7. Каков мой долг перед миром?

Летняя молния скажет:

«Неважно,

знает ли случайность,

прочертившая линию между двумя телами,

об одиночестве или любви».

Роберт Эли. Близость

В основе всех отношений лежит парадокс. Мы не можем познать себя без диалектической встречи с другими людьми, которая обязывает нас сначала определить, кем мы являемся, а затем психически развиваться, вбирая в себя опыт, который рождается в процессе восприятия и взаимодействия с этими другими. Однако личностно мы растём над собой с гораздо большей тщательностью и широтой, чем над отношениями, при этом влияя на их развитие. Парадоксальность этой истины в том, что мы должны сдерживать напряжение этих противоположностей, которое является ключевым аспектом в разрешении вопроса, вынесенного в название этой главы. Уровень подобных отношений и ответственности перед собой и миром представляет собой линию, за положением которой мы должны неустанно присматривать, чтобы она не ушла вверх или вниз.

Слишком часто люди воспринимают идею Юнга об индивидуации как призыв к самолюбованию или даже к нарциссизму. Нет ничего более далёкого от истины. Юнг писал:

Человеку, который не связан отношениями с другими людьми, не хватает цельности, поскольку её можно достичь только через душу, а душа не способна существовать без своей второй стороны, которая всегда находится в каком-либо «ты». Целостность — это сочетание «я» и «ты», которые проявляют себя как части трансцендентного единства, чью природу можно постичь лишь в символическом плане.

Это наблюдение требует некоторых аналитических усилий, поскольку не настолько прозрачно, как может показаться на первый взгляд. На самом деле Юнг таким образом подчеркнул диалектику, необходимое напряжение противоположностей, которое по определению требует наличия «я» и «не-я», поскольку без другого человек остаётся замкнутым в нарциссическом круге, где его ощущение реальности непоколебимо и остаётся недостижимым для притязаний окружающего мира с его многообразием возможностей. Чаще всего мы предпочитаем оставаться зацикленными на себе, потому что прочные стены защищают нас и дарят чувство безопасности, но они же и вынуждают нашу психику подпитываться только тем, что она сама производит в таких условиях — невежеством, ксенофобией, фанатизмом и застоем.

Взаимодействие с «не-я» может вызывать тревогу, но оно же является катализатором личностного роста и осознанности. Можно сказать, что сознание зарождается в тот момент, когда младенец впервые осознаёт, что он больше не является частью своей матери. Травма сепарации порождает в каждой личности стремление вернуться к безопасности первоначальной связи, хотя этот регрессивный импульс является враждебным жизни. Появление противоположности — того самого «ты» — становится необходимым условием для личностного роста, потому что приводит к расширению, которое необходимо, чтобы вместить «не-я» и таким образом сделать путешествие души более масштабным. Всё это соответствует словам Юнга о целостности как сочетании противоположностей.

Наблюдение Юнга легко подпитывает романтические фантазии о единении, слиянии с другим как с созданной именно для нас половинкой. Лежание в объятиях другого, или le petite morte, то есть «маленькая смерть» — высшая точка сексуальной близости, которая, в сущности, очень похожа на смерть. А привлекательность последней подпитывается не чем иным, как борьбой противоположностей. Фантазия о другом, в которого мы можем погрузиться и вернуться к той самой желанной первоначальной связи, является главным топливом для регрессивного поведения, будь то зацикленность на романтических фантазиях, наркомания или потеря индивидуальности ради слияния с группой или идеологией. Одно только не даёт нам покоя в приведённой выше цитате Юнга: как найти другого ещё и в самом себе — об этом он рассказывает в другом своём труде.

Поиск другого в себе предполагает диалог, который может препятствовать достижению единения с партнёром или, наоборот, усиливать его. Наша романтическая идеология ищет другого для обретения конечной целостности, но в то же время сеет семена, которые прорастут и могут уничтожить её саму. Не найти другого в себе, не прочувствовать, как внутри раскрывается во всей полноте таинство, не познать свои причуды, тень, комплексы, неврозы и стремления — значит не создать самые интересные отношения из всех, которые возможны. Самая большая загадка для нас кроется в нас самих, и мы способны только приблизиться к тому, чтобы открыть её смысл, но никогда не изведать полностью, поэтому нам есть чем заняться на протяжении жизни, есть куда двигаться и развиваться. Человек, который испытывает скуку, ещё не пробудился для грандиозной драмы, которая разыгрывается у него внутри.

Нарциссическая петля, оказавшись в которой мы приемлем только идеи, известные эго, приводит нас к оцепенению, а озабоченность слиянием с другим — к краху. И наоборот, напряжение между «я» и другим способствует процессу индивидуации.

Добиться подобного взаимодействия, или Auseinander­setzung, что означает «столкновение ради сотрудничества», как раз и помогает работа Самости. Юнг называет её трансцендентной функцией, объясняя, как Самость проявляется в поиске целостности, примирения противоположностей. В качестве примера можно привести наши попытки после пробуждения вспомнить детали приснившегося. Нам неизвестно, что находится в нашем бессознательном — это неоспоримый факт, но мы знаем, что сознание не способно создавать сновидения. Соответственно, образы, которые мы видим, когда спим, занимают промежуточное положение между бессознательным и сознанием. Сосредотачиваясь на них, мы можем углублять отношения между двумя мирами, которые на самом деле являются единым целым.

Аналогичным образом с точки зрения глубинной психологии проявляются симптомы, отсылающие к точке встречи сознательной и бессознательной жизни через аффект, сому или поведение. Психотерапию можно понимать как фокусировку на таких точках для выявлений намерения психики и мобилизации сознания для их поддержки. Такая взаимность намерений Самости и эго способствует исцелению и обретению благополучия, независимо от того, поддерживается ли это отношение окружением. Юнг пишет:

После того как бессознательное содержание обрело форму, а смысл формулировки оказался понят, возникает вопрос о том, как эго будет относиться к этой позиции и как эго и бессознательное должны прийти к согласию. Это второй и более важный этап процедуры сведения воедино противоположностей для образования третьего: трансцендентной функции. На этом этапе ведущую роль играет уже не бессознательное, а эго.

Глубину нашего путешествия можно найти в этой диалектической взаимосвязи. Бессознательное играет корректирующую или компенсаторную роль в личностном развитии человека. А эго в свою очередь помогает понять эту программу и способствует её реализации через мир сознания и этический выбор. Как говорит Юнг,

из деятельности бессознательного теперь возникает новое содержание, в равной степени констеллированное тезисом и антитезисом и находящееся в компенсаторном отношении к обоим. Таким образом, оно образует ту необходимую середину, на которой противоположности могут быть объединены.

Благодаря этому диалогу можно преодолеть застойные места, и жизнь получит возможность двигаться дальше — в соответствии с программой её развития.

Осознать и глубоко прочувствовать наличие такой компенсаторной функции, понять, что она не является патологической даже при наличии указывающих на это симптомов, — значит вступить в более глубокие отношения с душой. Откуда берутся наши сновидения? Нам неизвестно, но они, несомненно, появляются и являют нам мудрость, которая помогает расширить и углубить наше сознание. Тот, кто по-настоящему усвоил этот факт, проникся им, прочувствовал его, уже никогда не будет в полной мере одиноким. Такой человек теперь связан трансцендентными отношениями, которые навсегда качественно изменят его личное путешествие. Это и отношения, которые открывают более осознанные возможности в диалоге с другим, и неизменное чувство причастности к таинству.

Человек, который пережил первоначальную связь как захватническую, скорее всего, в последующих отношениях будет испытывать потребность дистанцироваться. А раннее чувство покинутости, наоборот, вероятнее всего проявится как потребность в получении одобрения, которое всегда будет ощущаться недостаточным. Эти шаблоны настолько прочные и цепкие, что человек останется в их плену, пока другие переживания не сломают их рамки и не расширят новыми значениями. Таким образом, диалог с другим и с самим собой абсолютно необходим для преодоления судьбы, которая выстроилась под давлением ранних переживаний.

В месте встречи противоположностей обычно появляется символ, ибо только он, в отличие от эго, может их охватить. Таким образом, когда в различных культурах отношения с богами приобретают форму детски-родительских, например, к высшим силам обращаются как к Небесному Отцу или Земной Матери, используется промежуточный родительский образ, помогающий выразить определённые качества или стремления, которые человек испытывает по отношению к тому, что является полностью другим, трансцендентным для сознания, относящимся к таинству. Использовать такой образ совсем не то же самое, что сказать: божество — это родитель; иначе подобное воплощало бы наивный буквализм в действии. Скорее, речь о том, что качественные признаки отношений, объединяющих детей и родителей, позволяют утверждать силу безусловного влияния, которое они оказывают на психику.

Трансцендентное третье, возникающее в любых отношениях, будь то образ из сновидения, романтическая привязанность или встреча с богами, служит воплощением противоположностей; оно действует в обоих направлениях и сдерживает аффект до тех пор, пока его не удастся трансформировать в опыт переживания. Подлинные отношения, в какой бы форме они ни проявлялись, — это таинство, встреча между «я» и другим, независимо от того, является ли этот другой внешним или внутренним. Такое таинство не является регрессивным, в отличие от желания потерять себя в другом; оно неизменно развивает, придаёт масштаб, поскольку человек вынужден расти, чтобы вместить опыт противоположностей. Не стоит идти на поводу у романтических фантазий, поскольку в реальности желаемое может оказаться не тем, к чему на самом деле стремится душа. Отношения должны развивать, а не погружать в застой; не упрощать, а усложнять, потому что без этого умение сдерживать напряжение противоположностей, которое воплощает в себе каждая сторона, не развить.

Таким образом, косвенно мы возвращаемся к вопросу, которому посвящена эта глава: «Каков мой долг перед миром?» Как уже можно было догадаться, всегда и во все времена существовали и существуют двойные обязательства. Ранний опыт иногда чрезмерно жёстко программирует дальнейшие обязательства человека перед миром, из-за чего он оказывается в тисках шаблона, располагающего крайне узким набором реакций на окружение, в котором игнорируются намерения Самости. Отношения со своим внутренним миром такому человеку выстроить гораздо труднее, потому что он вынужден все силы тратить на внешнюю адаптацию.

Значительная часть взрослой жизни обусловлена сверхобобщениями раннего опыта. Дело не в том, что человек не способен на альтернативный выбор, а в том, что его модель, в которой отношение к себе зависит от связи с миром, автоматически склоняет его идти по пути шаблона. Таким образом, человеку может быть крайне сложно признать, что у его души есть законные требования, и действовать в соответствии с ними.

Так что же человек должен миру? Для себя я определил такой ответ: должен уважительное отношение, должен вести себя в соответствии с этическими нормами и принести в дар самое лучшее, что в нём есть, — себя самого. Когда мы являемся такими, как задумали боги, то можем действительно помогать другим. Юнг писал:

Индивидуация отсекает человека от личного конформизма и, следовательно, от сообщества. Это вина перед миром, которую индивидуум оставляет за собой; вина, которую он должен попытаться искупить. Человек должен предложить выкуп вместо себя, то есть ценности, которые компенсируют его отсутствие в коллективной личностной сфере.

И ещё:

Индивидуация не отгораживает человека от мира, а помогает ему собирать мир в себе.

Социальное окружение стремится пробудить в человеке конформизм, ведь когда он станет удобным и примет общепринятое положение вещей, то с наибольшей вероятностью удовлетворит свои потребности, обретёт безопасность и даже любовь. Но каждая адаптация рискует нарушить его душу. Поскольку Самость всегда реагирует на каждый акт насилия, направленный на неё, человек может страдать от депрессии, потери либидо, которое необходимо для выполнения поставленной задачи, череды повторяющихся кошмаров. Таким образом, он будет вынужден уделять внимание новой программе, которую окружающие могут счесть неподходящей. Когда Юнг говорит о чувстве вины, возможно, он на самом деле имеет в виду тревогу, беспокойство, которое возникает, когда его безопасность подвергается риску.

Эволюция космоса зависит от индивидуации каждого из нас. Это очень высокое предназначение, на которое влия­ют судьба и наши ежедневные компромиссы; также это императив, размах которого может пугать. Когда мы отказываемся от компромисса, то открываем возможность преобразовать энергию в нечто совершенно уникальное — личность.

Никто из нас не может достичь целостности как таковой, поскольку масштаб этого требования превышает наши ограниченные возможности. Юнг считал, что Иисус Христос для Запада и Гаутама Будда для Востока служили культурными образами идеала целостности. Но, просто подражая им, мы не можем добиться того же, потому что наш путь всегда пролегает иначе, чем чей-то. Всякий раз, когда мы откликаемся на зов Самости, когда эго склоняет перед нею голову и принимает требования, которые превосходят шириной и глубиной доступные пределы, мы движемся к целостности. Если боги, или Самость, так распорядились, то кто мы такие, чтобы отказываться? Конечно, нас часто многое пугает, но, возможно, гораздо страшнее не стать тем, кем нам суждено, чем оказаться лицом к лицу со страхами, которые неизбежно стоят на нашем пути.

Наш долг перед миром заключается в уважении к призыву быть уникальным, которое сопровождает каждого человека в его путешествии. Мы должны поддерживать в обществе среду, принимающую возможности каждой личности, и сами следовать нравственным нормам, привнося в мир самое лучшее, на что способны. Именно своей уникальностью, особым талантом, способностями или призванием мы делаем мир богаче. Как сказал Джерард Мэнли Хопкинс, из глубин Бытия исходит «всё причудливое, оригинальное, пёстрое, странное».

Это скромное достижение уникальной индивидуальности со всеми её престранными изменениями достойно величайшей похвалы и является тем, что мы более всего должны миру.

---