В нашем повествовании об Осетии и Болгарии, объединенных созвездием Южного Креста и православной ойкуменой старца Ипполита, пора ставить точку. Все в этом мире конечно. «Такая-то она, жизнь человеческая», — любил повторять отец Ипполит.

Последнее, что мы с Дмитрием Фомичевым увидели в православной Алании, — это праздник Крещения Господня в Фиагдонском монастыре. Едем по скользкой дороге в знакомое мне до боли Куртатинское ущелье. Проехали мост… Вот и монастырь. В ночи он кажется огромным. Храм Иверской иконы Божией Матери достроен. Время несется едва не быстрее, чем солнце по небосклону. И скоро солнце вовсе перестанет успевать за ним.

После освящения воды в реку с азартом прыгают первые смельчаки — парни лет по двадцать. Вода холодная, как-никак с ледника течет. Мы тоже искупались. Проруби нет, реки на Кавказе очень быстрые и никогда не замерзают. Осетинских девушек так же много, как и парней, они тоже охотно прыгают в воду.

На берегу — обледеневшие валуны, передвигаться по которым приходится с очень большой осторожностью. Впрочем, это нам — они-то привыкшие. На этих валунах яблоку негде упасть, народа у реки — море. Но нет ни давки, ни раздражения. Обращаются люди друг с другом культурно и предусмотрительно, чтобы не толкнуть нечаянно кого.

Идем к огромному костру греться. Тут главное — правильно стать, выбрать позицию, чтобы быстро обсохнуть и в то же время не обжечься, подойдя близко к пламени. Вижу много знакомых: монах Сергий, отец Георгий, архимандрит Антоний… Но столько новых, совсем не знакомых лиц!

Мои размышления у костра прервал фейерверк, настоящий салют, почти как в городах в день Победы. Дымные стрелы с грохотом устремляются в небо, чтобы взорваться всполохами разноцветного огня. Сотни рук поднимаются вверх, чтобы запечатлеть эту ночь фотокамерами сотовых телефонов. «Стрельба» ведется со стены монастыря и с противоположной высоты на другом берегу Фиагдона. Огненные брызги пронизывают темноту ночи еще минут десять. Настоящий восточный восторг, оживление повсюду, по всему ущелью, насколько можно это увидеть.

Крещенская радость в самом южном монастыре России! Конечно, самые свободные на земле люди — это христиане! Абсолютная свобода во Христе — это неземная красота и легкость!

Но непобедимое — не значит обязательно победоносное. И эта легкость, и свобода достигаются порой последним самоотвержением и напряжением всех сил. В воспоминаниях матушки Нонны о монастыре Святителя Николая навсегда останется юный осетин Руслан, Рустик… Он был наркозависим, приехал в Рыльск с лицом желтого цвета. Его друзья, которые исцелились по молитвам батюшки Ипполита, подошли к отцу архимандриту со словами: «Тяжелый случай…» — «А чего ж вы хотели? — ответил старец, — он три года с бесами ходил под ручку. Но теперь они его потеряют». И благословил отвести Рустика на святой источник, в самую прорубь!

Парень ни разу не купался в ледяной воде в крещенские двадцатиградусные русские морозы, когда не всякий здоровый решится омыться. Но в тот же день пришел с друзьями на источник, разделся на ветру и прыгнул. Надо — значит надо! Не обсуждается. От холода забыл сказать «аминь», но, когда вернулся в монастырь, его лицо светилось белизной, глаза помолодели. А вернувшись в Осетию, обвенчался с женой. Сколько же было таких историй!!!

— По вере дается исцеление, — улыбнулась истории Рустика матушка Нонна, — он поверил и исцелился, ну а насколько наша вера сильная? Ты посмотри, мы слабые какие! Двое парней приехали из Осетии в Рыльск. Один из них успел еще по дороге, в поезде, «принять дозу». Батюшка Ипполит отправил его в то же утро… причащаться. Тогда это всех поразило. А я подумала, что, может быть, парня это спасло от смерти. Может, Господь дал ему шанс. Он потом ходил по монастырю с большим ножом. Искал какого-то обидчика батюшки! На вечерней службе упал перед старцем на колени: «Батюшка, кто там вас? Да я его, да я любого за вас!» А батюшка его по голове гладит и говорит: «Отец, вот ты отдай мне то, что у тебя в правом карманчике лежит». Забрал нож. Яркая картинка.

Вера у осетинских ребят совершенно детская. Вроде и на страшные дела способны иной раз, а в то же время за отца Ипполита многие жизнь хотели отдать. Раньше это называли преданностью, а теперь фанатизмом. Как это объяснить? Это любовь, ради которой на все готов. Эти горячие осетинские парни никогда не будут любить «в меру», верить «в меру». И вера, и любовь предполагают самопожертвование и смерть во имя любви. Человек, который Бога приобрел, даже если не может избавиться от порочной зависимости, от страсти, то мучается душой от того, что Господа предает, и Его о прощении умоляет, и за мучения его, возможно, Бог простит. Мы же не знаем, что будет там, за порогом смерти. Но каждый, кто подходил к батюшке Ипполиту, мог по своей вере и за молитвы старца почувствовать нечто ни с чем не сравнимое — необыкновенное смирение и духовную свободу, свободу от греха.

…После короткого отдыха мы едем из Фиагдона в Аланский Богоявленский женский монастырь. Здесь престольный праздник. Столы накрыты для всех. Мы спешим пообщаться с игуменьей Нонной. Она сообщает последние новости. В монастырь из Боровска привезли икону «Всецарица», в Осетии очень много онкологических больных. Десятки людей каждую неделю стекаются на водосвятный молебен перед иконой.

В монастырском реабилитационном центре осетинские дети стирали нарисованные на асфальте грузинским мальчиком из Цхинвала танки. Некоторые вещи и изображения необходимо исключить из жизни только для того, чтобы они не вычеркнули из жизни нас.

А шестнадцатилетний осетин Рустик с седыми волосами (до августа 2008 года его волосы были черными) на вопрос, кем хочет стать, ответил: «Пластическим хирургом». Его тело обожжено, он перенес три пластические операции. Такие вот святочные «колядки».

Матушка Нонна говорит еще и о том, что некоторые из бесланских детей, пострадавших в теракте, с которыми систематически и целенаправленно работают только здесь, в Алагире, хотят уехать в Вашингтон, на Капитолийский холм, в Соединенные Штаты Америки. «Зачем? — спрашивают их, — ведь тут ваша родина». В ответ неподвижно смотрят в глаза: «А там к людям другое отношение!!! Нас здесь столько пинали! В поликлинику приходили: “Во-от, опя-ять эти заложники!”»

— Людям, а детям войны особенно, не хватает в этом мире красоты, тепла, добрых человеческих отношений, — с грустью, не свойственной торжеству престольного праздника, свидетельствует игуменья Нонна.

В светлом, уютном кабинете игуменьи Нонны я двумя руками придвинул к себе стоявший на столе глобус и повернул его вокруг оси по часовой. На Восток через Запад.

— Мир меняется, и перемена эта явно не к лучшему, — вздохнула она. — Сначала думала, что наше ощущение недобрых перемен из-за войны в Южной Осетии. Но поняла, что нет. Причина глубже, масштабнее и страшнее. Это так мучительно сознавать!.. Мы должны больше и больше молиться!

…Дмитрий Фомичев покидал Осетию раньше, чем я. В аэропорту Владикавказа незнакомая нам девушка заметила в его открытом для регистрации паспорте фотографию архимандрита Ипполита.

— Вы его знали? — с улыбкой спросила она.

— Да.

— Вы счастливый!