Доктор Гарпаго Джонс понял, кто он такой, сразу же после взрыва «Орхидеи».

Находившаяся в Рукаве Персея, обозначенная символом NGC 1952 Крабовидная туманность была туманностью пульсарного ветра, полной синхротронного излучения. Ее горячим сердцем был активный пульсар, и именно им интересовался Научный клан, который сто пятьдесят с лишним лет назад создал здесь свою орбитальную станцию под названием «Относительность». Через несколько мгновений ей предстояло принять особого гостя, престарелого Ибериуса Матимуса, старшего советника Научного клана, за глаза называемого Желтозубым Хрычом.

Джонс чувствовал, что Ибериус прибыл специально ради него.

Слухи о «неожиданной инспекции» ходили уже с неделю, или с того момента, когда изящная стройная «Орхидея», экспериментальный корабль Клана с разработанным Гарпаго новым глубинным приводом, взорвалась неподалеку от «Относительности» вместе с командой из тринадцати человек. И все из-за послеглубинного скольжения и попытки его обуздать.

Впрочем, речь шла не только о скольжении. Корабли могли воспользоваться им после выхода из Глубины, но у Джонса имелись более далеко идущие планы. Можно ли войти в Глубину, не входя в нее? Открыть ее лишь затем, чтобы воспользоваться ее плоскостью для достижения невероятной скорости? И, что важнее всего, можно ли, «скользя» таким образом по Глубине, разгадать ее тайну?

Вопросы, которые Гарпаго записывал по ночам в свой блокнот из настоящей бумаги столь же настоящим средневековым карандашом, звучали словно поэзия. Поэзия, которая превратилась в кошмар.

Доктор слегка пошатывался от нейрохлеста, СТВ, пьезокорма и прочей наркотической дряни, пытаясь забыть, что склонило его к мечтам об утраченном навсегда величии.

Челнок уже причаливал. Это был типовой «тупак», прибывший из утробы «Матроны», серого крейсера Клана. Джон смотрел на него в одно из выпуклых окон станции, пока его старое измученное сердце отсчитывало оставшееся ему время – время, которое отстукивали механизмы дока, глухое тарахтение шлюзов и шаги опирающегося на трость Матимуса. «Тик-так, – подумал Джонс. – Так тикают смертельные часы».

Старший советник вызвал его в тот же день в специально подготовленную гостевую каюту. Гарпаго сохранял хладнокровие. Когда раздался сигнал интеркома, доктор отвел взгляд от встроенного в стену каюты зеркала, подозревая, что в последний раз видит себя в мантии Клана, цвет которой переходил из фиолетового в монохромный «бесцвет», как называли уникальную окраску, смесь фиолетового и призрачной пустоты. То был еще один результат экспериментов Клана, его цветовая визитная карточка, не считая обычной обязательной серости.

«Призрачная пустота, – подумал он. – Именно ею я сейчас стану».

Но его ожидало нечто намного худшее.

– Доктор Гарпаго Джонс, – приветствовал его Мыслитель Мыслителей. Голос его показался доктору сухим и мертвым. – Экспериментатор.

– Здравствуйте, старший советник… – откашлялся Джонс. Сидевший в большом, наверняка притащенном с «Матроны» кресле, Желтозубый Хрыч опирался на трость. Он выглядел почти слепым, но Джонс не дал себя обмануть. Ибериус с самого начала внимательно за ним наблюдал.

– В экспериментах как таковых, – продолжал Матимус, – нет ничего нового. Это хлеб насущный для ученого. Почва Академии знаний. Любой эксперимент дает нам ответ, даже если он неудачен. Знаешь, откуда я возвращаюсь, доктор?

– Увы, нет, Мыслитель.

– Из Ядра. Я патрулирую наши станции, высаживаюсь на уцелевших планетах. Это мое последнее паломничество, доктор. До следующего я не доживу – это старое тело уже непригодно для пересадок. Разве что если я сменю веру и продам любовь к знаниям за иллюзию технологического спасения. – Ибериус засмеялся, но смех его напоминал скорее тяжелое прерывистое дыхание. – Представь себе, доктор, исполнившиеся мечты стрипсов! Когда-то эта секта была лишь частью Клана, посвятившей себя исследованиям машинной технологии. Как многое значило бы для них подобное вероотступничество!

– Вполне представляю, – услужливо кивнул Джонс. В его душе вспыхнуло нечто вроде надежды, но Матимус внезапно с силой ударил тростью о пол, и надежда угасла.

– Ты продался, доктор, – заявил он. – Ты продал нашу безопасность за иллюзию славы. Случившееся с «Орхидеей» потребовало проведения контроля. Контролеры на наших базах, доктор! Контролеры Альянса, обшаривающие и копирующие наши файлы! Нарушающие равновесие сил благодаря лазейке, которую дал им член Клана!

– Я не собирался… ведь исследования привода… неудачный эксперимент не означает…

– Молчать! – прошипел Ибериус, и Гарпаго в страхе замолк. – Речь не только об «Орхидее», – продолжал старший советник. – Речь идет о необходимом в процессе следствия факте снятия печати с твоих исследований. Они были незаконны, Джонс! Незаконные эксперименты с Глубиной! Добровольцы из числа заключенных для преодоления Глубины в сознании?! О чем ты вообще думал, глупец?! Думаешь, у нас был выход? Когда выяснилось, что ты творил, нам пришлось открыть доступ к твоим экспериментам. А ведь ты прекрасно знаешь, что все взаимосвязано. После обнаружения отдельных фактов нарушения закона нужно показать всю картину в совокупности. А совокупность, доктор, – это мы! Совокупность – это мы! На этом все, – добавил Матимус, глядя на окаменевшего Гарпаго. – Ты изгнан из Научного клана. Я не могу лишить тебя титула и права на профессию, но он останется для тебя лишь напоминанием о том, кем ты когда-то был. Данные о тебе будут вброшены в Поток вместе с информацией, что ты действовал без полномочий со стороны Клана. О тебе скажут правду.

– Какую правду? – заикаясь, пробормотал доктор. Ибериус Матимус направил на него трость.

– Правду о том, что ты трус, Джонс. Трус, который втайне проводил свои эксперименты, боясь нашего справедливого осуждения. Трус, которому не хватило смелости прийти и сознаться в своих грехах, пока не стало слишком поздно. Трус, которому до конца жизни придется играть роль труса, прячущегося по закоулкам Выжженной Галактики. А теперь уходи, и никогда больше не возвращайся.

Ситуация выглядела не лучшим образом.

Машина вела их спокойно, все время целясь лишь в Миртона, но наблюдавший за происходящим через камеры Хаб Тански не дал себя обмануть. Он не сомневался, что в случае необходимости эта Напасть с легкостью справится с остальной командой. Движения Машины выглядели энергичными и уверенными. Хаб думал о том, насколько она быстрее человека. И сколько еще осталось патронов в отобранном у Эрин «зибексе».

Во время истории со стрипсом револьвер не выстрелил ни разу – значит, если потом Хакль стреляла дважды, в нем должны были остаться еще четыре пули. Членов команды было пятеро. Если машина рассуждает логично – а это, скорее всего, так и есть, – то наверняка оставит себе напоследок перепуганного доктора Гарпаго и расшибет ему башку рукояткой. «Потом останусь еще я, – криво усмехнулся Хаб. – Но меня она убить не успеет – до этого я взорву «Ленточку». Сделаю, что захочу, – решил он. – Никто не станет мной командовать. Об этом не может быть и речи».

Пока, однако, он лишь сидел и смотрел, как вся веселая компания входит в стазис-навигаторскую.

– Три минуты, – прошептал Месье.

– В таком случае не будем тратить зря время, – решила Машина. – Капитан, садитесь в свое кресло. Первый пилот – эта женщина? А астролокатор?

– Это я, – еле слышно проговорила Пинслип.

– А нам как к тебе обращаться? – спросил Грюнвальд, медленно садясь в кресло.

– Она называет меня Арсидом, – заявила Машина, показывая на Пин. – Она утверждает, что знала меня под данной спецификацией. Хорошее название. Буду Арсидом.

– Ты знала… это? – удивленно прошептала Хакль.

Вайз покачала головой.

– Не его. Кого-то… другого.

– Не совсем, – поправил ее Арсид. – Но это не был я.

– Две минуты, – сообщил Месье. – Не знаю, какие у тебя планы, Арсид или как тебя там зовут, но стрипсы сейчас…

– Капитан Грюнвальд, – прервала его Машина, – кто такие стрипсы и какова наша ситуация?

Грюнвальд молчал.

– Стрипсы – это секта поклонников технологии, – быстро ответила Эрин Хакль, не обращая внимания на каменный взгляд Миртона. – Они поклоняются Машинам, так что с радостью поцелуют тебя в твою искусственную задницу. Они киборги. Мы находимся в выжженном секторе. Здесь часть их флота. Мы должны были передать им тебя в обмен на ремонт корабля и оплату.

– Что-нибудь еще?

– Нет, – сказал Грюнвальд. – Ничего такого, что могло бы тебя интересовать.

– Полминуты, – глухо сообщил Месье.

– Полминуты до чего? – спросил Арсид, бросив взгляд на механика.

– Двадцать секунд до начала маневра взятия курса к локационным буям сектора, – вмешалась Хакль. – Мы должны были передать тебя в следующем секторе. Мы решили, что здесь для нас слишком опасно.

– Хорошо, – сказал Арсид. – Планы меняются. Господин капитан Грюнвальд, прошу освободить капитанское кресло. Вы понижены в должности до второго пилота. Прошу занять соответствующее место. Я беру на себя командование и навигацию. Сердце?

– Чего?

– Сейчас я подключусь к навигационной консоли корабля и его системам. В вашу компетенцию пока не вмешиваюсь, так что прошу ничего не взрывать. Это было бы неразумно. Понятно?

– Да.

– Прекрасно. В таком случае начинаем.

Машина села в кресло, которое освободил Миртон, и коснулась консоли левой рукой, продолжая держать Грюнвальда на мушке.

– Кабели и порты доступа, – удовлетворенно заметила она. – После стольких лет – стандартные входы? Есть небольшие изменения, но я сумею их обойти. Хорошо.

– Крейсеры стрипсов включают тягу, – сообщила Эрин. – Они нас вызывают.

– Прошу передать, что мы начинаем маневр и просим сопровождения, – сказал Арсид. Его приятный юношеский голос звучал почти по-домашнему. – А я пока что… подключусь. Готово.

И тут начался настоящий ад.

Сперва Хаб Тански не понимал, что происходит.

Мониторы Сердца вспыхнули миллионами пиктограмм и, к ужасу Хаба, строчек машинного языка. «Сукин сын нас обманывает, – понял он. – Он перехватывает полный контроль над кораблем!» Но прежде чем он успел задуматься над последствиями этого факта, на «Ленточке» исчезла искусственная гравитация.

Тански повис в воздухе, в ужасе размахивая руками и пытаясь дотянуться до внезапно далекой клавиатуры. «Самоуничтожение, – решил он. – Быстрее!»

Гравитация и работоспособность систем вернулись так же внезапно, как и исчезли, а потом «Ленточка» устремилась вниз, к границе безопасного региона. Затем она взмыла вверх, чтобы тут же отлететь в сторону и закружиться в безумном пируэте. Только что лишившиеся нагрузки антигравитоны с трудом приспосабливались к внезапным переменам направления, задыхаясь от перенапряжения. Хаб упал, хватаясь за край консоли, и с трудом поднялся, на ощупь нашаривая ремни кресла.

– Что за… – простонал он, застегивая защелку. Кресло отрегулировало степень натяжения ремня, и Тански, все еще раскачиваясь то влево, то вправо, взглянул на мониторы. Один постоянно показывал стазис-навигаторскую, заполненную теперь беспорядочно валяющимися телами. Лишь Машина держалась за консоль, но вид у нее был такой, будто ни на что другое она была не способна.

– Говорит крейсер «Джаханнам» Флота Зеро, – загрохотало в микрофоне. – Необходимо объяснение проводимых маневров. Необходима немедленная связь.

Хаб фыркнул. Прыгун все еще трясло – неужели Машина повредила антигравитоны? У половины систем словно началась икота. Он слышал по интеркому крики из стазис-навигаторской, но не мог понять, кто и что кричит. С трудом, пытаясь справиться с дрожью, он дотронулся до клавиатуры. Выхода не оставалось – если он собирался что-то запрограммировать, необходимо было подключиться через нейроконнектор.

Пальцы скользили по клавишам. Он потянулся к порту доступа, и в то же мгновение их придавило невероятной тяжестью.

Рука Тански словно превратилась в чугунную глыбу, легкие с усилием ловили воздух. Он не знал, сколько «же» составляет перегрузка, но не сомневался, что она еще возрастет. Крики по интеркому внезапно смолкли – как ножом отрезало, а «Ленточка» начала отдаляться от флота стрипсов, летя странными зигзагами, вращаясь вокруг собственной оси и давясь энергией реактора, выплевываемой дюзами в приступе болезненного кашля.

– Говорит крейсер «Джаханнам» Флота Зеро, – повторил интерком. – Необходимо немедленное прекращение маневров. Необходима немедленная связь. Необходимо предупреждение. Обнаружено несоответствие. Обнаружено нарушение чистоты.

– Говорит крейсер «Барзах» Флота Зеро, – послышался второй голос, практически неотличимый от первого. – Подтверждено несоответствие и нарушение чистоты. Необходима информация о проведенной симуляции. Анализ завершен. Шанс успешного завершения торговых переговоров демонстрирует тенденцию к снижению и составляет десять целых пять десятых процента. Отказ от завершения торговых переговоров не принимается. Груз должен стать частью Симуляционной Технологии Развития Интеллекта Постчеловечества.

«Вот разболтались», – из последних сил подумал Тански. Он уже понял, что до порта ему не добраться: тело казалось каменным, и он думал о том, не означает ли внезапно услышанный им тихий треск, что у него ломаются ребра.

– Необходима информация об отправке перехватывающей эскадры, – добавил голос. – Необходима связь. Необходимо объяснение.

Они здесь, понял Хаб. Он уже видел их на мониторе – маленькие точки истребителей Флота Зеро на скане окрестного космоса. Несколько автоматических дронов, несколько яйцевидных истребителей с одним двигателем. Насколько он помнил, на них имелись простые, но действенные приводы ядерного типа, турбинные пушки и усиленные лазеры. «„Киберы“, – вспомнил он. – Они прикончат нас „киберами“. Что за дурацкое название для истребителей…» Он судорожно откашлялся, в ужасе обнаружив, что у него покраснела слюна.

Нужно было что-то делать, но порт доступа все еще был далеко, слишком далеко, чтобы хотя бы его коснуться, а тем более подключиться. Их разделял океан полного боли пространства, тянувшего вниз и придавливавшего тело словно могильная плита.

«Достаточно было бы положить на него руку, – подумал Хаб. – Дистанционное соединение с персоналем, плохого качества, рискующее прерваться… но все же лучше, чем ничего. В ладони есть датчик, полезный в случае геносчитывателей. Для открытия дверей достаточно одних лишь генов, но именно беспроводная связь с персоналем подтверждает личность. Если только дотянусь до порта – перейду в аварийный режим и возобновлю работу антигравитонов.

Вот только я не дотянусь. Что за Напасть…»

Он снова начал поднимать руку, сантиметр за сантиметром, почти видя, как конечность выгибается вниз. Прыгун летел вверх, соответственно, тянуло вниз; что будет, если он внезапно рухнет как камень или совершит очередной пируэт? Тански выругался, но ругательство превратилось в невнятное бормотание, перед глазами появилась испещренная кровавыми пятнышками темная пелена.

Внезапно что-то снова затрещало, и Хаб увидел, как из его кармана вылетает пачка неокурева. Никотиновые палочки рассыпались в воздухе, часть ударилась о мониторы и банки памяти Сердца, разламываясь на куски. И это оказалось последней каплей – разъяренный Тански наклонился и хлопнул ладонью по порту, на мгновение прыгнув внутрь системы.

Его встретил хаос.

Хаб видел его лишь долю секунды, но графические надстройки сыпали пикселями, дрожали от напряжения, создавая призрачные структуры, копии копий, размазываясь разноцветными полосами. «Импринт, – вдруг понял он. – Машина сражается с импринтом Грюнвальда! Если бы не он, она давно бы уже овладела этим напастным кораблем!»

Не теряя времени, Хаб воспользовался аварийной лазейкой и, уже выходя из дистанционного подключения, оживил антигравитоны жесткой командой рестарта основных систем «Ленточки».

«Успел», – удивленно подумал он, покачиваясь на границе уходящего сознания.

Месье свалился первым. Грюнвальд, Хакль и Вайз сидели в креслах, в соответствии с указанием Машины. Ему же, как и Гарпаго, приходилось стоять, беспомощно глядя на то, что механический демон вытворяет с их кораблем. Когда «Ленточка» резко дернулась и начался цирк с гравитацией, механик полетел назад, грохнувшись головой о нанитовое неостекло. Ему не повезло – удар пришелся почти в то же самое место, куда до этого врезала ему Пинслип.

Жуткая боль на мгновение лишила его чувств. Застонав, Месье схватился за голову. А потом он взлетел вверх.

Собственно, взлетели все, может, за исключением Эрин и Машины. Хакль застегнула ремни сразу же, как только села в кресло первого пилота – профессиональный рефлекс оказался весьма полезным. Машина удержалась за навигационную консоль. Рот ее раскрылся в беззвучном крике, лицо исказилось, словно разбитое внезапным параличом.

«Ленточка» начала вращаться то падая вниз, то взмывая вверх, то дергаясь в сторону. Пинслип беспомощно размахивала руками, пытаясь найти хоть что-то, от чего можно было оттолкнуться. Миртон протягивал руки к Вайз, так что они почти соприкасались кончиками пальцев. Если бы им удалось схватиться за руки, они могли бы оттолкнуться друг от друга и прижаться к стенам. Хуже всего приходилось, пожалуй, только доктору Гарпаго, который по странному стечению обстоятельств – наверняка из-за трусливой попытки тайком выбраться задом из стазис-навигаторской – полетел в глубь коридора главной палубы.

А потом гравитация вернулась – и все они камнем рухнули наземь.

Пин вскрикнула, упав на поврежденную до этого руку, которую она теперь придавливала своим весом. К Месье судьба оказалась благосклонна – механик упал с относительно небольшой высоты благодаря тому, что до этого оттолкнулся ногой от неостекла. Его тяжелое тело свалилось возле Вайз и ряда генокомпьютеров, прилегавших к неостеклу наподобие небольшой стенки в форме перевернутой буквы U.

Грюнвальд приземлился рядом с молчащей Машиной, лицо которой все так же искажала гримаса. Он попытался встать, но ему не хватило сил. Сквозь неостекло он видел, как к ним с головокружительной скоростью летят звезды и граница глаза циклона, словно решив совершить самоубийство в аду Тестера. Одновременно загремел громкоговоритель с призывами стрипсов.

– Эри-ин… – простонал Миртон. Видно было, что первый пилот пытается протянуть руку к навигационной консоли, но не в состоянии ее поднять. Хакль тяжело дышала – перегрузка выдавливала воздух из легких, сжимала сердце. Из носа Эрин вылетела капелька крови, тут же камнем упав вниз.

Они не знали, как долго это продолжалось. Каждая секунда растягивалась почти до бесконечности, словно от перегрузки удлинилось само время. Крейсеры Флота Зеро продолжали свои угрозы, но никто не обращал на них внимания, постепенно позволяя окутать себя тьме.

Нормальная сила тяжести вернулась столь внезапно и неожиданно, что сперва никто не понял, что, собственно, произошло. Облегчение казалось почти болезненным. Первым поднялся Миртон. Слегка пошатываясь, он почти сразу же направился к Машине, державшей оружие. В то же мгновение Арсид оторвался от консоли с криком, срывающимся на компьютерный хрип.

– Что это?! – заорал он, целясь из револьвера в Грюнвальда. – Что это?! – на несколько мгновений он и впрямь стал похож на человека, которого изображал, словно обретя способность испытывать настоящие человеческие эмоции. – Как ты это сделал?! Как ты это сделал?

Миртон не ответил. Он лишь стоял, глядя на Машину, по которой все еще пробегала некая странная дрожь, обнажавшая искусственность человеческой оболочки, выталкивавшая на поверхность ее истинную форму. Прекрасное лицо Арсида искривилось в неестественной гримасе.

– Ты не имеешь права, – уже спокойнее сказал он. – Ты не можешь достичь Единства. Ты лишь человек.

– Сюрприз, – процедил Миртон. Машина слегка наклонила голову, словно размышляя над его дерзостью, а затем переместила дуло револьвера в сторону все еще лежавшей на полу Пинслип.

– Я передумал, – сказала Машина. – Тебя я застрелю последним. Садись за консоль, или она умрет. Эрин Хакль, стабилизируй прыгун. Против нас бросили эскадру. Делайте, что говорю, или все умрете, начиная с Пинслип Вайз.

– Тебе нужен астролокатор, – буркнул Миртон, садясь в кресло. – Ты не знаешь актуальные карты так, как Вайз. Впрочем, тебе некого застрелить. Здесь нужны все.

– Посмотрим. Передай сообщение во всех диапазонах. Ты должен сказать правду. Поторопись.

Миртон поморщился, но ввел соответствующую команду и наклонился к микрофону.

– Всем кораблям в системе, – начал он. – Всем кораблям в системе. Говорит Миртон Грюнвальд, капитан прыгуна «Ленточка». Наш корабль захвачен… – Он на мгновение замолчал, внезапно осознав, что означает эта фраза. – Повторяю, наш корабль захвачен. Не стреляйте. Не стреляйте. Корабль нам не подчиняется. Его захватила Машина четвертого разряда, которую мы забрали с глубинного «призрака». Повторяю, корабль захвачен Машиной четвертого разряда. Не стреляйте. Корабль нам не подчиняется. Повторяю…

– Хватит, – решила Машина. – Эрин?

– Да? – сухо спросила Хакль, не отрывая рук от консоли. Арсид не спеша, спокойным жестом приставил револьвер к ее голове. Первый пилот замерла.

– Хаб! – крикнул Миртон, но компьютерщик молчал.

– Наверняка он без сознания, – заметил Арсид. – Я еще это проверю. Пока же у меня есть к вам вопрос, капитан. Вы упоминали, что мне некого застрелить. Вы ошибаетесь. Простой расчет показывает, что я могу застрелить Эрин. Полагаю, тогда все вы охотнее согласитесь исполнять приказы. Пилотирование можете взять на себя вы, капитан.

– Не делай этого, – еле слышно проговорил Грюнвальд. – Я отвечу на все твои вопросы, но не делай этого.

– Вы и так на них ответите.

– Не делай этого… пожалуйста.

– Решение принято, – объявил Арсид. – По моим расчетам, вы воспринимаете мои угрозы как безосновательные. В связи с этим необходимо полностью изменить ваше отношение к происходящему. Человеческий организм учится на ошибках и травматических переживаниях, связанных с физической, то есть реальной формой его существования. Теория и симуляция являются для него абстрактными понятиями. Так что пришло время для физического воздействия. Эрин Хакль, встань с кресла и отойди от навигационной консоли.

– Нет! – Миртон начал вставать, но Машина наклонилась и без особых усилий толкнула его обратно в кресло. – Нет…

– Эрин Хакль, – сказала Машина, – если ты не подчинишься приказу, я убью капитана Грюнвальда.

Хакль молча отстегнула защелку ремней, а затем встала с кресла. Однако она смотрела не на Машину, а на отрицательно качавшего головой Миртона. Глаза ее были сухими – она не плакала, словно давно уже примирившись с судьбой. Грюнвальд застонал, но Машина все еще вжимала его в кресло.

– Эрин… – проговорил Миртон. На этот раз уже Хакль покачала головой.

– Всё в порядке, капитан.

– Эрин Хакль, отойди от консоли, – велел Арсид. – Встань посередине стазис-навигаторской.

– Арсид, не делай этого, – прохрипел Грюнвальд. – Мы тебе верим. Мы сделаем все, что ты прикажешь…

– Нет, – сказал Арсид, поднимая револьвер и целясь в лоб Хакль. – Решение принято.

Он нажал на спуск.

Доктор Гарпаго Джонс был в ужасе.

Он никогда еще не испытывал подобного страха. Все его прошлые страхи, включая страх, которым сопровождалось его изгнание из Научного клана, казались ему смешными абстракциями. Даже недавняя история со стрипсом поблекла и утратила прежний колорит. В голове доктора царил хаос, мысли путались, из горла рвался испуганный крик.

Когда «Ленточка» лишилась гравитации и он взмыл в воздух, словно старый воздушный шар, Джонс подумал, что сходит с ума. То была чудесная мысль – настал конец всем страхам. Он погрузится в пустоту и обо всем забудет. Вот она, смерть страхам, возможность отбросить прочь интеллект и абстрактное мышление, вернувшись в первобытное звериное состояние. Уйти туда, где ничего нет.

Увы, ему это было не суждено.

Он летел назад, отчаянно пытаясь за что-нибудь схватиться, пока не выплыл из СН и с главной палубы. Лишь тогда он ухватился за стену коридора, но в то же мгновение вернулась гравитация, и доктор с воплем свалился на пол.

От внезапной перегрузки у него перехватило дыхание. Что-то хрустнуло, и он ощутил чудовищную боль. Рука, понял он. Он сломал руку! Нет, просто что-то пронзило его кожу – что-то, на что он упал… и серьезно повредило кость. Доктор застонал от боли. В глазах становилось все темнее, на тело давила великанская ступня, втаптывавшая его в пол коридора.

«Конец, – понял Джонс. – У меня нет сил… мое сердце… мое сердце…»

Доктор не знал, как долго он страдал, пребывая на грани обморока, а может, и смерти. Он тяжело дышал, со все большим трудом ловя ртом воздух. «Антигравитоны, – понял он. – Меня убили антигравитоны, ответственные за гравитацию, частично за магнитное поле и… открытие Глубины. Что за ирония судьбы! Сама смерть есть ирония, – подумал он, уже не чувствуя боли, – лишь идущее со стороны руки онемение. – Инфаркт? Я умираю».

Внезапно вернулась нормальная сила тяжести, но доктор не испытал облегчения. Он со стоном перевернулся на спину, судорожно хватая воздух. Рука онемела, сердце билось с перебоями. Персональ должен… Он схватился за плечо, пытаясь успокоиться, но мысли его парализовала паника.

«„АмбуМед“! Быстрее! Во имя Ушедших… я не могу пошевелиться!»

Чудовищный натиск постепенно отступал. Гарпаго осторожно сел на полу запятнанного кровью коридора. Дыхание становилось все ровнее и спокойнее. Что пробило ему руку?

На полу лежал плазменный карабин, который вырвала из рук Грюнвальда Машина. Оружие все еще было снято с предохранителя, настроенное на минимальный расход энергии. Ничего странного – при полном расходе имелся риск, что выстрел прожжет дыру в корпусе. Плазма. Что он знал о плазме? При более крупном калибре ею стреляли непосредственно в корпус, после снятия с помощью турбинных пушек магнитного поля. Сконденсированная плазма действовала как энергетическое оружие – ее получали благодаря превращению ионизированной материи. Когда-то использовались ионные пушки – так было во времена Ксеновойны. В конце Машинной войны использовалась уже собственно плазма. Применялась она и в ручном оружии, поскольку более слабое ее излучение могло парализовать, а не убить жертву.

«Нет, – подумал он, уже поняв, какие мысли кружатся у него в голове. – Я этого не сделаю. Не сделаю».

Доктор Гарпаго Джонс неуверенно встал, опираясь о стену коридора. Голова кружилась, он с трудом дышал, а онемевшая левая рука все еще ничего не чувствовала.

«Я сошел с ума, – решил он, поднимая правой рукой плазменный карабин. – Окончательно свихнулся. Я должен идти в лазарет, к „АмбуМеду“. У меня инфаркт».

Однако он слышал голоса: громыхание стрипсов, чьи-то крики. Кто это кричал – Машина? Она еще сказала: «Тебя я застрелю последним». И потом – сообщение Грюнвальда, подтверждавшее, что только что умерла последняя надежда.

«Я ничем им не обязан. Они могут умереть».

Однако он продолжал идти, удивленно глядя на собственные ноги, делавшие шаг за шагом. Опираясь о стену, он двигался к тому месту, которое, как он считал, должно было стать его могилой.

Зачем? Зачем он туда шел, Напасть его дери?

Этого он не знал. «Решение принято… По моим расчетам, вы воспринимаете мои угрозы как безосновательные». Доктор поморщился и беззвучно застонал. Сердце его трепетало словно запертая в клетке птица.

Джонс уже видел их – неподвижно лежащего на полу Месье и корчащуюся от боли Пинслип. Он увидел Миртона, которого Арсид снова толкнул в кресло, и спокойную Эрин Хакль, идущую на середину стазис-навигаторской. Он с усилием поднял карабин. Рука его дрожала, словно в средневековой лихорадке.

– Арсид, не делай этого, – прохрипел Грюнвальд. – Мы тебе верим. Мы сделаем все, что ты прикажешь…

– Нет, – сказал Арсид, поднимая револьвер и целясь в лоб Хакль. – Решение принято.

Доктор Гарпаго закрыл глаза и нажал на спуск.

Плазма выстрелила, попав прямо в вытянутую руку Машины. Выпущенная из «зибекса» пуля пролетела рядом с головой Эрин. В глубине СН что-то грохнуло, посыпались искры – видимо, пуля пробила одну из находившихся на внутренней обшивке энергетических труб.

– Эрин! – крикнул Миртон, но крик его донесся до доктора словно в тумане.

Гарпаго уже его не слышал, медленно оседая на пол. Краем глаза он еще успел заметить, как лежащий на полу Арсид дергается, словно вытащенная из воды рыба, но взгляд доктора уже угасал. Он слабо тряхнул головой, пытаясь отогнать наваливающуюся на него темноту.

– Эрин! – Грюнвальд передал управление кастрированному искину и бросился к первому пилоту. Он подхватил ее в последний момент – вырванная из лап смерти Хакль выбрала самое неподходящее время, чтобы упасть в обморок. – Не уходи! Не уходи, слышишь! Сейчас мы вылетим из этого напастного глаза циклона! Ты мне нужна!

– Арсид!.. – крикнула Пинслип. Непонятно было, то ли она боится за Машину, то ли пытается от нее предостеречь. – Арсид!

Эрин что-то бессвязно пробормотала, и Миртон мягко опустил ее на пол. Лишь тогда он заметил доктора, удивленно смотревшего на лежащее рядом с ним оружие.

– Доктор… – начал Грюнвальд. – Как вы… Напасть, он теряет сознание! Вайз! Иди сюда, быстро!

Девушка встала, все еще держа себя за руку.

– Возьми карабин. Поставь на максимум. Если паралич пройдет, и ты заметишь, что Машина вновь активировалась, отстрели ей голову, поняла?! Если нет, то не трогай ее. Она нам все еще нужна. Я должен отнести Гарпаго в «АмбуМед». Как там Месье?

– Без сознания, – ответила Пинслип, беря здоровой рукой плазменный карабин. Кивнув, Грюнвальд подошел к бесчувственному Джонсу и поднял его на руки. Тело старого доктора показалось ему легким, словно пустая оболочка, из которой испарилась вся воля к жизни.

– Грюнвальд… – послышался дрожащий, неуверенный голос Вайз.

– У меня нет сейчас на это времени, – прошипел Миртон. – Меня не волнует, откуда ты его знаешь. Если он очнется, ты должна отстрелить ему голову. Хватит этой комедии. Мне нужно идти. Гарпаго совсем плох.

– Грюнвальд… мониторы. Посмотри на данные! Корабли… истребители… Гатларк… Альянс…

– Что с ними, Напасть их дери?

– Они летят сюда, – прошептала Пин. – Все.