21
Интерьер церкви Всех Святых ничем не удивляет. Ряды деревянных скамей, каменные колонны, витражные окна — все вполне шаблонно. Тем не менее атмосфера здесь гораздо торжественнее, чем в церкви Святого Михаила. Возможно, все дело в деньгах. Похоже, районам победнее достаются бюджетные храмы, а богатым — уменьшенные версии Вестминстерского аббатства. Хотя откуда мне знать, как у них все устроено.
В начале прохода мы останавливаемся, поскольку видим фигуру в черном, собирающую псалтыри со скамеек.
Клемент вежливым кашлем обозначает наше присутствие, и фигура оборачивается. Это женщина, и на лице ее появляется теплая улыбка. Ее черное одеяние оказывается сутаной с непреложным белым воротничком.
— Ах, здравствуйте, — щебечет она. — Простите, я немного задумалась.
Женщина выбирается из-за скамеек и направляется к нам.
— Я преподобная Клэр, — представляется она.
А я-то приготовилась вешать лапшу на уши мужчине. Теперь же задача передо мной стоит несколько иная — обвести вокруг пальца женщину, причем лишь немногим старше меня. Стало быть, подход требует некоторой корректировки.
Я делаю глубокий вздох, чтобы успокоиться, однако слова все равно даются с трудом. Первая ложь, как существенно диссонирующая с моим амплуа по жизни, заготовлена заранее:
— Здравствуйте, преподобная. Меня зовут Бет, а это мой жених, Клемент.
Где-то я читала, что во время лжи люди непроизвольно избегают зрительного контакта. Потому поступаю противоположным образом и пристально смотрю женщине в ее бледно-зеленые глаза. Она как будто верит.
— Давайте обойдемся без титулов, Бет. Большинство моих прихожан называют меня просто Клэр.
— Что ж, хорошо… Клэр. У вас очень милая церковь.
— Она просто потрясающая! Я служу здесь уже четыре года, но все равно мое сердце наполняется радостью каждый раз, когда я переступаю ее порог.
В подтверждение своих слов она обводит зал восторженным взглядом. Следует неловкое молчание.
— Так чем могу помочь? — внезапно возвращается к реальности священница.
Я терпеливо дожидаюсь заявления Клемента о нашей фиктивной свадьбе.
Молчание.
Клэр продолжает нам улыбаться и убирает непослушную прядь золотисто-каштановых волос за ухо.
Едва заметно, но все же достаточно ощутимо пихаю Клемента локтем, чтобы побудить его к действию.
— Вы… женщина, — в конце концов рокочет он, и его голос эхом разносится по пустому залу.
— Что ж, у меня есть матка, груди, и я обожаю туфли, так что, пожалуй, вы правы, — не без сарказма отвечает священница.
— Но… женщины…
— Простите, Клэр, — вмешиваюсь я. — Видите ли, Клемент… хм, некоторое время был в отъезде. И пока еще только приспосабливается к жизни в современной Британии.
— Поняла. Стало быть, мой пол не проблема?
Клемент снова молчит. Я хмуро смотрю на него, желая поймать его взгляд, однако он не сводит глаз с Клэр.
Опять пихаю его локтем.
— Ага, не проблема. Э-э… Все в порядке, дорогуша, — мямлит он.
— Превосходно. Так что же привело вас в храм Всех Святых?
Клемент прочищает горло и, похоже, наконец-то берет себя в руки:
— Мы только переехали в этот район и хотели бы обвенчаться, верно, пупсик?
Я киваю и адресую Клэр улыбку — надеюсь, достаточно искреннюю.
— Замечательная новость! Мои поздравления, и добро пожаловать в Камден! — с энтузиазмом отзывается священница. — В таком случае нам необходимо заскочить в ризницу и записаться на церемонию. В течение часа мне нужно кое-куда отлучиться, а иначе я могла бы обвенчать вас прямо сейчас.
— Нет-нет, запись вполне устроит, спасибо, — взвизгиваю я.
— Тогда пойдемте. Сюда, пожалуйста.
Клэр устремляется по проходу между скамьями. Клемент с ухмылкой предлагает мне руку, прямо как отец дочери, перед тем как повести ее к алтарю. Шуточка вполне в его духе, вот только мне она представляется жестокой насмешкой, и я возмущенно отталкиваю предложенную руку.
В конце прохода священница сворачивает к низкому проему слева от алтаря.
— Не ударьтесь головой, — бросает она через плечо, видимо для Клемента.
Ему и вправду приходится пригнуться. Мне, разумеется, нет.
Мы следуем за женщиной по узкому коридорчику в ризницу, на поверку оказывающуюся эдаким офисом. И в этой тесной келье клаустрофобия, что я испытывала в подземке, наваливается на меня с удвоенной силой.
Клэр устраивается за массивным дубовым столом, по видимости занимающим большую часть помещения.
— Садитесь, пожалуйста, — говорит она, указывая на два обтянутых кожей дубовых кресла перед столом.
Мы не заставляем себя упрашивать, и кресло под Клементом стонет от непривычного веса.
Священница открывает элегантный макбук, смотрит на экран.
— Подождите немного, сейчас открою календарь. Новый компьютер, я пока еще не очень освоилась.
От нечего делать я осматриваю комнатушку. Ризница здорово напоминает кабинет директора моей начальной школы, куда я наведывалась всего лишь дважды — и оба раза не за нагоняем, а за похвалой. Две стены здесь завешаны полками, прогибающимися под тяжестью книг, разноцветных скоросшивателей и заполненных бумагами лотков. Из двух крошечных окошек над головой Клэр льется тусклый свет, недостаток которого восполняется настольной лампой.
— И давно вы обосновались в Камдене? — как бы между прочим осведомляется женщина, по-прежнему не сводя глаз с экрана.
— Несколько недель, — живо откликается Клемент.
— А почему вы решили обвенчаться именно в нашей церкви Всех Святых?
— Бет подавай настоящую свадьбу со всеми причиндалами. Чтоб с хором, большущим органом и колоколами — так ведь, пупсик?
— Хм, да, особенно чтобы с колоколами. Мой отец был звонарем.
Уж не знаю, с чего я это ляпнула, но меня вдруг охватывает дрожь возбуждения от столь убедительной лжи.
Клэр отрывается от ноутбука.
— Был?
— Его не стало, когда мне было только семь.
Во взгляде священницы читается искреннее сочувствие.
— Какой ужас. Соболезную, Бет.
Я потупляю взор, смущенно ерзаю на стуле и бормочу:
— Спасибо.
Заметив мою неловкость, Клэр мудро решает оставить тему моего отца.
— Что ж, вам повезло, что колокола появились у нас снова.
— Снова? — заметно настораживается Клемент.
— Да. Вплоть до прошлого года службы в нашей церкви довольно долгое время проводились без колоколов.
— Почему?
— Лет семь-восемь назад, еще до моего назначения сюда, случилась сильная буря. Она повалила большое дерево, которое, к несчастью, упало прямо на колокольню и едва ее не разрушило. Деревянная стойка, на которой висели колокола, удара не выдержала, и колокола провалились через пол вниз. Увы, восстановить их было уже невозможно.
Клемент переводит взгляд на меня и хмурится. Я разом сникаю.
Неверно истолковав нашу реакцию как беспокойство о безопасности, священница спешит нас успокоить:
— Не волнуйтесь. Колокольню целиком перестроили шесть лет назад, и ее регулярно инспектируют, так же как и деревья на участке. А колокола меняли так долго из-за затянувшейся тяжбы со страховой компанией. Они списали их поломку на форс-мажор и отказывались возмещать ущерб.
Клэр посмеивается над иронией ситуации, поскольку стихийные бедствия у страховщиков именуются «деяниями Божьими». Я угодливо хихикаю, хотя и не совсем убедительно, Клемент и вовсе молчит.
— Вдобавок наша церковь является важным памятником архитектуры, что в данной ситуации отнюдь не сыграло нам на руку, — продолжает священница. — Комиссия по историческим зданиям и памятникам, «Английское наследие», потребовала использовать при восстановлении исключительно оригинальные каменные блоки. Пришлось извлекать каждый из горы обломков и каталогизировать. Говорят, четыре полных контейнера. Тем не менее реставраторы постарались на славу, и сейчас и не догадаешься о случившемся. Наша прекрасная колокольня полностью восстановила свой былой блеск.
Я улыбаюсь, однако на деле ощущаю себя совершенно раздавленной. Если в этой колокольне и был спрятан золотой слиток, при каталогизации обломков его ни за что не пропустили бы.
— Так, у меня имеется свободное время на четверг в шесть вечера, — как ни в чем не бывало щебечет Клэр. — Вас устраивает?
Внезапно Клемент поднимается и, воззрившись на меня, провозглашает:
— Прости, пупсик, но ты и я… Ничего у нас не получится. Я не могу на тебе жениться!
И с этим улепетывает из ризницы — не забыв, впрочем, пригнуться перед дверным проемом.
Я смотрю ему вслед, затем медленно поворачиваюсь к священнице.
— Он это серьезно? — произносит она, явно потрясенная.
— Видите ли, Клемент, э-э… немножко непредсказуем. — Я издаю нервный смешок. — Думаю, он всего лишь переволновался.
— Честно говоря, Бет, мне кажется, дело тут вовсе не в свадебном мандраже. Вы уверены, что это тот человек, которого вы хотели бы видеть своим мужем?
— А хоть кто-нибудь был уверен? — парирую я. — Мне лучше пойти за ним. Простите, Клэр.
Не дожидаясь ее ответа, я пулей вылетаю из комнатушки и едва ли не бегу по проходу. Бросаю взгляд через плечо, искренне надеясь, что священница не гонится за мной, исполненная благих намерений предложить мне духовное утешение. К счастью, зал позади пуст.
Выйдя из церкви, я осматриваю окрестности, прикрыв глаза ладонью от солнца, ощущающегося едва ли не ослепительным после сумрака внутри. Клемент, прислонившись к деревянным перильцам, невозмутимо покуривает. Я воинственно устремляюсь к нему.
— Спасибо за очередное унижение, Клемент!
— Прости, пупсик. Не срослось, — трагично произносит он, не в силах, однако, скрыть ухмылку. — Дело не в тебе. Дело во мне.
Мне приходится закусить губу, чтобы и самой не рассмеяться.
— Вы бы хотя бы предупредили меня!
— Что я еще могу сказать, пупсик? Парень я импульсивный. Найдешь кого-нибудь получше.
Я снова прибегаю к ужасному акценту кокни:
— А кто ж сиги-то тебе будет покупать, а, милок?
Клемент смеется, и я с усмешкой пристраиваюсь напротив него.
— Не считая того, что вы бросили меня на глазах у священницы, определенного результата мы все-таки добились. Здесь Гарри слиток явно не прятал.
— Ага. На него обязательно наткнулись бы, когда колокольня навернулась. Так что после рассказа Клэр про их непруху оставаться там было бессмысленно. И раз уж я ее упомянул, когда это бабам, черт возьми, разрешили становиться священниками?
— Уже много лет назад. Вы что-то имеете против?
— Богомолец из меня никакой, так что мне по фигу.
— Быть может, в свое время вам не помешало бы заглядывать в церковь почаще. Уж точно не пришлось бы терпеть мои капризы, веди вы более праведную жизнь.
— Эй-эй, пупсик! Да ты никак поверила в мою историю!
Уж и не знаю, чему теперь вообще можно верить, но, по крайней мере, клементовскую ложь легко отделить от правды. Самая худшая ложь та, что незаметно подкрадывается и обрушивается, как обухом по голове. Потом держишься за голову да сетуешь, как же ее проглядел.
Клемент отбрасывает окурок.
— Ладно, тогда двинули дальше.
Я достаю смартфон и определяю кратчайший маршрут до церкви Святого Иуды. Шесть минут пути и, пожалуй, еще около десяти на выяснение, был ли наш моцион пустой тратой времени или же чем-то стоящим.
Пока мы идем по северной окраине Камдена в сторону Кентиш-Тауна, Клемент без устали поглаживает усы.
— О чем призадумались? — не выдерживаю я.
— Да ни о чем особенном, пупсик.
— Может, чем помогу?
— Да ерунда, не беспокойся.
— Бросьте, Клемент. Две головы и вправду лучше.
— Господи, пупсик, ты и мертвого достанешь!
— Что ж, простите за проявленную заботу.
Мы проходим мимо спортивной площадки, где в самом разгаре матч по мини-футболу. Игроки, все не в лучшей физической форме, кричат друг другу: «пас», «на меня», «назад», — но большинство не в состоянии ничего сделать.
По-прежнему погруженный в раздумья, Клемент в конце концов сдается:
— Хорошо, раз уж тебе так хочется знать, я думал о твоих словах этой бабе в рясе.
— О каких именно?
— О твоем отце.
— Ох.
— Так что с ним произошло?
— Он погиб. Больше и сказать нечего, правда.
Еще двадцать шагов, и Клемент вновь принимается теребить усы.
— Возможно, поэтому ты и стала такой.
— Вот как? И какой же я стала?
— Хм… Деспотичной, ершистой, циничной.
— Не останавливайтесь, Клемент, — фыркаю я. — Продолжайте, ведь вы меня так хорошо знаете!
— Бьюсь об заклад, тебя вообще мало кто знает, пупсик.
Дорожка заканчивается, и мы оказываемся на утопающей в зелени улочке.
— Сейчас налево, — бурчу я.
Мы сворачиваем на жилую улицу, застроенную кирпичными таунхаусами. В большинстве городов такие считались бы непритязательными, но в этом районе, подозреваю, их стоимость близка к размеру крупного выигрыша в лотерею.
Клемент по части невербальных сигналов, похоже, слабоват и потому вдохновленно продолжает свой сеанс психоанализа.
— Так как думаешь? Подкосила тебя малость смерть отца?
— Кто знает, — устало вздыхаю я. — А почему вам это так интересно?
— Мне интересно, что движет людьми. В работе помогает.
— Значит, дело только в этом? В работе?
— Разумеется.
— А как же я тогда?
— Так ведь ты, пупсик, самая трудная часть работы.
Над крышами впереди показывается шпиль церкви Святого Иуды, а я пытаюсь определить, насколько Клемент серьезен. В любом случае меня несколько беспокоит, что я вообще придаю значение его словам.
С какой стати мне переживать, что Клемент обо мне думает? Как ни досадно признать, но переживать, пожалуй, все-таки стоит.
Из-за небольшого изгиба улицы справа показываются очертания церкви.
— Вот и он, пупсик. Наш последний шанс.
Церковь похожа на все три предыдущие сразу. Это викторианское здание из красного кирпича, однако размеров более внушительных, нежели Объединенная реформатская церковь Троицы или Святого Михаила. Благодаря расположению в тихом жилом районе, церковь Святого Иуды, в отличие от своих городских сестер, не обезображена слоем копоти. И более претенциозная, чем церковь Всех Святых, хотя и не столь приятная.
— Точно. План такой же?
Клемент кивает и толкает кованую калитку, которая ведет на широкую асфальтированную площадку, видимо, для сбора прихожан до и после службы. Как и сама церковь, дворик простой и функциональный — не самый живописный фон для свадебных фотографий.
Мы направляемся к притвору слева от фасада. Внутрь ведут две массивные двери под каменной аркой. Даже на фоне яркого голубого неба вход в церковь Святого Иуды выглядит скорее зловещим, чем гостеприимным.
Тишина стоит такая, как будто внутри ни души. По наивности мне даже в голову не пришло, что церковь может оказаться закрытой. Впрочем, это уже неважно, сейчас все выяснится.
Клемент надавливает на кованую ручку правой створки дверей, но та не поддается. С левой та же история.
Крайне раздосадованный, Клемент хватается за обе ручки сразу и начинает энергично дергать их вверх-вниз. При всей его силе, двери упрямо отказываются отворяться.
— Бляха-муха!
— И что теперь?
Он оборачивается и окидывает взглядом улицу. Последний в ряду дом, фасадом выходящий на примыкающую дорогу, расположен прямо напротив нас. Тем не менее из-за густо разросшихся деревьев церковь из него вряд ли хорошо просматривается, да и оконца с той стороны маленькие. Другие дома, откуда может быть видна церковь, располагаются по меньшей мере метрах в сорока.
— Поищем другой вход.
— Вы шутите? — немедленно взвиваюсь я. — Уж не предлагаете ли вы вломиться в церковь?
— Это дом Божий, пупсик, и я уверен, что Он не против.
— Бог меня не беспокоит. Меня беспокоит полиция.
— Ты вообще чересчур много беспокоишься, — пожимает он своими мощными плечами. Затем отходит от дверей и оглядывается по сторонам. — Давай-ка проверим с другой стороны.
— Клемент, это очень плохая идея!
— Мы только посмотрим, что такого-то?
Мое разрешение, естественно, ему не требуется. Клемент решительно направляется по асфальтовой площадке к дальнему концу здания. Остается только последовать за ним.
Я семеню сзади, не в силах отделаться от мысли, что за нами наблюдают. Быстро оглядевшись, я немножко успокаиваюсь, но куда больше меня тревожит, что на уме у Клемента.
В конце площадки обнаруживается узкая дорожка вдоль правого торца здания. Вход посторонним вроде и не запрещен, поскольку нет ни калитки, ни предупреждения. А если бы таковые и имелись, подозреваю, вряд ли бы они остановили Клемента.
Мы идем по тесному проходу между церковной стеной и зеленой изгородью. Моя клаустрофобия отчасти смягчается тем обстоятельством, что нас точно ниоткуда не видно.
Дорожка выводит на небольшую лужайку за зданием, обнесенную полутораметровым сплошным забором. За лужайкой снова асфальт и еще одна дорожка, исчезающая за левым углом.
Я покорно плетусь за Клементом вдоль задней стены церкви. Где-то на полпути Клемент останавливается.
— Взгляни-ка сюда, пупсик.
Взглянуть мне предлагается на деревянную решетку, вделанную в кирпичную кладку сантиметрах в десяти над землей, размером примерно полметра на метр.
— Наверное, вентиляция подвала.
— В церквях нет подвалов, Клемент. В церквях склепы.
— Ну, эта-то слишком новая для склепов.
— Семантика. Да и все равно вы не пролезете.
— Не пролезу. А ты пролезешь.
Адресую ему красноречивый взгляд:
— О нет! Ни в коем случае!
— Да тебе только и надо, что проникнуть в подвал и впустить меня. Ну, где твоя жажда приключений, пупсик?
— Клемент, это вам не прыжок с тарзанки. Это самое что ни на есть незаконное проникновение со взломом.
— Тебе деньги нужны или нет?
— Не настолько, чтобы идти на риск схлопотать срок.
Клемент прислоняется к стене и сокрушенно качает головой. Потом матерится себе под нос. Меня его экспрессия совершенно не трогает. Ни в жизнь не поведусь на эту безумную затею.
Ситуация патовая, и мы стоим и молча сверлим друг друга взглядами. Я уже собираюсь предложить вернуться после того, как церковь откроется, когда вдруг тишину нарушает чей-то раскатистый голос:
— Эй, вы! Вы что здесь делаете?
Я разворачиваюсь в сторону пришельца.
К нам уверенно направляется какой-то мужчина. К некоторому моему облегчению, облачен он не в полицейскую форму, а в твидовый пиджак и коричневые брюки.
С расстояния трех метров он вновь рокочет:
— Я спрашиваю, что вы здесь делаете?
— Ссоримся, — невозмутимо бросает Клемент.
Уж не знаю, какой черт дернул Клемента ляпнуть это, однако такой ответ все лучше никакого, коли сама я как воды в рот набрала.
Тем не менее столь краткое объяснение явно сбивает мужчину с толку, и он замирает как вкопанный. Мы втроем стоим, переглядываясь. Пришелец низкорослый и коренастый, физиономия у него что высушенный чернослив. Возраста он, должно быть, предпенсионного, и уж какой-какой, а физической угрозы собой точно не представляет. Впрочем, Клемента такие вещи не волнуют.
— Вы для ссоры другого места не нашли? — наконец интересуется старик.
— Да она разозлилась и побежала, — живописует Клемент подробности вымышленного раздора. — Ну, я за ней, чтоб попытаться как-то урезонить. Сами знаете, как с ними бывает.
Он шагает к мужчине и протягивает ему руку.
— Меня зовут Клемент, а это моя вторая половина, Бет, только ей еще нужно пару минут, чтобы успокоиться.
Старик смотрит на меня, а затем, едва ли не с выражением сочувствия, пожимает руку Клементу.
— Хм, да… Просто сюда посторонним нельзя. Я преподобный Норрис, кстати.
— О, здорово! Вообще-то, мы к вам и шли, преподобный, только вот у Бет истерика приключилась.
— И что же вас привело ко мне? — подхватывает священник.
Клемент выдает уже привычную ложь:
— Мы хотим обвенчаться, преподобный. Надеялись, вы сможете нам помочь.
Старик пытается скрыть свое удивление, однако получается у него это плохо.
— Ах, вот как? Свадьба, знаете ли, дело серьезное. Осмелюсь заметить, ко мне обычно не приходят сразу после ссоры.
— Ну что я могу сказать, преподобный? Я всего лишь козел отпущения.
— Хм, ладно, у меня есть свободные пять минут, так что можем пройти внутрь и назначить дату церемонии. Нельзя же просто так явиться и обвенчаться.
— Разумеется, преподобный! Спасибо!
Затем Клемент обращается ко мне.
— Бет, извинись перед преподобным Норрисом за устроенную сцену.
— Что?!
Я перевожу взгляд на священника, который выжидательно смотрит на меня. Краешком глаза замечаю выражение самодовольства на физиономии Клемента. Вот уже в третий раз он ставит меня в неловкое положение, и у меня закрадывается подозрение, что подобные ситуации доставляют ему какое-то извращенное удовольствие. С другой стороны, не могу не отказать ему в потрясающей способности к импровизации.
— Простите, преподобный, — бурчу я.
— Все в порядке, юная леди. Идемте со мной.
Мы следуем за преподобным Норрисом вдоль заднего фасада церкви к лакированной синей двери под известняковой балкой.
— Здесь ризница, — поясняет священник, открывая дверь.
Помещение поразительно напоминает комнатушку того же назначения в церкви Всех Святых. Ключевое отличие, впрочем, заключается в наличии здоровенного монитора, громоздящегося на столе. Системный блок стоит рядом на полу, причем на нем красуется логотип «Windows ХР». Если придется ждать, пока священник загрузит этого динозавра, парой минут дело не обойдется.
Преподобный Норрис предлагает нам сесть. К счастью, он не включает компьютер, а открывает ежедневник и принимается листать страницы.
— Простите, преподобный, — хрипит вдруг Клемент. — Что-то у меня живот прихватило. Нельзя ли воспользоваться вашим туалетом?
Вот оно. Три церкви впустую, но наконец-то мы приступаем к осуществлению задуманного плана.
Священник отрывается от расписания, даже не пытаясь скрыть досады.
— Раз уж вправду так необходимо… Только, пожалуйста, побыстрее. — Он неохотно встает из-за стола и подходит к двери. — Я покажу.
Клемент живо вскакивает и, подмигнув мне, направляется за преподобным. Топот его ботинок и голоса стихают за дверью. Спустя полминуты священник возвращается и плюхается за стол.
— Что ж, в отсутствие вашего жениха не будем терять времени, — щурится он на записи.
Настал мой черед применять тактику затягивания.
— Как долго вы здесь служите, преподобный?
Вопрос беспроигрышной категории, задай я его даже самой себе. А стоит мне спросить о прошлом у мамы, и она насчет одной только даты спорит сама с собой целых пять минут.
— Пожалуй, слишком долго, — только и отвечает старик.
«Черт!»
— Э-э… А вы женаты?
Это уже вопрос послабее. Кстати, священникам вообще можно жениться? Понятия не имею.
Он копается в ящике стола, вероятно, в поисках ручки. Не поднимая глаз, бурчит:
— Нет.
«Черт, черт!»
— Выезжали куда-нибудь на выходные?
«Ты это серьезно?»
Вообще ноль реакции, только хмуро просматривает страницы журнала.
— У меня есть свободное время на следующий вторник, в пять часов.
Может, у него просто день не задался. Уж лучше не давить на него подобными вопросами.
— Пожалуй, да, нам обоим будет удобно.
Священник щелкает ручкой и наконец удостаивает меня взглядом.
— Ваши полные имена, пожалуйста.
«Ой, мамочки!»
— Э-э… Бетани Луиза… Смит!
Он заносит мое имя в журнал.
— Ваш жених?
— Клемент.
— Полное имя.
— Хм, Клемент… Джонс!
Снова мелькание ручки, и затем преподобный смотрит на часы.
— Что-то долго ваш жених.
— Да уж, простите. Вчера у нас на ужин были креветки с карри, боюсь, это из-за них.
Я остаюсь очень довольна своим импровизированным ответом.
Преподобный Норрис откидывается на стуле и пару раз щелкает ручкой. Кажется, мы испытываем его терпение.
Пока я пытаюсь придумать, о чем бы еще таком спросить, старик меня опережает:
— Насколько понимаю, вы живете в Кентиш-Тауне?
— Да, так.
— И где именно?
«Ох, черт!»
Я лихорадочно пытаюсь припомнить название одной из улиц, по которым мы только что проходили. При этом отдаю себе отчет, что каждое пролетающее мгновение заминки делает мой ответ все менее правдоподобным — ну кто же ломает голову над собственным адресом! Мне приходится что-то да ляпнуть.
— На Хай-стрит.
— Хай-стрит? В Кентиш-Тауне?
— Да-да, дом номер… четырнадцать!
Священник швыряет ручку и снова поднимается из-за стола.
— Подождите здесь, — цедит он и направляется к двери.
А вот это плохо. По моим расчетам, я отвлекала преподобного все-то пару минут, чего Клементу явно недостаточно для обыска колокольни.
Я достаю смартфон с намерением предупредить сообщника. И тут же соображаю, что он, наверное, единственный человек в стране без мобильника.
— Черт!
Вскакиваю и нервно расхаживаю по комнатке. Что же мне делать?
Моя тревога растет с каждой секундой. Что, если священник поймает Клемента на колокольне? И беспокоюсь я не столько за второго, сколько за первого. Вдруг моему самопровозглашенному помощнику придет в голову тем или иным образом заставить старика замолчать?
Внезапно реальность моих отношений с Клементом становится очевидной. Я просто-напросто не знаю Клемента настолько хорошо, чтобы предугадать его реакцию. Однако видела, на что он способен. Приятного в этом мало, но станет ли он причинять вред престарелому священнику?
Ожидание становится невыносимым.
Я вылетаю из ризницы в темный коридор. Открытая дверь справа так и манит меня к себе.
Осторожно перешагиваю порог и оказываюсь в задней части церкви, напротив входных дверей. Тишь да гладь, ни малейших признаков обоих мужчин. Даже не знаю, хорошо это или плохо.
Вдруг из дальнего конца церкви доносится чей-то голос. Громкий, но слов не разобрать.
Я неподвижно стою, совершенно парализованная неуверенностью. Может, просто взять и убежать, бросив Клемента расхлебывать заваренную им кашу? Ведь никто не узнает, что я здесь была, и не свяжет с каким бы то ни было преступлением.
Но хватит ли меня на такое? Оставлять Клемента не совсем честно, верно ведь?
В этот момент хлопает дверь.
Я поворачиваю голову на звук. Из-за каменной колонны внезапно появляется Клемент и устремляется по проходу между скамьями. С большими пальцами в карманах джинсов вид у него такой, будто он направляется на прогулку.
Так же небрежно он вел себя и после драки с Черным и Синим. И это определенно не предвещает ничего хорошего.
Клемент подходит ближе, и позади него я замечаю мелькание знакомого твидового пиджака. Мне доставляет неимоверное облегчение видеть преподобного Норриса ковыляющим по проходу в добром здравии. Увы, выражение лица старика предполагает, что радоваться мне совсем недолго.
Клемент подходит ко мне и шепчет одно-единственное слово:
— Спалил.
Священник же может позволить себе пренебречь лаконичностью и вопит на всю церковь:
— Одному из вас лучше объяснить, какого черта здесь происходит, пока я не позвонил в полицию!
Я поворачиваюсь к Клементу.
— Прости, пупсик. Он застукал меня, когда я уже спускался по лестнице колокольни. И никакого чертова слитка я не нашел.
Преподобный с пыхтением подлетает к нам, лицо у него едва ли не пунцовое.
— Ну? — ревет он.
Клемент оборачивается и примирительно поднимает руки:
— Ладно, преподобный, вы меня застукали. Я просто кое-что искал. Никакого ущерба, так что мы пойдем себе, а?
Старик сокрушенно качает головой.
— Господи, как же я устал от таких, как вы.
— Каких таких? — удивляется Клемент, лишь на мгновение опережая меня.
Священник издает смешок, однако отнюдь не радостный.
— Думаете, вы первые? — неистовствует он. — Глупцы, все вы до одного!
Мы с Клементом недоуменно переглядываемся.
— Простите, преподобный, что-то мы не понимаем.
— Вы же искали этот чертов золотой слиток, а? Да как вам только достает наглости обманом проникать в дом Божий!
— До нас его искали и другие? — неуверенно переспрашивает Клемент.
— Да, перед тем как отправиться на поиски Санта-Клауса и Зубной феи! Идиоты!
Не знаю, возможно ли иметь дурацкий и жалкий вид одновременно, но я пытаюсь.
— Вот, блин, — стонет Клемент, задирая голову к стропилам.
— Нет, вы вправду решили, будто первые додумались до того, что он может быть здесь спрятан? — не унимается священник.
— Ага, — уныло отзывается Клемент.
Мы лгали преподобному Норрису с первого же момента нашей встречи. Теперь же наше разочарование столь очевидно, что правдивость ответа не вызывает у старика сомнений.
Добившись от нас признания, священник чуть смягчается.
— Нет здесь никакого золота, — спокойно произносит он. — И, говоря по совести, даже предположение об этом оскорбительно.
Меня переполняет чувство вины, и я не могу больше молчать.
— Простите нас, преподобный. Простите, — со всей искренностью говорю я. — Эта история нас чересчур увлекла. Я понимаю, что звучит глупо, но мы не замышляли ничего дурного, честное слово.
— Извинения приняты, но впредь вам не помешало бы задумываться о последствиях своих действий. Вы уже достаточно взрослые, чтобы соображать, что к чему.
— Мы поняли.
— А теперь, если вы не возражаете, мне пора.
Священник указывает на дверь, ведущую в ризницу. Не поднимая головы, я делаю пару шагов в указанном направлении, однако Клемент и не думает двигаться. Он обращается к старику:
— Прошу прощения, преподобный. Еще один вопрос, и мы оставим вас в покое.
— Только быстро, — неохотно уступает священник.
— Вы сказали, что предположение о спрятанном здесь золоте оскорбительно. А для кого оскорбительно?
— Да вы, похоже, толком ничего и не выяснили, а?
— В смысле?
— Оскорбительно для памяти моего дяди.
— Вашего дяди?
— Да. Человека, которого вы все ошибочно считаете владельцем украденного слитка — Гарри Коула.
