Глава 2

Сан-Франциско так и не смог за многие месяцы проживания в нем произвести должного впечатления на Анри. Возможно, он просто еще толком и не смог его рассмотреть? Или европейские критерии достопримечательностей слегка диссонировали с американскими? Джеффри Росс, его приятель по стажировке, через день предлагал вечерком «прошвырнуться по барам». Джефф родом из города Виктория, Техас. Этот городишко – самая настоящая глушь – расположен в юго-восточной части штата Одинокой Звезды. Удаленность от цивилизации пошла Джеффу на пользу. Как это часто бывает с деревенскими парнями, он был рослый, светловолосый, мощного телосложения и не только совершенно не стеснялся своего сельского происхождения, а даже наоборот – гордился. Частенько ходил в галстуке-боло – так называют ковбойский шнурок с наконечниками, – стетсоновской шляпе как у киношного шерифа и в отсутствии жевательного табака постоянно заполнял рот обычной жвачкой. Короче, патентованный ковбой, а они по-другому не гуляют. Может, Анри и желал денек-другой пошататься по городу, заглянуть с Джеффом в аутентичное калифорнийское питейное заведение, протестировать пару модных коктейлей, почувствовать особую местную атмосферу, так сказать. Но в последнюю неделю американские партнеры взяли его в такой интенсивный оборот, что, кроме мечты отоспаться после бесконечного рабочего дня, ни на что не оставалось сил. Впрочем, еще одна навязчивая мысль не оставляла его ни днем, ни ночью. Он страшно скучал по своей возлюбленной. Пронзительное, практически перманентное чувство разлуки было довольно необычным по своим признакам. Оно не вызывало тревоги, в смысле ревности или что Стелле не комфортно без его мужского плеча. Он был в ней абсолютно уверен. Девушка она самостоятельная, воспитанная и однозначно порядочная. Здесь другое. Щемящая нежность разливалась по всему сердцу только от одной мысли о Стелле. Именно в разлуке, пусть пока и не очень длинной, случившейся не по плану, но все же необходимой по работе, он ощутил всю глубину своих чувств. Непереносимо тянуло обнять, крепко прижать к себе, почувствовать, как бьется ее сердечко, поцеловать… Иногда его так накрывало, что Стелла начинала мерещиться чуть ли не в каждой девушке, которые попадались на глаза. Вот и сейчас, подходя к парковке, он увидел женщину, которая садилась в автомобиль. Довольно далеко, метров сто от него. Видно было только силуэт, но этого оказалось достаточно, чтобы тоска нахлынула с новой силой. Так захотелось услышать хотя бы ее голос. Они тяжело расстались. Поссорились почти без причины. Да, наверное, надо было бы согласиться с доводами Стеллы и не давить на нее, чтобы она осталась с ним в Сан-Франциско до конца его стажировки. Если уж быть до конца честным, то и он сам, скорее всего, поступил бы так же на ее месте. Рисковать остаться без работы в этом непростом мире недопустимо в принципе. Без денег, в полной зависимости от другого человека счастливо жить могут немногие. Но эгоизм тоже сильный фактор. А уж мужской и подавно. И он с ним на тот момент справиться не сумел. Поссорились из-за его бескомпромиссной позиции. Уперся как баран! Оскорбился непонятно за что. Форменный идиот! Так случается с близкими людьми. Но надуманная обида давно уже растворилась, смылась из сердца, как будто ее и не было вовсе. Пора извиниться. «Простит ли?» – подумал Анри и взглянул на часы. Почти половина девятого вечера. Он на секунду задумался, вычисляя в уме, сколько времени сейчас в Гонконге. Прибавив пятнадцать часов, выходило, одиннадцать тридцать. Вполне приемлемо.

Анри достал из кармана мобильный телефон, набрал номер Стеллы и с гулко колотящимся сердцем поднес трубку к уху в тревожном ожидании. «А вдруг не ответит? Проигнорирует? Все кончено!» Дурные мысли не успели достичь стадии паники. Через короткое время он услышал ее родной, спокойный, как ни в чем не бывало, голос:

– Привет, принц Анри! Как чудесно, что ты наконец позвонил! Рассказывай, как ты там без меня? Нашел себе голливудскую красотку? Или все еще мечтаешь обо мне?

Шутливый тон Стеллы оказался крайне неожиданным и очень порадовал Анри. Хотя звучала девушка несколько натужно. Он это почувствовал:

– Любимая, привет! У тебя все в порядке?

– Теперь да. Твой ангельский голос снимает даже головную боль. Заждалась уже, сил нет. Я скучаю по тебе просто…

После этих слов Стеллы у Анри по-настоящему отлегло от сердца. Оно все же защемило с новой силой, но уже не от тревоги, а от нежности:

– Принцесса моя, хочу извиниться за свою тупую невыдержанность. Прости меня, пожалуйста. Вел себя как последний кретин! Я очень, очень, очень скучаю. Нет, не скучаю. Я почти умираю без тебя.

После короткой паузы Стелла совершенно искренне и с неподдельным испугом ответила:

– Пожалуйста, не умирай! Нашему ребенку без отца расти нельзя!

Тут уже Анри замер чуть не на минуту, пытаясь осмыслить услышанное.

– Стелла, дорогая, ты говоришь про будущее?

– Конечно, дорогой. Про совсем недалекое. Надеюсь, месяцев через семь с хвостиком сбудется мое пророчество.

Вот теперь Анри все осознал и явственно ощутил, как не может ни говорить, ни дышать. Разом потерял дар речи. Приступ неудержимой радости и нежности сжал его горло, пошла кругом голова, сердце бешено колотилось. Он расстегнул ворот рубашки и оперся обеими руками на капот ближайшего автомобиля, чтоб не упасть. Ярко красный «порше» не оценил его фамильярности и залился противной трелью мерзкой сигнализации.

– Что там у тебя, Анри? Уже вызвал полицию? Совсем не обязательно, дорогой. Беременность даже в Америке не считается преступлением.

Шутка Стеллы вернула Анри в реальность.

– Милая! Дорогая! Любимая! Я абсолютно счастлив! Совсем нет слов. Люблю тебя! Люблю-ю-ю-ю… – протяжно выдохнул Анри.

– И я тоже. Скоро тебе придется делить свою любовь надвое. – Стелла чуть успокоилась и продолжила мило подтрунивать над Анри.

– Нет, солнце мое, любовь не надо делить. Лучше умножу ее вдвое, втрое, в бесконечное количество раз! Когда ты узнала? Почему сразу не сказала? Не знаешь, кто у нас? Мальчик или девочка?

– Анри, столько вопросов, что я запомнила только последний. Рано еще делать правильные прогнозы. Точно не знаю, но интуитивно чувствую, что мальчик. А девочка тебе не сгодится?

– Нет-нет-нет! Мне сгодятся… все трое наших детишек. Девочки… мальчишки… всех буду любить. Главное, чтоб были здоровы. – Анри говорил урывками, чуть взахлеб и с придыханием – нахлынувшая радость не отпускала и продолжала душить, обволакивать каждую частичку тела и души.

– Вот ты мне программку наметил! Не дави! Надо первого спокойно родить, а там уж видно будет. Может, намаешься без сна с подгузниками да и остынешь. Ну ладно. В любом случае чрезвычайно приятно, что хоть в обморок не упал. Короче, когда увидимся?

– Дорогая, надеюсь, что уже скоро. Неделя, может, чуть раньше. Послезавтра к вечеру буду знать точнее. Шеф пока здесь, договорюсь. У нас будет промежуточное совещание. По итогу определюсь конкретнее.

Стелла на секундочку задумалась, перебирая числа и дни недели в уме. Голова совершенно не работала:

– Поняла. В общем, как узнаешь, что к чему, сразу звони. Я начну готовиться к встрече.

Анри мечтательно произнес:

– О! Готовиться? Шампанское, свечи…

Стелла оборвала его на самом интересном:

– Не без этого, конечно. Думаешь, ты один соскучился? Так что поторопись. А то шампанское выдохнется.

– Милая, не задержусь и минуты. Не скучай! Привезу тебе очень редкий подарочек. Что у тебя сегодня?

– Да вот хочу с Айной встретиться. Приглашу ее в заведение на ужин. Покормлю, напою. Она столько хорошего делает! Хочу хоть чем-то отплатить. Прекрасный она человек. Правильный. Кстати, еще одна новость. Айна уволилась из нашей редакции и уже устроилась на новое место. Как будто хорошее. Страсть как хочется посплетничать.

– Отлично. Посплетничать для девочек – это как мальчикам на футбол сходить. А в какой ресторан? Если не выбрала, могу порекомендовать.

Стелла залилась звонким смехом.

– Ты? Ха-ха-ха! Порекомендовать! Без году неделя в Гонконге. В «Гейлорд» пойдем. Дай еще спрошу по главной теме. На перспективу, так сказать. Ты-то сам как решил, в общем? Остаешься в Америке или нет?

– Любовь моя, теперь и не знаю. Думал, уговорю тебя перебраться сюда, в Сан-Франциско. Нормальное, в принципе, местечко. Здесь и по твоей части работы непочатый край. Да и по моей, сама понимаешь, точка номер один в мире. Мощный проект янки затеяли. Глобальный, как мне показалось. Я, похоже, им нужен. Хотя, откровенно говоря, Франция мне милее в сто раз. Знаешь, здесь все какое-то, – он взял паузу, подбирая слово, – пластмассовое. Немного безжизненное. Чувствую себя почти роботом. Попробую убедить шефа, что проект можно обеспечивать и из Европы, а в США выезжать могу в командировки по мере необходимости. Надеюсь, что не откажет. У меня ведь вон какой крутой аргумент намечается! У него самого четверо детей. А ты как думаешь?

– Дорогой, теперь тебе от меня… от нас не отвертеться. А по твоей перспективе подумаем. Понятно, ко всему можно привыкнуть. Франция хороша, оптимальна с многих точек зрения. Она же, как это ты очень точно подметил, «не пластмассовая». Но без языка мне там будет трудно. Согласен?

– Понимаю. Тогда будем искать Францию в Америке. Я уже приметил несколько мест с вполне духоподъемной едой. Даже любимое кафе имеется. С правильными круассанами и довольно приличным кофе.

– Годится. Ладно, хватит болтать. Хочу еще немного поработать и помчусь объедаться всякими вкусностями. А ты иди спокойно спать и не завидуй.

На счет вкусностей Стелла лукавила. Очень хотелось поесть вволю. Однако природа давала о себе знать все отчетливее. Ее уже немного, время от времени, мутило. Пока не сильно, но обычные повседневные запахи еды стали не привлекать, как раньше, а скорее настораживать.

– Понял. Извини меня еще раз, пожалуйста. Люблю тебя, Стелла!!!

– И я тебя, пока.

Анри дал отбой, но еще долго не убирал телефон. Держал в руке. Ему явственно казалось, что от трубки идет тепло теперь вдвойне любимой Стеллы. Как хорошо все обошлось! Помирились! Да и еще по такому невероятному поводу! Счастье-то какое! Ура! Ура!!! «Я скоро буду отцом!» – пела во весь голос его душа. Наконец Анри немного успокоился, убрал телефон и стал озираться по сторонам. Совершенно вылетело из головы, где он оставил свой новейший «понтиак»-кабриолет неонового цвета. Последняя модель! Честно говоря, это было совсем не его авто. Его американский друг, Ник Орлофф, был фактическим счастливым владельцем этой роскоши. Тот самый, с которым он взаимодействовал еще в Париже. Между прочим, он заказывал машину почти год назад и по-дружески дал ему на время попользоваться. В Америке без собственного транспорта невозможно прожить и дня. Да, и у них это запросто. Хотя в данном конкретном случае несколько необычно. Слишком дорогая игрушка. Может, это такое поощрение? Или сигнал, что они во мне заинтересованы реально? Однако Анри вскоре после первого тест-драйва совсем перестал задумываться об этом. Слишком уж хорош оказался «железный друг». Буквально через пару дней пользования авто он буквально сроднился с «понтиаком» и ощущал его своим на веки вечные. Через пару минут «скакун» нашелся. Анри с блаженной улыбкой уселся за руль, запустил мотор, насладился некоторое время уже практически привычным утробным урчанием и резко нажал на акселератор. Именно резко. Только при таком сценарии можно было ощутить всю сладостную мощь такого эксклюзивного суперкара. На выезде с парковки у Анри вдруг снова слегка защемило сердце. Стало как-то тревожно и немного холодно, как от нехорошего предчувствия. Он сразу отбросил дурные мысли.

«Это от нежданного счастья, наверное», – подумал Анри и помчался отдыхать от такого трудного, насыщенного, но безумно счастливого дня.

Тем временем на четвертом этаже офисного здания у окна, выходящего на парковку, стояли двое мужчин и беседовали. Один из них, Ник Орлофф, тот самый владелец модного «понтиака». Рослый подкаченный блондин тридцати плюс минус лет, белоснежная улыбка, джинсы, рубашка в серо-голубую клетку навыпуск поверх белой футболки. Хрестоматийный молодой янки с эталонным экстерьером современной голливудской массовки. Другой постарше. Лет шестидесяти, может, чуть больше. Плотного телосложения, коротко стриженный, явно с армейской выправкой. Консервативный костюм в колониальном стиле резко контрастировал с духом свободы, которым буквально лоснилось его широко улыбающееся лицо. Белые свободные брюки из плотного качественного сатина, светло-серая льняная куртка-пиджак с четырьмя накладными карманами, два на груди и два по бокам, однотонная синяя рубашка с воротником на пуговках и цветастый шейный платок. Для полной картины англосаксонского колонизатора начала прошлого века недоставало только пробкового шлема. Вместо этого обязательного атрибута покорителя дикарей у его ног стоял не менее внушительный аксессуар из того славного времени – кожаный саквояж яркого апельсинового цвета. Очень красивый, между прочим. При всей театральности комплекта мужчина отнюдь не выглядел забавным. Наоборот, от него просто веяло какой-то первобытной мощью, уверенностью и равнодушной безжалостностью. Если бы не одна деталь – очень заметное отсутствие пары зубов посредине верхней челюсти, – то его можно было уверенно описать одним словом: джентльмен. Помимо всего прочего на шее висел шнурок с картонным бейджиком. В верхней половине разового пропуска с типографским заголовком «ГОСТЬ», а ниже было вписано от руки – Клэйтон Бойл. Именно он коротко кивнул в сторону парковки и обратился к молодому янки:

– Ник, сынок, ну и как тебе этот Мустанг на выданье? Пройдет предпродажную подготовку?

– Вне всяких сомнений, мистер Бойл. У него множество позитивных пороков, хотя некоторые из них не совсем развиты, как считают наши мозгоправы. Откровенно говоря, я так не считаю. Их немного, но наш главный фаворит на все времена – гордыня – точно вышел из пеленок. Например, лично я убежден, его глубоко укоренившаяся французская заносчивость не позволит отказаться от перспективы даже призрачного триумфа. Он хоть и не урожденный, но уже вполне сформировавшийся французский петушок. Посмотрите на его широко расправленные плечи, когда он подходит к «понтиаку». Атлант! А ведь мы дали авто всего лишь на время. Он через пять минут посчитал его своим. Понимаете, сэр? Прекрасной, кстати, оказалась ваша идея, протестировать кандидата на тягу к внешним эффектам. С профессиональной точки зрения он совсем не бойскаут. Наши специалисты дали ему очень высокую оценку. Все тесты прошел близко к максимуму. Достойно подготовлен, хорошо обучен, работоспособен, амбициозен и к тому же очень креативный персонаж с хорошим чувством юмора. Мыслит нестандартно и все еще наивен, как олененок Бэмби. Право, меня просто умиляет наблюдать за его реакцией на внешние раздражители. Все на лице написано. Не зря же французская разведка им в свое время заинтересовалась и сумела подготовить неплохого технического специалиста.

– А вы его дополнительно проверили? Нашими методами? Вдруг? – выразительно прищурился Бойл.

– Разумеется, сэр. Сразу по приезду на месяц подвесили ему на шею звонкий колокольчик. Работает, кстати, ваш «червяк» очень эффективно. Слышим, контролируем локацию, читаем сообщения. В общем, все, что нужно, пока этот Джеймс при нем.

– Джеймс? – Бойл удивленно вскинул брови.

– Электронный Джеймс Бонд. Это я так про себя вашу программу называю.

– Электронный шпион? Отлично сказано. Похоже, как его там, Анри и впрямь не тупица. Тепличный пока, но с хорошим потенциалом, думается. Поверь моему слову, через год-другой таких подобных ему парней на улице днем с огнем не сыщешь. Все кинутся искать спецов по подглядыванию в электронные замочные скважины. Их будут расторговывать, как звезд бейсбола, точно говорю! Больше того, они по своему нутру неисправимые бунтари. Им любой контроль, как заноза в пятке. Лучшие из них легко отвалят на вольные хлеба. Уйдут в тень, собьются в стаи и будут шантажировать всех, до кого смогут дотянуться. Это недурно, в общем. Нам святоши тоже ни к чему. Конечно, надежнее было бы своих, доморощенных привлекать…

– Безусловно, мистер Бойл. Со временем мы сформируем свою личную гвардию. Нанимать людей со стороны сейчас – вынужденная мера. Время не ждет. Кругом неприятности, мягко говоря. Не мне вам рассказывать. Даже Север Африки для нас становится токсичной территорией. Марокко, Судан, Алжир, Ливия и далее по списку. Уж очень нас там не любят. А надо опередить или хотя бы притормозить русских. Их активность растет в геометрической прогрессии. Уже на франкофонный Сахель ногу задирают. К нашему прискорбию, русские с арабами исторически под ручку ходили. Помогали им безвозмездно, строили всякую чушь типа школы и больницы, молодежь у себя в университетах обучали…

Бойл резко перебил:

– Чушь, говорите?! Школы, больницы?! Это, мой юный друг, ни разу не чушь! Зарубите себе на носу, мистер Орлофф, если б мы не занимались примитивным развратом их элит, выгребая при этом подчистую их закрома, а хотя бы оставляли гарантированную миску бобовой похлебки их подданным, поверьте, у нас сейчас было бы куда меньше проблем в Африке. Да и не только там. Ну да ладно. Что сделано, то сделано. Само собой, силенки у нас еще имеются. Выкрутить руки североафриканским хабиби мы бы могли в два счета, но нынче это не самый оптимальный вариант. Как показывает практика, эффект под дулом пистолета, конечно, будет быстрым и крайне сомнительным. Наверное, правильнее всего присыпать их обильно деньжатами. Однако тут еще одна проблемка всплывает. Наши поощрительные гонорары их царькам и диктаторам на счетах в наших же банках теряют актуальность. Причем дело уже не в суммах. Мы б нарисовали сколько угодно. Само доверие к нашему божеству – доллару галопом валится к чертям. Спасибо, в кавычках, туповатым политикам. А вот франкоговорящий араб, пожалуй, оптимальный кандидат таскать для нас каштаны из огня, пока что-то новенькое не придумаем. Африка, Франция, Швейцария будут его направлениями. Уловили мою мысль?

– Кажется, да, мистер Клэйтон, – немного неуверенно отозвался Орлофф, – Не сомневайтесь. Сделаем из него своего голубка.

– Годится. И еще одно. Когда мы не на людях, называй меня просто Клэй, без мистера. Мы же друзья? Ок?

– Да, Клэйтон, конечно. А вы меня Ник.

– Не волнуйся. Тебе, кстати, это имя к лицу. Николас Орлофф. Шикарно звучит! Как мировая звезда оперы или балета. Осталось бороду отпустить до пупа, и ни дать ни взять обернешься стопроцентным Шаляпиным или как там его? – сказал Клэйтон снисходительным тоном. Очевидно, хотел немного сгладить свой невынужденный наезд на молодого подчиненного. Ник и вправду немного обиделся. Насупился, надул губы и в этот момент походил на подростка, которого отец неожиданно застукал с банкой пива в гараже.

– Позволю вам возразить. Мне это имя не по душе, несмотря на то, что оно мне по наследству досталось. Я на самом деле этих русских не перевариваю.

– Интересно за что? – как можно мягче спросил Клэйтон.

– Да за все! – Ник чуть вскипел. – Упрямые, непредсказуемые, хитрые…

– О дорогой мой! Так ты их боишься, выходит? И правильно делаешь. Я тоже. Крутые они перцы. Знаешь, почему я хожу без зубов?

Ник пожал плечами.

– Вот то-то и оно. Расскажу тебе одну личную историю. Прибыл я как-то в очередной раз во Вьетнам. Так, по мелочи, ничего особенного. Надо было пленных на фоне нашего флажка сфотографировать. Для прессы. Решили не просто запечатлеть радостных заморышей перед звездно-полосатым, а с усилением. Дескать, признают искренне нашу демократию. Поначалу шло как по маслу. Вьетконговцы без особого побуждения весь угол полотнища расцеловали. Кривились маленько, но не артачились особо. Их перед мероприятием три дня одной водой кормили. Почти не соображали, что делают. Человек десять прошло. Тут сержант выводит странного… даже и человеком назвать трудно. Вроде не старый. Худой, побитый, босиком, щетина в три дюйма, в лохмотьях, обе руки на перевязи из лианы. Лицо европейское, глаза голубые. Сразу догадался. «Русский?» – спрашиваю. Сержант ржет: «Он самый!» Ну и сюрприз, думаю. Вот пофартило! Достаю разговорник и на их ломаном объясняю. Так, мол, и так, чмокнешь флажок – получишь сигаретку. А он мне на английском! Причем на четком, без акцента. Да еще складно, что профессор словесности из Гарварда. Я, говорит, не могу принять ваше заманчивое предложение в связи с тем, что не имею дурной привычки курить что попало. И лыбится глазами. Дерзко, с прищуром. Тут мне совсем интересно стало. Смотрю вопросительно на сержанта. Тот мухой реагирует. Дескать, как зовут его, не знает, но он учитель. Взяли прям у школьной доски. Бахнули напалмом по деревне. Когда зашли, он рядом с партами и доской школьной лежал, в руке мелок. Контуженный. Дети рядом обгорелые, листочки, карандаши… Короче, он один выжил. Я сержанту, как это наши бравые морпехи не смогли с ним хорошенько познакомиться? А он в ответ грустно, отрешенно, как-то даже с уважением:

– Мы с ним поработали от души. Чарли так увлекся, что обе руки ему перебил прикладом. Все нипочем. Жилистый, чертяга!

Что ж, думаю, пришло время показать мастер-класс солдафонам. Пусть, думаю, глянут на преимущество мозгов перед бицепсами. Подваливаю к пациенту. Молодой, уверенный, в новенькой форме с именной вышивкой на кармане. Достаю из нагрудного сигару заветную – «Коиба Робустос», между прочим, чистая контрабанда – и говорю голубоглазому: «А вот от кубинской тоже откажешься?» Подарок от вашего Фиделя, говорю. К ней еще бонус полагается – помыться, два бургера, виски «Джек Дениелс» и сутки поспать. Он выдохнул шумно и кивнул. Ну слава богу, пошло дело! Такой снимок можно будет и в «Таймс» сосватать! Уважил, сунул ему в рот сигару, лихо запалил зажигалку о штанину и только поднес огонь к его морде, как тут же оказался без зубов. Он головой меня приладил. Неожиданно, резко, от души. Искры из глаз! Нокдаун! Тощий, что твоя веревка, а силища… Короче, как оклемался, вижу, моего зубодера солдатня уже с пылью ровняет. А он, гаденыш, лежит не шевелиться, мешок мешком, руки перебитые под себя загнул и глазами голубыми сверкает. Зло так, озорно. Мне реально больно, кровь по губам хлещет, а сам глазам своим не верю. Улыбается ведь, сволочь! Молча лыбится, страшно. В общем, с той поры для памяти, кто такие русские, у меня крепкий узелок имеется. Понятно, амбразуру мне поправили, мост зубной смастерили. Только вот привыкнуть так и не смог. На официальные встречи надеваю. Есть и положительный момент в этой невеселой истории. С тех пор не курю. Бросил. Такие, брат, дела.

– Расправились с ним? – со злобной надеждой спросил Ник.

Клэй ответил не сразу. Задумчиво почесал рукой подбородок и только после этого ответил:

– Знаешь, нет. Что-то подсказало, нельзя его обнулять. До сих пор не очень понимаю, почему. Я с ним после полночи болтал о том о сем… Скажу тебе, людоедства в нем было куда как меньше, чем нам говорили. Он, придурок, за мир во всем мире топил. Убеждал, что договариваться надо. Про баланс сил. Чушь всякую. Точно, особенный. Парням объяснил, что товар он ценный. Лучше обменяем. Знаешь, сколько у них в плену наших пилотов было?

– Обменяли?

– Не знаю, Ник, ох, не знаю. Надеюсь, что да.

Ник Орлофф не рискнул продолжать дышать ядом на русских и сменил тему:

– Вы будете на совещании послезавтра?

– Это с французским шефом твоего мустангера?

– Точно так.

– Нет. Не буду. Я с нашим новым членом планирую переговорить попозже. С глазу на глаз. По-серьезному. Подпишу его официально. А пока без меня справитесь. Их контору мы уже купили с потрохами. Финито! Все решено, ставки сделаны. Я подключусь позже. Есть поважней заботы. Надо согласовать продолжение нашего взаимодействия с Пентагоном. Хочу в ночь вылететь в Арлингтон. До обеда пробегусь по нужным кабинетам. К среде планирую обратно.

– Не тяжело будет, Клэй?

– Ник, если б ты знал, что такое тяжело. Нормально. Пули же над головой не летают? В самолете отосплюсь.

– Понятно, – сказал Ник и протянул руку для прощания. Клэйтон Бойл не стал ее пожимать, сжал в кулак ладонь правой руки и глазами дал понять: надо повторить его трюк. Ник повторил. Они слегка стукнулись кулаками, и на его некоторое недоумение Клэйтон, усмехнувшись, заговорщически произнес:

– Привыкай потихоньку, дружище. Сдается мне, что еще при моей жизни мы можем разучиться пожимать друг другу руки. Но это совсем другая история.

У самой двери Клэйтон остановился, повернулся вполоборота к Нику и, подмигнув одним глазом, добавил:

– Чуть не упустил. Тебе сегодня доставят толстую папку. Ознакомься подробнейшим образом и подумай, как нам покруче включиться в эту историю. Ты в таких делах мастак. Бюджет на данную работу запредельный и неподотчетный. Улавливаешь?

Ник понимающе кивнул.

– А что там, Клэй?

– На папке будет надпись «Панама». Больше вслух ничего не скажу. И не обсуждать ни с кем, работать карандашом и бумагой исключительно в кабинете, держать в сейфе. Уловил?! Материал сверхособенный.

– Есть, сэр! Изучу и попробую подготовить предложения. Недельку дадите?

Бойл глухо рассмеялся.

– Нет, дорогой друг. Такой роскоши мы не можем себе позволить. Максимум двое суток. Крайний срок к моему приезду. Если в выходные аннулируешь стриптиз-клуб, поимеешь еще сорок восемь бонусных часов для работы. Я не шучу! И еще одно. В папке вместо гербария подсыхает синий конверт. В нем пятьдесят сотен. Не пугайся. Это компенсация за сверхурочные. От меня лично. Расписываться не надо. И еще одна малость. Пусть мой саквояж у тебя пока побудет. Таскать с собой неохота. Не возражаешь?

– Никаких проблем, Клэй. Ставьте куда хотите. А что в нем? – по инерции спросил Ник и осекся, почувствовав некоторую бестактность в своем вопросе. Клэйтон без лишних слов поставил саквояж на стул, привычно раскрыл и вытащил древний кассетный магнитофон «Панасоник» с намотанным вокруг плоского корпуса электрическим шнуром с вилкой.

– Питание где?

– Что? – Ник сразу не понял, о чем это Клэйтон.

– Розетка электрическая!

Орлофф кивком указал на стену напротив своего стола. Там имелось сразу три электророзетки разного формата на все случаи жизни – американский стандарт, британский и европейский. Клэй деловито размотал шнур, пихнул его в розетку, нажал кнопку воспроизведения и замер, прислушиваясь с нескрываемым удовольствием к словам какой-то незнакомой песенки в стиле ирландского кантри.

заунывно полилось из винтажного аппарата. Пел мужчина гнусавым стариковским голосом. Соло. Без аккомпанемента. Клэйтон нажал кнопку «Стоп».

– Вот это место мое любимое. Знаешь, Ник, пожалуй, поясню тебе кое-что. Видишь, над кнопкой «Пауза» лампочка неприметная? Зелененьким горела, если обратил внимание. Так вот, в момент воспроизведения, если она вдруг покраснеет, ну загорится красным цветом, то 99 % где-то рядом чей-то микрофон. До десяти футов в радиусе. Уразумел? Попользуйся пока. Надежная штука, надо сказать, хоть и из прошлой жизни. Ни разу пока не подвела. Звук, кстати, ни на что не влияет. Можешь громкость в ноль выкрутить. Если батарейки найдешь, то и без розетки можно пользовать. А портфель я на подоконник поставлю. Нормально?

– Пожалуйста. Он мне только интерьер украсит. Все лучше, чем цветочки. Их поливать надо. А тут великолепная вещь!

– Не шутишь? Правда нравится? В Лондоне наши типа дружки из Ми-шесть презентовали. Портфель министерский «Вестминстер» называется. Короче, если глянулся, то забирай. Дарю! Мне он, как слепому телевизор, – и, не дожидаясь благодарности Ника, вышел из кабинета, оставив дверь нараспашку.

– Окей! – сказал Орлофф в пустоту. Закрывая дверь кабинета, подумал: «Серьезные дела закручиваются, похоже. На этом круизе точно стоит задержаться, и не в каюте третьего класса. Надо держать ухо востро, а то, не ровен час, спишут на берег. Или, того хуже, улетишь за борт. И откуда он узнал про стриптиз-клуб? Очевидно, „колокольчики“ от мистера Бойла – не такая уж редкая штука».

Закончив обдумывать ситуацию, Ник подошел к подоконнику и открыл саквояж. Он оказался не совсем пустым. На самом дне лежала сигара среднего размера, неплотно завернутая в прозрачный целлофановый пакетик. На вид неопрятная, очень темная, старая и довольно взлохмаченная. Присмотревшись, прочел еле заметную надпись на выцветшем сигарном банте – «Коиба Робустос».

– Да уж… огромный рой ос, – произнес негромко Ник и положил сигару обратно.

Между тем после телефонного разговора с Анри Стелла продолжала думать о ее нынешнем положении. Даже такой приятный исход в отношении Анри совсем не успокоил ее. Разумеется, она все равно тревожилась. Причем все сильнее и сильнее. О том, что беременна, начала подозревать за пару недель до теста. Поначалу просто стало как-то не по себе, стали сниться странные сны, что прежде за собой не замечала. Обыкновенно она спала крепко, практически без сновидений. А тут, через ночь, то какие-то красивые курицы с петухом хороводы водят, то дельфины с человечьими глазами весело подмигивают. Все цветное, яркое, как в кино. Потом, конечно, до странности непредсказуемые слезы. Вдруг ей становилось всех безумно жалко. Бродячая кошечка замухрышка, старушка с палочкой на улице, даже сломанный цветочек на клумбе вызывал в ней острую жалость и неудержимо пробивал на слезу. Вскоре неизбежно проявились классические физиологические признаки. Было любопытно: «А что это со мной происходит?» Стелла быстро разобралась, что к чему. Стремительное расследование привело к следующим результатам: оказалось, что в калифорнийском доме Анри она просто перепутала блистеры с предохраняющими таблетками. Купив свежие, положила их в тумбочку возле кровати, чтоб под рукой были. А старые, с истекшим сроком, не выкинула из шкафчика в ванной. С кем не бывает. Про тумбочку сразу забыла, так как до этого привыкла к шкафчику над умывальником. Ну и автоматом продолжила принимать негодные. Воистину говорят, лучшее – враг хорошего. Так что тест на беременность фактически стал простой формальностью. А вот дальше начались самые реальные страхи, волнения и переживания. Что решат в Центре? Как отнесется Анри? И еще множество сложных вопросов, которые наслаивались один на другой, как снежный ком. Затем последовала шифровка в Центр. Она не планировала что-либо говорить Анри про беременность до ответа с Большой земли, но, как говорится, как вышло – так вышло. Слишком неожиданным, хотя и очень желанным, оказался звонок от Анри. Стелла интуитивно чувствовала: при любом раскладе будущий ребенок будет ее приоритетом. Уверенность, что руководство примет здравое решение, немного успокаивало. Да и ко встрече со своей близкой подругой и устойчивым контактом Айной надо готовиться. Стелла всегда тщательно готовилась к любому разговору. Так ее учили, и так она чувствовала себя гораздо уверенней, точнее фокусировалась. Импровизация – не лучший жанр в разведке. Еще на обучении в части взаимодействия с агентурными источниками ей четко объяснили, что главный секрет успеха лежит в плоскости психологии. Никогда нельзя считать своего агента просто инструментом. Прежде всего, агент – не простой поставщик информации, а человек во всем его многообразии. С ним надо дружить. Его надо оберегать даже тогда, когда его ценность утрачена. Наверное, иногда, следуя заветам Никколо Макиавелли, цель оправдывает средства. При определенных обстоятельствах от агента можно отойти, чтобы сосредоточиться на другом, более ценном. Но в данном случае Айна была интересна и уже довольно давно перешла в статус приятельницы, учитывая их длительную совместную работу в редакции журнала. Практически они стали подружками. Нгуен Тхи Ай – а так звали по документам Айну – родилась в Ханое, тогдашней столице Демократической Республики Вьетнам в 1974 году в семье инженера и переводчицы, но по национальности была скорее китаянка, чем вьетнамка. Она принадлежала к не самой распространенной во Вьетнаме народности хоа. А хоа относятся к китайской этнической группе и говорят на кантонском диалекте – языке юэ. За два года до ее рождения случился переломный момент в затяжной Вьетнамской войне, где на стороне южан выступали США, а северянам оказывал всестороннюю военную помощь СССР. В декабре 1972 года в Ханое начался ад наяву, который продолжался двенадцать дней. ВВС США провели массированную ковровую бомбардировку столицы Северного Вьетнама. Бомбили круглосуточно. За это время на Ханой, Хайфон, Тхайнгуен и некоторые другие районы было сброшено около тридцати шести тысяч тонн бомб, что в эквиваленте намного больше, чем атомная бомба Хиросимы. В этот самый момент в Париже подходили к завершающей стадии четырехлетние переговоры о прекращении войны и восстановлении мира во Вьетнаме. И почти согласованное итоговое соглашение совсем не устраивало США. Так что главной целью этого варварского акта под кодовым названием «Лайнбэкер-2» было склонить ход переговоров исключительно в свою пользу. Обычная практика янки. Потери северянам были нанесены чудовищные. Однако военно-воздушные силы Вьетнама, в основном организованные Советским Союзом, сбили под сотню американских самолетов всех видов, в том числе ни много ни мало более тридцати стратегических бомбардировщиков и десяток военных самолетов. Уничтожив и захватив живыми множество американских летчиков, которые сумели покинуть подбитые машины. Этот факт не остался незамеченным, как в военно-политическом руководстве США, так и в американском народе, который уже настолько устал от этой бесперспективной бойни, что антивоенные акции в Штатах приобретали все более и более массовый характер. Заместитель главкома Стратегического авиационного командования военно-воздушных сил США Джордж Эттер в заглавной статье ведущего военного журнала очень эмоционально для офицера такого ранга отметил: «Потери стратегических самолетов и членов их экипажей были крайне тяжелыми, послужив ошеломляющим ударом для планировщиков Пентагона». В общем, далее американцы включили свой классический сценарий предательства и вероломства по отношению к своим сателлитам, когда надобность в них отпадает. Они просто самоустранились от поддержки Сайгона, который в конце апреля 1975 года пал под ударами северян, и долгое противостояние закончилось объединением двух сторон в единое государство. Начался сложный послевоенный период восстановления полуразрушенного двадцатилетней войной объединенного Вьетнама. Родители Айны были востребованы. Папа нашел работу в нарождающейся нефтегазовой отрасли в одной из государственных геологоразведочных контор. А мама через некоторое время присоединилась к нему в бюро переводов этой же конторы. Три языка – вьетнамский, английский и китайский – оказались отличным аргументом для любого работодателя, который смотрит в будущее. Несмотря на стабильность и вполне сносный для того нелегкого времени достаток, родители Айны, напуганные долгой войной, поддержали ее желание попытать счастье в другой стране, а именно в Гонконге. Тем более сын, родной брат Айны, должен был остаться с ними. С мальчиками почти всегда проще. Так в восемнадцать лет Айна оказалась сначала в ближайшем китайском портовом городском округе Фанчэнган, где жили их дальние родственники, а еще через пару месяцев в Гонконге. В Китае оставаться было не с руки. Давнишняя взаимная неприязнь да еще не до конца остывшая в сердцах китайско-вьетнамская война 1979 года, унесшая много жизней с обеих сторон, не позволяли вьетнамке рассчитывать на что-то значительное. Так что в 1992 году молоденькая девушка Айна оказалась в лагере беженцев, которые гонконгские власти острова организовали под эгидой Организации Объединенных Наций. В транзитном лагере можно было находиться до трех месяцев в ожидании переезда в США, Францию, Германию или Австралию. Но к тому времени эти страны сократили квоты практически до ноля. Так что многих беженцев из Вьетнама ожидала репатриация обратно. Айне несказанно повезло. На девушку с тремя языками и миловидной внешностью, спасибо родной мамочке, обратила внимание одна пожилая женщина из руководства администрации лагеря и сделала ее своей помощницей. Айна прекрасно справилась с возложенными на нее обязанностями. За очень короткое время она стала практически незаменимым сотрудником. Симпатичная, молодая, хорошо воспитанная девушка занималась не только делами, связанными с функционалом ее благодетельницы. Многие бытовые и личные вопросы ее матроны также стали решаться не без ее участия. Когда пришло время репатриироваться, начальница нажала на «нужные кнопки» и продлила пребывание Айны в Гонконге на неопределенное время. Как случайно выяснилось позже, ее сын был каким-то большим боссом в Гонконгской Федерации профсоюзов. А это одна из самых влиятельных политических структур острова. Сказала, до пенсии, то есть еще восемнадцать месяцев, ей придется терпеть ее скверный характер. И вправду, характер у тетушки был не сахар. Все в лагере боялись ее как огня. И персонал, и мигранты слушались ее беспрекословно. Даже местная мафия уважала госпожу Сонг за виртуозное владение ненормативной лексикой ят мунь ын кит – кантонским матом. Настоящая старая мегера. По-другому в этом полукриминальном серпентарии никак нельзя. Порядки в лагере царили буквально лагерные. Но к Айне она относилась совершенно по-доброму. Можно сказать, с материнской любовью. За полтора года две такие разные женщины, молодая и пожилая, настолько привыкли друг к другу, что стали почти родственниками. Девушка обращалась к ней не иначе как «мама». По выходу на заслуженный отдых «мама» в благодарность сделала ей просто королевский подарок – вид на жительство в Гонконге! Получить паспорт гражданина Гонконга иностранцу было практически невозможно. Даже если ты китаец, сложностей хватает, а уж вьетнамцу вообще нереально. Впрочем, «мегера» шепнула Айне, что ее статус только для начала. И что она обязательно похлопочет за нее где надо. Как уж это произошло, Айна не рассказывала, но свой двадцатый день рождения она отмечала в «Гейлорде» в обществе своей гонконгской мамы, ее сына и с паспортом гражданина Гонконга в сумочке!

В общем и целом, Айна была уже довольно глубоко изучена Стеллой со всех сторон и аспектов. Так что составить разговор было делом техники. Стелла мысленно наметила главную тему, исходя из того, что две недели назад Айна перешла на работу в азиатское отделение крупного инвестиционного банка «Голдман Сакс». Ознакомившись с информацией из открытых источников, Стелла пришла к выводу, что это американское финансовое учреждение достаточно любопытно для более основательного изучения. Например, в прессе профессиональное сообщество однозначно характеризовало «Голдман Сакс груп» как один из самых значимых инвестиционных банков в мире. В кругу финансистов его уважительно называют «Фирма». Основан в 1869 году Маркусом Голдманом, школьным учителем, эмигрировавшим в Штаты из Баварии. То есть фирме почти сто сорок лет! За это время небольшая конторка, занимающаяся спекуляциями векселей, закладных на землю и прочее, превратилась в глобальный, системно значимый инвестиционный банк мира. Конечно, как и большинство учреждений такого уровня, в джунглях капитализма «Голдман Сакс» отнюдь не был белым ангелом, решительно не выделялся пуританством, а наоборот, вел себя как классический банкстер, не гнушающийся аморальной наживой. Как метко говорил Томас Даннинг, популярный британский публицист девятнадцатого века, о сути капитализма, при прибыли в триста процентов нет такого преступления, на которое капиталист не рискнул бы пойти даже под страхом виселицы. Чего стоит не такой уж давний скандал из самого начала 2000-х. Тогда, после знаменитого краха пирамиды доткомов, группа американских топ-банков, в числе которых, естественно, присутствовал и «Голдман Сакс», жестко обвинялась в обмане инвесторов. Банкстеры, по обыкновению, вступили в тайный сговор и официально завышали котировки акций компаний-клиентов их инвестиционных подразделений. Общий объем ущерба был эпического уровня, кое-кто из руководителей запросто мог надолго попасть в тюрьму. Но это не про «Фирму». По итогам длительных непубличных консультаций между государственными и коммерческими дельцами генеральный прокурор штата Нью-Йорк Элиот Спитцер вместе с Комиссией по ценным бумагам и биржам США пошли на крутую, в кавычках, сделку с банкирами. В результате чего грандиозный масштаб финансовых злоупотреблений скукожился до вопиюще скромного штрафа в сумме около полутора миллиардов долларов на всех, а также честного благородного слова аферистов профинансировать создание независимых аналитических контор и доступных образовательных курсов для частных инвесторов. Вот это воистину соломоново решение! Вот это космическая щедрость! Все шито-крыто, как всегда, и титаны Уолл-стрит по-прежнему лихо спекулируют на заемные средства малограмотных инвесторов со всего мира, убаюкивая сладкими брокерскими сказками про эксклюзивные предложения по их супернадежным и невероятно новаторским финансовым инструментам. И вот именно в этой фирме Айна стала ассистентом руководителя азиатского подразделения. Что же Стелле хотелось выяснить для начала? Во-первых, расспросить о новом месте работы, нравится, не нравится, довольна жалованием, может быть, о ее шефе… Стелла совершенно четко понимала: такая организация точно может быть потенциально интересной с точки зрения внутренней информации. Если они расширяются, а иначе зачем нанимают дополнительный персонал, то для чего? Инвестиции в Азиатский регион? Финансовый плацдарм американцев в Китае? Еще что-то? Это наверняка заинтересует нашу разведку. Больше того, интуиция подсказывала, что здесь можно поискать возможность приблизиться к гонконгскому политику Дональду Ланге – непосредственному объекту ее крайнего задания из Центра. В общем, со всех ракурсов это правильное направление. Айна попала в интересную фирму, и тесные отношения с такой подружкой обязательно нужно поддерживать. Пока размышляла над планом разговора, вспомнила, что не забронировала «Гейлорд», который Айна любила особенно. Этот старейший индийский ресторан Гонконга был очень популярен. Попасть туда так запросто, с улицы, без брони было проблематично. Может просто не оказаться мест. Рисковать Стелла не желала.

«Нечего тянуть время. Надо звонить», – решила Стелла и набрала номер, который был заранее в ее записной книжке. Повезло. Места были. Столик на половину седьмого внутри. На веранде Стелла решила не бронировать, немного портилась погода. Осталось отправить сообщение Айне, что она и сделала, указав в нем время встречи семь часов. Надо прийти пораньше, осмотреться, что к чему. Это базовое правило разведчика. Айна откликнулась почти сразу: «Ура! Буду обязательно. Если немного задержусь, то дам знать. До встречи, подруга!»

«Прекрасное начало. Точно обрадовалась. Это видно не только по содержанию ответа, но и по объему, если так можно выразиться. Обычно Айна крайне немногословна в сообщениях», – отметила про себя Стелла и задумалась, куда ей девать почти шесть часов времени до встречи. Поразмыслив, решила, что все же отправится домой, поработает, не спеша соберется и поедет в ресторан.