Глава VII
Надеждам Ксарбируса на тихий и мирный переход по наезженному тракту не суждено было сбыться. Едва они тронулись в путь, даже не успели добраться до большой дороги, как пришли вести о Гнили, свирепствующей к востоку. Перепуганные пахари, ремесленники и прочий люд бежали сломя голову оттуда к Самалеви, пробираясь глухими тропами из-за всеобщего поверья, что «Гниль скопище людское любит». Упрямый Ксарбирус, тем не менее, повёл своих спутников на восход, то ли надеясь на удачу, то ли не принимая всерьёз «суеверия и предрассудки тёмного простонародья».
А потом, утром второго дня, они увидели остатки растерзанной многоножками деревни. Вернее даже, чистую землю, выглаженный, вылизанный круг, где не осталось ни трупов, ни домов, ни плетней, ни колодцев, ни огородов – ничего. О поселении напоминал только указатель на перекрёстке, где от дороги отходил узкий просёлок.
– Порезвились же они тут, распечать меня во все кости…
– Да, дорогой мой гном, злее Гниль стала, – Ксарбирус озабоченно потёр лоб.
– Тёрн-то, помнится, огненное погребение деревне устраивал, а теперь и хоронить нечего. И останков не осталось.
Земля дымилась, парила, свежая и чёрная, словно только что после пашни. Пахло Гнилью, однако к ней примешивалось и что-то ещё – неуловимое, живое, терпкое. Дохлые многоножки валялись вокруг, сухие и лёгкие, словно пустые, словно вся их ярость пожрала сама себя, оставив только невесомую скорлупу.
– Так я и думал. – Ксарбирус захрустел пальцами. – Где дхусс – там и Гниль. Признаться, я рассчитывал, что мы ещё достаточно далеко.
– А где Гниль – там и демонюки. – Брабер был необычайно серьёзен, даже забыл про свои всегдашние «распечать» и прочее.
– Демоны? – подобралась сидха. – Где?
– Совсем близко. – Гном, не отрываясь, смотрел на свой амулет.
– Второй раз. – Ксарбирус одним движением распахнул свой алхимический кофр. Тогда – в море, теперь – на суше…
– Ничего особенного, обычный демонюк. Стойте, где стоите. – Брабер спрятал амулет и, весь как-то подобравшись, слегка сгорбившись, пошёл прямо вперёд, к зарослям у обочины опустевшей дороги. Следом за ним, чуть поколебавшись, двинулась сидха и сразу за ней – Стайни. Ксарбирус, как и положено разумному, осознающему свою ценность для всеобщего блага предводителю, оставался за спинами.
– Обычный демонюк, – повторил Брабер за миг до того, как из зарослей чернеца и остролистов прямо на гнома ринулась ярко-красная, словно сырое мясо, туша демона. Совершенно непонятно, где ему удавалось прятаться всё это время среди облетевших ветвей, однако же удавалось.
Рогатая голова, четыре руки и четыре ноги, диковинное существо казалось парой сросшихся близнецов. Пасть раззявлена, с чёрных клыков капает дымящаяся слюна, когти вытянуты, из-под шипастых пяток летит земля, толчок, прыжок, красная туша летит.
Гном Брабер сделал ровно два шага в сторону, полуповорот и один раз взмахнул клинком. Чудовищный меч полыхнул алым и золотым, по извивам пронеслись стремительные искры; половина демона ещё бежала, а вторая, задняя часть туши, вдруг остановилась, словно налетев на стену, зашаталась и рухнула, обильно орошая всё вокруг себя чёрной кровью.
Демона не стало в долю мгновения.
Брабер прокрутил стремительную мельницу, сбрасывая с меча капли ядовитой крови, усхмехнулся и вытащил небольной нож, покрытый рунами.
– Рога у него хороши, распечать его во все кости. Продам с выгодой…
– Кому ты их продашь, любезный? – подоспел успевший запыхаться Ксарбирус. – Кому и где?
– Да хотя бы и тебе, мэтр, – хладнокровно заявил гном. – Вот только в водичке их отмою, распечать их, жилки посрезаю, высушу как следует – и продам. Они алхимикам, я ведаю, дюже как нужны.
– Познания твои поистине поражают, мой добрый гном, равно как и твоё боевое искусство, – сквозь зубы процедил Ксарбирус. – Хотел бы я знать, что означает этот прорыв, – Гниль окончательно спаяла нас с демоническими планами существования?
– Не знаю, как там насчёт планов, а вот демонюки такие мне очень даже знакомы, – пожал плечами Брабер. – Едва ли не чаще всех к нам их заносит, осьмипалых-то. Да ты, мэтр, и сам знать должен. Их рога наверняка же покупаешь. Цена в последнее время должна была упасть, если, конечно, ордена не стали всё себе в кубышку скупать.
– Не имел счастья настолько близко интересоваться прикладной демонологией, – поджал губы алхимик. – Я, как представитель чистой науки…
– Будет, мэтр, – безо всякого почтения прервала его Стайни. – Поняли мы уже. Теперь там, где Гниль, не только многоножки, но ещё и демоны. Совсем весёлая жизнь пошла. Может, пока не поздно, нам уверовать всем? Ом-Прокреатору помолиться или ещё чего?
– Что это с тобой, милая моя? – воззрился на девушку Ксарбирус. – Да, дела в мире нашем плохи, ничего не скажешь, но…
– Но ключ от бед – у дхусса? У него одного? – напирала бывшая Гончая.
– Не знаю, – медленно ответил алхимик. – Понятно лишь, что он очень важен, как фокус линзы, собирающей свет. А вот что дальше… покажут исследова…
– Если Гниль нас не сожрёт прежде. Или демоны не разорвут.
– Стайни, ты хочешь сказать что-то совсем иное? Что мы заняты не тем? Но разве не ты всегда ратовала за освобождение дхусса? И притом любой ценой?
– Ратовала-ратовала, – проворчала девушка, отворачиваясь. – Мы – керван, если кто успел забыть. Я в это верю. А ключ там или не ключ – уже не важно. В Некрополисе говорят, что один смертный, даже самый одарённый и сильный, не переломит тысячу. С Гнилью нам не совладать. И если вспомнить, что она шла по Тёрнову следу…
– То нам следует повернуть назад? – Нэисс была великолепна в ледяном презрении. – Бежать? Спрятаться? Скры…
– Помолчи, сидха, – огрызнулась бывшая Гончая. – Я не закончила. Потом станешь позы нам являть. С Гнилью, говорю вам снова, нам не совладать. Прошлые разы сами едва живы остались. И, значит, по следу Тёрна нам идти не получится. Или многоножки сожрут, или демоны.
– Эт-то ещё что значит?! – возмутился Брабер. – Как это «сожрут»?!
– Да вот так, распечать тебя во все кости, – передразнила гнома девушка. – Одно неверное движение, и… – Она отмахнулась.
Брабер собирался вскипеть, однако, ворча, всё же внял нахмуренным бровям и тяжёлому взгляду Ксарбируса.
– Что ты предлагаешь? Только, пожалуйста, коротко и ясно!
– Коротко и ясно – предлагаю погоню оставить. Сделать крюк.
– И куда направиться? – ехидно поинтересовалась сидха. Бывшая Гончая даже не повернула головы.
– Куда направлялись Мастера Беззвучной Арфы после переправы, а, мэтр? – в упор спросила она алхимика. – Ты много и красиво говорил, как следишь за дхуссом; но неужто не знаешь, куда дальше двинутся похитители? Неужто не имеешь ни малейшего понятия? Или думаешь, я забыла, как ты в самом начале пути про «острова на юге» намекал?
– Понял, куда ты клонишь, – после паузы, медленно и тщательно подбирая слова, проговорил Ксарбирус. – Что ж, темнить не буду. Подозрения у меня и впрямь были. Остров Луал.
– Остров Луал? Почему?
– Оттуда приходили, скажем так, самые непонятные сообщения, – маловразумительно отозвался алхимик. – А вдобавок на этом острове экспедиция Тернея и Дольте обнаружила сказочную башню Звёзд… Впрочем, вы, конечно, ничего о ней не слышали.
Он оказался, однако, не совсем прав.
– Башня Звёзд… – Сидха едва заметно улыбнулась чему-то своему. – Да, у нас бытовала такая сказка. Но это ж именно что сказка… и нигде никогда не говорилось, где она, эта самая башня.
– А что там было, в этих сказках? – с явственным интересом тотчас обернулся к сидхе Ксарбирус.
– Ну… как обычно. Сидха-сирота, Ветвь её другим занята, внимания к девочке мало, да и способностей никаких нет у малышки, и отправляется она бродить по чащам и пущам, звери, как водится, помогают, люди… – Она осеклась, смутилась.
– Люди препятствуют, – закончил за неё Ксарбирус. – Говори-говори, Нэисс. Мы тут все свои. Керван, как нам справдливо напомнила дорогая наша Стайни.
– Люди, да… и гномы ещё тоже. – Она украдкой метнула быстрый взгляд на Брабера, однако охотник на демонов остался невозмутим.
– Мы про ваших тоже немало всего… рассказываем, – пожал он богатырскими плечами. – Чего уж тут сказками считаться. Давай, не тяни, распечать, как говорится!..
– Хорошо-хорошо! Короче, юная сидха добирается до этой самой башни. Постоянного места у башни нет, появляется она то тут, то там, в местах, называемых кем дурными, а кем волшебными. В сказках башня эта то снежно-бела, то, напротив, черным-черна. Дверей в ней нет, войти можно, если только она сама тебя впустит…
– А потом? Потом-то что? – Брабер, казалось, загорелся не на шутку. – Кто живёт-то там?
– Живут некие мудрецы, сродни сидхам, но не сидхи. Наблюдают звёздные течения, читают небесные знаки, следят за явлениями, прорицая по ним судьбы.
– Ну-у-у… – Брабер казался сильно разочарован. – Гномы на небеса не глазеют. Нам пещерных сводов и рудных жил достаточно.
Нэисс поджала губы, но в спор встревать не стала.
– И оказалось, что девочка-то как раз и умеет читать эти самые знаки, – продолжала сидха. – В сказках она, конечно, всех этих мудрецов посрамила, прониклись они к ней небывалым уважением, надарили подарков и отпустили с миром, а после жила та малышка долго и счастливо…
– А больше ничего не рассказывали? – вкрадчиво осведомился Ксарбирус.
– Гм… – смутилась Нэисс. – Сказка эта… ну, была просто сказкой. Каких много. Я вот и позабыла её почти, если бы ты, мэтр, не напомнил. Да, верно, слышала я как-то… уже не маленькой… В общем, оказались в той башне чертежи звёзд и небес, да не простые, а каждое светило было когда-то живым малышом-сидхом. Собирали якобы те мудрецы потерявшихся, заболевших и прочее, да и превращали в подобия небесных огоньков, чтобы вернее прорицать, значит, вернее толковать грядущее… – Она смутилась окончательно. – Но это враки, конечно. Кто-то из сидхов, будучи мрачным, сочинил такое, а оно и прижилось, стало повторяться другими… Страшные сказки у нас тоже любили.
– Вот это уже лучше, – кивнул Ксарбирус. – Потому что, дорогие мои, помянутая экспедиция едва унесла от той башни ноги и потом до конца жизни возблагодаряла за спасение и Ом-Прокреатора, и Семь Зверей, и вообще всех, кого только вспомнить могла. Другое дело, что напрямик распознать и описать классические признаки Беззвучной Арфы первооткрыватели так и не сумели, и это, признаться, сбивало меня с толку. Если бы похитители Тёрна отправились на дальний юг, к Громовым скалам, вот тут я бы призадумался. Но они двинулись на восток. Конечно, он тоже велик, но… Если Гниль не даст нам идти по следу дхусса, я бы попытался перехватить его у Луала. Во всяком случае, море Отсветов не очень широко, вливается в Смарагдовое, так что, думаю, дхусса мы не упустим.
А насчёт башни Звёзд и живых огоньков-звёзд, – крючковатый палец нацелился на сидху, – очень похоже на правду. Даже слишком похоже.
* * *
Дигвилу Деррано везло. Везло чудовищно и невероятно. Правда, раньше он этого не понимал или, вернее, склонен был приписывать всё исключительно своей смелости, или силе, или ловкости, или умению обращаться с оружием. Теперь – нет.
Когда-то благородный дон, когда-то наследник если не самого большого, то, во всяком случае, самого богатого сенорства в королевстве Долье, он сидел, привалившись спиной к стене грязного портового трактирчика в славном Самалеви.
Грязного – это ещё очень мягко сказать. Толстый слой неведомо чего – поистине неведомо чего! – покрывал всё вокруг, со стен свисали лохмотья жирной копоти, потолочные балки сделались со временем совершенно черны.
Громадный очаг, где крутились над пламенем вертела, зарос сажей так, что казался зевом чёрной пещеры. Хозяин, похоже, последний раз посещал термы ещё во младенчестве, как и стая жуликоватых половых, так и сновавших вокруг. Рожи у них казались самыми что ни на есть разбойничьими. На Дигвила они поглядывали весьма красноречиво – новоприбывший не имел оружия, которым в самалевском порту не был увешан только главный его смотритель, и то исключительно потому, что перемещал он свою обильно умащённую благовониями тушу только в сопровождении дюжины телохранителей.
Они не знали, сколько пота была пролито в палестре, как неумолимо добивался сухой и жёсткий дон Деррано, чтобы его старший (хотя бы старший!) смог бы, если придётся, сразиться – и весьма неблагородным образом, – «дуэлью серфов», как это именовалось высоким штилем, а в просторечии – на кулаках.
– Э, господин хороший! – Рыжий подавальщик вырос перед Дигвилом, руки упёрты в бока, рыжая борода воинственно задрана. Руки половой держал впереди, бросились в глаза иссиня-чёрные ободки под желтоватыми ногтями. Передником, казалось, только что вымыли пол – но отнюдь не всей харчевни. – Ты, значит, сидеть-то сиди, а и честь тоже знай. Говори, чё принесть. У нас за просто так не ошиваются.
Дигвил смерил наглеца взглядом. Тот продолжал ухмыляться. И в самом деле, чего бояться бугаю со внушительным тесаком, лишь наполовину прикрытым передником подавальщика?
– Мне Имир нужен, – сквозь зубы процедил Дигвил. – Так что расстарайся уж, любезный.
Имиром звали главаря местных воров. Имя само по себе было широко известно, но связываться с ним, разумеется, избегали. А уж произносить вслух в каком-то захудалом трактире и вовсе выглядело безумием.
Однако Дигвил этого и добивался. Половой разинул рот, пытаясь сообразить, как же держать себя с этим чужаком, принесла его нелёгкая!
– Чего застыл? Не понял, что ли? – тем же тоном продолжал рыцарь.
Подавальщик наконец сообразил, что этот непонятный тип явно болтает что-то не то, а потому трактир стоит немедля освободить от его присутствия. Детина сдвинул передник на сторону и взялся за рукоять тесака.
– Ты, господин хороший, уваливал бы отседова подобру-поздорову. Пока под белы руки не вывели.
– Тебе сказано – весточка у меня для Имира. – Дигвил не двинулся. Он не грозил, не бранился, просто сидел, и всё, словно и не держался половой за здоровенный тесак, в иных местах сошедший бы за добрый меч. – Иди хозяину скажи, дубина, – завершил тираду рыцарь.
Половой оглянулся. Трактир был почти пуст, двое других подавальщиков уже оглядывались, судя по всему, готовые поспешить на помощь.
– Короче… – детина взмахнул тесаком, не то собираясь уложить Дигвила на месте, не то просто напугать, и тут же взвыл, завертелся, согнувшись в три погибели и прижимая руки к причинному месту, куда врезался сапог Дигвила.
Рыцарь вывернул детине руку, играючи отобрал тесак.
– Гляди, порежешься, – он сорвал с пояса ножны.
Двое подавальщиков посмотрели-посмотрели и так, бочком, подобрались ближе, однако вовсе не для того, чтобы вступиться за товарища, просто подхватили его под руки и поволокли прочь.
– Эй, ты чего, ты чего?! – подоспел хозяин заведения. Дигвил не сомневался, что хитрец всё видел от начала и до конца. – Моих людей бить?!
– Твои люди пусть сперва научатся за ножики браться. А то, глядишь, зарежутся, тебе, почтенный, с того убыток выйдет.
– Ладно. – Трактирщик бросил взгляд в сторону половых, уводивших всё ещё согбенного товарища. – Чё надо-то, говори, гость дорогой!
– Имир мне нужен. Весть для него. Важная.
– Ишь какой выискался! Имир ему нужен! Имир всем нужен, да не каждому покажется, так молва бает. Да только где ж его, Имира-то того, искать! Разбойник и вор он, то всем известно. Многие важные персоны немало девета за него обещали.
Глазки трактирщика бегали: оно и понятно, странный гость мог оказаться кем угодно, прознатчиком орденов, подмастерьем навсинайских магов, наёмником акимата славного и вольного Самалеви, просто охотником за удачей – да кем угодно!
Трактирщик не дожил бы до своих лет на самом дне портового города, если б не умел хоть сколько-то разбираться в людях. Стоявший перед ним человек походил на железных големов Державы: такой же холодный и, если надо, беспощадный. Впрочем, холодных и беспощадных содержатель харчевни повидал как раз немало; в этом странном пришельце же ощущалось что-то ещё, для чего трактирщик никак не мог выудить из обмельчавшей своей души ни единого подходящего слова.
– Не знаю никакого Имира, – наконец проворчал, когда извечная осторожность торговца победила. – Слыхать слыхал, а видеть не видал, знаком не был, не служил, не приобщался, не привлекался – в общем, ничего не знаю!
– Не знаешь? – как-то очень нехорошо усмехнулся незнакомец, слегка повёл плечами, подкинул и ловко поймал тяжёлый тесак. – А если подумать?
У трактирщика похолодело внутри. Этот человек, бесспорно, имел право приказывать. Более того, долгое время ничем иным и не занимался.
– Мил-друг мой, – трактирщик понизил голос до почти что задушевного шёпота. – С Имиром связываться… лучше бы не в моей таверне. А? Вот, возьми… – на полураскрытой заскорузлой и не шибко чистой ладони блеснули кругляши. – Возьми, господин хороший, и… будь ласков, поищи другое место с Имиром разговоры разводить. Наведайся в «Морскую деву», он там частенько столуется. А здесь, у меня… не надо, а?
Лицо незнакомца осталось непроницаемым, и трактирщик, вздохнув, прибавил несколько монет.
Дигвил Деррано, благородный дон и наследник сенорства, молча ссыпал деньги себе за пазуху в кожаный кошель, предусмотрительно подшитый туда навсинайскими портными. Ему не требовался никакой Имир. Он его знать не знал и не желал. Ему просто нужно было какое ни есть оружие и деньги.
Теперь можно было и справиться насчёт цен у корабельщиков.
* * *
Почему я медлю и чего я жду? – спрашивала себя Алиедора, стоя у планшира. Я свободно хожу по всему кораблю. Руки и ноги не связаны. А уж здесь, на галере, наверняка найдётся хоть какой-нибудь железный дрын, что вполне сойдёт за оружие. Так что со мной? Почему эти двое, Фереальв и Роллэ, до сих пор едят, пьют, спят, дышат? Почему они ещё не кормят рыб на дне моря Отсветов?
Потому что дхусс дал слово, а ты веришь ему, словно самому Зверю Воплощённому? «Терпение и верность», да? Что за глупости…
Однако день сменялся днём, однообразная морская гладь по-прежнему тянулась вокруг, заунывно покрикивали боцманы, и старшие гребной команды били в кожаное било, задавая ритм вёслам, матросик с пустыми глазами ставил перед Алиедорой деревянный поднос с немудрёной едой, а она всё бездействовала. Снадобья Некрополиса не пополнялись уже очень, очень давно, она принуждена была пить простую воду – однако ничего не менялось.
Фереальв, лишившийся после схватки с навсинайскими магами своих собственных мечей и довольствовавшийся парой первых попавшихся клинков, подобранных, когда они вырвались из плена, – при одном взгляде на Гончую вечно корчил презрительную гримасу, не удостаивая ни словом. Роллэ, напротив, вступал в разговоры куда охотнее – вся магия Разыскивающего оставалась при нём, не важно, есть у него посох в руке или нет.
Дхусс Тёрн, казалось, превратился в деревянную статую. Он очень мало ел, не прикасался к мясному, днями не сдвигался с места, сидел с закрытыми глазами, скрестив ноги и уронив на колени раскрытые к небу ладони. Алиедора посмотрела-посмотрела и решила его не трогать. Всё, что ей нужно было знать, она уже знала. Он успел ей это показать – там, ещё в их первой камере. Он сейчас – не сомневалась Гончая – тоже не бездельничает. Слово дано, его надо сдержать, хотя бы горели и рушились сами небеса. Вот такой он, дхусс.
Тогда он дал понять, что говорит не для неё, для пленителей, чтобы убедить их – они с Алиедорой не попытаются бежать. Измыслил план, что, мол, Мудрые сами пойдут к ним на поклон – то-то Роллэ с Фереальвом хохотали небось, слушая!..
И всё-таки губы её кривились в нехорошей усмешке. В Некрополисе не признавали поражений. Их просто не существовало. Всякая неудача была просто поводом к тому, чтобы сделаться лучше. Но при этом сам допустивший ошибку мог послужить уроком лишь для других, не для себя. К оступившимся Гильдия Мастеров была беспощадна. А она, Алиедора, как ни крути, задание провалила, попала в плен. Последнее, впрочем, не так страшно, как неисполнение приказа. В Некрополисе перестали получать известия о дхуссе, и это единственное, что имело значение.
И всё же она бездействовала. Может, оттого, что научилась верить ещё кому-то, кроме себя?
Она считала дни и ждала.
Однако совершенно мирным и безмятежным их путешествие не оказалось.
…По синей глади растекалось желтоватое пятно гноя. Команда, словно ничего не замечая, занималась обычным трудом, и только ноори, а с ними Алиедора смотрели с кормы на отвратительную кляксу.
Гниль прорвалась прямо посреди океана.
Внутри у Алиедоры словно шевелилась жёлтая многоножка. Боль и тошнота – хозяйка Гнили, называвшая себя то так то эдак, похоже, не забыла отступницу. Вернее – оступившуюся; но силы неземные, подобно Мастерам Некрополиса, тоже не прощают ошибок тем, кто им служит.
Разыскивающий Роллэ то и дело бросал на Алиедору быстрые, но очень пристальные взгляды.
– Ничего не напоминает, Гончая?
Алиедора покачала головой. С врагами лучше всего говорить, раз уж они сами идут на это. Легче будет потом свернуть им головы.
– Нет. Ничего. – Она отвернулась.
– Ты бледна, – заметил ноори.
Алиедора промолчала.
– Нам надо вернуться в мою мастерскую, – продолжал Роллэ. – Там я смогу разобраться во многом, помимо прочего – и в тебе.
Гончая равнодушно пожала плечами.
– Не хочешь говорить?
Она хотела, но предпочитала слушать.
– Тебе всё равно, какие тайны ты носишь в себе?
До чего ж дешёвая покупка. Гончие потому и стали Гончими, что отрицают собственную самоценность. Главное для них дело, а их тела, руки, ноги и даже голова – всего лишь орудие. Но не следует полагать, что дело может быть лишь навязано извне, теми же Мастерами.
– Трудно будет нам с тобой, – совсем по-домашнему сказал Роллэ. Хорошо ещё, что руку на плечо не положил.
– Такому Мастеру не пристало бояться трудностей, – разлепила она губы.
– Мастер не боится, – серьёзно ответил Роллэ. – Но он и не хочет творить зряшнего злодейства.
Она не выдержала.
– Ты настолько веришь в действенность данного дхуссом слова? – прошипела Алиедора в лицо опешившему ноори. – Убеждён, что непобедим? Что я даже не дёрнусь?
– Если бы хотела, уже б дёрнулась. – Роллэ не опустил взгляда. – Твой самый страшный враг – ты сама, доньята Алиедора Венти.
– Я слышала это много раз. Скажи что-нибудь новое.
– Ты, возможно, самый страшный враг нашего мира за многие-многие века.
Несмотря на всю выдержку, у Алиедоры похолодело в животе. Когда-то она бежала, считая себя всего лишь униженной и оскорблённой. Потом, когда пришла пора Гнили, когда она мстила всем и каждому, когда многоножки повиновались её воле, – не о том же самом неусыпно нашёптывала ей душа, да только она, Алиедора, слушать такое не хотела?..
Однако силу и гордость Гончей сломить оказалось не так просто. Это говорилось много раз, подумала она. И не только мне. Вообще всем, кого требовалось испугать или сломить. «Страшный враг мира», подумать только! Века проходят, а ничего другого придумать эти охранители не в состоянии.
Она усмехнулась прямо в лицо ноори.
– Докажи, Разыскивающий.
– Докажу, не сомневайся. Для того я и везу тебя на Смарагд.
– Только для этого? – Она по-прежнему не скрывала презрения.
– Не только. – Роллэ не отводил взгляда. – Ещё неплохо бы уберечь это небо, что над нами, да и моря с сушей как-то жалко.
– Как вы мне все надоели! – совершенно по-девичьи, точно разозлённая надоедливым поклонником, вскинулась Алиедора. – Со своими страшными предсказаниями, роковыми совпадениями и небесными пророчествами!
– Отмахивающийся от пророчеств обречён, так считают Мудрые Смарагда. – Роллэ словно и не заметил её вспышки.
Алиедора смолкла. Гнев её скатывался с ноори, точно капельки воды с гладкого, отполированного прибоем камня.
Я же для него не человек, вдруг подумала она. Зверюшка. Говорящая зверюшка, с какими-то непонятными и оттого кажущимися опасными способностями. Он ничем не отличается от навсинайцев, попытавшихся вскрыть мне пузо – исключительно в познавательных целях! – едва я очутилась у них в руках.
Больше Гончая ничего не говорила. Молча спускалась на палубу и до седьмого пота заставляла себя растягиваться, чтобы не закостенели суставы, преображённые в своё время алхимией Некрополиса. Дхусс, казалось, вообще всё это время пребывал где-то в неведомом, не открывал глаз и почти ничего не ел.
…Гниль вблизи их корабля прорывалась ещё четыре раза. К счастью, миновало. Правда, после каждого прорыва Алиедора видела на лбу Роллэ крупные капли пота и догадывалась почему – очень нелегко удерживать в повиновении всю немалую команду галеры.
И ведь где-то неведомо как, но тащится за нами то чудовище в образе маленькой девочки, та истинная тварь Гнили, что Алиедора заметила, ещё когда дхусс и его спутники уходили от Вольных городов. Какую роль она сыграет в грядущем?..
* * *
Отряд мэтра Ксарбируса, как мог, спешил к морю, пробираясь через когда-то тёплые, привольные, густо усеянные городами, городишками и городишечками края. Прибрежье моря Отблесков славилось щедрыми урожаями и тихими, бесснежными зимами. С древних времён здесь строились виллы богачей, а потом, когда наступили дурные времена, – крепкие замки. Потом, когда Держава Навсинай прочно утвердилась к северо-востоку от Самалеви и Решама, здесь процветали мелкие правители, короли и сеноры. Жили бы они поживали, до тех пор пока маги не решили бы наконец наложить на них тяжёлую руку, однако допрежь того пришла другая беда – Гниль.
И сейчас народ бежал куда глаза глядят. «Ведьм» тут уже всех, похоже, посжигали. Всадников встречали наполовину опустевшие деревни, заколоченные постоялые дворы, исхудавшие, посеревшие от вечного ужаса люди, кому было уже некуда уходить или кто просто не мог сдвинуться с места. То тут, то там попадались чёрные круги, оставленные многоножками – теперь они, похоже, жрали вообще всё, что попадалось им на пути. Жирная чёрная земля, обильно удобренная тёплым прахом, слегка парила.
Сидха Нэисс всякий раз спешивалась, осторожно, на четвереньках, словно зверь, подползала к границе жуткого круга, принюхивалась, присматривалась, водила над обнажённой землёй своею лозой.
– И что тебе удалось узнать, милая моя? – сварливо осведомился Ксарбирус, когда сидха наконец осторожно, пятясь, отошла от очередного круга, третьего за сегодня.
– Земля непраздна, – кратко отмолвила сидха, оборачивая свою лозу вокруг пояса.
– Непраздна? Это как?
– Готова родить. В лоне её сила для возрождения. Но… странная сила. Будто посмертная. Чтобы её обрести, надо пройти через гибель.
– Семена, что ли? – не понял алхимик.
Стайни покачала головой. Щёки её заметно ввалились, словно она отдала много сил там, возле чёрного круга.
– Нет… мы, сидхи, знаем, когда земля жива, когда готова плодоносить… и не потому, что в неё сеятелем брошено семя. Не спрашивай меня больше! – Она вскинула руки, словно защищаясь. – Это из самой глубины сидхской веры, я не знаю, откуда оно взялось!
– Никто тебя и не допрашивает, – помрачнел Ксарбирус. – Плохо дело, друзья мои. Если Гниль перестала быть просто Гнилью – то к чему это всё может идти?
– Демонюков больше станет, эт уж точно, – шмыгнул носом гном.
– Ты прав, мой прямодушный друг, – кивнул Ксарбирус. – Демонов точно станет куда больше. Семь Зверей, Семь Зверей, вот уж точно нам бы не повредила ваша помощь!
– Предлагаете молиться, мэтр? Сложить руки?
– Никогда человек с научным складом ума не предложит «сложить руки», – последние слова Ксарбирус издевательски проблеял. – Он предложит использовать, скажем так, нетрадиционные способы наряду с обычными.
– То есть молиться?
– В том числе и… – сухо бросил алхимик.
Гниль правила бал вокруг, и, казалось, такими же страшными кругами расходится окрест безумие, поражая всех: и старых и малых. Разбегались, бросая всё нажитое, пахари, корчмари заколачивали окна досками и тоже подавались куда глаза глядят, где – по слухам, только по слухам! – было пока ещё «легче».
Мэтр Ксарбирус осунулся, почернел, стал похожим на какую-то странную и старую птицу. Отряд не сворачивал, упрямо пробиваясь сквозь поражённый Гнилью край, однако запасы показывали дно. Алхимик бормотал что-то вроде: «Ну кто же мог рассчитывать на подобную акцентуацию…»
Выручала их только удача. Ну или Семь Зверей – гном Брабер и сидха Нэисс восприняли слова Ксарбируса всерьёз. На кратких привалах гном, позаботившись о скакуне, опускался на одно колено, лицом сперва на север, потом на юг, потом на запад и, наконец, на восток, что-то шептал, сжав кулаки и положив перед собой исполинский меч. Нэисс раскладывала кругом свою лозу, однако даже и на одно колено не опускалась, вообще никак не принижая себя, когда обращалась ко вроде бы божественным силам.
Стайни и Ксарбирус не молились. Просто мрачно молчали да старались, как могли, поддержать силы гайто – без них выбраться из ловушки шансов вообще не оставалось.
Так и скакали – по самому краю гибельных пузырей, вспухавших то тут, то там. Трижды отбивались от кучек каких-то безумцев, пытавшихся отобрать их гайто.
– Скучно и неинтересно, мэтр, – сказала Стайни, вытирая клинок сорванным листом. – Скорее бы твоё море. И порт. И корабль. Если, конечно, ты помнишь ещё, куда плыть. И про то, чтобы дхусса перехватить. И «тем самым Теням» дитя Гнили подсунуть.
Всегда острый на язык Ксарбирус, никогда не спускавший «своему отряду» ни иронии, ни тем более насмешек, на сей раз отвернулся и промолчал, даже не сделав вида, что не расслышал.
Наступил день, когда они вообще не смогли сдвинуться с места. Гниль прорвалась разом с трёх сторон от их лагеря – достаточно далеко и не одновременно, но они совсем загнали своих гайто, пытаясь уйти от потоков жёлтых многоножек. Ксарбирус, словно заправский боевой маг, швырял через плечо склянки с розоватым эликсиром, расплывавшимся низким, стелющимся над землёй чёрным туманом.
– Тварей это не убьёт… к сожалению! – прокричал алхимик. – Но, надеюсь, собьёт со следа хоть ненадолго.
– Всё, не могу больше, – простонал наконец Брабер, почти падая со спины гайто. – Дайте мне демонюка, распечать меня во все кости, дайте мне свору их, только не это! Ну кто сказал, что мы, гномы, – всадники?! С нашим-то ростом! Сколько стремена ни подтягивай…
– Не ной, любезный, – рыкнул Ксарбирус. – Если жизнь дорога – в седло!
Они оказались в неширокой ложбине между двумя холмами, густо заросшей пышным широколистом, гибкие ветви склонялись до самой земли, образуя огромный шатёр, под которым укрылась бы целая армия. Несмотря на позднюю осень, листья почти не пожелтели; плотные, кожистые, они, словно исполненное боевого духа войско, намеревались твёрдо противостоять натиску зимы.
– Не могу, – простонал Брабер. – Всю задницу себе отбил, простите за выражение, прекрасные дамы…
Ксарбирус сполз наземь; алхимик сам казался тенью себя прежнего, щёки ввалились, губы сделались тонкими тёмными линиями; но держался он по-прежнему прямо, гордо, не сутулясь.
– Брабер, – задушевно произнёс досточтимый доктор медицины и алхимии, – ты что, не чувствуешь ничего? Гнилью разит так, что даже моя старческая носоглотка, пострадавшая от множества весьма дурнопахнущих экспериментов, чует её за целую лигу! Не дури, вставай, и…
– Встать-то встану, – лицо гнома перекосилось, – да только бежать нам уже некуда, сударь мой.
– Гниль! – в тот же миг разом завопили Нэисс и Стайни. – Там!.. Впереди!..
К югу, где бока холмов расходились в стороны, а могучие широколисты уступали место огороженной плетнём пашне, земля зловеще шевелилась, гуляла ходуном, набрякала, словно готовый вот-вот лопнуть ярмарочный пузырь.
Ксарбирус прошипел какое-то проклятие, бросился обратно к гайто. Гном, зарычав, поднялся на ноги, перехватил поудобнее меч.
– Ко мне! За спину! Прикрою, сколько смогу…
В этот миг Стайни, извернувшись подобно змее, вдруг бросилась куда-то в заросли, рыбкой пробив завесу гибких ветвей. Глухой удар, возня и резкий старческий голос:
– Тебе вовсе необязательно нападать на меня, прекрасная и грозная дева.
– Что там? – опешил Ксарбирус.
– У меня нет оружия! – раздражённо сказал тот же голос в кустах. – Совершенно незачем выламывать мне руки, моя дорогая. Дайте мне встать, я пойду сам. Тем более, как мне кажется, очень скоро нам предстоит увидеть нечто поистине замечательное.
Стайни появилась, толкая перед собой худую фигуру в просторном плаще.
– А ну-ка, покажись! – потребовал Брабер.
– У нас мало времени, – незнакомец откинул капюшон, явив отряду Ксарбируса узкое лицо со впалыми щеками, что, казалось, не имело возраста. Клочковатая седая бородка росла как придётся. Глаза тонули в тени глубоко под надбровными дугами. – Гниль вот-вот будет здесь. Покиньте… ах нет, впрочем, вы уже не успеете, – последние слова он произнёс совершенно равнодушно, словно сообщая о чём-то не имеющем никакого значения.
– Что-о?! – взревел Брабер.
– Кто вы такой? – Ксарбирус резко махнул рукой, останавливая разбушевавшегося гнома. – Откуда тут взялись? Следили за нами?
– Я не уверен, что это самые важные сейчас для вас вопросы, – сообщил незнакомец, решительно стряхивая руку Гончей с плеча. – Но, если угодно, могу ответить…
– Гниль! – взвизгнула Нэисс. – Сейчас прорвётся!..
– Да прекратите же меня хватать, милочка! – оттолкнул Стайни непонятный старик. – Ваша товарка права. Гниль сейчас прорвётся, и моё дело – там, а отнюдь не с вами!
Бугор, под которым копился гной от неведомой отравы, поразившей землю, всё надувался и надувался, то вздымаясь, то слегка опадая; старик досадливым жестом отодвинул Ксарбируса с дороги и зашагал прямо к готовому вот-вот лопнуть чудовищному волдырю.
– А?.. Э? – только и смог выдавить из себя алхимик.
Старик размеренным шагом, не мешкая, но и без суеты шагал прямо ко вскрывающейся пустуле. Вот до неё осталось тридцать локтей… десять… пять; вот незнакомец взобрался прямо на трескающуюся, осыпающуюся вершину холмика, запахнулся в плащ и уселся, скрестив ноги и положив на колени руки, раскрытые ладонями к небу.
– Безумец… – пробулькал Ксарбирус.
Земля лопнула, из разверзшейся каверны хлынул грязно-жёлтый поток отвратительных тварей; зрелище, уже почти привычное для мэтра Ксарбируса и его отряда. Однако на сей раз они только и могли, что открыть рты, начисто забыв об опасности.
Хлынувшие из разрыва многоножки всей массой ринулись на оставшегося спокойно сидеть незнакомца, жёлтые живые потоки обвились вокруг него; человеческая фигура в единый миг исчезла под живым шелестящим ковром. Ничто живое не осталось бы живым и доли мгновения, однако шевелящаяся гора многоножек стремительно росла, а сквозь шелест бесчисленных конечностей и пощёлкивание столь же бесчисленных жвал не пробилось ни крика, ни стона.
Жёлтый круг Гнили не растекался окрест, он весь остался стянут в тугой узел, узел, стремительно росший и вверх и вширь.
– Словно хлебожорки на приманку, – пробормотал Ксарбирус, не сводя глаз с разыгравшейся перед ними сцены. – И на самоубийцу этот… это… не похож совершенно.
Многоножки воздвигли настоящую пирамиду, она поднялась уже выше деревьев. Стайни, как и Ксарбирус, застыла с приоткрытым ртом; Нэисс, бледная, как горные снега, прижала пальцы к вискам; гном Брабер, изрыгая проклятия, глядел то на свой отыскивающий демонов амулет, то вновь на снующих туда-сюда и вверх-вниз тварей.
– Магия… – простонала сидха, падая на колени. – Никогда такого не… о-ох… не могу… не вытерпеть…
А тем временем с многоножками стало происходить нечто непонятное. Движения их замедлились, они словно впадали в спячку. Некоторые и вовсе перестали шевелиться, застыли – а затем стали осыпаться. Именно осыпаться, словно вылепленные из мокрого песка фигурки, когда высыхает влага и начинает дуть ветер. Панцири, хвосты и жвала обваливались, жёлтая пыль струйками заскользила вниз, и те из тварей, что ещё шевелились, тотчас замирали, тоже начиная осыпаться.
Только что воздвигнувшаяся выше древесных вершин пирамида начала стремительно разваливаться, оседать, истаивать облаками жёлтой пыли. Из-под земли ещё лезли новые бестии, но уже и они едва шевелились, все присыпанные жёлтым пеплом.
Наконец, когда всё замерло, посреди круга остался сидеть тот самый незнакомец, живой и здоровый. Деловито встряхнул плащ, накинул обратно.
– Я бы посоветовал вам двигаться к Решаму, – совершенно будничным тоном проговорил он. – Остальные людишки сейчас как раз туда бегут. К тому же там… впрочем, сами увидите.
– Кто ты? – наконец очнулся Ксарбирус, разом забывая о вежливости. – Кто?
Старик пожал плечами.
– Я – это я. От своего имени я давно отказался. Меня оно не интересует. Как и не интересует ничего, оставшееся в пределах этого мира. Бывайте здоровы, как говорилось в пору моей молодости.
– Ну уж нет! – взревел Брабер, бросаясь вперёд. – Ты, распечать тебя во все кости, Гниль угнобливать навострился, Гниль! Ту самую, от которой…
– Не моё это дело, гном, – равнодушно сообщил незнакомец, спокойным шагом направляясь прочь. – А на меня бросаться тебе никакого смысла нет. Меня твоей железкой не поцарапаешь. Только время зря потеряешь.
– Постой! Постой, досточтимый! – в отчаянии завопил Ксарбирус. – У тебя в руках средство изничтожить Гниль. Как же ты можешь…
– А я её и изничтожаю, – усмехнулся старик. – И обращаю к вящей своей пользе. Ничья иная меня не интересует. В этих пределах у всякого мыслящего существа есть лишь одно достойное дело, а именно – достижение бессмертия. Разумеется, своего собственного. Мнение на этот счёт кого бы то ни было меня не волнует – вам это сообщаю лишь во избежание траты вами лишнего времени.
– Я знаю, кто ты, – вдруг проговорила Стайни, нацеливаясь в незнакомца указательным пальцем. – Ты тот великий учитель, о котором упоминал дхусс по имени Тёрн. Знаком тебе такой?
Старик приостановился.
– Надо же, – в голосе слышалось нечто вроде удивления, – насколько же тесен этот крошечный мирок. Что ж, лишнее напоминание, что пора, пришла пора его оставить.
– Он говорил, – выкрикнула Стайни, – что ты всегда стремился к бессмертию для себя, он говорил…
– Всё верно, – примирительно сказал незнакомец. – И незачем так орать. Слух меня ещё не подводит. Равно как и память. Я прекрасно помню сего дхусса. Редкий талант. Но он выбрал свой путь. Бессмысленный, на мой взгляд, но я никого не сужу. Это не моё дело.
– Но власть над Гнилью… – встрял было бледный Ксарбирус. – Но бессмертие…
– Мой дорогой, – насмешливо перебил его старик. – Тебя, как и столь многих вокруг, волнуют настолько глупые и ничтожные, с моей точки зрения, вещи, что обсуждать что-либо с тобой я не вижу никакого смысла. Гниль? Нет ничего проще, они же очень слабы, это паразиты. Достигший высшей дисциплины духа сможет давить их так же легко, как ты, почтенный, давишь лесных кровососов. Бессмертие – такая вещь, что нуждается в поддержке. Подчеркну – пока что нуждается. Я настойчиво работаю над этим. Всё, что требуется, – это поторопить их смерть.
– Тебе нужны смерти других, чтобы оставаться бессмертным самому?! – выкрикнула Стайни, сжимая кулаки.
– Дорогая моя, природа полна смертей, – сухо отрезал незнакомец. – Многоножки наиболее удобны. Хотя источник значения не имеет. Я не всесильный, я не могу истребить Гниль во всём мире. Я лишь забираю себе ту силу, что могу. Вот и всё. Нет, научить этому невозможно.
– Тёрн говорил, что ты хочешь стать призраком…
– Этот дхусс, разумеется, не всё понял, – перебил бывшую Гончую старик. – Форма существования значения не имеет. Нематериальное имеет массу преимуществ перед телесным. Остановить же распад плоти не под силу никакой магии, это великий закон всего – существующее в виде твёрдого и осязаемого должно погибнуть и стать невоплощённым. Этого не избегнет никто и никогда. Даже я. И мудрый не станет без нужды и сверх необходимого сохранять плоть в неприкосновенности. Придёт час её сбросить и начать совсем иное существование.
– По-прежнему пожирая других? – напирала Стайни.
– Не твоё дело, девушка, – без гнева или даже раздражения отозвался старик. – Я отвечаю тебе, только пока на это есть моя добрая воля. Заставить меня не в твоих силах. Я не владею боевой, – он презрительно скривился, – боевой магией, этой ерундой вроде швыряния в противника молний; я просто не в твоей власти, так же как я не во власти Гнили.
– А поговорить всё равно любишь, – прошипела Нэисс.
– Люблю, – охотно согласился старик. – Отголоски прошлого. Когда-то они мешали, препятствовали сосредоточению… однако я всё это преодолел. Так что бывайте здоровы… насколько это возможно в насквозь больном мире.
Он махнул рукой и, повернувшись, зашагал прочь. Ни заплечного мешка, ни хотя бы сумы через плечо – казалось, у незнакомца вообще нет ничего с собой. Что же он ест, как укрывается от непогоды, где добывает потребное?..
– Стой, подожди! – с отчаянием выкрикнул Ксарбирус и лишь всплеснул руками, видя, как фигура в плаще уходит всё дальше и дальше.
– Бесполезно, – фыркнул гном, покачивая мечом. – Ничего с ним не сделаешь и ничем его не возьмёшь.
– Да, сила просто огромная… – прошептала бледная Нэисс. – Он… словно отрезал себя от мира, а мир от себя. Не знаю, откуда он взял такие заклинания и каким образом он…
– Мои бывшие коллеги, полагаю, смогли бы ответить на твой вопрос, дорогая моя. – Ксарбирус тяжело вздохнул, по-прежнему глядя вслед незнакомцу. – Я всегда был более склонен к практике, нежели к отвлечённому теоретизированию, но модные теории, коими увлекались наши, так сказать, непризнанные гении, конечно, помню – в общих чертах. И они обсуждали… – Ксарбирус потёр лысину, – обсуждали, что якобы теория не запрещает закукливание, замыкание на себя всех магических потоков, что обычно пронзают человеческое – или сидхское, или гномское, – поправился он, – тело. Камни Магии есть ведь не только в виде кристаллов. Куда больше их существует в виде мельчайших частиц, включённых в сложный круговорот силы, от детального описания коего я сейчас воздержусь; одни распадаются, другие возникают в огненных глубинах вулканов, где расплавлены сами кости земли. Так вот, если замкнуть это течение на себя… путём очень долгих и сложных практик, аскетизма, дисциплины тела и мысли – то якобы можно достичь и не такого. Но кто отрешится от всего, всех радостей земных, чтобы десятки лет постигать неведомое? – Алхимик покачал головой.
– Один такой нашёлся, – буркнул гном. – А сколько таких ещё? Едва ли это мы одни такие везучие, распечать меня во все кости.
– Неплохо бы, – вздохнула Стайни. – С Гнилью-то он ловко управился.
– Ловко-то ловко, – Брабер был по-прежнему недоволен. – А вот оберег мой, на демонюков настроенный, чуть не лопнул! Отродясь такого не видел, хуже, чем тогда, в море. Он, гад такой, чуть демонов сюда не втянул, едва дорогу им не открыл!
– Ничего себе! – присвистнула Стайни.
– Удивляться не приходится, – кивнул Ксарбирус. – Действие равно противодействию. У каждого живого существа есть своё и только своё место в мире. Отрежешь себя от окружающего – неведомо, что или кто решит занять свободное пространство.
– Сильны вы, мэтр, рассуждать. – Брабер пнул подвернувшийся под ноги сучок. – А что делать-то дальше будем? Провизии осталось всего ничего, а при таких делах, когда Гниль кругом, так ничего нигде и не купишь.
– Ничего уже не переменишь, – пожал плечами алхимик. – До Решама доберемся, а там… там легче будет.
Он не ошибся.
Перед Решамом дорога превратилась в сплошной людской поток. Бежали все, кто мог и кто не мог. Стены города были крепки и высоки, сложены из дикого камня во времена расцвета ещё древней Империи, улицы – тщательно вымощены. Купцы охотно платили повышенные пошлины, но зато «Гнили не сунуться!», как они уверяли сами себя.
Ворота были широко открыты. Ксарбирус удивлённо поднял брови.
– А я-то ждал, что наглухо запрутся, – признался он. – Кому нужны такие толпы нищих бежан в торговом городе? Прибыли с них никакой, пачкают всюду, нарушают тишину и порядок…
Больше того, в воротах не оказалось даже стражи, собиравшей обычную мзду за проход.
– Полноте, да живы ли они тут вообще? – всполошился алхимик.
Оказалось, что да. Обитатели Решама были вполне себе живы и даже здоровы, излучая совсем не соответствующий случаю оптимизм. Влачившимся по улицам беглецам приветственно махали, кто-то даже выносил краюхи хлеба, и все, как один, показывали пальцами в сторону моря.
– Что у них тут такое? – недоумевал Брабер, косясь по сторонам. – Эвон, как лыбятся… город-то, он, конечно, большой, однако едва ли тут каждому крыша над головой сыщется.
Нэисс мрачно молчала, как и Стайни – на бывшей Гончей вообще лица не было. После встречи с «великим учителем», как называл Тёрн того загадочного старика, Гончую словно подменили.
Вскоре, однако, сыскалась городовая стража – десяток молодцов, перегородив щитами отходившую в сторону рынка богатую торговую улицу, выкрикивали:
– К порту давайте все! К порту! Там корабли стоят, всех, кто хочет-может, в место безопасное повезут! Безо всяких денег! К порту давайте! Там и котлы стоят, и похлёбку раздают!
Ксарбирус, Стайни и Нэисс разом остановились как вкопанные.
– Похлёбку раздают? – прошипел алхимик. – Сдаётся мне, знаю я, кто тут шалит… Но куда ж Держава-то смотрела?!.
Открылся порт – широкая каменная дуга бухты, разделённая причалами. Чадили огромные костры, на них действительно булькали котелки с варевом, и прямо на причалах расположилось, как могло, целое людское море – целые семьи сидели на узлах, плакали дети, женщины, как могли, ловили неугомонных мальчишек; возле костров густо стояли стражники, разливая похлёбку в поспешно подставляемые миски.
– Где ж это они столько посуды-то набрали? – сквозь зубы процедил Ксарбирус. – Не иначе, постарались тут… – Он оборвал себя и просто вытянул руку.
У причалов, властно растолкав немногочисленные купеческие корабли, стояли громадные тёмно-серые галеры. Длинные, с пятью рядами вёсел и парой мачт, они казались всплывшими из морских глубин додревними чудовищами. С галер переброшены были широкие сходни, по ним робко поднимались люди, ребятишки жались к отцам, матери несли на руках притихших малышей – словно понимали, что вступают в какую-то совершенно иную жизнь.
Стайни зашипела и попятилась, хватаясь за ошейник.
– Некрополис. – Ксарбирус натянул поводья, словно разом потеряв всякое желание ехать дальше. – Ай да Мастера Смерти… Вот это фокус! И где же, спрашивается, Держава? Куда смотрит Коллегиум?
– Наступление… – прокашлялась Стайни. – Мастера пошли в большое наступление. На главном фронте. Переправились через Делхар. Все силы Державы сейчас на востоке.
– Так-так-так… – забормотал Ксарбирус, немилосердо уминая собственный подбородок. – Что ж, друзья мои, не могу сказать, что особенно сочувствую Мастерам, но и Коллегиум слишком сильных симпатий не вызывает. Некрополис провернул дерзкое дело, надо признать.
– Им нужны люди, – Стайни замерла в седле не шевелясь, точно лаковая статуэтка. – Живые люди, не только зомби. А эти, – она кивнула в сторону толпы, густо заполнявшей пирсы, – сейчас согласятся на что угодно.
– Не нравится мне это, распечать меня во все кости. – Брабер перекинул меч поперёк седла.
– Только без глупостей, гном! – резко бросил Ксарбирус. – Если я хоть что-нибудь понимаю в Мастерах Смерти, здесь всё должно кишеть Гончими… Гончими? – Он вдруг замер и в упор уставился на Стайни.
– Ты никого не чувствуешь?
Та лишь помотала головой. Щёки девушки заливала смертельная бледность.
– Чего встали, распечать вас во все кости?! – зарычал Брабер. – Хотите, чтобы нас некромансеры схарчили?
– А куда теперь-то? – Нэисс озиралась загнанным в угол зверьком. – Кораблей пруд пруди, но едва ли они нам сгодятся! А которые свободные – небось и так забиты, едва ли мы тут одни такие умные!
– Туда, – вдруг резко сказал Ксарбирус, указывая на дальний уголок порта, где покачивался небольшой двухмачтовый бриг.
– Ждали они тебя, что ли, мэтр? – ляпнул простодушный гном после того, как команда вытянулась во фрунт, словно перед адмиралом.
Ксарбирус только злобно зыркнул. Он явно выдал себя, думала Стайни, выдал с головой – вот этим кораблём, и впрямь явно поджидавшим его здесь. Невольно вспомнился их разговор с Тёрном, её собственные слова: «Он ведь предал и тебя, и всех нас?» И ответ дхусса, спокойный и хладнокровный, но отнюдь не равнодушный.
«Высокие покровители» алхимика показали себя.
Стайни поколебалась – спросить в упор? Припереть Ксарбируса к стенке? Но зачем, чего она добьётся? Как им спасти Тёрна без многоучёного мэтра, пусть даже он и связан с какими-то не слишком симпатичными силами?
Вот только вопрос, с какими. Тёрн считал, что с одним из орденов магов-рыцарей; а вот ей, Стайни, сейчас уже кажется иначе. Мелковато для рыцарей, даже обладающих крепостями и собственными, хоть и небольшими, армиями. Некрополис? Абсурд! Она бы знала. Держава Навсинай, само собой, отпадала. Тогда кто?
Алхимик, казалось, прочитал её мысли.
– Не гадай, Гончая, – буркнул он, проходя мимо. – Ты ведь здесь тоже не просто так.
– Конечно, не просто так! – огрызнулась Стайни. – Спасаю этого дху…
– Сказочки эти оставь для разжигания ревности у сидхи, – хмыкнул Ксарбирус. – Я понял, что ты поняла. Ну и ты тоже должна знать, что я знаю, – он криво улыбнулся, но улыбка вышла совсем натужной. – Всем нужен дхусс. Но не просто так, голыми руками его не возмьёшь, да и брать совершенно незачем. Знаешь, как в детской сказке, когда что-нибудь волшебное нельзя отобрать силой, а можно лишь получить в подарок.
– По-моему, досточтимый мэтр, вы повредились рассудком, – покачала головой Стайни, отстраняясь.
– А, ну если так, то тоже можно, – кивнул алхимик. – «Да» и «нет» не говорите, чёрный с белым не берите… Я и так умею, и эдак.
Кораблик – «Полдень» – безо всяких препятствий покинул гавань, и на него словно бы и не обратили внимания. Огромные серые галеры постепенно заполнялись бежанами, одна за другой отваливая от пирсов, тяжело выгребая в открытое море. Им на смену спешили другие – «Полдень» обошёл целую эскадру, направлявшуюся к порту.
– Мастера Смерти взялись за дело всерьёз, – заметил гном, позабыв даже о всегдашних «распечатях». – Что задумали, а, Стайни, не скажешь?
– Да чего ж тут говорить? – нехотя разлепила губы Гончая. – Некрополису люди нужны всегда. Одними зомби много не навоюешь. Вот и вывозят. Никакого секрета.
– И что же, там их всех в мертвяков переделают, что ли? – не унимался Брабер.
– Нет, зачем же? – Стайни пожала плечами. – И в Некрополисе люди живут.
– А ведь в порту никто не выл, не орал от страха, не рвался назад, – заметила молчавшая до этого Нэисс. – Словно и вовсе не к Мастерам Смерти собрались. Словно и не рассказывали про Некрополис истории одна другой страшнее. Да я и сама могла бы порассказать… – Она метнула быстрый взгляд на Стайни. Та сделала вид, что ничего не заметила.
– Верно, – кивнул Ксарбирус. – Люди словно в соседний город плыли, никак не за тридевять земель. Алхимия? – последний вопрос он словно задал самому себе.
– Я ничего не почувствовала, – пожала плечами сидха.
– А ты? Ты, Стайни?
– Я-то? С чего бы?
– Могли Мастера каким-то образом обратить всю толпу в послушное стадо?
– И это говорит дипломированный пользователь Высокого Аркана и истинно посвящённый сокровенных тайн? – фыркнула Гончая.
– Отвечаем на вопрос вопросом?
– А что же остаётся делать? Каков вопрос, таков ответ.
– Досточтимая Гончая Стайни, – Ксарбирус словно нарочно опустил слово «бывшая» перед «Гончей», – хочет, очевидно, заметить, что Некрополис вполне мог пустить в ход что-нибудь из алхимического арсенала, временно подавляющее волю и затуманивающее сознание. Подобных снадобий было создано немало, и даже я сам мог бы…
– Полно чушь пороть, распечать меня в три кости, – рыкнул Брабер. – Не было там никакой магии. Ни алхимичьей, ни какой ещё. Разве что в похлёбке, так ведь до того котла ещё добраться надо, да и порции дождаться. Забыли, что мы, гномы, алхимию всякую враз чуем?
– Гм, не забыли, – процедил Ксарбирус, внимательно глядя на охотника за демонами. – Однако, любезный друг мой, за весь наш уже немалый совместный путь я не имел возможности убедиться в ваших столь выдающихся способностях…
Брабер величественно пожал плечами и замолчал, скрестив руки на груди. Чудовищных размеров меч он прислонил к борту.
– Невозможно! – вскинулся Ксарбирус. – Не верю! Чтобы люди… сами… без принуждения… без одурманивания… Похлёбка, конечно же, похлёбка!..
– Они что, не видели, чьи это галеры? Не спросили, слова не промолвили? – отрезала сидха. – Им всё равно было, мэтр, понимаете, всё равно. Хоть Некрополис, хоть чего. Лишь бы спастись от Гнили. Тем более что в Решаме, понятно, они бы надолго не задержались. Вырезали бы их местные или выгнали бы во чистое поле. Люди, что с них возьмёшь, – философски закончила она.
Стайни дёрнулась было – а потом как-то резко прикусила губу и отвернулась, схватившись за ошейник обеими руками.
«Полдень» уверенно шёл на юг, оправдывая собственное название.
* * *
– Мы уже давно в открытом море, мэтр.
– Истинная правда, милая Стайни. И что из этого следует?
– Помнится, ты говорил, мол, хочу подсунуть охотившимся на Тёрна Теням то самое дитя Гнили? И ещё такое загадочное лицо при этом сделал…
Алхимик недовольно поджал губы.
– Разумеется-разумеется. Я всё прекрасно помню, не надо мне лишний раз напоминать. Но нам не удалось настичь дхусса.
– А ты, мэтр, можешь сказать, где сейчас та самая девочка? – подала голос Нэисс.
– Если очень постараюсь… – осторожно ответствовал Ксарбирус. – Только зачем это вам, дорогие мои?
– Хочу понять, правду ты тогда говорил, мэтр, или просто нам головы дурил, – совсем непочтительно бросила Стайни.
– И только-то? – скривился алхимик. – Разве ты не видишь, обстоятельства изменились!
– Может, да, а может, и нет, – вступила в разговор Нэисс. – Мэтр, ты можешь сказать, как далёк от нас сейчас Тёрн?
Несколько мгновений Ксарбирус колебался, словно собираясь с уверенностью бросить – мол, так далеко, что не дотянешься. Однако, помолчав, лишь вздохнул и покачал головой.
– Не так уж далеко, любезные мои. Держат курс на юго-юго-восток.
– А дитя Гнили? Её ты можешь отследить? – не отставала Стайни.
Ксарбирус покачал головой.
– Могу, но это потребует…
– А как же ты собирался «подсунуть» её Теням? – упёрла руки в бока бывшая Гончая.
– Э-эх! – только отмахнулся алхимик. – Красивая была идея, дорогие мои, красивая… Но, боюсь, уже неосуществимая.
– Мэтр, но это ведь очень важно, – негромко сказала Нэисс. – Если мы обретём защиту против тех же Теней…
– Прошлый раз мы от них таки отбились, – напомнил упрямый Ксарбирус.
– Не везде окажется под рукой ещё один подземный храм, что можно будет обрушить им на головы, – парировала сидха.
– У меня была идея, – наконец проговорил алхимик, – основанная на явной аффинности этой несчастной девочки… этого существа, – тотчас поправился он, – к нашему Тёрну. Если Тени каким-то образом притягивались к дхуссу, то логично предположить – быть может, они станут притягиваться и к дитю Гнили.
Нэисс закатила глаза.
– Но из крепости девочка выбралась целёхонька! Единственная из всех прочих!
– Вот именно. Или она оказалась Теням не по зубам, или они её вообще не заметили. Как не заметили, кстати, меня, когда ваш покорный слуга сидел в камере. Была идея алхимическим образом усилить «сродство» девочки к дхуссу. Быть может, тогда Тени бы и позарились на неё, а мы получили бы ценнейший научный материал…
– И разом избавились бы от этой жути ходячей, распечать её!..
– Наш дорогой Брабер выражается кратко, но тут лучше просто не скажешь, – поклонился Ксарбирус.
– Но что для этого требуется? – не отступала бывшая Гончая.
– Составить соответствующий эликсир. Дождаться удобного момента и… обработать им испытуемую.
– То есть облить?
– Ну, говоря попросту – да, Стайни.
– Любите вы, мэтр, планы строить, – фыркнула сидха. – В море, пожалуй, мы никого ничем облить не сможем.
– Именно, – кивнул Ксарбирус. – Я до сих пор работаю над эликсиром… теоретически, конечно же. Кое-что сделал и на практике. Готовлю, так сказать, камень, чтобы держать за пазухой, как гласит народная пословица. Глядишь, и пригодится.
