Часть II
13 мая 1992 года
0:00
Клэр вошла в пещеру, прямо навстречу их безмолвным взорам, потрескивающему костру, приглушенным стонам Эми, оставив позади себя шум грохочущих далеко внизу волн.
Мужчина втолкнул ее внутрь и встал за спиной, загораживая собственным телом узкий вход, словно опасаясь того, что она может вдруг развернуться и убежать. Словно она и в самом деле могла убежать после того, как увидела Эми.
И того, что они с ней сделали.
Руки Клэр взметнулись к лицу, плотно прижавшись ладонями к глазницам, а голова несколько раз мотнулась из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть внезапно подкативший приступ головокружения и тошноты.
Прошло.
Снова уронив руки, она сжала ладони в кулаки, потом глубоко вздохнула и огляделась.
Перед уходом на пенсию ее отец работал школьным учителем в Бруклине, штат Массачусетс, где преподавал английский язык. Старик всегда любил ходить в кино. Оно нравилось ему не меньше, чем читать Джейн Остен или Пруста – хотя Томаса Гарди, Генри Миллера и Джойса отец любил все же больше. Он и ее приучил к кино и где-то в конце шестидесятых – начале семидесятых частенько брал с собой в кинотеатры. В то время в моде были довольно прямолинейные, резкие фильмы, отражавшие воззрение режиссера. Зритель в Америке как-то резко перешел со слезливых мелодрам и пошленьких комедий на кино об экзистенциальных вопросах, жизни, доме и семье: «Бонни и Клайд», «Беспечный ездок», «Воскресенье, проклятое воскресенье», «Дикая банда», «Холодным взором», «Выпускник», «Пять легких пьес» с Джеком Николсоном. Некоторые из этих фильмов отец по нескольку раз смотрел вплоть до самой своей смерти. Клэр они тоже очень нравились.
Несмотря на то что по натуре своей отец всегда был добрым и мягким человеком, крови в этих фильмах было не меньше, чем во вьетнамской войне или чикагских бунтах, служивших метафорическим или даже историческим прообразом. Старику очень нравилось цитировать по этому поводу режиссера Акиру Куросаву. «Быть художником, – говаривал он, – значит никогда не отводить глаз».
Ее отец не был художником, хотя порой баловался акварельными зарисовками. Клэр думала, что совершенно не разбирается в живописи, однако вторая часть фразы известного режиссера, эти самые слова о том, что глаза нужно держать прямо, надолго врезалась ей в память. В истории со Стивеном она поступала с точностью до наоборот. Только и делала, что отворачивалась от его бесконечных пьянок, старалась не замечать того, что на самом деле являлось чистейшей правдой. За это она тысячу раз нещадно корила себя.
Слова Куросавы призывали к стойкости, честности, непоколебимости, и в данный момент она даже не столько помнила само ее содержание, сколько чувствовала, что где-то в глубине ее души продолжал жить столь точно выраженный дух ее отца. Вот и сейчас он словно подал ей свой голос и мгновенно сокрушил возникший было импульс отвернуться и не смотреть на то, что предстало ее взору, удовлетвориться чувством скорби по поводу несчастной судьбы подруги – да и своей вдобавок – и смириться с происходящим.
– Отпустите ее, – коротко бросила она.
Обычно Клэр говорила довольно тихо – за исключением тех случаев, когда орала на Люка, но сейчас был явно не тот случай. Но в этой пещере ее голос прозвучал неестественно громко и к тому же намного тверже, чем она сама могла предположить. Пожалуй, так разговаривал бы учитель со своими учениками. Например, ее отец.
Клэр чувствовала, как все ее тело бьет неукротимая дрожь. Хотя голос звучал ровно, без перепадов. Никто даже не шелохнулся в ответ, если не считать двух братьев-близнецов – изумленные, те молча переглянулись и прыснули со смеху. Стоявший за спиной мужчина заржал в унисон. Голос у него оказался намного выше, чем можно было ожидать для столь крупного человека. Почти что захихикал. «Идиот какой-то», – подумала она.
– Опустите ее на землю.
Клэр увидела, как девушка-подросток – та самая, которую они тогда впустили в дом, на сей раз уже укрывшая свое истерзанное тело старой синей рубахой, – склонилась над желтым пластиковым ведром и принялась вываливать содержимое в покрытый ржавчиной чугунный котел, где уже плескалась вода. Когда Клэр вошла в пещеру, девушка стояла к ней спиной. Оглянувшись, она мазнула по ней взглядом, а когда пленница заговорила, снова отвернулась, с улыбкой отбросила волосы со лба и продолжила начатое занятие.
Подвешенная в глубине пещеры, Эми издала протяжный стон, судорожно пытаясь сглотнуть.
Даже это едва уловимое движение заставило ее тело чуть качнуться, что вызвало очередной натужный стон.
Они уже срезали ее лифчик и трусики. Полы халата вяло спадали с ее плеч.
Где-то у линии роста волос скапливались тоненькие струйки крови. Они стекали ей на лицо, шею, и, частично впитываясь в воротник халатика, сползали на грудь.
Десятки струек.
А затем ее тело медленно повернулось вокруг веревочной оси.
В дюйме от лица Эми с жужжанием кружили мухи.
Находившийся рядом с ней тщедушный мужчина напрягся и даже слегка задрожал, чуть погромыхивая цепью. Перед ним стояла девочка, облаченная в чью-то кожу. Струпья были стянуты у нее на спине. Остервенело дергая его кровоточащий пенис, она, казалось, с головой ушла в это занятие, и до пленницы ей не было дела. Клэр заколебалась, вообразив себе Люка и Мелиссу, притаившихся где-то в темном лесу, но затем решительно шагнула вперед.
Никто даже не попытался ее остановить.
Пройдя мимо близнецов, она подошла к девочке и, даже увидев, чем именно та занималась, заметив кость, пронзавшую мошонку сидевшего на цепи мужчины, выхватила нож, торчавший у соплячки из-за пояса.
Девчонка резко дернулась, гневно ощерилась. Действия Клэр были быстрыми, и уже через секунду, молниеносно перерезав бельевую веревку, стягивавшую Эми, она подхватила ее тело и столь же ловко рассекла путы на руках подруги.
Эми вскрикнула и судорожно вздохнула – на сей раз с явным облегчением. Клэр плотно прижала к себе ее теплое и такое знакомое тело. Поначалу Эми даже не могла стоять на ногах, но Клэр поддержала ее, помогла сохранить равновесие. Девчонка выхватила у нее из рук свой нож и тут же поднесла его сначала к ее подбородку, а затем к горлу Эми – и в это самое мгновение пещера словно сомкнулась вокруг нее.
Мужчина, девушка, мальчики-близнецы, все они разом двинулись на нее, обступили плотным кольцом, так что ей даже стало трудно дышать от исходившей от их тел вони и дыхания, походившего на смрад, вырывающийся из пасти разгоряченного пса. Мужчина снова оттолкнул ее к стене, но она уцепилась за халат Эми, защищая ее руками и сохраняя установившуюся между ними связь, но тут же почувствовала, как от грубого столкновения с твердью гранита вдруг онемела рука.
Клэр старалась не замечать боли – ей вообще хотелось не замечать всех их.
Вокруг яростно носились мухи.
Эми подняла на нее взор. Клэр дотронулась до ее окровавленного лба. Глаза подруги словно заволакивала легкая алая дымка, и она утерла их рукавом своего платья. То же самое она сделала с ее лицом и губами. Плотно запахнула полы ее халатика.
Мужчина шагнул вперед и ухватил Клэр за волосы. На сей раз она напряглась, оказывая ему сопротивление.
– Нет, – произнесла Клэр.
Мужчина особенно и не старался – скорее, просто подтрунивал над ней.
Теперь все они смеялись, чуть расступившись, словно предоставляя ей свободу.
Мужчина опустил руку и толкнул ее голову на стену – несильно, желая не столько поранить ее, сколько причинить боль, – и принялся колошматить ее о камень с упорством имбецила. Клэр вообще ничего не почувствовала в первое время. Затем расцветающая боль наполнила реальность перед ее взором пляшущими разноцветными огоньками. Все так же крепко прижимая к себе Эми, она ждала, терпела, превозмогая муку, словно черпая в ней свою жизненную силу. Кажется, и подруга начала подпитываться этой энергией. Теперь обе они слушали смех дикарей. К нему примешивался лившийся откуда-то плач младенца, эхом разносившийся по всей пещере.
Стиснув зубы, Клэр ждала.
Бум.
Мало-помалу она начала ощущать, как в груди нарастает непонятное чувство, новое и явно опасное для них обеих, почти неконтролируемое, непреодолимое, усиливающееся на фоне их смеха и завываний младенца. Один из близнецов протянул руку и, ухватившись за ее сосок, сильно ущипнул его. Другой с силой ткнул ее кулаком в ребра.
Бум.
Смех.
Вот, теперь в живот. Снова в ребра. Еще тычок.
Проклятые нелюди. Почище Стивена. Все они...
Бум.
Затем пара рук потянулась мимо нее к Эми, пытаясь оторвать от нее тело подруги.
Клэр еще плотнее прижала к себе Эми, чувствуя, как в нее впиваются ее холодные пальцы, как нарастает в груди то самое напряжение. При этом она прекрасно понимала, что пройдут какие-то считаные мгновения, и их все же оторвут друг от друга – окончательно, раз и навсегда, что пещерные люди намного сильнее ее самой и без особого труда смогут это сделать. И все же она была не в состоянии смириться с подобным исходом, все так же ощущая рыдания прильнувшей к ней Эми, чувствуя опасность, переполняясь гневом и той яростной силой, пока не раздался очередной звук.
Бум.
Клэр ощутила, словно внутри ее что-то вспыхнуло, и тут же в ярости оторвалась от стены, с силой вонзаясь во что-то согнутым коленом. Дикарь отчаянно заголосил и, в три погибели согнувшись и держась за промежность, рухнул перед ней на колени. Он покатился к костру и там остановился перед самой кромкой огня.
Уже через мгновение девушка-подросток выхватила из ее объятий Эми, а близнецы и та девочка в человеческой коже, вцепившись в Клэр, повалили ее на землю и принялись топтать и пинать – в ребра, в голову, в спину. Боль металась по ее телу, готовая в любую секунду вырваться за его пределы, словно скользящая над поверхностью океана птица, намеренная избавиться от преследующего ее хищника.
Ее взгляд оставался прикованным к катающемуся у костра мужчине.
0:05
Грудь Питерса ощущалась как осиное гнездо.
А все это виски – как же жгло оно, это сучье творение рук человеческих, будто двумя ножами полосовало его плоть возле грудины.
Между тем именно оно и спасло его жизнь.
Словно он и в самом деле собирался еще жить.
Питерсу казалось, что он воняет, словно полбара «Карибу» наутро после новогодней ночи, а сам он был похож на недорезанного борова. Вдоль бока от подмышки и вниз, к самой пряжке ремня, тянулась темная и широкая полоса. В темноте ее можно было запросто принять за кровь.
Судя по всему, они посмотрели на него и решили, что перед ними лежит еще один мертвый пьяница.
Крови тоже хватало, хотя и нельзя было сказать, что он прямо-таки истекал ею. Пока – не истекал. Мальчишка явно торопился, но все же успел смекнуть, что нож задел кость. Рана в боку оказалась куда глубже, крови из нее успело вытечь больше, чем из груди, но щенок перерезал ему всего лишь хрящ – в общем, вышло то самое, что в киношках про ковбоев называют «царапиной». Хотя боль и вправду была адской.
Встав на четвереньки, Питерс снова замер, словно задумался, стараясь определить, куда именно собирается вот так ползти.
Не было никакого смысла проверять состояние Манетти или Гаррисона. Во время схватки он был достаточно близко от них, да и луна светила ярко. Он совершенно отчетливо видел мертвые тела, лежавшие у дороги. Их полнейшая неподвижность почему-то вызвала в памяти образ свалки – как-то так же мертво и уныло лежат отправленные туда вещи.
Их смерть показалась столь же нелепой и отвратительной, как и кончина Кудзиано. Славные, смелые были парни, погибшие задолго до полагающегося им срока.
А ведь Майлз Гаррисон еще мальчишкой приносил им газеты.
«Мэри, ты помнишь?»
Сейчас не время для скорби. Перво-наперво стоило отыскать револьвер. Когда на него наскочил тот малец, оружие выскользнуло из руки. Но далеко отлететь не могло.
Питерс стянул с себя куртку, стряхнул брызги стекла с нее и с рубашки. Перетягивая рану в боку, стянул рукава, завязал их узлом и, стоя все так же на коленях, принялся шарить руками по окружавшим его кустам – справа от себя, потом слева, чуть углубляясь в заросли и ощущая под собой прохладную твердь слежавшейся почвы. Осторожно огибая колючие, спутавшиеся ветви кустов, он медленно пробирался в их гущу – на фут, два, потом три, – стараясь не спешить, мысленно проклиная колющие приступы боли в груди и боку, но все так же медленно и методично действуя... покуда рука наконец не скользнула по гладкому стволу. Все так же неторопливо выбравшись на прежнее место, он уселся на землю.
Когда дыхание наконец успокоилось, Питерс поднялся на ноги, вставил револьвер в кобуру и подошел к Гаррисону и Манетти. Неподалеку от шерифа тянулась широкая полоса сохнущей крови, явно не соответствовавшая положению тел как его самого, так и Майлза.
«Значит, Вик, одного ты все же зацепил, – подумал он. – Я был почти уверен, что так оно и будет. Бьюсь об заклад, подстреленного они уволокли с собой».
Он видел, что они довольно поспешно уволакивали истекающего кровью сородича. Идти по такому следу было сплошное удовольствие. Зрение у него было, конечно, не то, что прежде, но и нынешнее – вполне сгодится.
«Судя по количеству крови, пуля, скорее всего, угодила в голову или шею», – подумал он. Видать, несший раненого перекинул его себе через плечо – разбрызг значительный. Кровь не только окропляла тропу, но также поблескивала на листве соседних кустов и даже на стволах деревьев.
Питерс посмотрел на часы – значит, он пролежал примерно час с четвертью, а может, и больше. Плохи дела. Он подошел к краю вершины холма. Внизу все так же поблескивали огни дома. Теперь к ним примешивались лучи фар патрульных машин – пар семь-восемь – и сине-красные мигалки. Навстречу ему, насколько он мог судить, никто не спешил. Трудно было сказать наверняка – макушки деревьев мешали обзору. Скорее всего, сейчас они там, сравнительно недалеко.
Питерс задумался над тем, что делать дальше.
С того места, где он находился, и вплоть до самых скал тянулась почти сплошная равнина, и он подумал, что этот путь ему вполне по плечу. Спуститься же к дому, чтобы встретиться с ними, или идти через поле оказалось бы сложнее! Намного сложнее. Не просто спуститься – с этим он как-нибудь справился бы, – но и снова подняться. Даже в нормальном состоянии, не истекая кровью, ему и тогда было бы довольно трудно преодолеть такой путь.
Он смог бы с достаточной точностью объяснить патрульным, где все это случилось. Они отыщут нужное место, пускай и не с ходу. Сначала спуститься с холмов... потом обо всем рассказать. Объяснить, как туда идти. Располагал ли он всем этим временем?
«К черту», – решил Питерс.
Эти люди опережали его где-то на час с четвертью. Еще не успели уйти настолько далеко, чтобы не заслышать звук выстрела. Пальнуть для уверенности все же не мешало. Они, само собой, смекнут, что непосредственной угрозы их безопасности пока нет, незачем паниковать и убивать пленников – враг покамест далеко. А может, и не враг вовсе – просто другой вид охотника.
Он направил дуло револьвера в воздух и выстрелил; дождавшись, пока стихнет эхо, еще раз нажал на спусковой крючок, потом еще.
Ветер к тому времени практически утих, так что в воздухе было спокойно. Если у копов внизу имелась хотя бы капля мозгов, они смекнут, где именно он находится.
В любом случае лучшего придумать он все равно не мог.
От резких движений рана в боку стала кровоточить намного сильнее. Нет, этак можно и до смерти истечь кровью. С глубокими ножевыми ранами шутить не следовало, и Питерс еще туже затянул рукава куртки.
Потом полез в карман и вставил в барабан револьвера новые патроны.
«Теперь с пальбой надо повременить, – подумал он. – Пока не начнут стрелять другие».
С такой мыслью он двинулся дальше.
0:12
Женщина вошла в пещеру и небрежно свалила, почти что бросила мужчину у края костра. Он и сам давно уже хотел потрогать землю.
Окинув быстрым взглядом окружающую обстановку, она тут же заметила в дальнем конце пещеры пленницу. Та стояла рядом с Быком и бездумно запахивала на груди халат. Вторая женщина, избитая, с окровавленным лицом и в рваном платье, лежала на земле, затравленно глядя на стоявших около нее близнецов. Мальцы сияли от распиравшего их ликования. Но ни малейших признаков младенца – ежели не считать хныкавшего у стены ребенка Второй Добытой.
Не было тут и Землеедки, и Заяц невесть куда пропал. А ведь обоим надлежало уже дотащить сюда свои бесполезные огузки.
Чувствуя, сколь сильно Женщина разгневана, к ней осторожно приблизился Первый Добытый. Явно ранен, но несильно. Сейчас ее мало интересовало, как и что именно с ним произошло.
Женщина буквально кипела от ярости. Итак, он смог найти свою добычу – но не ее ребенка. Как такое могло случиться, она пока не понимала.
И лишь ощущала дух того, другого ребенка, жаждущий своего освобождения.
– Заяц?
Он смущенно развел руками – мол, разве Заяц не с тобой?
Пройдя мимо него, Женщина подошла ко Второй Добытой, на корточках сидевшей у костра. По запаху она догадалась, что варится в котле: легкие, почки, печень.
– Найди Зайца, – сказала она девушке. – Землеедка – все. Найди Зайца.
Вторая Добытая заглянула в котел. То, что Землеедка была ее дочерью, и к тому же мертвой, казалось, ее совершенно не интересовало. В данный момент она была голодна, чертовски голодна, и Женщина понимала это.
– Сейчас, – сказала она.
Миновав мужчину, Вторая Добытая направилась к выходу из пещеры.
Тот никак на это не отреагировал и даже не поднял головы.
– Подожди, – сказала Женщина.
Подойдя к девушке, она сунула ей в руку револьвер, убивший Землеедку, и увидела, как изменилось выражение ее лица. От столь явной чести с него исчезло прежнее угрюмое выражение. Женщина знала, что мужчина также смотрит на нее и что это ему очень даже не нравится.
И это ее также ни капельки не волновало.
Первый Добытый рассердится еще и потому, что именно она привела сюда мужчину – волка, – изредка бросавшего сейчас на нее взгляды, полные гнева и страха.
– Стивен!
Это был хриплый, наполненный болью шепот.
Она увидела, как его взгляд сместился в направлении лежавшей на полу женщины.
Он явно узнал ее.
* * *
После того как Стивен сбежал от полиции, окружающее словно утратило для него былую реальность. Маячившая возле протоки смутная тень женщины, неожиданный взрыв боли и вялая, сломленная бесполезность его ноги. А затем она опять вернулась, эта дурно пахнущая амазонка с покрытым бесчисленными шрамами телом, ножом и парой торчащих из-за пояса пистолетов, и почти с заботой помогла ему добраться сюда...
До этого места.
Какой-то курятник. Хлев. Дурацкая и к тому же вооруженная средневековая крепость. Дыра в стене.
Сторожевой отряд. Суки чертовы.
«Из какого же внеземного мира возникли эти существа?» – подумал он, оказавшись в вонючей, черной космической дыре, где с потолка свисали человеческие руки и ноги, в котле над костром булькало что-то, источавшее сладковатый мясной запах, смешивавшийся с вонью кала и мочи, и где тараканы размером с мужской кулак ползали по младенцу, спавшему на расстеленном на полу грязном одеяле, и по почерневшим ногам посаженного на цепь и вовсе непонятного существа с половым членом.
«И здесь же – твоя жена. Ее отделали в кровь. Ее стережет пара грязных сопляков. Поистине, сцена из ужастика – скорее бы режиссер показался».
– Стивен!
Сейчас он готов был ее убить.
Боже святый! Да эта сука совсем спятила! Неужто не понимала – признавая факт своего знакомства с ним, она абсолютно ничего не выгадает? А потерять можно очень даже много – если учесть, что в данный момент эти дикари были не в духе.
– Заткни пасть, Клэр, слышишь? – сквозь зубы выдавил он.
Сработало.
Та женщина, хозяйка, была, судя по всему, отнюдь не дурой – все прекрасно поняла и тут же посмотрела на него со смесью удивления и любопытства во взгляде.
Правда, никаких вопросов задавать не стала. Нет, сейчас она смотрела уже на старую подружку Клэр – на Эми, сидевшую, обхватив колени, у стены в дальнем конце пещеры. Поначалу он даже не узнал ее, особенно с учетом размазавшихся по лицу потеков крови, и тотчас подумал о том, где же может находиться ее муж, Дэвид.
И где Люк?
Люк, конечно, был отъявленным шалопаем, но все же не таким уж плохим пацаном, каким казался на первый взгляд.
Хорошо бы, искренне подумал Стивен, чтобы ему удалось спастись.
Что же до Дэвида... ну что ж, неплохо было бы, если и тому тоже удалось бы унести ноги, правда, уже по другой причине.
Особой щедростью характера Стивен явно не отличался. Дэвид с Эми давно уже имели на него зуб, это было ясно. Ублюдки. Одалживали Клэр деньги на адвоката, гасили ее счета. Если разобраться, то его не особо опечалило бы, если бы они оба отправились на тот свет, и все же следовало признать, что эта пара всегда принадлежала к его миру, к цивилизованным людям, жившим не в вонючей дыре, заваленной кучами костей и говна. С ними всегда можно было договориться. Хоть как-то, но договориться.
«А с этими как быть? Может, Дэвид даже успел связаться с полицией?»
Тюрьма уже не казалась Стивену таким страшным местом, как раньше, – пусть даже и упекут его по обвинению в предумышленном убийстве.
В тюрьме ведь тоже люди живут. Подчас вполне нормальные.
Явно не чета этим примитивам.
Эти примитивы его до одури пугали.
Взять хотя бы вот эту девчонку.
Сколько ей было? Лет десять, от силы двенадцать, но Стивен увидел, как она скинула с себя напяленную на нее кожу, бросила ее на землю и направилась к тому мужику, что стоял в глубине пещеры, потом выхватила нож и стала тыкать его им, колоть и даже легонько резать, покуда тот не взвыл, не заорал, да так тонко и пронзительно, словно кричал вовсе не он, а эта самая девчонка, если бы ее так же шпыняли ножом. После Стивен стоял, весь в потеках крови, и эта сучка – ну надо же! – эта нелюдь стояла и насмехалась над ним. Веселуха! И никто не обратил на них ни малейшего внимания – разве что тот младенец на подстилке захныкал.
А Мэрион еще, бывало, говорила, что это он сошел с ума.
Ведь, если разобраться, в том, что он натворил, все же был определенный смысл, он хоть что-то выгадывал, учинив над ней такое. Вот не будь в его действиях смысла – тогда это действительно походило бы на проделку маньяка.
Нравились ему эти бабы или нет, а все же сейчас Клэр и Эми объективно являлись его союзницами. Знакомыми. Людьми, от чьих сил или слабостей зависело в том числе и его благополучие. Даже в кровь избитые и изувеченные, они могли хоть как-то послужить ему, помочь вырваться из этого ада.
А союзники – уже какой-никакой свет в конце тоннеля.
* * *
Услышав плач младенца, Эми инстинктивно перевела разгневанный взгляд на посаженного на цепь мужчину и терзавшую его девчонку. Их шум потревожил ребенка, заставил его подать голос, снова пробудил в нем чувства голода и боли. У нее вновь заныли груди. В тоске по Мелиссе учащенно забилось сердце. Она заметила, что девчонка будто тайком следила за ее реакцией, искоса поглядывала на нее – взгляд был какой-то мутный, отстраненный, но и прикидывающий, как если бы она уперлась в некий мысленный тупик и напряженно пыталась прорваться за его пределы.
Наконец она улыбнулась и отбросила нож, следя за тем, как мужчина в изнеможении привалился к стене пещеры. Повернувшись, она уставилась на Эми. Несколько секунд она пристально изучала ее глазами. И снова – отворотилась.
Шагнула к младенцу.
Еще до того, как Эми увидела, что намерена сделать эта девчонка, она поняла, что именно сейчас произойдет, и все ее естество восстало против. Она прекрасно понимала суть происходящего – все это время ребенок пронзительно кричал, его матери поблизости не было – ее отослали из пещеры, – зато Эми сидела сейчас внутри с набухшими, саднящими от переполнявшего их молока грудями, сидела и с ужасом представляла, как ей придется предать и саму себя, и Мелиссу.
Едва успев покачать головой в безмолвном «нет», она тут же почувствовала, как глубоко внутри ее всколыхнулась странная тревога, но девчонка тем временем уже сунула орущего младенца ей в руки, опустила его ей на колени, и тот моментально просунул свою голову в распахнутый на груди халат, прильнул слюнявым, обметанным коркой засохшей грязи ртом к соску и принялся кусать, сосать, вгрызаться в мягкую, податливую плоть. Глаза ребенка сощурились до узеньких щелок, как у змеи. Его крохотные челюсти продолжали методично и яростно пережевывать, оттягивать, сминать и высасывать из содрогающегося от его рыданий тела уже не просто ее молоко, а все силы, всю ее жизнь.
Эми сжимала лежавшего на коленях младенца, плакала и ощущала, будто странные волны жизни – грозные, требовательные – вздымаются кругом нее.
* * *
Заяц присел на корточки в зарослях ежевики – его зрачки были широко расширены, – и стал следить за добычей, которая оказалась тоже зайцем, тоже ищущим корм.
Зайца интересовали не ягоды, а нежные листочки и побеги, серые в лунном свете. Ничего не подозревая и двигаясь с подветренной стороны, он все время приближался к нему. Через мгновение он был уже на расстоянии удара. Он слегка щелкал пальцами. Заяц услышит – тогда вопрос будет только в том, в какую сторону он прыгнет. Заяц выдавал свои намерения, наклоняя узкую голову вправо или влево за долю секунды до того, как задние лапы сжимались и отталкивались, и к тому времени руки Зайца оказывались рядом, избегая мощных задних лап, готовые схватить его за уши и верхнюю часть туловища и свернуть шею.
Заяц много раз охотился в этих зарослях ежевики по ночам, и чаще всего ему это удавалось. Они образовывали густые заросли на вершине утеса, высоко над ним, справа от пещеры, в стороне от более легкой и проторенной тропы, по которой ходили остальные. Но остальные были не такими охотниками, как Заяц. Они никогда не утруждали себя поисками этого места.
Однажды он привел сюда Землеедку и Девушку, но обе не удовольствовались тем, что нужно просто сидеть, наблюдать и ждать. Они смеялись над ним, над его ухмылкой, над его терпеливой позой. Они подняли такой шум, что ни одна дичь не осмелилась бы появиться, даже глупая белка. Он прождал всю ночь после того, как они ушли, и вернулся ни с чем. Впредь он не стал совершать ошибку, прося их составить ему компанию снова.
Он вспомнил, что не смог бы снова привлечь Землеедку, даже если бы захотел. Ее тело лежало в нескольких ярдах позади него, спрятанное в кустах у тропы. Он пробыл здесь некоторое время, наблюдая за зайцем, хотя намеревался остановиться всего на минутку, чтобы посмотреть, что там такое. Он не хотел, чтобы запах смерти напугал какую-нибудь дичь поблизости, поэтому оставил ее там, прикрыв палками и высокой травой, чтобы сбить запах. Он знал, что уже поздно, но у него почти не было чувства времени, а заяц был совсем рядом.
Заяц ощущал себя безмерно счастливым здесь, среди ягод и их колючих стеблей, похожих на тростник, вдыхая запахи леса и заячьей шкуры. Его ступни упирались в землю. Вес тела распределялся между руками и ступнями, давая равновесие, обеспечивая максимально быстрый выпад. Он точно знал, как далеко унесет прыжок, в каком направлении ежевика встанет у него на пути и в каком направлении они помешают прыжку зайца. Он знал, где твердая почва, где мягкая, а где каменистая, и ждал, пока заяц доберется именно до того места, что представляло для него наибольшую выгоду. Эти переменные не принимались во внимание осознанно. Они были рассчитаны с плюсом или минусом в его теле – в ступнях и ладонях, в его глазах и ушах. Их калькуляция производилась у него в крови.
И этот момент почти настал, когда заяц встрепенулся, принюхиваясь к воздуху, и мальчик услышал позади себя далекие тяжелые шаги по тропинке и одышку человека. По звукам он понял, что это не кто-то из его племени. Он вспомнил тело Землеедки в кустах и услышал, как человек остановился на долгое мгновение, и понял, что тот нашел ее.
Понял, что сам он задержался здесь слишком надолго.
Он увидел, как ноги человека прошаркали мимо, нетвердо ступая по вьющейся вдоль края утеса тропе. Ему было слышно, как шаги приблизились к самой кромке – и вернулись назад, к прежней меже. Теперь он совершенно отчетливо чувствовал запах этого человека. Более того, он прекрасно помнил этот запах, ибо уже успел узнать, что именно так пахнет смерть – ведь не кто иной, как он сам, совсем недавно своим собственным ножом убил его.
И все же сейчас мертвец почему-то снова шел по тропе.
Дрожа всем телом, Заяц вжался в гущу зарослей, впервые в жизни почувствовав самый настоящий страх. Призрак тем временем начал медленно спускаться с горы.
* * *
Сквозь волны пульсирующей боли Клэр наблюдала за тем, как высокая, покрытая бесчисленными шрамами женщина опустилась на колени перед Стивеном и стала всматриваться в его глаза. Словно бы изучала – легонько и по-звериному тряся головой.
Так могла бы вести себя кошка.
Клэр было ясно, что оба близнеца и мальчик с бельмом на глазу смотрят на мужчину в ожидании приказов, готовые к тому, что в любой момент им снова дозволят – и они снова набросятся на нее. Станут пинать ее ногами, рвать своими острыми, грязными ногтями. Она совершенно отчетливо видела их рты и ощущала, какая грозная сила таится за их оскалом.
Но еще она продолжала слышать, как плачет Эми.
На гребень одного из лежавших у края костра валунов заполз крупный таракан и тут же с легким хрустом свалился вниз, запекшись на его жгучем дыхании.
Это она тоже увидела. Но львиная доля ее внимания была обращена на женщину.
Было в ее облике нечто такое, чего явно недоставало остальным обитателям пещеры. Это Клэр ощущала с особой силой. Некое особо опасное естество, целостность. Полнейшая концентрация чисто животной энергии, мощной и неделимой.
Женщина склонилась чуть ниже.
Клэр заметила, что Стивен не решался даже встретиться с ней взглядом.
– Младенет-с-с, – проговорила она.
В слове этом отчетливо прозвучала ярость, кровь, и Клэр почувствовала это, словно внезапно налетевший порыв холодного ветра.
Стивен озадаченно посмотрел на нее.
– Ее, – спокойно произнесла женщина, указывая рукой в дальний конец пещеры.
Наконец до него дошло.
– Я не знаю, – ответил он.
И она увидела, как испугался он собственного незнания.
Ненадолго отведя взгляд от женщины, Стивен словно бы о чем-то задумался, а затем снова посмотрел на нее. Все это время глаза женщины ни разу не моргнули. Он скользнул взглядом по костру, потолку, на мгновение задержался на фигурах близнецов, потом на мальчике с бельмом, и даже – лишь на долю секунды – на Клэр. Однако, когда он снова посмотрел на женщину, Клэр мгновенно почувствовала, что он уже что-то надумал, принял какое-то решение; теперь он уже осмеливался встретиться с ней взглядом, пусть даже совсем мимолетным.
Ей и раньше приходилось замечать подобный взгляд.
И она даже не могла с уверенностью сказать, кого из них – Стивена или женщины – ей следует опасаться больше.
Потом Стивен снова посмотрел на мальчиков, на их открытые ухмыляющиеся рты и сказал:
– Я правда не знаю. Но, думаю, вы сможете его найти. – А затем перевел взгляд на Клэр и добавил: – Ей не нравится, когда ее кусают.
0:25
Клэр ошеломленно смотрела на Стивена.
Ведь этот человек когда-то был ее мужем.
Они же столько раз занимались с ним любовью, и это было так хорошо.
Вместе с ним они зачали ребенка. Поговаривали, не завести ли второго.
Катались на лыжах в Вермонте и проводили уик-энды на берегу моря.
«Ей не нравится, когда ее кусают».
Клэр отчетливо расслышала, как Стивен сказал это. Ей показалось невероятным, что он на самом деле произнес эти слова – неимоверно спокойным и столь же серьезным тоном, как если бы речь шла не о человеческих жизнях – ее самой и Люка. Как будто он просто высказывал деловому клиенту личное суждение по интересующей того проблеме.
– У вас есть все необходимое, – сказал он, кивнув на мальчиков. – Прямо здесь.
«Так вот, значит, какой ты на самом деле», – ужаснулась Клэр.
Где-то под слоем внезапно охватившей ее паники уже зрела лютая ненависть к этому человеку.
«Ну что ж, сукин сын, ты и в самом деле слишком хорошо меня знаешь, чертовски хорошо. И меня саму знаешь, и верно оценил сложившуюся ситуацию. Но главное в другом – просто у тебя нет души, и ты сможешь предать кого и что угодно».
Стивен явно понимал, что Люк остался где-то снаружи, в данный момент прятался в каком-нибудь укромном месте и был единственным, кого не удалось схватить. Знал он и то, что Клэр никогда не бросила бы ребенка Эми на произвол судьбы. Выходит, малышка с Люком – и Клэр могла знать, где именно они прятались. Теперь же Стивен предлагал этим дикарям найти Мелиссу при помощи Люка, а Люка – при помощи ее. Он предлагал им боль. Исход его предательства – боль.
«Поступиться собственным сыном...»
«Ей не нравится, когда ее кусают».
Простая констатация факта – до нелепости простого и банального, справедливого в своей земной, повседневной, элементарно-убийственной простоте.
Клэр взаправду страшно не нравилось, когда ее щекочут или касаются пяток; не любила вкус свежего лука, чересчур дождливые или снежные дни, запах виски или бензина. Что было, то было – достоверные факты из анамнеза ее личности. Эми знала об этом. Дэвид знал. Люк знал.
Этот же копнул глубже, воспользовался уникальным выведанным знанием – чем-то, что обозначало физические пределы ее морального мужества и умения одолевать страх.
Это уже не просто лук или какое-то виски. Это было сродни кошмару, ибо проникало в самые глубины ее понимания своего естества. А он продал ее, рассказал им об этом – сделал это так запросто, словно его спросили о цвете ее волос.
«Кто же хуже из них двоих? Мужчина, выдающий секреты, или женщина, готовая использовать их в собственных целях?» То, что за женщиной не постоит применить знания, не вызывало ни малейших сомнений. Сейчас она смотрела на мальчиков – а ведь первым о них обмолвился именно Стивен.
Они пинали ее, но, слава богу, всего лишь босыми ногами – было больно, но никаких серьезных увечий они ей не причинили. Да и боль была намного слабее, чем у мужчины, – его она несколько раз с силой пнула, да так, что он пополз по полу, застонал и взмолился о пощаде.
Мальчишки подчинились, отошли от нее к стене. Пацан с бельмом на глазу принялся копаться в куче всякого хлама и наконец извлек из нее две пары зазубренных железок – как вскоре выяснилось, это были самодельные искусственные зубы, грубо вырезанные из старых банок из-под содовой воды. Поднеся свою пару ко рту, он просунул закругленный край железки между верхней губой и десной верхней челюсти, отчего со стороны могло показаться, будто изо рта у него и в самом деле растут острые металлические зубы.
Затем они снова подошли к ней и, чуть наклонившись, широко распахнули рты, поблескивая стекающей на подбородки слюной. Теперь они ждали сигнала – ждали, когда мужчина разрешит им действовать.
Женщина также приблизилась к Клэр и, слегка наклонившись, резким рывком подсунутых под мышки огрубелых шершавых рук поставила ее на ноги. Она провернула этот трюк с такой легкостью, словно это было не живое тело из плоти и крови, а какой-то пустой мешок.
– Говори, – сказала женщина.
Ее взгляд впился в лицо Клэр, изо рта пахнуло тухлым мясом, а гладкий шрам почти засветился на фоне бледной кожи.
Позади нее, в тени, встал мужчина. Сейчас он улыбался.
«А у него-то какие зубы?» – подумала Клэр.
Коричнево-черные, гнилые, остро заточенные.
Дети подступили ближе.
Она почувствовала, что помещение пещеры начинает плыть у нее перед глазами, поры ее собственного тела словно распахиваются, исторгая наружу все свое содержимое, а желудок выворачивается наизнанку, как после слишком обильной выпивки. Клэр знала, что пройдет еще мгновение, и ее обязательно стошнит. Прямо на стоявшую перед ней женщину. И та, конечно же, ее за это убьет. Может, оно и к лучшему. Не придется ни о чем им рассказывать. Можно держать язык за зубами до конца – и точка.
– Говори, – повторила женщина.
Клэр увидела зубы, поблескивающий светлый шрам и вдруг осознала, что не сможет произнести ни слова, даже если захочет. Вот пространство пещеры соскользнуло в пучину белого света, а сама она оказалась на мокром тротуаре плохо освещенной улицы на окраине Бостона. Теперь ей было всего десять лет. Начинало темнеть, а она шла в гости к своей кузине Барбаре, чтобы поиграть с ней и с ее друзьями в прятки.
Водить выпало Клэр, и она довольно быстро отыскала всех детей – вот только Барбару никак не могла найти. Тогда она осторожно, чтобы не испачкать свое коротенькое платье, проползла под забором, отделявшим их от смежного двора, и оказалась на соседской территории. Кусты у самого забора росли густо, отчего там всегда царила тень и было немного страшновато – в общем, самое место, где могла бы спрятаться ее кузина. И там ее не оказалось. Клэр снова собралась переползти под забором в свой двор, потому что ей очень не хотелось оставаться в том темном и неприятном месте, но в этот самый момент из-за угла дома показалась собака, большая такая, черная и явно старая. По одному лишь оскалу пасти Клэр сразу догадалась, что сейчас та будет кусаться. В общем, было в ее взгляде что-то, наводящее на подобную мысль.
Ей кто-то когда-то сказал: собаки обычно бросаются на тех, кто пытается убежать от них. Она решила не шевелиться и просто стояла, застыв на месте, в надежде на то, что зверь тоже постоит-постоит да и уйдет. А тот словно прикипел к девочке взглядом; глаза у него были мелкие, мерзкие и чуть подернутые дымкой, словно яичные белки. Через секунду он тронулся с места, резво сокращая расстояние между собой и Клэр, ни на миг не отводя от нее своего взгляда – бешеного взгляда, совсем не такого, как у других собак. Дрожа, Клэр так и стояла будто вкопанная. От страха она обмочилась. Собака, подбежав, неожиданно остановилась, раскрыла пасть и медленно, будто даже нежно, зажала между слюнявыми челюстями переднюю часть ее бедра.
А потом – больно, всерьез, укусила.
Клэр уже и не помнила, заплакала ли тогда, закричала ли, а может, сделала и то и другое. Она попыталась слегка отдернуть ногу. Собака усилила хватку. По коже зазмеилась струйка крови – одинокая, теплая.
Собака подняла голову, посмотрела в глаза девочке. И зарычала. И укусила сильнее.
Только тогда Клэр поняла, что смотрит в глаза самого воплощения зла, в морду и глаза безумия, чего-то, получавшего удовольствие от ее боли – огромное удовольствие, затмевавшее все на свете. Она продолжала стоять в мокрых трусиках и негромко хныкать, но потом со стороны крыльца вдруг донесся мужской голос. Тогда собака разжала челюсти и убежала – и Клэр тоже побежала, крича уже во весь голос, а когда добралась до дома и рассказала обо всем матери, та хотела было пойти к тому мужчине, показать, что натворил его пес. Но к тому моменту Клэр все еще не оправилась от парализовавшего ее страха и потому не пошла с матерью, так что той пришлось идти одной.
Она привела того мужчину – это оказался старик, сгорбленный и тщедушный. Клэр даже не предполагала, что у столь крохотного человека может быть такой грозный голос, которого испугалась даже собака. А спустя некоторое время они снова услышали голос того старика – он что-то кричал, бил чем-то по стене, а собака дико выла.
– Говори, – в третий раз сказала Женщина.
– Я не знаю, – ответила Клэр. – Клянусь, я не знаю.
Женщина снова посмотрела на Стивена – тот покачал головой.
Тогда она еще крепче сжала предплечья Клэр, вгрызаясь в кожу зазубренными ногтями.
– Ну хорошо. Дом. Я сказала Люку, чтобы в случае чего он возвращался к дому... если со мной что-то случится. Чтобы он взял Мелиссу на руки и немедленно шел к дому.
Стивен улыбнулся. «Он слишком хорошо меня знает», – подумала Клэр, в мыслях кляня бывшего мужа. Уж он-то всегда замечал, когда она ему лгала.
– Правду надо сказать, Клэр, – проговорил он. – Ну давай. Скажи ей.
«Я не могу», – подумала она.
В данный момент она думала лишь о том настиле на дереве, ибо не представляла себе иного места, где бы мальчик мог спрятаться. С таким же успехом его могло там и не оказаться – он мог быть где угодно, в том числе и в полной безопасности, но если отдавать предпочтение какому-то одному месту, то им, несомненно, являлся тот самый настил. Люк обязательно отыщет его, ведь он и раньше показался ему достаточно надежным, чтобы они смогли там спрятаться.
«Не могу пойти на такой риск. Они не должны узнать о таком».
Женщина заметила ее сопротивление, отчетливо прочитала его на лице Клэр и, положив ладонь ей на грудину, с силой толкнула на стену. Затем ладони переместились ей на плечи, вцепились в ткань открытого воротника платья и резким движением сорвали его с ее плеч. Потом она потянулась руками к запястьям Клэр, подтащила ее к костру и снова толкнула на землю, отчего та рухнула на жесткое покрытие, обдирая о него кожу на ладонях и коленях и ощущая обнаженными грудями непривычно холодное прикосновение каменного пола.
Шагнув к ней, женщина поставила ногу на ее поясницу и одним движением сорвала хлопчатобумажные трусики.
Затем сразу несколько ладоней вцепились в ее руки и ноги и перевернули Клэр на спину.
Теперь руки этих созданий крепко удерживали ее, широко раздвинув руки и ноги. Она сопротивлялась, но силы были явно неравны. Над ней уже замаячили их лица, похожие на маски хэллоуинских чудовищ. Клэр принялась всматриваться в эти рожи, в эти клыки – и вдруг ощутила ту же самую слабость, что и много лет назад, перед той собакой; заплакала, стала кричать – никто не препятствовал ей, но никто не пришел на помощь, не утешил, как мама. Лица стоявших вокруг людей продолжали медленно приближаться к ее телу, рты их раскрывались, и вот она уже почувствовала, как горячий рот мальчишки с бельмом на глазу вцепился в ее лодыжку, потом еще кто-то впился зубами в икру. Клэр видела, что девочка крепко удерживает ее вторую щиколотку. Изо рта у нее торчали такие же стальные зубы, чьи острые края утопали в ее мягкой плоти, чуть повыше подмышек соединяющей плечи с грудями. Еще чьи-то зубы погрузились в бедро над коленом, и тут боль из четырех пораженных точек молниями разметалась по всему телу.
Клэр ощущала прикосновение к себе их влажных языков, чувствовала, как капает изо ртов прохладная слюна, смешавшаяся с кровью, слышала, как они сглатывают. Громко вопя, она отчаянно мотала головой, покуда челюсти по обеим сторонам ее тела методично продолжали свою работу.
Клэр звала на помощь Стивена. Звала Бога.
Сама толком не понимая, что за звуки рождает ее гортань.
Изо всех них остался один лишь мужчина – мужчина и ее собственное внезапное и ужасное понимание того, что он хочет сделать, что значит этот взгляд сверху вниз на ее обнаженное тело. Клэр почувствовала, как его пальцы сомкнулись у нее на лодыжках, а все остальное подалось навстречу ей, к раздвинутым бедрам. Он как-то странно, но очень алчно домогался ее израненного тела, скользя и подползая к нему – медленно, как змея, – широко раскрыв рот, капающий тягучей слюной. Его голова продолжала склоняться ниже и ниже, рыская в нескольких дюймах от лобка и обдавая его влажным жаром своего дыхания.
«Прости меня, Люк, – подумала она. – Я ни о чем им не скажу, но и здесь оставаться, чтобы когда-нибудь прийти тебе на помощь, тоже больше не в силах. Прости меня, очень прошу, прости...»
Когда рот опустился и зубы мужчины впились в ее лоно, Клэр закрыла глаза.
* * *
Они встретились у основания скалы: Питерс как раз выходил из-за камня на песок, думая о том, что первыми устали все же ноги, когда из-за зарослей невысокого кустарника появилась девушка, держа в руках полицейскую модель револьвера тридцать восьмого калибра. Он сразу все понял.
Всем телом качнулся в сторону, неожиданно споткнулся, но понял абсолютно все.
Девушка явно не умела обращаться с оружием и стояла, держа его перед собой в вытянутой руке, целясь не столько в какое-то конкретное место на его теле, сколько в общую массу. Она знала лишь одно: надо дергать за этот гладкий крючок, безостановочно дергать – и немедленно принялась это делать.
Поэтому, споткнувшись, Питерс, сам того не подозревая, спас себе жизнь; для него это было сродни провидению Господню. Больно ударившись коленями о камень, он тут же выправил положение тела и прицелился в тот самый момент, когда первая пуля вонзилась в песок слева от него. Когда мимо головы просвистела вторая пуля, он уже успел нажать на спусковой крючок. Третья пуля ушла к звездам. К тому временем он сразил девушку прямо в грудь; та рухнула на землю в четырех футах от него, но тут же снова вскочила, словно не живой человек, а чертов зомби. Правда, на сей раз она уже утратила былой контроль над тем самым гладким крючком – безуспешно шарила пальцем, пытаясь отыскать его. Второй выстрел Питерса – и снова в грудь – окончательно поверг ее на землю.
Револьвер отлетел на песок. Питерс поднялся на ноги и подошел ближе.
Посмотрел на девушку и лишь покачал головой.
Сейчас отчасти повторялась история одиннадцатилетней давности.
Столкнувшись лицом к лицу с бойней, Питерс оказался во власти странного чувства. Бессмысленные смерти были, конечно, плохи сами по себе – но его вдруг захлестнул какой-то пытливый натурализм: кто эти люди, что это за чертово племя? Как так вышло, что они – такие? И как вышло, что дикари, недалеко в своем развитии ушедшие от неандертальцев, или кроманьонцев, или еще бог знает кого, снова, уже второй раз за жизнь, досаждают ему? Вот что не укладывалось в сознании отставного шерифа. Он понимал, на самом деле все не так просто. Существуют маньяки вроде Мэнсона или Банди – вопреки тому, что он сам с подобными выродками никогда не сталкивался на практике. Незнание природы зверя не освобождает от встречи со зверем, проживи ты на этом свете хоть сотню лет.
Он стоял и смотрел на распростершееся перед ним тело, отдававшее песку последние капли крови. Он видел, как бледные, дрожащие ладони девушки потянулись вверх, вдоль тела, покуда пальцы не нащупали под грязной, залитой кровью рубахой входные отверстия от пуль – и не стали слабо, осторожно, ощупывать их.
И все то время, пока это продолжалось, девица не переставала улыбаться.
* * *
Вторая Добытая купалась в теплом, дремотном, благотворном океане боли.
Она помнила, что давным-давно встретила мужчину, одетого примерно так же, как вот этот, стоявший сейчас над ней. Такого же, как он, большого, тяжелого. Она помнила – правда, более смутно – женщину, бывшую вместе с ним: худое, изможденное лицо, сильно контрастировавшее с крупным профилем мужчины, и взгляд мягкий, чуть рассеянный, как бы немного обиженный и отсутствующий. В любом случае – непохожий на то, как смотрели на нее поросячьи глазки мужчины, чьи руки не отличались мозолистостью и грубостью, но оказались не менее смертоносными.
Она улыбнулась, вспомнив, как ей удалось убежать от мужчины и как потом, ночью, в комнату вошла Женщина и забрала ее с собой.
Женщина тогда была совсем молодой, а Вторая Добытая – и вовсе ребенком.
Она никак не могла понять происходящего и потому без конца плакала и плакала, а Женщина взяла и оставила ее одну в темноте.
Это ощущение проникло в нее намного глубже, чем в других.
Сейчас же пальцы девушки чувствовали под собой жар ее тела, воспринимали тепло влажной жизни, ощущали слабое, едва заметное сердцебиение. Это была знакомая боль, слабо напоминавшая ей, кто она такая.
Но вот воспоминания стали постепенно затухать.
* * *
Так вот зачем привел его сюда призрак! Чтобы он мог понять, что происходит внизу, услышать звуки выстрелов, вдыхать запах пороховой гари и увидеть, как рухнула на землю Вторая Добытая. Призрак явно хотел продемонстрировать ему силу, заставив следовать за собой, сделав так, что он сам увидел все это. Заяц тут же успокоил себя – на самом-то деле идея прийти сюда принадлежала ему, а не какому-то там привидению.
Он притаился в тени за каменной грядой и вскоре увидел, как призрак мужчины возвысился над телом Девушки. Протянув руку, он дотронулся до основания ее горла, после чего вперевалку, словно медведь, побрел по песку в направлении пещеры.
«Пошел, чтобы убить их всех, – подумал Заяц. – Всех до единого».
Ему не показалось странным, что призрак стреляет из револьвера, да и дыхание у него слишком уж натруженное.
В данную минуту он страшно боялся чудодейственной силы призрака. Экий сильный, зараза, – смог привести его за собой, выманил Вторую Добытую из безопасного укрытия пещеры и убил ее... молниеносно, со скоростью змеи.
Повернувшись, Заяц пополз вверх по гладкому камню.
Он решил не идти той же тропой, что и призрак, а побежал лесом, мимо «ловушек», где мог сохраниться его запах. Услышав голоса людей и поняв, что людей этих очень много и все они движутся прямо на него, из одной точки, но при этом как бы цепью растянувшись в разные стороны по холмам, он сбился с шага и почувствовал запах – их собственный и запах масла, которым было смазано их оружие. Пришлось ему снова притаиться в зарослях кустов с подветренной стороны и надеяться лишь на то, что и они, подобно тому призраку, пройдут мимо и наконец оставят его в покое. Не тронут.
В запасе у него, правда, было еще одно, более надежное укрытие, вот только как до него добраться? Раньше они с Землеедкой и Мальчиком довольно часто им пользовались, да и располагалось оно недалеко.
Нет, оставаясь здесь, в относительно безопасном укрытии, он мог все же переждать, пока они пройдут там, внизу.
Отсюда, с высоты скалы, ему было все отлично видно, так что он мог просидеть здесь не только всю ночь, но и весь следующий день.
А дорога до того места и в самом деле была недальняя.
* * *
– Сюда! Сюда, скорее!
Питерс вскинул револьвер, но тут же понял, что это уже не те дикари, а кто-то другой.
Кричал явно мальчик, самый обычный мальчишка, вроде того, одиннадцать лет тому назад им застреленного, – не дай бог тому повториться! Пацан, засевший в зарослях высокой травы у самого основания скалы и сейчас махавший ему рукой.
Ребенок был одет в мокрую пижаму, до бровей перепачкался в грязи и крови, сильно исцарапал лицо и руки и сейчас, чуть не плача, отчаянно махал ему рукой – и пронзительно шипел, что, видимо, сходило у него за шепот.
Казалось, что мальчик не на шутку перепуган.
Но все же живой.
Питерс дал себе слово сделать так, чтобы таким он и остался.
– Где они? – спросил он.
Мальчик указал. То, что он увидел, походило на узкую и черную как смоль трещину в возвышавшейся над их головами скале.
Расщелина. Пещера.
– Вон там, – сказал паренек.
Да, подняться туда будет чертовски непросто. Тем более что рана в боку все еще кровоточила. Намного сильнее, чем поначалу показалось.
– Кто там с ними?
– Моя... моя мама. И еще, может, Эми. Да, кажется Эми.
– Кто такая Эми?
– Мамина подруга. Миссис Холбард.
– Ты их видел?
– Маму видел. И еще, я думаю... может...
– Кто еще, сынок?
Казалось, мальчик смутился.
– ...кажется, я видел своего отца, – проговорил он. – Там еще кто-то был. Но это уже позже. Мужчина и женщина – он опирался на нее, пока они шли вверх, и мне показалось, что он похож... но мой отец вроде бы сейчас должен быть в своей квартире в Нью-Йорке, так что это не может... я даже и не...
«Итак, – подумал Питерс, – мальчик шел следом за ними. Потом остановился, чтобы понаблюдать за этим местом». Ну что ж, получалось, что он видит перед собой очень даже решительного, очень выносливого и очень мужественного человека, пусть даже в данный конкретный момент он и дрожал как осиновый лист. Причина тряски заключалась отнюдь не в его мокрой одежде, однако Питерс не хотел укорять его за этот страх.
От смущения ребенок под конец все же расплакался, и старик почти обрадовался, увидев его слезы. Они показались ему сейчас вполне нормальным делом, чем-то в порядке вещей. Тем более в подобной ситуации.
Положив ладонь на плечо мальчика, он опустился на корточки.
В боку снова стрельнуло, но он все же пересилил себя.
– Хорошее дело ты сделал, сынок, – проговорил Питерс. – А теперь послушай меня. Я собираюсь подняться туда и хочу, чтобы ты остался здесь – схоронился где-нибудь и потихоньку посматривал за мной. Спрятаться можешь прямо здесь же, в траве. Если увидишь, что приближается кто-то из тех, кто тебе не понравится, все равно сиди и не шевелись. Обо мне не беспокойся. Не пытайся ни предупредить меня, ни вообще что-либо делать. Просто сиди и жди, и все будет хорошо. Но если увидишь кого-то, смахивающего на полицейского, то, конечно, покажи, куда я пошел. Сюда должны подойти полицейские. С ними мы вытащим оттуда всех пленников целыми и невредимыми. Верно ведь?
Мальчик шмыгнул носом и кивнул.
– Мы только что встретились, но мне почему-то кажется, что ты и впрямь чертовски смелый парень, – сказал Питерс. – Так что сиди в засаде и жди людей в форме. Мы с тобой еще увидимся. Ну, давай, иди и прячься.
Мальчик снова кивнул, к этому моменту глаза его уже успели высохнуть.
«Всегда полезно поставить перед ребенком конкретную цель, – подумал Питерс. – Вот ведь, черт, кому-то поставил такую цель, а вплоть до прошлой ночи так и не смог отыскать ее для себя самого».
Определенно, в последние дни ему попадалось слишком много незнакомых людей.
«Ну что ж, Мэри, – подумал он, – до встречи».
Повернулся лицом к скале.
Ему удалось преодолеть не более четверти пути, когда послышались женские вопли.
0:35
Услышав крики Клэр, Эми словно вынырнула из густого тумана полузабытья, снова оказавшись в слабо освещенном пространстве пещеры.
И тут же увидела, что держит на коленях какое-то существо, ползающее по рукам, тискающее маленькой ладонью ее грудь – и сосущее. Один сосок уже пылал огнем.
Отерев запекшуюся на глазах кровь, она тут же увидела подругу. На полу пещеры та отчаянно сопротивлялась навалившимся на нее детям – задрав вверх острые локти, словно огромные летучие мыши, они со всех сторон облепили ее тело.
До нее доносились звуки шлепков и какого-то приглушенного хлюпанья.
А затем она увидела Стивена, бесстрастно наблюдавшего за происходящим.
И еще – возвышавшуюся над всеми Женщину.
Потом ее взгляд выхватил фигуру мужчины. Словно огромный неуклюжий варан, он наползал на Клэр, елозя у нее между ногами. В какое-то мгновение он резко вскинул голову и столь же стремительно дернулся вперед – Клэр инстинктивно завалилась на бок, отчего его зубы вонзились во внутреннюю поверхность ее бедра. Мужчина тут же задергал, замотал головой, пытаясь освободиться от застрявшего в зубах мяса. Клэр громко визжала и изо всех сил сопротивлялась, стараясь вырваться из рук сжимавшего ее правое запястье мальчишки. Его металлические зубы впились ей в плечо, из раны брызнула кровь – к этому моменту мужчина наконец высвободил голову, раскрыл рот и сглотнул, или даже всосал, как вампир, ее выделения. Но уже в следующее мгновение Эми превратилась в Клэр, Клэр стала Эми. А прильнувшее к ее груди существо опять стало одним из них.
Опираясь спиной о стену, Эми рывком встала на ноги и оторвала его рот от груди, кожей ощущая прилипшие к ней влажные остатки слюны. Воздела дико орущий комок над головой.
– Прекратите! Остановитесь! – завопила она, чувствуя, как на лице лопается корка засохшей крови.
– Вы что, совсем тут все сбрендили?.. – Сидевший у костра Стивен попытался было встать, но раненая нога то и дело выскальзывала из-под его массивного тела. – Эми, ради Христа, опусти его! – крикнул он. – Они же поубивают нас всех!
Но они и в самом деле остановились, разом отпрянули от тела Клэр.
И все уставились на Эми.
Даже мужчина замер на месте – и повернул голову.
– Поубивают, говоришь? – переспросила она, испытывая жуткое желание истерично расхохотаться. – Стивен, да они в любом случае нас прикончат. Ты только посмотри на нее. Посмотри, черт побери! Полюбуйся, во что они превратили твою жену, ты, вонючий кусок дерьма!
– У меня нет жены, – сказал он и, пожав плечами, перевел взгляд на Клэр. – Ты про нее? Да плевать.
Женщина сделала шаг вперед.
– Не смей!
Эми еще выше вознесла над головой ребенка. Тот брыкался в ее руках, явно желая освободиться. На какую-то долю мгновения она испытала чувство вины за то, что прибегает к шантажу, и Женщина, похоже, прочитала это по ее глазам – мимолетную слабость, колебание, – ибо сделала еще один шаг вперед. Остальные медленно подтягивались за ней.
Козырей у Эми не осталось. Только этот ребенок.
«Не доставай меня, – подумала она. – Ты еще меня не знаешь – не знаешь меня и Клэр».
– Стой где стоишь, – приказала она.
Эми заметила, как Стивен стал, припадая к полу, пробираться к выходу из пещеры. Увидела, как Клэр, рыдая, вдруг завалилась на бок. Как остальные остановились было на миг – но затем снова двинулись на нее.
Именно это медленное, словно происходящее во сне кошмарное скольжение снова сплотило их в единую стаю – детей, измазанных в крови Клэр, мужчину, с чьего подбородка капала густая, поблескивающая жижа. Она услышала характерное «вш-шик» вынимаемого из ножен клинка и тут же увидела его в руке девочки; затем заметила блеснувшее в руке одного из близнецов лезвие опасной бритвы. Потом услышала лязг цепи и только тогда смекнула, что почти приблизилась к тому странному, непонятному, голому мужчине и на мгновение перехватила его не лишенный любопытства взгляд, пока он натягивал свои цепи и тупо рычал, словно завороженный совершенно незнакомой доселе сценой.
– Не смей, – повторила она.
Женщина остановилась, потянулась рукой к торчавшему из-за пояса револьверу – и в то же мгновение Эми поняла одновременно две вещи: что в данный момент ей был нужен именно этот револьвер и что иного случая завладеть им у нее уже просто не будет.
«Прости меня», – подумала она.
Казалось, что ребенок прочитал ее мысли, потому что завопил еще громче, когда ее руки крепко сжали его тело и чуть откинулись за спину. А затем она что было сил швырнула его куда-то за спину Женщины, совершенно не соображая куда именно – скорее всего, в самую гущу стаи, – увидела, как взметнулись в разные стороны его маленькие руки, как рухнуло на землю тело. Женщина, оба близнеца и мальчик с бельмом мгновенно развернулись, потянулись к нему, и кто-то из них – кажется, это был тот самый мальчик – схватил его за отброшенную в сторону голую руку и грубо потянул на себя.
Женщина снова повернулась, зарычала, но в этот самый миг Эми уже налетела на нее, неловко метя обхватить широкую талию – ведь именно там находился револьвер. Женщина лишь чуть покачнулась. Эми вцепилась в нее, пытаясь нащупать рукой рукоятку револьвера, а затем и вытаскивая его из-за пояса. Уже в следующую секунду от мощного удара кулака соперницы она рухнула наземь, наполовину оглушенная; откатилась к самому костру, но все же подняла оружие и навела его на цель.
Женщины на прежнем месте уже не оказалось. Стоило ей только повернуться вокруг своей оси, как та исчезла. Теперь эта грозная и грязная амазонка уже находилась в дальнем конце пещеры. Подхватив топор, она устремилась к Эми. То же самое сделали мужчина и дети, так что она никак не могла сообразить, в кого же ей стрелять, – они просто летели на нее со всех сторон. Ей не оставалось ничего иного, кроме как нажимать раз за разом на спусковой крючок.
Под сводами пещеры загрохотало оглушительное эхо. Эми увидела, как мужчина потянулся было к ней, но затем качнулся, когда пули вонзились в его грудь – словно в жидкую грязь вошли, – обдав брызгами крови и плоти находившуюся рядом с ним девочку. Один из близнецов рухнул на землю, обхватив руками колено. Мужчина снова дернулся вперед – она опять выстрелила и внезапно почувствовала, что патронов больше не осталось, боек стукнул по пустым гильзам. Женщина уже занесла над ней топор, а мужчина ухватился покрытыми кровью ладонями за рукав, а потом и за ворот халатика. Повалив ее на землю, он повернул ее, подставляя тело жертвы женщине и ее страшному орудию.
* * *
«Ого, да тут у нас поэтическая справедливость...»
Питерс узнал его сразу – тот же заляпанный грязью костюм, да и все остальное тоже.
Увидев Питерса, мужчина, казалось, буквально остолбенел.
Ему не хотелось тратить на него ни слов, ни патронов. Хватило одного лишь удара рукояткой револьвера тридцать восьмого калибра по голове, чтобы тот осел на землю.
Теперь Питерс поднимался по узенькой тропке, петлявшей в пятнадцати футах от выступа в каменной гряде, где, по словам мальчика, находился вход в пещеру, и вскоре увидел ее прямо перед собой.
«Ну вот, Мэри, я снова вхожу туда, – подумал он. – Совсем как тогда, одиннадцать лет назад. Как и в ту ночь, когда они убили Кудзиано, а сам я застрелил того парнишку.
Вот что не давало нам спать все последующие годы.
Вот через что тебе пришлось пройти, живя со мной все эти годы.
Ну что ж, Мэри, пожелай мне удачи. Скрести пальцы за меня.
Может, на сей раз я уже не ошибусь».
До входа в пещеру оставалось всего несколько шагов, когда кто-то из находившихся внутри начал стрелять. Питерс не стал дожидаться того момента, когда пальба завершится, а просто шагнул внутрь.
* * *
Боль была какая-то странная, режущая.
Каждый взрыв выстрела, казалось, разламывал в теле Клэр все новые и новые кости.
Она как раз собиралась встать на ноги, когда в пещеру вошел незнакомый грузный мужчина. Пронзившая тело боль заставила ее снова сникнуть на каменный пол.
На ее глазах толстяк воздел свой револьвер.
Казалось, он с первого взгляда оценил сложившуюся ситуацию. Обойдя Клэр со стороны, он приблизился к ней, присел на корточки. Ее захлестывали исходившие от него волны крайнего напряжения, мешавшиеся с ее собственным, совершенно новым чувством небывалого восторга – ведь теперь кошмар начался уже для них. Не для Клэр и Эми, а для этих дикарей! Он открыл огонь – и тут же глаз мучившего ее типа исчез с лица. Эми выпала из его расцепившихся лап. Голову гада с пробитой в ней огромной дырой мотнуло назад, и на стену за ней брызнула кровь. Когда застреленный опрокинулся на пол и навек затих, она с трудом удержалась от того, чтобы не вцепиться обеими руками в этого угрюмого старика с револьвером и не расцеловать его.
Эми тоже уже успела встать на четвереньки, когда он выстрелил снова. Женщина согнулась пополам и завертелась рядом с ней, клацая лезвием топора по стене.
Потом он еще раз нажал на спусковой крючок – в тот самый момент, когда через костер на него прыгнул мальчик с бельмом на глазу. Теперь дети были буквально повсюду, стремительно мельтеша перед глазами. Даже близнец с перебитым коленом – и тот пытался волочить по полу грязные мослы, судорожно рассекая воздух лезвием бритвы. Эми поняла, что незнакомец выстрелил бы и в этого мальчишку, если бы тот не подцепил вдруг ногой ручку висевшего над огнем котла, отчего он перевернулся вверх дном, на мгновение зависнув на предполагаемом пути пули. Малец угодил левой ногой точнехонько в костер, взметнув над ним фонтан искр.
Исходящее паром содержимое котла выплеснулось на землю, и серый бульон вскользь лизнул подошвы ног Клэр.
Резко поджав их под себя, она поспешно вскочила и выпрямилась, дрожа всем телом. Прямо перед ней по полу пещеры разметались сварившиеся в котле легкие и почки Дэвида. Мужчина между тем выстрелил еще раз.
Одна штанина мальчишки была уже объята пламенем. Он этого словно не замечал, не обращал на нее ни малейшего внимания. Занеся над головой нож, он кинулся вперед, так что толстяку пришлось выстрелить ему прямо в лицо. Отвернувшись, чтобы не видеть труп, Клэр заметила, что Эми уже поднялась на ноги и, пошатываясь, направляется в ее сторону, хотя между ними все еще находился тот скрючившийся близнец с бритвой. Волоча раненую ногу, он изо всех сил пытался добраться до женщин.
Грянул очередной выстрел. Вовремя обернувшись, она увидела, как второй близнец, словно подкошенный, рухнул у стены пещеры. Заметила и то, что мужчине не удалось избежать контакта с ножом мальчишки – лезвие застряло у старика в плече. Подкравшаяся сбоку девочка пырнула его ножом в грудь, затем медленным, долгим движением повернула лезвие в ране, еще больше вгоняя его в тело, покуда он все же не собрался с силами, вскинул револьвер и выстрелил ей прямо в ухо.
Припав на колени, он ухватился за длинное лезвие ножа дикарки, явно не в силах вытащить его из раны. Все лицо незнакомца было залито ее кровью.
Старик посмотрел на Клэр за какую-то долю секунды до того, как рухнуть вперед, и она заметила в его взгляде предостерегающий сигнал.
Резко обернувшись, Клэр почувствовала, как что-то полоснуло ее по руке – горячее, почти безболезненное, – и увидела, как раненый близнец уже занес руку, чтобы ударить ее вторично, но в этот момент у него за спиной возникла фигура Эми. Подруга вцепилась в его косматые грязные волосы и всем телом вжала его лицо в груду тлевших рядом угольев.
Мальчишка отчаянно сопротивлялся, визжал и царапал воздух. Когда его волосы занялись, Клэр буквально почувствовала, как пламя обожгло руки Эми – как если бы оно лизнуло ее собственную плоть. Та по-прежнему не разжимала их, не отпускала своего врага. Теперь ей казалось, будто они обе удерживают мальчишку – покуда его вопли и брыкания не стали затихать, а уткнувшееся в пылающие угли лицо не начало шипеть, подобно мясу в гриль-печке.
Клэр помогла подруге подняться на ноги.
Не считая потрескивания огня и позвякивания цепи в углу, в пещере воцарилась полная тишина.
Внезапно откуда-то из темной ее части донесся плач младенца.
По лицу Эми струились слезы, размывая сажу и кровь. Руки тоже почернели – кроме тех мест, где обгорели добела, – и сейчас она беспомощно держала их перед собой.
– Все в порядке, – сказала Клэр. – Все кончено.
Потом посмотрела на спасшего их мужчину, на его руки, все так же сжимавшие рукоятку ножа. Его полуоткрытые глаза были совершенно неподвижны, и она не могла с уверенностью сказать, дышит он или нет.
Клэр испытала болезненный укол чувства потери. Она его совершенно не знала – но все же чувство это возникло. Ей почему-то показалось, что его появление здесь оказалось отнюдь не случайностью, что какой-то глубоко человеческий импульс заставил его прийти им на помощь. Но, может, еще не все потеряно? Хоть как-то отблагодарить бы его за все сделанное...
– Надо выбираться отсюда, – сказала Клэр. – И поскорее найти кого-нибудь.
Позади нее лежала куча одеял – она взяла одно для себя, а другое для Эми. Ткань была покрыта толстым слоем ссохшейся грязи и воняла застойной мочой. Но обеих женщин била жуткая дрожь, и у Клэр все же хватило самообладания вспомнить, что, во избежание шока, им надо чем-то укрыться.
Рана в бедре продолжала напоминать о себе обжигающей болью, и потому она шла, едва ли не купаясь в собственной крови. Забавно, а ведь ненадолго она почти забыла про этот вид напасти. Клэр помогла подруге закутаться в одеяло и сама сделала то же самое.
– Пошли, – сказала она.
Лицо мальчишки в костре уже покрылось лопающимися, шипящими пузырями.
Они ступили в теплую лунную ночь.
Клэр увидела Стивена – он лежал на земле в нескольких футах от входа в пещеру; не испытала ни малейшего чувства – даже любопытства, – жив он или уже издох. Гораздо больше ее волновала судьба того старика, оставшегося с тяжелой раной внутри.
Стивен же в любом случае уже принадлежал к мертвым – во всех отношениях.
«Но только не Эми, – подумала Клэр и плотнее прижала к себе подругу. – И не я. И не тот дядечка, что остался внутри».
А когда она услышала донесшийся снизу голос Люка – его характерный театральный шепот и приглушенные голоса следовавших за ним людей, – то почувствовала, словно из нее выпорхнула сидевшая на яйцах чайка, будто все, чего она лишилась, время рано или поздно снова вернет ей, и почти нашла в себе силы улыбнуться.
0:45
«Постарайся не убегать от боли, – думала Женщина. Прими ее и порадуйся ей».
Этому приему ее обучили давно – настолько давно, что она и сама уже не помнила, когда именно. Однажды он даже спас ей жизнь – и всякий раз делал необоримой.
Она как бы спрятала рану внутрь себя – в том числе и пулю, впившуюся под ребро. Она укутала ее собственным существом и принялась убаюкивать, покуда поврежденная плоть не превратилась в нечто второстепенное, незначительное.
Вроде расщепленного ногтя или вырванной пряди волос.
Так она нашла в себе силы подняться на ноги.
Она встала, вобрала в себя влажный, насыщенный густым запахом пороховых газов воздух и спокойным взглядом окинула пещеру.
Все дети погибли.
Первый Добытый погиб.
Значит, придется все начинать сначала.
Дважды пнув толстяка в живот, она заметила, как между его сомкнутыми губами наружу вырвался последний сгусток все еще остававшегося в легких воздуха.
Потом снова заглянула ему в лицо и, как и в прошлый раз, узнала его, почувствовала, что кем бы он ни был, но однажды этот человек уже посещал ее сны.
Может, это случится еще раз. Может, тогда-то она постигнет суть странного чувства.
Женщины, ее пленницы, также исчезли. Значит, надо поспешить.
В притороченных к ремню ножнах по-прежнему лежал ее нож.
Скинув с себя окровавленную рубаху, Женщина подняла с земли орущего младенца Второй Добытой – при ее прикосновении ребенок неожиданно замолчал. Всмотрелась в его глаза. Их выражение заставило ее напрячься, словно он тут же уловил ее намерения – и одобрил их. Это были отнюдь не глаза несмышленыша. В них светилась мудрость. И сила.
Закутав ребенка в рубаху, она стянула узлом ее нижние края у него между ногами, затем связала рукава, и в образовавшуюся петлю просунула голову, так что теперь младенец оказался у нее за спиной, плотно прижавшись животом и сидя в некоем подобии самодельной упряжи и в то же время находясь достаточно высоко, чтобы при необходимости можно было быстро выхватить нож. Крохотные пальцы ребенка, то и дело сжимаясь и разжимаясь, ощупывали спину Женщины, словно выискивая на ней что-то невидимое.
Она быстро прошла в дальний конец пещеры.
И почувствовала, как по телу пробежала волна озноба. Тело того, другого младенца, навлекшего на них все эти беды, по-прежнему лежало справа от Быка в белом пластиковом пакете из-под мусора. Ей был виден край его лица и одно плечо, плотно вжавшееся в стенку пакета и словно пытавшееся, прорвав ее, вылезти наружу.
Его дух так и остался сидеть в нем.
Женщина так и не успела его освободить.
Конечно, сейчас это сделать было уже нельзя. Однако она могла хотя бы попытаться максимально удалить от себя его мстительную силу, отдав его пучине моря.
Подняв пакет, она связала его углы и прикрепила к поясу.
Протянула руку к стоявшей рядом с Быком желтой банке из-под кофе, извлекла из нее ключ и открыла замок, стягивавший железные цепи, оставив их болтаться над полом. Цепи она всегда сможет найти, а вот Быка оставлять здесь было никак нельзя. Бык был ей нужен для того, чтобы начать все снова.
Стянув крепкими, сделанными из кишок ремнями запястья Быка, Женщина обмотала противоположный их конец вокруг ладони одной руки, в другую взяла топор и повела его к выходу из пещеры. В обычной ситуации она повела бы его спиной вперед, со связанными сзади руками – Бык научился весьма ловко передвигаться подобным образом, и было даже забавно наблюдать, как он нелепо переставляет ноги, – но тропа была слишком узка, и ей никак не хотелось, чтобы он свалился вниз или запнулся о камень.
Снаружи задувал легкий ветерок, донесший до нее соленые запахи моря. Она услышала чьи-то голоса. Шепот. Не у самого входа в пещеру, но близко. Она дернула за ремни – Бык заворчал и двинулся вперед.
Снаружи Женщина прислушалась. Легкий шорох шагов внизу – но проходившая над ними тропа была пока свободна. Теплый ночной воздух ласкал рану в боку. Шаркающей походкой Бык приблизился и остановился у нее за спиной.
На тропе, в считаных футах от нее, сидел мужчина с перерезанной коленной жилой. При их приближении он поднял взгляд и отнял руку от виска. На пальцах осталась кровь.
Женщина даже почувствовала что-то вроде сочувствия к этому выползню. В чем-то он уже помог им. Со временем он мог бы оказаться даже более полезным. Сидевший внутри его волк стал бы безжалостно биться за собственные интересы, отбивался бы насмерть.
Но в данный момент волк был ранен. И одурманен несшимися от горы голосами.
Казалось, он толком даже не понимал, что происходит вокруг него, и потому лишь в безмолвной мольбе поднял руки ладонями вверх и покачал головой, словно завороженный бесстрастной маской ее лица. Попытался было подняться на ноги, но хватило его лишь на очередной стон.
Он либо понял ее намерения, либо просто не хотел оставаться здесь один.
В любом случае сейчас это был всего лишь человек – некогда сидевший в нем волк сбежал, умчал на крыльях ветра.
Женщина совершила акт чистого милосердия, когда взмахнула топором и рубанула его по уху, умело раскроив череп и отбросив его половину в зиявшую под ней пропасть, туда, где камни смешивались с прибрежным песком. Его тело еще немного продержалось в прежней позе – и медленно завалилось по диагонали вниз. Воздух наполнил характерный, отдающий металлом запах крови. Соленый запах – такой же, как и море.
Рана в боку требовала пищи.
Вскоре она поняла: того же требует и все остальное тело. После предыдущей охоты и пиршества минувшей ночью прошло уже много часов, и неизвестно еще было, сколько их пройдет, пока она снова раздобудет пропитание.
Так что придется поспешить.
Крутой склон горы на время задержит тех, что внизу.
Женщина схватила заваливающиеся к земле плечи трупа, выпрямила его и припала губами к краю разрубленного черепа, жадно глотая лившиеся через его край потоки крови и всего того, что к ней примешивалось, – густого, нежного, солоноватого. Для устойчивости придерживая тело за шею и подбородок, всасывая в себя все еще теплое содержимое его чаши, она никак не могла оторваться – и сделала это лишь тогда, когда сидевший у нее за спиной младенец заерзал всем телом, а Бык вдруг потянулся к ее поясу и молча выдернул заткнутый за него нож.
Бык смотрел на свою раскрытую ладонь так, словно оружие появилось там не по его собственному желанию, а по какому-то волшебству, будто некое чудо перенесло его туда.
А ведь за эти восемь лет он перевидал немало подобных штуковин. Ножи для среза и скобления шкур, тесаки и кинжалы. Ножи для еды и для заточки костей, палок. Ножами даже ковыряли жучков из-под кожи. А если лезвие нагреть на костре, можно прижечь рану. Ножи годились для убийства людей и зверей. Для быстрого убийства, для медленного.
Вот только у него самого никогда не было своего ножа.
Годы сидения на цепи сильно ослабили его – сильным остался, пожалуй, лишь один орган. И в тот самый момент, когда в ладонь Быка легла резная рукоять, именно этот орган вдруг начал стремительно возбуждаться.
Перед его глазами возник образ человека, долгие недели – во всяком случае, так ему самому казалось – сидевшего в узком и темном проеме без солнечного света, где никак не встать не только во весь рост, но даже и на колени. Окруженного кучами собственных, густо облепленных мухами испражнений.
Было у этого человека и имя – Фредерик. Остальное стерлось.
В неволю его загнала эта Женщина. Именно она посадила его в пещере на цепь.
Там он и превратился из Фредерика в Быка.
Долгие годы сидения на цепи сильно ослабили его, но все же не настолько, чтобы обеими руками не обхватить рукоятку ножа и не вонзить лезвие ей в спину. Он лишь смутно распознавал очертания тела ребенка в нескольких дюймах от его рук, ищущего свободы от своей колыбели-самоделки. Всей массой он налег на нож, одновременно чувствуя, как в сладостном предвкушении неги набрякший член заскользил по ее гладкому бедру.
Слабо постанывая, он, казалось, даже улыбался, когда Женщина душила его.
Душила и трясла, словно тряпичную куклу, так что скоро изо рта Быка вывалился кончик языка – и все же он не умирал. Его глаза будто и вправду переполняло невыразимое блаженство, неспособное вот так просто взять и улетучиться. Она же недоумевала: неужели злобная сила духа, оставшегося внутри тела убитого ими младенца, оказалась настолько мощной, что сейчас мешает справиться даже с Быком? Неужто сила эта до того могуча, что сперва сокрушила весь окружавший ее уклад, а теперь и саму лишила привычных навыков? Все это настолько ошеломило Женщину, что она даже и не удивилась, когда раздался залп выстрелов. После них ее тело словно взорвалось в нескольких местах и дождем из каких-то обтрепанных разрозненных кусков пролилось с обрыва.
Последнее, что она успела заметить и осознать, были очертания младенца Второй Добытой. Когда в нее выстрелили, он вылетел у нее из рук. Глаза холодно уставились на нее в полете – взглядом охотницы, – а потом они оба низвергнулись в ночь, в темноту и пустоту.
0:55
Заяц карабкался по стволу дерева в направлении деревянного настила.
Он дождался того момента, когда наполнявшие лес звуки наконец затихли, когда бродившие по чаще люди миновали его, вскоре зашуршав ногами по камням где-то внизу. Потом подождал еще немного – просто чтобы убедиться. Или из страха.
Он как раз пробирался сквозь заросли кустарника, когда услышал звуки выстрелов. Как же много их было! И – снова ничего, снова тишина.
Заяц уже не сомневался в том, что все его люди погибли.
Главное для него сейчас заключалось в том, как бы понадежнее спрятаться.
Он был Зайцем, и остался совсем один. Значит, надо было научиться стать Волком.
Он продолжал взбираться на дерево, зажав в зубах нож и ощущая доносившиеся сверху незнакомые запахи – не его самого, и не Землеедки, и не Мальчика.
В стылой атмосфере леса они спускались на него вместе с медленно струящимися, обволакивающими потоками воздуха. Иногда ему казалось, что он даже видит их.
Знакомый запах страха защекотал ему ноздри. Пока очень слабый, далекий – скорее даже не сам страх, а всего лишь его отголосок. Но каким же приятным был этот запах. Он вдыхал аромат невинности, бездумный покой слепого птичьего выводка, спящего в гнезде.
Сделав еще один шаг наверх, Заяц окинул взглядом деревянный настил.
И тут же сжимавшие лезвие ножа губы растянулись в широкой улыбке.
Именно это они все это время упорно искали, блуждая в ночи, теряя одного своего соплеменника за другим. И вот он, Заяц, предмет всеобщих насмешек и шпилек – именно он, чей тупой оскал всякий раз напоминал, что он родился ущербным, – именно он нашел, что нужно. Дитя в одеяле – на том самом месте, куда он водил Землеедку, чтоб она поиграла с ним. Он уже почти скучал по ней и остальным павшим – некому теперь его хвалить.
Легко, словно дуновение слабого ветерка, закатившись всем телом на платформу, он замер в полной неподвижности. Находившийся рядом с ним ребенок продолжал спать, безмятежно раскрыв рот и закрыв глаза. Он приблизился к нему – от младенца пахло чем-то сладким. Распахнул одеяло, обматывавшее ноги ребенка. Девочка.
Женщина говорила, что они должны использовать кровь младенца, дабы утолить жажду духа, томившегося в мертвом ребенке – и тогда это обернется благом для всех них.
Но теперь уже не было всех их.
Остался один лишь Заяц.
Он задумался.
Мысленно наслаждаясь вкусом теплой, сладкой крови младенца. И при этом почти – правда, не вполне – представляя себе реакцию остальных. Что ж, время покажет, что это за реакция будет. Зайцу казалось, что Женщина наверняка одобрила бы его решимость. Ей бы он более не казался таким уж беспросветно тупым.
Итак, младенец оказался девочкой. С девочкой всегда можно начать заново.
Стоило лишь ждать, охотиться и скрываться. Пусть даже десяток-другой лет.
Женщина его обязательно похвалила бы.
Он лежал, едва освещаемый лучами полной, но затянутой облаками луны, слышал шорох моря и мысленно звал ее. Протянув руки к спящему младенцу, он обнял его – дитя открыло глаза, – еще раз осознал, кому теперь оно принадлежит, но внезапно услышал, что кто-то бежит, быстро и в сторону дерева. Голос издалека призывал бегуна остановиться. Пристально вслушавшись в топот шагов, подумал: «Постарше будет, но все равно такой же невинный, тоже ребенок».
Но голос вдалеке явно принадлежал взрослому.
Оценив все эти новые звуки, Заяц присел на корточки и стиснул нож.
* * *
Люк вовсе не считал себя героем, но, достигнув нужного ему дерева, вдруг ощутил небывалый душевный подъем. Во всем недавно приключившемся ужасе оставалось одно светлое пятно – надежда на то, что уцелела Мелисса, что с ней было все в порядке.
И только он один знал, где она находится, поскольку сам же и спрятал ее там, и ему было очень приятно сознавать это. А потому, когда один из полицейских кивнул ему – мол, ну ладно, давай веди, показывай, хотя другой вроде бы заметил, что надо подождать, ведь эти люди могут еще бродить где-то поблизости, вот когда соберутся остальные, тогда и можно будет пойти всем сразу – о, как же он тогда обрадовался! Да и мама сказала, что ее надо найти прямо сейчас, пока с ней ничего не случилось. Он в самом деле обрадовался, услышав эти слова, хотя ему и было трудно оставить мать одну, и он даже подумал: «Да что с ней может случиться-то? Ведь все эти гады погибли, разве не так? А сама Мелисса еще такая кроха, даже ползать толком не умеет. Никуда она не денется, не поранится. Ее мама сама сказала, что для этого она слишком маленькая».
Поэтому, что там может случиться-то?
«Звери», – подумал Люк.
Уж звери-то наверняка смогут до нее добраться. Он даже испугался при этой мысли – но мимолетно. Он не верил в подобный исход.
Конечно, всякое возможно, но все равно как-то неправильно будет, если после всех этих приключений, после того, как он так надежно укрыл девочку, вдруг появится какой-то зверь, который сцапает ее. В это Люк отказывался верить, и потому, когда он все же повел полицейских за собой и пока они карабкались на скалу, весь былой страх как-то развеялся, и у него снова стало легко на душе.
Мама теперь в безопасности.
Он тоже в безопасности.
И Мелисса тоже скоро будет в безопасности.
Вот потому-то он и испытывал душевный подъем, когда вел их к дереву. Отнюдь не считая себя никаким героем, а просто чувствуя, как приятно бурлит кровь в теле.
Наверное, именно поэтому он даже не расслышал слов полицейского, крикнувшего ему, чтобы он остановился.
– Сюда! – позвал Люк.
И первым бросился вперед, стараясь как можно быстрее взбираться по лестнице.
Полицейские все равно отставали – они же были взрослые, передвигались намного медленнее, да и не испытывали такого подъема, как он сам, – а потому они даже не успели приблизиться к лестнице, когда он уже оказался наверху, когда его голова поднялась над уровнем настила.
Он уже предвкушал, как увидит малышку.
В этот самый миг на него кинулась черная тень.
Люк не успел даже увидеть проблеск взметнувшегося ножа.
Только почувствовал, как теряет опору под ногами и заваливается назад, крича.
Он повернулся вдоль своей оси, одной рукой пытаясь ухватиться за перила, а другой отчаянно полоща воздух. Лезвие просвистело в дюйме от его головы. Люк услышал, как заскрипели перила, когда мальчишка нагнулся над настилом, пытаясь достать его своим ножом, – однако он все еще цеплялся, висел, болтался, пытаясь ухватиться свободной рукой хоть за что-нибудь, за что угодно прочное.
Ему удалось наконец схватить что-то – ту самую руку с ножом.
Он ухватился за нее по ошибке, но не отпустил, ведь нож не мог порезать его таким образом. Что-то подсказало ему потянуть, поэтому он потянул, и та часть перил, на которую опирался мальчик, снова треснула – и вдруг мальчик выпустил нож, отлетевший в сторону, и вместо этого схватил его за запястье. На нем, судорожно обхватив свободной рукой его ногу, он и повис.
И стал подтягиваться.
Боль пронзила его руку, вцепившуюся в перила.
Но ноги Люка нащупали лестницу, иначе они оба упали бы.
Люк никогда не видел такого сильного мальчика, и мгновение спустя они оказались лицом к лицу. Лицо было таким грязным, что грязь казалась частью его самого.
Дыхание мальчика было горячим и вонючим, и он улыбался. Люк увидел безумные глаза и искривленные коричнево-черные зубы.
Мальчик отпустил его запястье и обнял за плечи. Затем он огляделся по сторонам, посмотрел наверх – и Люк понял, что он намеревается сделать: вскарабкаться по его телу наверх, на настил, а оттуда еще выше, на само дерево, чтобы затем перебраться на одно из соседних деревьев, потом еще на одно и так дальше... С учетом окружавшей их темноты подобное представлялось вполне возможным, и полицейские, скорее всего, так ничего бы и не заметили.
В следующую секунду Люк услышал плач Мелиссы и подумал: «А что, если он возьмет с собой Мелиссу и станет прикрываться ею, чтобы полицейские не стреляли? И что будет, если после этого он все же сорвется вниз?»
Как только хватка на плечах ослабла, Люка охватил приступ жгучей ненависти. Даже не к парню с безумной улыбкой, а ко всем вроде него – к самой окружавшей среде, запросто вредившей хорошим людям.
Он отвел руку назад и со всей силы ударил Зайцу локтем по ребрам.
Парень вскрикнул, явно не ожидая атаки.
Всплеснул руками – на лице его наконец-то отразилась растерянность, вытеснив эту прилипшую навек ухмылку.
И полетел вниз. Точно ракета. Если не быстрее.
Люк не стал смотреть. Ему не требовалось проверять, расшибся парень или нет – это можно было определить по одному звуку.
Звук был такой же, как у людей, падающих со скал.
Ему не понравился этот звук. Но и не испугал. Больше его такие вещи не пугали.
Его ноги дрожали, но он справился еще с двумя ступеньками к Мелиссе, а потом просто сел рядом, дрожа и тяжело дыша, и постепенно снова почувствовал себя хорошо и подумал: «Я действительно сделал все как надо, я помог ей, я, может, даже спас ее». В самом деле, он чувствовал себя довольно хорошо, позволяя Мелиссе держаться за его палец, пока не пришел полицейский и не забрал их оттуда.
Мелисса улыбалась полицейскому всю дорогу.
«Было бы здорово, – подумал Люк, спускаясь по лестнице, – если бы у мамы когда-нибудь родился еще ребенок. Такой, как Мелисса.
Кто знает. Может, она встретит какого-нибудь хорошего парня.
«Было бы здорово», – подумал он.
Ну а если и не получится, тоже ничего страшного.
Было приятно осознавать, что на самом деле это все не так уж и важно.
