Глава 22
Я, не теряя ни секунды, бросился к выходу. Кажется, мое ночное дежурство переставало быть скучным. Пулей влетел в ее палату. Кристина и Пончик за мной.
Картина была, мягко говоря, не из приятных. Антонина Павловна лежала на кровати, скорчившись в позе эмбриона, лицо ее было пепельно-серым, покрытым крупными каплями холодного пота
Она тяжело, прерывисто дышала, издавая тихие стоны, а ее глаза были полны такого страдания, что у меня у самого все внутри сжалось. Соседки испуганно смотрели на нее.
— Кристина, быстро монитор! Давление, пульс, сатурация! — скомандовал я, склоняясь над пациенткой. — Величко, не мешайся под ногами, лучше каталку готовь! И вызывай дежурного хирурга! Живо! Кажется, у Захаровой острый холецистит перешел в стадию перфорации желчного пузыря с развитием желчного перитонита! Если мы сейчас же не возьмем ее на стол, она до утра не доживет!
Я говорил быстро, четко, не допуская возражений. В такие моменты мой мозг переключался в режим «боевой готовности». Все лишние эмоции отходили на второй план. Сейчас главным было — спасти жизнь.
Кристина и Величко, хоть и были явно напуганы, но тут же бросились выполнять мои указания.
Пока они суетились, я быстро пропальпировал живот Захаровой. Твердый, как доска, резко болезненный во всех отделах. Пульс — нитевидный, зашкаливал. Давление — стремительно падало.
Классическая картина разлитого перитонита и начинающегося септического шока. М-да, дела были хуже некуда.
Я постоял несколько секунд, собираясь с мыслями. В голове пронесся вихрь вариантов. Пациентка умирала. Если я, будучи адептом, проведу эту операцию, это будет моя личная, несанкционированная инициатива.
Именно в этот момент у меня и родился план.
— Что… Что с ней, Илья? — Величко, подкатив каталку, испуганно смотрел то на меня, то на пациентку.
— Я же сказал, Семен, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно спокойнее, хотя внутри все кипело. — У нее, скорее всего, лопнул желчный пузырь. Камни, воспаление, плюс возраст и диабет — гремучая смесь. Теперь все содержимое пузыря вылилось в брюшную полость, вызывая перитонит. Если мы не сделаем ей экстренную операцию прямо сейчас, она умрет. Срочно в операционную!
Мы вдвоем быстро переложили Антонину Павловну на каталку и помчались в сторону ближайшей свободной операционной. Каждая минута была на счету.
— Илья, я звонила в операционную! — доложила Кристина, врываясь в операционную следом за нами. — Бригада Зубова стоит на экстренной! Там политравма, привезли полчаса назад, сказали, они там надолго! Больше никого нет, Шаповалов и Киселев недоступны!
— Все понятно, — рыкнул я. — Значит, я сам.
— Ты что, с ума сошел⁈ Ты же всего лишь адепт, Илья! Да и страховка ее операцию не покрывает! — пролепетал Величко, и его круглое лицо стало еще бледнее.
— Знаю, Семен. Это экстренный случай по жизненным показаниям, — я тяжело вздохнул. — Мы должны ее оперировать!
Кристина, которая как раз заканчивала подключать капельницу с раствором, резко отстранилась от пациентки и посмотрела на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. Она, кажется, только сейчас поняла, к чему я клоню.
— Илья, ты что, собираешься ее оперировать⁈ Сам⁈ — ее голос дрогнул. — Ты же адепт! Да что там адепт, даже Подмастерье не имеет права проводить такие операции самостоятельно! Нужно дождаться, пока кто-нибудь освободится! Мы не можем так рисковать!
Я только отмахнулся от нее. Знал, что у них будет такая реакция. Но именно она мне и нужна была.
— Кристина, сейчас не до этого. Человеку нужна помощь. Пока мы будем ждать, она умрет. Давай попробуем ее стабилизировать. Может, продержится до прихода Зубова.
Я тут же принялся за дело, Кристина — за мной. Времени на раздумья не было. Пончик растерянно топтался рядом, не зная, за что ухватиться.
— Кристина, скорость инфузии на максимум! Обе системы! Струйно! — скомандовал я. — Нам нужно восполнить объем любой ценой!
Я проверял проходимость катетеров. Так, объем, нам срочно нужен объем. При перитоните огромное количество плазмы уходит в брюшную полость. Объем циркулирующей крови падает, давление рушится. Если мы сейчас же не начнем вливать растворы, ее сердце просто остановится.
— Кислородная маска плотно прилегает? Отлично. Величко, не стой столбом! Мешок Амбу, быстро! Будь готов помогать дышать, если она остановится!
Но все было тщетно.
Давление на мониторе, немного поднявшись, снова поползло вниз. Семьдесят на сорок… шестьдесят пять на тридцать… Сатурация кислорода опустилась ниже критической отметки.
— Илья, давление падает! Она уходит! — с отчаянием в голосе крикнула Кристина. — Инфузия не помогает!
— Шок слишком глубокий, — я стиснул зубы. — Сосуды расширены из-за токсинов. Кристина, нам нужны вазопрессоры! Норадреналин!
Только бы был. Без поддержки сосудистого тонуса мы ее не удержим. Это наш последний шанс.
— Д-да, есть! — она бросилась к шкафу и тут же протянула мне ампулу.
— Отлично! Кристина, быстро! Разводи одну ампулу на двести миллилитров физраствора и подключай третьей системой! Я начну титровать! И введи ей два кубика промедола внутривенно, нужно снять болевой шок!
Пока Кристина с поразительной скоростью готовила раствор и набирала в шприц обезболивающее, я сам, контролируя ее действия, не отрывал взгляда от монитора. Она быстро ввела промедол в один из катетеров, а систему с норадреналином подала мне.
Я сам открыл зажим и начал очень медленно, буквально по капле, вводить раствор, внимательно следя за реакцией на мониторе. Цифры на мгновение замерли, даже чуть-чуть дернулись вверх, но затем, вопреки всем моим усилиям, снова неумолимо поползли вниз.
Все. Мы сделали все, что могли. Но это была лишь отсрочка. Консервативная терапия исчерпала себя. Мы лишь оттягивали неизбежное. Ждать было равносильно убийству.
Я стиснул зубы. План, родившийся в моей голове еще в палате, теперь был единственным выходом.
— Все, Кристина, это бесполезно, — я посмотрел на нее твердым, решительным взглядом, когда она начала готовить раствор с норадреналином. — Это лишь временная мера. Мы ее теряем. Я буду оперировать. И точка. Величко, — я повернулся к Пончику, который стоял, как вкопанный, и дрожал, как осиновый лист. — Ты будешь мне ассистировать? Или так и будешь столбом стоять?
Величко испуганно замотал головой.
— Н-нет, Илья, я не могу! Я боюсь! А вдруг что-то пойдет не так⁈ Меня же потом…
Кристина предприняла последнюю отчаянную попытку меня вразумить.
— Илья, послушай! У тебя же даже «Искры» нет! Эти дурацкие браслеты! Как ты собираешься оперировать без магии⁈ Это же самоубийство! И для тебя, и для нее!
Я посмотрел ей прямо в глаза. В ее прекрасных голубых глазах сейчас плескался неподдельный страх за меня. И это было приятно.
— Кристина, «Искра» мне сейчас не нужна, — я постарался, чтобы мой голос звучал как можно более уверенно. — У меня есть руки, есть знания. И этого вполне достаточно, чтобы спасти ей жизнь. Я и так справлюсь. А вот без ассистента мне будет туго. Так что, Величко, я спрашиваю в последний раз: ты будешь мне ассистировать или нет?
Пончик только еще сильнее затряс головой и что-то невнятно проскулил. Понятно. На этого «героя» рассчитывать не приходится.
Я снова посмотрел на Кристину. Она закусила губу, ее глаза мечутся от меня к пациентке, потом снова ко мне.
— Пойми, Кристина, — я понизил голос, стараясь достучаться до нее. — Если я сейчас этого не сделаю, она умрет. Просто умрет здесь, на наших глазах. А я не смогу с этим жить. Не смогу.
Она несколько секунд молча смотрела на меня, потом ее лицо вдруг стало решительным.
— Черт с тобой, Разумовский! — она выдохнула. — Похоже, ты действительно сумасшедший! Но… я с тобой!
И, не говоря больше ни слова, она быстро натянула на себя операционный халат, маску и перчатки, которые уже были приготовлены на столике.
Операция была сложной, но я справился. Мои руки, казалось, сами вспомнили все то, чему я их учил годами в прошлой жизни. Разрез, ревизия брюшной полости, удаление лопнувшего желчного пузыря, санация, дренирование…
Кристина ассистировала мне как заправская операционная сестра, четко и быстро выполняя все мои команды, подавая инструменты, отсасывая содержимое, протирая пот с моего лба. Она была на удивление спокойна и сосредоточена, и я был ей безмерно благодарен за эту поддержку.
Через пару часов, которые пролетели как одно мгновение, все было кончено. Мы наложили последние швы, когда дверь в операционную резко распахнулась. На пороге стоял дежурный реаниматолог, Мастер-Целитель Вячеслав Игоревич Кравченко.
Видимо, его бригада наконец-то закончила свою экстренную операцию, и до него дошли слухи о нашей самодеятельности. За его спиной маячил и дежурный хирург Зубов, который, судя по всему, и позвал подмогу.
Кравченко с нескрываемым изумлением посмотрел на нас — взмыленных, в окровавленных халатах, — а потом на только что прооперированную Захарову, подключенную к мониторам.
— Разумовский? Волкова? Что здесь происходит⁈ — он нахмурился, быстро подходя к операционному столу. — Зубов мне тут доложил, что вы решили поиграть в великих хирургов, пока все были заняты. Что у вас тут стряслось?
Я вкратце, но четко изложил ему всю ситуацию: отказ Шаповалова в плановой операции из-за высоких рисков, резкое ухудшение состояния пациентки, клиника разлитого перитонита и шока, отсутствие свободных хирургов и мое решение оперировать по жизненным показаниям.
Кравченко слушал молча, его лицо становилось все серьезнее. Потом он взял из рук Кристины историю болезни Захаровой, быстро пробежал ее глазами.
— Так… так это же та самая пенсионерка, которую Шаповалов сегодня велел не трогать! — он удивленно поднял на меня свои умные, печальные глаза. — А вы… адепт… провели ей лапаротомию и холецистэктомию? Сами?
Он тут же склонился над пациенткой, быстро проверяя ее рефлексы, реакцию зрачков, показатели на мониторе. Он приложил свою ладонь к ее груди, пропуская через нее свою мощную «Искру», оценивая работу сердца и легких.
— Ей было очень плохо, Вячеслав Игоревич, — я спокойно посмотрел ему в глаза, пока он проводил свой осмотр. — Острый перитонит, септический шок. Если бы мы не прооперировали ее немедленно, она бы умерла. Что еще оставалось делать?
Кравченко выпрямился, тяжело вздохнул и покачал головой. Он посмотрел на дренажи, выведенные из брюшной полости, на аккуратный шов на животе, на стабильные, хоть и не идеальные, показатели на мониторе.
— Ох, Разумовский, Разумовский… — он устало потер переносицу. — То, что вы ее спасли, — это, конечно, чудо. И то, что вы, будучи адептом без Искры, смогли провести такую операцию, — это вообще за гранью моего понимания. Но боюсь, это все очень плохо для вас закончится. Очень плохо. Шаповалов вас живьем съест, когда узнает.
Он посмотрел на нас с Кристиной.
— Всё, вы оба свободны. Идите, приведите себя в порядок. Здесь дальше мы сами разберемся. Пациентку переводим к нам в реанимацию. А вам, Разумовский, я настоятельно советую хорошо выспаться. Завтра у вас будет очень тяжелый день. Очень. Думаю, Игорь Степанович устроит вам такой разбор полетов, что вы надолго его запомните.
Мы с Кристиной, молча, покинули операционную и дошли до сестринского поста. Сил не было даже на то, чтобы говорить.
— Ну, Илья, — Кристина устало улыбнулась мне. — Похоже, мы с тобой сегодня натворили дел. Я дико устала. И если меня теперь из-за тебя уволят, то тебе придется взять меня на содержание. Ты же честный человек?
Я пожал плечами, чувствуя, как приятная усталость разливается по всему телу.
— Если тебя уволят, Кристин, — я усмехнулся,– будем бомжевать вместе. Под мостом. Некомфортно, зато весело.
Мы устало хихикнули и разошлись по своим рабочим местам. Кристина — заполнять какие-то бумаги, а я — в ординаторскую, немного перевести дух.
В ординаторской я буквально рухнул на старый диван.
Устал, как собака. Но на душе было легко и спокойно. Я сделал то, что должен был. А остальное уже не так важно.
Оказывается, уже наступило утро. Солнечные лучи робко пробивались сквозь пыльные жалюзи. Долго же мы возились с этой операцией.
Тут в ординаторскую заглянул Пончик. Вид у него был испуганный и какой-то виноватый.
— Илья, — он подошел ко мне и нервно переминался с ноги на ногу. — Я все видел. И слышал. Ну, то есть, почти все. Ты… ты это… молодец, конечно. Спас ее. Но теперь же тебе влетит по полной программе! Ты же адепт! А сделал такую сложную операцию! Да еще и пациентке без страховки! Да еще и под следствием от Гильдии! Ты же сам себя в яму закапываешь! Тебе же теперь точно конец!
Я только отмахнулся от него.
— Не каркай, Семен. Прорвемся. Операция была экстренной. Мы спасли пациентку…
— Но ты адепт!! Адептам нельзя! — почти прошептал он.
И тут…
Я услышал это.
Знакомое, до боли родное, ехидное хихиканье у меня в голове.
— Да, двуногий, ну ты и выдал сегодня! Ты, оказывается, еще на что-то способен! Даже без моей гениальной помощи! Удивил, честное слово, удивил!
Я аж подпрыгнул на диване от неожиданности, отчего Пончик испуганно отскочил в сторону и удивленно уставился на меня.
Я быстро осмотрелся. На высоком шкафу с историями болезни, как ни в чем не бывало, свесив свои пушистые лапки, сидел Фырк. И улыбался своей самой наглой и самодовольной улыбкой.
— Ты где был, пушистый засранец⁈ — возмущенно спросил я.
Уважаемые читатели!
Благодарим вас что оставались с нами на страницах нашей книги. Приключения Ильи Разумовского продолжаются!
И по прежнему просим вас если книга понравилась поставить лайк и добавить в библиотеку чтобы не пропустить новые главы.
Книга вторая
