Два главных удара

В апреле 1965 года Маршал Советского Союза Г.К. Жуков написал Маршалу Советского Союза К.К. Рокоссовскому письмо, в котором упрекнул боевого товарища в «желании пококетничать перед зеркалом истории», а также в «украшательстве своей личности и искажении фактов». Одним из примеров в этом послании стала подготовка операции «Багратион». «Белорусская операция проводилась четырьмя фронтами по тщательно разработанному Ставкой стратегическому плану.

Как Вам известно, координацию действий 1‐го и 2‐го Белорусских фронтов с начала и до конца осуществлял я, а потому во всех деталях ее знаю и помню хорошо.

Вы сейчас критикуете Верховного, отстаивая идею “двух главных ударов”.

Прежде всего, из двух наносимых фронтом ударов не могут быть оба главных. (В крайнем случае их можно назвать мощными ударами).

Это азы стратегии. Но не в этом суть вопроса.

Вольно или невольно Вы выпятили себя и унизили роль Верховного главнокомандования и большого коллектива Генерального штаба, которые проделали гигантскую работу, прежде чем вызвать командующих в Ставку.

В своей газетной статье, посвященной Белорусской операции, Вы писали об эксцессе, происшедшем с Вами в Ставке, когда якобы были выдворены из кабинета Сталина.

Вы не правы. Это было в ноябре 1944 года, когда мы вместе с Вами докладывали Сталину о необходимости прекратить бессмысленную операцию 47‐й Армии между Варшавой и Модлиным, и о необходимости перехода к обороне всего фронта. Этот факт Вы почему-то пристегнули к Белорусской операции.

Может быть, случайно?» (РГВА.Ф. 41107. Оп. 2. Д. 13. Л. 29–32).

Известно, что маршал К.К. Рокоссовский был вынужден подписать свои мемуары в печать, хотя из них были исключены не только отдельные абзацы, но и многие страницы. Но что оставалось делать Константину Константиновичу, если он тяжело болел? Однако когда они вышли в 1968 году, глава «Оба удара – главные» оказалась почти нетронутой. То есть то, в чем Жуков уличал Рокоссовского, осталось в первозданном виде: «Мы готовились к боям тщательно. Составлению плана предшествовала большая работа на местности, в особенности на переднем крае. Приходилось в буквальном смысле слова ползать на животе. Изучение местности и состояния вражеской обороны убедило в том, что на правом крыле фронта целесообразно нанести два удара с разных участков: один – силами 3‐й и 48‐й армий из района Рогачева на Бобруйск, Осиповичи, другой – силами 65‐й и 28‐й армий из района нижнее течение Березины, Озаричи в общем направлении на Слуцк. Причем оба удара должны быть главными. Это шло вразрез с установившимся взглядом, согласно которому при наступлении наносится один главный удар, для чего и сосредоточиваются основные силы и средства. Принимая несколько необычное решение, мы шли на известное распыление сил, но в болотах Полесья другого выхода, а вернее сказать – другого пути к успеху операции у нас не было.

Дело в том, что местность на направлении Рогачев, Бобруйск позволяла сосредоточить там в начале наступления силы только 3‐й армии и лишь частично 48‐й. Если этой группировке не помочь ударом на другом участке, противник мог бы не допустить здесь прорыва его обороны, у него осталась бы возможность перебросить сюда силы с не атакованных нами рубежей. Два же главных удара решали все проблемы: в сражение одновременно вводилась основная группировка войск правого крыла фронта, что было недостижимо на одном участке из-за его сравнительной ограниченности; противник терял реальные возможности маневра; успех, достигнутый пусть даже сначала на одном из этих участков, ставил немецкие войска в тяжелое положение, а нашему фронту обеспечивал энергичное развитие наступления.

Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22 и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось критике. Верховный Главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар – с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3‐й армии. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого “продумывания” приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили.

– Настойчивость командующего фронтом, – сказал он, – доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха».

Выход в свет в 1969 году объемного тома мемуаров Г.К. Жукова стало целым событием в стране. Но и там Георгий Константинович не забыл про «два удара»: «Существующая в некоторых военных кругах версия о «двух главных ударах» на белорусском направлении силами 1‐го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К.К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И.В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1‐м Белорусским фронтом в Ставку».

Кроме того, в 10‐м номере «Военно-исторического журнала» за 1969 год вышла рецензия на мемуары К.К. Рокоссовского (маршал умер 3 августа 1968 года), в которой ее автор М.М. Кирьян (в то время – начальник кафедры Военной академии им. М.В. Фрунзе) отмечал: «Высоко отзываясь в целом о деятельности Ставки, К.К. Рокоссовский высказывает некоторые критические замечания по ее адресу. В первую очередь это относится к планированию операции “Багратион” весной 1944 года. Автор утверждает, что Ставка намечала 1‐м Белорусским фронтом нанести один главный удар и только по его настоянию было нанесено два удара… Такие замечания по адресу Ставки нельзя в полной мере признать справедливыми. Документы, в частности “Записка по проведению операции “Багратион”, разработанная Генеральным штабом и согласованная с Г.К. Жуковым, А.М. Василевским, а затем и с И.В. Сталиным, подтверждают, что Ставка с самого начала планирования операции предусматривала нанесение под Бобруйском двух ударов – одного из района севернее Рогачева, другого – с фронта Мормаль, Озаричи».

Тем не менее в 1970 году выходит третий фильм киноэпопеи Ю. Озерова «Освобождение» (киноэпопея из пяти фильмов) – «Направление главного удара». А начинался он с рассказа о решающих и драматических событиях 1944 года, о Белорусской наступательной операции «Багратион» и полном освобождении территории СССР. И зрители хорошо запомнили именно этот эпизод: «Непохоже, что вы все продумали, – говорит Сталин Рокоссовскому 23 мая 1944 года в Ставке после доклада последнего о том, где и как надо нанести “трудный, но обещающий успех” главный удар. – Выйдете в соседнюю комнату. Продумайте еще раз ваше предложение».

Впрочем, понятно, что сцена для фильма была взята из книги Рокоссовского «Солдатский долг». А как же все было в действительности?

«План операции “Багратион”» впервые был представлен Верховному Главнокомандующему в докладе заместителя начальника Генерального штаба генерала армии А.И. Антонова 20 мая 1944 года. В 5‐м пункте этого документа, «Задачи фронтов», говорилось:

«1‐й Прибалтийский фронт прорывает оборону противника северо-западнее Витебска, форсирует реку Западная Двина и, прикрываясь со стороны Полоцка, наносит главный удар в общем направлении Лепель, Докшицы, Молодечно. Частью сил ударом на Сенно во взаимодействии с 3‐м Белорусским фронтом уничтожает витебскую группировку противника…

3‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника юго-восточнее Витебска и наносит главный удар в общем направлении Сенно, Борисов, Минск…

2‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника северо-западнее Нового Быхова и наносит главный удар вдоль западного берега р. Днепр на Могилев. В дальнейшем развивает наступление в направлении Березино, Минск. Вспомогательный удар наносится из района севернее Чаус на Могилев…

1‐й Белорусский фронт прорывает оборону противника на двух участках – севернее Рогачева и на фронте Мормаль, Озаричи, нанося удар в общем направлении на Бобруйск. В дальнейшем развивает наступление в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк…» (ЦАМО.Ф. 96а. Оп. 1711. Д. 7а. Л. 258–261).

Примечательно, что данный вариант плана Белорусской стратегической наступательной операции в последующем был уточнен, а сам План был утвержден Ставкой ВГК лишь 30 мая 1944 года. Это во-первых. Во-вторых, по утверждению обозревателя НВО И. Плугатарева, «Нигде в доступных источниках – “НВО” проверило это – и впрямь нет сведений о том, что Главковерх “гонял” Рокоссовского из зала заседаний Ставки в отдельный кабинет. Но, с другой стороны, а почему они должны быть? Ведь Верховный “предлагал подумать” одному командующему 1‐м Белорусским, поскольку при определенной рискованности выработанного плана операции именно на него ложилась наибольшая ответственность за его воплощение в непроходимых болотах Полесья. Оттого, возможно, это Рокоссовскому и запомнилось больше, чем другим командующим, войска которых участвовали в “Багратионе”».

К слову сказать, Константин Константинович Рокоссовский не отличался умением лгать. Видимо, только поэтому, несмотря на все попытки уличить его во лжи относительно «двух ударов», он продолжал стоять на своем. Вот и Маршал Советского Союза А.М. Василевский писал: «К разработке конкретного оперативного плана проведения Белорусской операции и плана летней кампании 1944 года в целом Генеральный штаб вплотную приступил с апреля. В основу плана был положен замысел Верховного Главнокомандования, которым предусматривалось мощными сходящимися ударами по флангам белорусского выступа – с севера от Витебска через Борисов на Минск и с юга через Бобруйск также на Минск – разгромить главные силы немецкой группы армий “Центр”. Находившиеся в середине выступа восточнее Минска». Но, как оказывается, еще в марте Верховный Главнокомандующий пригласил Рокоссовского к аппарату ВЧ и в общих чертах ориентировал относительно планируемой крупной операции и той роли, которую предстояло играть в ней 1‐му Белорусскому фронту. А затем Сталин поинтересовался мнением Константина Константиновича. Не отсюда ли родились «два удара»?

«Почему я так настойчиво защищал решение о двух удаpax? – будет написано маршалом в восстановленной части главы «Оба удара – главные». – Дело в том, что местность на направлении Рогачев – Бобруйск позволяла в начальный период наступления сосредоточить там лишь силы 3‐й и частично 48‐й армий. Если этой группировке наших войск не оказать помощь на другом участке, противник будет в состоянии не допустить здесь прорыва своей обороны. В случае необходимости он для парирования угрозы имел бы возможность перебросить сюда силы с неатакованных участков.

К этому необходимо добавить, что правый фланг 3‐й армии упирался в район, занимаемый противником не только по западному, но и по восточному берегу Днепра. Это вынуждало нас принять надлежащие меры для обеспечения правого фланга армии и фронта. Удар 65‐й и 28‐й армий по левому берегу Березины в направлении Бобруйск – Осиповичи лишал противника возможности перебросить свои силы с этого участка против 3‐й армии, и наоборот. Ударами на двух направлениях вводилась в сражение одновременно основная группировка сил правого крыла фронта, чего нельзя было достигнуть ударом на одном участке из-за его сравнительной ограниченности. Кроме того, успех, достигнутый на любом из этих участков, ставил противника в тяжелое положение, а войскам фронта обеспечивал успешное развитие операции.

На совещании в Ставке для каждого фронта были установлены сроки наступления, определены силы и средства, а также время их поступления. Большое значение придавалось организации тесного взаимодействия между фронтами, в особенности между 3‐м (командующий генерал-полковник И.Д. Черняховский) и 1‐м Белорусским, на которые Ставка возлагала основные задачи. Войска этих фронтов должны были быстро продвинуться на запад и сомкнуться своими флангами западнее Минска, чтобы затем уничтожить окруженную вражескую группировку».

И все же главная причина такой убежденности Рокоссовского в своей правоте, по всей видимости, заключается в нежелании отдавать лавры «двух ударов» Генеральному штабу и Ставке ВГК. Ведь изначально план наступательной операции 1‐го Белорусского фронта разрабатывался командованием фронта с привлечением всего коллектива руководящих работников управления и штаба. Вот только окончательный план наступления отрабатывался в Ставке 26–27 мая (согласно журнала записей лиц, принятых И.В. Сталиным), а не 22 и 23‐го, как указал Константин Константинович в своих мемуарах.