ЧАСТЬ I
Глава 1
У Женщины нет понятия о красоте.
Сама она не красавица, если только не взять за стандарт красоты силу – потому что Женщина очень сильная. В ней больше шести футов роста, ее ноги длинные и мощные, ее руки – почти что лапы обезьяны, такие же цепкие. Но ее широко расставленные серые глаза пусты, когда она не насторожена, и вся она бледная от недостатка света, грязная, искусанная паразитами и насекомыми, и пахнет кровью, как стервятник. Широкий гладкий шрам тянется от ее полной правой груди почти до самого бедра, где одиннадцать лет назад выстрел из дробовика выдрал шмат мяса. Над ее левым глазом и за ухом второй выстрел оставил еще один шрам. Ни бровь, ни волосы ото лба до задней части уха больше никогда не отрастали.
Она выглядит так, словно ее пронзило молнией.
Женщина некрасива – и не имеет понятия о красоте...
* * *
Уже почти рассвело, самый темный час позади, и она покинула дремучий лес и каменистые тропы. Этими тропами она шла часами, а, может, и днями, и жар расцветал внутри нее от ночи ко дню и от дня к ночи, и так как все эти тропы хорошо ей знакомы, она наконец-то вышла на пляж. Здесь, в предрассветной мгле ее не видно, но она замирала и прислушивалась по пути, и раз за разом возвращалась назад, чтобы быть уверенной, что ее не преследуют.
Они сдались. Может, они потеряли ее след в темноте.
Темнота всегда была ей другом – она скрывала ее маневры.
С ранениями ей повезло - на этот раз две раны очень близко друг к другу на левом боку. От ножа и от пули. Полумесяц и полная луна всего в нескольких дюймах друг от друга. Она замазала их грязью и туго обмотала поясом. Кровавого следа, способного привести к ней, не останется.
Тем не менее, она должна исцелиться.
Боль. Боль, пульсирующая по всему телу от плеча до колена. Она бьется о ее тело, как волны бьются о берег. Но боль нужно терпеть. Это не сравнится с болью при родах. Боль говорит только об одном.
Что она жива.
Но она должна исцелиться.
Она изучает скалистую линию прилива – и сразу же видит их. Точная форма и цвет. Желто-зеленые, длинные плоские клинья, вырванные из лесов под водой и выброшенные на берег. Влажные, блестящие, живые и здоровые. Она входит в волны, прохладный прилив омывает икры.
Толчок, притяжение. Блеск волн. Сильный запах моря, стойкий запах смерти.
Береговая линия рождается, умирает.
У нее нет иммунитета к заражению крови.
Но море всегда было ее союзником.
Тихой ночью во время отлива она слышит дыхание мира.
Она расстегивает пояс и осторожно опускает его на бедра, чтобы не потерять нож. Опускается на колени и осторожно промывает раны, пока грязь не исчезает и кровь не начинает течь по набедренной повязке в воду. Затем встает и идет к берегу. Склоняется и вырывает несколько листьев из каменистой ловушки, промывает их от песка и ракушек и прижимает к ранам.
Они жалят. Такова суровая благодать моря.
Море проплывает через нее, как яд, как дар. Боль постепенно утихает. Она собирает больше листьев, толстых, как кожа, моет их и прижимает к раненому боку, поднимает и затягивает пояс, чтобы удержать их все на месте.
Она бродит по галечному пляжу, высматривая в приливных заводях еду, а в скалах над заводями – укрытие. Вскоре она находит и то, и другое. Небольшой запас мидий. Пара крошечных крабов. И примерно в сорока футах выше нее – чуть заметная узкая щель в гранитной поверхности скалы, задрапированная сфагновым мхом, вход в пещеру. Крабов она разгрызает зубами и проглатывает почти целиком. Мидии она берет в руку по две за раз и разбивает о камни, счищает раковины ногтями, выскребает мякоть.
Закончив, она направляется через пляж и поднимается по узкой тропинке к пещере.
В десяти футах от входа она останавливается. Нюхает воздух. Вытаскивает нож из-за пояса. На ноже все еще видны темно-коричневые пятна ее собственной крови с прошлой ночи - Бык, последний из ее потерянной семьи, неожиданно нанес ей удар чуть выше бедра. И поплатился за это жизнью.
Но она уловила запах другой жизни.
Знакомый запах.
Запах волчьей мочи. Пещера помечена волком. И недавно.
Она знает, что волк обычно не является врагом. Волк скорее убежит от нее, да и от любого другого человека, чем столкнется с таким непредсказуемым противником. Но волки не стремятся в пещеры, разве что для того, чтобы ощениться, а для этого уже поздно – так что с этим волком надо быть осторожной. Она ступает тихонько, останавливается, прислушивается. Она подступает ближе, держа нож на уровне плеча, хваткой твердой и уверенной. Снова останавливается, когда слышит скрежет когтистой лапы по камню. Волк где-то рядом. До него меньше десяти футов.
Затем она слышит рычание. Низкое и грубое, говорящее: «мы не друзья».
Она ясно представляет себе волка. Он обращен мордой к ней. Уши торчком. Шерсть топорщится на его массивной дугообразной спине, длинные лапы согнуты для прыжка. Хищный оскал обнажает шесть острых резцов и два изогнутых клыка.
Оно напрягается. Она чувствует его в темноте.
Знает, что он тоже чувствует ее. Чувствует запах ее крови на ноже.
Внутри пещеры что-то резко и грубо дернулось, полыхнули желтые глаза – и уже в следующий миг серо-коричневая туша рванулась к ней. Она подается вперед, зная, что волк первым делом метит в горло, наклоняется вниз и в сторону и вонзает в него нож – сверху вниз, по плавной дуге. И волк опрокидывается на спину в устье пещеры. Нож застрял у него в горле, лапы беспомощно месят пустоту. Женщина, пользуясь преимуществом, хватается за рукоятку ножа обеими руками и проворачивает лезвие, вспарывая мускулистую шею и ломая кости, проталкивая острие в волчий мозг. Враг издал один-единственный всхлип – скулеж маленькой побитой собачонки, – и издох.
Она осматривает свою добычу.
Волк старый. У него седые брыли, седина прорезалась у глаз и внизу подбородка. Это самец – и довольно большой, высотой с доброго оленя в холке. Правая передняя лапа у него изуродована – как и пасть, испещренная свежими шрамами. Женщина заглядывает волку в рот. Верхнее небо тоже разорвано. Волк угодил в капкан и каким-то образом прогрыз себе путь из него. Женщина восхищается его силой и свирепостью. Понятно, почему этот волк-одиночка забился в пещеру – он был ранен, да и возраст давал о себе знать...
Волк остался без стаи.
Он стал ей в тягость.
Она отступает от него, делает шаг вперед и заглядывает в пещеру. Через несколько мгновений глаза приспосабливаются к скудному освещению. Пещера неглубокая, возможно, в четыре раза длиннее ее собственного тела. Стены пещеры спереди и сзади настолько узкие, что она может коснуться ладонями обеих сторон, а вот середина немного пошире будет. Однако стены достаточно высоки, чтобы ей было удобно стоять.
Никто из людей сюда не залезал. Ни мусора, ни следов огня – большая редкость. Да, эта пещера ей подходит.
Она ухватилась за передние лапы волка и втащила тушу внутрь; припала на колени у разверстой раны на его шее – и начала медленно пить кровь.
* * *
Не прошло и двух часов, а Женщина уже соорудила в задней части пещеры лежанку, настелив на пол свежих мягких сосновых веток. Еще через час она собрала достаточно коры, валежника и камней для костра. Она разжигает пламя, подкармливает лоскутами коры и ветками молодой костер. Потом, когда он разгорается сильнее, она переводит его на усиленный рацион – куски дерева потолще да покрепче, сложенные по три штуки.
Что ж, вот и пришел твой час, волчара.
Она вынимает нож. Завтра нужно его наточить, но пока он справляется со своей задачей. Переворачивает волка на спину и пилит шею до тех пор, пока огромная голова не отделяется от тела. Отрубает лапы.
Скользя ножом с изнанки шкуры и слегка оттянув ее от плоти, она проводит линию от шеи до паха и делает небольшой круговой разрез вокруг ануса. Стягивает шкуру с плеч – ее собственные плечи напрягаются, – спускает ее на передние лапы, меняет положение, чтобы оседлать волка, и тянет шкуру дальше по спине и груди, бедрам и задним лапам, пока, наконец, шкура не освобождается.
Затем еще один разрез посередине, снова – от шеи до паха, пересекая разрез вокруг ануса, бережно, неглубоко, чтобы не повредить внутренние органы. Женщина раздвигает грудную клетку, запускает обе руки в волчью тушу и вырывает потроха – одной большой кучей. Она ослабляет хватку, и потроха расплескиваются по полу.
Она отделяет от всего остального сердце, печень и почки, откладывает в сторону. Их она сразу же зажарит. Будь у нее сильный голод – или семья, требовавшая кормежки, – она отсортировала бы и остальные органы. Но пока что мяса достаточно.
Она подкармливает костер.
Поднимает шкуру и вешает ее сушиться на выступ скалы.
Ее раны пульсируют.
Она затачивает длинную зеленую ветку, насаживает на нее печень, сердце и почки – и держит их низко над огнем, один раз переворачивает – и кладет поперек камней, чтобы они потихоньку готовились.
Саму тушу волка еще долго разделывать, но это может подождать. Ее тело остро нуждается в подпитке. Крови волка недостаточно.
Она собирает оставшиеся органы и бросает их вниз со скалы – описывающим круги галдящим чайкам.
* * *
Позже, когда опустилась ночь, лежа на постели из молодых упругих ветвей и слушая потрескивание огня и далекий шум волн, она ощущает тревожное чувство чего-то, чему не может дать названия.
Возможно, все дело в пещере, в ее пустоте. Никакие звуки, кроме трескотни костра и шума волн, не доносятся до нее. Не слышно ни возни детей, ни похрапывания Первого Добытого или Второй Добытой, ни стонов Быка.
Она лишилась их всех так быстро. Впрочем, в ее мире многое часто происходит на повышенных скоростях. Но еще две ночи назад стая насчитывала одиннадцать душ. Бык, Первый Добытый, Вторая Добытая, Девочка, Мальчик с бельмом на глазу, Близнецы, Заяц, Землеедка, младенец. Теперь никого нет – их всех, вместе с многочисленными охотничьими трофеями, поглотила тьма гораздо глубже той, что царит в пещере. Теперь она одна.
Одна, если не считать духа волка. Но волк умер хорошо. Как умерла бы и она сама.
Ее беспокоит не его дух.
Да и одиночество – не повод волноваться. Раньше она уже была одна.
Куда волнительнее вот что – как быть дальше?
Она слышит снаружи нисходящую свистящую трель, повторяющуюся снова и снова.
Сова с какой-то далекой ветки зовет свою пару.
Свист затихает под грохот волн.
