Глава шестнадцатая ТА, КТО РАЗОРВЕТ СТАРЫЙ МИР И СОБЕРЕТ ЕГО ЗАНОВО
Бойся трогать волшебников, не используй их, перешагивай через них и иди дальше не оглядываясь…
Книга Дакрас
Гутер ис Тах, капитан «Даров ветров», морской волк, торговец, контрабандист и плут, человек опытный, поживший на этом свете и исходивший все, кроме моря Мертвецов, остался вполне доволен тем, как складывается нынешний сезон.
Покинув Пубир, ему пришлось вместо Туреса отправиться в Вьено, чтобы перевезти туда человека с обожженным лицом, работавшего на Ночной Клан. Гутер был не обязан соглашаться, у команды созрели иные планы, но с тем, кто называл себя Шревом, не стоило шутить. В итоге контрабандисту даже щедро заплатили за труды и отпустили на все четыре стороны, и Гутер постарался поскорее забыть о пассажире.
Зимой «Дары ветров» побывал в нескольких портах Ириасты. Шедшая с севера война, кипевшая на землях Фихшейза, многих беспокоила, и появилась масса желающих перебраться в Давор или Савьят. После – краткая остановка в Муте, где во второй, тайный, трюм погрузили два десятка мешков мутской пыльцы и перевезли ее в Пьину.
Все прошло очень гладко, Гутер без устали благодарил Шестерых за заступничество. Таможенники не высказывали подозрительности, клиент не жался и не торговался за каждый медяк. Он получил наркотик, Гутер – марки и, взяв трех пассажиров, «Дары ветров» отчалил сперва в Гавек, а после уже и в Риону.
Им сопутствовала удача в этом плавании. Спокойная вода, ровный ветер, никаких осложнений. Три мутских колдуна, жрецы Храма Мири, в простых серых женских платьях, ничем не мешали.
Чудные, конечно. Он иногда встречал евнухов этой секты в южных портах, но не думал, что они станут его клиентами. Команда их сторонилась, Ферни по вечерам болтал о людях в юбках, что обладают странными знаниями и неуязвимы для обычного оружия. О том, что они кланяются чуть ли не шауттам и, чтобы жить вечно, пьют кровь младенцев.
– Ты вроде мой помощник, но в некоторых вопросах дурак дураком, – беззлобно сказал ему Гутер однажды утром, снимая с головы просоленный, выцветший бирюзовый платок. – Чего ты там плетешь по вечерам? Они служат Мири, одной из Шестерых, добрейшей из них. Откуда ты взял шауттов?
– С демонами пострашнее выходит. Видал, как Преш бледнеет, стоит мне только начать сочинять?
– Если у тебя мало развлечений, я найду для тебя более полезное занятие на корабле, – посулил Ферни дагеварец. – Прекращай пугать людей. И не вздумай трепать о дэво лишнее. Совершенно не представляю их реакцию, если они услышат твои сказки. Шаутты далеко, где-то в Горном герцогстве, а эти господа в платьях под боком. Если они решат выбросить тебя в море, то так и сделают, а я не собираюсь вступаться, да нырять следом за тобой.
Двое дэво практически не покидали маленькой каюты – деревянного закутка, занавешенного тряпкой, в котором для них разместили подвесные койки. Поднимались на палубу лишь перед рассветом и, роняя редкие слезы, молились во славу Мири, прося указать путь, дабы оставить правильные следы в вечности и исполнить, что должно.
А после снова уходили вниз.
Их старший, Ради, горбоносый, с серыми глазами и ореховой кожей, подолгу сидел у борта, не чураясь ни холодных брызг, ни горячего солнца. Иногда он разговаривал с Гутером, а в последние дни перед прибытием в порт предложил сыграть в «Верблюжьи прыжки». Игра была карифской, но дагеварец нередко по вечерам испытывал в ней умения того же Ферни.
Они играли с дэво по несколько часов в день, и Гутер чаще всего выигрывал, но Ради, кажется, это совсем не печалило. Он просто убивал время на борту.
Когда появились бухты Рионы и шпили башен над ними, дэво с бесстрастными лицами встали у борта, ожидая швартовки.
Пришвартоваться «Дарам ветров» не удалось. Гутер, конечно, слышал о том, что треттинский герцог строит флот, но не думал, что кораблей в порту и на рейде окажется так много. Тяжелые, неуклюжие, предназначенные исключительно для того, чтобы пересечь спокойное Жемчужное море и вернуться назад с солдатами. Плавать на подобном по всему свету довольно затруднительно и тяжело, особенно если отдаляться от берега.
Их было столько, что корабли связывали между собой, перекидывали мостки, и стук молотков да визг пил с верфей доносился сюда. Герцог не останавливал постройку, явно собираясь извести весь лес и создать из этих корыт мост между двумя странами.
Пришлось ждать одного из Господинов портовых лоцманов, чтобы он нашел место для «Даров ветров». Дэво перешли в ялик, Ради напоследок поблагодарил капитана и сказал:
– Пусть богиня хранит тебя и твое судно, побратим ветра и волн.
Они уплыли, и Гутер решил остаться в порту на пару дней. Пополнить запасы да поговорить на пирсах с нужными людьми. Возможно, для его команды найдется подходящая работа.
Был первый день фестиваля, команда хотела сойти на берег, но пришлось ждать таможенников до самого вечера, и уже когда начало темнеть, Гутер понял, что эти ленивые ублюдки попросту проигнорировали его запрос, перенесли встречу на следующий день.
Он пробормотал проклятия в их адрес, но уже через считаные минуты возблагодарил Шестерых за то, что команда осталась на борту.
Пожар вспыхнул сразу в нескольких точках гавани, и Гутер, не веря своим глазам, смотрел, как огненный шар, появившийся невесть откуда, пожрал пирсы с седьмого по двенадцатый, захватив с собой Восточную верфь, а также всех, кто находился на набережной.
Через мгновение до «Даров ветров» долетел грохот, и, словно дожидаясь лишь этого сигнала, две дюжины огромных жарких астр распустились по трем бухтам, захватывая корабли. Ближайший пожар начался ярдах в сорока от судна контрабандистов, когда один из транспортов герцога с ревом исчез в огненном вихре.
Времени вытравливать якорь не было, и Гутер, надсаживая глотку, заорал так, что, наверное, его было слышно на другой стороне Жемчужного моря:
– Выбивай цепь!
Ферни и еще один матрос деревянным колотушками в восемь отчаянных ударов вынесли клинья, удерживающие цепь, которая гремящей змеей, напоследок «вильнув» чуть рыжим хвостом, ушла на дно.
Остальные члены команды, кто уже был на палубе, а не в трюме, ставили Большого господина, Малых детей и Повелителя штиля – все имевшиеся паруса. Гутер, шлепая босыми ногами, перескочив через сложенные у борта бухты тросов, кинулся к штурвалу.
Еще несколько кораблей с командами занимались тем же самым, что и они – пытались увести свои суда как можно дальше от пожара. Тот разрастался на глазах.
Корабли, связанные между собой, стоявшие плотно и кучно, вспыхивали с такой скоростью, словно они были из соломы, облитой подземным маслом. Каждую секунду вспыхивало, и пламя поднималось до неба, разогнав ночь.
А через мгновения огонь стал ярко-синим, холодным, мертвым.
– Шестеро спасите! – охнул Гутер, проворачивая штурвал.
Ветер был очень слабый, едва заметный, и паруса висели тряпками, но помог пожар. Он породил пронесшийся над водой горячий вихрь, и «Дары ветров» рванулся вперед, словно норовистая лошадка. Ненадолго, но достаточно для того, чтобы начать движение в сторону от подступающего пожара.
Рядом шла соланская орта, а сзади едва полз, безнадежно отставая, тяжелый аринийский кодрас. Они вместе с «Дарами» пытались вырваться из огненного колодца.
Огонь шел стеной, поджигая все, до чего мог дотянуться. С юга и севера. Вспыхивали пирс за пирсом, затем занялся алебастровый маяк, и синие злые языки выстреливали из его окон, поднимаясь все выше.
Весь флот, на который треттинцы возлагали надежды, пылал. Кажется, само море горело зловещим пламенем той стороны. Жар внезапно дохнул столь близко, что капитан взвыл. Одежда тлела, кожу щипало, и от волос потянуло паленым. Они разминулись со смертью лишь на ярд. Стена сомкнулась за кормой, жадно пожрав неповоротливый аринийский кодрас. Краткий вопль погибшей команды взлетел и оборвался. Гутер, несмотря на боль в руках, штурвал не выпустил, держа нос корабля от берега.
Он стоял так еще с десяток минут, пока свежий, не пахнущий гарью ветер не понес «Дары ветров» в открытое море. Его резвый «дельфин» набирал уверенный ход, и Гутер окликнул Ферни, передав управление. Лицо у помощника было ярко-розовым, на лбу вздулись волдыри, а в глазах стыла растерянность. Дагеварец полагал, что выглядит ничуть не лучше.
Хотелось достать из трюма бочонок рома и напиться. Но он понимал, что сейчас важнее найти банку с мутской мазью и начать лечение всех, кто пострадал.
Прежде чем спуститься в трюм, Гутер бросил последний взгляд за корму. На синюю полосу жуткого берега, на странные паукообразные тени, мечущиеся среди пожара, и на Риону, в которую пришли шаутты.
Если бы не гвардейцы герцога, расчищавшие дорогу на пути кареты по запруженным улицам, Шерон с Мильвио опоздали бы к началу представления, которое почти полгода готовили артисты в Каскадном дворце.
Благородные зрители, заполнившие амфитеатр в Счастливом саду, сильно отличались от тех, кто приходил на выступления «Радостного мира». Здесь не было ни веселья, ни свободы, ни легкости.
Иные правила, о них она могла только догадываться.
И цирк тоже был иной.
Помпезный. Золотой. Тяжеловесный.
Один занавес, пока закрывавший сцену, стоил больше, чем некоторые бродячие цирки целиком.
– Говорят, они великолепные, – шепнула Шерон Мильвио.
– Никогда не видел их выступлений.
– Зачем я вообще согласилась?..
– Потому что ты вежливая. И понимаешь, что такой мелочью, как отказ посмотреть акробатов, обижать герцога не стоит.
– Тэо все равно лучший.
– Неоспоримый факт. Но его светлости мы сообщать это не станем. – Он весело подмигнул ей.
И Шерон улыбнулась. Этот Мильвио, знакомый и привычный, был ей куда ближе, чем тот, что стоял рядом с телом Нейси. Она понимала, что оба они настоящие, придется привыкнуть и к тому образу, что напугал ее. Знала, что тот старый волшебник, переживший войны и смерть друзей, лишенный магии, еще появится.
Им подготовили лучшие места, рядом с герцогом, прямо в самом центре толпы, украшенной бархатом, шелком, золотом, жемчугом и сверкающими драгоценными камнями. Слишком много знатных людей и слишком много внимания. Она знала, что будут смотреть и оценивать. Составлять мнение и запоминать все, что скажет или сделает.
Платья, что пожаловал ей герцог, соответствовали моменту и мероприятию, но Шерон пошла наперекор правилам. Надела то, что подарил Мильвио утром – словно отлитое из металла. Указывающая уже знала этот материал, самая дорогая ткань в мире. Серфо.
– Пурпур? – удивилась она, подняв на него быстрый взгляд.
– Цвет тзамас.
– Я знаю. Но почему?
Он чуть откинулся назад на стуле:
– Хотел бы я ограничиться ответом: потому что, когда на тебе серфо, ты великолепна. Ну что же. Слушай. Среди этих людей можно действовать двумя способами. Первый – плевать на всех. Ты некромант. Правила не для тебя. Они тебе не ровня. Тактика независимости. Есть только герцог и ты. Но это может стать довольно губительным в перспективе. Знаешь почему?
– Никто не любит, когда ему плюют в лицо.
– Это правда… Когда начнется война, нам понадобятся союзники внутри его лагеря. Даже несмотря на то, что слово правителя для них – закон. Люди охотнее подчиняются и даже помогают, когда расположены к тебе. Может, они не пойдут за тобой, но хотя бы не ударят в спину.
– Я все же не могу понять, при чем здесь моя одежда…
– Треттинцы высшего круга ценят правила. Если ты соблюдаешь их в мелочах, в том, что им привычно, – они проще примут тебя. Грубо говоря, нельзя прийти на бал в платье дочери рыбака. В случае с тобой – это съедят, ибо ты гостья его светлости и та, кто повелевает страшными силами. Но уважения не появится.
– И пурпур даст мне его?
– Конечно нет. – Он смеялся легко и весело, словно весенний ветер, игравший с ветвями сирени. – Чтобы ты получила их расположение – они должны понять твой статус. Некроманты в прошлые века не жили изгоями. И некоторые благородные поддерживали их. В том числе и в моей стране. Пурпур на официальных мероприятиях был в порядке вещей. Даже на Талорисе.
Шерон округлила глаза:
– Серьезно? Тзамас приходили к волшебникам?!
– Война с ними шла не всегда. Иногда случались десятилетия мира. Мы пытались договориться. Особенно когда кто-то из нас проигрывал. Но часто в наши дела влезали таувины, и мы начинали все сызнова. Впрочем, сейчас о другом. Здесь поймут цвет твоего платья. Что касается серфо – это соответствует твоей власти. Твоему положению. Его могут позволить себе не все. И подобное в их глазах показатель того, что ты достойна находиться среди них.
– Дорогая тряпка? – не поверила девушка.
– Да. Я совершенно серьезен. «Дорогая тряпка» – первый шаг для сближения с ними. Поскольку второй способ общения – играть по правилам, которые считаются достойными в этом обществе.
– Я все равно совершу кучу ошибок.
– Бесспорно. Но я буду рядом и постараюсь уберечь тебя от этого.
И вот она среди толпы. В пурпурном серфо, липнущем к телу, с обнаженными плечами и спиной, с левой рукой, на запястье которой все еще виден ярко-розовый шрам. На ней серьги и бусы из мутного, словно бы мертвого (так похожего теперь на ее новые глаза) лунного камня.
Она увидела трех человек из тех, что присутствовали на совете у герцога, и каждый поклонился ей, поднимаясь. Пришлось отвечать тем же, выказывая свою благосклонность еще и вежливой улыбкой. Какая-то незнакомая дама с лучистыми ярко-зелеными глазами похвалила ее прекрасное платье.
Герцог тепло приветствовал их и представил Шерон свою супругу – невысокую хрупкую женщину с острым взглядом и вьющимися длинными волосами.
Затем началось представление, занавес темно-синего бархата разошелся в стороны, и уже через несколько минут указывающая пропала, забыв обо всем.
Они и вправду были великолепны. Каждый из тех, кто выходил на арену, являлся настоящим профессионалом, звездой, и оказался в труппе его светлости только благодаря своему невероятному таланту.
Жонглеры огнем, воздушные гимнастки, повелительница обручей, акробаты, дрессировщица обезьян, силач, клоуны, метатели ножей – все они вызывали восхищение, и перед глазами Шерон разворачивалось великолепное представление.
История войны волшебников и шауттов. Полная неожиданных поворотов, трагедий, преданности и любви.
Тионом здесь был канатаходец, и он, Шерон пришлось это признать, мастерством не уступал Тэо. Вместе со всеми она, затаив дыхание, следила, как цирковой идет по золотому канату, над настоящим искусственным водопадом к темной башне, в которой томится воздушная гимнастка Арила, а четверо шауттов, проносясь на трапециях над ними, прыгая в пропасть, хватая друг друга руками, кружась и падая на натянутую сетку, чтобы вновь взмыть в темное небо, пытались им помешать.
Внезапно Мильвио сильно сжал ее руку, заставляя отвлечься от зрелища.
– Что? – вздрогнула Шерон и увидела, что возле герцога, склонившись к его уху, застыл человек в мундире гвардии.
Еще с десяток гвардейцев, все с обнаженным оружием, стояли на вершине амфитеатра. Но не это привлекло внимание треттинца, а то, что было над ними – бледно-голубое зарево.
Шерон хотела резко подняться, но Мильвио удержал ее.
– Смотри по сторонам. Еще не время.
Теперь не только они заметили, что рядом с герцогом что-то происходит. Многие отвлеклись от представления, наблюдая за его светлостью, а зря.
Шерон внезапно почувствовала, как рядом кто-то умер, вскинула голову и встретилась взглядом с канатоходцем. Глаза его были словно отлиты из ртути.
Огонь в факелах, кострах, жаровнях вокруг вспыхнул синим, и события понеслись с невероятной скоростью. Шаутт, сделав сальто с каната, рухнул на землю с высоты двадцати ярдов и приземлился на ноги. Часть гвардейцев бросилась к правителю, остальные – к демону.
Надо отдать треттинцам должное. Здесь собрались смелые люди. Большинство зрителей не ударились в панику и крики, а схватились за кинжалы, закрывая собой своих женщин либо присоединяясь к гвардейцам.
– Делай что умеешь! – сказал Мильвио, обнажая Фэнико. – Не уходи далеко. Будь у меня на виду.
В следующие несколько секунд появились еще четыре демона – сгустки тьмы, из плотного дыма вползшие в сад со стремительностью огромных пауков. Они врезались в людей, короткими вспышками извещая Шерон о том, что убили их, занимая тела.
– Мы справимся, – прошептал голос у нее в голове. – Ты знаешь, как с ними бороться.
Она знала. Ее рука до локтя вспыхнула белым пламенем, и огонь из синего тоже стал белым, взметнулся, ревя точно в кузнечном горне, раздуваемом мехами.
Вверх. К звездам. И еще выше.
Захлебываясь от силы, она потянулась к демонам. С ними совладать не так-то просто, а вот мертвые оставались мертвыми, и Шерон «схватила» ближайшего.
Это было словно бороться с акулой, попавшейся на удочку. Тзамас и демон пытались взять под контроль человеческое тело, и силы оказались примерно равны.
Голова мертвеца прокрутилась, выискивая ее, так, что теперь смотрела в обратном направлении, сломав шейные позвонки. Шерон выдержала взгляд, скривила рот в жестокой улыбке, а после сжала руку в кулак, заставляя мертвую плоть взорваться.
Дымящаяся извивающаяся ртутная масса вывалилась из разлетающихся кровавых ошметков, ошеломленная и растерянная. Мильвио прикончил ее мечом, оказавшись на пути, закрывая некроманта от атаки.
Гвардейцы стояли перед шауттами стеной, ограждая герцога, рубили их – и Шерон чувствовала смерти храбрецов. Мотыльки сгорали, исчезали яркими вспышками на сетчатке ее глаз. Каждый отдавался слабой болью в челюсти, словно она ловила удары невидимого кулака.
Один из шауттов прорвался мимо Мильвио. Шерон, перескочив через несколько перевернутых кресел, вытянула руку, развеяла его тело в прах, сизым облаком повисший над амфитеатром, но демон скользнул ловкой гадюкой, оказался в теле женщины, что совсем недавно хвалила платье указывающей.
Противник, совершенно по-обезьяньи перепрыгнул над головами людей, чтобы упасть на герцогиню. Шерон отправила на выручку игральные кости. Те двумя белыми угольками рассекли воздух, ударили демону в спину, и он рухнул в считаных шагах от ее светлости.
Два воина в доспехах начали работать мечами. Отсекли поднимавшейся твари руку и почти отрубили голову, когда Шерон подбежала к демону и схватила за волосы. Она бы хотела, чтобы он был подальше от правителя Треттини – тот стоял бледный, с выхваченным кинжалом и смотрел на указывающую с видом человека, заметившего, как какой-то безумец сует руку в горшок со скорпионами.
– Я тебя… – зарычал шаутт, страшно вращая глазами и пытаясь повернуть к ней лицо.
Она не желала слушать, что он мечтает с ней сделать. Ударила левой ладонью, наотмашь, одним движением выбрасывая из мертвого тела. Он черным шаром покатился под ноги треттинцам, опрокинул двух, разорвал и уже в этой форме бросился на владетеля.
Но не тут-то было.
Шерон подняла всех мертвых, что теперь были вокруг нее. Двадцать шесть тел разом вскочили и, подчиняясь ее команде, рухнули на шаутта, давя его, прижимая к земле.
Сплюнув кровь, указывающая встала перед Анселмо де Бенигно, краем глаза видя, что Мильвио все еще сражается с другим демоном, увертливым, бросившим в противника ослепительную молнию, из-за которой над цирком растекся запах приближающейся грозы.
Ей требовалось время, и плененный шаутт рвался на свободу, ломая человеческие тела, точно хрупких деревянных марионеток. Шерон заставила плоть сливаться, а кости срастаться между собой, обращая трупы в бронированный панцирь.
Все это пульсировало, истекало кровью, надувалось, лопалось и дышало. Страшное тесто. Мертвая глина в ее руках. Многие из тех, кто остался жив, прянули в стороны от отталкивающего, смердящего зрелища.
Демон бился изнутри, ломая ребра и грудные клетки, пытаясь пробиться через затвердевшие в сталь мышцы. Она сращивала их обратно, уплотняя ловушку, не замечая, что пальцы ее левой руки сжаты в кулак и тот пульсирует, словно белое солнце.
Какой-то мужчина не выдержал, с криком бросился на нее, взмахнув кинжалом. Мильвио не успевал…
Успел герцог.
Он оттолкнул убийцу всей своей немалой силой, заставив того упасть под ноги гвардейцу. Один решительный жест владетеля – и солдат лишил напавшего на Шерон головы. Резкий приказ – и ее окружили люди с щитами и мечами, взяв в круг, чтобы подобное больше не повторилось.
Когда черное щупальце наконец-то пробило брешь в мертвом панцире, Мильвио уже был рядом. Он легкоувернулся от секущего удара, который точно хлыст пришелся по земле. Полуторник отсек «лапу», а после погрузился в плоть, достав до шаутта.
Из-под мертвых теперь потекла шипящая ртуть.
Шерон опустила руку, и огонь из белого стал обычным. Теплым. Оранжевым.
Он пожирал темно-синий бархатный занавес и декорации цирка.
Дэйт пребывал в странном состоянии. Он сам отмечал это и старался разобраться в причинах. Ему не нравилась Риона.
Однозначно не нравилась.
Большая. Шумная. Непонятная. Суетливая. Запутанная. Ни один город в Горном герцогстве с ней и рядом не стоял.
Слишком тепло. Слишком ярко. Слишком много незнакомых запахов, незнакомых лиц, смеха, плясок, танцев.
Треттинцы очень отличались от его народа. Женщины другой красоты. Зеленоглазые, почти все шатенки. Гибкие, стройные, певучие. Еда другая. Непривычная, часто острая и еще чаще обитавшая до этого в море.
Они не чурались подходить друг к другу слишком близко, говорить слишком громко и с непривычки казалось – очень эмоционально. Смешливы, ироничны, порой необычайно вежливы, что виделось ему насмешкой, почти оскорблением.
Юг, поглоти его шаутты! Он всегда представлял угрозу для Горного герцогства. Не все живущие здесь, разумеется. Но за века в горах привыкли, что именно с юга приходят самые большие неприятности. Фихшейз и Ириаста научили их не доверять тем, кто обитает в теплом мире, на равнине.
Треттинцы конечно же отличались от «добрых» соседей. С ними не враждовали, а торговали уже веками, но все равно недоверие оставалось. Возможно, такова природа любого человека. Северяне не любят южан. Южане точно так же относятся к северянам.
Дэйт понимал это. Признавал. Как и свои предрассудки. Но ничего поделать не мог. Он не желал возвращаться в Каскадный дворец, на праздник. Его тяготила эта неприличная роскошь, эти люди. Вероятно, он узнает их лучше, когда вместе, плечом к плечу, они встанут против общего врага. Его народа. Тогда он изменит свое мнение, а сейчас Дэйт очень хотел, чтобы поскорее наступило завтра и он выехал за пределы стен Рионы, к своим людям, что уже должны расположиться лагерем в паре лиг от города.
Пока же – смотрел представление уличного цирка, размышляя о том, что его так тяготит.
И наконец понял.
То, как южане отмечают праздник. Маски шауттов и мэлгов. Подобное – невероятная глупость.
Корчить из себя демонов.
Людоедов.
Шауттов на площади хватало. Они стояли среди обычных горожан десятками. Сотнями. В бумажных, берестяных, глиняных, фарфоровых, керамических и металлических масках. Бледные лица, темные глаза, отталкивающий вид. Те, кто решил не тратиться на костюмы, просто выбелили лица, нанеся на них странные ярко-красные рисунки, намазав волосы маслом или воском, посыпав их мукой.
Ему стало неуютно в этой толпе, и воин, пробравшись через ряды зрителей, свернул в ближайший переулок. Там было менее людно. Быстрым шагом, не имея никакой особой цели, Дэйт отправился прочь.
Навстречу, на шум толпы, крики и смех, в сторону цирковых огней спешил еще один человек в маске. Очередной проклятущий шаутт. Он прянул в сторону и шутливо отвесил невероятно издевательский поклон, взмахнув краем плаща.
– Добрый господин, дайте монетку!
Очередной попрошайка. Здесь их было куда больше, чем в Горном герцогстве. Там такое не одобрялось, а порой и наказывалось.
– Иди себе с миром, человече, – буркнул Дэйт, едва не задев прохожего плечом. – Шестеро тебе помогут.
– Ох! – опечалился тот. – Боюсь, они не помогут даже тебе. Чего уж говорить обо мне?
С этими словами человек снял маску демона, и шаутт с зеркальными глазами, оказавшийся под ней, озорно подмигнул Дэйту.
– В городе, говорят, большой праздник. И на него приглашены все мы. Мы пришли посмотреть и тоже повеселиться. Раз уж среди вас нет тех, кто принял Вэйрэна, и некому вас защитить…
Шаутты были темными кляксами, источавшими ту сторону на серебристой глади бумажных улиц. Они пачкали ее своим мраком и чужой кровью, пробираясь к площади.
Пятеро.
И еще те, что сейчас в гавани. Тэо чувствовал их, но прежде, чем отправиться туда, хотел разобраться с теми, кто стремился в сторону «Радостного мира».
Он отметил их всех. Двое – уничтожают гарнизон Южных ворот. Двое идут по улицам. И еще один – пожирает кого-то на втором этаже маленького здания. Запихивает куски в рот, глотает, словно ящерица.
Тэо сорвался с каната, сизым вихрем пронесся по истончившемуся городу, по его внутренней изнанке, такой, какой его не видел никто из живущих. Башни из дыма, дома из пепла, дороги из серебряной пыльцы. Он ворвался в дом, развалив стену, сгреб взвизгнувшего демона, воткнув большие пальцы рук в его глазницы. Отбросил в сторону ртутную лужу, закипевшую на поверхностях, сорвался в окно на сотканном из мрака плаще.
Гарнизон. Здесь все было куда хуже. Тела. Бойня.
Шаутты словно ждали его, напали вместе. Разом. Ловко, синхронно, пытаясь схватить, спеленать.
Он танцевал между ними, крутя колесо. Обратное сальто. Фляк. Аэриал. Прыжок. Упор на руки. Перевернуться. Кувырок. А затем удар.
Пружина был им ровня сейчас.
Нет. Не ровня. Сильнее. Ибо знал их слабые стороны. Страхи. Чувствовал неуверенность и боль от потери. Он был милосерден к ним. Жалел их за то, что они навсегда потеряли из-за той стороны. Из-за того, что Шестеро сделали с ними, изгнав туда. Понимал, что болезнь уже не вылечить, а потому есть только один способ им помочь – сделать для тех, кто некогда был как он, последнюю милость. Подарить забвение. А следом – небытие.
Солдаты атаковали и его, и демонов. Люди сейчас не видели между ними разницы. Между тварями в человеческом обличье и золотоглазым существом из искр и света, с пеплом на плечах. Он не отвечал, уворачивался от мечей и копий, укрывался от стрел, не спуская с демонов глаз.
Ранил одного. Догнал. Добил: растирая о брусчатку, пока не задымилась ртуть. Второй все же задел его. Пробил плечо навылет черным острым жалом, в которое обратил руку. Тэо оторвал эту руку, сжал демона, ломая голову, и кипящая ртуть плеснула во все стороны.
На него, пережившего это, и на людей – погибших, стоило лишь на них упасть шипящей крови лунных людей.
В левой лопатке собиралась боль, позвоночник пронзило раскаленными иглами. Но он не остановился. Отыскал того, кто шел к площади Лета.
И убил, прося прощения за то, что приходится делать.
Последний из демонов вскинулся, отвлекаясь от человека с секирой, и, поняв, что сейчас будет, сбежал. Рассыпался тенями, растворился в них…
Секира рухнула Тэо на голову, и он схватил древко, остановив страшный удар, словно это была соломинка, которой машет несмышленый младенец. Широкое лезвие застыло в дюйме от его лица.
Дэйт продолжал давить еще несколько секунд, прежде чем узнал его.
– Проклятье! Я думал, ты один из них.
– Мне нужна помощь, милорд…
На площади слышались крики. Теперь уже многие заметили зарево, поднимавшееся над гаванью.
– …Защити тех, кто в «Радостном мире».
– Я не справлюсь с шауттами.
– Это сделаю я. Улицы пока чисты, все оставшиеся демоны – в порту. Просто найди Мьи. Мьи, – повторил Тэо. – Ты помнишь ее?
– Да.
– Найди ее и вместе с теми, на кого она укажет, уведи в наш дом. Там их защитят.
– Хорошо. Обещаю. А ты позаботься, чтобы до нас не добрались демоны.
Дворец кипел и бурлил. Гвардейцы, облаченные в тяжелые латы, вооруженные до зубов, стояли на каждом перекрестке, факелы и свечи зажигались во всех коридорах и комнатах.
Теплый свет сейчас вызывал лишь тревогу. Никто не знал, в какой момент он сменится на ярко-синий.
Шерон с Мильвио находились в зале, где когда-то указывающая разговаривала с герцогом первый раз. Дверь в сад открыта, далеко за рекой пел одинокий соловей, синее зарево в порту ослабло, но не исчезло.
– Мы будем охранять его? – спросила указывающая.
– Это не твоя задача. И не думаю, что в охране есть смысл. Шаутты уже нанесли удар. Теперь Треттини осталась без поддержки Алагории.
– Мы что-нибудь придумаем.
В его глазах была грустная ирония.
– Никогда не знал магии, способной воссоздавать потерянный флот из головешек. Нет. Эта дорога утрачена. Нам придется идти в бой без союзников.
– А Кар? Мы не видели его все это время. Ты не думаешь, что появление шауттов связано с ним?
Мильвио покачал головой:
– Нынешняя Треттини его детище. Он не пустил бы в цветущий сад гниль.
– Даже ради нее?
Он понял, о ком говорит Шерон.
– Не знаю… – наконец признал Мильвио. Хотел сказать что-то еще, но вошедший слуга быстро произнес:
– Сиор. Его светлость желает видеть вас. Только вас.
Шерон протянула ему игральные кости:
– Возьми. Они будут не лишними. – Положила тяжелые кубики ему на ладонь. – Защищайте его.
Когда он ушел, Шерон осталась одна. Она ощущала, как усталость после боя все сильнее давит на плечи. Опустилась в кресло, в котором раньше сидел герцог, вытянула ноги и пропустила момент, когда появилась Моника.
Волосы женщины были скручены в пучок. Вместо привычной элегантной одежды она облачилась в темно-серый мужской костюм. На широком поясе висят два кинжала.
Шерон чуть прищурилась, изучая лицо бывшей гимнастки, но не пошевелилась.
– Полагаю, герцог не звал Мильвио к себе. Примитивный способ, но срабатывает постоянно.
– Господин Кар приглашает вас.
– «Госпожа». Ты забыла добавить «госпожа». Разве это мне надо обучать служанку хорошим манерам?
Та чуть нахмурилась, но не стала артачиться:
– Господин Кар зовет вас, госпожа.
– Господин Кар, кажется, не понимает последствий грядущей ссоры. Ради господина Кара и господина Мильвио я, пожалуй, останусь на месте. И тогда у них не появится повода убить друг друга. Ступай.
Моника раскрыла ладонь и показала Шерон рыжий локон.
– Лучше вам ответить на приглашение, госпожа.
Она помнила все пути. Все секретные ходы. Тайные тропы, по которым ее водил Бретто, до сих пор оставались во дворце. Калитки не заперты, и, возможно, с тех пор ими никто и не пользовался. Во всяком случае, петли скрипели ужасно.
Лавиани была сойкой и за свою жизнь множество раз оказывалась в жилищах сильных мира сего, всегда приходя без приглашения. Сюда же попасть оказалось проще, чем во многие другие места.
Во дворце царило смятение, и стража покинула свои обычные посты. Рыскала в саду, между казарм и где-то наверху. А тут коридоры были либо пусты, либо заполнены случайными, испуганными людьми, и на седовласую женщину мало обращали внимания.
Она шла решительно, быстро, стараясь не бросаться в глаза. Поднималась лестницами, которые, казалось, давно забыла, но стоило ей вернуться, и память ожила.
Сейчас они были мрачны и темны, но перед ее взором – залиты лучами заходящего солнца, и здесь звучал смех.
Ее смех.
Сойка хотела добавить «рыба полосатая», но затормозила, увидев Мильвио. Он шагал в сопровождении какого-то человека, и Лавиани не успела отпрянуть за угол, однако глазастый треттинец заметил ее. Чуть нахмурился.
– Рыба полосатая! – теперь прошипела женщина.
Ее сжигала ярость, и сдерживать эмоции удавалось с большим трудом. Фламинго что-то сказал сопровождающему и, когда тот заколебался, резко добавил пару фраз, так что споров больше уже не возникло.
К Лавиани Войс подошел в одиночестве. Они несколько секунд изучали друг друга, и сойка поморщилась.
– Ты знал.
– Объяснись.
– Ты знал, что этот ублюдок убил старшего брата, чтобы нацепить на макушку венец.
– Да. Знал, – не стал отрицать Мильвио. – Но не знал, что ты была с Бретто.
– А про моего сына? – Она заставила себя, чтобы голос звучал ровно, а не придушенно. – Про Рэлго тоже знал?
– Я понял это, когда Шерон мне рассказала про тебя и Бретто, – последовал спокойный ответ. – Мне очень жаль.
Ему и вправду было жаль. Но сойка, накручивая себя, отогнала мысль о подобном подальше.
– Я старая дура. Ни на что не годная собака, потерявшая нюх! Прокручивала десятки вариантов. Строила сотни предположений. Думала, что Борг боится его. Что Шрев завидует ему. А правда… Шестеро! Она же все время была у меня перед глазами, а я и подумать не могла. Какая дура! Ублюдский Кар раскрыл мне глаза.
– Это просто, – негромко сказал Мильвио. – В твоем сыне текла кровь Родриго Первого, пускай мальчик и бастард. Но он ребенок наследника и представлял угрозу. Человек со способностями сойки. Пусть про него узнали спустя столько лет, он слишком опасен для владетеля.
– Ты оправдываешь эту тварь?!
Мильвио не смутил ее гнев:
– Я говорю о печальной обычной закономерности правящих династий. Они уничтожают любые риски.
Лавиани сделала решительный шаг вперед, чтобы пройти, но Мильвио чуть повернул плечо, закрывая для сойки проход. Вновь в ней поднялась и закипела ярость:
– Ты тот, кто меня остановит, Фламинго? Тот, кто будет драться за урода?!
Он смог ее удивить:
– Нет, сиора. Я не такой человек.
– И все же ты на моем пути. Уйди с дороги и не мешай!
– Уйду. – Он говорил тихо, ровным голосом, словно пытался убедить озверевшую от боли медведицу. – И ты сделаешь что хочешь. Но в благодарность за это потерпишь еще минуту и выслушаешь меня.
Она не желала терпеть минуту. Не желала слушать. Только не сейчас. Нет!
Моргнула, прогоняя с глаз кровавую пелену, и через силу произнесла:
– Ну?!
– Герцог – наша последняя надежда на объединение. Тот, кто может собрать вокруг себя многих и быть силой, что выступит против Вэйрэна. Если он погибнет, среди дворян начнется смута. А когда все придет в норму, если придет, станет слишком поздно. Мы потеряем время, Лентр падет, и враг будет у стен Рионы. Здесь у нас уже ничего не получится.
– А мне плевать. Ты серьезно считаешь, что меня сейчас заботит твоя война, Фламинго?!
Он не обиделся, лишь улыбнулся:
– Возможно, той Лавиани, которую я встретил на Летосе, и было плевать. Но не этой. Дело не только в моей войне, но и в тех, кого ты знаешь и кто может погибнуть из-за этой ошибки в будущем.
Почти минуту они молчали, и наконец треттинец открыл ей путь, хотя она до последнего не исключала возможности, что Фэнико покинет ножны.
Сойка прошла мимо… И остановилась.
– Рыба полосатая! Будь проклят день, когда я тебя встретила!! Пусть ублюдок живет. Но обещай мне! Обещай, когда все закончится, ты не станешь вмешиваться.
– Обещаю. – Зеленые глаза напоминали холодные камни.
– Я убью его. Но сперва всех его выродков. Клянусь в этом.
– Хорошо. Если мы победим, делай что хочешь, сиора. Однако сейчас вернись, пожалуйста, назад. Найди Тэо. Всех… Нам надо собраться вместе.
– Полагаешь, дворец – для этого самый лучший выбор? – Лавиани усмехнулась. – Ну, Бланка-то уже где-то здесь.
Госпожу Эрбет впихнули в карету без окон, в которой ее сопровождала Моника.
Служанка, не отвечая на вопросы, прямо на ходу обыскала сумку, не нашла ничего интересного. Проверила одежду, извлекла из лифа еще одну отравленную иглу, а с лодыжки сняла закрепленный на ней стилет.
– У слепой есть зубы, – сказала женщина без злобы, Бланка почувствовала в тоне скрытое одобрение.
Что толку спорить или огрызаться, когда тебе это лишь навредит? Она решила выбрать тактику выжидания. Рано или поздно ситуация разрешится в ту или иную сторону. Бланка не сомневалась, что кто-то из ее новой семьи придет за ней.
А там посмотрим, к чему это приведет.
Ее довезли, затем вели через дворец. Моника не была груба, а госпожа Эрбет без труда разыгрывала беспомощную. Отец всегда говорил, что не стоит раньше времени раскрывать свои козыри.
Был странный подъемник, уходящий вниз. Был свет, природу которого она бы не смогла опознать. Был ящик, в котором, судя по тусклым нитям, лежал мертвец. А еще ожидание.
Его ей показалось с избытком.
Первой появилась собака, сгусток тьмы, вызывавший у нее мурашки, затем пришел Кар, отпустив Монику, которая высыпала содержимое ее сумки на пол, еще раз проверив вещи.
– Вы напуганы, – сказал он.
– Немного. – Бланка держалась с достоинством. – Он жив?
– Когда я уходил – был жив.
Больше она вопросов не задавала, и он тоже с ней не разговаривал. Облако лег рядом, и госпоже Эрбет очень хотелось забраться с ногами на стул, чтобы ненароком не коснуться этого существа. Кар быстро листал разложенные на ступеньках книги, и минуты проходили за минутами. Затем он отвлекся, ногой подвигал мелочовку, что теперь была рассыпана на полу.
– Статуэтка? – удивился пленитель. – Зачем ты носишь с собой такую тяжесть?
– На удачу.
Мужчина поднял то, что когда-то было перчаткой Вэйрэна, внимательно изучил. Госпожа Эрбет ощутила, как у нее на висках появились капли пота. Пес это тоже почувствовал, повернул морду в ее сторону.
– Арила. Очень похожа на реальную. Откуда она у тебя? В первый раз вижу, чтобы ее сделали без маски.
«Он не знает! – внезапно поняла Бланка. – Не знает, что находится у него в руках!»
Это потрясло ее. Всю жизнь она считала, что великие волшебники были всесильные и всезнающие, а на деле оказалось, во многом они – обычные люди, которые допускают столько же ошибок, сколько и остальные.
А вот Облако заинтересовался, он поднялся на лапы и даже шагнул к Кару, но в зал вошли Шерон и Моника, заставив «собаку» остаться рядом с Бланкой и обратить свое внимание на тзамас.
Кар встретил Шерон у гроба Нейси, опустив левую руку на прозрачную крышку. В правой он держал статуэтку.
– Спасибо, что не отказалась прийти. Видят Шестеро, я хотел, чтобы все прошло мирно.
– Вы выбрали плохое время, господин Кар. Дворец посетили шаутты.
– Времена давно плохие. Вот уже тысячу лет и даже немного больше. Я ждал такую, как ты, слишком долго, а теперь появились лунные люди – и риск потерять тебя вырос многократно. Ты лезешь в бой с ними и, надеюсь, понимаешь, почему я тороплюсь закончить все уже сегодня. Ждать еще тысячелетие второй тзамас – я не намерен.
– Не думаете, что шаутты подталкивают вас к тому, чтобы действовать именно так?
Кар рассмеялся:
– Твоя паранойя даже сильнее, чем у Войса. Демоны не настолько могущественны, и им нет никакого дела до Нейси.
Тзамас вздохнула, сделала шаг на ступеньку и ощутила острие кинжала у правого бока.
– Серьезно? – спросила она, приподнимая брови. – Это «мирно», по-вашему?
– Убери, – устало попросил Кар, и Моника неохотно отвела клинок.
– Сперва цирк, потом служанка и теперь почти убийца? – В голосе Шерон появилась издевка. – Удивительная карьера.
– Ну, полно, – попросил волшебник. – Мне нужен был талантливый инструмент, и Моника стала им. Не стоит ее за это ругать. Все ошибки на мне. Она просто верна. И я приношу извинения за недоразумение. Не могли бы мы наконец вернуться к тому, для чего здесь собрались?
– Поторопим события, господин Кар. Сегодня был трудный день, и я хочу выспаться. Я снова говорю «нет», уже не убеждая, что мертвый останется мертвым. Ваш ход связан с моей сестрой?
– На что ты пойдешь ради любви, Шерон?
– На многое.
– Это честный ответ, и я искренне благодарю тебя за него. Ты не стала изворачиваться и обращать все себе на пользу. Возможно, Войс в тебе не ошибся. Да что там. Не ошибся. Ну а теперь представь на мгновение, на что готов пойти я ради нее. – Его маленькие аккуратные пальцы нежно провели по саркофагу. – Тион ради Арилы сжег мир дотла. Уничтожил его, хотя в этом все винят Мелистата. Я бы тоже сжег, будь у меня сейчас подобные силы. Но теперь я слабее тебя и могу действовать лишь как отчаявшийся человек.
– Но вы еще не угрожаете.
– И не буду. Ты умная, сама все понимаешь. Сделай, как я прошу. Для тебя такое не составит труда. Полагаешь, ничего не получится? Что ты теряешь? Успокоишь ее снова. Просто дай мне шанс.
Шерон думала. Она могла бы пойти по пути, по которому шла в Аркусе. Клинок из праха, Моника, слуга на ее стороне. Но к чему? Зачем? Это слишком суровое решение. К тому же Облако, по словам Мильвио, легко справится с теми проблемами, которые может создать тзамас.
Пусть Кар и строит из себя отчаявшегося человека, но отнюдь не дурак и обязательно просчитал подобный вариант. Кроме того, надо поскорее забрать у него Арилу. Кажется, он не придает значения предмету, и неизвестно, что будет, если поймет, что перед ним перчатка Вэйрэна.
– Я сделаю, как вы просите, и отзову ее, если только мне покажется, что ничего не выходит. И мы закончим на этом.
– Мне это подходит, – быстро произнес он, опасаясь, что некромант передумает.
– Бланка, вставай. Моника. Помоги ей убрать вещи обратно в сумку. Моя сестра уходит, господин Кар. Когда ее здесь не будет, мы начнем. И ни минутой раньше.
Он развел руками:
– Моника, ты слышала мою гостью.
Служанка собрала разбросанные по полу предметы, отдала сумку госпоже Эрбет.
– Это не все.
Кар задумчиво перевел взгляд с ее протянутой руки на статуэтку, словно очнулся.
– Да, пожалуйста. Все же странная у вас безделушка. Хм.
Бланка, стараясь не спешить, опустила статуэтку в сумку, затянула и застегнула ремешки. Шерон подошла, взяла ее под руку.
– Спасибо, что пришла за мной.
– Пойдешь прямо по коридору. Никуда не сворачивай. Встанешь на платформу, поднимешься. Там найдешь первого солдата или любого слугу, попросишь отвести тебя к Мильвио. Передай ему, чтобы он сюда не приходил.
– Моника проводит ее.
– Моника останется с нами, господин Кар.
И снова он не спорил.
Они все провожали слепую взглядами, пока та не скрылась из виду, а после не загудел подъемник.
– Как это делается? – Гвинт немного побледнел, и Шерон сочла это за волнение от того, что он близок к цели, о которой так долго мечтал.
– Я призову то, что ушло от нее на ту сторону. И пришедшему оттуда такое не понравится. Никому не нравится. Люди, уходящие туда, не возвращаются прежними. Мертвые не любят, когда их беспокоят и заставляют подчиняться.
– Я прочел множество книг. У меня было время подготовиться, и твое беспокойство неоправданно. Просто оживи тело, а я верну в него душу. Сделай вот так.
Она изучила протянутый ей большой светло-желтый лист старого пергамента. Схема, нарисованная на нем, выглядела четко и сложно. Она нашла знакомые расклады контроля заблудившихся, Йозеф учил ее этому. Узнала тяжеловесные треугольники из книги Дакрас, которые следовало рисовать стилом. Но многие фрагменты видела впервые и могла только предполагать, для чего они.
Эти странные полосы по краям, вне всякого сомнения, открывали большую брешь на ту сторону, давали телу объекта дополнительную устойчивость. Интересное решение. Его стоило запомнить на будущее.
– Откуда она?
– Это не важно.
– Я собираюсь рискнуть своей шеей ради вашей затеи. Так что важно.
– Нашел ее еще до Войны Гнева.
– В Аркусе? – догадалась Шерон.
– Да.
– Из этого города не принесли ничего полезного.
– Но все же меч Тиона полезен. Эти знания – тоже.
– Вспомни, – шепнул голос. – Вспомни о волшебниках.
Сперва она не поняла, о чем говорит браслет. Затем, перебирая в памяти, припомнила фразу из книги старой тзамас.
– Бойся трогать волшебников, не используй их, перешагивай через них и иди дальше не оглядываясь… – процитировала указывающая.
– О чем ты? – нахмурился Кар.
– Вы воевали с такими, как мы, веками. Волшебники гибли в этих битвах?
Он нахмурился еще сильнее, но ответил:
– Да. Пан, Ромиро и Клейви были последними из нас, кто убит в схватке с некромантами. Это случилось у Мокрого Камня.
– И что было с их телами? Тзамас приняли волшебников в свою армию?
– Даже вы соблюдали правила войны. Никто не тронул моих братьев и сестер.
– Возможно, потому что они знали, что поднимать таких, как вы, не стоит? И надо «двигаться дальше не оглядываясь»?
На его лице появилась злость, и он с трудом контролировал свой скрипучий голос, чтобы говорить спокойно:
– Мы заключили сделку, Шерон. Ваша так называемая сестра ушла. Не заставляйте меня думать, что я обманут.
Облако, все это время сидевший, не спеша поднялся на тонкие лапки, и в глубине его глаз вспыхнули слабые алые угольки.
– Я сдержу свое слово, господин Кар. Просто не желаю, чтобы после в неудаче вы обвинили меня.
Он тут же успокоился и даже улыбнулся, поведя рукой. Облако послушно лег у его ног.
– Вот и прекрасно. Приступай, пожалуйста.
– Как только получу кровь, – сухо ответила она. – Вашу или Моники, мне без разницы. А еще нужны инструменты для чертежа. Надеюсь, вы их приготовили. Линии должны быть четкими.
Маленьким ножичком, таким только яблоки чистить, извлеченным из рукава, он порезал себе запястье, нацедил крови в небольшой стакан. Он действительно подготовился к ритуалу. Мотнул помощнице головой, и Моника открыла большой длинный футляр с линейками, циркулями и транспортирами.
– Ты раньше такое делала?
– Схемы рисовала. В Нимаде. Но, разумеется, другие. – Она прислушивалась, но браслет молчал. – И с кровью до этого не работала. Эффект может быть слабым, так как обычные чернила с ней не смешивают.
– Чернила уже готовы. – Великий волшебник кивнул на флакон. – Могильная трава, высушенный человеческий желудок, бронзовки и еще тридцать два ингредиента, как пишут об этом в книгах.
– Интересные книги. – Достав стило, она взяла тяжелую длинную линейку. – Это займет время.
– Поторопись. Не хочу, чтобы сюда заявился наш общий друг и начал мешать. Мне придется приказать Облаку остановить его.
Она не стала отвечать и под взглядами троицы вылила кровь во флакон с чернилами, взболтала его и начала работу. Рисовала быстро, проводя длинные точные линии, создавая узор, центром которого стал саркофаг.
Шерон закончила за неполных десять минут, чем, кажется, смогла удивить Гвинта.
– Превосходно. Теперь ты сделаешь так, как я скажу. Вернешь ее по моей команде. Но не раньше. Понимаешь?
Он дождался ее кивка, жестом приказал Монике отойти по лестнице наверх и обратился к Облаку:
– Делай что обещал.
Пес прыжком запрыгнул на саркофаг, приземлившись на него уже в виде крысы. Та с насмешкой посмотрела на Шерон, в ее глазах было неприкрытое веселье. Крыса крутанулась раз, другой, словно пытаясь поймать длинными желтыми резцами свой голый розовый хвост.
Указывающая моргнула, не успев отследить тот момент, когда зверек стал расплывчатым, словно призрачным, а затем ртутной жижей растекся по крышке саркофага.
Кар глубоко задышал, его ноздри раздувались, когда он наблюдал, как ртуть начинает проникать внутрь, точно твердый минерал был пористой губкой. Глубже, глубже, глубже в породу, прорастая сквозь нее серебристыми корнями, истончаясь, множась, выпуская все больше и больше отростков, которые стали оплетать тело мертвой девушки, как вьющееся растение.
А затем ртуть потемнела.
Вместо серебристой стала непроглядно-черной. Настолько черной, что эта глубокая бездна, казалось, всасывала в себя свет в помещении. А после, довольно стремительно, весь кристалл саркофага начал мутнеть, теряя хрустальную прозрачность.
Он мерк, темнел и через минуту скрыл в глубине Нейси. Мрак был такой плотности и глубины, что Шерон ущипнула себя, чтобы избавиться от наваждения. Указывающей почудилось, что ее затягивает туда, в бездонную пропасть.
В ничто.
Она пошатнулась и едва смогла сохранить равновесие, удержаться на ногах, справляясь с головокружением. Кар вскинул руку, призывая ее быть готовой.
В глубине вспыхнула и погасла одинокая синяя искорка. Затем вспыхнули и также погасли две. Четыре. Шесть. Им ответили двенадцать, и внезапно мрак расцвел синими перемигивающимися злыми глазами. Сотни их смотрели на Шерон, изучая и оценивая, а после саркофаг начал плавиться и таять, словно снег, который внезапно оказался на жарком карифском солнце.
Он медленно исчезал, деформировался без следов, принимая форму женского тела. Тьма сошла, впиталась в Нейси, оставив ее, златокудрую и все такую же молодую, как и тысячу лет назад, лежать на полу.
– Пора!
Она потянулась к мертвой, и все было как всегда. Голодная резь в желудке, ощущение сопротивления, когда та сторона отозвалась и отдала под власть Шерон то, что она потребовала.
Кровавые чернила схемы стали рыжими, а после, исходя бледным дымом, выгорели, оставив на плитах чешуйки пепла.
Шерон поняла, что утратила контроль над мертвой. Попыталась схватить ускользнувшее и ничего не ощутила. Мертвых в зале больше не было.
Грудь Нейси дрогнула и пришла в движение, когда она сделала первый, осторожный вдох. Великая волшебница сонно села и распахнула глаза.
В гавани никто не выжил. Тэо встречал лишь обгорелые, порой до черных костей, останки несчастных, не успевших убежать от страшного пожара, раскаленным ураганом прошедшего через всю прибрежную зону Рионы.
Пламя все еще полыхало, доедая склады, верфи, пирсы, пристани и корабли.
Конечно же корабли.
Некоторые, не утонувшие, пылали, медленно дрейфуя по бухтам. Немногие уцелевшие, кому удалось вырваться из ловушки, ушли далеко в море.
Те, кто устроил это бедствие, знали о появлении асторэ. Он видел их искаженные мраком фигуры, стелющиеся вместе с дымом, затаившиеся среди мерцающих углей. Ни один из них не стал на него нападать, не желал драться и избегал встречи.
– Мы пришли веселиться! – крикнул ему единственный, кто занял обгорелое тело с деформированными руками и оскаленной челюстью. – Не мешай нам!
Демоны смеялись над Тэо, когда он пытался добраться до них. Ускользали с ловкостью опытных акробатов.
– Дело сделано! Сделано! – услышал Тэо.
И шаутты исчезли. Ушли на ту сторону. Все до единого, словно в Рионе их никогда не было.
И тогда он почувствовал это. Сильной болью в сердце, такой, что ему пришлось сесть на горячий пепел, а может, и чей-то прах. Пружине сызнова пришлось научиться дышать и преодолеть ужас. Пробудившийся инстинкт его предков, которые смогли вырваться из ловушки той стороны.
Но сейчас он знал – та сторона, от которой они когда-то спаслись, только что заглянула в Риону.
Ремс, верная служанка богини, стоял на вершине холма в районе Погребальных Слов и жадно нюхал воздух. Он походил на фруктовую лисицу, которая с приходом сумерек искала аромат перезрелых плодов, чтобы отправиться за ними в полет и насытиться.
Пахло дымом. Пожаром. Ночью. Грозовым небом. Отцветающей сиренью. Смертью. И еще теми, кто принес ее.
Тускло. Бледно. Почти неуловимо.
Ремс бы и не почувствовал их, если бы не знал, что искать и чего ожидать. Его пальцы подрагивали, пусть он и старался держать себя в руках, как старшие. Он слишком сильно волновался и полагал, что его спутники заметили это.
Саби стоял на коленях, закрыв глаза и вытянув ладони перед собой лодочкой. Молясь богине и прося даровать им милость, осуществить предначертанное, не останавливать их и позволить и впредь быть ее следами в этой миссии. Вложить в его руки благословение. Ремс бы и сам помолился вместе с ним, но он нюхал воздух и ждал.
Ради не делал ничего. Он поймал взгляд младшего из них и произнес:
– Успокойся.
– В Храме уже ошибались несколько раз.
– Она та, кто нам нужен. Тзамас. Белое пламя. Та, кто разорвет старый мир и соберет его заново.
– Та, что могла бы разорвать мир и собрать его заново. – Саби даже не открыл глаз. – Эта часть пророчества уже отсохла, как отсыхает больная ветвь. Такого уже не случится, ибо Богиня не видит в ней зла. Тзамас не сошла с ума от смерти, и мир останется прежним. Бати зря тянул и держал женщину, ожидая тьмы в ее сердце.
– Она может послужить причиной для разрыва мира. Не со зла, случайно. – Они часто обсуждали толкование пророчеств, оставленных в Храме.
– Не важно. – Саби лучше всех разбирался в ее словах. – Мы следы и движемся навстречу воле Богини. Основная структура предсказания исполнена, и она та, кто нам нужен, чтобы указать дальнейший путь к последним шагам.
– Да будет так. – Ради склонил голову, признавая мудрость слов.
Ремс вновь понюхал воздух и поперхнулся слюной. Он, уперев руки в колени, склонился и кашлял почти минуту, страдая от смрада, который не чувствовал больше никто, кроме него.
Оба других дэво терпеливо ждали, когда спутник придет в себя.
– Там! – Ремс указал через реку, на дворец герцога. – Это случилось там!
Саби плавно поднялся с колен, взял сумку, взял посох. Ради проверил свернутый на поясе шипастый кнут. Ремс надел на руки сфайраи – боевые перчатки кулачных бойцов, сделанные из женских поясов и стали.
– Пора. – Глаза Ради горели. – Найдем же ее ради милости и Храма.
Сердце у Шерон стучало, словно у испуганной лани, пробежавшей целую лигу, спасаясь от волчьей стаи.
Тук-тук-тук-тук.
Очень быстро.
Пальцы на руках стали ледяными, и она сцепила их, а после, чтобы почувствовать хоть немного тепла, подышала в ладони.
Происходящее было нереальным. Нарушало правила мира. Нельзя вернуть живого с той стороны. У приходящих назад нет прежней личности, памяти, опыта. Есть лишь злобный разум и желание убивать людей.
А выходит, что можно? У Гвинта и его ручной твари получилось?!
Она не верила в зрелище, разворачивающееся перед ней.
Нейси распахнула светло-серые, с тонким зеленым ободком глаза и в долгой тишине рассматривала все вокруг себя. Она походила на человека, заснувшего в одном месте, а проснувшегося спустя годы совершенно в другом. Новом, незнакомом.
Посмотрела на Гвинта, не задержалась на нем. На Монику. Чуть внимательнее на Шерон – и немного нахмурилась, явно отмечая их слабое внешнее сходство. Вновь вернулась к Кару, который, казалось, забыл, как дышать.
– Получилось! – прошептал он сипло.
– Гвинт? – недоверчиво спросила она медовым голосом. – Ты… так изменился.
– Я… Я не могу выразить словами, как я рад видеть тебя, Ней.
Она, все еще сонная, какая-то мягкая, заторможенная, попыталась подняться, он бросился к ней, чтобы помочь, но вытянутая рука заставила его споткнуться. Остановиться.
– Лучше она.
Нейси указывала на Монику. Та после быстрого кивка хозяина подчинилась, помогла великой волшебнице встать, и проснувшаяся оплела бывшую подругу Тэо за талию, чтобы вновь не упасть.
– Я вернул тебя. У меня получилось! Ты ведь понимаешь?!
Сестра Арилы приложила руку к златокудрой голове, словно пытаясь собраться с мыслями.
– Твое вечное упорство. Упертость. Мания. Ты никогда не отступал, Гвинт. Даже когда я просила оставить меня в покое, преследовал. Тебя никто не мог убедить. – Она словно вспоминала, и ее голос, все такой же красивый, внезапно стал жестче. – Что непонятного было в простых фразах: «Отойди от меня»?! «Оставь меня в покое»?! «Ты мне противен»?!
Он дернулся, как от пощечины. Болезненно и виновато.
– Прости. Я был глуп.
Шерон увидела, как бледная рука чуть сильнее сжала талию Моники. Стояла Нейси все еще с трудом.
– Ты убил меня! – Теперь голос воскресшей уже не казался указывающей медовым, и, вздрогнув, девушка машинально сделала шаг назад, поднявшись на одну ступеньку, подальше от той, кого называли великой волшебницей.
Асторэ.
– Ты убил меня! – повторила Нейси, и ненависть холодным ручьем пролилась в воздух. – Я ждала спасения, но пришел ты. Раньше Тиона. Раньше Голиба. И я снова сказала «нет» на твои просьбы и мольбы. А ты задушил меня, словно какую-то безродную дворняжку! Ты помнишь это, Кар?! Помнишь?!
Сердце Шерон продолжало колотиться как бешеное. Ей не нравилось, куда шел разговор.
– Помню. Я виноват. И жалел об этом годами, Ней! – ответил он твердо. – Я положил века, чтобы вернуть тебя назад. С той стороны. Искупить сделанное. И молю тебя простить меня за это.
Девушка печально покачала головой, и золотые волосы били ее по плечам, а Шерон стало отчего-то страшно от всего происходящего. Она не чувствовала эту женщину, точно так же как раньше не чувствовала Облако. Они были слишком похожи между собой.
– Молишь… А перед Маридом ты тоже смог бы извиниться? Ведь мою смерть ты спихнул на него, и Тион загонял беднягу до самого трагичного результата.
Гвинт отшатнулся от этих слов и сказал с разочарованием, в котором слышалась тусклая надежда. Надежда на то, что он ошибается:
– Ты не Нейси!
Женщина весело рассмеялась тысячью голосов. Было странно слышать это многоголосье мужских, женских, детских, молодых, юных, зрелых, старых людей, порожденных одним горлом. Смех был не злой. Не радостный. Не довольный. И не печальный. Не победный. И не мстительный.
Смех был всеобъемлющий. И совершенно искренний.
С красивого лица исчезли наигранные эмоции. Злость. Возмущение. Сонливость. Смятение.
Оно стало мертвым. Безжизненным. Отталкивающим. И в то же время таким же, как и прежде.
Человеческим.
– Да уж, – произнесли голоса, множа эхо друг друга. – Это я поторопилась. Такую забаву испортила.
Шерон уже была на самой верхней ступеньке. До двери оставалось пять шагов. Она все так же не чувствовала мертвого. Это было нечто иное. Непостижимое, занявшее тело великой волшебницы.
И тзамас никак не могла на нее повлиять своей силой. Выбросить прочь.
– Убей ее! – приказал бледнеющий Гвинт, и Моника, не колеблясь, воткнула в грудь волшебницы кинжал.
Рука на талии акробатки сжалась, громко хрустнули позвонки, и Шерон ощутила смерть. Маленькую мимолетную бабочку.
– Нет. Это неправильно! – Гвинт помотал головой. – Облако подчиняется мне! Он мой друг! Он обещал, что все получится!
«Нейси» посмотрела на Шерон глазами той стороны. Глазами шауттов. И, не увидев угрозы, вновь обратила внимание на Кара.
– Глупость. Глупость. Глупость. Глупость. Глупость, – сказали сотни голосов. – Чванливость. Чванливость. Чванливость. Считать себя самым умным и хитрым. Ай. Ай. Ай. У нас нет друзей. Нет. Мы не служим людям. Нет. Мы не сдерживаем обещания. Нет. Мы лжем. Да. Лжем. Лжем. Лжем. Лжем. Нельзя вернуть живого человека от нас. Можно лишь отправить туда новых мертвых. Много мертвых. Много. Много. Много. Много.
Что-то приближалось. Огромное и разрушительное.
Чьи-то руки обхватили Шерон сзади, дернули в проем. Она даже вскрикнуть не успела, когда Мильвио ударом ноги захлопнул тяжелую черную дверь и замки защелкнулись, отрезая их от того, что происходило в зале.
– Наверх! Быстро! – Он потащил ее за собой, к подъемнику.
– Что это?! Кто она?!
– Та сторона!
Мягкий удар заставил пол под ногами просесть. Шерон почудилось, что она слышит знакомый крик. Но это было лишь разыгравшееся воображение. Она просто почувствовала еще одну смерть и, чтобы хоть как-то выиграть время, призвала на свою сторону Монику и заставила напасть на то, что быстро теряло облик златокудрой женщины.
Через десять секунд она лишилась служанки, и удар, прошедший через мертвую к ней, заставил сосуды в носу лопнуть, кровь полилась на верхнюю губу, а потом на подбородок. Они поднимались на подъемнике, а внизу все дрожало и колебалось от мерных ударов выбиравшегося на волю создания.
– Что нам делать? – спросила Шерон, с благодарностью принимая его шейный платок, пытаясь остановить кровотечение.
– Еще не знаю.
– Она пойдет за нами?
– Нет. Она пойдет в город.
Большой фрагмент в западной части Каскадного дворца внезапно почернел, а после, шумно «вздохнув», пошатнулся и просел под собственным весом. После этого разрушался он совершенно беззвучно, разваливаясь на неаккуратные фрагменты. Башни, колоннады, корпуса и лестницы оказались смяты, лужайки и парки перед ними выцвели, посерели, засохли, рассыпались прахом.
Все это было плохо различимо во мраке ночи и бликах вернувшегося синего пламени. Но Лавиани прекрасно видела, как маленькая женская фигурка ковыляет по склону холма вниз, к блестящей ленте Пьины, оставляя после себя лишь прах и пепел.
– Рыба полосатая, – протянула она. – Это что еще за хрень?!
Ей решительно не хотелось подходить туда, где творятся подобные странные вещи.
Она видела спешащих к месту разрушения солдат, разбегающихся слуг, ничего не понимающих благородных, высыпавших в сад или же удирающих на лошадях и в каретах через распахнутые ворота. Как можно дальше оттуда, где живой огонь сменился мертвенным и синим.
Мильвио отправил ее прочь, попросил найти остальных, но сойка мешкала, злилась на себя, что поддалась эмоциям, дала слово волшебнику. И только поэтому она все еще здесь.
Три женщины в нескольких сотнях ярдов от нее быстрым шагом пересекли луг, скрылись за углом здания. Лавиани нахмурилась, пытаясь понять, что ее смутило.
Сообразила лишь через четыре десятка долгих секунд. У женщин были мужские походки. И она знала кое-кого, кто обожал рядиться в платья и юбки.
И зачем они могли тут появиться в такой час, тоже знала.
Она побежала, сожалея, что не может использовать талант для ускорения, потому что все четыре татуировки ей понадобятся в самое ближайшее время. Пришлось поноситься по саду, прежде чем она встретила всех шестерых. Трех дэво и замерших напротив них: Мильвио, Шерон и Бланку.
Треттинец стоял первым, с обнаженным мечом, готовый к бою. Дэво, тот, что был слева, высокий и сухой, сказал:
– Мы не несем зла в своих сердцах. Мы лишь следы ее помыслов. Нет нужды в стали.
Лавиани думала иначе, но не подгоняла события.
– Мы шли за словами Богини, ибо сказано, что тзамас станет указателем для конечной цели Храма. И случится это в ночь, когда та сторона голодной поступью пойдет по великому городу. Сегодня.
– Сейчас, – сказал второй дэво, самый молодой.
– После стольких эпох, – подхватил третий.
– Боюсь, вы ошибаетесь, – произнесла Шерон, ничего не понимая. Ее лицо и шея были в крови. – Бати…
– Бати не так трактовал пророчества и не видел очевидного, упустив его, занятый тобой. Мы благодарим тебя, тзамас.
Шерон переглянулась с Мильвио, и тот пожал плечами, понимая не больше, чем она.
Все трое дэво опустились на колени и протянули руки вперед, сложив ладони в молитвенном жесте.
– Прости, что мы пришли позже, чем следовало. Мы очень спешили, но не так, как должны были. Теперь мы будем служить тебе именем Храма и защищать тебя.
– Я…
– Они не с тобой говорят сейчас! – догадалась Лавиани. – Рыба полосатая! Они с рыжей говорят!
– Тзамас, что не разрушила мир, будет той, рядом с кем пойдет она, вернувшаяся после стольких лет. Ибо прозреет она, лишь ослепнув. Так сказала некогда Богиня, и мы услышали и записали ее слова на сандаловом древе.
Бланка, судя по ее лицу, тоже выглядела растерянной.
– Кто же я, по-вашему?
– Благословенный рассвет, – счастливо произнес первый дэво.
– Милосердие справедливых суждений. – Молодой плакал.
– Та, в ком воплотилась Мири, – закончил третий.
Ее маленькие красивые ступни касались густого травяного ковра, и он, не выдержав, терял цвет, серел и расползался черной зловонной жижей. Она шла с улыбкой, а в горле ее клокотало множество освободившихся голосов.
Шаг за шагом. Через сад. Парк. Оставляя за собой лишь ничто. В котором нельзя было узнать цветы, кустарник, деревья, птиц и мелких зверьков. Двое солдат попытались остановить ее, но лишь стали пищей той, что пробуждалась.
Она подошла к реке. И погрузилась в нее с головой, думая о том, как голодна.
А после вода закипела…
Август 2020 – Июнь 2021
