— Батюшка, почему вы лукавых людей возле себя держите? — сокрушалась Таисия Федоровна Лунева, духовная дочь отца Ипполита. — Как мне вас жалко, батюшка! Ведь они пытаются вас извести: оскверненную пищу вам подают.

— Матушка, через них мы спасаемся, — успокоил ее отец Ипполит, — только смирением возьмешь, а ко мне ничто скверное не пристанет, если я пищу перекрещу.

— Одна из наших паломниц в Рыльск позвонила мне в жуткой панике: ей «сделали» порчу на смерть. Передали конверт. Она вскрыла, а там оказалось что-то с покойника… Не знаю, надо ли вообще об этом говорить… Состояние ее было критическим, кровь из ушей потекла, врачи в этом случае оказались бессильны, не могли поставить диагноз. Но думаю, что по молитвам батюшки эта женщина вскоре смогла отправиться в Рыльск. Подошла к старцу, а он ей говорит: «Все у вас, матушка, хорошо, но еще на вычиты подайте, пусть вычиты за вас идут в монастыре. Скоро к вам приедет тот человек, который вам это сделал, вы не пугайтесь». Прошло две-три недели, и, выражаясь ее словами, к ней «буквально приползла» Светлана, ее ближайшая подруга из многодетной семьи, которой она всю жизнь помогала деньгами. Призналась, что «сделала» порчу из зависти, умоляла о прощении.

Батюшка молился именно о покаянии, чтоб отвратить от зла и к Богу привести. Вот и Светлана по его молитвам пришла-таки подругу упросить простить ее ужасный грех, а если не простит, хотела тут же выброситься из окна, ведь невозможно жить в таком грехопадении.

…Люди боялись называть этого самонадеянного господина колдуном, ведь он получал зарплату в монастыре. Неизвестно, при каких обстоятельствах его наняли на хозяйственную должность, но те из рыльских насельников, кому доводилось часто общаться с ним, не раз слышали от него неприкрытое богохульство. Однажды на сенокосе один из послушников не выдержал: «Сколько же можно его терпеть?! Мало того, что обворовывает монастырь, так он еще и богохульствует! О нем такое говорят, что повторить-то страшно!» Послушник в гневе вбежал к старцу Ипполиту: «Батюшка, этого человека больше невозможно терпеть! Нельзя, чтобы он оставался в монастыре! Давайте его уберем!» На что старец очень спокойно ответил: «Отец! Мы его уберем, а завтра на его месте два таких будут, это духовный закон. Господь его привел, значит, так надо! Господь Сам все управит и Сам его из монастыря выведет». Скоро в Рыльск приехал Курский владыка Ювеналий, обличил богохульника в хищениях и растратах и выгнал его из обители.

Старец смиренно созерцал незримые пути Промысла. И прокладывал их своей молитвой.

Он говорил, что никакие «знаки антихриста» типа товарных штрих-кодов или ИНН и паспортов с личным кодом не могут автоматически стать печатью антихриста для тех, кто их принимает. «Печать антихриста — это образ жизни, а не подпись под документом, — говорил старец. — А борьба с ИНН отвлекает хороших людей от Истины. Господь никогда не попустит, чтобы те люди, которые записаны в Книге Жизни, приняли печать антихриста. Церковь очистится. Господь сохранит Своих».

К «своим», то есть к рабам Божьим, он проявлял предельную мягкость. Таисия Лунева вспоминала эпизод в селе Боброво под Рыльском, когда вниз с пригорка ковыляла лошадь…

— Тащит лошадка телегу, а на телеге мужик везет монастырское молоко. Можно было бы везти и аккуратнее, но кучер не справляется с лошадью, телега разворачивается, и банки, ведра — все на свете летит на землю, под откос, бьется посуда, разливается по земле молоко. Я чуть не закричала: «Эй ты! Что ты делаешь, прекрати немедленно!» Никто б не выдержал такого разгильдяйства. А старец остался невозмутим, только руками развел и спокойно так произнес: «Вот что значит монастырское, можно бить».

Так обличал он — кротко, со смирением, чтобы не ранить уязвленное самолюбие, а отвести беду от слабых, не способных вместить его слов, объяснялся с ними иносказательно. Но мало что понимали, потому что не стремились понимать.

В монастыре жила раба Божия Анна, старец исцелил ее от одержимости. Вот однажды в монастырь приехал ее сын, чтобы проведать мать. Старец посмотрел на его «иномарку» и только одно сказал: «Да подарил бы ты ее монастырю». Но кто ж подарит, всю жизнь копил и мечтал, и мечта сбылась. Уехал парень и разбился на своем авто. Машина вдребезги, сам на грани жизни и смерти. Батюшка, конечно, в «иномарке» не нуждался.

Сила его веры распространялась не только на людей, но и на машины и механизмы. Как рассказывал игумен Гавриил (Разоренов), однажды он ехал с батюшкой за коровкой, а ехать надо было от монастыря Святого Николая километров тридцать.

— В машине был пробит радиатор, — удивлялся отец Гавриил, — из него вытекала вода, и шофер благоразумно отказался ехать, потому что машина ни за что не проехала бы и пяти километров. Но старец благословил, и, делать нечего, я сел за руль, только плеснул воды в радиатор по послушанию. Едем. Машина начинает дымиться, я смотрю на отца Ипполита — он молится. Проехали полпути, продолжаем двигаться дальше. Я остановил авто и попросил благословения на минуту выйти. «Выйди, отец», — разрешил старец. В недоумении я подлез к радиатору и замер: сквозь отверстие диаметром в мизинец вода не выливалась, хотя уровень воды был выше этой дырки! Что-то препятствовало течи. Вода в отверстии держала форму, как в аквариуме. Мы доехали до цели и вернулись в монастырь. Эта машина с пробитым радиатором и с тем же количеством воды проездила еще неделю.

Он сам шел к тем, кто в силу гордости или непонимания не шел к нему. И удерживал тех, кто по тем же причинам стремился уйти.

У послушника Михаила начался панариций, дикая непереносимая боль. Ему сказали: «Надо идти к батюшке». А он не захотел: дескать, буду я беспокоить старца по пустякам. Но старец сам подошел к «строгому послушнику» Мише. Делать нечего, Миша признался: пальцы «рвет», боль адская. Отец Ипполит ответил: «Надо молиться». И ушел. Через час от боли не осталось и напоминания.

Как-то после похорон в одном из сел батюшка Ипполит благословил всех сесть за поминальный стол, как водится. Но музыканты из похоронного духового оркестра ни в какую не захотели разделить трапезу. Ехать им надо, и все тут. Поехали. Машина их тут же застряла, два часа провозились с ней, и все без толку. Только после поминок им помогли, подтолкнули машину. Уезжали все равно вместе. Оркестр по своей прихоти остался без обеда и два часа буксовал в грязи. Но музыкантов вразумили, почему это случилось.

— Это человеческое, — говорил старец о людском непонимании и пороках и добавлял, шутя, — я лично во всем обвиняю Еву…

Тем, кто досаждал ему по пустякам — «батюшка, надо расписку, батюшка, дайте топор» и тому подобное — отец-настоятель давал понять, что надо держать себя в рамках здравого смысла, мягко намекал на то, что есть границы допустимого и нельзя быть навязчивым. Он пообедать спокойно не мог — так его «доставали».

Он никогда не осуждал и давал почувствовать тонкий вкус православия: «Не судите, да не судимы будете». Он говорил, что, если даже мысленно мы укоряем ближнего, мгновенно ослабевает наша духовная сила.

— А если вы ненавидите, то невольно вызываете на себя адский огонь, — предупреждал батюшка, — тогда враг, который мучает того, кто ненавидит вас, возьмет власть и над вами.

Если к нему подходил кто-либо из монастырской братии, желая пожаловаться, то он, духовным зрением предузнав суть вопроса, начинал сильно морщиться, как будто съел что-то очень горькое. Ему действительно горько было знать, что его духовные дети судят друг друга. В таких случаях отец Ипполит обычно брал жалобщика за руку и шепотом останавливал его: «Молчи, отец, молчи…» Батюшка сам никогда ни на кого не жаловался и очень не любил жалобщиков и ропотников в монастыре.

По утверждению Антония Великого, «нет большего нечестия под небом, если кто-либо осуждает ближнего и превозносится над ним». Рыльский старец воспитывал в людях смирение через послушание. Каждый поступавший в монастырь хорошо понимал, кто мы есть по существу: прах и навоз. Все иеромонахи и иеродьяконы до рукоположения в сан начинали с коровника.

Иеромонах Викентий (Быканов) вспоминал, как еще послушником прибежал к отцу настоятелю:

— Батюшка, представляете, гости из Москвы сегодня курили прямо в келье!

— А ты что, не куришь?

— Нет.

— Какой же ты мужик?!

Такая реакция настоятеля отбила желание жаловаться впредь.

Следующий «ходок»:

— Батюшка, благочинный себя ведет неправильно…

— А тебя поставь, ты еще хуже будешь.

— Да, батюшка, вы правы, — смирялся самозваный «судия».

Старец помолчал, дав собеседнику осознать свою немощь, и тут же ободрил его:

— Да я шучу, отец…

При этом архимандрит Ипполит призывал не терять душевного мира, когда осуждают нас:

— Отец, за глаза и царя ругают, а ты кто такой?

— Никто, батюшка.

— Вот-вот…

Отец Ипполит призывал духовных чад «терпеть и любить всякую напраслину, люди будут вас уничижать, а Господь возвеличивать». Терпение он понимал не как пассивную придавленность, а как активную творческую силу и основание мужественных добродетелей. «Тот, кто стяжал терпение, — учит преподобный Ефрем Сирин, — радуется в скорбях, искусен в бедах, веселится в напасти».

В селах Рыльского района старец совершал отчитки на дому, он сам выезжал к одержимым. В деревне Тимохино, где открыл скит, он исцелил от эпилепсии двадцатилетнего Алексея Севостьянова, и подобных случаев известно много. Святой ревностью он уподобился Святителю Николаю, который не ждал, когда к нему придут за помощью, но сам помогал тем, кто в нем нуждался.

Все его действия были выверены и точны. Например, в тончайшее отверстие он легко вливал масло. Когда его спросили, как ему это удается, он ответил, что на Афоне был виночерпием. Слово отца Ипполита для многих в обители стало законом: «Старец так сказал». На этом все споры и выяснения прекращались. Правда, самого батюшку это иной раз огорчало. «Я никому не могу слова сказать, — сетовал он, — сразу по монастырю проносится».

Батюшка много лет нес крест тяжелых болезней, взял его на себя за духовных чад. Но физические немощи, которые особенно усиливались после субботних отчиток, нимало не мешали ему руководить монастырем и принимать сотни паломников. Сила Божия «в немощи совершается» (2 Кор. 12:9), и Господь посылал ему благодатные силы для старческого служения. Для борьбы за спасение, борьбы за первозданную красоту, за господство духа над плотью. Он учил не отдавать никому то, что Господь дал, каким бы тяжелым ни было послушание, всегда находить силы оставаться на своем посту. В пример приводил старого эконома в Русском-на-Афоне монастыре, который, даже умирая, так держал связку ключей в руке, что пришлось разжимать уже мертвые, затвердевшие пальцы, чтобы забрать их.

…И вновь закрыты двери храма изнутри. Архимандрит Ипполит читает заклинательные молитвы. Их читал Иоанн Кронштадтский. Их знают афонские греки. Молитвы святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, священномученика Киприана — столпов Византийской Вселенской Церкви. Вот кто-то дико кричит и падает на пол. Молодая девушка. Ее поднимают, но она вскоре падает вновь. Люди стоят в церкви плотными рядами, места очень мало. Нарастает гул. Неужели этот молодой, модно одетый парень тоже одержим? Его вдруг как будто выворачивает наизнанку. Тело совершает неестественные ломаные движения, на лице изображается страдание. Рычит он или стонет — понять трудно. Вот приличная семья. Отец, мама, несколько детей. У мальчика черные круги вокруг глаз, и смотрит он не по-мальчишески. Внезапно бесовская сила подкидывает его в воздух. Упал, покатился по полу. Еще и еще раз. Старец отчитывает всю семью. Несчастные потомки разрушителей храмов и осквернителей святынь на себе пожинают плоды безумия отцов — строителей «земного рая». Одержимы поголовно (!) жители нескольких деревень в одном из районов Курской области, а что делается в других? Там, где тоже глумились над иконами и танцевали на гробах… Кто-то уже визжит, мяукает, гавкает, шипит, стонет. Как будто всемирный адский зверинец собрался в этом маленьком храме. Слышны ругательства, «откровения» из преисподней на все лады. И среди этого воя и рева уверенно звучит голос старца-архимандрита, повелевающий духам зла: «Выйди, беги, отыди во свой тартар, убойся…»

После вычитов отец Ипполит отчитывал сам себя в алтаре — так враг нападал на него.

— Это страшная борьба — стоять за бессмертие души, — говорит о битве с демонами архимандрит Мирон (Пепеляев), — Бесы очень сопротивляются, так просто они не сдаются. Вообще, как сказано в Евангелии, «Сей род изгоняется только молитвою и постом» (Мф. 17:21). Энергия Божественной благодати через меня изгоняет, она сильнее беса. Бес может войти в любое животное, в рыбу, в муху. Но войти в человека среди них считается блаженством.

В Галине из Севастополя бес жил сорок лет. Я отчитывал ее сто восемьдесят семь раз. Сам себя истязал, строго-престрого постился, почти перестал есть, пить, спать, чтоб его как-то выгнать. Он оказался очень сильным. У них, у бесов, тоже иерархия, от «президента» до последнего «солдата». Они меняют образы, формы и размеры, от микроскопических до гигантских. Такое свойство их природы. Из Галины вышел-таки змей зеленый, чешуйчатый, толстый, и на конце хвоста у него что-то там блестело.

Одного вам опишу. Мне было девять лет. Вижу — человек, вернее, форма человека, стоит в темно-дымчатом подряснике, волосы седые до плеч, нос продолговатый, брови скобкой, лоб широкий. И знаете, он меня парализовал. Хочу уйти, а он держит меня как магнитом, ни шагу ступить — ни назад, ни в сторону. Такая вот магическая сила у него. Лицо суровое. Я не могу говорить, ничего не слышу, но мне передается, как будто перед глазами проходят века, века за веками. А передо мной — даже не образ века, а… «человек» всех веков. Мне передается, что он очень много знает. Я перед ним — ну, все равно что пушок… У меня нет и малой части той энергии, которой обладает он. Если бы не Господь, он сделал бы со мной все, что хотел. Такое духовное тело я видел и вам это передаю.

Вот с кем сражался отец Ипполит! Вот с какими духовными сущностями вел невидимую брань. Мужественный полководец Церкви воинствуюшей, земной, старец воевал вместе с воинами Церкви торжествующей, Небесной.

— Но не секрет, что многие из пребывавших у отца Ипполита использовали отчитку лишь как одно из средств «оздоровления» наряду с «лечением» у экстрасенсов или заговорами у бабушек, — сожалел иерей Роман Наклицкий, в прошлом послушник Рыльского монастыря. — Далеко не все внимали призывам иеромонахов прежде всего хорошенько вспомнить и исповедать все свои отступления от Закона Божьего, на почве которых и было попущено им быть терзаемыми сатаной. Отчасти от духовной безграмотности, гибельного неведения, но больше — от нежелания каяться, ведь после признания вины пришлось бы хоть как-то менять привычно-греховную жизнь. После вычита, как обычно, шли в трапезную. Кто мог. Помню, женщина средних лет не могла подняться с пола, отнялись ноги. Но батюшка, как бы не замечая, быстро прошел мимо нее. Значит, так надо. Именно для нее. В другой раз старушечка осталась после службы в храме. Почти все вышли. Она смотрит на иконостас. Молится. Но кому? Вдруг поворачивается спиной к иконам, скрещивает ладони, начинает вертеть пальцами. Вот оно что… Услышав шаги, спохватывается. На вопросы не отвечает и быстро уходит. Старец знает об этом, как и о многом другом. Знает и в большинстве случаев терпит этих людей годами. Мера времени исполнялась, и они уходили сами. Благодать изгоняла их. По слову апостола, где усиливаются козни дьявола, там преизобилует благодать. (Рим. 5:20).

«Два крыла у сатаны — зависть и гордость», — говорил батюшка Ипполит.

Общий для всех духовный закон гласит, что выше сил не подается ничего. Но, по прикровенному слову святых, тем, кого благоволил огненно испытать Господь, попускается то, что иногда превосходит человеческие силы. Сколько таких моментов перенес архимандрит Ипполит за всю жизнь?! Порой он плакал, как дитя, когда становилось невыносимо. «Матушка, — говорил с улыбкой одной из духовных своих дочерей, — вот я всем угождаю-угождаю по сто раз, а один раз не угодил — и я уже “враг народа”».

Он смирялся и перед архиереем, и перед послушниками…

Иерей Роман Наклицкий вспоминал о том, как часто над монастырем «витал тяжелый дух», несмотря на общую атмосферу радости о Христе Воскресшем. Ощущалось сильнейшее давление на духовном уровне.

— Особенно в дождливую, пасмурную погоду, — уточнил отец Роман. — Батюшка в келье, он молится, но так необходимо его присутствие рядом сейчас, в этот момент, его бодрящее и укрепляющее слово, его глубокий взгляд, его улыбка. Но он не выходит, значит, и эту тяжесть надо перенести, пережить в самом себе. Наедине. Иначе не укрепится дух, иначе слабыми, неспособными мы будем воинами.

Батюшка не упускал случая, чтобы преподать урок на пользу окружающим, как приезжим, так и насельникам. Как-то раз на вечерней службе одна душевно болящая была особенно неспокойна: что-то бормотала, восклицала, размахивала руками прямо у солеи, вблизи Царских врат. Срывалась в крик, мешала богослужению. Батюшку спросили: что с ней делать? Он ответил обычно: «Терпите». Но терпеть было тяжело, больная не успокаивалась. Уже негодовали вслух, вновь обратились к батюшке. Но он остался непреклонен. Так и терпели всю службу. Недостатка в подобных «уроках» не было.

В один из летних вечеров насельники монастыря почувствовали тревогу и напряжение, даже нервозность. После службы узнали, что один из паломников на пороге братского корпуса упал и умер. Плохо стало то ли с сердцем, то ли с головой. Как будто он пал жертвой этой духовной тяжести, которая опустилась на бедолагу и раздавила его насмерть. Когда увезли тело, батюшка благословил одному брату собрать с земли и унести подальше кровь умершего, что было исполнено. Ночью у брата начались фобии, приступы страха. Наутро они лишь усилились. Через несколько дней брат подошел к батюшке и спросил, как ему дальше жить с этими ужасами. Он услышал неожиданный ответ старца: «Побойся, побойся…» Отец Ипполит его не успокоил, не пообещал молиться, не перевел на время в другую келью. Он предоставил брату хорошенько прочувствовать действие страхования на самом себе. И продолжались эти «страхи-на-крови» (далеко не слабые ощущения) еще около трех недель. Потом прошли.

Так отец Ипполит учил своих подопечных.

Быть может, он считал, что Сам Спаситель и Господь наш Иисус Христос начинает «борьбу» и Сам же ее заканчивает в свое время. А наше дело молиться, смиряться, терпеть…

Другого монастырского послушника враг рода человеческого несколько недель одолевал унынием, он был на грани отчаяния. Ощущения у него были такие, будто душа уже здесь, на земле, проходит страшные мытарства. Наконец, юноша решился — ему непросто это далось — открыть свои помыслы настоятелю. Помолился Николаю Чудотворцу и поднялся на второй этаж игуменского корпуса.

— Молитвами святых отец наших… Батюшка!

— Кто там? — раздался через минуту тихий голос из-за двери.

— Это я… откройте, пожалуйста.

— А-а, заходи. Я уже и сам хотел позвать тебя…

Старец сел в кресло-качалку, послушник — рядом на табурет.

Поздний вечер, почти ночь. В келье погашен свет. Лицо архимандрита Ипполита едва-едва различимо. Его гость сказал несколько слов и осекся. О чем говорить, если старец знает все его беды лучше него? Он обессилел, он уже не мог о чем-то спрашивать, не в лад перебивать. Так они и просидели в келье в полной тишине до глубокой ночи. Отец Ипполит погрузился в молитву и медленно перебирал в руке четки. Прошел час, другой. Послушник почему-то вспомнил, как когда-то, бесконечно далекой и черной ночью, пятый Римский прокуратор Иудеи, измученный фарисеями и толпой всадник Понтий Пилат, в отчаянии вопросил Христа о том, что есть истина…

Юноше показалось, что бездна смыкается над его сознанием, что круги ада окольцевали его естество, что земля проваливается под его ногами.

— Терпи, батюшка дорогой, — сказал ему на прощание старец.

— Познай себя, «камо грядеши», кто ты, с кем ты, войди в свое сердце, — говорил архимандрит Мирон. — Пока сам себя не познаешь, ничего-то ты не поймешь! А чтобы нам познать и увидеть, Христос прошел через крестные муки — чего Ему стоило искупить человеческий род, вырвать его из пасти дьявола! Но война не закончена. Второе Страшное Пришествие Христа во славе станет нашей победой. Тогда и наступит Восьмой день творения мира. А пока сатана может душу в ад утащить. Навечно. Так что нам, чтобы быть наследниками жизни вечной, надо проходить тот путь, который прошел Христос. Духовное распятие. Самоотвержение. Самопожертвование. Нам надо расти и расти, подражать таким, как пророк Моисей, как старец Ипполит… Когда отец Ипполит выходил к народу, Дух Святой играл на его лице, как на лице пророка, и люди не могли налюбоваться им. Он был пламень, и нам надо пламенеть!

Архимандрит Мирон прикрыл рукой глаза:

— Это огненные искушения, самые сильные, когда сатана требует нашей крови. Когда мы в святости и в славе, он завидует, так как святость и честь он потерял навсегда. И поэтому он завидует святым, которые наследуют места его и аггелов его, места, с которых они низвержены. «Обителей у Отца Моего много», — говорит Христос, всем хватит. Надо только стремиться. Время наше такое: меняется система ценностей. Надо торопиться бежать, чтобы достигнуть Царствия Божьего, чтобы удостоиться дара Святого Духа через подвижничество. И вот я уже не в скиту, не в глухомани только отчитываю, а сам выхожу из тыла в открытый бой. Я еду туда, куда меня призывают: в Петропавловск-Камчатский, в Самару, в Норильск, в Тамбов, в Симферополь.

…Рано утром монастырский эконом подошел к настоятелю за благословением.

— Вы здесь живете? — осведомился отец Ипполит.

— Да, батюшка, живу, — ответил со смирением отец Иоанникий. Он привык к таким шуткам старца.

Монахам и паломникам, которые много раз бывали в обители, архимандрит Ипполит задавал вопросы:

— Как вас зовут? Откуда вы приехали?

Кому-то казалось, что он их не узнает. На самом деле он на всю жизнь запоминал того, с кем ему приходилось встречаться хотя бы однажды. Как-то раз уроженец Осетии, послушник Рыльского монастыря, на очередной вопрос, откуда он, ответил:

— Я… я из Японии.

Батюшка оживился:

— И-и-и! Ну надо же! А там красивые люди живут…

«Если бы видимое небо не отделяло нас от Неба невидимого, мы бы содрогались от тех несоответствий духа, которые существуют меж ангельской торжествующей Церковью и нашей земной Церковью почти не воинствующих, дряблых человеческих душ. Мы бы ужаснулись и поняли бы ясно ту истину, которая нам сейчас непонятна: что сделал для нас Господь Иисус Христос… Мы бы увидели, что тьма над человечеством не редеет, но сгущается. Мы бы увидели, как колоски даже с одним зернышком берутся небесными жнецами на Небо, что малейшая искра Христова в человеке — как единое зернышко в колоске — уже спасает этого человека. Все темное зачеркивается, отсекается, берется одна только искра, и она становится вечной жизнью. Слава спасению Христову!»

«Мы забыли, Кому мы должны подражать… Мы христиане и должны подражать Христу. Ученик Спасителя призван пройти Его путь. Этот путь лежит через Крест, через Голгофу», — повторял архимандрит Ипполит незадолго до смерти.

Он сокрушил главы невидимых змеев. Демоны закрывали Небо. Но не легионы ангелов, а тихий свет Его Воскресения и подвиг Его святых открыли нам путь в Небеса.

— Ну, отец, кончилась моя миссия. Связался я тут… Все, конец. На святом месте долго не живут, — с этими словами старец Ипполит вступил в свою последнюю земную битву с врагом человеческого спасения.

Он отдал жизнь, чтобы «колосья» зрели и «искры» светились во мгле.