13
Я устала, замерзла и ничего не понимаю. Вообще ничего.
Верзила в упор глядит на меня, и я не знаю, как поступить.
Думаю, Клемент легко сделает из меня отбивную одной левой. Но ведь не сделал. Как раз наоборот.
— Ну же, пупсик, — возвращает он меня к действительности. — Я уже яйца отморозил. Решай.
Что же делать? Несомненно, он псих, но, будь он опасен, я уже давно лежала бы в луже собственной крови в магазине.
— Одну минуту… Я думаю.
Он мотает головой, прячет руки в карманы и стонет:
— Может, обсудим в машине?
— При всем уважении, Клемент, я обычно не приглашаю незнакомцев в свою машину. Откуда я знаю, вдруг вы серийный насильник.
— Не обольщайся, — хмыкает человек-гора. — Я выкидывал из постели чувих и покруче.
— Что-что? — негодую я.
— А? Просто ты не в моем вкусе.
— А кто же в вашем, Клемент?
— Господи, — снова стонет он, закатывая глаза. — Ну это-то здесь при чем?
Я упрямо скрещиваю руки на груди.
— Извинитесь!
— Извиниться? Да за что?
— За свои слова! Какая грубость!
— Ну, если надо, то пожалуйста. Извини.
Его мужской шовинизм не самая большая моя беда. Я сейчас между двух огней. С одной стороны — господа, хм, Черный и Синий, наверняка в эту самую минуту вынашивающие планы лютой мести. А с другой — Клемент, явно психически ненормальный мужик огромных габаритов, который, однако, готов ради меня идти на риск.
Если он и маньяк, то не похож на тех, про кого мне доводилось читать. Странный, конечно, но не отвратный, и, похоже, действительно равнодушен ко мне. И остаются еще два вопроса: как он попал в мой магазин и откуда знает мое второе имя? В общем, я заинтригована и готова рассмотреть предложение Клемента. Кроме того, я так устала и замерзла, что мне уже плевать на его сумасшествие, пусть только прикончит меня в теплой постели.
— Ладно. Садитесь.
Я отпираю машину, и Клемент втискивает свое огромное тело на сиденье.
Завожу двигатель и выкручиваю обогреватель на максимум, пока мой пассажир пытается устроиться поудобнее.
— Дюймовочка в курсе, что ты позаимствовала ее тачку? — ворчит он, упираясь головой в потолок.
— Хватит жаловаться, ремень пристегните.
— Уж как-нибудь обойдусь. Ты езжай поосторожнее.
— Клемент, хотите вы этого или нет, но это закон.
— И с каких это пор?
— Понятия не имею. Сколько себя помню. Просто пристегнитесь.
Клемент неохотно и с явным раздражением пристегивает ремень.
Вообще-то, я могла бы и подсказать, что сиденье регулируемое, но уж больно забавно смотреть на скрюченного Клемента. Справедливости ради, он не жалуется. Сидит себе, словно загипнотизированный огнями приборной панели.
— Прямо как чертова новогодняя елка, — бормочет он.
— Что-что?
— Да торпеда. Светится, будто новогодняя елка. И как это устроено?
— Это не ко мне вопрос.
Клемент продолжает созерцать панель с детским изумлением.
— А куда мы едем? — в конце концов интересуется он.
— Ко мне домой, только не надейтесь, будто я пущу вас к себе.
— Да на здоровье. Далеко?
— Не очень, но вы можете успеть убедить меня, что ничего не замышляете.
— Тебе не говорили, что ты слишком недоверчива?
В наблюдательности ему не откажешь.
— И для начала попробуйте объяснить, что же произошло в магазине.
— Это ты о чем?
— Обе двери были заперты. Как вы попали внутрь?
— Не знаю. Это просто происходит.
— Что просто происходит?
— Сначала ничего нет, вроде как спишь. А потом раз! — и я типа очухиваюсь.
И это называется объяснением?
— Вы сказали «происходит». Значит, такое уже случалось?
— Дважды.
— Может, поделитесь?
Клемент чертыхается под нос и в очередной раз пытается найти позу поудобнее.
— Только не спрашивай, как это работает, потому что я понятия не имею. В первый-то раз я перепугался до усрачки. Иду себе по переулку в 1975-м, а в следующее мгновение оказываюсь в каком-то кабинете перед неизвестным мужиком. В голове у меня малость пошумело, и потом имя этого чувака возьми да и выскочи само собой. Я только и знал, что должен ему помочь.
«Бет, не вздумай ему потворствовать!»
— И что дальше?
«Умница ты моя!»
— Еще я знал — тоже не спрашивай откуда, — что идет 1989 год. От одного только этого можно было охренеть. Да только все равно тот чувак, к которому меня послали, мне совершенно не обрадовался. Думаю, у него было не в порядке с головой.
— Почему вы так решили?
— Минут через десять после моего появления он выбросился из окна седьмого этажа.
— Да уж, здорово помогли, — вздыхаю я.
— Ну, я тут ни при чем.
— Вы сказали: дважды. И что же приключилось во второй раз?
— Хороший вопрос. Какой сейчас год?
— 2017-й.
— А, ну тогда второй чел уже должен был выйти из тюрьмы. Кажется, то был 2003-й, кода я пытался ему помочь.
Мы останавливаемся на перекрестке, и я поворачиваюсь к Клементу.
— Так, давайте-ка уточним, правильно ли я все поняла. Вас воскрешают из мертвых помогать людям, чтобы вы искупили свои грехи.
— В общем, да.
— И из двух человек, которым вы пытались помочь, один покончил с собой, а второй на десять с лишним лет сел за решетку, так?
— Да уж, звучит хреново.
— А теперь вы будете мне помогать?
— Ага.
— Везет же мне! И что будет, если и со мной не получится?
— Дается три попытки. Если я опять облажаюсь, игра закончена.
— В смысле?
— Загремлю в место настолько омерзительное и страшное, что это за пределами человеческого разумения.
— В «Большого брата», что ли?
— Это еще что такое?
— Неважно.
Качаю головой и трогаюсь на зеленый. Зачем нужен весь этот спектакль, выше моего понимания, но Клемент, похоже, и вправду верит, будто проходит некий небесный квест. Что ж, рано или поздно проколется. Попробую ему помочь.
— А в чем смысл четырнадцатилетнего периода?
— Какого периода?
— Вы сказали, что умерли в 1975-м, после чего возвращались в 1989-м и 2003-м, а сейчас 2017-й. Разница между годами четырнадцать лет.
— В Библии число четырнадцать символизирует освобождение от грехов, — отвечает Клемент, словно констатируя общеизвестный факт.
«А его так просто не возьмешь».
— Я и не знала.
— Да я тоже. Как я уже говорил, подобная фигня сама собой выскакивает у меня в голове.
Дальше мы едем молча, мой пассажир лишь разглядывает темные городские пейзажи за окном. Я всеми фибрами души жажду избавиться от своего безумного спутника. Но останавливают два обстоятельства.
Во-первых, совершенно невозможно объяснить, как Клемент оказался в моем магазине.
И во-вторых, впервые за несколько дней чуть отпустило ощущение беззащитности. Что совершенно нелогично, поскольку скрюченный на пассажирском сиденье человек может убить меня голыми руками. И все же его поведение не обещает подобной развязки.
Это не столько доверие, сколько интуиция.
— Итак, Клемент. Я пущу вас к себе только на определенных условиях.
— Валяй.
— Первое. Если мне в вашем присутствии будет неуютно и я попрошу вас уйти — вы уходите.
— Даже не знаю, куда я уйду, но ладно, согласен.
— Второе. Можете не называть меня пупсиком?
Он надувает щеки.
— А вот этого обещать не могу.
Я закрываю глаза и, пользуясь тишиной, пытаюсь навести в мыслях некое подобие порядка. Безнадежно. Делаю глубокий вздох и поворачиваюсь к Клементу.
— Можете хотя бы пообещать, что не убьете меня?
— Да брось, пупсик. Не буду я тебя убивать. Если бы хотел, давно бы уже убил.
Убедительно.
— Видимо, я свихнулась. Пошли.
Мы выбираемся из машины, и Клемент быстро оглядывает улочку.
— Те клоуны из магазина знают, где ты живешь?
— Да они сначала на этой улице и дежурили.
— Усек. Тогда держись слева от меня, пупсик.
— Это еще зачем?
— Работа у меня такая, быть параноиком. Если вдруг кто выскочит из машины, то прежде, чем доберется до тебя, ему придется иметь дело со мной.
Я не спорю и послушно становлюсь слева от него. Мы молча идем по темной улице, и Клемент внимательно осматривает каждую припаркованную машину.
Вот и дом. Я отпираю замок и уже собираюсь войти, но он кладет руку мне на плечо.
— Погоди.
И с этим он проскальзывает мимо меня в черноту коридора.
— Ну и что вы делаете? — вздыхаю я.
— Осторожность не помешает.
Я качаю головой и следую за ним.
Внутри включаю свет, и теперь уже Клемент идет за мной на кухню. Не дожидаясь приглашения, он усаживается за стол:
— А пивка у тебя нет?
Я собираюсь было сделать замечание, но напоминаю себе, что этот мужчина только что меня спас. Будет жлобством не угостить его даже пивом в знак признательности.
Так что, как подобает гостеприимной хозяйке, достаю из холодильника банку светлого пива Карла — вряд ли он за ним вернется — и вручаю Клементу.
— Твое здоровье, пупсик.
Он откупоривает банку, жадно отпивает и достает из нагрудного кармана безрукавки пачку «Мальборо», которую открывает и протягивает мне:
— Сигарету?
— Нет, спасибо. И я предпочла бы, чтобы в доме вы не курили.
— А где же тогда?
Я отпираю и распахиваю дверь черного хода.
— Можете воспользоваться задним двориком.
Он неохотно поднимается, бредет наружу, на ходу прикуривая от «Зиппо», и останавливается метрах в трех от двери. Я наблюдаю за ним, прислонившись к косяку. Взмахом запястья Клемент захлопывает крышку зажигалки и прячет ее обратно в карман.
— Курение убивает, — не удерживаюсь я от нотации.
Он затягивается и медленно выпускает дым.
— Мертвого убить нельзя.
Желания оспаривать это утверждение у меня нет.
Над двориком плавает облачко табачного дыма, пробуждая сотню воспоминаний. Отец, как и многие мужчины его поколения, курил. Многим не нравится запах табачного дыма, а вот меня он странным образом успокаивает — в небольших дозах, разумеется. Я даже сама курила, в колледже и университете, в тщетной попытке вписаться в коллектив. По окончании учебы вписываться стало некуда, а других причин продолжать курить не осталось.
— Итак, пупсик. Как насчет объяснить, почему я здесь?
— Потому что мне не хочется, чтобы дом пропах табаком.
— Твою мать, — бормочет Клемент. — Да нет же. Почему я здесь, в смысле, в твоей жизни?
— Ах да. Только здесь уж больно холодно. Пойдемте в дом, расскажу основное.
Он еще раз глубоко затягивается, бросает окурок на землю и плющит его своим гигантским ботинком «Челси».
Мы возвращаемся на кухню и усаживаемся за стол.
Я обхватываю голову руками и пытаюсь понять, что побуждает меня откровенничать с незнакомцем и с чего начать.
Впрочем, стоит только начать, и меня прорывает. Я даже не осознавала, насколько мне необходимо было выговориться.
Клемент терпеливо слушает, не перебивая, временами кивая и тихонько поддакивая.
Я заливаюсь почти десять минут, подробно описывая все начиная с исчезновения Карла в понедельник. Речь меня выматывает, но я чувствую облегчение.
— Вот так я и оказалась в магазине сегодня вечером, — со вздохом завершаю я тираду.
Он откидывается на спинку стула и отпивает еще пива.
— Решение очевидно, пупсик.
— Будьте так любезны, просветите. Лично мне ничего не очевидно.
— Зайду к этому чуваку Стерлингу и выбью из него дурь.
— Идея мне нравится, но у него связи, да и сам он тот еще сукин сын. По слухам, в шестидесятые был шишкой в лондонском преступном мире.
— Я родился и вырос на севере Лондона и что-то не слыхал о таком.
— Он вроде из Ист-Энда.
— Ну, Лондон город большой. Может, этот мужик и вправду что-то собой представлял, да только пути наши не пересекались.
— В любом случае это ничего не решит.
— И почему же?
Мне даже не верится, что я собираюсь это сказать.
— Послушайте, Клемент. Допустим на минутку, что я готова поверить в эту вашу сказочку. Во-первых, не думаю, что избиение старика зачтется вам в искупление. А во-вторых, если вы, боже упаси, не планируете околачиваться здесь всю мою оставшуюся жизнь, что будет, когда вы уйдете? Отвечать-то придется мне.
Он задумчиво поглаживает усы. Может, это и вправду помогает ему думать.
— Ага, ты права. Сейчас я не могу позволить себе завалить дело.
— И? Какие-нибудь другие блестящие идеи?
— He-а. Больше ничего.
— Прекрасно. Я иду спать. Закройте за собой дверь, когда будете уходить.
— Ты меня прогоняешь?
— Может, вас и послали мне на помощь, но не вижу, какой от вас толк.
— Пупсик, я что-нибудь придумаю. Просто мне надо немного подумать. Я ж решала, я все решу. Перекантуюсь на диванчике. Заодно постерегу, вдруг те чуваки вернутся.
Передо мной дилемма. Можно его выпроводить, и тогда не придется бояться, что он прикончит меня во сне. Но останутся Черный и Синий.
— Пожалуй, мне следуют сообщить в полицию о событиях сегодняшнего вечера.
— Ага, валяй. Вот только как ты думаешь, что будет потом?
— Ну, не знаю…
— А я скажу тебе, пупсик. Ни хрена. Может, пришлют наряд завтра утром. Может, даже примут у тебя заявление. А дальше ты сама по себе.
И он трижды прав, черт побери. Кроме того, Стерлинг ясно обрисовал мне перспективы обращения в полицию.
Как ни печально признать, но, похоже, Клемент — меньшее из двух зол.
— Ладно. Я принесу вам одеяло.
— Вот хорошая девочка.
— Я вам не… Ай, ладно, я слишком устала. Ждите здесь.
Я приношу сверху одеяло, раскладываю его на диване в гостиной и зову своего гостя.
— Правила простые. Из комнаты не выходить, если только не услышите что-нибудь подозрительное. И ни при каких обстоятельствах не подниматься наверх! Все ясно?
— Яснее некуда!
— Клемент, я на полном серьезе. Услышу хотя бы скрип ступеньки на лестнице — сразу вызываю полицию.
С этим я достаю из кармана смартфон, открываю на нем фотоаппарат и быстренько запечатлеваю обескураженную физиономию Клемента.
— Что это было, черт побери?
— Сфотографировала вас на всякий случай, вдруг понадобится. Надо же будет полиции с чего-то начинать.
— Господи, пупсик, — стенает он. — Ладно, я понял. Ты мне не доверяешь.
Видимо, он искренне уязвлен моей паранойей, и мне даже становится малость неловко.
— Э-э… Вам понадобится ванная?
— Да поздновато для купания.
— Я имею в виду, в туалет вам надо?
— Не, обойдусь.
Взгляд его рассеянно блуждает по комнате и, наконец, останавливается на телевизоре.
— Это телик, что ли?
— Да, Клемент, это телевизор, — утомленно подтверждаю я.
— А где остальное?
— Остальное? Да он весь здесь.
— Класс! И когда начинается?
— Что начинается?
Его взгляд красноречиво свидетельствует, что из нас двоих глупость сморозила я.
— Когда начинаются программы?
— Они не прекращаются, у них всегда что-нибудь идет.
— И даже сейчас, так поздно?
— Да, Клемент.
— А можно посмотреть?
И почему у меня такое чувство, будто я общаюсь с ребенком, только весом в добрый центнер?
— Да ради бога.
Я включаю телевизор. Не сводя глаз с экрана, Клемент устраивается на диване. Вручаю ему пульт и инструктирую:
— Эта кнопка переключает каналы, вверх-вниз.
— И сколько их?
— Даже не знаю. Больше сотни, наверное.
— Да брось, — недоверчиво отзывается он. — Разыгрываешь меня, что ли?
— Спокойной ночи, Клемент.
— Ага, спокойной, пупсик, — небрежно бросает он, уже целиком поглощенный телевизором.
Странствующий спасатель, или душевнобольной, но все равно типичный мужик.
Закрываю дверь гостиной и карабкаюсь по лестнице в спальню. У кровати на мгновение зависаю. Все-таки я излишне подозрительна или же по-идиотски наивна? Хм, первое в имеющейся ситуации, пожалуй, предпочтительнее.
С этим я облачаюсь в пижаму, беру одеяло, подушки и бреду в ванную.
Там единственная дверь в доме с замком, и есть окошко, через которое в случае чего можно выскочить на плоскую крышу кухни.
Я складываю одеяло пополам, стелю его в ванне и бросаю подушки. Наскоро чищу зубы и забираюсь в импровизированную постель, не забыв сунуть под подушку телефон. На поверку оказывается весьма неплохо, гораздо удобнее, чем я ожидала.
Даже хор тревожных голосов в голове не мешает мне мгновенно отключиться.
