Ермолов Алексей Петрович
(1777—21.04.1861)

Алексей Ермолов происходил из старинного, но небогатого дворянского рода. Согласно семейному преданию, основателем рода был мурза Араслан-Ермола, выехавший из Золотой Орды к великому князю московскому Василию Ивановичу. Его правнук Осип Иванов за храбрость при обороне Москвы в начале XVII века был пожалован поместьем.

Отец Алексея Петр Алексеевич Ермолов вышел в 1777 году в отставку и поступил на гражданскую службу. После службы в Москве он был избран предводителем дворянства в Мценском уезде, где у него находилось имение, а в 1785 году определен председателем гражданского суда Орловского наместничества. С 1792 по 1796 год Петр Алексеевич исполнял обязанности правителя канцелярии генерал-прокурора А.Н. Самойлова.

Петр Алексеевич был женат на Марье Денисовне, урожденной Давыдовой, для которой брак с Ермоловым оказался уже вторым. Ранее она была замужем за ротмистром М.И. Каховским, от которого имела сына Александра.

После вступления на престол Павла I Петр Алексеевич Ермолов был уволен со службы и уехал в Орел.

В возрасте семи лет Алексея увезли в Москву и поместили в университетский благородный пансион, в котором он приобрел познания во многих науках.

На десятом году жизни (в 1787 году) Алексей Ермолов был записан унтер-офицером лейб-гвардии Преображенского полка, в следующем году произведен в сержанты, а к 1791 году уже имел чин поручика.

Стремясь поскорее попасть на фронт Русско-турецкой войны 1788–1791 годов, Алексей добился перевода из гвардии в армию и в возрасте 14 лет в чине капитана был зачислен в 44-й Нижегородский драгунский полк, находившийся в Молдавии. Однако участвовать в войне ему не пришлось. За свое недолгое пребывание в полку Алексей Ермолов познакомился с артиллерией, в которой и решил проходить свою дальнейшую службу.

Отец, поступивший на службу к генерал-прокурору, теперь добивался перевода своего сына в Петербург и назначения его на должность старшего адъютанта при генерал-прокуроре. Сын, в свою очередь, не оставлял мечты о карьере артиллериста. И в марте 1793 года Алексей был назначен квартирмейстером во 2-й бомбардирский батальон, где он прошел практику и готовился к экзаменам для перевода в артиллерию под руководством известного математика Лясковского. Ермолов не только блестяще выдержал экзамен на звание капитана артиллерии, но и был зачислен младшим преподавателем Артиллерийского шляхетского корпуса.

С началом польского восстания Ермолов добился перевода в действующую армию. Прибыв на театр военных действий, в армию, которой командовал А.В. Суворов, он был назначен в авангард корпуса А.Х. Дерфельдена.

23—24 октября 1794 года батарея, которой командовал Ермолов, приняла участие в штурме предместья Варшавы – Праги, где ее мастерство было отмечено самим Суворовым. За участие в штурме Праги Ермолов был награжден орденом Св. Георгия 4-й степени.

После окончания боевых действий в Польше Ермолов возвратился в Петербург и был зачислен во 2-й бомбардирский батальон.

С началом Персидского похода под командованием графа В.А. Зубова Ермолов был назначен командиром бомбардирского батальона 1-й пехотной бригады. За участие в штурме Дербента Ермолов был награжден орденом Св. Владимира 4-й степени.

Со вступления на престол Павла I Персидский поход был остановлен, и войска получили приказ возвратиться в Россию.

В 1797 году Ермолов был произведен в чин подполковника и назначен на должность командира роты 2-го артиллерийского батальона, находящегося в Несвиже. Однако уже в ноябре 1798 года он был арестован по подозрению в участии в заговоре против Павла I и заключен в Петропавловскую крепость. Затем он был выслан на вечное поселение в город Макарьев на Унже. Через влиятельных родственников Ермолову удалось добиться перевода в Кострому.

После кончины Павла I он был освобожден из ссылки и приехал в Петербург, где ему наконец удалось добиться назначения на должность командира конно-артиллерийской роты, расквартированной в Виленской губернии. В это время в российских войсках был единственный конно-артиллерийский батальон, состоящий из пяти рот. Прямым начальником Ермолова стал инспектор всей артиллерии генерал А.А. Аракчеев, с которым у Ермолова вскоре начались серьезные конфликты. Все это вынудило его подать рапорт об отставке, которую генерал-инспектор не принял. Вскоре последовал известный ответ Ермолова Аракчееву, что репутация офицера в артиллерии зависит от скотов, что привело к новому конфликту, прерванному началом войны с Наполеоном.

2-я конно-артиллерийская рота вошла в состав Подольской армии, которой командовал М.И. Кутузов. Командующий доверил Ермолову кроме его роты еще две роты пехотной артиллерии, находившиеся в резерве. В этой кампании Ермолову удалось отличиться в первой же стычке с французами у Амштеттена, после чего он был назначен в арьергард русской армии, которым командовал генерал М.А. Милорадович.

В сражении при Аустерлице рота Ермолова была придана Конной дивизии генерала Ф.П. Уварова, которая находилась на правом фланге русских войск под командованием князя П.И. Багратиона. При общем отступлении рота Ермолова сумела прикрыть отходившие войска и вернуться к главным силам армии. Вскоре Ермолов был произведен в полковники.

В кампании 1806–1807 годов Ермолов вновь находился в авангарде русских войск. 27 января 1807 года в сражении при Прейсиш-Эйлау всеобщую известность снискал блестяще произведенный маневр с правого на левый фланг, который помог не только спасти отступавшие русские войска, но и нанести французам ощутимый урон. Но за эти прекрасно проведенные маневренные действия Ермолов никак не был отмечен, поскольку весь успех артиллерии был приписан молодому графу А.И. Кутайсову. За Прейсиш-Эйлау Ермолов получил лишь орден Св. Владимира 3-й степени, за сражение при Гутштадте – орден Св. Георгия 3-й степени, за сражение при Фридланде – орден Св. Анны 2-й степени с алмазами.

Наконец, уже после завершения кампании, Ермолов был произведен в генерал-майоры и назначен инспектором конно-артиллерийских рот.

10 мая 1811 года Ермолов получил назначение на должность командира гвардейской артиллерийской бригады, а кроме того, под его командование вошли лейб-гвардии Литовский и Измайловские полки.

В марте 1812 года части под командованием Ермолова двинулись к границе. Здесь он получил назначение на должность командующего гвардейской пехотной дивизией, входившей в состав 1-й Западной армии под командованием военного министра Барклая-де-Толли. В начале Отечественной войны Ермолов был назначен начальником Главного штаба армии. Перед своим отъездом в Петербург Александр I поручил ему уведомлять обо всех несогласиях, происходящих между командующими 1-й и 2-й Западных армиями. Поэтому после соединения в Смоленске войск Барклая-де-Толли и князя Багратиона Ермолов стал одним из главных инициаторов назначения единого главнокомандующего в лице князя М.И. Кутузова. С прибытием его к войскам Ермолов по-прежнему остался начальником штаба 1-й армии. В Бородинском сражении он находился на командном пункте Кутузова, а в разгар баталии был послан на Курганную высоту, занятую французами. Во время контратаки он был сильно контужен ядром в шею и унесен с поля сражения. За Бородинское сражение Ермолов получил орден Св. Анны 1-й степени.

После Бородинской битвы Ермолов вместе с другими офицерами был послан к Москве для выбора места нового сражения. Он признал выбранную Беннигсеном позицию невыгодной, о чем и доложил приехавшему туда Кутузову. Однако на военном совете в Филях Ермолов говорил, что неожиданные наступательные действия русской армии смогут произвести замешательство во французских войсках. На это Кутузов заметил, что так может говорить лишь тот, на ком не лежит никакой ответственности.

Ермолов одним из последних покинул Москву, наводя железный порядок при переправе через Москву-реку у Рязанской заставы.

Во время Тарутинского маневра Кутузов произвел реорганизацию своего штаба. Дежурным генералом при главнокомандующем был назначен П.П. Коновницын, а генерал-квартирмейстером – К.Ф. Толь. Ермолов фактически остался не у дел. Временно он занимался координацией действий партизанских отрядов на дорогах вблизи Москвы, а затем был послан в корпус Дохтурова, стоящий вблизи Боровской дороги. Здесь Ермолов узнал от партизана А. Сеславина об уходе Наполеона из Москвы, о чем не замедлил известить Кутузова.

Вместе с корпусом Дохтурова Ермолов принял участие в сражении при Малоярославце (12 октября), взяв под свое руководство все русские батареи. С прибытием к городу главных сил русской армии Ермолов доказал колебавшемуся Кутузову, что французская армия ослаблена и уже не способна к наступательным действиям.

В ходе контрнаступления Ермолов часто находился в русском авангарде под командованием М.А. Милорадовича и настойчиво просил Кутузова ускорить подход главных сил к Вязьме, где, как он думал, произойдет последнее сражение Отечественной войны.

По приказанию Кутузова Ермолов с войсками, находящимися в казачьем корпусе атамана М.И. Платова, принял участие в окружении корпуса маршала Даву при Вязьме.

За участие в сражении при Красном (4–6 ноября) Ермолову было присвоено звание генерал-лейтенанта.

С выходом русской армии к Неману он вернулся на свою прежнюю должность начальника штаба 1-й армии.

Однако оставался на ней Ермолов недолго. С прибытием в армию Александра I он был назначен командующим артиллерией всех армий.

Вскоре новый главнокомандующий русской армии граф П.Х. Витгенштейн заявил, что неудача в Лютценском сражении была вызвана недостатком зарядов в артиллерии. Ермолов лишился своей должности и был назначен начальником 2-й пехотной гвардейской дивизии.

В следующем сражении, при Баутцене, дивизия Ермолова на протяжении нескольких часов удерживала пехотным и артиллерийским огнем превосходящие силы противника, а затем, после отступления союзных войск, возглавила их арьергард. За сражение при Баутцене Ермолов был награжден орденом Св. Александра Невского.

После вынужденного отхода союзников в Богемские горы дивизия Ермолова двинулась на соединение с отрядом генерала А.И. Остермана-Толстого, а затем была оставлена во второй линии оборонительной позиции, занимаемой русскими войсками.

Но продолжавшееся отступление главных сил союзных войск заставило и отряд Остермана-Толстого отойти к Теплицу по Петерсвальдскому тракту. Наполеон мог окружить союзные войска в Богемских горах, действуя с севера главными силами своей армии, а с юга – корпусом генерала Вандама. Русским предстояло прорваться через ущелье у Гичегюбеля на Петерсвальде и преградить Вандаму путь к Теплицу.

Ермолов, находившийся в арьергарде, должен был двигаться на Кольберг, совершая демонстративные атаки на французские войска и отвлекая их от главных сил отряда Остермана-Толстого. В ходе боев 16 августа войска Ермолова выбили противника с высот у Кольберга и дали возможность главным силам отряда оторваться от противника.

В непрерывных стычках французским войскам было нанесено ощутимое поражение. Вандам, приняв силы отряда Остермана-Толстого почти за половину всей союзной армии, действовал чрезвычайно осторожно. Но к 17 августа он узнал, что сила обходящего отряда невелика, и решил в течение дня занять Теплиц и отрезать колоннам главной армии выход из Рудных гор.

35-тысячному корпусу Вандама противостоял достаточно поредевший в предыдущих боях 4-тысячный русский отряд. Приехавшие к Ермолову офицеры союзных войск передали личные просьбы русского императора и прусского короля держаться как можно дольше.

В десятом часу утра главные силы французского корпуса, сбив отряды прикрытия, обрушились на позиции, занятые войсками Остермана-Толстого. Французы заняли селение Страден и в ходе нескольких атак полностью овладели им. Затем бои переместились в Пристен, где находились последние русские лагеря. Селение переходило из рук в руки. В ходе боя Остерман-Толстой получил тяжелое ранение в руку и передал главное командование Ермолову, у которого в резерве оставалось лишь две роты лейб-гвардии Преображенского полка.

Когда Вандам в 2 часа дня решил двумя колоннами прорваться через левое крыло и центр русских войск, передовые отряды главных сил союзников начали спускаться с Богемских гор. При содействии прибывшей кавалерии пехота Ермолова перешла в наступление на Пристен и выбила из него французов. Утром 18 августа в сражение вступили главные силы союзных войск, и после нескольких часов боя корпус Вандама сложил оружие. В плен сдались 12 000 французов во главе с самим Вандамом; союзникам достались 84 орудия и весь корпусной обоз.

За победу при Кульме Ермолов был награжден орденом Св. Александра Невского.

Войска под командованием Ермолова отличились и в Битве народов при Лейпциге, где его гвардейцами была захвачена деревня Гесса, находящаяся в центре французских позиций.

Последнее сражение русско-французской войны, в котором принял участие Ермолов, произошло у ворот Парижа, на Монмартрских высотах, за взятие которых Ермолов был награжден орденом Св. Георгия 2-й степени. По поручению императора он лично написал Манифест о взятии союзными войсками Парижа.

Уже в Париже начались конфликты между русским императором, желающим подтянуть «распущенные» в походах войска, и Ермоловым, пытавшимся отстаивать достоинство русских офицеров, которых Александр I не стеснялся отправлять под арест на иностранную гауптвахту. Здесь же Ермолов имел первые конфликты с великим князем Николаем Павловичем.

После возвращения армии в Россию Ермолову был предоставлен отпуск, и он отбыл в Орел, где жили его родители.

Воспользовавшись его отсутствием, Аракчеев предложил направить Ермолова начальником русских войск в Грузию. Таким образом генерал стал командиром Отдельного Грузинского корпуса, управляющим гражданской частью в Грузии, Астраханской и Кавказской губерниях и чрезвычайным послом в Персии.

Одним из первых дел Ермолова на Кавказе стала его дипломатическая миссия в Персии. Шах, чрезвычайно недовольный уступкой России значительных земель по Гюлистанскому мирному договору 1813 года, теперь мечтал вернуть их обратно. В свою очередь и Александр I, не придавая особого значения приобретенным территориям, был готов частично вернуть их. Уже в 1816 году он сообщил персидскому послу о возможности таких уступок, а тот в свою очередь сообщил об этом шаху.

Но Ермолов считал, что война с Турцией и Персией не за горами, следовательно, возвращать им ничего нельзя. Потому он и решил сам возглавить посольство, чтобы не допустить возврата Персии завоеванных земель.

17 апреля 1817 года многочисленное посольство отбыло в Персию. На всем пути его устраивались торжественные встречи, слух о генерале «Ярмуле» обгонял посольство.

Через месяц после начала поездки посольство приблизилось к резиденции наследника шахского престола Аббаса-Мирзы – городу Тебризу.

Российский посол торжественно въехал в город, сопровождаемый почетным конвоем из донских казаков и музыкантов.

Ермолов отверг унизительные требования персидских дипломатов предстать перед наследником престола без сапог, одев красные чулки и оставив во дворе всю свою свиту, и сказал, что является посланцем великой державы.

В это же время Ермолов получил от визиря шаха письмо, в котором тот говорил, что из-за жары его повелитель переезжает из Тегерана в Султанию. Это могло наполовину сократить маршрут посольства, и потому Аббас-Мирза пытался задержать у себя миссию Ермолова, но тот ответил, что остаться не может, и отбыл из Тебриза.

Министр и визири шаха не останавливались перед подношением Ермолову ценных подарков, чтобы добиться от него уступки завоеванных территорий. Но Ермолов отказался обсуждать территориальные вопросы и пригрозил именем своего императора разорвать дипломатические отношения и перенести границу за Аракс.

В начале августа Фет-Али шах прибыл в Султанию, и 3 августа русское посольство было представлено ему. Ермолов вручил шаху свою верительную грамоту, а затем раздал ему, его женам и приближенным богатые подарки, привезенные с собой.

Ермолов нашел общий язык со старшим сыном шаха – Махмедом-Али, правителем Курдистана. Русский посол дал понять, что считает его права на престол более предпочтительными, чем Аббаса-Мирзы. Этим он перетянул Махмеда-Али на свою сторону.

Персидские дипломаты пытались затягивать переговоры, но Ермолов сказал, что как главнокомандующий войсками в Грузии считает невозможными какие-либо территориальные уступки персам. Наконец визирь письменно заверил его, что отказывается от любых территориальных претензий ради союза с Россией.

За успешное выполнение дипломатического поручения Ермолов был произведен в генералы от инфантерии.

Но Персия продолжала оставаться основным очагом напряжения на Кавказе. Орудиями ее политики были Ширванское, Шекинское и Карабахское ханства, остававшиеся автономными образованиями в рамках Российской империи. Ермолов не оставлял надежды ликвидировать эти чужеродные Российскому государству образования, но понимал, что это предстоит делать постепенно.

В 1817 году он назначил на должность военно-окружного начальника в ханствах уроженца Карабаха генерала В.Г. Мадатова, хорошо знакомого с местными обычаями и знающего несколько восточных языков.

В течение нескольких лет совершенно бескровными способами ханства были ликвидированы и на правах губерний присоединены к Российской державе.

Теперь главным рубежом неприятельской обороны, которую предстояло преодолеть Ермолову, стал Большой Кавказ. «Кавказ – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Штурм будет стоить дорого, так поведем же осаду», – сказал Ермолов.

Осаду Кавказа он начал с Чечни, горы которой были покрыты непроходимыми лесами, населенными воинственным народом. Чеченцы держали под своим контролем Военно-Грузинскую дорогу и не раз нападали на идущие по ней обозы. Нередко чеченцы ходили за Терек, нападая на русские поселения. В 1818 году Ермолов предпринял экспедицию за реку Сунджу. Солдаты прорубали в лесах просеки и выходили к чеченским поселениям.

В том же году в низовьях Сунджи была основана крепость Грозная, после строительства которой чеченцы, жившие между Тереком и Сунджой, были приведены к покорности. Крепость Грозная была связана рядом укреплений и с крепостью Внезапная, что также не могло не повлиять на воинственность горцев.

Ермолов отверг политику прежних правителей Кавказа, пытавшихся задабривать горцев. Когда он узнал, что чеченцы захватили полковника Шевцова и потребовали за него выкуп в восемнадцать телег серебра, то в свою очередь арестовал старшин горских аулов, сказав, что после назначенного срока они могут быть повешены, если Шевцов не будет возвращен. Поняв, что политика русской власти решительно изменилась, чеченцы возвратили пленного без выкупа.

Ситуация обострилась и в Дагестане, где образовался союз горских народов. Центром сопротивления русскому наступлению стала Авария. В Дагестане русские войска действовали как с юга, так и с севера. К 1823 году почти весь Дагестан, кроме небольшой части, был приведен к покорности, и на востоке Кавказа воцарилось временное затишье.

Вслед за походами в Чечню и Дагестан Ермолов начал укреплять положение на западе, прежде всего в Кабарде. Для защиты Кабарды, еще с XVI века находившейся в составе России, он построил по течению рек несколько крепостей. Военно-Грузинская дорога была перенесена за левый берег Терека, а это позволило обеспечить связь с Грузией и обезопасить саму дорогу от нападений горцев.

Но перенести военные действия на Западный Кавказ Ермолову пока не удавалось, поскольку черкесские племена пользовались здесь поддержкой турок, имевших на черноморском побережье крепости Анапу и Сунджук-Кале, служившие им опорными базами. Помешало также Ермолову и новое восстание в Чечне, начавшееся летом 1825 года.

Это восстание было, как никогда, кровавым, связанным с огромными людскими бедствиями. Появились первые признаки мюридизма – воинственного учения ислама, способного объединять разрозненные горские племена. Начинался новый этап Кавказской войны, который в полной силе проявил себя в 1830–1840-х годах.

Ермолов, будучи тяжело больным, возглавил новый поход на горцев. На реке Аргунь 30 января 1826 года были разбиты объединенные отряды чеченцев и лезгин. Войска под командованием Ермолова, пройдя почти всю Чечню, огнем и мечом уничтожали немирные аулы. Эта жестокость принесла свои плоды – чеченцы не нанесли удара в тыл русским войскам, когда началась очередная война с Персией.

Ермолов давно уже предвидел новое столкновение с Персией и в своих докладах постоянно обращал внимание на военные приготовления Аббаса-Мирзы, происки британских агентов на Среднем Востоке и британские субсидии шаху. Не раз он настойчиво просил императора усилить его войска. Но как уже было сказано, Александр I не желал нового столкновения с Персией и был готов предотвратить его даже ценой территориальных уступок.

19 июля огромная армия персов вступила в Закавказье. В Карабах шло тридцатитысячное войско во главе с Аббасом-Мирзой, а в Грузию ворвалась конница Гассан-хана Эриванского.

Смерть Александра I, а затем и события 14 декабря на Сенатской площади подтолкнули Аббаса-Мирзу к ускоренному выступлению. Узнав о вторжении шахских войск, Ермолов приказал войскам Отдельного Кавказского корпуса сосредоточиться у Тифлиса. Однако этот приказ не сумел дойти вовремя до всех частей. Один из егерских полков, находившийся в Карабахе, был заперт в Шуше и обложен со всех сторон персами, часть полка в Герусах была почти полностью уничтожена. Персы заняли Елизаветполь. Конница их проникла даже в Иверию, на 70 верст от Тифлиса.

Николай I требовал от Ермолова решительных действий. Одновременно в военно-придворных округах говорили, будто Ермолов сам спровоцировал войну с персами, чтобы снискать себе новую славу, поскольку прежняя оказалась дутой.

Император уже не верил, что Ермолов справится с Персией, и в августе 1826 года послал на Кавказ генералов И.Ф. Паскевича и Д.В. Давыдова. Но Ермолов все же сумел изменить положение в свою пользу. Сосредоточив имеющиеся в его распоряжении силы у Тифлиса, он выслал против Гассан-хана войска под командованием полковника Н.Н. Муравьева, а против Аббаса-Мирзы – Мадатова. Сам же был вынужден остаться с гарнизоном в 400 штыков в Тифлисе, поскольку опасался действий горцев у себя в тылу, которых сейчас надеялся сдержать одним именем генерала «Ярмула».

Уже 3 сентября под Шанкаром Мадатовым был разгромлен десятитысячный персидский корпус. Это вынудило противника оставить Елизаветполь и снять осаду Шуши. А 13 сентября и Паскевич разгромил под Елизаветполем огромную персидскую армию.

Теперь Паскевич желал перенести войну в Персию, но Ермолов считал это преждевременным, поскольку не получил подкреплений из России.

Готовясь к новому походу, Паскевич проводил парады, разводы, делая все, чтобы превратить Кавказские войска в подобие столичной гвардии. Между ним и ермоловскими офицерами возникали постоянные конфликты. Паскевич вмешивался даже в дела управления корпуса, находя в нем массу самых разных злоупотреблений. Он считал возможным пользоваться слухами и сплетнями, доказывая политическую неблагонадежность Ермолова.

Чтобы окончательно выяснить дело, Николай I прислал на Кавказ начальника главного штаба И.И. Дибича. Ему были представлены неограниченные полномочия, вплоть до увольнения Ермолова. О приезде Дибича Ермолов узнал чуть ли не самым последним, хотя Паскевич был о нем сразу же уведомлен императором. Подобный оборот событий привел Ермолова в глубокую депрессию. Опасаясь ареста, он стал жечь письма и бумаги. Записки об Отечественной войне 1812 года он передал на хранение Муравьеву.

Ермолов сам написал императору прошение об отставке, но еще до получения его 12 марта Николай I предписал Дибичу объявить генералу об увольнении.

Ермолов прожил в Тифлисе еще один месяц, заканчивая все свои дела, и ночью 3 мая тайно выехал из города.

После своей отставки Ермолов жил то в Орле, то в своем московском доме на Пречистенском бульваре. Ему оставалось писать только свои «Записки» о минувших годах, которые и сейчас поражают своих читателей субъективностью, пренебрежению к любым, возможно, самым уважаемым авторитетам минувших лет. Вышли они уже после смерти генерала.

При жизни имя Ермолова было окружено легендами, и проезжающие через Москву или Орел считали своим долгом представиться опальному генералу.

В разгар Крымской войны в семи российских губерниях Ермолова выбрали начальником ополчения, но согласился он принять эту должность лишь по Московской губернии.