Многие авторы были столь впечатлены важностью феномена эффективности, что, подобно Вайту, рассматривали его как один из главных мотивов. Одним из аспектов детского развития служит формирование чувства компетентности, которая часто определяется как способность контролировать события. Дечармс (deCharms, 1968) сделал популярной гипотезу каузальной атрибуции событий и разработал методику выявления индивидуальных различий в приписывании причин тех или иных событий. С ее помощью можно определить, кем – активным деятелем («творцом своей жизни») или жертвой обстоятельств («пешкой») – считает себя конкретный индивидуум. «Творцы» рассматривают трудности скорее как вызов, чем как угрозу, ставят перед собой реалистичные цели, трезво оценивая свои силы, и осознают различия между контролируемыми и неконтролируемыми событиями (см. deCharms & Muir, 1978). Те дети школьного возраста, которых научили думать и действовать с позиций активного влияния на среду, лучше учились и чаще оканчивали среднюю школу, нежели их товарищи, не получившие установку на уверенность в себе (deCharms, 1976). К данному феномену мы вернемся в главе 14. Уверенность в своей способности влиять на события, вероятно, основана на когнитивной «переработке» результатов действий, обусловленных естественным мотивом влияния или эффективности. В результате естественный мотив влияния «переходит» на когнитивный уровень и, таким образом, основанное на нем ощущение уверенности в себе начинает направлять поведение (фактически выполняя функцию приобретенного мотива). Например, исследователи доказали (Perlmuter, Scharff, Karsh & Monty, 1980), что люди предпочитают самостоятельно выбранные действия предписанным извне. Вероятно, это обусловлено тем, что в ходе нашего развития контроль над событиями становится для нас ценностью. Контролируя внешний мир, мымаксимально полно удовлетворяем нашу потребность во влиянии на среду. В настоящей главе мы еще вернемся к проблеме ценностей как дериватов естественных мотивов.
О важности каузальной атрибуции событий свидетельствуют результаты многих других исследований. Селигман (Seligman, 1975) популяризировал гипотезу «выученной беспомощности», т.е. возникающей тогда, когда животное или человек вновь и вновь попадает в угрожающую ситуацию, но не может ничего предпринять для устранения угрозы. Например, собаки, регулярно подвергаемые ударам электрического тока, от которых не могли защититься, в конечном счете становились настолько пассивными, что не делали попыток прекратить пытку даже тогда, когда у них появлялась такая возможность. Речь идет о крайнем случае ослабления («затухания») естественного мотива влияния, ослабления, вызванного выученной беспомощностью. Однако Вортман и Брем (Wortman & Brem, 1975) указывают на то, что в болезненной ситуации естественной реакцией организма становится незамедлительная попытка как-то повлиять на события (во многом эта реакция напоминает повышение уровня настойчивости (выше мы описывали этот феномен), демонстрируемое организмом тогда, когда ему мешают достичь той или иной цели). Только после множества неудачных попыток проконтролировать внешние события человек или животное приобретают выученную беспомощность.
Наиболее важным дериватом естественного мотива влияния является мотив власти, который мы рассмотрим в главе 8. Мотив власти – это «стремление к контролю над средой», стремление, предположительно возникающее в результате различных процессов раннего и позднего научения, связанного с естественным мотивом влияния.
В своей работе, посвященной феномену инфантильной сексуальности, Фрейд (Freud, 1905/1938) впервые привлек всеобщее внимание к наслаждению, которое младенцы получают от ритмичных тактильных ощущений:
Как видно на примере сосания большого пальца, существует биологический «план» появления конкретных эрогенных зон. Однако тот же самый пример доказывает, что функцию эрогенной зоны может выполнять любой другой участок кожи или слизистой оболочки. …Сосущий палец ребенок осматривает свое тело и может выбрать любую его часть для получения удовольствия. Привыкнув же к выбранной им зоне, он начинает выделять ее среди остальных. Если младенец случайно дотрагивается до биологически предопределенной зоны, такой как грудь, сосок или гениталии, то этой зоне тем более отдается предпочтение. …Некоторую роль здесь может играть ритмический характер движений (напрашивается аналогия с щекотанием). Приносящее наслаждение сосание пальца часто сопровождается трением некоторых сенситивных участков тела (например, грудей или внешних гениталий). Именно таким путем многие дети переходят от сосания большого пальца к мастурбации.
Фрейд (Freud, 1905/1938) привлек внимание к сходству младенческого наслаждения и сексуального удовлетворения: «Сосание ради получения удовольствия поглощает все внимание младенца и приводит либо к засыпанию, либо даже к моторной реакции, напоминающей оргазм. …Тот, кто видел удовлетворенного ребенка, отпавшего от материнской груди и заснувшего с раскрасневшимися щечками и блаженной улыбкой, должен согласиться, эта картина очень похожа на выражение сексуального удовлетворения во взрослой жизни».
Наблюдения Фрейда затем были подтверждены Кинси, Помероем и Мартином (Kinsey, Pomeroy & Martin, 1948): исследователи зафиксировали оргазмы, переживаемые четырехмесячными мальчиками и девочками. Кинси и др. сообщают, что младенческий оргазм подразумевает «нарастание ритмичных движений тела, сопровождаемое отчетливой пульсацией пениса, энергичными движениями тазом и очевидным изменением сенсорных способностей. В конечном счете мышцы тела резко напрягаются (особенно в областях паха, бедер, спины) и затем происходит внезапное расслабление с судорогами, после чего исчезают все симптомы» (Kinsey et al., 1948). Фрейд, с его обычной научной зоркостью, заметил также, что маленькие дети получают удовольствие не только от раздражения рта или гениталий, но и от стимуляции анального прохода и от игр с фекалиями. Кроме того, он и другие ученые (см. Spitz & Wolf, 1949) отметили, что дети получают наслаждение от энергичного раскачивания на четвереньках. В этом сторонники психоанализа тоже усматривают сексуальную подноготную. Ключевой характеристикой сексуального возбуждения для них служит ритмичная тактильная аутостимуляция (особенно аутостимуляция эрогенных зон), достигающая пика и затем «спадающая».
Результаты более современных исследований подтверждают, что младенцы с самого рождения получают удовольствие от такой стимуляции, обеспечиваемой «другими», особенно матерью. Харлоу (Harlow, 1971) и его коллеги доказали это с помощью искусных экспериментов, в ходе которых детеныши макаки-резус вскармливались «матерями-суррогатами». Детеныш мог получать молоко от любого из суррогатов, однако между «матерями» существовали важные отличия. «Тела» некоторых суррогатов представляли собой изделие из «голой» железной проволоки, в то время как другие «матери» были покрыты мягкой тканью. Практически все свое время маленькие обезьянки проводили, прижавшись к приятным на ощупь «матерям». Кроме того, присутствие «мягкой» матери помогало детенышам справиться со страхом перед незнакомой обстановкой (Harlow, 1959). Присутствие же «проволочной» матери не приводило к аналогичному эффекту даже тогда, когда она была единственным источником пищи. Действительно, обезьянки, выросшие рядом с «проволочной» матерью, в незнакомой ситуации испытывали гораздо более сильную тревогу, нежели выросшие рядом с нормальной или «тряпичной» матерью. Другие (не тряпичные) покрытия, такие как вискоза, винил или наждачная бумага, не увеличивали привлекательность «суррогатной матери» для детенышей макаки-резус.
Вышеописанное поведение обезьян говорит о существовании врожденной эмоции радости-счастья-наслаждения, вызываемой тактильной стимуляцией, которая возникает в результате прикосновения к мягкой и приятной на ощупь ткани. Согласно результатам дополнительных исследований, естественный мотив контакта актуализируется в результате воздействия со стороны ряда стимульных раздражителей: детеныши макаки-резус предпочитали «общаться» с теплыми (а не холодными) и передвигающимися (а не статичными) «тряпичными матерями». Другими словами, они предпочитали тот самый вид тактильной стимуляции, который был описан Фрейдом. Обезьянки сохраняли свои привязанности к «эмоционально теплым матерям» даже тогда, когда последние «отвергали» своих «подопечных», дули на них или отталкивали детенышей от себя.
Человеческие младенцы формируют аналогичные привязанности (в следующем разделе мы рассмотрим специфику этих привязанностей). Они наслаждаются, когда их щекочут (очевидный пример ритмичной тактильной стимуляции), особенно в области живота (см. Cicchetti & Sroufe, 1976), причем удовольствие оказывается тем более сильным, чем ближе руки щекочущего подходят к зоне гениталий. Тот факт, что люди не любят щекотать себя сами, представляет убедительное подтверждение следующей идеи: некоторая часть стимуляции должна обеспечиваться «другим». Значимость работы Харлоу в том, что ее результаты позволяют нам дать более четкое, чем при исследовании людей, определение врожденных (естественных) мотивов (дело в том, что некоторые реакции человеческого младенца могут быть обусловловлены установками и культурными ожиданиями матери).
В каком смысле Фрейд был прав, описывая такой естественный мотив, как сексуальное влечение? Он стремился воздвигнуть свою сексуальную теорию неврозов на твердом биологическом основании. Однако при этом в его системе координат слово «сексуальность» было практически равнозначно слову «любовь». Принимая во внимание данное обстоятельство, трудно не согласиться с тем, что идентифицированное Фрейдом и Харлоу младенческое наслаждение от тактильных контактов представляет собой биологический «исток» приобретенных мотивов привязанности и аффилиации. Однако нельзя игнорировать и чисто сексуальную сторону развития. Харлоу (Harlow, 1971) выяснил, что переживаемое в младенчестве и раннем детстве удовольствие от контактов с матерью или со сверстниками представляет собой важнейший фактор формирования нормальной гетеросексуальной ориентации (и соответствующего поведения во взрослом возрасте). Макаки, выросшие рядом с «проволочной» матерью, характеризовались отчужденностью, отказывались от полноценного общения с другими обезьянами и не могли сформировать гетеросексуальные привязанности.
Пока еще неясно, каким образом различные аспекты сексуального влечения интегрируются в зрелый сексуальный мотив. Кроме того, в настоящий момент мы не можем с уверенностью сказать, в какой степени элементы первичной сексуальности продолжают влиять на сексуальность взрослого. Результаты исследования Харлоу говорят о том, что удовлетворение от физических контактов со сверстниками вскоре замещает удовлетворение от контакта с матерью. В конечном счете, вследствие гормональных изменений, происходящих в пубертатный период (см. главу 9), удовольствие от общения становится открыто сексуальным. Существуют также убедительные доказательства того, что дети и взрослые продолжают получать удовольствие от ритмичной стимуляции тактильного и кинестетического плана. Кто из нас не любит посещать парки развлечений с «американскими горками» и другими аттракционами? Удовольствие от «рисковых» аттракционов отчасти обусловливается действием механизмов, описанных Соломоном (см. Solomon, 1980). (Напоминаем, что содержание этой теории раскрыто нами в главе 4.) Таким образом, наслаждение любителей острых ощущений может быть врожденной реакцией на страх, возникающий в опасных ситуациях. Но зачастую ритмичная стимуляция (например, возникающая при качании на качелях) приносит очевидное наслаждение, несмотря на полное отсутствие страха.
Даттон и Арон (Dutton & Aron, 1974) провели исследование, результаты которого показывают, что такая стимуляция может оставаться связанной с сексуальным возбуждением. В ходе соответствующего эксперимента женщина-экспериментатор стояла рядом с двумя мостами, находящимися в общественном парке. Она останавливала прошедших по мостам мужчин и предлагала им принять участие в психологическом эксперименте. В частности, испытуемым предлагалось рассказать короткую историю к определенной картине. Затем экспериментатор говорила, что если они захотят узнать результаты эксперимента, то им нужно будет позвонить по ее номеру телефона, который можно записать. Один из мостов был длинным подвесным, перекинутым через пропасть. Когда по этому мосту шли люди, он прогибался, дрожал и вибрировал. Другой же мост был абсолютно стабильным. Даттон и Арон выяснили, что в историях, выдуманных теми мужчинами, которые прошли по подвесному мосту, содержалось больше сексуальных образов, нежели в историях, выдуманных мужчинами, прошедшими по устойчивому мосту. Кроме того, испытуемые из группы «подвесного моста» гораздо чаще, чем испытуемые из группы «стабильного моста», звонили женщине-экспериментатору по телефону. Короче говоря, прохождение по вибрирующему мосту вызвало в них сексуальное возбуждение.
Даттон и Арон (Dutton & Aron, 1974) и Динстбаейр (Dienstbier, 1979) (исследователем были проведены аналогичные эксперименты в лабораторных условиях) считают, что сексуальное возбуждение мужчин из первой группы вызывалось страхом, возникающим при прохождении через подвесной мост. Тот действительно вызывал более сильный страх, нежели возникающий при прохождении по устойчивому мосту (об этом свидетельствовали оценки, данные другими (не вовлеченными в придумывание историй) испытуемыми). Таким образом, можно предположить, что именно страх стал причиной физиологического возбуждения, которое мужчины, находящиеся в присутствии привлекательной женщины, «переносили» в область сексуального влечения. Если в роли интервьюера выступал мужчина, то между историями, выдуманными испытуемыми из первой группы, и историями, выдуманными членами второй группы, не было значимых различий по уровню «концентрации» сексуальных образов. Согласно теории Шехтера и Зингера (Schachter & Singer, 1962), все типы физиологического возбуждения практически тождественны друг другу, и то, к какой области (сексуального влечения или страха) они приписываются в конкретном случае, зависит от когнитивных факторов, т. е. от оценки конкретной ситуации. В соответствии с данной концепцией присутствие женщины-экспериментатора «окрашивало» физиологическое возбуждение прошедших через подвесной мост мужчин в сексуальные тона.
В главе 12 мы покажем, что теория Шехтера и Зингера имеет некоторые недостатки и что существуют другие разумные объяснения результатов исследования Даттона и Арона. Одно из них зиждется на теории взаимного подавления Соломона. Соломон бы сказал, что страх, возникающий в результате пересечения неустойчивого моста (как и вызываемый спортивными прыжками с парашютом), вызывает противоположную (т. е. позитивную) эмоцию. Концепция Соломона позволяет объяснить, почему мужчины вообще проходили по подвесному мосту: им хотелось получить удовольствие, следующее за переживанием страха. Теория Шехтера и Зингера, по сути дела, не помогает нам понять, вследствие чего люди принимают решение пойти по неустойчивому мосту, в то время как в их распоряжении есть устойчивый. Однако и теория Соломона не может объяснить, почему после прохождения моста мужчины испытывают именно сексуальное возбуждение, а не, скажем, чувство восторга, аналогичное возникающему после прыжка с парашютом. Наконец, результатам рассматриваемого нами эксперимента можно дать очень простую интерпретацию: подобно детям, взрослые переживают сексуальное возбуждение при раскачивании, вибрировании тела и т. д. Желая получить сексуальное удовольствие, мужчины идут по «прыгающему» мосту. Присутствие же женщины-экспериментатора подкрепляет их сексуальное возбуждение. Несмотря на данные, полученные Динстбайером (Dienstbier, 1979) в ходе дальнейших исследований, представляется маловероятным, что страх, вызванный в отсутствие ритмичных телодвижений, всегда усиливает сексуальное возбуждение мужчин, контактирующих с женщинами (хотя однозначные выводы на этот счет делать пока рано).