искушение пойти без тебя.

Он вздохнул.

– Но это нечестно – раз. У тебя есть опыт – два. И ты нам расскажешь про патроны – три.

– У меня три магазина для макарова. У кого ПМ?

Деда Боря и Вася подняли руки.

– Я поделюсь, – сказал я. – Все равно не думаю, что будет время на перезарядку. И знаете… Я не против, что вы пойдете.

– Вот это правильно, – одобрил Юра. – Начинаю верить в нашу молодежь.

Мы прошли на кухню. С трудом, но расселись вокруг стола, только Виталий Антонович остался стоять. Милана с Еленой разливали чай, обсуждая, что сделать «пожевать» для «мужиков».

Как женщины ухитряются так быстро найти общий язык, если оказываются на кухне?

– Карта, прекрасно, – сказал старший. И очертил пальцем прямоугольник. – Было понятно, что монстр скрывается вот здесь.

– Почему? – спросил я.

– Сразу ограничил район Тверской, Садовым и Новым Арбатом, – продолжал старший. – Слишком большие улицы, слишком людно. Никакой монстр не перебежит незамеченным, даже невидимый…

Юра крякнул.

– Я верю Максу, – сказал Виталий Антонович. – Если он говорит, что монстр был невидим, так оно и есть.

– Законы физики… – начал Юра.

– Не позволяют за несколько часов размолотить Луну в щебень и обмотать вокруг Земли кольцом, – ответил старший. – Монстр невидим. Точка. Итак, три улицы. Ну и Моховая с востока. Конечно, монстру в Кремле самое место…

– Вот не надо политики, – поморщился Вася.

– Это не политика. Я исключительно о пространстве, помещениях, подземных укрытиях. Но там ФСО, я в них верю, – старший улыбнулся. – Да, кстати, по той же причине убираем все правительственные объекты, МВД, посольства и консульства. Не слишком это комфортные места для монстров. Убираем музеи и театры, которых вокруг до фига. Убираем элитное жилье, с охраной и камерами. Сейчас, конечно, не старые времена, но всё-таки в центре видеонаблюдение наличествует… Школы убираем.

– В школах и не такие чудища водятся, – сказал Юра. Вроде как пошутил. Но без улыбки.

– Пожалей монстра. Итак, если убрать всё вышеперечисленное… а также рестораны и кафе, где много людей… то подозрение падает на медицинские учреждения.

– Почему? – спросила Елена. – Я как доктор интересуюсь.

– Изменение – сложный процесс. Надо не просто ввести мутаген, но и контролировать ситуацию, следить за состоянием пациента. Нужна аппаратура. Разумно?

– Разумно, – согласилась Елена. – Но я таким не занимаюсь, честно. Если кому-то надо желчный пузырь вырезать – обращайтесь.

Виталий Антонович вежливо кивнул:

– Непременно. Итак, я выбрал все клиники. Сосредоточился на частных, небольших, специализирующихся на косметической хирургии. Их тут тоже несколько… Никто из наших ничего подозрительного не видел, поэтому с утра я принялся обзванивать их.

– Спрашивать, не выращивают ли они монстров? – спросил Вася.

– Пошел от обратного. Просил записать на прием. Объяснял, что хочу капитально заняться внешностью, пересадить себе волосы, подтянуть кожу…

– Волос тебе можно добавить, – крякнул деда Боря. – Если приживутся, то и я схожу.

– Везде мне назначили прием. Прямо на это утро. Видимо, не слишком-то много нынче клиентов.

– Кроме одной клиники? – понял я.

– Да. Маленькая клиника в Трехпрудном переулке. Открылась полгода назад, у них и клиентуры сформироваться не могло. Но «всё расписано на неделю вперед»! Предложили записать меня на первое апреля, – Виталий Антонович помолчал, потом закончил, ткнув пальцем в точку на карте: – А называется она «Де мутацио».

– Как-то совсем уж… нагло, – сказала Елена. – «Изменение» на латыни.

– Оно и по-русски понятно, – нахмурился деда Боря. – Но я соглашусь, Виталий. Прямо так, в лоб? Беззастенчиво?

– Если мы всё понимаем правильно, то это логово прежних хозяев Земли, – сказал Виталий Антонович. – А они наглые. Да, молодежь и сама догадалась, не переглядывайтесь.

– Вы знаете, кто они такие? – заинтересовалась Милана.

– Рептилоиды, – Виталий Антонович вздохнул. – Нет, конечно. Не знаем. Мы их называем «рептилоидами», но это так, дань традиции. Мы лишь очень сильно подозреваем, что они существуют и паразитировали на людях до Перемены. А сейчас либо ограничены Инсеками в правах, либо вообще большей частью изгнаны.

Удивительное дело.

Мне всегда казалось, что я понимаю, как устроен мир. И наш старший казался мне ушлым, но просто чуть более осведомленным человеком. А потом полог тайны слегка отдернули, и я обалдел от того, что за ним. Подумал, что стал хранителем каких-то уникальных знаний.

Оказалось же, что есть люди – самые обычные, не спецслужбы и не ученые, которые давно всё это знают, обсуждают, готовятся…

– Виталий Антонович, ты с утра сумел всех вызвонить? – спросил я, впервые переходя с ним на «ты». – И все были уже готовы? Сорвались, приехали… с полными сумками оружия?

Виталий Антонович и Юра переглянулись. Похоже, они были тут самыми авторитетными.

– Макс, мы давно на эту тему говорим. Давно решили, что, если будет шанс что-то узнать… как-то помочь нашим детям… или отомстить за них… – Виталий Антонович развел руками. – Есть еще Гриша, но он не в Москве сейчас. Еще двое не дождались.

– Мы, молодые люди, когда-то сделали ошибку, – сказала Елена. – Нет, наверное, не ошибку… но попали в ситуацию, когда, спасая своих детей или внуков, решились на то, что хуже смерти.

Понятно. Да, по возрасту вряд ли она могла отдать в Гнездо ребенка, скорей уж внука или внучку. Сейчас я понимал, что, несмотря на ухоженный вид и крепкую фигуру, ей совсем-совсем не сорок и даже не пятьдесят.

– Так что мы давно ко всему готовы, – подтвердил деда Боря. – Мы спрашиваем, слушаем, собираем сплетни. Это трудно, потому что нет интернета. Но мы роемся в старых базах данных, расспрашиваем людей, ищем контакты среди осведомленных…

– Очень осторожно ищем, – сказал Юра. – Потому что Рустем, я уверен, доискался…

Они на миг замолчали, как обычно бывает, если упоминается покойник.

– Да, и я хочу тебя попросить, юноша, – продолжил деда Боря. – Позволь нам самим попробовать всё сделать. Будет куда полезнее, если вдруг мы не справимся, чтобы кто-то продолжил…

Я покачал головой.

– Говорил же, бесполезно, – сказал Виталий Антонович. – Не лезьте к парню, у него тоже личные причины.

Деда Боря вздохнул:

– Тогда рассказывай. Ты видел монстра и ухитрился победить. Как? Что он из себя представлял?

Перевернув карту, я взял фломастер и стал набрасывать рисунок.

Художник из меня никакой, это я понимаю. Но тут важно было показать общий вид монстра.

– Шесть конечностей, – объяснял я. – Он ходил и на двух, и на всех шести… ну, когда на меня кинулся. Увидел я его, только когда надел зеркалки. Но потом, кстати, он стал видимым. То ли из-за ранений, то ли перестал эту свою невидимость поддерживать…

– Крупный? – спросил Виталий Антонович.

– Очень. Тело на человеческое похоже. Он был голым, но… в общем не понять, мужчина или женщина. Всё везде ровно, как у куклы. Кожа… ну, вроде как человеческая, не чешуя и не хитин. Все конечности очень длинные, несоразмерно. Суставы крупные, как шары. А может, это ноги-руки были такие тонкие? Знаете, да! Конечности тоньше, чем ожидаешь, поэтому и суставы такие.

– Количество суставов? – спросил деда Боря.

– Нормальное. Ну… колени-локти… голеностопы-кисть… Да, точно, обычное количество.

– Значит, не слендермен, – сказал деда Боря. – Палочник? А, Вит?

– Возможно, – согласился тот.

– Башка крупная и вся мохнатая… – продолжил я по инерции. Остановился и спросил: – Вы что, встречали разных монстров?

– Откуда бы, – деда Боря смутился. – Это фольклор. Понимаешь, когда мы заподозрили, что на Земле давно живут какие-то чужие твари, то стали изучать городские легенды, сказки, мифы…

– Тосты… – тем же тоном подхватил Юра. – Шучу. Не морочьте Максу голову. Всё это чушь! Рычун из Морозовской больницы, великан из Даева переулка… Рассказывай, Макс.

– Ну… – Я собрался с мыслями. – Глаза прикрыты прозрачными… веками? Или колпаками? Первым выстрелом я попал в голову, ему кровь туда натекла. Между глазом и этой оболочкой.

– Он был вооружен? – деловито спросил Юра.

– И да, и нет. В лапах ничего не было. Ладони, кстати, здоровенные… странные такие. На ногах тоже то ли ступни, то ли ладони… Но вот верхними конечностями он бил на расстоянии. Меня отбросил, если бы не Гнездо – я расшибся бы насмерть. В металлическую дверь колотил, сминал…

– Какую дверь?

– В Гнезде есть «защищенная зона», туда проход закрыт дверью из серо-голубого сплава.

Мужчины переглянулись.

– Ладно, не о том речь, – решил Юра. – Значит, наносит удары на расстоянии?

– Да, причем и удары, и разрезы. Вспарывает всё.

– Скорее всего, силовое поле, – сказал Юра. – Может генерировать широкий поток или тонкий луч… Парень, как ты справился?

– Я же говорю – был призван! – ответил я. – Вы чувствуете Гнездо, подходя к нему?

Юра кивнул:

– Дискомфорт.

– Я тоже. Раньше… А когда был призван, то наоборот. Словно манящая сила. Как… как музыка! Гнездо могло на меня влиять. Ускорило… я двигался так быстро, что у меня кости в ногах ломались. Ну и патроны. Я купил в Комке, спросил боеприпасы против Измененных. Не знаю, что в них особенного, на вид обычный патрон, обычная пуля. Но после нескольких попаданий монстр сдох.

– Давайте говорить «умер», Максим, – попросила Елена. – Не забываем, что это был человек. И вряд ли он мечтал о такой судьбе.

Я неловко кивнул и замолчал.

– Значит, они могут изменять и взрослых? – спросил Юра. – Монстр не походил на ребенка?

Я подумал, что старшие стражи тоже на детей ничуть не походят, уж про монаха и не говорю. Но потом вспомнил мысленные голоса… и у твари в Гнезде, и у приходившей ко мне. Не было в этих голосах ничего детского.

– Не походил. Мне кажется, это был взрослый. А почему вы так уверены, что это Измененный, а не сам пришелец?

– Они, гады, лично драться не любят, – мрачно сказал деда Боря. – Они все больше чужими руками. Такие вот у нас ощущения на основании анализа мифов… и тостов, если угодно.

– Вы уверены, что хотите идти? – спросил я.

– Я уверен, что идти мы должны немедленно, – сказал Виталий Антонович. – Пока приходившая к тебе особь не обзавелась невидимостью и силовым полем.

Я подумал, что мы уже могли опоздать. Но вслух этого не сказал.

– Только позвольте, я посещу туалет? – попросил деда Боря. – Я быстро. Нам и так хватит поводов обмочить штаны.

Глава седьмая

В сторону клиники сразу пошли Милана, Василий Семенович и деда Боря – я отдал им два магазина к ПМ. А сам с остальными двинулся к Комку.

День стоял сырой и прохладный, небо затягивала облачная дымка, сквозь которую просвечивало кольцо. На улицах было довольно людно. Кто-то шел в магазины, кто-то просто гулял. И машин ездило довольно много, ну, не так, как в моем детстве, но всё же.

Странно, что в Москве не прижились велосипеды. С машинами-то всё понятно, добыча нефти после Перемены резко упала, цены на бензин взлетели, удовольствие стало слишком дорогим. Но вот почему люди массово не пересели на двухколесный транспорт? Азия и раньше была забита велосипедами и электроскутерами, сейчас это вообще основное средство передвижения. У нас, хоть климат и потеплел, снег лежит максимум две-три недели в году, люди предпочитают ходить пешком. Метро? Ну так станции далеко друг от друга, Москва не Лондон и не Париж.

Но для нас в этом был плюс – с тяжелыми сумками на велосипедах не слишком удобно.

В Комке мы выстояли короткую очередь. Два серчера сдавали мелкий лут, синие и фиолетовые кристаллики. Мужчина средних лет покупал костюм. Вот что надо иметь в голове, чтобы выложить два орика и три елки за обычный деловой костюм, пусть и от «Бриони»?

Мы подошли все вместе – Виталий Антонович, Юрий, Елена и я. Продавец уставился на нас с любопытством, но первым разговор не начинал.

– Моим друзьям нужны такие же патроны, как те, что я покупал, – сказал я.

– Как те, что покупали у меня или у конкурента? – с явственной обидой уточнил Продавец.

– Ну… какие мощнее, – неловко сказал я. Надо же! Конкуренция! Борьба за клиента!

– Для какого оружия?

– «Абакан», – сказал Виталий Антонович. – Два магазина.

У меня было подозрение, что в сумках не пистолеты. И все же я напрягся. Легальным автомат быть не мог, гражданскому не разрешат. За незарегистрированный пистолет светил серьезный штраф, а вот за автоматическое оружие можно было и реальный срок получить.

Что там у Юрия? Гранатомет?

– Бенелли-полтинник, двенадцатый калибр, – сказал Юрий, и я чуть успокоился. Помповое ружье – это законно. – Двадцати патронов хватит.

– Планируете маленькую войну? – осведомился Продавец. – А даме?

Я был уверен, что сейчас услышу название какого-нибудь экзотического пистолета. Или автомата, чего уж мелочиться.

– Даме тоже патроны двенадцатого калибра, – сказала Елена. – Дайте десяток с дробью, дама не воинственна.

– Вам нужна дробь от Измененных? – уточнил Продавец. Кажется, Елена его озадачила.

– Найдется такая?

– Посмотрим, – решил Продавец и удалился за занавес.

Елена повернулась ко мне:

– В моем возрасте поздно учиться палить из автомата. А на охоту я с папой ходила, – взгляд у нее слегка затуманился. – Он был большой любитель… однажды медведя взял. Без меня, врать не буду.

– У вас охотничье ружье? – уточнил я.

– Обрез, – сказала Елена. – Сама стволы пилила! Знаете, хирурги с пилами умеют обращаться.

Час от часу не легче.

Обрез – это тоже реальный срок.

Интересно, что там еще у них в сумках?

…К клинике эстетической медицины «Де мутацио» мы подошли около двух часов дня. Я не очень-то привык ходить по городу в компании, тем более с людьми гораздо старше себя. Елена шла бодро, может быть, ходьбой занималась? А вот Юрий, несмотря на спортивный внешний вид, как-то сильно тормозил. Даже купил в ларьке мороженое, хорошо хоть, ел на ходу.

Может, лучше других понимал, что нас ждет, и не хотел спешить? Хоть и не показывал внешне.

Мне-то было страшно, врать не стану. Вначале, когда вся толпа пришла ко мне домой, я как-то расслабился. И от количества, и, наверное, от того, что они немолодые люди. Я сам поздний ребенок, маме было за сорок, когда я родился, так что даже «деда Борю» я воспринимал скорее как человека в отцовском возрасте. Это влияет, наверное, сколько бы ни было лет.

Но сейчас я четко осознал, что мы вшестером идем убивать монстра. И со мной не какие-нибудь крутые бойцы или спецназовцы, а серчер, немногим меня старше, старикан с проблемным мочевым пузырем, какой-то препод, вовсе не спешащий на битву, немногословный прораб (уж не знаю почему, но я решил считать Василия прорабом) и очень пожилая женщина-хирург. Ну и я, разумеется. Причем моя победа вселила в них излишний оптимизм.

И даже если мы войдем и уничтожим монстра… что дальше? Выстрелы, через минуту-другую – полиция. Это не Гнездо, они приедут и всех нас арестуют.

Я хотел было задать этот вопрос, но вдруг понял, что бессмысленно. Они уже всё решили. Просто похлопают по плечу и скажут: «Всё верно, подожди нас здесь…»

И я промолчал.

Пусть идет как идет.

Милана с Василием Семеновичем и дедом Борей сидели на скамейке за пару домов от клиники. Хорошо, что погода была хорошая, под дождем они смотрелись бы нелепо. А так – присела семья передохнуть. Дедушка, отец и молодая девушка.

– Надеюсь, ты прав, – поприветствовал Виталия Антоновича деда Боря. – Пока мы шли, я насчитал столько посольств, консульств и контор силовиков…

– Уверен, – сказал старший.

– А то ворвемся в клинику, где министерские жены делают себе лифтинг и наращивают сиськи… – Деда Боря вздохнул. – Уж лучше монстр.

– Будет, – сказал Виталий Антонович. – Ну что… готовы?

– Сядьте, надо посидеть перед… – Василий запнулся. – А, не важно! Надо посидеть.

Мы тесным рядком сели на скамейку. Только Виталий Антонович остался стоять. Прошел перед нами, как перед строем. И сказал:

– Итак. Милана… ты остаешься здесь. Если услышишь перестрелку или подъедет полиция – встаешь и тихонько уходишь. Жди нас у Максима. Ключ есть?

Она кивнула. Ключ я ей дал в первый же день.

– Леночка, Борис. Вы идете первыми. Ваша задача – чтобы открыли дверь. Войти лучше тихо.

Это было разумно. Уж если кому и откроют, так это старику и пожилой женщине.

– Следом я, Макс, Юра. Василий, ты замыкаешь. Входи через минуту.

– Действуем по обстоятельствам, – сказал деда Боря.

– Верно. Если там будут люди… наверное, они будут… – Виталий Антонович поколебался. – То лучше нелетально.

– Как пойдет, – сказала Елена просто. – Если там люди, то они во всем этом замешаны.

– По возможности, – повторил старший. – Тазеры у всех есть?

– У меня нет, – сказал я.

– Только пистолет?

– Да.

– В людей лучше не стреляй, – посоветовал Виталий Антонович.

На самом деле кроме пистолета у меня был еще маленький термос с ампулой и разовый шприц. Я сомневался, что смогу сделать себе укол в вену, но уж в бедро или бицепс иглу воткну.

Но про этот козырь я говорить не стал.

Очень хотелось не доводить до него.

– Работаем, – сказал Виталий Антонович и вдруг стал каким-то другим. Он и всегда был собранным, а сейчас словно в автомат превратился. – Елена, Боря…

Самые возрастные члены команды встали и пошли в сторону клиники.

– Одна минута, – сказал Виталий Антонович. – Макс! Точно не передумал?

Я покачал головой.

– Все в игре?

Никто не ответил. Виталий Антонович ждал, явно отсчитывая секунды. Потом кивнул:

– Идем!

Я повернулся к Милане. Поцеловал ее. Встал и пошел.

Мир словно расширился, звуки ушли куда-то вдаль. Нервы… Я шел и мысленно звал Гнездо.

Просил помочь.

Дать силу.

Но похоже, что меня никто не слышал.

Клиника располагалась в современном здании, из той «точечной застройки», которой любили раньше уродовать центр Москвы. Ну, вы знаете: старое историческое здание внезапно приходит в полную негодность или неожиданно сгорает, а вместо него быстренько возводится «клубный жилой комплекс» с квартирами подороже, чем в центре Парижа. Этот оказался еще не из самых огромных и уродливых – видимо, места не хватило развернуться. И дворик, огороженный решеткой, у него был небольшой (в моем доме, впрочем, двора вообще как такового нет).

Сама клиника помещалась в маленькой пристройке, имела отдельный вход из переулка, и это было очень хорошо.

А еще лучше, что дверь оказалась приоткрыта. Значит, Елена с дедом Борей каким-то образом вошли.

На самом деле это меня смутило. Если там и впрямь логово, где превращают людей в монстров, то с чего бы они впустили посторонних?

Я шагнул на крыльцо и запустил руку под ветровку, к кобуре.

Мы гуськом втянулись в помещение – круглый зал со стойкой регистратуры, над ней – глянцевые подсвеченные фотоплакаты, изображающие красавиц с белозубыми улыбками и великолепными формами. Несколько дверей, одна открыта. На полу – мягкое светлое ковровое покрытие.

На ковре неподвижно лежали девушка в голубом медицинском халате и охранник в серой форме. У девушки из спины торчали тонкие проводки, ноги ее подрагивали. Охранник лежал навзничь, у него проводки тянулись из живота. Пол был усыпан крошечным красным и желтым конфетти.

Ну прекрасно, еще и тазеры применили! Причем двойного действия, «пул даун ган», иначе уже бы встали.

Деда Боря был занят тем, что стягивал руки и ноги охраннику пластиковыми хомутиками. Елена платком вытирала с лица кровь.

– Вас ударили? – спросил я.

– Краска. Чтобы впустили, – ответил мне Виталий Антонович, быстро проходя по приемной и заглядывая в двери. Видимо, никого не обнаружив, проверял дальше.

Я понял, как старики вошли. Елена испачкала себе краской лицо. Деда Боря принялся звонить в дверь и кричать, что нужна помощь. «Жена упала» или что-то такое. Им открыли, в такой ситуации не впустить было бы очень странно.

А дальше – выстрелы из тазеров…

Лишь бы не ошиблись!

Юра поднял с пола женщину в халате, усадил на стул. Та молчала, руки и лицо у нее подрагивали. Обычная молодая женщина, довольно симпатичная, короткая стрижка, на шее крестик, на ногтях яркий маникюр…

– Не бойтесь, с вами ничего не сделают, – сказал Юра. Кинул сумку на пол, достал из нее помповик, выдвинул складной приклад. – Не кричите, не сопротивляйтесь, и всё будет хорошо. Где тварь?

– К-к-кто? – заикаясь, спросила она.

Вот этого я боялся больше всего. Что мы ворвемся, захватим клинику, а тут – врачи уменьшают носы и накачивают силиконом губы.

– Вы знаете, – сказал Юра с уверенностью, которой у него, наверное, не было. – Измененный.

Мне показалось, что у женщины на лице что-то промелькнуло. Что-то вроде облегчения.

С чего бы?

– Я не понимаю… Кто вы? Не трогайте нас, берите всё… Но наркотиков нет, правда, совсем нет!

– Сколько пациентов сейчас в клинике? – спросил Юра.

– Никого… с утра были, ушли… после трех женщина на криомассаж записана…

Виталий Антонович, закончив беглый осмотр, кивнул. Сам он остался со мной и Юрой. Елена, деда Боря и Василий вошли в одну дверь. Все они уже держали оружие: у Елены и впрямь был в руках обрез, у деда Бори и Василия – макаровы, такие же, как у меня. Старший пока автомат не доставал. Заглянул в дверь с надписью «WC» – там был туалет, унитаз и раковина в одном маленьком помещении, ничего подозрительного. Подошел к женщине, сказал укоризненно:

– Странно. Клиника пустует, а новых пациентов не берете!

– Это вы утром звонили? – Глаза у женщины расширились. – Так у нас с врачами проблема, двое в отпуске, Регина Петровна одна работает…

Наша троица проверяющих вышла из одной двери, вошла в другую. Я посмотрел на схему эвакуации, висящую, как положено, у входа. Да, клиника небольшая. Вот этот вестибюль регистратуры, три кабинета по одной стороне, туалет, коридор, еще два крошечных кабинета и комната побольше.

Второй кабинет тоже оказался чист, Елена покачала головой, выходя. Я заглянул в дверь.

Ну да, не спрятаться.

Кушетка, стол, два стула. Непонятная медицинская аппаратура. Пациент лежит, ему какие-то процедуры-обследования проводят…

– Хотите, мы вас осмотрим, запишем? – со всхлипом предложила женщина. – Вы извините, что не записали, но мы запишем…

Лежащий на полу охранник застонал, зашевелился. Ну хоть живой, слава Богу…

– Мы вам скидку сделаем, как ВИП-клиенту! – воскликнула женщина. – Тридцать процентов… нет, сорок пять, у нас больше нет…

Градус безумия стремительно нарастал. Я смотрел на Виталия Антоновича, но наш старший всем своим видом демонстрировал уверенность и снисходительное презрение.

– Скидку… ну-ну… А те, кого превращаете в монстров, какую скидку получают?

– Я не понимаю… У кого-то осложнения?

Наши проверяющие вышли из третьего кабинета, двинулись в коридорчик.

Я, не выдержав, быстро прошел-пробежал все три кабинета. Вернулся.

Ничего подозрительного там не оказалось.

Кушетки, столы, бумаги и старенькие компьютеры на столах. Медицинская аппаратура. Раковины, мусорные корзины, кулеры, флаконы санитайзеров. В шкафах – медицинские халаты и костюмы. В стеклянных шкафчиках – медикаменты и инструменты, бумажки с написанной от руки датой.

Всё как везде.

Я пломбу год назад ставил, всё очень похоже выглядело.

Елена с мужчинами вернулись в приемную.

– Разрешите, я осмотрю Дмитрия Львовича? – взмолилась женщина. – Может, ему плохо? Может, сердце?

Охранник снова застонал.

– Леночка, что скажешь? – спросил Виталий Антонович.

– Вы нас убьете? – воскликнула сотрудница. – Вы имена называете, значит, убьете? Ой, я ничего не слышала, я вообще в шоке и ничего не запоминаю, у меня на лица память никакущая!

Елена задумчиво смотрела на нее. Потом спросила:

– Что за аппаратура в этом кабинете?

Сотрудница пожала плечами:

– Я не знаю, я даже не медсестра. Я администратор.

– Вы работаете в клинике эстетической медицины, – Елена улыбнулась. – Неужели вам не интересно, что делается в том или ином кабинете?

– Я администратор…

– И что вы посоветуете пациентке с растяжками на коже после беременности?

– Я не врач!

– Врач направил пациентку на микроигольчатый лифтинг. Я – пациентка. Куда мне идти?

Администратор ткнула рукой в сторону одного из кабинетов.

– Я сходила и вернулась, – сказала Елена. – Там стоит старый аппарат вакуумного гидропилинга. Кажется, неисправный. И аппарат УЗИ. Он рабочий.

– Я не врач. Я боюсь! Я не помню! – Администратор тихо заплакала, размазывая слезы по лицу.

– Врет, – холодно сказала Елена. – Виталий, тут дело нечисто. В кабинетах стоит что попало. В одном – три древних кардиографа и сломанный лазерный аппарат для выведения татуировок. В другом – ванна для гидротерапии, судя по виду – ею год не пользовались. По коридору два кабинета, бумаги на столах для вида, из каких-то других клиник, компы запаролены. В конце коридора небольшая операционная. Вот она, похоже, используется, только для чего…

– Нехорошо получается, – сказал Виталий Антонович, глядя на администратора. – Какая-то вы странная клиника, да?

Администратор рыдала, мотала головой и явно не собиралась отвечать.

– Очень не хочется никого пытать, – вздохнула Елена с деланой простотой. – Может, так расскажут?

– Ну… если немного? – спросил Виталий Антонович. – Опять же, начать можно с мужика…

– Да, мужчины быстрее ломаются, – сказала Елена таким тоном, словно всю жизнь проработала в гестапо, пока не была уволена за кровожадность. – С другой стороны, эта коза знает больше… руку даю на отсечение.

– Ты же знаешь, я доверяю твоему чутью, – вздохнул старший.

– Вы бы всё рассказали, а? – сочувственно сказал Юрий, склоняясь к администратору. – Не люблю я таких дел…

Вели они себя так, что на мгновение я всерьез подумал, что старички-разбойнички не в первый раз нападают на тайные прибежища пришельцев, после чего начинают выпытывать информацию.

Да нет, чушь, ерунда, не может такого быть.

Спектакль!

Удивительная вещь – человеческое поведение в кризисной ситуации. Особенно, когда люди сталкиваются с недоступной их пониманию силой. Самое разумное в таком случае – избегать опасности, а не провоцировать ее, но люди ведут себя вопреки логике.

Я встряхнулся, сбрасывая оцепенение и выгоняя из головы неуместные размышления.

– Гляну, что там, – сказал я, направляясь в коридорчик.

– Иди, иди, не стоит юноше смотреть на такое… – ободрила меня Елена. И кровожадно потерла руки.

Спектакль. Это только спектакль!

Они не будут пытать женщину, даже если та в чем-то замешана!

Я вошел в ближайший кабинет. Огляделся.

Ну да, что-то тут не то. Вроде бы обычный врачебный кабинет. Постеры на стенах, сплошь белозубые улыбки… стоп, зачем тут зубы, не стоматология ведь! Шкафчик с лекарствами? Логично, раз врач, то лекарства. Но тут ведь стоит что попало! Вот бисопролол, это от сердца, у меня отец каждое утро пьет. Лекарство не экстренное, что ему тут делать? Вот таблетки «Карсил», вроде как для печени. Тоже непонятно, зачем они. А вот флакон лечебного цинкового шампуня. И бинты пачками. И два пузырька нафтизина, от насморка. Словно купили в аптеке, что на глаза попалось.

Бумаги на столе… так… выписка из истории болезни Марии Хуснутдиновой… допустим, здоровья тебе, Маша… а это что? История болезни… да она древняя, в руках рассыпается, ее в начале нулевых заполняли.

И никаких личных вещей: фотографий, календариков, безделушек, фигурок, флешек. Так тоже не бывает.

Компьютер работает, требует пароль. А если попробовать?

Я ввел «password».

Система открылась!

Чистенький, аккуратный, пустой Windows. Никаких служебных иконок, никаких баз данных. Просто компьютер с операционной системой.

Я снова оглядел кабинет.

Весь он был такой… как этот Windows. Пустой и чистый. Имитация. Оболочка.

Глянул мельком – все нормально.

А на самом деле декорация!

Виталий Антонович не ошибся, это фальшивая клиника.

В задумчивости я миновал соседний кабинет, прошел до конца коридора.

Операционная, верно.

Стол, держатели для капельниц, бестеневая лампа. Наркозный аппарат, УЗИ, кардиограф. Вот тут казалось, что вещи использовались по назначению. Шкафчики из металла и стекла, большущее зеркало в металлической раме.

Я обошел операционную, осматриваясь.

И быстро вышел, возвращаясь в вестибюль.

Администратор уже не рыдала, а рассказывала вовсю, хоть и с тихими подвываниями:

– Ничего мы тут не делаем… ширма это все, пусты-ы-ышка… черный обнал идет… Счета за красоту огро-о-о-омные… начальство кру-у-утит… мы-то на зарплате… не убивайте…

А что! Достаточно убедительная версия!

– Виталий Антонович, – сказал я. – Врут они всё. У вас схема здания есть?

– Нет, – ответил он. – На это время нужно.

– Не важно, – сказал я. – В этой операционной потайная дверь.

Администратор подняла голову, прекращая рыдать. Уставилась на меня.

И прыгнула!

Глава восьмая

Есть несколько вещей, которые человек, даже хорошо физически тренированный, сделать практически не в состоянии. Отжимание на двух пальцах, как это получалось у Брюса Ли; вис на перекладине на прямых руках в параллель полу; подтягивания на пальцах – всё это очень, очень, очень сложно и доступно единицам.

Но есть простые вроде бы вещи, которые сделать невозможно. К примеру – прыгнуть вперед из положения сидя на стуле.

У человека просто нет для этого нужных мышц.

Подпрыгнуть – легко.

Свалиться – легко.

Оттолкнуться ногами и перевернуться вместе со стулом, сделать кувырок – трудно, но скорее психологически.

А вот как прыгать вперед, когда твои ноги стоят вертикально, а руки ни на что не опираются?

Чем оттолкнешься?

Администратор, вполне обычная на вид женщина, прыгнула. Да еще как!

Вот она сидела, рыдая и рассказывая про финансовые махинации.

А вот уже летит вперед! В прыжке она оттолкнулась от стойки, но ведь как-то вначале до нее допрыгнула!

Я отшатнулся, мне показалось, что женщина несется на меня. Но она стремилась к двери одного из кабинетов. Уж не знаю, чтобы запереться там, схватить какое-то незамеченное нами оружие или выпрыгнуть сквозь окно (там стоял крепкий стеклопакет, но теперь я в нее верил – пробьет в прыжке и не заметит!).

Ей потребовалось лишь одно приземление, уже почти у двери, она кувыркнулась вперед и наполовину выпрямилась, без сомнения, чтобы снова прыгнуть, – и, пожалуй, до окна бы долетела.

Василий выстрелил ей в спину. Как-то так получилось, что он среагировал первым.

При такой неустойчивой позиции пуля должна была сбить ее с ног, опрокинуть. Но женщина просто застыла, словно окаменела. В спине, между лопатками, возникла аккуратная темная дырочка.

То ли Василий был таким метким стрелком, то ли вмешался случай – он попал ей в сердце.

На мгновение повисла тишина. Выстрел был на удивление негромким, женщина не закричала – казалось, что ничего страшного и не случилось. Так, игра…

Администратор повернула голову.

На сто восемьдесят градусов.

Как на шарнире.

Оскалилась – рот открылся неожиданно широко.

Изо рта высунулся и затрепетал язык, слишком длинный для человеческого. То ли это была рефлекторная реакция, то ли какая-то угроза…

Василий выстрелил еще дважды. Все пули кучно легли по центру спины.

Женщина вытянула в нашу сторону руки. Те тоже вывернулись к спине, будто им было все равно, с какой стороны тела находиться!

Дрянь эти новые патроны!

Я судорожно рвал пистолет из кобуры. Елена держала администратора на прицеле обреза, Виталий Антонович тянул из сумки автомат, остальные словно оцепенели.

И тут из дырок в спине побежали по телу администратора трещины!

Самые настоящие трещины, потому что она обращалась в камень, а тот разваливался!

Администратор издала странный сипящий звук и ловко запустила пальцы в свои раны. Выдернула одну пулю – та сияла неярким багровым светом. Пальцы мгновенно окаменели и отвалились. Кисть второй руки превратилась в камень прямо в ране, руки начали осыпаться мелким бурым песком.

– С-с-суки… – едва слышно выдохнула администратор.

Похоже, легких у нее уже не осталось.

Через несколько секунд лицо администратора превратилось в серую маску, будто талантливый скульптор вылепил человека из мокрого песка.

А еще через мгновение песок высох – и она развалилась.

– Твою ж мать! – сказал Василий. И неожиданно добавил: – На мою бывшую похожа! Была.

В это мгновение связанный стяжками охранник, видимо, понял, что ничего хорошего ему не светит. И тоже стал высвобождаться.

С тем же пренебрежением к законам человеческой анатомии он повернул голову к спине, вырвал руки из тугой пластиковой петли, дрыгнул ногами, разорвав стяжку, и выпрямился, встал из положения лежа!

Для него гравитация вообще существует?

Кажется, он не собирался бежать, хотя все были в таком шоке, что это могло и получиться. Одним взмахом руки, неожиданно удлинившейся, он сбил Василия и развернулся к Елене.

Хирург выстрелила дуплетом.

С расстояния в метр вся дробь вошла охраннику в спину (да-да, он так и двигался, вывернувшись лицом и руками к спине). Дробь сработала точно так же, но быстрее – охранник осыпался на пол горкой песка, будто вампир в мультике, попавший под солнечный свет.

Может, отсюда и легенды? О каменеющих троллях и рассыпающихся вампирах?

– Я никого не задела? – озабоченно спросила Елена. – Если, не дай Бог, в кого-то вошла дробина… надо вырезать…

Все принялись судорожно осматриваться. Очень не хотелось превращаться в песок, да еще и от дружеского огня.

Виталий Антонович уже держал в руках автомат. Внешне он оставался спокойным, но его выдавал легкий тик.

– Что ж… мы уже пришли не зря… – сказал старший. – Друзья? Как полагаете? Рептилоиды?

– Уж точно не Инсеки, – сказал деда Боря. – Дьявол… я не верил. До конца не верил!

– А кто из нас верил? – воскликнул Виталий Антонович, и в голосе прорвалось торжество. – Суки! Их же не отличить было!

Деда Боря едва заметным движением взялся за сердце. Потом сказал:

– Я в туалет, с вашего позволения…

И скрылся в дверях сортира.

Юра подошел к останкам администратора, ткнул стволом помповика, подцепил халат, поднял.

Горка песка. Из него высовывается краешек кружевных трусиков.

Юра поворошил песок, выкатилась одна из пуль, излучаемый ею свет медленно угасал.

– Мощная штука, – сказал Юра с уважением. – Жаль, не мгновенно работает.

Под формой охранника тоже ничего, кроме крупных дробин и семейных трусов, не нашлось.

– Плохо – вскрытие не сделать, – сказала Елена. – Ах, мальчики, как жаль! Мы могли понять, как они устроены!

– Следующего хоть живым анатомируй, – буркнул Виталий Антонович. – Только вязать их надо как-то… с учетом силы и гибкости… Не знаю, как их вязать. Надо попробовать отрубать головы! Выстрел в голову, потом отрубаем, тело остается целым.

– А мозги как изучать? – деловито спросил Юра.

– Следующему выстрел в тело, отрубаем голову и изучаем.

– Годно, – решил Юра.

И нервно рассмеялся.

Вернулся деда Боря, недовольно сказал:

– Они не гадят, что ли? Туалетной бумаги нет, мыла нет…

Взял со стола бутылку санитайзера и щедро плеснул на руки.

– Есть и плюсы, – сказал Виталий Антонович. – Песок убрали – и всё. Никаких материалов для уголовного дела. А можно и оставить, песок… он и в Африке песок. Только одежду убрать.

Елена молча подняла форму, брезгливо, двумя пальцами взяла трусы охранника, отряхнула и отнесла в соседний кабинет. Повесила на вешалку. Потом проделала то же самое с одеждой администратора. Сказала:

– Вот и всё. Грязно тут у них, экономят на уборщице… Максим, дорогой, что ты там углядел? Или на понт ее брал?

– Нет, не на понт, – сказал я. – Выстрелов никто не слышал, как думаете?

Ответа никто дать не рискнул. Но мне самому казалось, что пальба прозвучала не так уж и громко. Окна закрыты, стеклопакеты хорошие, помещение клиники не в общем здании, а в пристройке.

– Идемте, – сказал я.

Вслед за мной все прошли в операционную.

Я не стал тянуть, сразу ткнул пальцем в зеркало на стене:

– Вот.

– Для операционной странновато, – сказала Елена, изучая зеркало. – Но мало ли… посмотреться сразу после подтяжек-липосакций…

Она попыталась отодвинуть зеркало от стены и хмыкнула. Потрогала стекло.

– Теплое…

– Пусти-ка, – Юра взялся за зеркало с одной стороны, Василий – с другой. Они дергали, пытались сдвинуть вверх-вниз. – Нет, жестко закреплено. Может, на клее?

– Почему решил, что это дверь? – спросил Виталий Антонович.

– По размеру, форме. Идет от самого пола. И рамка эта – вы такой металл видели?

Металлическая рамка была серовато-голубой.

Виталий Антонович достал из сумки нож, серьезный такой, то ли боевой, то ли охотничий. Попробовал поцарапать рамку. Спросил:

– Это как в Гнезде?

– Да. Какой-то чужой сплав. Не зеркало это!

– А может, экран?

Я смутился. Это мне в голову почему-то не пришло.

– Может быть.

– Дверь должна открываться, – сказал Виталий Антонович серьезно. – Ищем какой-то рычаг, кнопку, педаль, скважину. Что угодно! Я не хотел бы задерживаться тут.

И мы стали искать.

Все, кроме Юрия, – тот мерял шагами помещение, потом вышел из операционной, потом я заметил его силуэт за прикрытыми жалюзи окнами. Он обошел пристройку, постучал в крайнее окошко. Я выглянул, он мне кивнул и сделал знак, что возвращается.

– Может, пульт кондиционера? – спросила Елена. Стала нажимать кнопки, заработал кондиционер под потолком.

– Пульт может быть… – согласился Василий.

– Вот такой? – спросил деда Боря.

Он стоял возле шкафчика с лекарствами. В руках у него был маленький пластиковый пульт, будто от простецкой детской игрушки, с двумя треугольными кнопками.

– Не нажимай! – быстро сказал Виталий Антонович. – Стоп! Люди, если это оно…

Вернулся Юрий. Сказал:

– Все верно, молодец Максим. Тут помещение кончается у крайнего окна. А снаружи – еще почти три метра до стены здания. Неучтенное помещение!

– Незаконная перепланировка, – попытался пошутить я. Особого успеха шутка не имела.

– Вооружаемся и снаряжаемся, – сказал Виталий Антонович. – Мы должны быть готовы сразу же вступить в бой.

Мне казалось, что все и так вооружены и снаряжены.

Куда там!

Во-первых, у всех в сумках оказались бронежилеты. Какие-то совсем тонкие, несерьезные на вид, но все же… Позавидовать я не успел – Виталий Антонович протянул один и мне. Сказал:

– Взял на твою долю.

Я не стал ломаться. Ветровку скинул, бронежилет надел.

Ого… На вид казался легче!

Все вооружились еще и ножами. Надели тактические перчатки. Вот тут я был в пролете, для меня ни ножа, ни перчаток не нашлось. Последним штрихом стали очки-зеркалки, я надел свои.

Если тварь уже стала невидимой, то мы ее заметим.

Единственное, что еще я мог сделать, – это вколоть себе концентрат мутагена «первой фазы». Но мне безумно хотелось обойтись без этого. Если верить хранителю Раменского Гнезда, шансов выжить потом было немного.

Поэтому я достал ампулу из термоса и положил вместе со шприцем на операционный стол.

– А это что? – резко спросил Виталий Антонович.

– Подарок, – я не стал вдаваться в объяснения. – Типа сильного стимулятора. Но он может меня убить.

Виталий Антонович кивнул.

– В крайнем случае вколю, – сказал я искренне. – Если успею, конечно.

Почему-то все старичье уставилось на меня.

– Вы чего? – спросил я. – Ну давайте вколю заранее…

– Не спеши, – сказал деда Боря мягко. – А лучше позволь кому-нибудь из нас, ладно?

– У нас много чего на душе, не хотелось бы еще за твою жизнь отвечать… – поддержал Василий.

– Мы с Еленой входим первыми, – решил Виталий Антонович. – Потом Юра с Василием. Деда Боря, ты с Максом. Если пойдет плохо… – Он не закончил. – Макс, бери пульт и нажимай.

Я взял пульт. Все выстроились у зеркала.

С замиранием сердца я нажал верхнюю кнопку.

Ничего не произошло.

– Сейчас вторую, – сказал я.

Вторая кнопка сработала.

На окнах снаружи стали медленно опускаться роликовые ставни.

Нервное напряжение нашло выход во всеобщем хохоте.

Мы ржали, сжимая оружие и глядя, как опускаются темно-коричневые металлические пластины.

Нашли пульт!

– У меня же на даче похожий! – выдавил из себя деда Боря. – Что я за дурак, а?

– Только не беги в туалет по этому поводу, – едко сказал Юрий.

Хохот возобновился с новой силой.

– Посмотрю на тебя в мои годы! – возмутился старик.

Постепенно смех стих. Кажется, я кончил смеяться последним.

– Еще идеи есть, господа взломщики? – спросил Виталий Антонович.

– Да ну его! – вдруг сказал Юрий. Сделал два шага вперед.

И выпалил в зеркало.

Нет, это было не стекло. Стекло бы разлетелось вдребезги.

Это зеркало вообще бы не взяла обычная пуля.

А вот особая, от Продавца, наполовину вдавилась в поверхность и прилипла, полурасплющенная, медленно разгораясь багровым.

Зеркало вокруг пули начало мутнеть.

То ли эти заряды действовали не только на органику, то ли само зеркало имело биологическое происхождение – не знаю. Скорей уж второе, потому что оно вдруг пошло волнами, утратило зеркальность и гладкость, стало похоже на кусок шероховатой бугристой шкуры, вроде акульей кожи.

И окаменело.

Виталий Антонович поднял ногу и с силой пнул каменную перемычку. Та с грохотом рассыпалась острыми клиньями.

За рамой виднелась ярко освещенная комната.

– А ларчик просто открывался… – сказала Елена зачарованно.

Чуть наклонив голову, шагнула вперед.

Рядом, отставая на шаг, вошел в зазеркалье Виталий Антонович.

Они отошли буквально на полметра, когда Виталий Антонович повернулся направо и автомат в его руках загрохотал.

Вот это было громко!

Я вдруг понял, что во всем снаряжении не хватало еще одной полезной вещи – наушников.

Елена тоже дважды выстрелила. Потом переломила стволы и принялась менять патроны.

Виталий Антонович тоже прекратил стрельбу, стоял напряженно, пригнувшись и явно колеблясь.

Мы видели только их, во что они стреляли – понять было невозможно.

Юрий и Василий, сбросив оцепенение, бросились внутрь и чуть не столкнулись в проеме.

Я рванулся следом и едва не поскользнулся на осколках «зеркала». В комнате было очень жарко, влажно, пахло кислятиной и дерьмом.

За мной вбежал деда Боря.

И только когда мы оказались внутри потайной комнаты, я увидел, куда они стреляли.

Это было длинное узкое помещение между основным зданием и пристройкой, мы вошли почти с торца. Шириной комната оказалась метра три, зато тянулась вдоль всей клиники, метров на десять. С нашей стороны вообще ничего интересного не было – грубо оштукатуренные стены, яркие лампы на проводах под потолком, цементный пол.

А вот дальше комната напоминала одновременно лавку мясника и камеру пыток.

С потолка свисали металлические цепи с крюками на концах. На них были рядком подвешены люди, грубо наколотые на крюки в районе плеч. Они все были живы, но выглядели совершенно по-разному.

Ближе всего к нам была голая молодая женщина. Совершенно нормальная на вид, если не брать в расчет торчащий над грудью окровавленный крюк. При нашем появлении она подняла голову, слепо посмотрела в нашу сторону и негромко выдавила:

– Помогите…

На следующем крюке тоже висела женщина, только руки и ноги у нее удлинились, а тело слегка распухло. На третьем крюке был мужчина – у него и голова увеличилась, распухла, покрылась густыми волосами. На четвертом тоже мужчина – еще сильнее трансформированный, на боках, под руками, набухали какие-то бугры. Висевшее на пятом крюке существо было уже непонятного пола, а «бугры» проклюнулись еще одной парой рук – пока совсем коротких, недоразвитых.

Это был целый инкубатор монстров, подобных тому, что нападал на Гнездо!

А перед ним, заслоняя от нас, стоял еще один монстр.

Совсем уж похожий на полноценного, высоченный, только средние лапы еще были коротковаты и ладони не сильно больше человеческих.

Но силовыми полями он уже управлял!

Все пули и дробины, выпущенные Виталием Антоновичем и Еленой, висели в воздухе, словно маленькое, багрово светящееся созвездие.

Подрагивали, покачивались, источая свою смертоносную каменную магию.

Существо скалилось и смотрело на нас. Видимо, удержать все выстрелы ему было трудно.

Все-таки оно еще развилось не до конца!

«Уходите! – пронеслось у меня в голове. Голос был нежным, женским, даже с какой-то материнской тревожностью. – Не трогайте!»

Эта тварь защищала своих… детенышей? Нет, скорее братьев и сестер.

У Измененных, пусть даже таких, изуродованных до неузнаваемости, и впрямь были родственные чувства.

– Что стоите! – крикнула Елена. – Мать вашу!

И снова выстрелила.

Ее крик разорвал оцепенение. Стрелять принялись все – и в этот раз тварь не сумела удержать все пули.

Я тоже нажал на спуск – и скорее почувствовал, чем увидел, что попал в одно из подвешенных тел. Мужчина с раздутой головой задергался, тело сорвалось с крюка и упало, корчась.

Мои патроны действовали иначе, они просто убивали.

А вот еще кто-то попал в самую дальнюю фигуру, и та принялась каменеть, дробящимися фрагментами гулко падая на пол.

«Нет!» – взвыла тварь.

И кинулась в атаку.

Ближайшим к ней оказался Юрий. Он успел выстрелить в упор, и пуля из помпового ружья, пробив защиту, ударила в ладонь. Неуловимо быстрым движением существо занесло над раненой ладонью другую руку – и отсеченная каменная кисть упала на пол.

Вторым взмахом она разнесла Юрию голову.

Кровь ударила во все стороны.

Виталий Антонович закричал, отступая. У него в магазине кончились патроны, он потянулся за новой обоймой, уронил ее и выхватил нож.

Елена перезаряжала ружье.

Мы с Василием и дедом Борей палили из пистолетов. Тварь одной рукой ухитрялась удерживать невидимый щит, где вязли горящие багровым пули, и наступала на Виталия Антоновича.

Я прицелился в распухшее тело и выстрелил три раза подряд.

Мои пули прошли барьер.

То ли тварь сосредоточилась на удержании другого типа боеприпасов, то ли мои патроны обладали большей пробивной силой.

Монстр замер, скребя себя двумя руками по раненому боку.

Елена уперла ему в грудь обрез и выстрелила.

Тварь рухнула.

Виталий Антонович, наш невозмутимый предводитель, с силой пнул ее по голове и принялся бить ножом, матерно бранясь.

Тварь не шевелилась.

– Юра… – сказал деда Боря с горечью. – Юрочка, что ж ты…

Он подошел к окровавленному телу. Секунду смотрел на него.

Потом поднял пистолет и выстрелил.

Тело обратилось в песок.

– Ты чего? – закричал Василий. – Ты чего творишь, старый хер?

Не обращая на него внимания, деда Боря молча пошел к висящим заготовкам монстров. Те задергались, завыли. Ближайшая женщина опять простонала:

– Снимите меня…

Может быть, мы бы и сняли.

Вот только вслед за этими словами она издала шипящий звук и резким движением руки попыталась ухватить и притянуть к себе деда Борю. А когда не вышло, жутко, пронзительно захохотала.

Деда Боря выстрелил ей в сердце. Потом застрелил еще одного монстра. И сухо сказал:

– Василий, заканчивай остальных. Чтоб ничего не осталось.

– Ты чего, ты зачем Юрку! – выкрикнул Василий, тряся в воздухе пистолетом.

– Он всё сделал правильно, – сказала Елена. – Мы уходим, следов не оставляем. Да соберись, ты ж не баба!

Василий собрался. Побрел к дергающимся монстрам.

– Парень, ты как? – спросила Елена.

Я посмотрел на Виталия Антоновича. Тот закончил пинать мертвого монстра и теперь менял магазин в автомате.

– Нормально, – сказал я.

Ничего нормального на самом-то деле не было.

Мы убили недоделанных монстров и их хозяев. И одного почти готового монстра.

Но тот, кто приходил к моей квартире и угрожал через дверь, «говорил» мужским голосом.

Одна тварь осталась на свободе.

Глава девятая

Не знаю, в звукоизоляции ли дело, или со стороны жилого комплекса были не квартиры, а нежилые помещения, или просто люди постарались не услышать выстрелы…

Люди хорошо это умеют делать. Всегда можно сказать себе, что идет ремонт, работает отбойный молоток или кино кто-то включил на полную громкость, а никакой стрельбы нет.

Помещение мы убирали минут пять, полиция за это время должна была бы приехать – все же центр Москвы. Но Виталий Антонович сказал, что лучше уж успеть уничтожить все следы налета, чем кинуться в бегство с сумками, полными оружия. Нет тел – нет и состава преступления.

Одежду Юрия убрала в его сумку Елена. Похоже, у нее нервы были крепче, чем у остальных, все-таки профессия сказывалась. Песок, в который обратились тела, мы сгребли в несколько кучек. Теперь это была просто грязноватая клиника, а не логово чудовищ.

Может быть, конечно, стоило оставить в живых одну из тварей. Может быть, та женщина, что разговаривала, пошла бы на контакт.

Но мне кажется, она просто попыталась бы нас убить. Что-то в ней уже изменилось бесповоротно, хоть телом она еще походила на человека.

Мы вышли из клиники и двинулись к скамейке, где ждала нас Милана.

Что будет дальше?

Охранник и регистратор – это ведь явно не вся команда. Придут другие. Обнаружат следы боя.

Позвонят в полицию?

Очень вряд ли. Слишком многое им придется убирать и объяснять.

Попытаются найти нас?

Если есть доступ к видеокамерам на московских улицах, то со временем найдут. Нынче это не так быстро, камеры не связаны в сеть, раз в несколько дней в них меняют флэш-накопители на новые, а информацию со старых сливают на сервера МВД. Потребуется время, но нас вычислят. Как жаль, что эпидемий больше нет и все ходят по улицам без масок! Вот когда я учился в старших классах, без маски появиться на улице было не просто запрещено, а еще и неприлично, всё равно что без штанов.

Милана привстала, увидев нас. Вначале улыбнулась. Потом нахмурилась.

– Юрия больше нет, – сказал Виталий Антонович.

Милана прижала ладонь ко рту.

– Монстр?

– Монстры… Юрий знал, на что идет, – сказал деда Боря. – Мы все знали. Еще легко отделались.

– Пойдемте ко мне? – предложил я.

– Не могу, – сразу ответил Виталий Антонович. – Должен вернуться домой.

– У меня работа, едва успею, – сказал Василий. Он был самым хмурым, видимо, с Юрием их связывали приятельские отношения. – Простите, уйду.

– Зайду, – сказала Елена. – Мне спешить некуда.

– Я тоже, с вашего позволения, – кивнул деда Боря.

– Василий, Виталий Антонович… – Я посмотрел на них. – Одну вещь вы должны знать. Того монстра, что приходил ко мне, здесь не было.

Виталий Антонович нахмурился:

– Уверен?

– Да. Он был и не так развит, как эта… охранница. И говорил мужским голосом.

– Говорил? – удивился Виталий Антонович. – Там ведь только… женщина…

– Монстр говорила. Вы не слышали?

Он покачал головой. Похоже, не слышал никто.

– Вроде мысленной речи, – сказал я. – Тот, в Гнезде, тоже разговаривал. Такие… то ли слова, то ли образы в голове. Но с интонацией. Здесь она была женская, клянусь. У того, что приходил, мужская. И он был ощутимо мельче, мог замаскироваться под человека.

– Плохо, – сказал Виталий Антонович. Поколебался секунду и добавил: – Но мы сделали всё, что могли.

Я не спорил.

Это действительно было куда больше, чем я мог надеяться. Справился бы я сам с охранником у дверей, с регистратором, потом с монстром-охранницей? Вряд ли…

– Но тварь на свободе. И Гнездо в опасности.

– Макс, – Виталий Антонович положил мне руку на плечо. – Ты не обязан и не можешь защищать Измененных от всего мира. Ты и так им помог. Если придет один монстр, у них будет шанс отбиться.

Я так не думал.

Но о чем я мог просить людей, которые и так вышли сражаться, потеряли друга и рисковали загреметь в тюрьму?

Дождаться прихода «врачей»?

– Хорошо, – смирился я. – Спасибо, Виталий Антонович.

– Всё нормально, Макс, – он кивнул. – Отдохни. Нам всем надо отдохнуть.

Они с Василием пошли по переулку в сторону Садового.

А мы – в сторону моего дома.

Милана взяла меня за руку, и это было то, что нужно.

Мы снова сидели на кухне. Елена отогнала от плиты и меня, и Милану. Порылась в холодильнике и шкафах. Нашла замороженные куриные крылышки и ножки, мой папа их называл «куриными запчастями», лук и вермишель. И принялась варить суп.

– Жаль, картошки нет, – упрекнула она. – Куриный супчик без картошки слабоват…

– Вы так спокойно готовите, – не выдержал я. – Мы ведь только что…

– Полтора часа уже прошло, – ответила она невозмутимо. – Что ж, голодать теперь?

Я глянул на деда Борю. Тот ухмылялся.

– Ваш товарищ погиб, – не выдержал я.

– Так мы все шли умирать, – спокойно ответил он. – Ты пойми, Максим, мы – те, кто выжил в девяностые. Нам тогда было как тебе сейчас… ну ладно, мы с Леной постарше. Это у вас Виталий Антонович за старшего, в нашей компании мы его за водкой гоняем. Кстати…

Открыв холодильник, я достал початую бутылку, из которой отпил пять дней назад.

Елена, не отрываясь от приготовления супа, поставила на стол четыре рюмки. Как и когда нашла их у меня?

– Я не пью, – сказал я.

– Тебе чуть-чуть, – деда Боря налил до половины в три рюмки, а в четвертую совсем на донышко. – Не чокаясь. За Юру.

Мы выпили. Милана поморщилась, но тоже выпила.

– У меня неприятное ощущение, – сказал деда Боря, – что мы только что выполнили чужую работу.

– Факт, – подтвердила Елена.

– Еще бы понять, на кого мы сработали, – сказал я. – На Инсеков? На наши власти?

– Не только, – деда Боря глянул на меня. – То существо, что приходило к тебе… это точно был монстр?

– Вмятины видели на двери?

– Кувалда?

– А телепатическая речь?

Деда Боря кивнул:

– Да. Это довод. Меня смущает сама ситуация: тварь, способная уничтожить целое Гнездо, не смогла выломать твою дверь и принялась запугивать, будто мелкая шпана. Это неэффективно, наивно и способно скорее вызвать ответные действия. И ведь вызвало!

– Боря, уймись, – сказала Елена. – Ты уж слишком хитрые схемы им приписываешь.

– Они жили на Земле веками и замечательно всеми нами манипулировали, – сказал деда Боря. – Без хитрых схем такое невозможно.

– Вы про рептилоидов? – спросила Милана.

Елена рассмеялась.

– Ну, за неимением другого термина… Кстати, Борь, ты что думаешь о той гибкой парочке?

– Не они, – ответил деда Боря. – Тех мы бы так легко не взяли. Какие-то слуги высокого уровня, тоже Измененные. Скорее всего, добровольцы-фанатики.

– Обычная схема, – согласилась Елена.

– Стоп, стоп! – Я поднял руку. – Вы уж объясните тогда? Какие слуги?

Деда Боря кивнул:

– Да, извини. Мы считаем, что ситуация следующая. Наша Земля на протяжении многих веков… может, и тысячелетий… находилась под контролем группы инопланетных существ. Те особо себя не афишировали, хотя какие-то утечки информации случались.

– Но опасна ли утечка информации? – весело спросила Елена. – Если ты видишь лужицу воды в ванной комнате на сухом полу, то заподозришь неладное. Если весь пол мокрый, то ты протечку вообще не заметишь. История человечества залита информационным мусором. Фантазиями, сказками, прямыми дезинформациями. Потом фантастика, желтая пресса, желтые телеканалы, уфологи, секты, сумасшедшие разоблачители…

– В общем, они жили тихо, – подытожил деда Боря. – Зачем-то мы им были нужны. Не золото и бриллианты, не нефть и газ, а люди. Что-то они с нас получали и даже способствовали развитию. Где-то с девятнадцатого века – это хорошо прослеживается – началось активное развитие науки и технологий.

– Потом прилетели Инсеки, – сказала Елена. – Ты знаешь, что все основные ядерные державы ударили друг по другу практически одновременно? Буквально три дня на ровном месте нарастал поток обвинений, угроз, а потом – война.

– Французы не ударили, – заметил деда Боря. – Но у них произошла странная история, министр обороны сошел с ума и застрелился… ладно, не важно. Суть в том, что, вероятнее всего, это была не наша война. Наши рептилоиды пытались уничтожить человечество, чтобы Инсеки его не захватили. Не то шантаж, не то реальная попытка не отдать ценный приз.

– «Так не доставайся же ты никому!», – Елена мрачно засмеялась.

– Но не вышло, – продолжал деда Боря. – Инсеки этого шага ждали, уничтожили ядерное оружие и взяли контроль над Землей. Рептилоиды, очевидно, затаились.

– Может, вы и про Луну знаете? – не выдержал я. – Зачем они ее разрушили?

– Предположения есть, – к моему удивлению, ответил деда Боря. – У меня сын физик.

– В Хайфе, – уточнила Елена.

– Завидовать грешно, – парировал деда Боря. – Так вот, многие научные направления по требованию Инсеков закрыты, как опасные для человечества. Но даже смежные дисциплины позволяют кое-что заметить. Иногда. Лунное кольцо излучает!

– Что? – спросила Милана. – Вы извините, просто у меня была курсовая: влияние Лунного кольца на жизненный цикл растений… там действительно есть связь…

– Излучение очень слабое, в широком спектре радиомагнитных волн. По нашим представлениям, влиять на людей не должно, однако… Сложное модулированное излучение, цикл восемь с небольшим часов. Лунное кольцо стало отражателем, понимаете? С нашей точки зрения, это чрезмерно сложно, это полное безумие – раздробить Луну, чтобы потихоньку облучать Землю какими-то волнами. Но для Инсеков это как раз могло быть простым и надежным решением.

Елена выключила плиту и стала разливать суп по тарелкам. Сказала:

– Всё, мальчики. Хватит разговоров. Сейчас надо поесть и отдохнуть.

– Вы о чем? – насторожился я.

– Ты же пошел громить логово не потому, что тебя вчера утром напугали. И не из-за давних обид на пришельцев. А мы к тебе пришли не супчику поесть… Ты, я вижу, вполне устроен в этой жизни, Максим. Какие у тебя личные причины защищать это Гнездо?

– У него там девушка, – сказала Милана.

Я напрягся, ожидая расспросов, удивленных или сочувственных взглядов. Но Елена только вздохнула:

– Как всё сложно-то в молодости… Итак, одна тварь осталась, и ты считаешь, что она пойдет в Гнездо?

– Да.

– Твоя версия: что ей там нужно? – шумно хлебая куриный бульон, спросил деда Боря.

– Мне кажется, цель – какой-то ребенок. То есть, уже куколка. В Гнездо должны были привезти троих перед первым нападением. Но задержались.

– То есть некоторые дети интересуют Инсеков больше других, – сказала Елена. – У нас были такие подозрения.

Деда Боря вытер губы, отодвинул пустую тарелку. Ел он быстро, будто солдат, которому дали пару минут на обед.

– С одной стороны, непонятно, кому и помогать, – сказал он. – Что Инсеки на нас пасутся, что рептилоиды. Честно говоря, при прежних-то поинтереснее было…

– Все они чужие твари, – вздохнула Елена. – Тут хоть есть шанс мальчику помочь…

– Это верно, – деда Боря глянул на меня. – Опять же, хоть какой-то реальный движ. А то сидим в своем кругу, сопли жуем, одни и те же версии перебираем. Я сегодня наконец-то живым себя ощутил.

Он замолчал, видимо, подумав о Юрии. Потом спросил:

– Когда ты собирался идти в Гнездо?

– Через пару часов, как начнет темнеть. Я ведь даже не знаю, впустят ли меня! Мы не очень хорошо расстались…

– А потом ты дал волю гормонам, – безжалостно сказал деда Боря и кивнул: – Ладно. Если не против, я подремлю на диванчике. У тебя же найдется диванчик? И хорошо бы зайти в Комок, купить таких патронов, как у тебя. Я бы вообще зарядил магазин вперемешку.

– Поспи, – согласилась Елена. – А я с молодежью побуду. Почистим стволы, обсудим тактику.

– Нас могут не впустить! – повторил я.

– Впустят, – мрачно ответила Елена.

Я понял, что спорить с ней еще безнадежнее, чем с бабушкой, решившей накормить внука пирожками.

К вечеру небо плотно затянуло тучами.

Дождя еще не было, но по радио МЧС обещало ливень, ветер, гром и молнии, рекомендуя всем оставаться дома и закрыть окна.

Мне это показалось очень символичным и подходящим моменту. Я даже сказал об этом, но Елена лишь спросила, найдется ли у меня лишний зонтик, а деда Боря принялся вслух размышлять, работает ли невидимость монстра под дождем, или же он будет выглядеть как человек-невидимка в классической книжке – пустотелым водяным пузырем.

У этого поколения, любящего повторять «мы выжили в девяностые», никакой романтики!

Я подумал, не зайти ли к родителям, но решил, что это лишнее. По моему лицу много чего можно будет прочитать.

Милана пошла с нами.

Нет, я спорил, конечно! По целому ряду причин мне не хотелось идти вместе. Но она стояла на своем, ни меня, ни деда Борю не слушала, ну а Елена пожала плечами и сказала: «Девочка имеет право».

Так что мы пошли вчетвером.

На улицах парило, людей стало ощутимо меньше. В такую погоду можно и не слушать прогнозы, достаточно голову поднять к небу. Мы быстрым шагом шли к Комку, я мысленно представлял разговор с Дариной, остальные тоже думали о чем-то своем.

И в скверике рядом с Комком навстречу мне семенящим бегом выкатился бомж-собирашка. Тот самый, которому я почти неделю назад помог найти кристаллики.

В этот раз бомж выглядел куда приличнее. На носу сидели простые, но новенькие и целые зеркалки, и вместо многослойного тряпья, делающего его похожим на ухудшенную версию Продавца, он был одет в заношенную кожаную куртку с косой молнией.

В общем, если причесать и чуть подстричь грязные космы, бомжа можно было выпускать на сцену в рок-группе.

– Дни свои влачить без друга – наигоршая из бед! Жалости душа достойна, у которой друга нет! – восторженно воскликнул бомж.

Блин. Запомнил…

Милана глянула на меня с удивлением, а вот деда Боря, похоже, развеселился. И не менее эмоционально произнес:

– Потворствуй преданным друзьям, их за поступки не гони. Как напоит тебя сосуд, тобой разбитый в черепки?

Бомж замер, всплеснул руками. Сказал:

– Узнаешь алмаз по блеску, узнаешь по пенью птицу, но поймешь ли человека по одежде и словам? Можно снять халат богатый, могут речи измениться, человека ты узнаешь по возвышенным друзьям!

Деда Боря на миг задумался. Покачал головой:

– Простите, не настолько знаю творения Ильяса ибн Юсуфа…

– Это мое, это уже мое! – с гордостью воскликнул бомж. – Как приятно встретить образованного человека в нынешнее горестное время! Я не стану более приближаться, ибо ночевал в вонючем подвале и источаю неприятные запахи. Хотел лишь поблагодарить достойного юношу, поскольку без его неоценимой помощи мне бы не выбраться из пучины нищеты и бездны отчаянья!

– Всё в порядке, – сказал я. – Рад за вас. Хорошие очки.

– И фонарик! – Бомж ловко извлек из кармана косухи фонарь. – Уже заработал сегодня на скромный, но достойный ужин.

Покрасовавшись фонариком, он нахмурился.

– Но куда вы идете, если мне будет позволено задать этот вопрос?

– В Комок, уважаемый, в Комок, – сказал деда Боря. – Что ж, удачи вам…

Бомж хмурился и продолжал стоять на пути.

– Если мои рекомендации будут услышаны… – Он покосился вверх. – Завершите оперативно свои торговые операции и поспешите укрыться в домашнем уюте.

– Так и собираемся, – сказала Елена. – У вас-то есть где укрыться?

– Есть-есть, – бомж захихикал. И потряс головой, будто пытаясь избавиться от залитой в уши воды. – Не медлите. Сегодня плохой день, всё каплет и каплет, будет буря, будет сильная буря…

Развернувшись, он двинулся куда-то по дуге, словно не желая приближаться… к чему?

К Гнезду?

– Не нравится мне это, – сказал я. – Еще даже не капает, кстати!

Деда Боря кивнул, глядя вслед бомжу. Сказал:

– Сумасшедшие, говорят, чувствительны к излучению кольца… и к разным голосам внутри головы… Вы его не узнали?

– Нет, – сказала Елена.

– Понятно… Но нам и впрямь надо поторопиться. Скоро хлынет.

Мы пошли к Комку.

Странное дело, возле него совсем никого не было.

Внутри тоже никого.

Только Продавец стоял у стойки, слегка оживившись при нашем приближении.

– Как проявили себя новые боеприпасы? – спросил он. – Признайте, старый тип имеет свои преимущества! Как идет ваша война?

– А вы сами-то как? – не выдержал я. – Не воюете?

– Мы никогда не воюем, – ответил Продавец. – Это очень нерационально, хотя и до обидного распространено в Галактике… Итак, вам нужны еще патроны?

Глава десятая

Ливень хлынул, когда мы подошли к Гнезду. Вот только что воздух был неподвижным, влажным и душным, а потом хлестанул резкий холодный порыв – и разверзлись хляби небесные.

Последние метры до входа мы пробежали, уже не оглядываясь по сторонам, ни к чему не готовясь, а лишь прячась от стихии. Оплетающая здания паутина дрожала и звенела под порывами ветра и струями дождя.

А за дверями были такие знакомые мне мягкая тишина и полумрак. Все так же уныло горели отдельные лампы в люстрах, полы закрывали ковры и одеяла. Фойе выглядело абсолютно пустым.

– Давит… – сказала Елена, отряхивая мокрые волосы.

– Что давит? – не понял я.

– Ну… защита Гнезда… ты не чувствуешь? Выталкивает, хочется выйти.

Я покачал головой. Теперь я никак не чувствовал Гнездо, и это бесило. Лучше бы уж отталкивало.

– О, явились… не замочились!

Ну понятно, это была Наська, только тон у нее был сухой и колкий, непривычный. Куколка появилась откуда-то из дальней части фойе, подошла ближе – и настороженно остановилась. Опустила голову, глядя на деда Борю и Елену исподлобья.

– Привет, – сказала Елена дружелюбно. – Мы друзья.

– Чьи? – мрачно спросила Наська.

– Максима.

– А он чей друг? Ее? – И она косо глянула на Милану.

Елена вздохнула и подошла к куколке. Я почему-то думал, что она присядет перед ней, по всем этим психологическим заморочкам «будьте на одном уровне с детьми», «говорите глаза в глаза». Но Елена осталась стоять: высокая и сухопарая старуха рядом с растрепанной хмурой девчонкой.

– Детка, у нас был ужасно тяжелый день. Мы разгромили логово, где выращивали монстров. Убили нескольких созданий, которые были виноваты лишь в том, что из них сделали послушных убийц. Потеряли нашего старого друга. А теперь пришли сюда, потому что иначе мальчик приперся бы спасать вас один. Ясно? Теперь позови его девушку…

– Его девушка… – начала было Наська, но осеклась. Засопела. – Она уже знает, она сама придет.

– Может, ты попросишь Гнездо не давить так на нас? – спросила Елена.

– Я не могу, оно само…

– А ты хорошенько попроси, – сказал деда Боря. – Я знаю, что Гнездо может ослабить психический щит.

Наська топталась на месте, явно не зная, как реагировать и что говорить. Совершенно на нее не похоже. Видимо, если моего появления она все-таки ждала, то «группа поддержки» стала для нее неожиданностью.

– Эй, мелкая, – сказал я негромко. – Не дуйся, лопнешь.

– Отойди, чтоб не забрызгало… – без огонька ответила она.

И тут я услышал голос Дарины:

– Кто вы?

Я повернулся, посмотрел на жницу.

Она не изменилась, уже хорошо.

Все же я боялся увидеть белые мертвые глаза.

А они были прежние, сиреневые, мерцающие.

Жница стояла у лестницы и смотрела на меня. Я вдруг подумал, что сейчас она скажет: «А ты кто такой?» У меня что-то сжалось и похолодело в груди.

Я шагнул к ней.

В следующий миг она сместилась ко мне – так быстро, словно не шла, а плыла по воздуху. Заглянула в глаза.

И прижалась к груди.

– Да… – начал я.

– Ничего не говори, – прошептала она. – Ни-че-го. Молчи.

Я молчал. Чувствовал взгляды спиной. Но мне даже перед Миланой стыдно не было.

Я вдруг понял, любовь – это когда тебе не стыдно.

Обняв Дарину, я осторожно повернулся к своей странной команде.

Милана смотрела грустно, но без злости.

Деда Боря едва заметно мне подмигнул. Но хорошо подмигнул, с пониманием.

Наська, которая как-то неожиданно прижалась к Елене, вдруг фыркнула и своим прежним, нормальным голосом воскликнула:

– Хватит тискаться, на вас ребенок смотрит, между прочим!

– А ты отвернись, – посоветовал я.

Дарина медленно, неохотно отстранилась. Посмотрела на всех поочередно, будто оценивая. Сказала:

– Вы уверены, что хотите быть здесь?

Никто не ответил, все просто стояли и ждали.

Дарина вздохнула и на миг прикрыла глаза.

И я ощутил теплую волну, прошедшую по мне и сквозь меня.

Теплую, но рассеянную и полную беспокойства.

– Идем в «защищенную зону», – сказала Дарина. – Быстро, все за мной. Гнездо что-то чувствует.

Уговаривать нас не пришлось. Запинаясь о мягкую рухлядь, мы пошли за Дариной. Я шел рядом – она не отпускала мою руку.

– Какое странное Гнездо, – сказала Елена. Она с любопытством оглядывала этот склад ковров и постельных принадлежностей. – Свет… все эти тряпки.

– У нас так, – не оборачиваясь, ответила Дарина.

– В том Гнезде, куда попала моя внучка, всё иначе, – сказала Елена. Вряд ли она хотела рассказывать об этом, скорее обозначила мотивы, по которым здесь оказалась. Но я заинтересовался.

– И как там?

– Зеркала, – ответила Елена. – Всё в зеркалах. Очень ярко, холодно. Пол ровный, скользкий, как каток, его чем-то натирают.

– Это в Орехово, – сказала Дарина. – Знаю.

– А как выглядит Гнездо в Перово, тоже знаешь? – заинтересовался деда Боря.

– Да, – Дарина замешкалась на миг, потом продолжила: – Там с потолков свисают веревки. На полах вода. Жарко. Повсюду трубы, обмотанные войлоком, столбы, шесты, палки. Если ты уже не куколка, очень трудно ходить.

– Верно, – признал деда Боря.

– Кто у вас там? Внук, внучка?

– Сын, – с легкой неловкостью ответил старик.

Ого! Крепок дед! Сколько же ему было, когда родился ребенок? Под шестьдесят, пожалуй.

– Там хорошее Гнездо, – сказала Дарина. – Не переживайте.

– Не скажешь, почему все Гнезда разные? – спросила Елена.

– Нет, не скажу, – просто ответила Дарина.

Мы вышли к концертному залу, где я когда-то сражался с монстром. Я увидел свои разорванные кроссовки, так и валяющиеся среди ковров. Шестилапого чудовища не было, и мне показалось, что и тряпки в этом месте лежат другие.

Дарина с Наськой его резали на части, чтобы вытащить из зала?

Может быть…

Дверь из серого металла была закрыта, Дарина остановилась перед ней, посмотрела на нас. Сказала:

– Это «защищенная зона» Гнезда. Обычно сюда даже куколки не допускаются… – Она замешкалась, потом продолжила: – Но протокол чрезвычайных ситуаций достаточно гибок. Я считаю, что у меня есть право допуска. Прошу ничего не трогать, не задавать вопросов и по возможности не запоминать.

– Девочка, последнего мы обещать не сможем, – сказал деда Боря.

– Понимаю, – Дарина неловко улыбнулась. – Ну… я так, на всякий случай.

Наверное, только я понимал, что происходит. Она связана приказом Инсеков не совершать ничего необычного. Впустить нас в защищенную зону, чем бы она ни была, очень необычно. Но она впускает, придумывая сама себе оправдания.

– Может, не стоит? – спросил я. – Мы можем…

И осекся. Гнездо вздрогнуло, вздохнуло и заныло, словно больной зуб. Я ощущал его испуг и затаенную ярость.

Враг уже здесь.

– Быстрее! – выкрикнула Дарина. Створки втянулись в дверную коробку, мы вбежали внутрь, и дверь за нами закрылась.

Разумеется, я стал оглядываться. Ну как можно было не осмотреться?

Небольшое помещение, комната метров пять на пять. Высокий потолок.

И всё – из серо-синего металла.

Он покрывал и пол, и стены, и потолок. Без единого шва, без отверстий и дверей. Даже та дверь, через которую мы вошли, здесь была не видна. Цельная коробка, выстроенная внутри здания. Потолок светился ровным неярким светом, кажется, стены тоже, только бледнее.

И всё!

На что тут смотреть-то?

– Мы не задохнемся? – спросил я.

Дарина покачала головой.

– Оболочка осуществляет газообмен. Кислород поступает внутрь, углекислый газ, избыточное тепло и влага выводятся.

Я едва не спросил, что это за помещение, для чего предназначено. Вовремя остановился. Какая разница? Укрытие для самых ценных обитателей Гнезда. Суперпрочный сейф. Склад для мутагенов.

– А новые куколки? – спросил я. – Они в безопасности?

Дарина заколебалась. Потом повернулась к одной из стен, сказала:

– Выходите.

В стене возникла дверь. За ней было еще одно помещение, совсем маленькое. На полу лежали матрасы и одеяла, явно принесенные сюда в спешке, стояли какие-то коробки и бутылки. На матрасах сидели трое детей, одетых так же пестро и вразнобой, как и Наська. Мальчишек я не сразу узнал, во время нашей единственной встречи они спали, были лысые и тощие. Сейчас выглядели почти нормально, и волосы отросли.

А белокурая девочка хоть и преобразилась – ушел землистый цвет кожи, щеки стали румяные, вроде как и руки-ноги пополнели, – но с такими роскошными волосами осталась узнаваемой.

Дети осторожно вышли к нам. Смотрели молча, напряженно, ничего не говорили.

Тьфу! Они уже не дети. Они – куколки.

– Это друзья, – сказала Дарина. – Не беспокойтесь. Слушайтесь их в меру разумного.

Три молчаливых кивка, три настороженных взгляда. Потом один из мальчиков спросил:

– Можно нам поиграть?

– Да, – ответила Дарина.

Я бы не удивился какой-нибудь затейливой инопланетной игре, каким-нибудь пляскам и прыжкам, но мальчишки сломя голову кинулись обратно в комнатку, плюхнулись рядом на матрас и похватали игровые приставки.

– Малышня, – сказала Наська снисходительно. – Стража будущая.

– Могу я остаться? – спросила белокурая девочка.

Дарина кивнула. Дверь за мальчишками закрылась.

– Гнездо плачет, – сказала девочка.

– Гнездо волнуется, – поправила ее Дарина. – Не беспокойся, Анна. Мы защищены.

– Могу я получить обзор и оценить обстановку? – спросила девочка.

Я невольно глянул на деда Борю. Тот смотрел на девочку с напряженным любопытством. Странно она себя вела. Мальчишки – понятно. Наська – тоже… или я к ней привык?

А эта девчонка, еще несколько дней назад умиравшая в больнице, вела себя слишком по-взрослому.

– Работай, – сказала Дарина.

Анна подошла к стене, уставилась в металлическую поверхность.

В стене возник экран. Здоровенный, метра три по диагонали. Изображение было таким четким, словно мы смотрели в окно.

Вот только в экран вместилось несколько десятков крошечных «окошек».

Куколка провела в воздухе рукой.

Изображения замелькали, сменяясь, сдвигаясь, смещая ракурс, увеличивая и уменьшая размер, приближаясь к каким-то точкам и удаляясь.

У меня сразу зарябило в глазах, я отвернулся.

Деда Боря кивнул. Я кивнул ему в ответ.

Эта маленькая белокурая девочка и была той куколкой, которую приходил убить монстр. Даже сейчас, в самом начале Изменения, она ушла неизмеримо дальше от нас, чем Наська или Дарина. Может быть, даже дальше хранителя или монаха.

Я впервые подумал, что общеизвестное мнение о семи типах Измененных: куколки, жницы, стражи, старшие стражи, монахи, хранитель, мать, – может быть неверным.

То, что мы знали, лишь верхушка айсберга, торчащая над гладью океана.

А что там, в глубине?

– Вот, – сказала девочка, опустив руки.

Я глянул на экран, и мне стало плохо.

Экран разделился на три части.

Фойе. Кабинет с медицинским оборудованием. Лестница.

На каждой картинке был монстр.

Два в точности походили на убитого мной. Здоровенные, шестилапые, с мохнатыми головами. На экране они выглядели полупрозрачными, почти скрытыми своей невидимостью. Один изучал пустые койки, приподнимал белье, будто ожидал увидеть под ним спрятавшихся детей, нюхал пустые флаконы из-под медицинских препаратов. Другой бродил по фойе на шести лапах, временами прижимая голову к полу и касаясь ковров длинным тонким языком. Брал след?

Третий был более человекообразен. Ростом метра два, средние конечности недоразвиты, но при этом завершаются не ладонями, а какими-то костяными конусами. Лицо было почти человеческим, только лишенный волос череп поблескивал, словно натертый маслом. Монстр шел по лестнице, раскачиваясь и зыркая глазами в разные стороны. Потом остановился и уставился в экран.

Каким образом Гнездо за ним наблюдало, была ли эта видеокамера или что-то неизмеримо сложнее, не знаю. Но монстр наблюдение почувствовал. Остановился, открыл рот – явно издавая какой-то звук.

Две шестилапые твари бросили свои занятия и устремились куда-то.

– Оценка, – сказала Дарина. Ее пальцы на моей ладони напряглись.

– Два уничтожителя, один боец, – сказала Анна. – Это ровианская гвардия. Все трое завершены. Оценка… оценка… – Она помолчала. – Они пробьют оболочку.

Она вдруг как-то расслабилась, плечи девочки опустились, экран погас. Анна медленно повернула голову к Дарине. Спросила:

– Мы можем уйти? Сейчас?

– Не в резонансе, – ответила Дарина. Она о чем-то напряженно думала.

– Можно рискнуть…

– Нет, – сказала Дарина твердо. – Надо сражаться.

– Я не умею, – совсем по-детски ответила Анна. И тут же, будто переключившись, спросила: – Можно, я к мальчикам?

– А? – не поняла Дарина.

– У нас гонки!

Дарина помотала головой. Сказала:

– Да, конечно. Иди, играй.

Когда девочка ушла в открывшуюся на миг дверь, я спросил:

– Из-за нее весь сыр-бор?

– Выходит, – Дарина поежилась. – Я не знала, правда. Только после первой фазы стало ясно… Вы зря пришли, Максим. Два уничтожителя и боец. Мы не справимся.

– Призови меня, – сказал я.

Дарина покачала головой:

– Нет. Нет, Максим. Второй Призыв… невозможен.

Кажется, она чего-то недоговаривала. Но голос звучал твердо, и я понял, что второго Призыва не будет.

– Тогда меня призови, девочка, – сказала Елена. – Я готова. И Борис готов, да, Борис?

Деда Боря кивнул.

– Вы слишком старые, простите, – ответила Дарина. – Гнездо не сможет вас принять.

– Тогда призывай меня, – сказала Милана. Подошла к нам, встала рядом с Дариной, взяла ее за руку. – Давай. Не бойся.

– Нет…

– Почему? – спросила Милана. – Я всё вижу и понимаю, я в здравом уме и твердой памяти. И я младше Макса.

Дарина стояла и качала головой.

– Не обижайся на меня, – сказала Милана тихо. – Я не знала. Но я перед тобой виновата, так уж вышло. И хочу помочь. Призывай!

Дарина вздрогнула. Я увидел, что она плачет.

Милана вдруг обняла ее, мягко оттолкнула меня и стала что-то шептать Дарине на ухо. Не знаю, какие слова она нашла и что сказала, но Дарина вдруг улыбнулась. Смущенно и растерянно.

В стену, там, где была дверь, ударило – тяжело, раскатисто.

– Ты не сможешь, ты не справишься, – сказала Дарина, прекращая улыбаться. – Их трое!

– А нас двое, – сказал я. – Ну и вы подсобите.

– Я не смогу тебя призвать! – повторила Дарина с легкой досадой.

– Не надо, – я скинул сумку, достал маленький термос из Раменского Гнезда.

Дарина нахмурилась.

– Что это?

– Подарок от одного хранителя… – Я извлек ампулу, стал распечатывать шприц. – Концентрат мутагена первой фазы.

Дарина вздрогнула. Впрочем, вздрогнула вся комната – этот удар в дверь был сильнее предыдущего.

– У тебя есть другие предложения? – спросил я. Сбросил куртку, расстегнул рубашку, стянул с плеча. Проколол ампулу, она оказалась не стеклянной, а из пластика. Втянул в шприц густую фиолетовую жидкость.

Дарина покачала головой.

– Тогда мы попробуем, – сказал я.

– А это что? – Дарина достала второй термос. Открыла, хмуро посмотрела на ампулу. В той было что-то нежно-желтое. – Откуда?

– От Продавца. Но он не сказал, что это.

– Дайте им оружие! – сказала Дарина, обращаясь к Елене и деду Боре. – Что у вас, пистолеты? Патроны от Продавца?

– У меня пистолет и помповое ружье, – сказал деда Боря и полез в сумку. Значит, помповик Юрия остался у него, а я даже не обратил внимания…

В дверь теперь били непрерывно, с интервалом в секунду-две. Мне показалось, что металл стен начал течь, сдвигаясь к двери. Но, может быть, мне только показалось. Никаких голосов в сознании я не слышал, то ли металл «защищенной зоны» экранировал телепатическую речь, то ли монстры не считали нужным вступать в диалог.

– Ружье мне, а пистолет… девушка, из чего вы умеете стрелять?

Ну да, Милана ведь даже своего имени в суматохе не назвала…

– Из пистолета, – храбро ответила Милана.

Я чуть не взвыл, вспоминая, как объяснял ей, что такое спусковой крючок. Но деда Боря протянул Милане макаров, и она взяла.

– У меня обрез, дорогая, – сказала Елена.

– Справишься с пистолетом и обрезом? – спросила меня Дарина.

Я кивнул. Перезарядить, конечно, будет нереально. Но два выстрела, наверное, сделать успею. Елена протянула мне обрез, я взял, неловко сжимая в той же руке, что и набранный шприц.

– Не хотелось бы оставаться с ножичком, – сказал деда Боря, вручая Дарине помповик. – Да, там вперемешку те патроны, от которых каменеют, и те…

В стену ударило так сильно, что она прогнулась внутрь. Я почувствовал идущую от Гнезда волну ярости и страха. Могучую – и бессильную. Гнездо не могло ничего поделать само. Гнезду была нужна точка приложения силы. Нужен был живой инструмент, живое оружие.

– В том отсеке, – сказала Дарина быстро и кивнула на открывающуюся в стене дверь. Там было что-то вроде очень большого шкафа, на полках лежали пистолеты, автоматы, винтовки, пулеметы… Всё обычное, земное.

И, как я понимаю, патроны там тоже были обычные.

Деда Боря кинулся к шкафу, Елена за ним.

Дарина заглянула мне в глаза. Прошептала:

– Выдержи, ладно?

И, вырвав шприц, воткнула иглу мне в бицепс.

В мышце вспыхнула и разгорелась огненная точка боли.

Случилось сразу многое.

Мир застыл, заледенел, остановился. Весь – кроме двух моих девушек.

Милана медленно запрокидывала голову, открывала рот в крике. Я понял, что сейчас происходит Призыв, – только не так мягко, как было со мной, на нее рушится всё и сразу, от ощущения Гнезда и до дарованного им ускорения тела.

Дарина вынимала шприц из моей руки, томительно неспешно, на кончике иглы дрожала капля мутагена, но жница все-таки двигалась куда быстрее человека.

Кажется, она что-то хотела мне сказать, но времени уже не было, и она лишь отстранялась, а пол под ногами вспучивался, кидая меня прямо в стену – где открывался проем.

И то же самое происходило с Миланой, пол под ней выгнулся, бросая ее в стену с другой стороны – и тоже открывая проход.

Только эти проходы были не в районе двери, а по бокам от нее, в стороне. За металлической стеной их закрывала гипсокартонная перегородка, в которую мы и летели со всей дури…

Я не чувствовал сейчас того единения с Гнездом, что раньше. Не было поддержки и защиты в полной мере. Но и чужим для Гнезда я не стал, какие-то крохи внимания мне доставались.

В последний миг из стены выросли, будто щупальца, отростки металла – и выбили гипсокартон и перед Миланой, и передо мной.

Нас выкинуло в концертный зал.

Два шестилапых монстра-уничтожителя стояли перед дверью, обнявшись за плечи и выставив средние конечности вперед. Что-то незримое, едва угадываемое, будто дрожь горячего воздуха, срывалось с их ладоней и било в дверь.

Монстр поменьше, которого Анна назвала бойцом, стоял за ними, сложив верхние конечности на груди. Я рассмотрел его лицо, почти обычное человеческое – лицо молодого парня, кажется, даже с прыщами на лбу. Зрение стало предельно резким, весь мир обрел ту ненормальную четкость, когда глаз одновременно фокусируется на предметах вблизи и вдали. Почему-то мне пришла мысль о бригадире, наблюдающем за двумя туповатыми рабочими, рушащими стену…

Боец был единственным, кто двигался в моем темпе. Даже шестилапые монстры продолжали тупо лупить в выгнутую воронкой дверь, едва-едва начав поворачиваться в мою сторону. И хорошо, что в мою, потому что Милана, пролетающая с другой стороны от них, всё никак не могла сгруппироваться и контролировать свое тело. Я лишь надеялся, что Гнездо помогает ей так же, как помогало мне…

А я просто был очень быстр, ловок и невесом. Мир казался игрушечным, вращающимся вокруг меня и подвластным моей воле. Эйфория накатывала с каждой… да нет, даже не секундой, прошло-то всего секунды две-три. Эйфория тащила меня за собой.

Повернувшись в воздухе (он был удивительно горячим), я нацелил дробовик и разрядил в головы уничтожителей – вначале убедившись, что Милана миновала линию выстрела.

Два облака дроби, пылающей красным и обычной, понеслись от стволов. Довольно быстро понеслись, но при желании я мог бы сосчитать каждую дробину.

К сожалению, тот монстр, что был ближе ко мне, получил почти весь заряд. Я видел, как дробины входят в его тело, вспыхивают – и от них начинает расползаться розовое мерцание. Кажется, этого уничтожителя можно было убирать из уравнения.

Во второго попала одна красная дробина и две «старого типа». Скорее всего, это должно было его убить, вот только как быстро?

Я выпустил разряженный обрез, и его унесло в сторону отдачей.

«Остановись!»

Боец уже бежал мне навстречу. И наводил на меня торчащие из средних лап «конусы», что мне совсем не нравилось.

Раздался выстрел. Потом еще один.

Милана все-таки собралась и начала стрелять. Но не в уничтожителя, что стоял с ее стороны, а в бегущего на меня бойца!

Пули неслись быстрыми, едва заметными огоньками. Боец взмахнул верхней лапой и отбил их в воздухе, метрах в трех от себя. Значит, с силовыми полями у него уже всё было в порядке…

«Не твоя война!»

Это был тот самый голос, этот боец приходил ко мне и молотил в дверь. Не моя война, значит? А чья же?

Я даже не пытался что-то крикнуть в ответ. У меня возникло нехорошее подозрение, что я порву себе голосовые связки, а может быть, и легкие.

Всё тело горело, будто в огне, но это не вызывало страха, только восторг.

Я начал стрелять в бойца.

Мы стремительно сближались, пистолет бил в руку, выпуская пулю за пулей, а боец отбивал каждую.

А краем глаза я видел разворачивающегося ко мне уничтожителя. У того посерела, обращаясь в камень, одна из рук, но он, я помнил, мог бить силовым полем со всех конечностей.

И я оказывался зажат между бойцом с его подозрительными «конусами» на руках и чудовищем, рубящим на расстоянии…

«Стреляй в уничтожителя! – закричал я мысленно. – Милана, убей уничтожителя!»

Нет, она меня не слышала. Но услышало Гнездо – я поймал что-то вроде ответа. Успокоительное касание, странный звук в голове, будто тысячи голосов едва слышно шепчут мне, что всё поняли.

Милана повернулась в воздухе, уже падая на спину, и принялась стрелять в уничтожителя. Я не видел, попадает она или нет, но она хотя бы стреляла. А еще начала открываться дверь – вряд ли Елена и деда Боря успели схватить оружие, теперь я понимал, что Дарина лишь отослала их от двери и от схватки. Значит, там сейчас стоит жница с помповым ружьем наизготовку…

Боец был совсем рядом, нас разделяло меньше двух метров, он то ли скалился, то ли ухмылялся – если бы не та скорость, с которой мы двигались и думали, я бы даже не успел его рассмотреть. Пистолет вхолостую щелкнул курком, и я понял, что ухитрился впустую расстрелять все патроны.

«Ты умрешь».

Его лицо становилось всё ближе, и я понял, что он не скалится, не ухмыляется, он плачет.

«Ты уже умер, мутаген в большой концентрации убивает. Взрослые умирают все, сформировавшийся организм не выносит Изменения, но ты умрешь быстро».

В этих словах-картинках не было ни ненависти, ни торжества. Боец информировал меня, как достойного противника, который пытался с ним справиться.

«Я тоже умру, не успеет пройти эта ночь. У меня был шанс, но тройная доза мутагена – слишком много. А ты умрешь меньше, чем через минуту».

Я бы хотел ему ответить. Может быть, что-то спросить и понять. Но я не умел разговаривать мысленными образами, меня слышало только Гнездо.

«Ты умрешь напрасно, я закончу начатое и зачищу Гнездо. Стратег не будет отправлена. Я убью здесь всех и умру, таков долг».

Неожиданно я понял, что он даже не станет меня убивать.

Что-то происходило с моими мозгами, я словно предвидел каждое следующее движение бойца, всё, что случится через секунду-другую.

Он поймает меня в воздухе, удерживая одной рукой, другой переломает мне руки и ноги, потом бросит на пол – и побежит в открывающиеся двери, навстречу жнице. По пути взмахом рогового «конуса» на средней конечности он убьет Милану (я даже понял, как всё будет: тонкий испепеляющий луч вырвется из конуса – это одноразовое оружие, конус сгорит, но боец не оставит Милану в тылу). Потом он убьет Дарину – он быстрее, только чудовищная доза мутагена, сжигающая мою плоть, позволяет мне держаться с ним наравне. Потом будет короткая бойня в «защищенной зоне», потом он вскроет маленькую комнату и разорвет на части девочку-стратега и мальчишек. А потом ляжет и будет умирать.

Таков долг.

Вот только у меня тоже есть долг, и он другой.

Мое бунтующее, умирающее тело, вышвырнутое из «защищенной зоны» импровизированной катапультой, долетело до бойца. Широченная ладонь схватила меня за бок, я почувствовал, как ломаются ребра и лопается что-то внутри, под сердцем.

Но я сгорал в Изменении, и мне было плевать на такие мелочи.

Правой рукой я поймал его ладонь, тянущуюся ко мне. Дернул, как мне показалось, почти нежно.

И совершил ровно то, что собирался сделать со мной боец. Оторвал ему руку в локте.

«Сколько мутагена ты принял?»

Казалось, что его и впрямь занимает этот вопрос, а не оторванная рука и брызнувшая кровь.

Как жаль, что я не могу ему ответить, что очень, очень много!

В роговом конусе стало открываться крошечное отверстие. Теперь боец решил меня сжечь, как я и предвидел. Удивительное чувство – знать наперед все его действия.

Я перехватил короткую ручонку и вывернул на бойца ровно в то мгновение, когда он уже не мог остановить выстрел.

В глазах, совсем человеческих, ничего не изменилось. Его тело не успевало за мыслью. Зато я разглядел, что парень был совсем молодой, лет восемнадцати-двадцати. Не повезло…

«Зря. Мы все для них мусор».

Конус выпустил ослепительный луч, мгновенно охвативший тело бойца. Я рухнул, все еще с обрубком вцепившейся в меня руки, на мне пылала рубашка. Я чувствовал, как беспощадная сила мутагена исцеляет мое тело, но лишь для того, чтобы через минуту убить – в безнадежной попытке Изменения.

Но ведь у нас получилось?

Приподняв голову, я увидел бегущую жницу. На ходу Дарина стреляла из помповика в лежащего уничтожителя, тот вздрагивал от каждого выстрела и уже не пытался подняться. Она перезаряжала помповик взмахом руки, как в кино, и это было красиво, я даже залюбовался.

Когда она склонилась надо мной, мы с ней уже сравнялись в скорости движения. И, видимо, замедлились достаточно, чтобы можно было говорить голосом.

– Прости, прости, прости… – повторяла Дарина. В руке она сжимала шприц.

Меня били судороги. Зачем ей шприц с лимонно-желтой жидкостью?

– Это возвратный мутаген, он отменяет все изменения…

Почему она медлит?

Почему не делает мне укол, если эта штука может спасти?

А потом я улыбнулся. Сказал:

– Хорошо… Ты можешь стать человеком.

И закрыл глаза.

Назад: ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Дальше: ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ