Тьма и рассвет

Прямо перед моим домиком бежал ручей, радуя глаз и привлекая самых разных животных и птиц. Вокруг росли огромные величественные деревья. Весь день мне пели птицы, а ночью их сменяли лягушки. Когда вечером я возвращалась домой, мне светили миллионы звезд, а не уличные фонари. Я жила как в сказке, особенно когда вечерами играла на гитаре, любуясь закатом с уютной веранды, или когда по жестяной крыше барабанил дождь. Я была в раю и каждый день многократно благодарила Бога за это счастье.

Жизнь в деревне, безусловно, лишила меня легкого доступа к живым концертам и изобразительному искусству, но мне хватало и того, что было вокруг. С моим образом жизни я знала, что все равно буду время от времени куда-то ездить, так что это было неважно. Я вновь двигалась в ритме природы и наконец-то жила такой жизнью, которая была мне лучше всего понятна. На холмах и долинах огромной фермы расположились всего пять домиков, включая хозяйский. У меня не было выбора, кроме как наслаждаться свободным пространством.

Мне сразу стало проще и легче на душе. Вновь поселиться в деревне было все равно что вернуться домой. После ухода за умирающими пациентами и работы в тюрьме я чувствовала себя выжатой, поэтому с удовольствием взяла паузу, решив пожить за счет сбережений. За это время я планировала изучить свое новое поле деятельности и решить, в каком направлении мне двигаться, когда я буду к этому готова. Пока же я не хотела торопить события и с каждым днем чувствовала себя все лучше, понемногу возрождаясь к жизни. У меня вновь появились энергия и позитивные мысли. Бродя по холмам и полям, любуясь простотой и сложностью природы, я постепенно исцелялась и восстанавливалась.

Годы, которые я провела у постелей многих замечательных и мудрых людей, были для меня годами роста, и благодаря им многое в моей жизни изменилось. Я часто с нежностью улыбалась своим воспоминаниям. Хотя сейчас, в окружении холмов и долин, мне казалось, что эта жизнь осталась где-то в далеком прошлом, она сформировала меня как личность, и за это я была ей бесконечно благодарна.

Я собиралась какое-то время провести дома, продолжая заниматься творчеством, но при этом я снова была на пороге неизвестности. Я верила: когда придет время, я пойму, что делать дальше. В конце концов, так случалось уже много раз. В окружении великолепной природы и тексты, и музыка полились из меня рекой. Вокруг домика и ручья обитало множество животных, птиц и насекомых, и это помогло мне быстро привыкнуть к очень простому укладу жизни.

Однако где-то в глубине моего подсознания продолжали таиться прежние разрушительные мысли о том, что я ничего не стою. На сознательном уровне мое мышление полностью изменилось за прошедшие десять лет, и жизнь казалась простой и приятной. Каждый день я понемногу восстанавливалась, и меня переполняли покой и благодарность. Или мне так казалось.

Внезапно все резко изменилось. Дела шли прекрасно, поэтому я совершенно не ожидала, что меня швырнет в такую темную глубину депрессии, в какой я еще не бывала. Но это случилось. Вся остававшаяся у меня энергия исчезла в одночасье, практически за одну ночь, словно кто-то выключил меня из розетки, и я осела на пол, как куча тряпья. Меня покинули все силы, до последней капли, и я оказалась к этому абсолютно не готова.

Прежние планы найти работу и завязать новые знакомства вылетели в трубу. Мысль об общении с людьми казалась невыносимой. Выйти на работу, даже ненадолго, представлялось нереальным – я была ни на что не способна. Мне пришлось принять эти перемены и заглянуть в самую глубину своего существа, и это было безумно тяжело, но выбора у меня не оставалось. Мрачные чувства и мысли накрыли меня с головой, и остановить их было невозможно. Мне нужно было исцелить их, полностью освободиться от прошлого, чтобы стать тем человеком, которым мне предназначалось стать. Эти месяцы получились самыми трудными в моей жизни. Я неожиданно рухнула в глубочайшую суицидальную депрессию.

Близко знавшие меня люди просто не могли поверить, во что я превратилась. Имей я тогда возможность взглянуть на себя со стороны, то, наверное, почувствовала бы то же, что и они. Я много раз видела депрессию других людей, но никогда не думала, что сама могу пасть ее жертвой. В этом и заключается коварство депрессии, из-за которого многие люди долго не могут ее распознать: мы не готовы признать, что с нами происходит.

Кто-то из друзей напрочь отказался этому верить. Не может быть, чтобы Бронни, которая всегда всех утешала и поддерживала, вдруг сама впала в депрессию! Другие просто не знали, как себя вести, видя меня в таком ранимом состоянии. Третьи, причем люди, хорошо меня знавшие, по телефону предлагали мне такие варианты выхода из ситуации, на которые я даже близко не была способна, и это заставляло меня только больше замыкаться в себе. Не будь я уже на самом дне, непонимание друзей могло бы еще больше расстроить меня, но теперь это было просто невозможно. Меньше всего меня волновало, что обо мне думают другие. Все силы уходили на то, чтобы позаботиться о себе, и даже с этим я справлялась плохо.

На меня продолжали сыпаться советы, что мне делать, как изменить ситуацию. Но таким людям больше всего нужны не советы, а принятие. Депрессия – это заболевание, но оно способно дать толчок положительным изменениям, если только не подгонять этот процесс. По сути, это шанс на духовное преображение и пробуждение. Депрессия может закончиться провалом, но может и прорывом, если подходить к ней с верой, с твердыми намерениями и с готовностью принять настоящее. Разумеется, приятней она от этого не становится.

Каждое утро я просыпалась в слезах и нуждалась в сострадании и терпении близких. Иногда я не успевала даже осознать свои мысли при пробуждении: стоило открыть глаза, и из них начинали катиться слезы. В другие дни я плакала от тоски – жизнь казалась невозможно тяжелой. Зная, что мне не хватит сил начать все сначала, я понимала, что выхода все равно нет: идеальная работа сама не постучится мне в дверь, особенно в местности, где меня никто не знает. Эта тревожная мысль усугубляла мое и без того плачевное состояние.

В моем ближайшем кругу никто не знал, как справиться с такой глубокой грустью и отсутствием сил, поэтому близкие продолжали названивать и давать советы о том, как мне выбраться из дома и вновь встать на ноги. Но их предложения только больше давили на меня, потому что я определенно не была к ним готова. Если мне хватало сил пропылесосить дом, я считала это громадным достижением и хвалила себя: «Молодец, Бронни, ты сегодня совершила подвиг». В прежние времена я могла бы за то же время пропылесосить пять домов, прокатиться на обед с друзьями, прогуляться несколько километров и час проплавать в реке. Но так проявляется депрессия: она решает, на что мы способны, а на что нет.

Лучшее, что могут сделать друзья и родные для человека, страдающего от депрессии, это принять его состояние. Он может выйти из него, а может и не выйти – но велики шансы, что человек справится, особенно если у него есть такое желание. Принятие со стороны любимых людей увеличивает шанс на исцеление, а давление только уничтожает. Сам человек также должен принять ситуацию, сложившуюся в его жизни, и не требовать от себя невозможного – это лишь ухудшает симптомы заболевания. Мне понадобилось время, чтобы прийти к такому принятию: я долго пыталась бороться со своей неспособностью нормально функционировать.

Возвращение в деревню воскресило давно и глубоко похороненные страдания моей юности из тех времен, когда я жила в похожей местности. Как будто замедлившись и вернувшись к корням, а также перестав отдавать все силы уходу за другими людьми, я нечаянно приоткрыла ящик Пандоры, и оттуда вырвалась вся боль, которую я прятала там несколько десятилетий. В последние годы она по чуть-чуть просачивалась наружу, пока я занималась исцелением и высвобождением тех чувств, которые сознавала. Но теперь на поверхность поднялась вся тяжелая и болезненная печаль, обитавшая в темных уголках моего подсознания. Я и не знала, что во мне скопилось столько боли – от того, что в юности меня так много критиковали и отвергали, от крика и насмешек. Я плакала и плакала без конца.

Чтобы по-настоящему исцелиться, необходимо встретиться лицом к лицу со своей болью. Нужно признать свои страдания, увидеть в них возможность для роста и принять необходимость стать больше своей боли. Никто не может пройти наши жизненные уроки за нас. Любовь близких, конечно, помогает, и меня очень поддерживала любовь мамы и нескольких старых друзей. Но исцелить себя я должна была сама. Пришло время заглянуть в себя и очиститься на самом глубинном уровне.

Высвобождение чувств шло через разные каналы. Разумеется, я много плакала. Я записывала свои чувства и мысли на бумагу. Впервые в жизни я пробовала визжать – не кричать, а именно визжать в голос, как дикое животное. К счастью, мой домик стоял далеко от остальных, и я могла делать все, что заблагорассудится. Я визжала все то, что хотела бы бросить в лицо людям, обижавшим меня в детстве и в юности. Я просто визжала, как от боли, безо всяких слов. Я визжала от отчаяния, переполнявшего меня, от злости на сложившуюся ситуацию. Я громко рыдала. Потом я лежала без сил – и понемногу исцелялась.

В более сентиментальные времена я часто говорила, что, проходя жизненные уроки и развиваясь, мы напоминаем раскрывающуюся розу. Мы разворачиваем лепесток за лепестком, пока не доберемся до самой сердцевины, до нежного, прекрасного бутона, который и есть наша суть. В том безнадежном, тоскливом состоянии, в которое я погрузилась, я признала эту теорию никуда не годной и отказалась от нее. Теперь мне казалось более уместным сравнить процесс роста с громадной луковицей, которую надо очистить. Развиваясь, мы снимаем с нее один слой за другим, и с каждым слоем нам все больнее, все сильнее хочется плакать. Именно так я себя и чувствовала. Я чистила громадную едкую луковицу. Каждая пролитая слезинка, каждое написанное предложение, каждая высказанная мысль помогала мне снять с этой луковицы новый слой.

В те дни я даже не пыталась быть счастливой, а стремилась хотя бы быть достаточно сильной, чтобы принять свое состояние. Вначале мне не хватало сил ни на что, только лежать и плакать, а потом с веранды смотреть на природу. Я была совершенно измучена волнами эмоций, которые мне приходилось высвобождать почти ежедневно, но зато проживала каждый день в полном присутствии в настоящем. Временами думать о чем-то, кроме текущего момента, было просто не по силам. Выживать под грузом тяжелейших эмоций – сама по себе достаточная задача. Я впала в оцепенение, эмоционально истощилась и очень сильно устала от жизни.

Несмотря ни на что, я напоминала себе, что быть счастливой – это сознательное решение. Пытаясь двигаться в этом направлении, я сознательно принимала решение встать с кровати, а не валяться в ней весь день, или обратить внимание на что-то красивое в промежутке между приступами плача. Мои крошечные решения и успехи, казавшиеся другим людям незначительными, в то время стали для меня колоссальными достижениями. То, что раньше давалось безо всякого труда, – подняться с кровати, ответить на телефонный звонок, расчесать волосы, надеть чистую одежду, приготовить поесть, – все это теперь было огромным достижением. Мне хотелось только лежать и есть консервированную фасоль прямо из банки.

Я перестала быть прежней Бронни, и, чтобы стать тем человеком, которым мне было предназначено стать, нужно было не отвергать свои чувства, а принять их: позволить им подняться на поверхность и высвободить их раз и навсегда. Каждый из нас лечится так, как считает нужным. Антидепрессанты для меня были не вариантом, хотя я никого не отговариваю их пить. Мне нужно было пройти через депрессию самой.

Каждый день был разным. Некоторые дни были полны мрачных мыслей, слез и горьких сожалений. В другие я была более дееспособной и, двигаясь как в тумане, старалась впрок приготовить себе еды и сунуть ее в морозилку, чтобы не питаться одними консервами в дни потяжелее. Порой я даже находила в себе достаточно сил, чтобы отправиться гулять за холмы, подальше от людей, и просто вдыхать звуки и запахи природы.

Медитация оставалась в моей повседневности. Страшно даже подумать, что бы я делала без нее. Благодаря ей я уже знала, что страдания – это продукт ума. Годы практики помогли мне избавиться от наплыва нездоровых мыслей. Вот и теперь именно медитация стала бесценным инструментом моего исцеления, и я не представляю, как людям удается справиться с депрессией без нее. Она учит нас наблюдать за своими мыслями и осознавать, что мысли – это еще не вы сами. Это порождение ума, который является частью вас, но не вами. К тому же не все мысли в голове – ваши: многие принадлежат другим людям.

Это знание служило мне неоценимым подспорьем, когда я садилась медитировать, – как минимум дважды в день – с твердым намерением по-настоящему овладеть своими мыслями и умом. Было невероятно тяжело продолжать концентрироваться на практике, когда в голове возникали миллионы грустных мыслей и пытались меня отвлекать. Но в основном я справлялась. Наблюдая за своими мыслями, но не концентрируясь на них, я возвращалась в состояние покоя, любви и уверенности. Я знала, что этот хаос рано или поздно закончится, и ощущала, что мирная, спокойная часть меня никуда не делась. Мне нужно было лишь больше усилий, чтобы добраться до нее, – намного больше. Дисциплина, которой требовала от меня медитация, тоже шла мне на пользу. Несмотря на смену настроений, я взяла на себя обязательство и должна была придерживаться его: каждый день садиться и медитировать, как бы мне ни было паршиво. Кого-то в депрессии выручает необходимость ходить на работу или выполнять еще какие-то регулярные действия. Меня спасала практика медитации.

Я старалась не забывать о той прекрасной жизни, которая ожидает меня, если я сумею прорваться через свою боль и исцелиться. Это помогало держаться за надежду, пока хватало сил. Когда боль из прошлого затмевает настоящее, только надежда на будущее дарит нам хоть какую-то радость. Поэтому надежда играла в моем исцелении большую роль. В моменты частичного затишья я представляла, как вновь буду жить полноценной жизнью, использовать дарованные мне таланты, зарабатывать на хлеб любимой работой, смеяться с друзьями, наслаждаться покоем у реки. Как осмелюсь вновь полюбить и рожу ребенка. Но в основном я мечтала просто о том, чтобы опять ощутить себя счастливой, просыпаться по утрам и радоваться тому, что жива. Я хотела быть счастливой и с усилием пыталась вспомнить это ощущение. Да, я надеялась на счастье.

Единственное, что у меня получалось хорошо, – это как можно осознанней присутствовать в настоящем моменте и стараться в меру сил справляться с этим. Мне очень помогала красота окружающей природы, потому что вокруг домика постоянно что-то происходило, и я полностью погружалась в момент, наблюдая за насекомыми и птицами, слушая птичий щебет, любуясь непрерывно меняющимся небом.

Меня также поддерживала замечательная соцработница, к которой я обратилась за помощью. Она не только практиковала те же техники медитации, что и я сама, но и послужила для меня в некотором смысле зеркалом. Благодаря ее помощи я начала смотреть на себя иначе, чем раньше, куда более добрым взглядом, отдавая должное своему прекрасному сердцу. Я также начала понимать, сколько сил вкладывала в заботу обо всех, кроме себя, в глубине души не веря, что я ее заслуживаю. Во многом это происходило потому, что я когда-то поверила словам других людей, уверявших, что знают меня, но на самом деле нет. Их мнения, как оказалось, все еще на меня влияли. Я исполнилась решимости навсегда порвать с вредными шаблонами мышления. Я также поняла, что беру на себя слишком много чужой боли, стараясь всех спасти, даже когда мне самой очень плохо. Нельзя спасти утопающего, если утонешь раньше, чем до него доплывешь. Мне нужно было научиться немного дистанцироваться от тех, кому я сочувствую и помогаю.

Мудрая соцработница напомнила мне, что я сама нуждаюсь в собственном сочувствии, и мне было важно это услышать. Она также помогла заметить мои ошибки: как многое я спускала людям с рук когда-то, чтобы избежать ссоры, а в последнее время – из сострадания к их слабостям. Ее консультации отличались радикальной прямотой и честностью, и этот стиль подходил мне идеально. Ее слова били прямо в цель, особенно когда она спрашивала: «Ты что, пыталась получить золотую медаль на олимпийских играх для сиделок?»

Я слишком часто забывала проявлять сострадание к себе самой, как в мыслях, так и в поступках. Впрочем, годы развития и высвобождения эмоций не прошли даром. Я добралась до самого источника своих душевных ран, обнаружила, откуда многие из них родом, и начала избавляться от них навсегда.

Мне понадобилось разрешить себе быть очень смелой, чтобы признать свою боль и последствия десятилетий критики со стороны близких людей и чтобы перестать оправдывать чужие некрасивые поступки. Проговорив все это вслух, я, наконец, была готова навсегда освободиться от прежних шаблонов мышления и поведения. Для этого нужно было научиться двум вещам: быть к себе добрей и принимать эту доброту. Я заслуживала счастья. Даже если кто-то считал иначе, многого обо мне он не знал, да и было это уже неважно. Теперь я, наконец, поняла на самом глубинном уровне: я заслуживаю всего самого замечательного и прекрасного в жизни. Благодаря этому важнейшему осознанию я смогла позволить себе принять собственную доброту. Происходила переориентация на самых глубинных уровнях моей личности. Пришло время впустить в свое сердце доброту – ведь я заслуживала ее ничуть не меньше других.

Однако привычные шаблоны мышления, особенно моя вечная убежденность, что я ничего не стою, не собирались сдаваться без боя. Порой борьба с болью совершенно лишала меня сил. С каждой маленькой победой я ощущала накатывающие волны эйфории, это вдохновляло и освежало. Любая мелочь – например, игра света на листьях – могла вдруг настолько поразить меня красотой, что я ощущала настоящее блаженство. Я начала понемногу привыкать к своим новым чертам, которые зрели в глубине моего подсознания много лет. Мне удалось осуществить несколько необратимых изменений и навсегда оставить в прошлом некоторые вредные шаблоны мышления.

Понимая, что мне удалось избавиться от нескольких тяжелых комплексов, я с благодарностью принимала свои достижения. С остальной болью еще предстояло разобраться, но меня ежедневно подпитывала красота природы, не давая отвлекаться от настоящего момента. По мере того как боль покидала меня, я все острее воспринимала окружающее, мне даже казалось, что я настраиваюсь на живую волну природы. Это бесконечно меня поддерживало, хотя тяжелых моментов по-прежнему хватало.

Иногда я злилась на себя за то, что недостаточно быстро выхожу из депрессии. Но гнев – это лишь разочарование от несбывшихся надежд. Я отказывалась от них и возвращалась в настоящий момент: любовалась чем-то красивым, ставила музыку и подпевала, а то и просто концентрировалась на дыхании или окружающих звуках. Тогда мне вновь удавалось принять свою ситуацию, зная, что я проживаю ее с правильной скоростью, соответствующей моему росту.

Одна старая подруга постоянно присылала мне потрясающие, экологически чистые продукты для ухода за кожей. Я много времени проводила, тщательно втирая в кожу кремы и лосьоны. Это простое действие помогало мне восполнить годы недостаточно доброго отношения к себе. Мне всегда становилось чуть легче на душе, к тому же кожа пахла просто чудесно. Втирая крем, я вспоминала, как ухаживала за своими умирающими пациентами. Теперь я училась дарить себе ту же любовь и заботу, которую раньше дарила им.

Быть сильнее своей боли очень сложно. Спустя месяцы депрессии у меня начали случаться дни просветов, но затем болезнь и сопутствующие ей тяжелые мысли, казалось, возвращались с удвоенной силой. В конце концов, их подпитывала почти сорокалетняя привычка самобичевания. Мой ум словно жил собственной жизнью и не хотел терять надо мной контроль.

Понемногу я училась быть сама себе хозяйкой. Я по-настоящему осознала свою красоту, стала ценить себя и приняла сознательное решение направлять свой ум в сторону более положительных убеждений. Вместо того чтобы размышлять о прошлых ошибках, я обращалась с собой с любовью и уважением. Я слонялась по дому, сочиняя и напевая смешные песенки про то, какой я прекрасный человек. Проходя мимо зеркала, я каждый раз останавливалась и шутливо здоровалась со своим прекрасным отражением. Я чувствовала, как физическая забота о себе побуждает принимать долгие ванны, готовить полезную вкусную еду. Мало-помалу радость начала возвращаться. Моим старым привычкам это ужасно не понравилось, и депрессия, не желая отпускать, вцепилась в меня с отчаянной силой. Подготовка к полной перестройке моего мышления шла годами. Но теперь началась финальная схватка, в которой предстояло победить кому-то одному.

И вот в разгаре событий – борьбы за право навсегда распроститься со своим прежним «я» – я, наконец, сдалась. У меня просто не осталось больше сил. Несмотря на явные улучшения, эмоционально я была совершенно выпотрошена. Добиться этих улучшений было таким подвигом, что внезапно все остававшиеся силы покинули меня, и я стала задумываться о самоубийстве. У меня не было больше воли, чтобы принудить себя к внутренней дисциплине или надежде. Я боролась, как могла, и теперь ощущала только бесконечную усталость. Я хотела умереть. Хотела, чтобы моя жизнь закончилась раз и навсегда.

Один друг, с которым мы были знакомы уже больше двадцати лет, постоянно звонил мне, проявляя ангельскую доброту и терпение. К счастью, у него был собственный психологический подход к депрессии. «Возьми трубку. Я не шучу, лучше даже не думай, *#@#, наложить на себя руки. Возьми трубку. Прекрати меня игнорировать и возьми, *#@#, трубку», – повторял он, пока я, наконец, не брала трубку, смеясь сквозь слезы. Хотя подход у него был несколько нетрадиционный, сердце у него было золотое, и в прошлом мы уже спасали другу друга в тяжелые времена при помощи здорового юмора. Его подход срабатывал без осечек. Зная, что друг любит меня так же нежно, как и я его, я смеялась, и этот смех был целителен. Смех вообще крайне недооцененный способ лечения депрессии и других расстройств.

Однажды он не позвонил, и я погрузилась в такие глубины отчаяния, в которых мне еще не доводилось бывать. Я окончательно решила сдаться и нацарапала прощальную записку, едва выводя кривые строчки.

Говорят, что ночь темнее всего перед рассветом. Это был самый темный час моей жизни. Я просто не могла жить дальше. Не представляла себе ничего хуже своего состояния. Ненавидела себя за слабость и неспособность победить свой ум, несмотря на титанические усилия. За то, что вытерпела столько обид от других людей. За то, что так часто выбирала сложные пути. За то, что для создания жизни, которой заслуживаю, требуется столько мужества. Я ненавидела в себе почти все. Это действительно был самый темный час моей жизни.

В ту самую секунду, как я закончила писать прощальную записку, зазвонил телефон. Я не хотела подходить, но все же взяла трубку. Звонил не друг, которого я ожидала услышать, и вообще не кто-то из знакомых. В трубке я услышала жизнерадостный голос девушки, продававшей по телефону страховку от несчастных случаев.

«Просто прекрасно, – подумала я. – Я и убить-то себя наверняка не смогу нормально, так что эта чертова страховка может и пригодиться». Я заранее присмотрела расщелину в горах неподалеку. План был разогнаться и направить туда фургон, чтобы разбиться, и я продумала его до мелочей.

Предложение купить страховку от несчастного случая (которое я отклонила) напомнило мне, что моя попытка может и не удаться. Я подумала обо всех замечательных врачах, с которыми была знакома, и поняла, как эгоистично с моей стороны было думать только о себе, забывая о чувствах тех, кто найдет мое тело, и тех, кто любит меня. Кроме того, в случае провала мне грозило доживать свою жизнь парализованной по собственной вине, чего мне уж никак не хотелось. Но дело было не только в символичности предложения купить страховку, хотя сложно представить себе более отрезвляющий звонок. Дело было в том, что телефон как будто разбудил меня от кошмарного сна, вытащил со дна пропасти.

Этот звонок стал главным поворотным моментом во всей моей жизни. Я вовсе не хотела повредить свое тело, которое подарило мне столько свободы и движения, – прекрасное, здоровое тело, всегда верой и правдой служившее мне. Умирать я тоже не хотела. Почувствовав любовь к своим ногам за те мили, которые я прошла благодаря им, я вдруг осознала, что люблю всю себя целиком.

Когда зазвонил телефон, у меня закололо в сердце. Именно тогда я поняла, что мое бедное нежное прекрасное сердце уже вынесло достаточно мучений. Оно не могло больше терпеть мои страдания и ненависть к себе. Ему нужны были любовь и исцеление, причем эту любовь не мог дать ему никто, кроме меня самой.