Правило 12. Духовное богатство важнее материального
В отличие от христианства, считающего богатство препятствием для спасения, традиционная этическая система Китая в целом не относится к богатству как к пороку. Но деньги и материальные блага должны занимать в жизни добродетельного человека отведенное им место – и не более того. Гораздо важнее другие ценности: благородство, уважение в обществе, знания.
Вероятно, это вызвано тем, что в фундаменте китайской нравственности лежат сразу три составляющих: конфуцианство, даосизм и буддизм. В буддизме комфортность текущего воплощения зависит от набранных добродетелей в предыдущих инкарнациях. Поэтому бедность как таковая не рассматривается как нечто, что легко преодолеть в течение одного жизненного срока, а уж человеческих стараний и усилий для этого тем более недостаточно. Даосизм также привносит в вопрос накопления материальных благ некоторое смирение и созерцательность, ставит самосовершенствование выше накопления материальных благ. В то же время другой важной составляющей этической системы Китая – конфуцианству – очень важен элемент патернализма и в целом социальной ответственности всех страт общества друг перед другом. То есть об индивидуальном обогащении можно не слишком-то и заботиться.
Конфуций сказал:
«Богатство и знатность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не пользуется, если они достались незаконным путем».
Также он учит:
«Люди хотят для себя богатства и славы; если то и другое нельзя обрести честно, следует их избегать».
В устах Лао-цзы богатство получает негативную коннотацию именно в связи с тем, что много заработать добросовестным путем сложно:
«Честные люди не бывают богаты; богатые люди не бывают честны».
Известно, что философ Чжуан-цзы отказался от денег и положения в обществе и презирал существование знатных и власть имущих. Мудрец стремился прежде всего к свободе и беззаботности духа, со смирением принимая голод и нужду. Идеи этого фиолософа-даосиста нашли отражение в его собственных притчах. Интересна притча «Безразличный к богатству и славе Сюй Ю». История эта о том, как император хотел передать власть мудрейшему – уединенно живущему в хижине Сюй Ю.
Сюй Ю же не интересовался богатством и славой, не вникал в политику и не терпел никаких связывающих дух ограничений, а стремился к абсолютной свободе, поэтому он искренне и деликатно отказался: «Сейчас в Поднебесной под вашим управлением царят порядок и процветание. Если я заменю вас, разве не получу дурную славу охотника за выгодой? Птице, вьющей гнездо в глубине леса, достаточно и одной ветки; зверю, утоляющему жажду у реки, не нужно больше воды, чем вместит желудок. К чему мне Поднебесная? Лучше вам вернуться! Даже если повар не приготовил еду, негоже распорядителю жертвоприношений становиться к плите вместо него».
Чжуан-цзы и его последователи подчеркивали тяготы и опасности служебной карьеры, которые не стоят наград и почестей. Взлет честолюбивых ученых при дворе слишком часто заканчивался их казнью или нанесением им увечий в качестве наказания. Но главным отрицательным фактором они считали даже не это, а то, что сама жажда власти и политическая деятельность отравляют и губят душу. Беззаботная жизнь, полная развлечений, способна привести личность, скорее, к деградации, чем к совершенству.
«Хижина, где смеются, богаче дворца, где скучают», —
нравоучительно заявляет Чжуан-цзы. Он является героем притчи о царе по имени Вэнь-ван, который довел свое государство до упадка беспрерывными состязаниями фехтовальщиков. Чжуан-цзы лишь хитростью удалось переключить интересы правителя на мысли, более подобающие его сану.
Китайские мудрецы древности считали, что для человека благом являются иные ценности. Высшая награда мудрой жизни – способность без пресыщения наслаждаться «накопленным без накопления»: старой дружбой, ставшими родными вещами, знакомым с детства пейзажем. «Ведь и в любимом человеке или в любимом предмете нам дорого и отсутствие броскости, даже несовершенство», – считал Лао-цзы.
«Когда у радости есть причина – она не продлится долго. Если причины нет – она останется с вами навсегда», —
подчеркивал мудрец, полагая истинной ценностью душевную гармонию, а не материальное богатство.
