Выведенный в лабораториях Научного клана генотип напоминал добродушного заботливого дедушку ростом примерно в восемьдесят пять сантиметров, со светлыми глазками, способными воспроизвести цветную голограмму.

После урока, полученного человечеством в ходе Машинной войны, извлеченные из анналов Терры данные о создании генотипов вновь обрели популярность. Генетические существа казались намного более безопасными, чем Машины, если только не пересекали опасную черту осознания собственного «я» и проблемы смерти, но даже тогда они не представляли особой угрозы. В худшем случае они впадали в апатию, и их приходилось заменять новым экземпляром.

Дедушка Миртона был другим. Во-первых, он выглядел не так, как большинство генотипов, напоминавших персонажей голомультфильмов или ожившие плюшевые игрушки. Во-вторых, ему вживили персональ, что само по себе было опасным юридическим прецедентом на грани нарушения ограничений Альянса. Персонали в течение многих веков являлись столь неотъемлемой частью человеческих организмов, что можно было считать их генетический код взаимно дополняющим генетический код пользователя.

Персональ, вживленный биологической кукле, выглядел на этом фоне полной абстракцией. По мнению Миртона, он больше вредил, чем помогал, особенно в Учебном комплексе сектора Белизны, находившемся в самом центре Лазури.

– Тушкан!

– Снова идешь со своей игрушкой, тушкан?

– А попку он тебе подтирает?

– Эй, тушкан, это твой папаша?

Злорадные комментарии доходили до него словно шум моря. После того как Миртон выходил из ездолета Мелиссы Грюнвальд, ему предстояло преодолеть всего сотню метров по главной аллее УКСБ, но его доставали и тут. Слишком уж соблазнительной он был достопримечательностью: одиннадцатилетний мальчик, не способный пользоваться даже простейшими механизмами, основанными на связи с персоналем. К счастью, повсюду стояли голокамеры.

После последнего инцидента, когда он поколотил одного из чересчур назойливых своих мучителей, сам при этом едва не лишившись глаза, отец Миртона, Патрик Грюнвальд, решил, что в УКСБ его будет отвозить мать. Естественно, следить за ним все время они не могли, и с ним случилась истерика, когда он узнал, что они подумывают нанять охранника. Это было бы еще хуже, чем семенящий за ним по пятам Дедушка, бормотавший свои относительно логичные фразы и включавший для него большинство устройств. Миртон быстро окрестил его Дедом Протезом и искренне возненавидел.

– Двери, двери, – мурлыкал Протез, нажимая кнопку одного из проходов в главный вестибюль УКСБ. – Открываем, открываем…

– Хватит бормотать, – со злостью прошептал Грюнвальд. Еще больше он разозлился, когда понял, что пришел достаточно рано, чтобы наткнуться на толпу у шкафчиков с генодатчиками, где хранились учебные материалы. Ребятишки, вытаращив глаза, завороженно уставились на «диковинку», «тушкана без персоналя» или «историческую сперму». Последнее было хуже всего. Когда отец узнал, что информация о геноме Миртона просочилась наружу, он пришел в бешенство. Целый лазурный месяц они сражались с репортерами, ссылаясь на отделение личной жизни от политики Лазури, но это мало что дало, кроме того, что о неполноценности Миртона стало известно еще большему количеству людей. Не помог даже судебный процесс против врачебной фракции Научного клана – то, что тайна просочилась именно оттуда, доказать не удалось.

– Тушкан! Эй, тушкан!

Миртон не стал оборачиваться, чтобы посмотреть, кто к нему обращается. Он пропустил вперед Деда, который с довольной физиономией открыл ему шкафчик, и начал доставать модули памяти и микрокомпьютеры, которыми все равно не мог воспользоваться, за исключением нескольких базовых функций. Грюнальды постарались, чтобы он получил максимально адаптированную к нему экипировку, но, когда другие ребята пребывали в виртуальной реальности или проводили эксперименты на голограммах, он вынужден был прибегать к унизительной помощи Деда или работать с серьезной задержкой. Однажды он принес в УКСБ настоящую отпечатанную на бумаге книгу, но больше делать этого не пытался – у него сразу же ее вырвали, и лишь вмешательство преподавателей спасло то, что от нее осталось.

– Я к тебе обращаюсь, тушкан!

Он уже знал, кто это – коротышка Пент в компании двух своих глуповатых горилл, который чаще всего на него нападал: во-первых, потому, что постоянное упоминание о неполноценности Грюнвальда отвлекало внимание от его собственной, а во-вторых, его родители занимали достаточно высокие посты, чтобы он мог чувствовать себя безнаказанным.

– Знаешь, я тут недавно зашел в Поток, – продолжал Пент. – Ты ведь знаешь, что это такое, тушкан? Эй, я к тебе обращаюсь! Самая большая сеть Выжженной Галактики. Ты вообще хоть имеешь понятие, что это?

Миртон не ответил. Он уже отходил от шкафчика, когда один из гориллоподобных дружков Пента прижал его руку к дверце.

– Сосредоточься, тушкан, – приказал коротышка Пент. – Я еще не закончил.

– Что, правда? – поморщился Миртон, стараясь, чтобы обидчик получил весь предназначавшийся ему заряд иронии.

Пент заморгал.

– Да, уродец, – прошипел он. – Ты выслушаешь все, что я собираюсь тебе сказать, ибо такие тушканы, как ты, умеют только одно – слушать.

Миртон дернулся, но его держали крепко. К тому же их уже окружал кордон любопытных злорадных лиц.

– Речь о том, – продолжал Пент, – что на самом деле никому толком не известно, существовала ли какая-то там Терра. С тем же успехом это может быть выдумка Машин – некая легенда про сельскохозяйственную планету, которую они якобы взорвали. Никто уже про нее не помнит – так же, как никто не помнит какого-то там Грюнвальда. Понимаешь, о чем я?

Миртон не ответил, прикидывая, сумеет ли он вырваться и сразу ударить Пента. Его, однако, держали крепко. Он расслабил мышцы, дожидаясь, когда они решат, что он полностью беззащитен.

– Мой отец считает, что вся эта ваша фамилия – вранье. Какой-то набор дурацких слов, и не более того. Вся эта история про то, как брали фамилии во времена Империи, чтобы почтить память генетических предков, – обычное вранье, которое придумали Грюнвальды. И я с ним согласен. А знаешь почему?

– Наверное, сейчас ты сам расскажешь, – буркнул Миртон, обмякая еще сильнее. Неужели его уже слабее держат? Пент набрал в грудь воздуха, готовясь взорвать последнюю бомбу.

– Потому что даже если и была когда-то какая-то там битва на этой самой выдуманной Терре, то предки Грюнвальдов не победили бы этот… Орден. Для этого они были бы слишком слабы. Это были тушканы, такие же, как и ты. А ты слаб, тушкан. Слаб, как…

Рванувшись вперед, Миртон врезал Пенту прямо в центр его физиономии, с удовлетворением услышав звук ломающейся кости. Собравшиеся вокруг взвизгнули. Дед Протез запищал.

Дико заорав, Пент схватился за сломанный нос. Лицо его залила кровь. Попятились даже верзилы – дети Лазури не привыкли к виду гемоглобина, в отличие от Грюнвальда. Еще в детстве он с избытком повидал крови, вытекающей из игл воткнутых в его тело инъекторов, когда ему открывали порты доступа, каким-то чудом в конце концов прижившиеся, или во время десятков бесплодных операций, которые должны были сделать его нормальным человеком.

– Миртон Грюнвальд!

Его звали, но он не слышал. Оттолкнув пытавшегося оттащить его Деда, он попытался стукнуть хотя бы еще одного обидчика.

– Грюнвальд! Немедленно прекрати!

Чья-то сильная рука вытащила его из заварушки. Обернувшись, он увидел преподавательницу Монику Бладек. Он хотел было вырваться, но его остановило странное выражение ее лица. Она выглядела испуганной.

– Пент Валленроде, явишься в лазарет. Потом я с тобой поговорю. Грюнвальд, пойдешь со мной.

– Это он первый на…

– Теперь это не важно, – сказала она, таща его за собой. – Ты должен немедленно лететь в Медикус.

– Центральный врачебный корпус Клана? Зачем?

– Там твои родители. – Лицо преподавательницы побледнело еще больше, насколько это вообще было возможно. – На Совет Лазури совершено покушение.

Чтобы подключить доктора Гарпаго Джонса к комплексу «АмбуМед», времени потребовалось не так уж мало.

Запустив устройство, Миртон не стал тратить время на размышления об откровениях Вайз. После того как она сказала, что к ним летят «все», он лишь бросил взгляд на мониторы навигационной консоли и дрожащую голограмму, чтобы убедиться, что астролокатор говорила правду. Чем ближе они подлетали к границе глаза циклона в Пепелище, тем отчетливее были видны летящие следом за ними эскадры истребителей Флота Зеро. Все также указывало на то, что объединенные силы Альянса и герцогства Гатларк приближаются к границе безопасного сектора. Что они собирались делать: сбить их, атаковать стрипсов или просто пассивно наблюдать за развитием событий?

В данный момент это его не особо волновало.

Баланс складывался далеко не лучшим образом. Трое членов команды были без сознания – чудом вырванная из объятий смерти Хакль, только что вылеченный Месье и доктор Гарпаго. Возможно, внезапной перегрузки не выдержал и Тански – Сердце все так же молчало. «Мы летим обратно в хаос, а я остался с оглушенной машиной и неуравновешенной девушкой-астролокатором, которой сам дал плазменный карабин, – вдруг понял Миртон. – Чудесно. Интересно, что еще скажет „АмбуМед“, если удастся наконец подключить к нему напастные инъекторы?»

Долго ждать ему не пришлось.

«Обширный инфаркт сердечной мышцы типа В, – сообщила аппаратура. Грюнвальд выругался. – Для спасения жизни рекомендуется операция. Желаете приступить?»

Охваченный одновременно яростью и страхом, он нажал соответствующую кнопку. Послышался шум, и на стол «АмбуМеда» начала опускаться подвешенная к потолку кабинета операционная чаша. Параллельно высветился список проводимых действий, большая часть которых выглядела малопонятной, кроме двух строчек: «Шансы на успех – 68 процентов» и «Просьба не прерывать операцию». Во время лечения головы Месье подобных сообщений не было.

Великолепно. Просто великолепно, учитывая, что, возможно, уже в ближайшее время им придется совершить глубинный прыжок.

– Капитан…

Миртон вскочил – голос в интеркоме принадлежал Эрин Хакль. Звучал он кошмарно, но, к счастью, первый пилот уже пришла в себя.

– Капитан, – после некоторой паузы продолжила она, – я уже на своем посту. Прошу прощения за…

– Не важно! – прервал он ее. – Бери управление! Успокой тех сумасшедших! Скажи, что всё под контролем! Я уже иду в стазис-навигаторскую!

– Я уже передала, – услышал он, выбегая из кабинета. – Они никак не реагируют. Либо отключили связь, либо предполагают, что их пытается ввести в заблуждение Машина. Впрочем, это уже не имеет значения. Они нам не поверят. Истребители стрипсов догонят нас через лазурную минуту.

– Переключи меня на микрофон, – приказал он, вбегая в СН. Заметив, что Хакль вводит соответствующую инструкцию на консоли, он краем глаза бросил взгляд на Машину и стоящую над ней Пинслип. Механик все еще лежал без движения. Что за Напасть…

– Вайз, оставь на секунду Машину, – бросил он. – Взгляни, что с Месье.

– Но…

– Эта напастная Машина пока не двигается с места, – прошипел Миртон. – Мы можем потерять члена команды, а я этого не допущу!

Кивнув, Вайз направилась исполнять его поручение. Упав в капитанское кресло, он схватился за микрофон.

– Говорит Миртон Грюнвальд, капитан «Ленточки». Не стреляйте! Мы перехватили контроль над Машиной! Повторяю: мы перехватили контроль над Машиной!

– Они не слышат, – обреченно пожала плечами Хакль. – Вполне возможно, что стрипсы начали процедуру глушения коммуникационных пучков. Они не хотят, чтобы Машина договорилась с Альянсом.

– Они нас глушат?!

– С их точки зрения, это вполне логично, – заметила Эрин. – Другое дело, что из-за этого сами они тоже нас не слышат.

– Как далеко это может простираться?

– Наверняка до границы глаза циклона, – немного подумав, сказала она. – Если мы отсюда вырвемся…

– Тогда мы сами подадим себя Альянсу на блюдечке!

– Все лучше, чем обрести технологическое спасение, капитан.

Грюнвальд потер лицо ладонью. Несколько мгновений он яростно смотрел на высвеченную голограмму сектора, а затем неожиданно ударил по выключателю микрофона.

– Напасть с ним, – решил он. – Улетаем отсюда.

– Дорогу преграждает крейсер Альянса, а на пути к бую – фрегат и два эсминца. Если мы вообще переживем пролет через Пепелище, – сухо заметила Хакль.

– Сейчас нас собьют стрипсы, – возразил Грюнвальд. – Вайз?

– С Месье все в порядке. Он дышит и, похоже, приходит в себя, – ответила Пин.

– Прекрасно. Возвращайся на свой пост. Поможешь Хакль. Я проверю, что с Хабом.

– Так точно, – без особых эмоций ответила она. Миртон повернулся к Эрин.

– Истребители?

– Я мчусь на полной скорости, но они догонят нас через… две минуты? Может, чуть позже.

– Будем пробиваться. Я знаю, что это Пепелище, – сказал он, – но вы должны справиться.

– Есть, – подтвердила Эрин, но Миртон заметил, как она побледнела.

Перед Хакль простирался солидный участок Пепелища, который до этого ей чудом удалось преодолеть, и теперь она уже была сыта им по горло. Миртон отчетливо это понимал и не знал, что ей сказать, чтобы она собралась с силами и спасла их.

– У тебя все получится, – сказал он, забирая у Вайз плазменный карабин. – У нас ведь есть данные Тестера от стрипсов. Ты справишься, Эрин… – добавил он, хотя чувствовал, что это все равно не слишком подходящие слова. Она явно ждала не этого. – Я тебе доверяю, – обреченно бросил он напоследок.

– Есть, – помедлив, повторила она, и на секунду ему показалось, будто на этот раз ее ответ прозвучал совершенно иначе. Но, скорее всего, это была лишь иллюзия.

«Обнаружено внесение несоответствий».

Сознание возвращалось к Хабу Тански с трудом и неохотно.

«Обнаружено внесение несоответствий».

– Знаю, знаю… – пробормотал Хаб. Он видел надпись из-под полуприкрытых век, и у него не было никакого желания узреть ее во всей красе. Однако он прекрасно знал, что надпись находится на своем месте, словно приговор на мониторах Сердца. Свидетельство поражения.

– Тански! – кто-то дернул его за плечо. Хаб снова забормотал, вслепую отмахиваясь, но тот, кто его будил, не собирался сдаваться. – Вставай, Напасть тебя дери! Нас атаковали стрипсы! Ты нам нужен, слышишь?!

– Сейчас… сейчас… – простонал компьютерщик, открывая глаза. Возвращение к реальности оказалось весьма болезненным, в голове стучало. Он машинально потянулся к карману комбинезона в поисках курева.

– Что это за «внесение несоответствий»? – спросил Миртон Грюнвальд.

– Вирус, – закашлялся Тански. – Кажется. Потом объясню. Что с Машиной?

– Оглушена из плазменного карабина. Ее подстрелил доктор.

– Что?!

– Не сейчас. Встряхнись. Наверняка у нас уже есть связь с истребителями стрипсов. Две эскадры «киберов» по шесть кораблей.

– Почему нас не…

– Не обстреляли с крейсеров? Они собираются ослабить нас с помощью истребителей, а потом перехватить. Сейчас пересечем границу безопасной зоны и полетим обратно в Пепелище, – пояснял Миртон, словно ожидая от Тански какого-то чуда. – Нам нужно добраться до локационных буев.

– Куда?!

– Капитан, – послышался по интеркому голос Эрин, – истребители уже в пределах досягаемости. Они летят сферическим строем, словно собираются нас окружить.

– Не открывай огонь первой! Иду! – крикнул Грюнвальд. – Тански… берись за работу. Я на тебя рассчитываю.

– Так точно, – услышали они подтверждение Хакль, и в интеркоме послышался треск завершения связи. Компьютерщик сунул в рот незажженную цигарку и начал рассеянно блуждать пальцами по комбинезону. Вздохнув, Миртон поднял лежавшую на полу ядерную зажигалку.

– Постарайся, чтобы это была не последняя твоя затяжка, – сказал он, поджигая Хабу никотиновую палочку.

Пинслип Вайз первой услышала ругательства механика.

Они достигли ее ушей в тот момент, когда, сидя за навигационной консолью и анализируя предыдущую траекторию, по которой Эрин влетела прямо в глаз циклона, она пыталась найти дополнительные закономерности, способные помочь им пережить хаос Пепелища.

Во время переговоров со стрипсами Пин добыла от Флота Зеро информацию о секторе. Хотя та и не охватывала всего Тестера, а лишь треть его территории, однако этого было достаточно, чтобы добраться до навигационных буев. Кастрированный искин «Ленточки» утверждал, что данные верны, но у Пинслип все еще было чувство, что от нее что-то ускользает. Пролететь через Пепелище – это одно, а сделать то же самое с истребителями на хвосте – уже совсем другое.

– Моя голова… – стонал Месье. – Во имя Ушед…

– Месье, ты механик, – язвительно заметила Эрин. – Если уж тебе так хочется стонать, то иди хотя бы на нижнюю палубу. Если нас обстреляют, тебе придется заняться ремонтом.

– А это… нечто? – Месье доковылял до лежащей Машины.

– Она оглушена. Может, испорчена. Иди на нижнюю палубу или не мешай!

– Видна граница глаза циклона, – сказала Пин. – У нас есть траектория перелета с карт стрипсов. Эрин…

– Да?

– Не разбей нас.

– Двадцать четыре вероятных курса на столкновение, – донеслось до них из Сердца. Видимо, Хаб взялся за дело. – Контакт через десять секунд.

– «Киберы» сейчас нас опередят, – добавила Пинслип. – Уже!

Истребители стрипсов пробились вперед, и сквозь неостекло стали видны их сверкающие энергией реакторов выхлопные дюзы. Корабли развернулись и открыли огонь сосредоточенными лазерными пучками.

– Они нас не выпустят! – крикнула Вайз. Хакль молчала, оперируя ручкой управления и контактной голограммой. Прыгун круто взмыл вверх, на мгновение открыв защищенное магнитным полем подбрюшье. Обстрел из лазеров едва их задел, поле уменьшилось примерно на шесть процентов.

– Хакль, пытайся влететь в Пепелище! – закричал Миртон, который только что вбежал в стазис-навигаторскую и сел в капитанское кресло. Схватившись за ручку, он соединился с боевой рубкой. – Начинаю обстрел!

«Ничего не выйдет, – в отчаянии подумала Пин. – Их слишком много. Двенадцать истребителей!»

– Запускаю оборонительную подпрограмму искина, – сообщил Хаб.

«Ленточка» развернулась и, стреляя из двух турбинных пушек, совершила изящный пируэт. Выждав момент, Хакль вдавила форсаж, пожиравший энергию реактора. Теперь ее возможность маневрировать существенно ограничилась – прыгун вошел в своего рода штопор, вызванный скоростью и отдачей. Подобная отчаянная тактика требовала очередных порций энергии реактора для корректировки траектории. И тем не менее Пепелище приближалось все быстрее.

– Столкновение! – крикнул Тански, высвечивая траекторию заблудившегося астероида, фрагмент которого, напоминавший слегка потрепанный дворец, зацепился за глаз циклона. Хакль вскрикнула, но возможности скорректировать траекторию у нее не было. Слабое притяжение космической глыбы сбивало показания приборов, и «Ленточка» летела навстречу своей гибели. Их спас прицельный выстрел одного из истребителей – поле уменьшилось на очередные семь процентов, но высвобожденная лазером энергия незначительно изменила траекторию корабля. На мгновение они ощутили невыразимый ужас, глядя, как мимо них проплывает неровная черная стена размером со стадион.

– Хакль, я прикрываю тылы, лети! – приказал Грюнвальд, стреляя так, чтобы как можно лучше прикрыть корму. В ход пошли как турбинная пушка и лазер, так и отремонтированная стрипсами плазма. Подобная тактика часто применялась при попытках к бегству, поскольку дополнительным прикрытием становились выхлопные дюзы, но мало помогала в случае окружения прыгуна в космосе. Однако могло и удаться – часть мертвой зоны создавал заблудившийся астероид, хотя он уже возвращался назад, притянутый чудовищной мощью Пепелища снова в ад за пределами глаза циклона. Болид пыталась облететь половина одной из эскадр. Остальные «киберы», сражаясь с гравитационными возмущениями, начали хоть и не слишком прицельный, но затрудняющий бегство обстрел.

– Приближаются крейсеры, эсминец и фрегат стрипсов, – объявила безжизненным голосом Пинслип, но никто ей не ответил. Эрин наконец стабилизировала выходящую из штопора «Ленточку». Отбиравший энергию маневр привел к легкому падению поля, и следующий прицельный выстрел лишил их уже не семи, а одиннадцати процентов.

Астероид переместился, и они увидели, что одна из эскадр стоит у них прямо на пути.

– Не смогу… – прошипела Хакль сквозь зубы и снова увела вверх корабль, обстреливаемый теперь и со стороны кормы, и со стороны носа. Они получили уже несколько попаданий, а Грюнвальд так и не попал пока ни в один корабль, не сумев их даже зацепить. Скоро им повредят дюзы и навигацию, и в конце концов их втащит на борт один из крейсеров.

Этого не избежать, вдруг поняла Пин. Никто их не спасет.

Арсид…

То была лишь мысль, но настолько ошеломляющая, что Вайз убрала руки с приборов. Они летели в пустоте, в окружении врагов, на границе выжженной смерти, и именно в это мгновение она поняла, что следует сделать – как будто это было запланировано с самого начала.

Ничего другого просто не оставалось.

– Эрин, – сказала она, – влети куда-нибудь в Пепелище.

– С ума сошла? Карты показывают, что «где-нибудь» нас просто перемелет!

– Туда нас не пропустят. Они прекрасно знают этот сектор, и им известно, куда мы хотим лететь. У нас нет другого выхода.

– Во имя Ушедших, Вайз! – крикнула Хакль, видя, что астролокатор встает со своего места и подходит к Миртону. – Вернись, Напасть тебя дери!

– Капитан, – сказала Пин, останавливаясь возле Арсида, – сделайте это. Быстрее, пока еще не поздно…

– Откуда ты можешь… – начал он, но, посмотрев на девушку, покачал головой. – Нет. Об этом не может быть и речи, Вайз.

– У нас нет другого выхода, – повторила она.

– Кто мне может объяснить, что тут, Напасть его дери, происходит? – не выдержал Месье. Но Грюнвальд не ответил, продолжая смотреть на застывшую возле Арсида Пинслип. «Ленточку» тряхнуло от массированного обстрела из лазерных орудий нескольких истребителей, и ее поле в окрестностях кормы упало до пятнадцати процентов.

– Чтоб вас всех Напасть взяла! – прошипел Миртон, вставая с капитанского кресла и подходя к Машине. – Напасть вас всех дери! Дай мне соединительный кабель! – рявкнул он Месье. Тот, похоже, сам не сознавая, что делает, отцепил от комбинезона один из проводов, которые обычно носил с собой. – Похоже, вы все свихнулись, и я тоже!

Схватив кабель, Грюнвальд воткнул его разъем в свой порт доступа.

– Если я этого не переживу, подключите Гарпаго к стазису перед глубинным прыжком, – сказал он, вставляя другой конец кабеля в порт доступа Машины. – И прыгайте сами. Куда угодно. Если не хотите жить дальше как напастные киборги.

– Капитан… – начала Хакль, но Грюнвальд не дал ей закончить.

– Я же говорил, что доверяю тебе, – сказал он, включая соединение. – Помни, что это действует в обе стороны.

Все казалось совершенно нереальным.

Здание Центрального врачебного корпуса Клана, или Медикус, возвышалось над лазурными строениями города Лазурь, словно бело-серебристая стреловидная башня с острыми иглами-зацепами для паркующихся ездолетов. Часть их могла приземляться на крыше, и именно туда направлялась ведшая машину Бладек. Ее сопровождал какой-то молчаливый чиновник, наверняка контролер Альянса, тихий и опрятный. Миртон никогда его раньше не видел.

Ездолет не спеша коснулся колесами мокрой от недавнего дождя посадочной площадки. Здесь царила нешуточная суматоха – Контроль удалил бо́льшую часть прессы, но не мог избавиться от дотошных летающих голокамер, пытавшихся разглядеть лицо Грюнвальда за затемненным стеклом машины.

– Лифт в нескольких шагах отсюда, – сообщила преподавательница. – Мы быстро их пройдем. Я выйду первой, хорошо?

Он неуверенно кивнул, и Бладек вышла из ездолета. Какое-то мгновение он слышал гомон вопросов и шум назойливых голокамер. Окрестности уже обстреливали серо-голубые коммуникационные пучки, собиравшие трехмерные изображения и всасывавшие звуки. Миртон молчал. В суматохе он забыл взять с собой Деда Протеза и теперь не знал, удастся ли ему открыть дверцу машины.

– Быстрее, – сказала Моника, вытаскивая его из ездолета прямо в царящий вокруг хаос. К счастью, им заинтересовались лишь на миг – все внимание сосредоточилось на прибывшем контролере, слова которого доносились до него словно в тумане: «Террористическая атака на здание Совета», «покушавшийся называет спецификацию «Господин Тень»», «жертвы среди чиновников среднего уровня», «жестокое побоище, на которое Альянс…». Потом все оборвалось.

Они шагали по погруженному в тишину светлому коридору. Миртон споткнулся, но Бладек крепко держала его за руку. Он не знал, как долго они шли – с тем же успехом это могло продолжаться без конца. Когда они остановились перед стеклянной дверью, он уставился на нее столь же бездумно, как до этого в пол коридора.

– Грюнвальд, – Моника Бладек разговаривала с каким-то врачом Клана, но Миртон услышал свою спецификацию. – Да. Нет, он не знает. Понимаю. Я была бы крайне благодарна.

Когда врач ушел, преподавательница присела и посмотрела мальчику прямо в глаза. Ее взгляд казался влажным и остекленевшим.

– Миртон, – сказала она, – там твоя мама. Говорят… она тяжело ранена. Он ее прикрыл… Твой отец ее прикрыл, но шансы… Она уходит, Миртон. Ты должен быть мужественным. – Она на мгновение замолчала и утерла ладонью глаза, наполнившиеся влагой. – Хочешь к ней войти?

Он кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Моника Бладек встала, коснулась открывавшего двери датчика и медленно, почти мягко, провела Миртона внутрь.

– Теперь я оставлю тебя одного, – сказала она. – Можешь… можешь с ней побыть. Можешь с ней остаться. Прости, – добавила она, выходя.

Грюнвальд остался один.

Мелисса Грюнвальд лежала на большой кровати, подключенная к компьютерам и генокомпьютерам, убаюканная в Потоке. Глаза ее были закрыты. Казалось, она едва дышит. Миртон присел на кровать и медленно, неуверенно, взял ее за руку. Пальцы ее были холодны.

– Мама, – проговорил он. – Мама…

Что-то зашуршало, дверь открылась, и в палату вошла одна из медсестер Клана.

– Извини, – сказала она. – Я подумала, что, может, ты хотел бы… Это единственная для нее возможность тебя услышать, – объяснила она, вытягивая из одного из установленных возле кровати устройств соединительный кабель. – Минуту…

Он хотел сказать, чтобы она этого не делала, но женщина уже схватила разъем кабеля и воткнула его в недействующий порт доступа – искусственный протез, позволявший Миртону внешне выглядеть как нормальный гражданин Альянса. Слегка улыбнувшись, она набрала на клавиатуре какую-то программу, после чего исчезла столь же быстро и бесшумно, как и появилась.

Грюнвальд крепче сжал руку матери, но та никак не реагировала. В горле и сердце он вдруг ощутил нарастающую пустоту, и его начал охватывать ужас, который он до этого отчаянно гнал прочь.

– Мама! – закричал он. – Мамочка!

Мелисса Грюнвальд не реагировала, глухая к его крикам и страху, слепая к его отчаянию. Миртон наклонился, пряча лицо в ее неподвижной руке, и тело его сотряслось от рыданий.

– Мама… мамочка… мама…

«Единственная для нее возможность тебя услышать».

Но она не могла его услышать. Такой возможности не было.

Где-то на грани отчаяния в нем начал расти гнев – гнев, какого он ни разу в жизни еще не испытывал, гнев, почти лишавший сознания, гнев столь сильный, что походил на безумие.

«Нет, – вдруг подумал он. – Я не согласен! Не согласен! Ни за что!»

И внезапно все изменилось.

На него словно нахлынула раздирающая душу волна, прилив ярости, любви и силы, которая, казалось, прожигала и уничтожала все предохранители и ограничения, сокрушая стены и руша электронные замки. Осознание присутствующих рядом устройств стало чем-то естественным, подобно осознанию Потока. В горле Миртона замер крик, и некая непонятная мощь лишила его дыхания и уверенности, что некто Грюнвальд вообще существует.

А потом все вернулось, но уже не так, как прежде.

Дело было не в самом соединении с находящимися вокруг устройствами. Дело было в их осознании, притом столь глубоком, будто они стали его частью, продолжением чувств и воли, будто они были записаны в его структуре, будто он оттиснул на них свою печать.

А посреди всего этого пребывала Мелисса Грюнвальд, парившая в паутине проводов и информационных огней. И ее персональ, ставший для него столь очевидным и реальным, будто принадлежал не ей, а ему самому.

– Мама! – крикнул он, обнимая ее изо всех сил. Она осмысленно взглянула на него, плывя во фрагментах Потока, вырванная на миг из собственного тела, угасающая среди поддерживавших ее жизнь программ, в виртуальном осколке мира. – Мама! Я здесь, мама! Не умирай! Я люблю тебя!

– Я тоже тебя люблю, – сказала она, но разделявшая их сила была могущественнее и уже вырывала ее из его объятий, хотя он крепко обнимал ее, записывая в себе и позволяя ей проникнуть в самые глубины души. – Я люблю тебя, – шептала она, угасая, пока он вдруг не очнулся возле ее тела, вне импринта, снова сам по себе, с недоверием и страхом глядя на электронные огни медицинских мониторов.