Слова отца звенели у нее в ушах. Там вам всем и место. Всем, до последней пизды.

Пег повесила трубку. Копы сказали, что они уже в пути. Однако их дом – у черта на куличках. Если повезет, им потребуется полчаса, чтобы добраться сюда из города.

Ее грудь пульсировала. В ушах звенело.

Всем, до последней пизды.

Она захлебывалась от рыданий.

Собаки лаяли как сумасшедшие. Пег не могла представить, что там происходит, или, возможно, могла, но не хотела.

– Хватит, – сказала она. – Это должно прекратиться. Хватит...

Она сдернула ключи с опорной балки, выбежала, перескочив через распростертое тело мамы, в коридор – и на бегу протаранила плечом заднюю дверь.

Белл очнулась от боли в сломанном ребре – и от вида промелькнувших над ней ног дочери. Она попыталась заговорить, но не смогла; попробовала сесть, но вышло только еле-еле приподняться на одном локте. Чтобы унять головокружение, она глубоко втянула в себя воздух. Все тело болело. Не только голова и ребра – им просто больше остального влетело.

Белл попробовала сесть еще раз; удалось выпрямить руку. На полу рядом с ней лежала влажная мочалка, и она вытерла ею лицо. Головокружение прошло.

– Мама? Я сосчитала до ста и не знаю, что делать дальше. Где все? Почему так лают собаки? – Дорогуша стояла, сгорбившись, в дверном проеме, с широко раскрытыми глазами, явно напуганная. Она была права – собаки сходили с ума.

Она не хотела, чтобы ее маленькая девочка видела ее такой, ей было ужасно больно, но ей удалось сесть, а затем и медленно встать.

– Иди сюда, – сказала она. – Иди сюда, милая.

Дорогуша кинулась к ней и обняла за талию.

Ребра заныли.

– Полегче, – сказала она. – Пожалуйста, милая, полегче.

Брайан захлопнул двойные двери.

Отец подтащил Женевьеву Ратон к конуре и привязал к звену цепи. Собаки метались совсем рядом, скрежетали зубами с пеной у рта, громко лаяли и бросались на учительницу через проволочное ограждение. Ратон, эта тупая манда, тупо продолжала строчить, будто из пулемета, свои бесконечные «нет-нет-нет», пытаясь держаться на расстоянии – и в то же время ослабить узел на запястьях. Но отец знал свое дело.

– Шланг! – выкрикнул отец. – Включи воду, сынок. Хочу немного раззадорить наших песиков.

Кормил ли Брайан сегодня собак? Хм-хм. Нет, не кормил.

Так что они и так злые.

Но он включил воду, отрегулировал насадку и направил сильную струю наполовину на Джорджа, Лили и Агнес, а наполовину на Ратон. Она пыталась защитить лицо, пока он обливал ее водой.

От холодной воды ее соски наверняка затвердели.

Что ж, прекрасно.

– Лей на собак, – сказал отец.

Брайан сосредоточился на собаках. Мама Агнес ретировалась в будку, злобно рыча и огрызаясь. Пошла ты, мама Агнес. Лили и Джордж убежали в заднюю часть клетки.

– Не забывай этих двоих там, сзади.

– Пожалуйста, – сказала Ратон. – Прекратите. Клянусь, я ничего не скажу. Ничего этого никогда не было, хорошо?

Она умоляла. Ему это нравилось.

А отцу, похоже, было плевать. Он просто отвязал веревку от звена, распахнул дверь клетки, подтащил учительницу на коротком поводке к конуре и подтолкнул. Агнес тут же зарычала – не на Ратон, а на отца. И отец сделал то, что и всегда – зарычал прямо на нее и сделал вид, что хочет врезать собаке по спине. Она знала эти манеры с детства – и с лаем попятилась. Отец захлопнул дверь клетки – с такой силой, что та вся музыкально зазвенела.

Женевьева наблюдала за злой собакой. Смотрела, как собака наблюдает за ней. Взгляд зверюги пугал ее до смерти. Слишком уж дикий – как будто собака была волком в дикой природе, а не домашним животным в клетке.

По другую сторону клетки мальчик продолжал поливать двух других собак. Но не эту.

Эта нацелилась на нее. Медленно приближалась.

Она знала, что не может ни на секунду отвести взгляд от зверюги. Если она это сделает, та нападет. Женевьева могла лишь попытаться попятиться назад, прижаться спиной к конуре – может, даже заползти внутрь, где она была бы защищена, по крайней мере, с трех сторон. И тогда она, возможно, смогла бы отбиваться от этой мерзкой твари, пока та не оставит ее в покое. И она так и сделала, но...

– О, очень плохой выбор, – услышала она голос Клика. – Ты хоть знаешь, что такое анофтальмия?

Но было уже слишком поздно.