Глава 22
Так вот оно как ощущает негативные человеческие эмоции мой братишка злыдень. Ведь я сейчас у него «в голове» и сейчас его чувства — мои чувства. Они полностью дублируются и на меня, ведь мы со злыднем сейчас в одной шкуре. А ведь действительно вкусно пахнет! Особенно вот эти пикантные нотки паники, приправленные ужасом близкой смерти…
Тьфу ты, чёрт! Куда-то не туда меня понесло! Так, глядишь, еще и пришепётывать начну, как братка Лихорук: ф-ф-фкус-с-сно! У меня (у него) даже слюна из пасти потекла на впалую грудь. Нужно сейчас же отстраниться от его ощущений, а то они реально сбивают с толка, туманят голову и не дают нормально соображать.
Как же он вообще живет с такой чудовищной тягой к негативным человеческим эмоциям? Это вообще жесть какая-то! Словно наркотическая ломка! Но, как бы это не показалось странным, теперь я куда лучше понимал своего братишку и боевого соратника. Не повезло ему уродиться мерзким чудовищем, созданным лишь для того, чтобы причинять людям вред.
Хотя, сам Лихорук над этим нисколько не парился — его всё в жизни устраивало. А вот меня — не очень. Ну, ничего, за одноглазым братишкой я сумею присмотреть. Ведь даже сильные яды в малых дозах являются лекарством. Вот под моим руководством и станет злыдень подобным лекарством для нашего несовершенного общества, пораженного многочисленными болезнями.
— Ну что, дружище, пойдём, поглядим, кто это здесь безобразничает? — риторически поинтересовался я у нечисти.
— Пос-смотрим, п-пратиш-шка Ш-шума, — согласно прошипел злыдень, выдвигаясь в путь.
Ориентировался он по «запаху» — эманации страха еще не выветрились из окружающего эфира. Так что мы бодро пошлепали вдоль возвышающегося над нами кургана по пыльной высушенной земле. Я уютно устроился где-то в дальнем уголке сознания злыдня, стараясь не мешаться ему под ногами, и с интересом смотрел на расстилающийся перед нами мертвый и искорёженный лес.
— Ш-шуф-ф-с-стф-фуеш-шь, п-пратиш-шка Ш-шума, как с-сдесь пус-сто? — неожиданно поинтересовался Лихорук.
— Ты это о чём, старина? — уточнил я.
— С-сдес-сь нет ни капли ш-шис-сни! — отозвался злыдень. — Ни капли с-силы. Это мес-сто даф-фно мертф-фо! Оно даш-ше пытаес-ся доп-пратьс-ся и до моей с-силы.
А ведь действительно — что-то (я пока так и не понял, «что», и как оно это делает) активно пыталось «присосаться» к резерву моего одноглазого братишки! Словно некое невидимое и неосязаемое «щупальце» пыталось найти лазейку в энергетической защите Лихорука и пополнить свои запасы магии за его счет.
Кстати, пока злыдень болтался без моего постоянного пригляда, его опустошённый во время схватки в Берлине резерв несколько пополнился. Значит, успел в тихушку подкормиться, чёртов пройдоха! Оно и понятно, во время войны горе и печаль идут среди людей руку об руку. А для злыдня подобная энергетическая атмосфера — словно манна небесная, её хоть ложкой жуй.
Но я надеялся, что существенного вреда он никому не принёс. На этот счет я выдал жесткие ЦУ, чтобы не смел доводить простаков «до ручки». Откусил самую малость энергии, если совсем терпеть невмочь — и уё! Кроха силы тут, кроха там, вот и резерв пополниться. К тому же, перед операцией по освобожденнию Глафиры и Акулины, я собирался подкинуть сил своему одноглазому братишке через нашу магическую связь. Мои духовные каналы до сих пор не позволяли полноценно ей пользоваться, а Лихоруку она лишней не будет.
— Да, я тоже это чувствую, братишка, — ответил я злыдню. — Есть предположения, что это может быть?
— Умертф-фие… — после небольшой паузы отозвался Лихорук. — Не-ш-шить… С-сильная неш-шить, — еще через мгновение выдал он. — Дреф-фняя…
— Умертвие? Нежить? — перевел я его шипение. — Как думаешь, братишка, справимся?
— С-сила у нас-с-с ес-с-сть, п-пратиш-шка Ш-шума, — произнес с присвистом Лихорук, словно закипающий чайник. — Пос-смотреть на х-хос-сяна этих-х мес-с-ст нуш-но — там и реш-шим… С-смош-шем ли мы ех-хо одолеть…
Вот как он умудряется даже мысленно шепелявить? Ведь мы с ним общаемся без задействования речевого аппарата? А насчет «посмотрим и решим» позиция у меня была одна: если хоть кто-то из ребят жив, я буду драться за него до последней капли крови! Жаль, только, что не своей, а Лихорука. Но я бы и своей не пожалел!
— Сможем, братишка! Мы должны его одолеть! Просто обязаны! — воскликнул я.
— Ес-сли оп-пяс-саны, с-снаш-шит с-смош-шем, п-пратиш-шка Ш-шума! — просто взял и согласился со мной злыдень. То ли он тоже почувствовал обуревающие меня эмоции, толи передались они ему как-то… Но я знал, что в ответственный момент братишка меня не подведёт и сделает всё возможное для спасения детей!
След страха, по всей видимости оставленный группой потерявшихся ребят, все еще вел нас со злыднем по мертвому лесу, некогда состоявшему из могучих елей-великанов. Но на данный момент от них остались только голые ветви, лишенные иголок, да толстые стволы с облезшей местами корой.
И тишина в этом мертвом лесу тоже стояла мёртвая: ни птичьего гомона, ни шелеста листвы, ни ветерка. Даже деревья и те не скрипели, словно превращенные в камень. В общем, возникало такое ощущение, что у нас с братишкой слух отказал. Но, нет, легкое шуршание сухой земли под ногами присутствовало. Но эта окружающая нас тишина откровенно нервировала. Хотя мой одноглазый братишка не обращал на неё никакого внимания. Постепенно его непоколебимое спокойствие подействовало и на меня — и я перестал нервничать.
По мере продвижения становилось понятно, что дорога, некогда бегущая между вековыми елями, была некогда настоящим дорожным трактом, вымощенным диким камнем. Местами из-под сухой пыли выскакивали на поверхность целые куски этой мостовой, не развалившейся даже по прошествии такого длительного времени, природных катаклизмов и прочих разрушительных воздействий. Либо на совесть сделано, либо с помощью магии…
Но магии в этом мирке не осталось даже на понюшку табака. Недаром же какая-то хрень пыталась вытянуть энергию даже из самого Лихорука, который и сам перехватить силёнок на шару далеко не дурак. Так что посмотрим, что там еще за чудо-юдо нашими детками решило полакомиться? Хрен ей на воротник, а не советские пионеры на обед!
Потихоньку-помаленьку мы с Лихоруком обогнули курган, выйдя к нему с «обратной» от магического прохода стороны. А вот тут открывшаяся картинка выглядела немного по-другому. Все окружающее пространство было просто завалено разбитыми в хлам деревьями, словно перед курганом схватились не на жизнь, а на смерть два свирепых великана. Потому как раздолбать в щепу вековечные деревья в три (а то и больше) моих обхвата у обычного простака навряд ли получиться.
А вот у лешего — вполне. Я вспомнил, как он в мгновение ока мог изменять свой размер — вырастать величиной с самое высокое дерево в лесу. Он и маленьким мог становиться, с мизерную букашку, но это его свойство меня сейчас не сильно интересовало. Но и сила того, кто сумел бы противостоять разгневанному лесному духу, тоже поражала. Ведь он явно сопротивлялся. Жестоко, отчаянно, но, похоже, безрезультатно. Потому и сидел вот уже который век под магическим заточением.
Когда-то эта мощеная камнем дорога, по которой мы с братишкой вот уже с полчаса шлепали его когтистыми лапами, загребая пыль, вела прямиком к «парадному входу» в гигантскую усыпальницу, закрывающую своим насыпным куполом весь горизонт. Если он тут, конечно, имелся. Вообще эта пространственная магия — штука весьма и весьма сложная. Я с одной только печатью портала сходу разобраться не успел, хотя и владел недолго. А тут целый кусок мира «в шкатулочку» запрессован, из которой хрен выберисси.
Сейчас же, мало того, что дорога местами была завалена размочаленными и переломанными деревьями, некоторые из которых были вырваны с корнем, так она еще и была разбита в хлам, щетинясь вывороченными камнями, словно зубастая пасть какого-то вымершего хтонического чудовища. Однако, похищенных детей вели сюда именно этой дорогой, мы натыкались со злыднем на отпечатки в пыли маленьких подошв. Да и запах страха, он тащил за собой Лихорука, куда лучше всякой собаки-ищейки.
Но не только переломанный лес и изуродованная дорога кричали о том, что в этих местах некогда произошла эпическая битва между лесным владыкой и незнамо кем, классифицируемым моим одноглазым братишкой, как нежить-умертвие. Сам курган тоже неслабо пострадал: у него был отсечен словно гигантским мечом неведомого великана изрядный кусок.
Часть насыпи обрушилась оползнем, открыв нашим глазам (вернее, единственному глазу злыдня) часть его гигантского чрева. Строительный состав неведомой усыпальницы оказался весьма неоднородным: из земляной насыпи местами виднелась каменная кладка, а местами торчали явно рубленые бревенчатые стены. Для лесной местности, каким в древности было Подмосковье, самый распространённый материал.
Сам же курган «в разрезе» выглядел словно слоеный пирог, в котором, где-то внутри, засело это грёбаное умертвие! Что это такое, и с чем его едят я не знал. А веду дергать со слова, находясь вне собственного тела я и вовсе не решался. Хрен его знает, удастся ли запихать её обратно? А бродить с толстым талмудом под мышкой — то еще удовольствие. Ну, разве что нахлобучить им по башке чертового умруна. Но будет ли от этого прок — бабка надвое сказала.
Примерно где-то посередине этого циклопического рукотворного холма виднелся «парадный вход», сложенный из массивных каменных плит. Хрен его знает, каким волшебным способом их затащили на такую высоту. Но от подножия кургана все это великолепие смотрелось солидно и монументально. Я бы сказал, что даже солиднее, чем пресловутые египетские пирамиды.
Если бы я находился в своём теле, у меня бы от увиденной картинки, наверное бы, по спине мурашки побежали, настолько всё было мрачно и торжественно, хоть в кино снимай. Зрелищность такому фильму была бы точно обеспечена. И вся эта «потусторонняя» хрень находится не где-нибудь у чёрта на куличках, а в нашем родном Подмосковье.
Когда-то давным-давно, мне попадалась информация о курганах в Балашихе — так называемых Акатовских курганах[1]. Эту прекрасно сохранившуюся в сосновом лесу прямо на берегу реки Пехорка курганную группу — под сотню групповых и отдельных захоронений, обнаружили советские ученые в семидесятых годах прошлого века. По их предположению, эти захоронения принадлежали племенам кривичей, проживающих в районе реки Пехорки в двенадцатом — тринадцатом веках нашей эры.
Однако, я весьма и весьма сомневался, что именно этот курган принадлежит кривичам. На мой неискушенный взгляд, он куда древнее и больше, чем всё, что я мог себе представить. Хотя, имея дело с тёмным миром колдовства, рассуждать об обыденных вещах совершенно не имеет смысла.
Может быть, это какой-нибудь главколдун или шаман древнего славянского племени, отгрохал себе такие посмертные апартаменты, а потом взял и не помер окончательно, превратившись в так называемое умертвие. Но это, видать, не понравилось настоящему хозяину здешних мест — лешему, и он постарался навечно законопатить мерзкую нежить в этом заповедном месте. И у него, похоже, всё получилось.
Однако, со временем лешего не стало. Отчего-почему, нам не узнать, наверное, никогда. И его крутая волшба тоже стала давать сбои с завидной периодичностью — раз в тридцать лет, если судить по церковным метрикам. Раз в тридцать лет эта тварь, запертая лешим в могильнике, вырывается в наш мир и похищает детей.
Но отчего-то она вынуждена все время возвращаться назад, словно её здесь что-то держит. Но спустя еще три десятка лет она вновь выходит на охоту, и всё повторяется вновь. Ведь если бы она могла, она осталась бы в нашем мире — ведь там так много вкусняшек.
Ну, что ж, пришла пора прервать её противоестественно существование. К тому же, после стольких лет заточения она должна быть слабой… Хотя, не факт. Но так хотелось надеяться. Я же чувствовал, что магии здесь нет. Эфир пуст и гол, и вытянуть из него хоть эрг силы не выйдет — всё уже вытянуто, высосано и выедено до нас с Лихоруком. Так что будем посмотреть, кто там сидит в этой древней земляной норе?
Подъём на курган оказался несколько круче, чем виделось от его подножия, но ловкий злыдень легко перескакивал через поваленные деревья, перегораживающие разрушенную давним «катаклизмом» дорогу, либо проползал под ними. Для него это было как развлечение. Хоть злыдень и был весьма престарелого возраста, но в некоторых моментах он поведением не отличался от семилетнего ребенка. Ну, и ладно — пусть себе тешится.
Время от времени нам вновь попадались следы ребят, которых неведомый похититель провел этой же дорогой. Каким образом он вел с собой целую группу школьников и никого не потерял по дороге, мне неведомо. Но по собственно опыту я точно знаю, что это довольно сложная, а зачастую и непосильная задача. Как никак столько лет в школе проработал. Похоже, что без применения магии здесь дело не обошлось.
Наконец мы добрались до «парадного» входа в этот поистине циклопический могильник. Вход тоже был под стать самому кургану: широкий, высокий, сложенный из огромных гранитных глыб положенных друг на друга. Одним словом — весьма монументальное сооружение.
Но, как и все остальное в округе, входная курганная группа тоже основательно пострадала в произошедшем здесь когда-то противостоянии неких могучих сил. Одна сторона из которых нам была известна — это исчезнувший невесть куда лесной владыка, а вот со второй стороной — нежитью-умруном нам только предстояло познакомиться.
Я внимательно осмотрел просевшие и покосившиеся глыбы, кое-где растрескавшиеся и расколовшиеся на кусочки поменьше, а местами и вовсе представляющие собой груду каменных обломков. Но даже несмотря на все эти разрушения вход в курган производил неизгладимое впечатление.
Все каменные плиты были покрыты искусной резьбой, а местами, как мне показалось, даже присутствовали надписи на неизвестном языке. Конечно, прочитать их мне не удастся, но, думается, что в них не содержится обычная для мест вечного упокоения информация: кто лежит, чем прославился, да предупреждения могильным ворам, что возмездие их найдет.
Сам же проход внутрь кургана перегораживала огромная покосившаяся могильная плита, испещрённая многочисленными знаками, фигурами и рунами «изначального» языка, на котором составлялись все известные мне заклинания. И все это многообразие складывалось в гигантскую по своей заковыристости печать, сложную формулу которой было даже сложно охватить взглядом, а не то что прочитать.
Но это не главное: плита плотно перекрывала проход в могильник, не оставляя даже маленькой щелочки, чтобы просочиться внутрь. Развоплотиться, чтобы проникнуть бесплотным духом в курган, пока моё сознание присутствует внутри его тела, Лихорук не мог.
Ни он, ни я, не представляли последствий этого действия, да еще и в закрытом мире могильника с неизвестными доселе физико-магическими законами. Однако, неведомый погонщик и группа похищенных детей каким-то образом проникли за эту плиту.
Я (Лихорук) упал колени и посмотрел места соприкосновения перекрывающей проход плиты и каменного основания, на котором она была установлена. Так и есть — присутствовали свежие царапины и каменная крошка, а также были растерты в кашу и поломаны растения, что затянули проход в могильник за тридцать прошедших лет. А это могло означать лишь одно — плита могла сдвигаться, открывая проход.
Однако, в начертанной в камне печати я не чувствовал ни эрга силы — она была абсолютно пуста. Неожиданно, даже не знаю, что это на меня нашло, мне захотелось похулиганить. Я перехватил управление телом злыдня и, развернувшись ко входу задом несколько раз лягнул каменную плиту пяткой и громко прокричал сакраментальную фразу из «Винни-Пуха»:
— Сова, открывай! Медведь пришёл!
Естественно, что ничего не произошло, а плита даже не шелохнулась. Но душу-то я отвёл! А что если так? Лихрук понял мой посыл мгновенно и приложил свою широкую ладонь на прохладный камень запорной плиты, подпитывая печать малой толикой магии. Сложный узор печати ярко вспыхнул буквально на мгновение, плита дернулась и скрежетнула по камню, сдвигаясь буквально на чуть-чуть. Но в образовавшийся проход уже можно было протиснуться.
— Ну, вот и ладушки! — довольно произнес я, просовывая большую голову Лихорука в образовавшееся отверстие. — Леопольд, выходи! — заорал я в темноту. — Выходи, подлый трус!
[1] Акатовская курганная группа (1-я Акатовская курганная группа; XII—XIII вв.) — памятник археологии федерального значения, входит в состав Акатовского археологического комплекса. Находится в смешанном лесном массиве Кучинского лесопарка к северо-западу от квартала Акатово микрорайона Салтыковка (Балашиха, Московская область), на правом берегу речки Горенка, недалеко от её впадения в реку Пехорка (приток реки Москва). Находится на особо охраняемой природной территории «Пехорка».
