Они остановились в старом двухэтажном доме, спрятавшемся в глубине некогда привилегированного дачного поселка, где в далеком прошлом селились партийные работники и советские чиновники средней руки, сбегая подальше от социалистических забот и строгих начальников.

– Нас будут искать в других городах, но только не здесь, – сказала она, когда они вошли в опустевший сад и поставили сумки на пожухлую траву. – Я оплатила жилье на полгода вперед – нам этого хватит. Потом перед нами – целый мир.

– А удобства тут есть? Ванная, например?

– Какая-то есть, не знаю только, работает ли. Как я скучаю по римским термам, вот кто знал толк в омовениях! И как же омерзительно было жить в грязном Средневековье. Моя человеческая суть очень притязательна к таким мелочам. Но ты не забивай себе голову такими мелочами, если что, я буду сама купать тебя в корыте. Уж оно у них точно должно быть!

– Я не против, – обернувшись к ней, усмехнулся он. – Чтобы ты меня купала.

– Еще бы. Главное, чтобы нам не мешали. Никто не мешал, – очень серьезно проговорила она. – Вперед, милый, осмотрим нашу хибарку.

Но его интересовала только спальня. Он сам повел ее к большой, застеленной покрывалом кровати.

– А ты осмелел, – усмехнулась Лилит. – И куда делась юношеская робость?

– Ты развеяла ее, – ответил Владислав. – Я за одни сутки как будто стал на десять лет старше. – Они повалились на кровать. Он обнял ее, сгреб очень по-мужски. – Что со мной? Мне кажется, сегодня я умею раза в два или в три больше, чем вчера. Смотрю на все другими глазами, понимаю то, чего не понимал вчера, мог только догадываться. Так что со мной?

– Сближаясь с тобой – телом и духом, я передаю тебе многие силы. В том числе знания. Я делюсь с тобой опытом – прошлых столетий и тысячелетий. Земная женщина, простая смертная, тоже могла бы поделиться с тобой, нуу-у… своим любовным опытом, тем, как варить щи, убирать постель после ночи, мыть пол. Я же дарю тебе целый мир, вечность, вселенную, которую знаю сама. Я умею не только давать, но и отнимать.

– Что отнимать?

– То, что даю, – силы, волю, саму жизнь по капле. У того, кого невзлюблю. Опустошать до самого донышка. – Ее глаза вдруг стали гаснуть, словно кто-то невидимый дунул на огонь в них ледяным дыханием. – Бывало и такое… Но это не про тебя, – вновь ожила она. – Ты – мой подарок вселенной. У нас впереди много работы, малыш, и торжества тоже много.

Он посмотрел в ее глаза – живые и пронзительные, ни с чем не сравнимые, переливавшиеся глубоко внутри перламутровым светом, – это были глаза божества.

– Но что ты хочешь от меня? – спросил он.

– Я – твоя муза, я подарю тебе крылья, они уже растут у тебя за спиной; со мной ты взлетишь к самому солнцу. Или к луне. Или к Большой Медведице. Куда захочешь. И со мной ты не обожжешь крыльев, не рухнешь вниз, как несчастный Икар. Его крылья были сделаны из перьев и скреплены воском, мои крылья – знание тайн Вселенной, владение ее силами.

– Как это будет? Расскажи…

– Проще сделать. Но я попробую объяснить. Кто может сказать, откуда берется у человека талант? Из каких источников он получает сверхспособности? Это просто происходит. А я знаю эти тайные реки и ручейки и направлю их в тебя. Сделаю все для воплощения твоего гения. Я вдохну в тебя силы, которые помогут стать первым из лучших. А потом перешагнуть ту границу, которая лежит между обычными людьми и всеми тайнами – непреодолимую для всех смертных. Во все я посвятить тебя не смогу – твой разум не выдержит такой ноши, – но многое открою обязательно. Тебя ждет небывалое путешествие!..

На следующий день к дому подъехала крытая «Газель». Привезли два мольберта, этюдник, холсты, штук двести разного формата, ватман, краски, пастель, акварель, уголь, два софита, упаковку с драпировками – короче, все то, что необходимо художнику для интенсивной работы.

– А если кто узнает? Догадается, в смысле? – спросил он, перетаскивая купленное в дом. – Мы столько всего заказали. Вдруг пойдут по следу?

– Они не настолько умны, – усмехнулась она, когда они вместе поднялись по крыльцу, вошли в дом и поставили коробки в углу прихожей. – И потом, тебе еще только предстоит стать тем, кем ты должен стать. – Она привлекла его к себе, поцеловала в губы. – На солнце обращают внимание, когда оно восходит поутру, выглядывает из-за края земли. Этого пока не случилось, но случится. Вот когда тебя возьмут на заметку. За тобой станут следить, пустят по твоему следу гончих – это тоже не исключено. Но пока ты только молодой человек с талантом художника. Кто вспомнит об этом? Разве кто-нибудь из них может понять, что думаю я? Как далеко смотрю? Нет, не того калибра эти существа. Они – пресмыкающиеся. Так было, поверь мне, веками. Пусть они наденут тоги или облачатся в варварские шубы, в кафтаны с белоснежными манжетами, но останутся все теми же дураками. Уж я-то знаю. А когда спохватятся, будет поздно. Мы с тобой к тому времени устремимся к звездам, малыш.

Как же притягательно звучали ее слова! Сколько уверенности было в них. И какой силой они наполняли его пока еще недостаточно опытное, молодое, но требовательное сердце, жадную душу, в которой его спутница уже успела похозяйничать.

Покупки были перенесены в дом, расставлены по углам самой дальней комнаты, бывшей гостиной с большими окнами, в которой когда-то прежние хозяева, наверное, собирали друзей и устраивали пиры, но теперь переделанной в мастерскую. Заперев дверь, Владислав растерянно уставился на груды холстов и два мольберта.

– А что мне рисовать? – вдруг спросил он.

– Меня, конечно, милый, – усмехнулась Лилит. – Для начала. Ты даже не представляешь, что может натурщица сделать с мастером. Особенно такая, как я. Как правило, мастер создает свою натуру, лепит из нее то, что хочет сам, но со мной все иначе. Я буду с каждым штрихом создавать тебя. С каждым мазком кисти, с каждым твоим вздохом. Уже скоро ты это почувствуешь, мой Владислав.

В тот день она как-то по-особому назвала его по имени. Она ведь знала и другие имена, но теперь приняла его таким, каким он был в этой жизни. Лилит тоже нужно было время, чтобы заново ощутить и понять его, принять заново – своим пылающим сердцем, своей нездешней душой, всем своим запредельным существом, о котором он пока так мало знал.

Владислав с особенной жадностью оглядел ее. Но не с тем одержимым желанием, с каким смотрел всякий раз, – бешеным желанием обладать, а иначе – теперь иначе. С таким восторгом смотрят на прекрасный закат, на величественные горные вершины, на сокрушительный дивный водопад. Это восхищение силами природы, а Лилит и была этой природой, первородной силой, рожденной в начале всех начал.

– О да, я чувствую это, – вдруг сказал он.

Она вопросительно взглянула:

– Что ты чувствуешь?

– Тебя, Лилит. И я хочу рисовать тебя.

– Прямо сейчас?

– Да, – уверенно кивнул он.

– Тогда вперед.

Мастерская, самая светлая из комнат, была готова к работе. В середину новый хозяин дома немедленно поставил мольберт, на него водрузил холст. Подвинул старенький диван так, чтобы он оказался в потоке солнечного света, падавшего в окно. Накрыл алой драпировкой, положил две подушки. Все это время Лилит наблюдала за ним, затаив дыхание. Именно таким она и желала видеть его – окрыленным, готовым к работе, понимающим ее. И нестерпимо жаждущим творчества.

– Ложись, – обернулся он.

Лилит послушно сбросила одежду и нагой легла на укрытый драпировкой диван.

– Спиной на подушки и чуть набок, ко мне лицом.

– Хорошо.

– Облокотись на правую руку, а левую забрось за голову, чтобы твоя подмышка была открыта.

– Так?

– Именно так! – горячо кивнул он. – Колени чуть вместе.

– Как скажешь, – исполнила она.

Кажется, ее увлекали повелительный тон и четкое знание того, что он делает.

– Все верно! – Он восторженно покачал головой: – Моя Лилит, моя богиня, моя прекрасная муза…

Вечером Андрей Крымов получил письмо, а на следующий день уже был в библиотеке. Он собирался пораньше, но романтическая ночь в объятиях Марины, от которой до сих пор голова кружилась, долгий завтрак и вновь постель сильно разнежили всегда собранного и готового к битвам детектива. Лечила его юная любовница от лесных привычек – иночества, нелюдимости, умения подавлять разные желания, думать только о деле. Хотя какое это дело: с утра до вечера таскаться по охотничьим тропам, палить из ружья и жарить кабанину на костре, будто он кроманьонец? Разве что у того копье и топор были, а не двадцать пять ружей. Хватит уже дикости, поотшельничал и будет. Нет, Мариночка на славу лечила его от всяких глупостей. Возвращала к нормальной мужской жизни. И он воспитывал ее, превращал из капризули, милой девчонки в настоящую женщину. Опыта хватало.

В областной библиотеке ему подсказали лучшего специалиста, главного библиографа.

– Простите. – Он подошел к худощавому мужчине лет сорока, с бородкой и в тонких очочках, сосредоточенно изучавшему с лупой толстый фолиант с черно-белыми ретрофотографиями на глянце. Он высматривал старинные уличные вывески с «ятями». – Я вчера получил этот конверт, обратным адресом значится ваша библиотека. Я – сыщик, капитан полиции в отставке, и просто уверен, что человек, приславший мне это письмо, не хотел называться своим именем. Желал остаться инкогнито. Но несомненно одно: он воспользовался фондами вашей библиотеки, сделал ксерокопии с редких книг и послал письмо. Мне просто необходимо выйти на его след. Поможете правоохранительным органам?

После слов «сыщик» и «капитан полиции в отставке» бородатый библиограф оставил старинные вывески, поднял голову и посмотрел на посетителя.

– Если человек не хочет, чтобы его тревожили, зачем вам это?

– В своем послании он рассказал слишком много и слишком мало. Так бывает. Мне сказали, что вы – лучший специалист в своем деле и знаете все фонды.

– Это верно. Но я бы, например, не хотел, чтобы меня беспокоили, если самому не хочется.

– Я понял вашу точку зрения, – кивнул сыщик. – Так поможете или нет?

– Дайте мне ваши ксерокопии, будьте так любезны, – попросил интеллигентный бородатый очкарик. Он уставился на них, рассмотрел, затем обронил мелкий смешок, что говорило о быстрой догадке, отрицательно покачал головой: – Вот эта книга крайне редкая, «Эсклавус суккубос» – «Рабы суккубов», у нас такой нет, – Крымов понял, что речь идет о фолианте, где рассказывается о дьяволице-искусительнице герцогине Савойской, – это вообще крайне специальная литература. И я единственный в этом здании, кто знает о ее существовании, кстати.

– Потому к вам и послали.

– Что за дело вы ведете?

– Гоняюсь за призраками.

– Я так и понял. Вот об этой книге, «Экзорцизмус дьяволус» – «Изгоняющие дьявола», я слышал, но такой у нас тоже нет, никому в голову не пришло обзавестись ею, – речь шла о другом раритете, где излагалась история герцогини Монферрато, заядлой путешественницы, низвергнутой в ад. Так что интуиция вас подвела, господин сыщик. Здесь ваш аноним эти книги взять никак не мог. Но он мог скачать их в Интернете и прислать вам распечатку. Сами не догадались?

– Догадался и нашел эту книгу, даже не одну. Но тень от моего листа на распечатке, когда кладешь книгу на экран и сканируешь ее, не совпадает ни с одной из Интернета. Вот я и подумал, что человек мог сам сделать ксерокопии. И еще, перевод, который был мне прислан, не совпадает с переводом из Интернета. Очень возможно, что мой аноним сделал его сам.

– Неплохо, неплохо. Стало быть, вы гоняетесь за истинным эрудитом.

– Очень на это надеюсь.

– Интересно быть детективом?

– И очень опасно – иногда.

– Особенно если гоняешься за призраками. Тогда зайдем с другой стороны, не возражаете? – предложил библиограф.

– Ни в коем случае.

– Отлично. У нас в городе есть трое серьезных библиофилов, у которых может быть такая книга. Иногда мы привлекаем их как сторонних специалистов для исследований тех или иных старинных изданий.

– И вы мне можете дать их телефоны? – спросил Крымов.

– Не должен, конечно, но все равно узнаете, так зачем я буду вставлять вам палки в колеса?

– Разумно.

Он достал из рабочего стола записную книжку, пролистнул ее.

– Готовы записывать?

Телефон уже был в руках Андрея. Спускаясь по широкой лестнице, ведущей в холл, Крымов думал: звонком не отделаешься – того, кто решил ускользнуть от него, отделаться от следствия заочным общением, надо брать живьем, тепленького, чтобы глаза в глаза. И никаких помощников, только сам.

Первым был известный профессор истории, популярный лектор. Детектив решил взять быка за рога и начал так: «Спасибо за ваше письмо, уважаемый Иван Иванович, жаль, что решили остаться незамеченным…» и так далее. По его лицу Крымов понял сразу – этот ни при чем. Да и потом, вникнув в суть, профессор сказал: «Дьявольщиной, молодой человек, не интересуюсь, уж простите. Я по крестовым походам специализируюсь».

Вторым знатоком оказалась старая-престарая дама, известный краевед, библиофил с пожизненным стажем. И вновь сыщик бодро начал: «Спасибо вам за помощь в расследовании, уважаемая Анна Ивановна…» Старушка очень обрадовалась визиту приятного молодого мужчины, но ксерокопии манускриптов ее тоже нисколько не тронули. Возможно, оба они были хорошими актерами и разыграли неведение, но интуиция сыщика говорила: нет, не они! Дальше!

К третьему пришлось ехать за город – этого специалиста звали Антон Антонович Долгополов. Яшин сбросил о нем информацию, но та была крайне скупа. Старый путешественник, библиофил, коллекционер, полиглот. Не местный. Вернулся в город лет десять назад. Затворник. Как и чем живет, неизвестно.

Там, где заканчивался город, сразу за бетонным мосточком через тонкую речку Полушку начинался поселок Яблоневый. Когда-то эти места принадлежали знаменитому купцу-виноделу, тут буйно росли его сады и работал винокуренный заводик. Затем плодовые деревца проредили и построили дачи. Позже на этом месте вырос поселок с частными домами, и от яблонь совсем ничего не осталось, кроме названия. Улица с нужным домом тоже именовалась характерно – Анисовая. Каменный домишко в два этажа за деревьями с опадающей листвой напомнил Крымову о его собственных охотничьих хоромах на Урале, и он подумал: «Надо бы сдать мои чертоги, я туда вот так запросто не вернусь». Дома оказалось куда интереснее.

Он поднялся на крыльцо, позвонил. Ему открыл маленький бодрый старичок с хитрым, но добрым лицом – такими полнятся сказки всех стран и народов. У кого-то они в колпаках гномов, в зеленых камзольчиках и сапожках с закрученными носами, у кого-то в беретах и клетчатых юбках, а у кого-то в поддевках и лаптях. Этот был в овечьей тужурке и ботиках. Но физиономия у всех одинаковая – лукавых всезнаек.

– Чем могу служить? – спросил хозяин.

Крымов решил «включить дурака»:

– Здравствуйте, Антон Антонович! Спасибо, что прислали мне документы по делу…

Произнося это, он уже понимал, что попал по адресу.

– Значит, нашли меня, Андрей Петрович? – перебив его, неожиданно рассмеялся старичок в теплой тужурке. – Я был первым в списке, вторым или третьим?

Вопрос отчасти обезоружил Крымова. Он не любил, когда кто-то мог просчитать его игру на пять, а то и десять шагов вперед, да еще легко, с подколом. Такие умники могут в два счета обвести вокруг пальца.

– Третьим.

– Логично, я ведь живу дальше всех.

– Вы специально вложили ксерокопии подлинников, чтобы я вышел на вас? – догадался Крымов.

– А вы как думали? Разумеется. В библиотеке вы этих книг не нашли, в Интернете таких оттисков не обнаружили. Да и переводы разнились – свой я делал сам.

Крымов усмехнулся: какой же он недотепа! Его, как глупого карася, выманили наружу. Цоп, и на крючке.

– Но зачем такие сложности, Антон Антонович?

– Мне нравится играть. Старенький я: развлечений мало осталось. Но на вас я ставку сделал. И хотя думал, что найдете меня только завтра-послезавтра, вы оказались куда смышленее.

– Это комплимент?

– А вы как думаете? Ну проходите, проходите, раз уж пришли. Угощу вас домашней рябиновой водкой. Будете?

– Буду, – кивнул Крымов.

И все-то его угощали, кто вискариком, кто водкой. Нравился, стало быть, он людям.

– Тогда прошу в мою библиотеку, предпочитаю баловать себя среди любимых книг.

Антон Антонович закрыл дверь, выдал гостю тапки и бодро зашаркал перед ним. В середине комнаты, куда они вошли, стоял круглый стол с выцветшей полиролью, большой настольной лампой под салатным абажуром и миской, доверху наполненной яблоками. Крымов огляделся. Библиотека была необычной – тут не стояли томики Толстого и Достоевского, Пушкина и Тургенева, как это обычно бывает в библиотеках у пожилых людей. Тут, в небольшой комнате с застекленными стеллажами, стояли особые книги.

Крымов потянулся к первым полкам.

– Да-да-да, – сказал за его спиной Долгополов. – Вы правы: это особые книги…

Сыщик обернулся: опять старичок будто читал его мысли!

– «Гримуары», или книги заклинаний, из разных веков, соответственно с разными рецептами: «Арс Алмадель», или четвертая часть «Малого ключа Соломона», или «Лемегетона», разумеется, «Молот ведьм», ну, это азбука демонологии, – Антон Антонович проходил мимо стеллажей и указывал пальцем на те или иные книги за стеклом, – исландский гримуар «Гальдрбук», Петр Могила, его «Евхалигион», или «Требник Петра Могилы», книга-инструкция по изгнанию бесов… А вот «Эсклавус суккубос» – «Рабы суккубов», а вот «Экзорцизмус дьяволус» – «Изгоняющие дьявола». О них наверняка упомянул главный библиограф Стечкин, он большой грамотейка. Упомянул?

– Да, этак свысока.

– Он такой у нас, зазнаистый! – усмехнулся Антон Антонович. – Эти две книги вам уже известны по главам, которые вы прочитали, и они вас, несомненно, заинтересовали.

Один шкафчик, врезавшийся в библиотечные стеллажи, нес особые функции: там хранилась старинная посуда – стояли четыре графина с темными и светлыми напитками. Один из них, с бордовым содержимым, достал шустрый Долгополов. К нему два фужера и два миниатюрных столовых ножа.

– Прошу вас, садитесь.

Крымов послушно сел. Долгополов разлил напиток.

– За полезное знакомство, – сказал хозяин.

Андрей еще плохо понимал, как вести себя с этим странным пожилым человеком и что ему надо от сыщика. Они выпили, каждый взял по яблоку.

– Они ведь заинтересовали вас, Андрей Петрович, – статьи из перечисленных мною книг? – прожевав отрезанную дольку яблока, спросил Антон Антонович. – Не так ли?

– Разумеется.

– Я очень рад, что сумел помочь вам, честное слово.

– Сумели, – согласился Крымов. – Но…

– Что «но»?

– Зачем вы помогаете мне?

– Вам нужна моя помощь. Вы – умный и храбрый человек, но знания никогда не помешают. Это и копье, и щит, как говорили древние мудрецы, смотря по ситуации.

– Откуда вы узнали про дело о манекене?

– Слухами земля полнится, таков будет мой ответ.

– Значит, все карты раскрывать не собираетесь?

– Ни в коем случае, – покачал головой старичок. – Я помогаю, но исповедоваться не собираюсь. Что вы? С какой стати? И потом, – усмехнулся он, – если я начну рассказывать правду, вы все равно не поверите.

– А вдруг?

– Нет, не поверите, – твердо ответил тот. – И давайте не будем тратить понапрасну время на дебаты. Лучше задавайте вопросы – с места в карьер.

– Хорошо, – кивнул Крымов. – Кто она – эта женщина? Расскажите…

– Это не женщина, – отрицательно замотал головой хозяин дома. – Она – суккуб и очень сильный, – просто и с улыбкой ответил старичок.

– Это ведь что-то демоническое?

– Именно так, молодой человек, – кивнул тот. – Суккуб и есть демон в женском обличье. Демон в мужском обличье зовется инкубом. Цели у них одинаковые: первые соблазняют мужчин, вторые – женщин. Суккубы – порождение хтонического мира, олицетворяющего дикую мощь самой земли и подземного мира, – второе, как вы догадываетесь, пострашнее. Одним словом, всего того, что противопоставляется миру света, или Царствию Небесному, если перевести на христианский язык. Суккуб на латыни – «лежащая внизу», если говорить напрямую – «под мужчиной». В современном понимании демонологии суккуб – прекрасная и коварная соблазнительница, чародейка. Она охотится за мужским семенем, обольщает и лишает мужчину разума безграничной любовью и чрезмерной страстью. Суккуб способен любить, кстати. И ненавидеть. Но суккуб очень своенравен и мстителен, как сиамская кошка. Может приласкаться, а может вцепиться в горло. Но того, кого полюбит, может щедро наградить…

– Чем же? – Крымов с хрустом откусил яблоко. – Исполнит три желания?

– Смешно. Но вы почти угадали. Сверхъестественными способностями, например. У человека есть музыкальные данные – суккуб поможет стать ему знаменитым пианистом или певцом. Иногда таких удачников злые языки обвиняют в сговоре с дьяволом, но они просто вступили в любовную связь с суккубом и сами того не заметили, как их карьера полетела вверх. В романтической традиции таких помощников называют музами, но это совсем другое. Музы – посланники ангельского мира, их помощь возвышает, а помощь суккуба демонизирует, дает силы повелевать душами и сердцами. Когда играл Паганини, экзальтированные люди кончали жизнь самоубийством – и мужчины, и женщины. Это как пить дать работа суккуба. Вокруг Николо крутилось много женщин! Парочка из них у меня под подозрением. Разумеется, все это не отменяет гения великого скрипача.

– Ну разумеется.

– Еще по рюмочке, Андрей Петрович?

– Несомненно.

Говорливый мудрый старичок разлил настойку, и они выпили.

– Кстати, римский папа Сильвестр Второй, живший на рубеже десятого и одиннадцатого веков, тысячу лет назад, – продолжал Долгополов, – на смертном ложе во время исповеди сознался, что всю жизнь ему помогал суккуб по имени Меридиана, он же позволил ему добиться сана первосвященника. Несмотря на всю видимую строгость церкви, это было крайне распущенное время. Многие священники имели целые гаремы среди своих прихожанок. Возможно, имелась такая вдохновительница и у папы. Была ли она демоном или простой женщиной, кто теперь скажет? Но на последнем вздохе папа Сильвестр раскаялся в том, что принял эту помощь.

– Если бы я однажды сам не столкнулся с явлением, выходящим за грань реального, не столкнулся лицом к лицу, не поверил бы ни одному вашему слову.

– Но вы же верите?

– Верю, – кивнул Крымов.

– Ну тогда и я вам скажу: если бы вы, Андрей Петрович, когда-то не столкнулись с явлением сверхъестественным и не готовы были бы мне поверить на слово, я бы и не переслал вам те отрывки из книг, не сделал бы так, чтобы вы приехали сюда, и не стал бы сейчас рассказывать все это.

– И вновь возникает вопрос: откуда вы знаете обо мне так много? Как я понял, дело не только в пропавшем манекене, который я взялся искать? Моя прошлая жизнь тоже сыграла свою роль?

– Именно так, но я не собираюсь вдаваться в подробности при всем уважении к вам. Хватит того, что я искренне готов помочь. Продолжаю. Согласно древнееврейским книгам, существуют четыре суккуба, демона в женском обличье: Лилит, Айшет Зенуним, Аграт бат Махлит и Наама. Последние три могут иметь детей, но носят на теле следы уродства – у одной из них явно виден хвост, у другой птичьи ногти на ногах, в смысле, коготки, у третьей – клыки, которые сколько ни пили, все равно прорастают. Они рожают детей, их зовут «камбионы» – как правило, это уроды, но обладают сверхспособностями. Только Лилит абсолютно совершенна, но она и бесплодна. Все четверо жаждут мужского семени, они принимают его любыми путями, которые доступны женщинам, это их вечная амброзия. Вот за кем охотитесь вы, Андрей Петрович. Вот кому бросили вызов. Так что ваш суккуб, бессмертное существо, мог и полтысячи лет пролежать под каменной плитой, и целую вечность. А потом встать, насытиться от мужчины и отправиться мстить этому миру.

– Вы разукрасили для меня мир новыми красками, – честно признался Крымов. – И я от них не в восторге.

– Что поделаешь, я предельно честен с вами.

– Последний документ касался Льва Апраксина, Ляшского замка и таинственной женщины, которая стала спутницей археолога и помогла ему сделаться сверхвыдающимся археологом, коллекционером, антикваром, превратила его жизнь в сказку. Я ничего не упустил?

– Все так, Андрей Петрович, все так.

– Это была благодарность?

– Разумеется. Пятьсот лет пролежать под каменной плитой живой и здоровой, с проклятием на груди, не позволяющим сбросить оковы и подняться. Без способности заняться любовью, насытиться привычным блюдом – семенем мужчины. Лежать, страдать и не знать, когда тебе дадут свободу и дадут ли ее вообще. Как вам такая участь?

– Печальная. Что может натворить такой суккуб, когда освободится?

– Сейчас вы задали самый правильный вопрос, господин Крымов. Такой суккуб может смириться, но может и мстить – всем живущим. В первую очередь он будет мстить Богу. Но самому ему отомстить напрямую невозможно. Бог всесилен. Только одним способом – так, как это сделала герцогиня Савойская, отняв у Создателя его преданного работника, любящего сына, художника Бьянки. Бог наделил человека свободой воли, подняв его выше самых могущественных ангелов, у которых ее нет. Но Он и дал право решать самому, по какой дорожке идти. Увы, человек часто выбирает темные тропы.

Они поговорили еще, допили бутылочку настойки.

– Что ж, о главном я вам рассказал, – заметил Антон Антонович. – Только не думайте, что сможете противостоять суккубу, – это вам не по силам.

– Какой тогда от меня толк в этом деле?

– Наблюдайте. И помните: характер суккуба, демона, как правило, и подводит его. За каждым денно и нощно наблюдают с небес и записывают деяния. В небесной регистрационной книге, – весело добавил он.

– Скажите, Антон Антонович, каков ваш интерес в этом деле?

– Очень хочется знать? – прищурил глаза хитрый старичок.

– Очень.

– А вы поверите? Даете слово?

– Даю честное слово.

– Ну хорошо. Существует тайный орден, его посвященные делают все, чтобы оградить людей от влияния суккубов и инкубов. Хотя бы сократить его. Открыть людям глаза. Не дать превратиться в рабов этих древних существ. Как вам такое откровение?

– Круто, – честно ответил Крымов.

– Еще как круто, – согласился старичок.

– И вы один из членов этого ордена?

– Сами догадайтесь.

– А кто вас уполномочил на эту службу?

– У-у, – мотнул головой Долгополов. – На этом вопросам пора положить конец.

– Тогда последний: я и в дальнейшем могу рассчитывать на вашу помощь?

– Непременно.

– Ладно, – кивнул сыщик. – Теперь пойду. Ну вы и подбросили дровишек в костер – гореть ему теперь не перегореть.

Старичок только усмехнулся. На пороге Долгополов сказал ему:

– Помните, сейчас она и ее слуга, тот молодой художник, послушный раб, уже готовят НЕЧТО. Что – я не знаю. Я не пророк. Вы узнайте! И действуйте!

– Как действовать? Вы же сами сказали: от меня ничего не зависит.

– Решайте на месте, Андрей Петрович!

Щедрая луна заливала лимонным светом их спальню. Владислав все еще тяжело дышал. Он только что вынырнул из короткой и стремительной любовной схватки. В его ушах все еще стоял пронзительный крик женщины, которую он крепко сжимал в объятиях. И так, сплетясь, они лежали долго…

Последние две недели он смотрел на это тело совсем иначе, чем прежде. Оно стало для него, еще совсем недавно абсолютно неопытного в любви юноши, упоительным источником не только наслаждения, но и всепоглощающего вдохновения. Ведь все это время он рисовал ее практически без перерыва – карандашом, углем, сангиной, соусом, акварелью; писал ее маслом. Десятки холстов уже сохли вдоль стен и на чердаке. Рисунки накапливались стопками на длинном столе. Он никогда так хорошо не чувствовал линию и цвет – словно прозревал, открывал мир заново, но уже юным мастером, а не учеником. Это все она, его Лилит! Он был доверху переполнен ею, она сама насыщала и наполняла его, как сосуд у заветного источника. А ночью они занимались любовью – и она тоже заполняла его собой. Лилит передавала ему свою силу и свой магнетизм, бесконечный опыт. Он чувствовал, как наливается новый силой его собственное тело, а сердце бьется иначе. Это был такой источник, о котором мог бы мечтать любой мужчина, любой творец, но она выбрала именно его. Наверное, когда-то он оказался первым, кого увидела низвергнутая во тьму богиня.

Он с любовью касался ее голых плеч, налитой груди, бедер и завороженно смотрел в ее глаза.

– Давно хотел спросить у тебя…

Он неожиданно осекся.

– Ну, спрашивай.

– Какое у тебя сердце, Лилит?

– Какое сердце?

– Да, из чего оно? Оно ведь не может быть обычным?

– Не может.

– Так какое оно?

– А ты сам как думаешь?

– Это нечестно, – скромно улыбнулся он, – ты непостижима, откуда мне знать такие великие тайны?

– Мое сердце – животворящий огонь, – ответила она. – Меня создала природа. Часть огня, подаренного Ра, часть взятого из костра Агни, немного украденного из печи Гефеста. Кстати, он и впрямь был хромым.

– Ты так шутишь?

Она провела горячей ладонью по его щеке:

– Тебе решать, милый, шучу я или нет. Много кто еще поделился своим пламенем, внес свою лепту, прежде чем появилась я.

– Покажи мне, какая ты на самом деле, – попросил он.

– Какая я на самом деле?

– Сейчас, со мной, ты человек. Я хочу увидеть тебя такой, какой видел прежде. В другие времена.

– Вот ты о чем. А твое сердце и рассудок выдержат мое перерождение? Ты уверен?

– Я не знаю… что увижу.

– Тогда лучше не рисковать.

– Нет, я уверен, – смело кивнул он. – Я уже получил от тебя многое. Эти знания защитят меня.

Она усмехнулась.

– Мудро, мой мальчик. Ты действительно взрослеешь с каждым днем. Ну хорошо, смотри, – Лилит поднялась и нагой встала перед ним. – Смотри, мой жадный малыш…

Она развела руки в стороны и чуть подняла голову. По ее телу побежали отблески – золотые, серебряные, перламутровые. Кожа переливалась. Она будто перерождалась на его глазах. Так оно и было! Лицо сохраняло прежние черты, но когда и оно заиграло отблесками, у молодого человека мурашки цепко покатились по спине. Глаза женщины-богини горели изнутри, как уголья неровно тлеют в глубине костра. Взмахнув руками, как птица крыльями, собираясь взлететь, Лилит стала обращаться в рваный столб сверкающего серебряного ветра, от которого у молодого человека дух перехватило и зарябило в глазах. Резким горячим воздухом полоснуло его по лицу, а когда сверкающий столб улегся, она стояла перед ним все так же обнаженной, но иной. Совсем иной! Если это вообще была она! Восточная красота, тонкая подвижная талия и вызывающе округлые женственные бедра, призывно выкатившаяся грудь, большие, темные, манящие глаза и черные волосы до ягодиц.

– Кто ты? – прошептал он.

Владислав даже не успел заметить, что в минуту этих метаморфоз он отполз назад и уперся в широкую спинку кровати. Ему было страшно – увидеть такое простому смертному не дано, – но восторга, кипевшего в его душе, оказалось куда больше, и сердце выпрыгивало; эти чувства мешали ему дышать.

– Такой ты увидел меня впервые три тысячи лет назад, когда адская тьма заволокла Египет, и я нашла лазейку выйти из вечного мрака, куда меня отправили силой. Ты стоял передо мной на песчаном холме растерянный и уже влюбленный в мою красоту. Я попросила тебя подойти, положила твои руки на свою грудь, а ты спросил мое имя.

– Можно я коснусь тебя… такой?

– Конечно, мой хороший. Не бойся, приблизься ко мне…

Владислав на четвереньках осторожно подобрался к ней по постели, как щенок, увидевший нечто опасное, волнующее и притягательное, оказавшееся на его пути. Но щенок осторожно тянется носом… Его пальцы коснулись ее груди, губы – твердых сосков, затем руки несмело прошлись по ее талии и бедрам, потом смелее…

И вдруг, отпрянув, он пробормотал:

– Я помню… Я помню это… Помню!

– Хорошо, – кивнула она. – Но тогда ты еще не получил ответа. Он был впереди… А теперь вернись на место – на всякий случай.

Он торопливо послушался. Она вновь взметнула руки и превратилась в серебристый воздушный вихрь, горячий ветер ударил в лицо молодого человека. Но теперь он уже не чувствовал страха – один всепоглощающий восторг! И когда серебристый ветер унялся, его Лилит вновь стала иной. Молочно-эбеновой дивой, с кровью египтянки, гречанки и эфиопки, с резко очерченными, чуть вывернутыми губами, яркими белками глаз на чрезмерно смуглом лице, черными вьющимися волосами, лежащими на плечах.

– А кто ты сейчас? – спросил он.

– Такой ты увидел меня в Коринфе, в моем доме на холме, под храмом Афродиты, в полусумраке, и тотчас влюбился… Мы занимались любовью, а потом я уехала с тобой… Я выполнила твое желание – ты стал предводителем своего государства, а я всегда была рядом, помогала тебе советом и сердцем. Ни один враг не смог противостоять тебе.

– И такой я помню тебя…

– Верю.

– А дальше?!

– Дальше? – Она кивнула с горечью. – Да будет так!

Вновь Лилит превратилась в серебряный ветер и вновь остановилась. Стала белокожей красавицей с рыжими волосами.

– Ну, что скажешь? Малыш?

– Нет, – морщась, он покачал головой. – Ничего не помню… Почему?

– Для этого есть основания. О герцогине Савойской мне горько вспоминать – я потеряла тебя, едва увидев. Тебя отняли у меня. Отняли то, что мне было бесконечно дорого. А я ждала так долго! Но я отняла у них, – это слово она произнесла с особым презрением, – то, что было дорого им. За это меня отправили на полтысячи лет в подземелье – под каменную плиту, завернутую в кожи, стиснутую по рукам и ногам. Положили заклинание на грудь, на плите выбили слова, ставшие для меня замко́м. Пока меня не нашли…

– Но как такое возможно?

– Возможно, поверь. Какой мне быть для тебя?

– Ты прекрасна во всех обликах, но я привык к той, в кого влюбился, в молодую женщину, стоявшую за стеклом витрины. Пусть даже с темными волосами.

– Да будет так, малыш.

Тотчас же из нового сребристого вихря вышла та, которую он хорошо знал, и кошкой легла к нему в постель.

– Мурр, милый, – сказала она.

– Я хочу снова, – сказал он. – Хочу тебя…

– Как мне понятны твои чувства, – она потянулась к нему, – бери же меня… – Она уже целовала его, оплетая руками и стискивая коленями. – Бери мою энергию – она безгранична, сколько хочешь. Бери мою огненную душу – это пламя горит тысячи лет!..

Пока что он писал только ее. Его работы становились все виртуознее. Владислав и сам не успел заметить, как вырос – вырос как художник. Будто он прошел уже три академии. Но даже окончив десять академий, без наития творца, того, что люди именуют «искрой Божьей», ты мало что сможешь создать толкового и уникального. В лучшем случае станешь отменным ремесленником. Но в нем эта искра была. При каких обстоятельствах она влетела в его сердце и там мгновенно вспыхнуло пламя, он толком не разбирался, да и зачем? Главное – огонь пылал в своем очаге. И приносил свои чудесные плоды.

Как-то утром, нагим после душа, он вошел в мастерскую, вдруг увидел свои работы будто со стороны – и у него дух перехватило. Он словно попал в галерею, где все картины принадлежали кисти неизвестного гения. И на всех была она – лежала обнаженной, стояла, сидела в шубке, перебросив ногу на ногу, смотрела на него с дивана или задрапированного подиума, который им привезли из столярной мастерской. На нем она лежала, изогнувшись, подобно отдыхающей змее. А на других полотнах была иной – восточной красавицей из египетской пустыни, эбеновой гетерой из Коринфа, рыжеволосой венецианской герцогиней. Она сполна напитала его – и теперь стоило двигаться дальше.

Лилит бесшумно подошла сзади и обняла его со спины.

– Ну, что скажешь, мой гений?

Она словно читала его мысли!

– Мне нравится, – честно признался он.

– Мне тоже. Пора познакомить мир с твоими работами. Отправь несколько фотографий по адресам, которые я приготовила для тебя. Отошли как аноним – и поглядим, что будет.

– Мне самому как-то неловко.

– Напрасно, учись быть смелым. Скоро тебе придется научиться представлять себя. Это тоже станет твоей работой.

– Ты права – к черту скромность, – очень по-взрослому ответил Владислав.

Он отослал фото полусотни работ, по его мнению, самых удачных, в десять галерей страны. В том числе и в три самые крупные галереи своего города. Вскоре отовсюду пришли ответы.

«Кто этот художник? Где он доселе прятался? Как с ним связаться? И кто его модель? Это ведь не женщина – богиня! – читая эти строки, честолюбец Владислав улыбался. – Как они умудрялись так долго оставаться в тени оба? Если вы их продюсер, господин аноним, мы готовы работать с вами!»

По совету Лилит он отписал всем адресатам, что скоро свяжется с ними.

– Я хорошо подготовила тебя, – сказала она ему. – И ты созрел, чтобы сменить натуру. Но ты и сам понял это. Пора открывать для тебя новые двери.

– Куда?

– В мир прошлого – этих дверей тысячи, но я покажу тебе главные. Нет ничего лучше, чем вспомнить все то, что уже прошло через твое сердце и разум. И сделать это прошлое – настоящим. Воплотить его.

Она усадила его обнаженным на постели, сама села сзади, прижалась к нему горячим телом, обхватила ногами и руками в крепкий замок. И стала говорить, огненно шептать, почти что петь. Это был гипноз, конечно, но ничего более удивительного он еще прежде не испытывал. Он нырнул в те волны, в которые мало кому дано попасть. Слабый духом из такого океана мог бы и не выплыть. Но он и рожден был сильным, непреклонным гордецом, а она превратила его в истинного героя.

День за днем Лилит помогала ему вспомнить все его ступени, по которым он поднимался, каждую из жизней. Молодой человек взрослел от полученных знаний, менялся на глазах. Иногда не узнавал себя в зеркале – он окреп и возмужал даже физически. Из утонченного юноши превращался в харизматичного красавца.

И все время, когда не поглощал знания, Владислав рисовал. Он работал день и ночь, почти без сна – тот оказался ему просто не нужен. Как он был не нужен Лилит. Ее энергия, которой она щедро делилась с ним, безжалостно испепеляла усталость и утомленность, которые так неотступно преследуют обычных людей, переполняла его животворящей силой. А новые успехи толкали его к достижению очередных вершин. Владислав вспоминал себя в разные времена, заново проживал те жизни – и это подталкивало его к работе. Одной темой стала история Египта и древняя библейская история о десяти казнях египетских; другая пришла из античности, где украшали мир строгие Афины и роскошный развращенный Коринф; третья – из раннего Ренессанса, там на полях битв погибали тысячи солдат, венецианцев и турок. А еще он писал черные каналы Венеции полутысячелетней давности. Он плавал по ним когда-то, закутавшись в черный плащ, искал ту, которую встретил так поздно…

Иногда Лилит оставляла его одного и уезжала по делам, а потом возвращалась с новостями – она находила агентов и меценатов, которые готовы были предоставить молодому гению залы для вернисажей. В их городе им с великой радостью предоставили одновременно две частные и одну муниципальную галереи.

К ним приехал знаменитый искусствовед из Москвы и, ошарашенный увиденным, то и дело бормотавший: «Все работы гениальны! Буквально все!» – предложил похлопотать о выставке работ Владислава Ольшанского в Манеже.

Им только это было и нужно. Когда он уехал, Лилит сказала своему гению:

– Нам надо срочно издать три тематических альбома. Первый мы назовем «Египетские ночи», второй – «Блудливый Коринф», третий – «Кровь Европы». Но будет и четвертый – я же не могла забыть о себе? Его ты назовешь очень просто: «Моя Афродита». Как ты догадываешься, вернисаж будет посвящен мне.

– Я заранее посвящаю тебе все будущие вернисажи, – честно сказал он. – Что бы я делал без тебя? – Владислав привлек ее к себе. – За что мне такой дар?

– Все очень просто: ты – моя судьба, я – твоя.

– Очень просто! Знаешь, какая ты?

– И какая же я?

– Ослепительная и могущественная. Моя богиня.

– И я сделаю все, мой милый, чтобы на этот раз победить.