Он не видел её уже лет десять. И вдруг за одну неделю она трижды ему повстречалась.

Сначала во сне. Они вместе проходили через какие-то помещения, где сидело на лавках и лежало на полу множество людей, незнакомых, опасных: то ли вокзал, то ли коммунальная квартира, то ли убежище… И вдруг они оказались вдвоём в комнате, чистой, тихой, со свежим воздухом, и там всё забелело, придвинулось к нему, обняло, пожалело… И это была она: и воздух, и светлые занавески, и ощущение покоя… Всё это пространство, включая верхушки деревьев за окном и тот ветер, который легко их раскачивал, – всё это и была она.

Потом в гостях у друзей он рассматривал фотографии с недавней свадьбы их сына. Увидел рядом с новобрачными старую грузную женщину, спросил:

– Это бабушка невесты?

– Ты что?! Это же твоя бывшая!

Он смутился:

– Давно не видел.

Действительно, незнакомая старуха, с каменно-неподвижным лицом, сплошь в морщинах. Она была теперь не похожа не только на себя прежнюю, но и на свою маму, на свою бабушку, и встреть он её на улице, ни за что не узнал бы. Его как будто ударило током. Тридцать лет прожито вместе, дети, внуки, столько общих радостей и тревог, всё делили между собой, – и вот совершенно чужой, незнакомый человек. Куда всё делось? Как будто стёрли с диска памяти. Переписано ли всё это на какой-то вечный сервер? Где эта жизнь, куда она ушла? А если её вычесть, что останется от него самого? И ничего, он ходит, работает, с ним картины, написанные в то время, дети, тогда рождённые. А соисточника той жизни у него нет, но при этом он не чувствует себя пустым и обделенным. Надо это обдумать: что такое бытие и время, если из него исчезает столь значимая часть тебя, а ты остаёшься живым и невредимым?

Через несколько дней, роясь в шкафу, он вдруг нашёл на дне бельевого ящика продолговатую бусинку. Дешёвую, стеклянную, под янтарь. Сколько лет она там пролежала? Он сел в угол комнаты, крепко сжал эту бусинку – и слёзы навернулись на глаза. Вспомнил, как изменилась теперь её хозяйка, поседела, потяжелела, с неживым, будто высеченным из камня лицом.

Может быть, она где-то есть и сейчас, та любимая, с сияющим лицом, заживо замурованная в нынешней каменной бабе. А живая бусинка остаётся с ним, в зажатом кулаке.

Что же вернее? Где её больше: во сне, на снимке или в бусинке?