Женевьева Ратон очнулась оттого, что ее тащили волоком на веревке, привязанной к ее запястьям.

Ее волок на животе по двору буйный псих. Безумец.

Она увидела прожекторы над сараем с открытыми дверями. Почувствовала твердую землю и мокрую траву. Услышала лай собак. Ее руки готовы были вот-вот вырваться из плечевых суставов.

Она увидела мальчика, шедшего рядом с ней и ухмылявшегося.

Она повернулась на бедре, пытаясь встать на ноги, но ее тянули слишком быстро, и она снова упала, ударившись подбородком. Рот наполнился кровью. Щеку располосовала горячая боль. Женевьева взвизгнула, но псих даже не обернулся – знай себе продолжал ее тащить. Она переваливалась с боку на бок, обдирая бедра – и увидела, как откуда-то сзади к отцу подбежала Пег и потянула его за руку, пытаясь остановить.

– Папа! Остановись, пожалуйста! Ты не можешь этого сделать! Она моя учительница, папа. Она моя...

– Подруга? Ты же это хотела сказать? Твоя, так сказать, подруга приходит сюда, чтобы выставить тебя маленькой шлюхой, то есть, показать всем, из какого теста ты на самом деле слеплена?

Женевьеве удалось перевернуться на задницу, упереться ногами, как ковбой на родео, и дернуть за веревку. На секунду Крис потерял равновесие, но затем рывком скорректировал свое положение, и Женевьева снова оказалась распростертой на животе.

Они были уже почти у сарая.

– Папа, ты не можешь...

Он схватил дочь за руку и швырнул на землю. Протащил веревку последние несколько футов и привязал конец к дверной ручке. Затем подошел к ошеломленной Пег, съежившейся в грязи.

– «Папа, ты не можешь», – передразнил он. – Ты не можешь. Ты не можешь! Я уже дурею от этого «ты не можешь», и от женщин в этой семье! От твоей матери, твоей идиотки сестры, от тебя!

Женевьева встала на одно колено. Затем поднялась на ноги.

– Пожалуйста, – сказала она. – Просто отпустите меня. Я никому об этом не расскажу, обещаю. – Ее голос звучал хрипло и как бы издалека.

Брайан огрел ее сзади палкой по голове. Палку она, вот незадача, не успела разглядеть. Боль была адская.

– Заткнись, леди, – сказал мальчик.

– Пропадите вы пропадом, все женщины до одной, – процедил Клик. Он уже дошел до стадии белого каления. – Я сыт всеми вами по горло, проклятые суки. Вы – пиявки, все до единой! Вы высасываете мужчину досуха. Мужчина работает как собака каждый день, а вы высасываете его досуха! – Он наклонился, сграбастал Пег за ворот толстовки и поставил на ноги одним мощным рывком. Затем схватил толстовку обеими руками и стал трясти. Пег моталась в его руках.

Женевьева не собиралась смотреть, как он избивает собственную дочь.

– Прекратите! – выкрикнула она. – Немедленно прекратите! Хватит! – И на этот раз ее голос звучал ясно.

Брайан тюкнул ее по уху. Она снова чуть не упала, но ей удалось устоять на ногах.

Повернулась, чтобы схватить его, но он, смеясь, отскочил в сторону.

– Ах ты, маленький засранец!

Она почувствовала, как кровь стекает по шее.

Пег вскрикнула. Клик просунул руку под толстовку и схватил ее за грудь. Пег пыталась вырвать его руку, но он только сильнее вцепился в нее.

– Клик! Будь ты проклят, Клик!

Женевьева повернулась, чтобы посмотреть, не собирается ли Брайан снова ее ударить. Он просто улыбнулся. Маленькая змея.

– Клик!

Он не обратил на нее никакого внимания. Он был сосредоточен на груди своей дочери.

– Знаешь, на что ты годишься, Пег? – сказал он. – Вы, нелепые ноющие сучки, хороши для одного, и только для одного, и в половине случаев вы несчастны от этого. Думаешь, я не знаю, кто ты такая? Думаешь, я этого не знаю? Ты ничем не лучше той твари там, внутри. Той твари в погребе. Там вам всем и место. Всем, до последней пизды!

Женевьева успела подумать: «Тварь? В подвале?!» – а потом он снова бросил Пег на землю – та сильно ударилась коленями и локтями, – и начал тянуть за веревку к открытым дверям сарая. Учительница попыталась сопротивляться, но это был дохлый номер. Клик был слишком силен, слишком разъярен. Теперь она слышала, как внутри сарая бешено лают собаки. Они хотели принять участие в происходящем.

– Давай, Брайан, – сказал он. – С этой мы разберемся прямо сейчас.