Очерк истории диверсионной разведки

Особое место в системе государственной безопасности занимает диверсионная разведка. Целью её, в отличие от внешнеполитической разведки, является не просто сбор информации о важных стратегических объектах и военно-политических деятелях противника, но проникновение на эти объекты с целью их саботажа и ликвидация ключевых фигур, центров принятия решений и объектов инфраструктуры противника. Выполнение поставленных задач возлагается на заранее подготовленные высокопрофессиональные разведывательно-диверсионные группы.

Разведывательно-диверсионная группа (РДГ) – подразделение специального назначения, используемое для разведки и диверсий в тылу противника во время войны и в особый период с целью дезорганизации тыловых учреждений, уничтожения или временного выведения из строя важнейших промышленных предприятий, военных объектов, транспортной и информационной инфраструктуры, а также сбора информации о противнике. Сотрудники РДГ проходят специальную подготовку по минно-взрывному делу, получают огневую, физическую, психологическую, парашютно-десантную, подводную, альпинистскую подготовку и способны действовать автономно на территории противника длительное время.

По своим методам диверсионная разведка является частью нелегальной разведки и опирается на созданный в недрах нелегальной разведки агентурный аппарат. В свою очередь, нелегальная разведка с момента своего создания 28 июня 1922 года активно использовала опыт вооружённого крыла подпольных революционных организаций, причем не только большевиков, но и эсеров.

Боевая организация партии эсеров совершила в начале XX века наибольшее количество терактов против высокопоставленных чиновников Российской империи, в том числе – убийства министров внутренних дел Дмитрия Сергеевича Сипягина и Вячеслава Константиновича фон Плеве, генерал-губернатора Москвы, командующего Московским военным округом великого князя Сергея Александровича, градоначальника Санкт-Петербурга Владимира Фёдоровича фон дер Лауница и многих других. Всего эсеры совершили 263 теракта, в результате которых погибли 2 министра, 33 генерал-губернатора, губернатора и вице-губернатора, 16 градоначальников, 7 адмиралов и генералов, 26 разоблаченных агентов полиции.

Большевики не разделяли методов индивидуального террора, однако опыт Боевой организации эсеров пригодился им при подготовке вооружённого восстания против монархии, поводом для которого послужил расстрел царскими войсками мирной демонстрации рабочих 9 января 1905 года. В результате «Кровавого воскресенья» было убито и ранено, по разным оценкам, от двух до четырёх тысяч человек. Как писал впоследствии Че Гевара, «насилие не является привилегией эксплуататоров, эксплуатируемые имеют такое же право на него, а в определенные моменты истории они ОБЯЗАНЫ прибегнуть к такому праву». Эту мысль воплотил в борьбу Леонид Борисович Красин – руководитель Боевой группы при ЦК РСДРП, который занимался доставкой оружия, созданием и обучением боевых дружин и организацией экспроприаций для финансирования революции 1905 года.

Красин происходил из дворянской семьи, его отец был главным полицейским чином Тюмени. Мой прадед Прокопий Степанович Опрокиднев учился вместе с Леонидом Борисовичем Красиным с 1881 по 1887 год в тюменском Александровском реальном училище. Оба они окончили училище с золотыми медалями. Летом 1904 года Красин, инженер от Бога, руководил модернизацией электростанции в Орехово-Зуево на фабрике Саввы Морозова, который давал Красину деньги на финансирование партии. На III съезде большевиков в Лондоне Красин был избран заместителем председателя съезда и вместе с Лениным, несмотря на их личное соперничество, провёл резолюцию об организации вооружённого восстания. После поражения Первой русской революции Красин уехал в 1908 году за границу и поступил на работу в фирму «Сименс» в Берлине. Вскоре его назначают заместителем директора её берлинского филиала. В 1912 году Красин становится директором московского филиала «Сименс» и получает разрешение вернуться в Россию. В 1913 году он становится генеральным представителем фирмы «Сименс» в России, оставаясь в этой должности и в годы Первой мировой войны. Деятельность Временного правительства и его свержение большевиками Красин воспринял отрицательно, но принял предложение Ленина войти в состав правительства и в ноябре 1918 года стал наркомом торговли и промышленности, а в 1923 году – первым наркомом внешней торговли СССР.

Боевые организации революционеров по своей форме легли в основу вновь создаваемых структур диверсионной разведки советских органов госбезопасности. Они обладали значительной автономностью, располагая отдельной кассой, собственными явками и конспиративными квартирами, разветвленной агентурной сетью, которая не проходила ни по каким кадровым учётам. Руководство партии в лице двух-трёх первых лиц лишь давало задания и устанавливало приблизительные сроки их выполнения. Поэтому вполне закономерно, что у истоков советской диверсионной разведки стоят Яков Блюмкин, Яков Серебрянский и Наум Эйтингон – все трое в прошлом эсеры.

Яков Серебрянский родился 9 декабря 1892 года в Минске в небогатой еврейской семье. Когда мальчику исполнилось шесть лет, его отцу удалось получить место приказчика на сахарном заводе, и материальное положение семьи улучшилось. Посещая городское училище, Яша, отличавшийся твёрдым характером и обострённым чувством справедливости, в 1907 году примкнул к эсерам-максималистам – левой группе эсеровского движения.

Союз социалистов-революционеров-максималистов (ССРМ), который был учреждён в октябре 1906 года в финском городе Турку, выступал за немедленное обобществление земель, фабрик и заводов и установление в России «трудовой республики». С помощью социалистической революции, направленной против буржуазно-помещичьего класса, предполагалось передать землю в коллективное управление сельских общин, а фабрики – в управление трудовых коллективов. Относительно роли Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов как органов власти полного единства не было. Зато было полное единство в области тактики – предпочтение отдавалось нелегальным, прежде всего террористическим методам борьбы, способным дезорганизовать правительственно-чиновничий аппарат и вызвать всеобщее восстание.

В мае 1909 года Яша, которому едва исполнилось 17 лет, был арестован полицией по подозрению в соучастии в убийстве начальника Минской тюрьмы и за «хранение переписки преступного содержания». В тюрьме он провёл год, после чего был выслан в Витебск и с апреля 1910 года работал электромонтёром на Витебской электростанции.

В августе 1912 года Яков Серебрянский был призван в армию и служил рядовым 122-го Тамбовского полка в Харькове. После начала Первой мировой войны он воевал рядовым 105-го Оренбургского полка, который в составе 27-й пехотной дивизии 3-го армейского корпуса 1-й русской армии Северо-Западного фронта (командующий армией генерал от кавалерии Павел Карлович фон Ренненкампф) во время похода в Восточную Пруссию отличился в боях у Шталлупёнена 17 августа и при Гумбиннене 20 августа 1914 года. В бою у Шталлупёнена (нем. Gefecht bei Stallupönen) погиб командир полка полковник Комаров Пётр Дмитриевич. Последовавшее сражение при Гумбиннене (нем. Schlacht bei Gumbinnen) завершилось полной победой русских войск и отходом германских частей, которые бросали на поле боя убитых и раненых. Поражение при Гумбиннене создало реальную угрозу разгрома 8-й германской армии. Однако германская Ставка приняла решение Восточную Пруссию не сдавать и перебросить в помощь 8-й армии войска с Западного фронта, что впоследствии аукнулось немцам в битве на Марне и спасло Францию от разгрома. В ходе боёв Серебрянский был тяжело ранен и после длительного излечения в госпитале демобилизован из армии.

С февраля 1915 года Серебрянский работает электромонтёром на бакинских нефтепромыслах. После Февральской революции он становится членом Бакинского совета от партии эсеров, входит в Бакинский продовольственный комитет и избирается делегатом на 1-й съезд Советов Северного Кавказа. Но под натиском наступления турецких и азербайджанских войск 31 июля 1918 года Бакинская Коммуна после 97 дней героической борьбы пала, и 4 августа 1918 года в Баку по приглашению Диктатуры Центрокаспия, состоявшей из правых эсеров, меньшевиков и дашнаков (армянских националистов из партии АРФ «Дашнакцутюн»), вошли английские войска из состава экспедиционного корпуса Dunsterforce генерал-майора Лионеля Денстервиля (Lionel Charles Dunsterville), описанного Редьярдом Киплингом в романе «Сталки и компания».

Денстервилю было поручено удерживать от турок имевший ключевое значение нефтяной порт Баку. Комиссары попытались уйти морем в Астрахань, но были остановлены военными судами Диктатуры Центрокаспия и позднее расстреляны в закаспийских песках. Однако надежды на то, что турки не решатся атаковать англичан, не оправдались: после битвы за Баку с турецко-азербайджанской Кавказской исламской армией англичане 14 сентября 1918 года оставили город и ушли в Персию. На следующий день в Баку вошла «Армия Ислама» под командованием Нури-паши.

Серебрянскому в ходе этих драматических событий удалось добраться до Персии. Здесь же в июне 1920 года появляется легендарный чекист Яков Блюмкин, убивший 6 июля 1918 года по поручению партии левых эсеров германского посла в Москве графа Вильгельма фон Мирбаха с целью сорвать «позорный», по их мнению, Брестский мир и продолжить войну против мирового капитала до победного конца. Подняв с такой же лёгкостью восстание против шахского правительства и стоявших за ним английских империалистов, Блюмкин после провозглашения Гилянской Советской республики смещает её главу Кучек-хана, опиравшегося на помещиков и духовенство, приводит к власти Эхсанулл-хана, которого поддержали местные «левые», создает Иранскую коммунистическую партию, становится членом её ЦК и военным комиссаром штаба Персидской Красной Армии в провинции Гилян. Он лично участвовал в боях и был ранен в ходе неудавшегося наступления на Тегеран. В 1921 году республика была переименована в Персидскую Советскую Социалистическую Республику, после чего была предпринята повторная попытка овладеть Тегераном, но вновь неудачно. После заключения советско-иранского договора советские войска начали покидать Гилян. За эту операцию Блюмкин был награждён орденом Красного Знамени. Там же, в Персии, он знакомится и привлекает к работе в Особом отделе Персидской Красной армии Якова Серебрянского – так же, как и он, эсера.

Вернувшись вместе с Блюмкиным в Москву, Серебрянский по его рекомендации в августе 1920 года становится сотрудником центрального аппарата ВЧК в Москве, однако уже через год, как значится в документах, он «демобилизуется из ВЧК и поступает в Электротехнический институт». 2 декабря 1921 года, проучившись всего несколько месяцев, Серебрянский был арестован на квартире своего старого товарища, правого эсера Давида Абезгауза, и четыре месяца провёл в тюрьме. 6 февраля 1922 года, по предложению Владимира Ильича Ленина IX съезду Советов, ВЧК была упразднена, а вместо неё было создано ГПУ при Народном комиссариате внутренних дел РСФСР. 29 марта 1922 года Коллегия при председателе ГПУ, рассмотрев дело Якова Серебрянского, освободила его из-под стражи, лишив, однако, права работать в политических, розыскных и судебных органах, а также в Наркомате иностранных дел.

Поскольку Серебрянский ещё в марте 1918 года был начальником отряда Бакинского Совета по охране продовольственных грузов на Владикавказской железной дороге, он устроился на работу заведующим канцелярией нефтетранспортного отдела Московского топливного комитета («Москвотопа»), но в 1923 году был арестован по подозрению во взяточничестве. Следствием, однако, выдвинутых против него обвинений подтверждено не было. Серебрянского освобождают на поруки, и в октябре 1923 года он поступает на работу в газету «Известия». Здесь он становится кандидатом в члены ВКП(б).

В ноябре 1923 года председатель ОГПУ СССР Феликс Эдмундович Дзержинский направляет Якова Блюмкина нелегальным резидентом внешней разведки ИНО ОГПУ СССР в Палестину. Блюмкин предлагает Серебрянскому поехать вместе с ним своим заместителем. В декабре 1923 года Яков Серебрянский был принят на должность особоуполномоченного закордонной части ИНО ОГПУ СССР и в том же месяце вместе с Блюмкиным выехал в город Яффу.

В июне 1924 года Блюмкина отзывают в Москву, и резидентом становится Серебрянский. Руководство ОГПУ в лице первого заместителя председателя ОГПУ Вячеслава Рудольфовича Менжинского, который одновременно являлся начальником Секретно-оперативного управления (СОУ), в состав которого входил иностранный отдел (ИНО), поставило перед новым резидентом задачу глубоко проникнуть в боевое сионистское движение, выступавшее против экспансии англичан на Ближнем Востоке, рвавшихся к иракской нефти и контролю над Суэцким каналом. За короткое время Серебрянскому удалось привлечь к сотрудничеству с советской разведкой большую группу эмигрантов из России, причем не только еврейских поселенцев, но и бывших белогвардейцев, которым было обещано получение советского гражданства. Среди них А.Н. Ананьев (И.К. Кауфман), Ю.И. Волков, Руперт Людвигович Эске (он же Иван Иванович Рачковский), Н.А. Захаров, Андрей Николаевич Турыжников и другие. Все они составили ядро боевой группы, ставшей впоследствии известной как «группа Яши».

Уже в начале 1925 года советская разведка доносила о новых агрессивных планах Англии по подготовке консолидированной Европы к войне против СССР. Так, в секретном письме французскому правительству от 2 марта 1925 года будущий премьер-министр Чемберлен прямо указывал на необходимость включения Германии в англо-французский блок, направленный против СССР.

Аналогичные планы вынашивались и в Германии. Среди их сторонников был генерал-майор Макс Гофман (Carl Adolf Maximilian Hoffmann), который на момент начала Первой мировой войны являлся начальником оперативного отдела штаба 8-й германской армии в Восточной Пруссии и руководил разработкой плана сражения при Гумбиннене – именно там, где был тяжело ранен Яков Серебрянский. После поражения при Гумбиннене командующим 8-й армией был назначен генерал Пауль фон Гинденбург (Paul Ludwig Hans Anton von Beneckendorff und von Hindenburg), а начальником штаба армии – генерал Эрих Людендорф (Erich Friedrich Wilhelm Ludendorff). Вместе с Людендорфом Гофман разрабатывал планы сражений при Танненберге и на Мазурских озёрах. В конце августа 1916 года Гофман был назначен начальником штаба Главнокомандующего Восточным фронтом Леопольда Баварского. В этом качестве Гофман представлял германское командование в ходе переговоров о Брестском мире и играл ключевую роль в оккупации Прибалтики, Украины и Белоруссии. 27 июня 1919 года Василий Шульгин цитировал в своей газете «Великая Россия» выдержки из интервью Гофмана британской газете Daily Mail, в котором тот откровенно признавался, что «Украина и другие государственные образования не более как эфемерное создание… В действительности Украина – это дело моих рук, а вовсе не творение сознательной воли русского народа. Никто другой, как я, создал Украину, чтобы иметь возможность заключить мир, хотя бы с одной частью России…».

Выйдя в 1920 году в отставку, Гофман вместе с немецким промышленником Арнольдом Рехбергом (Arnold Rechberg), владельцем калиевого концерна Wintershall AG (ныне крупнейшая немецкая газовая и нефтяная компания, подразделение BASF), разработал так называемый «план Гофмана», предусматривавший создание европейского блока против СССР. Рехберг, как и Гофман, был близок к генералу Людендорфу и консультировал его по экономическим вопросам. Именно Рехберг сыграл ключевую роль в приходе Гитлера к власти и входил в «круг друзей рейхсфюрера СС» (Freundeskreis Reichsführer SS).

Членом правления Wintershall AG был Гюнтер Квандт (Günther Quandt), в годы нацизма «фюрер военной экономики», основатель промышленной империи, в которую входили Deutsche Bank AG, Daimler-Benz AG, AEG (Allgemeine Elektrizitäts-Gesellschaft), VARTA (Accumulatoren-Fabrick A.G.) и другие финансово-промышленные группы. Квандт был первым мужем Магды Геббельс, а их сын Харальд Квандт (Harald Quandt), усыновлённый Геббельсом, вместе с братом Гербертом (Herbert Werner Quandt) унаследовал промышленную империю отца. Владея 46,7 % акций автомобильного гиганта BMW, братья стали самыми богатыми людьми ФРГ. Официально состояние семейства Квандтов сегодня оценивается в 31 млрд евро, большую часть из которого составляют их суммарные активы BMW – почти 26 млрд евро. Именно эти круги толкали и толкают объединённую Европу на восток к расширению «жизненного пространства» за счёт «неполноценных» народов, годящихся разве что в качестве бесплатной рабочей силы.

Как мы видим, к середине 1920-х годов со всей очевидностью стали вырисовываться контуры новой мировой войны. Поэтому советским руководством было принято решение о создании нелегальных резидентур для глубокого проникновения на крупнейшие промышленные и военно-стратегические объекты противника с целью проведения диверсий и саботажа в случае начала военных действий. Для выполнения этой задачи Яков Серебрянский был направлен в 1926 году нелегальным резидентом в Бельгию. В феврале 1927 года он выезжал в Москву, где был принят в члены ВКП(б). Из Москвы он едет нелегальным резидентом в Париж, где остаётся до марта 1929 года.

После возвращения в Москву 1 апреля 1929 года Серебрянский был назначен начальником 1-го отделения (нелегальная разведка) ИНО ОГПУ, оставаясь при этом руководителем Особой группы, именовавшейся в узком кругу «группой Яши». Теперь у него был личный кабинет на Лубянке, свой аппарат сотрудников Центра и сеть созданных им нелегальных резидентур за кордоном, включавших многочисленных глубоко законспирированных агентов. При этом «группа Яши» фактически являлась параллельной разведывательно-диверсионной сетью, независимой от руководства ИНО. Группа подчинялась лично председателю ОГПУ СССР Вячеславу Рудольфовичу Менжинскому, по инициативе которого и была создана. Уникальность ситуации заключалась в том, что Серебрянскому и его заместителю Науму Эйтингону было дано право вербовать агентов без согласования с Центром. Такого в истории разведки не было ни до, ни после.

«Изначально формирование оперативно-боевых групп ИНО, – пишет известный историк спецслужб, профессор Алексей Иванович Пожаров, – было связано с решением сугубо практических задач по противодействию деятельности заграничных антисоветских организаций и центров, сформированных на базе белой эмиграции. Физическая ликвидация лидеров политической оппозиции позволяла разрушать эти организации и нейтрализовать угрозы молодому советскому государству».

Агенты Русского общевоинского союза (РОВС), одной из ведущих белоэмигрантских организаций, насчитывавшей в своих рядах до 100 тыс. штыков, организовали в июне 1927 года в Ленинграде теракт, напав на членов партактива города в ходе заседания дискуссионного клуба на набережной реки Мойки. В результате один человек погиб и ещё 26 были ранены.

«Ответные меры советских спецслужб не заставили себя долго ждать, – пишет Пожаров. – Руководство партии большевиков поставило задачу ОГПУ ликвидировать и обезвредить закордонные антисоветские центры прежде всего прицельными ударами по руководителям этих организаций. По сути, за границей наблюдалось продолжение гражданской войны в её секретном, тайном формате. Именно в этих целях в ИНО ОГПУ была сформирована оперативно-боевая группа Якова Серебрянского – “группа Яши”, которая продемонстрировала свою эффективность и получила высокую оценку в ЦК ВКП(б)».

Летом 1929 года руководство ОГПУ вышло в ЦК с предложением о похищении и вывозе в Советский Союз председателя РОВС генерала Кутепова, развязавшего на территории СССР диверсионно-террористическую деятельность, в том числе с использованием химического оружия. Предложение было утверждено Сталиным. Руководство спецоперацией по «секретному изъятию генерала А. Кутепова» было поручено Серебрянскому.

В воскресенье 26 января 1930 года в Париже средь бела дня Кутепова втолкнули в автомобиль и сделали ему инъекцию морфия. Генерал исчез бесследно, вызвав среди части эмиграции панику из-за «всемогущества ГПУ». Спустя несколько дней обнаружился свидетель похищения генерала. Им оказался дворник из расположенной на улице Удино клиники, которого звали Огюст Стеймец. Он заявил полиции, что утром 26 января около 11 часов он увидел в окно клиники большой серо-зелёный автомобиль, возле которого стояли двое рослых мужчин в жёлтых пальто, а неподалеку от них – такси красного цвета. Тут же на углу находился полицейский. Когда Кутепов, приметы которого Стеймец описал довольно точно, поравнялся с серо-зелёным автомобилем, люди в жёлтых пальто схватили его и втолкнули в салон автомашины. В неё же как ни в чём не бывало сел и полицейский, который спокойно наблюдал эту картину. Автомобиль на большой скорости уехал в сторону бульвара Инвалидов. Вслед за ним отправилось и красное такси.

Серебрянский возвратился в Москву и 30 марта 1930 года был награждён орденом Красного Знамени. 20 июля того же года он был зачислен на особый учёт ОГПУ в связи с выездом за рубеж. Всего им было создано двадцать специальных нелегальных резидентур, которые могли выставить на особый период порядка 200 агентов-боевиков. 13 июня 1934 года, то есть через три дня после образования НКВД СССР, «группа Яши» была выделена из ИНО и напрямую подчинена наркому внутренних дел, получив название «Специальная группа особого назначения» (СГОН). При ней была организована школа разведчиков-нелегалов и диверсантов. Многие её выпускники в годы Великой Отечественной войны стали крупными специалистами по проведению диверсий в тылу врага.

29 ноября 1935 года Серебрянскому в числе 42 чекистов было присвоено звание старшего майора госбезопасности. По словам его сына, Анатолия Яковлевича Серебрянского, который 21 августа 2023 года отметил своё 90-летие и с которым автор этих строк дружен уже много лет, нелегальную разведку ОГПУ – НКВД возглавил Эйтингон – тоже, кстати, в прошлом эсер, а отец сосредоточился на деятельности СГОН. Недаром в одном из фильмов говорится, что «Серебрянский не работал в разведке – он создавал её». И в первую очередь нелегальные сети за кордоном для организации диверсий на промышленных объектах на территории потенциального противника.

– А что представлял из себя учебный центр, который создал Ваш отец? – спросил я Анатолия Яковлевича.

– Об этом хорошо написано у Константина Константиновича Квашнина. Он был учеником отца из того самого набора 1937 года – первого и последнего. Туда брали людей с высшим образованием (Квашнина, например, взяли из аспирантуры Института связи) и обучали организации диверсий на крупных предприятиях потенциального противника. Для обучения привлекались ведущие специалисты из различных отраслей промышленности СССР, которые рассказывали, как минимальными средствами быстро нарушить работу того или иного промышленного объекта. Кроме того, их обучали хорошим манерам, этикету, иностранным языкам. То есть это была школа для нелегалов-диверсантов.

– Которые являлись в том числе и карающим мечом?

– Нет, «карающий меч» – это лишь одна их многих задач, стоящих перед СГОН. С точки зрения советской власти такие перебежчики как, например, бывшие сотрудники НКВД Порецкий (Рейсс) или Агабеков (Арутюнов), – это изменники, выдавшие многих советских нелегалов.

Резидент советской нелегальной разведки в Константинополе Георгий Агабеков сменил на этом посту Якова Блюмкина. В 1930 году Агабеков бежал во Францию. В августе 1937 года Агабеков бесследно исчез. Его труп так и не был найден.

4 сентября 1937 года на дороге из Лозанны в Пулли был обнаружен труп мужчины с чехословацким паспортом на имя Ганса Эберхарда. Это был Игнатий Рейсс, ликвидированный группой агентов НКВД под руководством Сергея Михайловича Шпигельглаза из «группы Яши». Исполнителями были болгарин Борис Афанасьев (Атанасов) и француз Роллан Людвигович Аббиа (он же Владимир Сергеевич Правдин, он же Франсуа Росси).

– Предатели, о которых ты сказал, должны были понести заслуженное наказание, – продолжает Анатолий Яковлевич Серебрянский. – Поэтому их ликвидацию я считаю правильной. При этом отмечу, что, несмотря на горы слухов и клеветы, в специальной литературе подробно описана только одна ликвидация СГОН – похищение генерала Кутепова. Об этой спецоперации я впервые услышал от мамы, которая в то время была рядом с отцом. Но к похищению генерала Миллера, ставшего после Кутепова руководителем РОВС, отец не имел отношения. Главное в работе СГОН лежало совсем в иной плоскости. Так, после начала гражданской войны в Испании «группа Яши» занималась нелегальной закупкой и поставкой оружия для интербригад. В ноябре 1936 года нелегалам СГОН с помощью агента Зборовского (оперативный псевдоним «Тюльпан»), внедрённого в окружение сына Троцкого, удалось захватить часть архива Международного секретариата троцкистов, весь архив Троцкого, а также старый и текущий архивы его сына. Несколько ящиков с документами были переправлены в Москву. Изъятием архива руководил лично Борис Афанасьев, о котором уже говорилось выше. В начале июня 1941 года Афанасьев был направлен в Германию с целью налаживания связей с рейхсляйтером Мартином Борманом. Как известно, Борман сумел ограничить власть Геббельса, Геринга и Гиммлера, умело сталкивая их с фюрером и между собой, что не позволило нацистам на завершающем этапе войны договориться с англичанами и американцами о создании нового фронта против Советского Союза. Кроме того, агенты глубокого залегания, внедрённые отцом в 1930-е годы в США, впоследствии использовались для получения американских атомных секретов. Руководил ими Вилли Фишер, ученик отца, который был направлен на нелегальную работу в США в 1948 году и оставался там вплоть до своего разоблачения в 1957 году, когда он стал известен как Рудольф Абель. А в годы Великой Отечественной войны Серебрянский, Фишер, Зубов и Афанасьев были ближайшими соратниками Судоплатова, возглавлявшего всю зафронтовую диверсионную разведку.

Возвращаясь к истокам советской диверсионной разведки, необходимо сказать, что если Серебрянский был создателем «городской герильи» на службе пролетариата, то использование методов «крестьянской войны», также вошедших в копилку диверсионной разведки, ведёт нас в далёкий 1921 год в Белоруссию, где железные люди «от сохи» устроили полякам такую «активную разведку», что у оккупантов земля горела под ногами.

Один из руководителей «активной разведки», легендарный Кирилл Прокофьевич Орловский, родился 30 января 1895 года в белорусской деревне Мышковичи в семье крестьянина-середняка. В годы Первой мировой войны в звании унтер-офицера он командовал сапёрным взводом, а свой первый партизанский отряд в тылу у немцев создал в июне 1918 года по заданию Бобруйского подпольного комитета РКП(б).

В 1921 году по условиям Рижского договора обширные территории Западной Белоруссии отошли к Польше, которая проводила здесь политику полонизации и окатоличивания с целью подготовки дальнейшей польской экспансии на восток, к границам 1772 года, что означало бы включение всей Белоруссии в состав Польши. В ответ на эти поползновения «ляхов» Разведывательное управление (Разведупр) Штаба РККА приступило к «активной разведке». С этой целью в восточные воеводства Польши через специальные «окна» на границе перебрасывались диверсанты, которые громили польские полицейские участки, захватывали пассажирские поезда, пускали под откос грузовые составы, взрывали мосты, уничтожали жандармов, совершали налёты на тюрьмы и банки, призывали местных крестьян выступить против польских панов. Предполагалось, что отряды «активной разведки» станут ядром массового партизанского движения, которое в перспективе приведёт к народному восстанию и воссоединению Западной Белоруссии с Советским Союзом.

Среди наиболее известных командиров отрядов, общая численность которых достигала шести тысяч человек, были Кирилл Орловский (псевдоним Муха-Михальский), Василий Корж, Александр Рабцевич и Станислав Ваупшасов. Последний вспоминал: «Много славных боевых операций осуществил отряд моего друга Кирилла Орловского. В сентябре [1924 года] разведка доложила ему, что польская полиция получила приказ усиленно охранять железную дорогу на участке Пинск – Лунинец, потому что 24-го числа здесь должен проехать в специальном поезде новый полесский воевода Довнарович. Орловский решил лично познакомиться с этим польским сатрапом. Он взял с собой 40 бойцов и устроил засаду у станции Ловчи. Поезд воеводы, как не раз практиковалось, был остановлен ложным сигналом красного флажка. Партизаны окружили состав, отцепили паровоз, взорвали пути, обезоружили охрану и пассажиров. Кроме Довнаровича, в поезде ехали комендант XIV округа полиции Менсович, епископ Лозинский и сенатор Вислоух. Кирилл Прокофьевич имел обстоятельную беседу с воеводой. Поняв, что перед ним партизаны, Довнарович изменился в лице. Как ни велика была шляхетская ненависть к повстанцам, а все паны, попав в подобные обстоятельства, непременно пугались и молили о пощаде. Новый воевода Полесья ничем не отличался от своих коллег и обратился к Орловскому с жалобной речью:

– Пан партизан, прошу учесть, что я приказал своим офицерам не оказывать сопротивления и сдать оружие. Сохраните мне жизнь, и я немедленно подам в отставку.

– Вы твердо решили, пан воевода?

– Да, да, пан командир! Слово польского дворянина.

– Подавайте! – сказал Орловский и велел бойцам проводить Довнаровича на станционный телеграф.

Воевода отправил телеграмму в Варшаву, вернулся в вагон-салон и предъявил Кириллу квитанцию.

– Но запомните, ясновельможный пан, – сказал Орловский, – если нарушите обещание, не сносить вам головы.

С этими словами Орловский покинул поезд. Партизаны забрали трофейное оружие, деньги, служебную корреспонденцию и скрылись в лесу.

Эта операция вызвала жестокие репрессии, но Кирилл Прокофьевич оставался неуловим».

В конце 1925 года «активная разведка» на территории Польши была прекращена, и вместо неё решением Политбюро ЦК РКП(б) создавались нелегальные сети ОГПУ СССР, которые «активны только на время военных действий. В мирное же время они изучают военные объекты, весь тыл противника, изучают людей, завязывают всюду связи и т. д., то есть подготовляются к деструктивной работе во время войны в тылу у противника».

С этого времени Орловский служит в органах госбезопасности БССР и учится в Коммунистическом университете национальных меньшинств Запада имени Мархлевского (среди его выпускников Иосип Броз Тито, Леопольд Треппер и другие знаменитые бойцы «тихого» фронта). В 1937 году Орловского как специалиста по диверсиям направляют в Испанию. По некоторым свидетельствам, именно с него Эрнест Хемингуэй писал образ Роберта Джордана в своем знаменитом романе «По ком звонит колокол».

Свои донесения Орловский подписывал псевдонимом «Стрик» (от англ. striker). Вот одно из них: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО 30 мая 1937 года я с группой в 10 человек испанцев и одним русским [Степан Грушко] перешел линию фронта и направился в глубокий тыл фашистов для диверсионной работы. С 30 мая по 20 июля с вышеупомянутой группой я прошел в тылу противника 750 км <…> Ночью на 3 июня взорван товарный поезд противника <…> В 10 часов вечера, 11 июня мною взорван пассажирский поезд на ж.д. линии Севилья – Касалья-де-ла-Сьерра… В это время я с группой находился в 300 метрах от поезда в лесу, и когда я узнал, что поезд оказался пассажирским, то настаивал быстро пойти к поезду и перебить хотя бы командный состав противника… 10 июля на дороге, идущей из Севильи в Бадахос, уничтожили 17 человек фашистов, 2 человека ранили и уничтожили 2 грузовика и одну машину легковую… 13 июля в 5 часов вечера в 15 километрах северо-восточнее города Эль-Реаль-де-ла-Хара (пров. Севилья), продвигаясь по горам, я наткнулся на 30 человек фашистов, сидящих в засаде, которые произвели на нас 2–3 залпа из винтовок, в результате которых наповал был убит мой помощник тов. Грушко Степан и один испанец Домингес тяжело ранен, который потом уже сам пристрелился. Я же, забежавши за большую горную скалу, тут же выпустил по фашистам 45 патронов из винтовки и бросил одну ручную гранату, что на фашистов подействовало настолько страшным, что дотемна они не поднимались, а как стемнело, убежали в город <…> Как мог выдержать я (Стрик) с надломленным позвоночником, ревматизмом в суставах ног и в возрасте 43-х лет? <…> Большинство испанцев отказывалось от выполнения разработанных мною операций (из-за трусости), они слишком доверчиво относились ко всем встречающимся на пути испанцам, рассказывая им наш путь и наши цели, часть из них частяком засыпала на посту. Преодолел все это я благодаря неограниченной ненависти к врагам народа фашистам и любви к своему делу, к своей профессии. <…> Я не мог показать им своего опыта, тактики, метода и т. д. потому, что они по своей природе не хотят и не думают о том, что один хороший человек (агент) в тылу противника может принести пользы больше, чем целая бригада на фронте… 23 июля 1937 г. Стрик».

По словам его дочери Светланы Орловской, «папа вернулся из Испании сильно контуженный. Хромал, плохо слышал. Тогда ему врачи поставили диагноз и написали, что больше к военной службе он не годен».

В 1939–1940 годах Орловский работает проректором по хозяйственной части Чкаловского (Оренбургского) сельскохозяйственного института. Весной 1941 года его направляют по линии внешней разведки в Китай. В Синьцзяне под прикрытием должности завхоза геологического управления он организует побег из контрразведки резидента НКГБ и переправляет его в ватном тюке в СССР.

Когда началась Великая Отечественная война, Орловский пишет письмо наркому внутренних дел Лаврентию Павловичу Берии: «Прошу Вашего распоряжения направить меня в тыл немецко-фашистских войск для краснопартизанской и диверсионной работы… Мне приходилось нелегально десятки раз (если точно, то 70 раз. – А.В.) переходить линии фронтов и государственных границ и проводить десятки диверсионных боевых операций, громить противника, разрушать его коммуникации и вселять в них панику».

Долгожданный ответ из Центра пришёл 29 марта 1942 года. Орловский был направлен в распоряжение начальника 4-го Управления НКВД СССР Павла Анатольевича Судоплатова, который поручил ему сформировать разведывательно-диверсионную группу «Соколы». В ночь на 26 октября 1942 года группа была выброшена на парашютах в Барановичской области Белоруссии. Орловский быстро восстановил здесь свои связи 1921–1925 годов. «Население Барановичской области снабжало нас продуктами питания, разведывательными данными и укрывало от врага, – писал он в 1951 году министру госбезопасности БССР Лаврентию Фомичу Цанаве. – После разгрома помещичьих имений все продукты и скот нами раздавались местному населению. Это облегчило вербовку связников, приходило значительное пополнение в наши ряды».

В ночь на 17 февраля 1943 года агентурный разведчик Василий Халецкий доложил, что в 11 часов утра в Машуковские леса на охоту на диких кабанов приедут генеральный комиссар Белоруссии Вильгельм Кубе, гаупткомиссар Барановичей Фридрих Фенц, заведующий белорусскими лесами Захариус и другие видные нацисты, причём вглубь леса они двинутся на подводах с большим количеством охраны и собак. Времени оставалось мало, большинство партизан были на задании, и Орловский лично возглавил группу из двенадцати человек. Им пришлось неподвижно пролежать в снегу около двенадцати часов. «Когда обоз приблизился на расстояние 10–15 метров, я дал сигнал к бою, – пишет Орловский. – Были убиты Фридрих Фенс, Захариус, 10 фашистских офицеров и 30 человек охраны (Как оказалось позднее, Кубе на охоту не приехал. – А.В.). В ходе боя мне удалось бросить под сани две связки тола по 800 граммов. Третья связка, которую намеревался бросить, взорвалась у меня в руках»…

Врач Виктор Алексеевич Лекомцев обычной ножовкой без анестезии ампутировал Орловскому правую руку по плечо и четыре пальца на левой руке. Наркоза не было: дали стакан самогона…

В августе Кирилл Прокофьевич вернулся в Москву к жене Наталье и дочкам Лидии и Светлане. В музее Кировска сохранились его краткие воспоминания: «Я пришел к себе домой и остановился перед дверью. За дверью были жена и дети. Я постучал в дверь ногой, потому что позвонить мне было нечем…»

20 сентября 1943 года Орловскому Кириллу Прокофьевичу было присвоено звание Героя Советского Союза. Любой на его месте решил бы наконец отдохнуть от трудов праведных – но только не Орловский. В письме лично Иосифу Виссарионовичу Сталину он просит разрешить ему возглавить колхоз в его родном селе и даёт обещание сделать его колхозом-миллионером:

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Москва, Кремль, товарищу Сталину

ЗАЯВЛЕНИЕ

Дорогой товарищ Сталин!

Разрешите на несколько минут задержать Ваше внимание, высказать Вам свои мысли, чувства и стремления. Благодаря Народному комиссару государственной безопасности товарищу Меркулову и начальнику 4-го Управления товарищу Судоплатову материально я живу очень хорошо. Морально – плохо. У меня имеется достаточно физических сил, опыта и знания для того, чтобы еще принести пользу в мирном труде. Если бы Правительство СССР отпустило кредит в размере 2.175 тысяч рублей в отоваренном выражении и 125 тысяч рублей в денежном выражении, то я бы на моей родине, в деревне Мышковичи Кировского р-на Могилевской области, в колхозе “Красный партизан” до 1950 года добился бы следующих показателей: 1. От ста фуражных коров (в 1950 г.) смогу достигнуть удоя молока не меньше восьми тысяч килограммов на каждую фуражную корову. 2. Сеять не меньше семидесяти гектаров льна и в 1950 г. получить не меньше 20 центнеров льноволокна с каждого гектара. 3. Сеять 160 гектаров зерновых культур (рожь, овес, ячмень) и в 1950 году получить не меньше 60 центнеров с каждого гектара. <…> По моему расчету, этот же колхоз в 1950 году может добиться валового дохода не менее трех миллионов рублей. Вышеупомянутую работу я выполню на славу нашей любимой Родины… хозяйство будет показательным для колхозников Белоруссии. Поэтому прошу Вашего указания, товарищ Сталин, о посылке меня на эту работу и предоставлении просимого мною кредита.

Герой Советского Союза,

подполковник государственной безопасности Орловский.

6 июля 1944 г.

г. Москва, Фрунзенская набережная,

дом № 10а, кв. 46, тел. Г-6-60-46».

Сталин, прочитав письмо, дал распоряжение просьбу Орловского удовлетворить – он прекрасно понимал его, потому что сам был таким же. Орловский сдал государству престижную квартиру в Москве и уехал в разрушенную до основания белорусскую деревню. Валентина Кирилловна Рудакова, которая долгие годы была ему как дочь, вспоминает:

– Я рано осиротела, и моя родная тётя Татьяна Васильевна Белявская в 1946 году забрала меня к себе. За год до этого она вышла замуж за Кирилла Прокофьевича, к тому времени разведённого с первой женой Натальей. Я помню, как она приезжала один раз в Мышковичи. Тётка моя ей тогда сказала: «Я не против, оставайтесь и живите, если хотите». Наталья ответила: «Нет, вы живите с ним, я из Москвы сюда не поеду». Больше она не приезжала. А он самостоятельно ничего делать не мог. Ни одеться, ни раздеться, ведь одной руки не было, а на второй только культи от пальцев остались. В основном тётка за ним смотрела. Если уезжала куда-нибудь, то я одевала, раздевала и кормила Кирилла Прокофьевича. Когда вышла замуж, муж мой его в бане мыл. Человек беспомощным был практически, понимаете?

И тем не менее он выполнил взятые им перед Сталиным обязательства – его колхоз «Рассвет» стал первым колхозом в СССР, получившим после войны миллионную прибыль. В 1958 году Герою Советского Союза Кириллу Прокофьевичу Орловскому было присвоено звание Героя Социалистического Труда. Очевидцы рассказывают: «Закрома во дворах колхозников ломились от добра. Отстроил деревню, вымостил дорогу до райцентра и деревенскую улицу, построил клуб, школу-десятилетку. Не хватило денег – снял с книжки все свои сбережения – 200 тысяч – и вложил в школу. Платил стипендии студентам, готовя резерв кадров».

По словам Валентины Кирилловны, по характеру Орловский был человеком добрым, хотя и строгим. Если нужно, то и поругает, но отходчивый, не мстительный. Он был невысокого роста, носил галифе и хромовые сапоги. «Но такого сильного духом человека ещё поискать надо. Сам, конечно, работать не мог, только распоряжения отдавал своим заместителям и бригадирам. До разнарядки пробегал все поля, в четыре утра вставал каждый день. Люди старались, работали».

Гостей в доме председателя всегда было много. Приезжал и Пётр Миронович Машеров, тоже партизан, Герой Советского Союза, с апреля 1959 года – секретарь, с 1962 – второй секретарь, а с марта 1965 года – первый секретарь ЦК КП Белоруссии. «Дядя лежал, как обычно, во дворе на раскладушке. Слабый, болел, тяжело ему всё давалось. Пётр Миронович стал возле него, лежачего, на колени и говорит: “Что же вы, Кирилл Прокофьевич, в темноте лежите? На улице совсем света нет”. На следующий день загорелись фонари».

По рассказам очевидцев, однажды колхоз закупил племенных быков. Огромные, на них приехала посмотреть иностранная делегация. Кирилл Прокофьевич вошёл в загородку, а бык по кличке Варяг проломил клетку, поднял его на рога, а потом потоптал. Повезло, что председатель попал в канавку, а то бы бык его просто раздавил. Скотник Иван отогнал животное, но поздно. Этот случай сильно подорвал здоровье Кирилла Прокофьевича.

Как-то к нему приехала дочь Светлана. Было 13 января 1968 года. Как обычно, сели в обед за стол, он попросил своё обезболивающее, выпил, только притронулся к еде – и умер.

Сейчас бюст Кирилла Прокофьевича Орловского стоит в центре белорусских Мышковичей. У подножия два символа его судьбы – винтовка и плуг.

Белорусская земля, помимо Серебрянского и Орловского, дала ещё целый ряд замечательных разведчиков и диверсантов, и среди них Наум Эйтингон, непосредственный участник многих известных спецопераций органов госбезопасности. В истории разведки Эйтингон занимает как бы связующее положение между Серебрянским и Судоплатовым.

В 1975 году в письме на имя председателя КГБ СССР Юрия Владимировича Андропова сам Эйтингон писал: «К Вам обращается бывший работник органов государственной безопасности и бывший член КПСС с 1919 г. Эйтингон Н.И. <…> С 1925 г. почти до самого начала Отечественной войны я работал нелегально за рубежом в качестве резидента ИНО и вел разведывательную и активную работу в ряде стран Европы, Дальнего Востока, Ближнего Востока и в Латинской Америке. За это время не было почти ни одной крупной акции чекистских органов за границей, в которой я бы ни принимал того или иного участия, будь то в качестве организатора и исполнителя или консультанта и помощника, в частности, в 1938 г., по указанию Центра я выезжал из Испании, где в то время работал, во Францию, чтобы обеспечить безопасность отъезда в СССР, после блестящего личного выполнения задания тов. Судоплатова П.А.».

Под «блестящим личным выполнением» имеется в виду та самая коробка конфет, которая поставила точку в бренной жизни фюрера украинских нацистов Евгена Коновальца.

Наум Эйтингон родился 6 декабря 1899 года в местечке Шклов Могилёвской губернии Российской империи (ныне город Шклоў в Белоруссии) в небогатой, но весьма интеллигентной еврейской семье. Его отец Исаак Эйтингон был конторщиком на бумажной фабрике, а мать Евгения Гранат состояла в родстве с братьями Гранат, которые издавали крупнейшую русскую энциклопедию под названием «Энциклопедический словарь Гранат» (его 7-е издание выходило с 1910 по 1948 год). В создании словаря принимали участие многие выдающиеся деятели науки и культуры. В 1915 году в 28-м томе Владимир Ильич Ленин под псевдонимом В. Ильин опубликовал статью «Маркс» – краткий биографический очерк с изложением основ марксизма, а также библиографический обзор литературы по марксизму, напечатанный в приложении к этому же тому. Троюродный брат Наума Эйтингона – Макс Эйтингон был крупнейшим психоаналитиком, президентом Международной психоаналитической ассоциации (IPA), соратником и главным спонсором Зигмунда Фрейда. Дело в том, что отец Макса – Хаим Мордухович Эйтингон, который родился в 1857 году в Шклове, в 1893 году вместе с семьёй перебрался в Лейпциг и стал там мультимиллионером: его фирма Chaim Eitingon Aktiengesellschaft была лидером в мире мехо-пушного бизнеса. На средства отца Макс и спонсировал Фрейда. Кстати, жена Макса Эйтингона – актриса Малого театра и МХАТа Мирра Биренс была матерью главного конструктора советской атомной и водородной бомбы, трижды Героя Социалистического Труда, академика Юлия Борисовича Харитона.

Когда Науму исполнилось 12 лет, умер отец, и семья переехала в Могилёв к родным матери. Наум окончил семь классов Могилёвского коммерческого училища. В это время, с 8 августа 1915 года, в Могилёве находилась Ставка Верховного Главнокомандующего Русской армией. Сама Ставка и рабочий кабинет Николая II располагались в здании губернского правления, а квартира Николая II находилась в здании губернатора. Семья императора, кроме наследника Алексея, при Ставке жить не могла и размещалась в вагонах литерного поезда, стоявшего на отдельном пути в районе железнодорожного вокзала. В здании нынешнего краеведческого музея на втором этаже (сейчас отдел природы) состоялось прощание царя с высшими офицерами после его отречения от престола.

После Февральской революции 1917 года в Могилёве был создан Могилёвский Белорусский Совет. С марта Эйтингон работает инструктором отдела статистики Могилёвской городской управы, а затем – пенсионного отдела Могилёвского Белорусского Совета. В мае он вступает в партию левых эсеров.

В этот период в Ставке по-прежнему работали верховные главнокомандующие – Михаил Васильевич Алексеев, Алексей Алексеевич Брусилов, Лавр Георгиевич Корнилов и Николай Николаевич Духонин. После Октябрьской революции 1917 года Ставка становится центром объединения всех антибольшевистских сил во главе с эсерами. Прибывшие 19 ноября в Ставку представители Украинской Центральной Рады согласовали с генерал-лейтенантом Духониным при посредстве антибольшевистского Общеармейского комитета вопрос о переформировании фронтовых частей с целью образования украинской армии по этническому и территориальному признаку.

Первым декретом советской власти стал Декрет о мире, единогласно принятый 8 ноября 1917 года на Втором съезде Советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. В нём советское рабоче-крестьянское правительство предложило «всем воюющим народам и их правительствам начать немедленно переговоры о “справедливом демократическом мире” – а именно, о “немедленном мире без аннексий и контрибуций”».

В ночь на 21 ноября Ленин, Сталин и Крыленко вызвали Духонина по телефону, потребовав от него немедленно вступить в мирные переговоры с австро-германским командованием. Духонин отказался, заявив, что такие переговоры может вести только центральное правительство, но не командующий армией. После этого ему объявили, что его снимают с поста главнокомандующего.

27 ноября Германия сообщила о своём согласии начать мирные переговоры с советским правительством. В тот же день Ленин обратился с нотой к правительствам Франции, Великобритании, Италии, США, Бельгии, Сербии, Румынии, Японии и Китая, предлагая им присоединиться к мирным переговорам: «1 декабря мы приступаем к мирным переговорам. Если союзные народы не пришлют своих представителей, мы будем вести с немцами переговоры одни». Ответа получено не было.

3 декабря в Могилёв прибыл новый главковерх Николай Васильевич Крыленко. Духонин был арестован и на автомобиле доставлен на железнодорожный вокзал, где его отвели в вагон Крыленко. Вскоре туда ворвались матросы, вывели Духонина на площадку, кто-то выстрелил ему в голову, а затем его добили штыками и прикладами.

В 1918 году Могилёв был оккупирован польскими легионерами, а затем немецкими войсками. Во время оккупации Эйтингон был рабочим цементного завода, где вступил в профсоюз. С ноября он работает в Могилёвском губернском продовольственном комитете на должности делопроизводителя 2-го разряда. Отметим, что в том же 1918 году Яков Серебрянский, член Бакинского Совета от партии эсеров, входил в Бакинский продовольственный комитет.

20 марта 1919 года Эйтингон был направлен в распоряжение Бюро губернской рабочей кооперации. В период военного коммунизма он активно участвовал в продразвёрстках и подавлении кулацкого саботажа, а затем работал в тресте «Губпродукт».

26 апреля 1919 года из упразднённой Могилёвской губернии была образована Гомельская губерния в составе РСФСР с центром в Гомеле. Это решение было утверждено постановлением НКВД от 11 июля 1919 гола. В том же месяце Эйтингон был направлен в Москву на курсы при Всероссийском совете рабочих кооперативов. В октябре 1919 года он вступил в ряды РКП(б) и с декабря 1919 по май 1920 года служил в учреждениях Гомельского губпрофсоюза.

10 мая 1920 года Наум Эйтингон, выделявшийся своей образованностью, был направлен на работу в гомельскую ГубЧК, председателем которой с января 1920 года был Николай Львович Волленберг, 1892 года рождения, немец, уроженец города Динабург (нем. Dünaburg, ныне Даугавпилс), в прошлом матрос, участник Первой мировой войны с 1914 года, в ноябре 1917 года один из организаторов Красной гвардии в Белоруссии, участник Гражданской войны. 12 ноября 1921 года в Москве Оргбюро ЦК РКП(б) постановило назначить председателя Гомельской ГубЧК Волленберга председателем Башкирской ЧК с правом взять с собой лично отобранных сотрудников. С 1922 года Волленберг – начальник Отдела ГПУ – ОГПУ в Башкирской АССР. С 1926 года он в центральном аппарате ОГПУ, был помощником начальника Экономического управления (ЭКУ), с 1927 года – заместителем начальника Восточного отдела ОГПУ (позднее вошедшего в ИНО), с 1930 года – заместителем начальника ЭКУ. В 1933 году Волленберг был приглашен Артузовым на работу во внешнюю разведку и с 1933 года был резидентом ИНО ОГПУ в Иране, с 1934 года – резидентом НКВД СССР в Данциге под прикрытием должности вице-консула СССР (под фамилией Гроднев). В декабре 1937 года Волленберг, награждённый орденом Красного Знамени, двумя знаками «Почётный работник ВЧК – ГПУ», боевым оружием и золотым портсигаром, умер в Москве после тяжёлой болезни.

Именно поддержка и рекомендации Волленберга сыграли огромную роль в становлении Эйтингона как разведчика. На 15 января 1921 года он уже числился исполняющим обязанности заведующего секретно-оперативным отделом гомельской ГубЧК, с 28 февраля временно замещал председателя Волленберга. 20 марта губком РКП(б) утвердил Наума Эйтингона членом коллегии ГубЧК. Так в возрасте 21 года он стал вторым по значимости чекистом Гомельской губернии. Эйтингон активно участвовал в борьбе с бандитизмом, занимался ликвидацией бандформирований Булак-Булаховича, руководил разработкой и захватом начальника Минского укрепрайона Опперпута – соратника Савинкова, члена «Народного союза защиты Родины и свободы». В октябре 1921 года в бою у местечка Давыдовка Эйтингон был тяжело ранен в левую голень и в течение четырёх месяцев находился на излечении.

Успехи Эйтингона не остались незамеченными в Центре. Феликс Эдмундович Дзержинский, отметив волевые качества молодого чекиста, в марте 1922 года послал его в помощь Волленбергу на борьбу с бандитизмом в Башкирию членом коллегии Башкирского губотдела ГПУ. В мае 1923 года Эйтингон был вновь вызван в Москву. Он прибыл на Лубянку прямо к Железному Феликсу и получил новое назначение – в соседний кабинет.

Эйтингон становится уполномоченным, затем заместителем начальника отделения Восточного отдела ОГПУ (вскоре этот отдел возглавит Волленберг), одновременно, вслед за Блюмкиным, обучаясь на Восточном отделении Военной академии имени М.В. Фрунзе, где готовили дипломатов и разведчиков. В одно время с Эйтингоном здесь же учился и будущий Маршал Советского Союза Василий Иванович Чуйков. Окончив учёбу в середине 1925 года, Эйтингон был зачислен в октябре того же года в ИНО ОГПУ, после чего его направляют резидентом сначала в Шанхай, затем в Пекин под прикрытием должности консула, и с 1927 по 1929 год – в Харбин под прикрытием должности вице-консула.

Уже в годы хрущёвского лихолетья, находясь вместе с Судоплатовым во Владимирском централе по сфабрикованному «делу Берии», он напишет: «В 1925 г., перед отъездом на работу в Китай (это был мой первый выезд за кордон), я вместе с бывшим в то время начальником ИНО ОГПУ тов. Трилиссером был на приеме у тов. Дзержинского. После короткого объяснения обстановки в Китае и указаний, на что следует обратить особое внимание, он сказал: “Делайте всё, что полезно революции”. И я следовал всю жизнь этому напутствию и делал всегда то, что считал полезным и нужным советской власти и партии…»

Всю диверсионную работу в Китае возглавлял опытнейший боевик Христофор (Кристап) Салныньш (латыш. Kristaps Salniņš), резидент IV (разведывательного) Управления Штаба РККА. Советником по разведке в его группе агентов-боевиков, которая с 1927 года находилась на нелегальном положении, был болгарин Иван («Ванко») Винаров. Связной группы была жена Винарова – Г.П. Лебедева, шифровальщица советских представительств в Пекине и Харбине.

В Харбине по линии IV Управления Штаба РККА с 1926 года находился и Василий Иванович Чуйков, работая с нелегальных позиций под фамилией Карпов. «По роду своей деятельности я много ездил по стране, – пишет он в своей книге “Миссия в Китае”. – Я исколесил почти весь Северный и Южный Китай, научился довольно бегло говорить по-китайски». Этот факт использован в культовом советском художественном фильме «Офицеры».

В задачу советских резидентур в Китае входила военная помощь Коммунистической партии Китая (КПК), в том числе и поставками оружия, поскольку в 1927 году главнокомандующий Национально-революционной армией и президент Гоминьдана Чан Кайши, захвативший южные провинции Китая, совершил контрреволюционный переворот. В апреле 1927 года он устроил резню Красной гвардии в Шанхае, после чего произошёл окончательный разрыв между Гоминьданом (националистами) и КПК (коммунистами).

Правительство Китайской Республики в Пекине, противостоящее и тем, и другим, присвоило титул главнокомандующего Армией Умиротворения Страны и генералиссимуса сухопутных и морских сил Китайской Республики Чжан Цзолиню – бывшему бандиту, диктатору Северного Китая и Маньчжурии, опиравшемуся на японцев. Тот объявил своей целью «разгром красных ради спасения традиционных китайских ценностей и культуры». На стороне «северян» Чжан Цзолиня воевали белоэмигранты, в том числе русская дивизия бронепоездов под командой генерала Кострова. На стороне «южан» были советские военные советники, такие как Блюхер, Примаков и Бородин, помогавшие Чан Кайши вести «рельсовую войну» и совершать диверсии против белогвардейских бронепоездов. В июне 1928 года, когда «южане» создали непосредственную угрозу Пекину, Чжан Цзолинь решил покинуть Пекин и вернуться в Маньчжурию.

4 июня 1928 года поезд, в котором ехал Чжан Цзолинь, был взорван (так называемый «Хуангутуньский инцидент»). Взрыв долгое время считали делом рук японской разведки, однако историк спецслужб Александр Иванович Колпакиди опубликовал сведения из закрытых архивов, согласно которым ликвидация Чжан Цзолиня была проведена советской диверсионной разведкой. Непосредственным её организатором был Наум Эйтингон, который действовал совместно с резидентом IV Управления Штаба РККА Христофором Салныньшем.

27 мая 1929 года китайская полиция разгромила советское генконсульство в Харбине, арестовав 80 человек и захватив документацию. Чуйков кружным путём через Японию возвратился во Владивосток и был направлен в Хабаровск, где формировалась Особая Дальневосточная армия для отражения агрессии китайцев, поддерживаемых русскими белоэмигрантами и западными державами. «Нас, владеющих китайским языком и знающих обстановку в Китае, прикомандировали к штабу армии», – пишет Чуйков. Во время ликвидации конфликта на КВЖД он находился рядом с командующим армией Василием Константиновичем Блюхером и стал начальником 1-го (разведывательного) Отдела штаба армии. Группа Салныньша и Винарова также принимала участие в разведывательно-диверсионных операциях против китайцев.

Во время гражданской войны в Испании бригадный комиссар Салныньш с июня 1937 по март 1938 года был советником 14-го (партизанского) корпуса республиканских войск. 20 апреля 1938 года он был арестован в Москве и 14 марта 1939 года приговорён Военной коллегией Верховного суда СССР к расстрелу по обвинению в «участии в контрреволюционной, диверсионной, террористической и шпионской организации». 8 мая 1939 года приговор был приведён в исполнение.

Иван Винаров в 1941–1942 годах выполнял вместе с Эйтингоном особо важное задание в Турции, затем был командиром в составе интернационального полка ОМСБОН, который подчинялся Судоплатову, неоднократно выполнял задания в тылу врага, был советником Георгия Димитрова, с 1949 по 1964 год занимал должности помощника министра, затем министра путей сообщения и строительства, начальника Главного управления путей сообщения при Совете министров НРБ и в 1960 году стал генерал-лейтенантом Болгарской Народной армии.

Эйтингон после разгрома советского консульства в Харбине был отозван в Центр и в том же 1929 году оказался на турецких берегах в качестве резидента ОГПУ СССР вместо сбежавшего во Францию Георгия Агабекова, из-за предательства которого разведывательные сети, особенно в Греции, были практически полностью уничтожены. Восстановлением их под прикрытием должности атташе советского консульства и занялся Леонид Александрович Наумов – советский разведчик Наум Эйтингон.

В 1930 году он выходит на оперативный простор в качестве заместителя начальника Особой группы («группы Яши») при председателе ОГПУ и в этом качестве участвует 26 января 1930 года в Париже в похищении председателя РОВС генерала Кутепова. После командировок во Францию, а затем в Бельгию в ноябре 1931 – ноябре 1932 года Эйтингон 31 декабря, в канун нового, 1933 года, был назначен на место своего шефа Серебрянского начальником 1-го отделения ИНО ОГПУ – то есть нелегальной разведки (Серебрянский целиком сосредоточился на руководстве Особой группой).

Теперь Эйтингона по праву можно было назвать «королём нелегалов». Немало поездивший по свету, он хорошо чувствовал, насколько человек может вписаться в ту или иную среду. Здесь он редко ошибался, и мог дать разведчику-нелегалу немало ценных советов, которые нередко спасали тому жизнь.

Следующая командировка у Эйтингона была в США, куда он выехал вместе с начальником Особой группы Яковом Серебрянским в 1933 году и оставался там до 1936 года, занимаясь внедрением глубоко законспирированных агентов, в том числе из среды польских евреев, на объекты военно-стратегического характера. Так закладывался фундамент разведывательных сетей, которые, существуя параллельно с легальными резидентурами, на многие годы обеспечили проникновение в государственные и научные центры США, в том числе и в «Манхэттенский проект».

В 1936 году Эйтингон под именем Леонида Александровича Котова прибывает в Испанию в качестве заместителя резидента НКВД СССР по партизанским операциям, включая диверсии на железных дорогах. Здесь он как заместитель советника при республиканском правительстве подружился с Эрнестом Хемингуэем, многими бойцами Интербригад, которых сплотила ненависть к фашизму. Под началом «генерала Котова» работал Морис Коэн, будущий связной Вильяма Фишера (Рудольфа Абеля) и Конона Трофимовича Молодого (полковника Лонсдейла).

К сожалению, в среде испанских коммунистов произошёл раскол на сторонников Сталина, Троцкого и Бухарина. Рабочая партия марксистского единства (ПОУМ), поддержавшая троцкистско-бухаринский блок, лидером которой был Андреу Нин, друг и секретарь Троцкого, по численности значительно превосходила Испанскую коммунистическую партию (КПИ), поддержавшую Сталина. Анархисты и троцкисты выступали против создания регулярной армии и «вертикали власти». 1 мая 1937 года ПОУМ снимает свои воинские части с фронта и 3 мая поднимает вооруженный мятеж в Барселоне. Три дня продолжались кровопролитные уличные бои. В конце концов ПОУМ была запрещена, а в июне все члены её руководства были арестованы Сегуридад – республиканской службой безопасности.

Одним из сотрудников Сегуридад был Хосе Окампо – советский нелегал Иосиф Ромуальдович Григулевич. Он родился 5 мая 1913 года в Вильно в семье литовских караимов (по другим данным, его мать была русской), в 1932 году был арестован польской дефензивой за коммунистическую агитацию, получил два года условно и по линии МОПР (Международная организация помощи борцам революции, которая оказывала помощь осужденным революционерам) выехал сначала в Париж, а затем в Аргентину. В 1936 году, когда над ним нависла угроза ареста, руководство Коммунистической партии Аргентины решило удовлетворить просьбу Григулевича об отправке его в Испанию.

Получив паспорт на имя Хосе Окампо, Григулевич отличился в боях под Гвадалахарой. После победы над итальянцами в Бриуэгской битве командование 12-й интербригады устроило банкет, на котором присутствовали советники из СССР, Эрнест Хемингуэй, Илья Эренбург и Михаил Кольцов. Командир Пятого полка Энрике Листер представил командира роты Хосе Окампо советнику при республиканском правительстве по вопросам безопасности и резиденту НКВД в Испании Александру Орлову (настоящее имя Лейба Лейзерович Фельдбин, в СССР – Лев Лазаревич Никольский). Вскоре состоялась вербовочная беседа, и Григулевич, получив оперативный псевдоним «Юзик», был внедрён в Сигуридад, где ему была поручена разработка агентов «пятой колонны» и фалангистской агентуры.

3 мая 1937 года Григулевич под псевдонимом «Макс» во главе отряда боевиков из десяти человек срочно прибыл в столицу Каталонии, где началось восстание троцкистов, с задачей арестовать зачинщиков и ликвидировать их лидера Андреу Нина. 20 июня совместно с заместителем резидента НКВД СССР Леонидом Котовым (Наумом Эйтингоном) Григулевич провёл операцию «Николай», в результате которой Андреу Нин был похищен из тюрьмы и бесследно исчез – работали профессионалы.

После этого Эйтингон отправил Григулевича переводчиком на Международный конгресс писателей в защиту культуры, организованный в Валенсии, Барселоне и Париже по прямому указанию Сталина. В конгрессе принял участие Давид Альфаро Сикейрос, также служивший офицером под командованием Энрике Листера. Вскоре Григулевичу и Сикейросу под началом Эйтингона предстояло вместе участвовать в ликвидации Троцкого.

По мере того, как Сталин всё дальше отходил от идеи «мировой революции» и широким шагом двигался в направлении укрепления советской (российской) государственности, предательство апологетов глобализации «а ля Троцкий» и их бегство за кордон стали принимать лавинообразный характер. Они уходили целыми резидентурами и выступали на Западе с разоблачительными заявлениями, оплаченными тридцатью сребрениками.

13 июля 1938 года на Запад уходит резидент НКВД в Испании Александр Орлов (Фельдбин). Впоследствии он представил дело так, что якобы он опасался быть отозванным в Москву и подвергнуться репрессиям. Но на самом деле, когда он узнал, что его двоюродный брат и покровитель, комиссар госбезопасности 2-го ранга (генерал-полковник) Зиновий Борухович Кацнельсон снят с поста заместителя начальника ГУЛАГа, Орлов похитил из сейфа советского консульства на Авенида дель Тибидабо в Барселоне 90,8 тыс. долларов (примерно 1,5 млн долларов по нынешнему курсу) и бежал через Францию в США вместе с женой, также сотрудницей резидентуры, и дочерью.

В начале апреля 1938 года Григулевич, прошедший спецподготовку разведчика-нелегала в Малаховке под Москвой и получивший оперативный псевдоним «Фелипе», прибыл на советском пароходе вместе со своим напарником испанцем Эмилио Санчесом («Марио») в Нью-Йорк. Там их встретил резидент ИНО Пётр Давидович Гутцайт, который действовал под прикрытием должности сотрудника полпредства СССР в Вашингтоне. Гутцайт переправил их через Санта-Фе в Мехико. Вскоре связь с резидентурой оборвалась – Гутцайт после бегства Орлова (Фельдбина) был отозван в Москву и арестован.

Предательство Орлова бросило подозрение и на Серебрянского, с которым они пересекались по работе. В 1932 году Орлов, как и Серебрянский, был командирован в США под прикрытием представителя «Льноэкспорта» для налаживания связей со своими еврейскими родственниками из Бобруйска. Эйтингон занимался тем же самым, однако он под подозрение не попал, поскольку выехал в США в 1933 году и оставался там до 1936 года, тогда как Орлов и Серебрянский были задержаны сразу по прибытии американскими властями и высланы из страны.

Осенью 1938 года Серебрянский был отозван из Парижа и 10 ноября вместе с женой арестован в Москве прямо у трапа самолета. Он содержался во внутренней тюрьме на Лубянке. При этом во время следствия, испытывая немалый стресс, он писал «Наставление для резидента по диверсии». Будучи подвергнутым «интенсивным методам допроса», Серебрянский был вынужден оговорить себя. В результате 4 октября 1940 года следователем следственной части ГУГБ НКВД СССР лейтенантом госбезопасности Перепелицей было составлено следующее обвинительное заключение:

«ОБВИНИТЕЛЬНОЕ ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В предъявленном обвинении виновным себя признал».

7 июля 1941 года Военная коллегия Верховного суда СССР приговорила Серебрянского Я.И. к высшей мере наказания с конфискацией имущества, а его жену – к 10 годам лагерей «за недоносительство о враждебной деятельности мужа».

Шла Великая Отечественная война, а создатель отечественной диверсионной разведки ожидал в камере на Лубянке приведения приговора в исполнение…

Но Эйтингон продолжал действовать. В апреле 1939 года в Кремле было принято решение о проведении спецоперации «Утка» по ликвидации Троцкого. Куратором этой операции был назначен капитан госбезопасности Павел Анатольевич Судоплатов, новый заместитель начальника 5-го отдела (внешняя разведка) ГУГБ НКВД СССР.

Павел Анатольевич Судоплатов родился в Мелитополе в 1907 году в бедной семье. Сам он отмечал свой день рождения 7 июля, что выглядит весьма символично – 07.07.07 – три семёрки, хотя и упоминал, что крестили его в русской православной церкви на День святых апостолов Петра и Павла, т. е. 12 июля по новому стилю. Отец его был украинцем, а мать Феодосия Терентьевна Палыга – молдаванкой из Тирасполя. В семье было пятеро детей: старшая сестра Надежда, старший брат Николай, Григорий, Павел и младший Константин. Отец часто менял работу, был и мельником, и пекарем, и поваром, а мать вела домашнее хозяйство. Никакой собственности в семье не было – снимали двухкомнатную квартиру в одноэтажном доме. В 1917 году отец умер от туберкулёза, на следующий год ушёл в Красную армию старший брат Николай, который стал чекистом и погиб в 1922 году при исполнении служебного долга.

Павел учился в городской школе, но хотел походить на старшего брата. Когда в город в марте 1919 года пришли красные, он стал добровольным помощником командира Мелитопольского рабочего отряда Игната Васильевича Булыги. А когда 26 июня отряд под натиском белых уходил из города вместе с отступающими частями 2-й Украинской советской армии, в его рядах шагал и Павел Судоплатов, 12-летний боец за счастье трудового народа.

В Никополе был сформирован 1-й Мелитопольский рабоче-крестьянский полк, вскоре переименованный в 1-й ударный. В роте, которой командовал Булыга, и начал свою службу в Красной армии Павел Судоплатов. К сожалению, полк вскоре был разгромлен казаками 3-го Кубанского корпуса генерала Шкуро. Булыга погиб, а Павел попал в плен, откуда ему удалось бежать. Он добрался до Никополя и вступил теперь уже во 2-й ударный полк, который вскоре был переброшен в Николаев, а оттуда – в Одессу, где вошёл в состав городского гарнизона. В начале августа Одесса была захвачена белыми. В это время Павел лежал в переполненной палате городской больницы с воспалением лёгких. Белые, искавшие в больнице раненых красноармейцев, не обратили на мальчика никакого внимания.

В первых числах сентября 1919 года Павел выписался из больницы. Чтобы как-то прожить, он беспризорничал и подрабатывал в порту. В начале 1920 года началось долгожданное наступление красных. 5 февраля Красная армия взяла Одессу в осаду. Конница Котовского вышла к городским окраинам, и к утру 8 февраля Одесса была освобождена. Кстати, Григорий Иванович Котовский, вся жизнь которого была связана с Молдавией и Одессой, человек удивительной судьбы и беспримерной храбрости, подлинный народный герой, прошедший путь от «неуловимого мстителя» и налётчика до командира кавалерийского корпуса и члена Реввоенсовета СССР, был левым эсером, и в РКП(б) вступил только в апреле 1920 года.

Именно 21 апреля 1920 года Симон Петлюра от лица Украинской Народной Республики (УНР) заключил договор с Польшей о совместных действиях против Красной армии. При этом УНР согласилась на установление границы между Польшей и Украиной по реке Збруч, тем самым признав вхождение Галиции и Волыни в состав Польши. Генерал-хорунжий армии УНР Юрий Тютюнник в своих воспоминаниях «С поляками против Украины» («З поляками проти України») пишет: «”Национальные герои” типа Петлюры и Ливицкого (президента УНР) торговали землями украинской нации, душами миллионов украинских рабочих и крестьян, торговали, скрываясь, как воры от народного глаза и никого не спрашивали. Они же себя считали призванными освобождать украинский народ. Вот и “освобождали”, отдавая Галичину и Волынь с Холмщиной под господство польского магната».

Союз с Петлюрой позволил полякам значительно улучшить свои стратегические позиции и развернуть наступление на Украине. 7 мая 1920 года поляки заняли Киев, затем – плацдармы на левом берегу Днепра. Однако в результате Киевской операции Красной армии во второй половине мая польские войска были вынуждены начать отступление в полосе от Полесья до Днестра. Затем в ходе Новоград-Волынской и Ровенской операций в июне – июле войска Юго-Западного фронта РККА нанесли поражение польским войскам и петлюровским отрядам и вышли на подступы к Люблину и Львову, но не смогли овладеть Львовом и в августе после поражения под Варшавой были вынуждены отступить.

Как раз накануне этих событий Павел Судоплатов был зачислен в роту связи 123-й стрелковой бригады 41-й дивизии 14-й армии и отправился на советско-польский фронт. В мае-июне 1920 года его дивизия участвовала в боях против белополяков в районе среднего течения Днестра, а также в боях против войск УНР, во главе которых стоял генерал-хорунжий Тютюнник. В июле-августе дивизия, в которой сражался Судоплатов, участвовала в форсировании рек Збруч, Серет, Золотая и Гнилая Липа, в освобождении городов Трембовля, Чертков, Галич и Рогатин. Однако после поражения Красной армии под Варшавой 41-й дивизии пришлось отступить в район Каменец-Подольского. В ноябре 1920 года она освобождала города Могилев-Подольский и Каменец-Подольский, 21 декабря была сведена в бригаду и влита в 44-ю дивизию 12-й армии, а в январе 1921 года вошла в состав Киевского военного округа.

18 марта 1921 года в Риге был подписан Рижский договор, завершивший советско-польскую войну. По этому договору к Польше отходили все территории Западной Украины и Западной Белоруссии, а также Западная Волынь, включая современную Волынскую область. 44-я дивизия была передислоцирована в Житомир – столицу Волынской губернии.

В это время правительство УНР в эмиграции в лице Петлюры уже вело подготовку к вторжению на территорию УССР с целью организации «всенародного восстания против большевиков». В июле 1921 года во Львов прибывает полковник Евген Коновалец, руководитель созданной 3 августа 1920 года в Праге Украинской войсковой организации (УВО). Её ядро составляли офицеры Корпуса сечевых стрельцов (вооружённого формирования Директории УНР) и бывшие старшины Легиона украинских сечевых стрельцов (УСС) австро-венгерской армии, которые воевали в составе Галицкой армии ЗУНР. Здесь же, во Львове, был создан «Повстанческий штаб», который возглавил генерал-хорунжий армии УНР Юрий Тютюнник. Правительства Польши и Франции заверили Петлюру и Тютюнника, что в случае первых успехов повстанцев они готовы направить на Украину свои регулярные войска. Фактически речь шла о скрытой подготовке к вторжению Запада на территорию СССР.

Коновалец предложил Тютюннику помощь живой силой, а также разведывательной информацией о положении на советской территории, которой уже располагала разведывательная секция УВО. «Повстанческим штабом» были сформированы две группы общей численностью до 2 тыс. человек, вторгшиеся на территорию УССР. Начальник разведки УВО полковник Сечевых стрельцов (СС) Роман Кириллович Сушко и начальник штаба УВО полковник армии УНР Юрий Оттович Отмарштейн перешли границу в составе вторгшихся отрядов для организации разведывательно-диверсионной и террористической деятельности на территории УССР.

Однако чекисты знали об этих планах заранее. Важную роль при этом сыграл советский разведчик, чекист Сергей Тарасович Даниленко-Карин (Сергій Тарасович Даниленко-Карін). Он родился в 1898 году в селе Высокие Байраки Высокобуеракской волости Александрийского уезда Херсонской губернии Российской империи. Отец его имел до 70 десятин земли, конную молотилку, веялку и плуг, нанимал батраков и перепродавал скот. В 1911–1919 годах Сергей Даниленко, по национальности украинец, учился в коммерческом реальном училище в Елисаветграде (Кировограде). Во время учёбы он вступил в подпольный кружок левых эсеров. С 1919 года он воевал в Красной армии на бронепоезде «Смерть белым!», курсировавшим на линии Вознесенск – Помошная – Елисаветград. Заболев тифом, он попал в Знаменскую больницу, откуда его забрали родители. В Байраках Сергей организовал драматический кружок и любительский театр.

В январе 1921 года Даниленко получил предложение работать в органах ВЧК и был зачислен в кадры под фамилией «Карин». После успешного выполнения ряда заданий его направляют на работу в Киевскую ГубЧК. Здесь под именем Степана Черненко он поступает в Высший институт народного образования им. М.П. Драгоманова (ныне Киевский национальный университет им. Т.Г. Шевченко). Узнав от товарища по реальному училищу о существовании подпольной организации «Сечевых стрельцов» под крышей Киевской школы красных офицеров (Школы червоных старшин), Черненко с разрешения руководства ГПУ УССР вступает в организацию сечевиков и принимает участие в их ликвидации. Также при его участии были ликвидированы «Всеукраинский повстанческий комитет» (ЦУПКОМ) и Уманский повстанком.

Войдя в доверие к петлюровскому эмиссару атаману Николаю Новицкому, Черненко становится начальником связи оперативного района «Херсонщина» подпольной организации «Народная месть». Последняя подчинялась «Повстанческому штабу» Тютюнника во Львове. Тем самым появилась реальная возможность побывать «В стане врага» – именно так называется повесть Карина, опубликованная в 1968 году в сборнике воспоминаний советских чекистов «Особое задание».

«Атаман похвалялся, – пишет Карин, – что послан на Украину самим Петлюрой. По его словам, находившийся во Львове генеральный повстанческий штаб усиленно готовится к восстанию на Украине. Вся Украина поделена на оперативные районы, в каждом действуют представители штаба. Они собирают силы.

– Скоро Украина запылает! – объявил Новицкий своим “сподвижникам”.

Однажды Черненко выехал на очередную встречу с атаманом.

– Меня удивляет, что мой начальник связи до сих пор не поинтересовался, как налажена у пас связь с генеральным штабом во Львове.

Черненко ушам своим не поверил: неужели сейчас он узнает то, о чем безуспешно пытался узнать все это время?

Но ответил спокойно, с достоинством:

– Я считал, пане атамане, что в мою компетенцию входят только те связи, что идут от вас вниз, но никак не вверх.

– Резонно, – с удовлетворением сказал Новицкий. – Но сейчас настало время сообщить штабу, чем мы располагаем, и получить указания на дальнейшее. Сделать это надо без промедления, чтобы не опоздать с подготовкой восстания. Во Львов должен был поехать я сам, но мне сейчас пускаться в путь нельзя. Поедете вы, Степан. Надеюсь, согласны? – Он испытующе посмотрел на Черненко.

– Вряд ли я справлюсь с этим поручением, – неуверенно начал Черненко.

Он и впрямь был несколько огорошен открывшимися перед ним возможностями.