Глава 5

Я с самого момента рождения знал, что я не такой как все. Ум взрослого, запертый в теле младенца. Знал, но ничего не мог с этим поделать. Единственным развлечением было разбирать меню интерфейса, который был мне доступен, поскольку я хоть ничего и не знал о том, кто я и почему оказался в таком положении, но вот о цели моего существования мне было прекрасно известно. Я должен был найти монеты, которые я уже знал были так называемыми сребрениками, а точнее тирскими шекелями, которыми расплатились с Иудой за его предательство Христа. Я даже видел несколько из подобных монет, касался их, но они оказались «не теми» которые мне были нужны. Что меня порадовало, что кто-то до меня вложил очки характеристик в определение монет Транслятором, так что мне не требовалось теперь брать их в руки повторно, если я их однажды держал в руках, для меня они в интерфейсе теперь подсвечивались красным, те же, которые я ещё не трогал, были серыми и это здорово должно было мне облегчить работу в будущем по выполнению задания.

Так же взбодрили параметры собственного тела, которые можно было улучшить, а в моём случае ещё и убрать установленные явно не спроста телесные недостатки в виде моих уродств, с которыми я сейчас жил. Этот кто-то явно сделал это намеренно, и я не мог его винить, поскольку не знал его мотивов. Так что главное для меня было задание и набор баллов, а дальше можно было не только убрать все свои физически и психологические недостатки, но ещё и дополнительно усилить собственное тело. Это меня безусловно радовало.

Пока правда в силу возраста мне приходилось лишь учиться и познавать этот мир, но я не расстраивался и несмотря на своё уродство делал всё, чтобы узнать как можно больше, благо вживлённый интерфейс запоминал всё, что я когда-либо видел или бросал мельком взгляд. Я мог в любой момент вывести картинку записи и процитировать всё, что было в этот час и минуту, что конечно вызывало оторопь не только у родителей, но и у слуг.

Знакомство с кардиналом Хуаном де Торквемада неожиданно вырвало меня из дворца Гвадалахары и вот мы, сопровождаемые его и моей свитой, прибыли в Рим. Я знал его планы в отношении себя, он планировал сделать меня своим учеником, а на деньги моих родителей нанять учителей по тем предметам, которые сам не знал. За мои финансы отвечал управляющий, которого они отправили вместе с ещё тремя слугами, которые должны были обеспечивать мой быт, как отпрыску семьи Мендоса, ну и, разумеется, отвечать за мою безопасность. Всё же родители, несмотря на всю нелюбовь, которую ко мне испытывали, заботились в первую очередь об имидже рода, а не обо мне, так что никто не должен был сказать, что Мендоса даже не могут обеспечить достойную жизнь собственному отпрыску.

— Вот он, urbs aeterna — Вечный город, дитя моё, — обратился ко мне кардинал, с гордостью показывая на улицы и кирпичные строения, которые предстали нашему взору, когда мы проехали ворота города.

По моему скромному мнению, город явно знавал лучшие свои годы, сейчас было видно, что Риму нужен ремонт и не малый. Грязные стены, не чищенные улицы, и очень много народа — вот первое, что бросилось мне в глаза. Но, разумеется, вслух я сказал совершенно другое.

— Даже боюсь представить ваше преосвященство, сколько он видел и сколько пережил, — коротко ответил я.

— В твоих словах кроется продолжение Иньиго, — улыбнулся он, — хочется продолжить их фразой, а сколько ещё ему предстоит пережить.

— За эти несколько недель пути, вы ваше преосвященство слишком хорошо меня узнали, — постарался не улыбаться я, так как знал, что любая мимика на моём лице превращается в уродливую гримасу для посторонних зрителей.

— Алонсо, — обратился кардинал везущем меня моему секретарю. Кабальеро, чьи родители давно служили роду Мендоса. Проще говоря безродные, но из рыцарей, так что в отличие от слуг, едущих на повозке, он ехал на подаренном ему моими родителями коне, чем был страшно доволен.

— Да ваше преосвященство, — тут же отозвался тот.

— Мы остановимся у моего друга, думаю он не откажется приютить нас всех на несколько дней, но постарайтесь найти для Иньиго хороший дом неподалёку, чтобы меньше времени нужно было для походов по городу. Занятия начнём сразу, как вы устроитесь на новом месте.

— Слушаюсь ваше преосвященство, сразу займусь этим, как только устрою сеньора Иньиго, — склонил он голову.

К нашей небольшой группе сразу же было привлечено много внимания, люди при виде меня, едущего в кенгурятнике на спине Алонсо, чьё это было изобретение думаю не нужно было даже говорить, стали собираться группами и тыкать в меня пальцами, смеясь и хохоча. Это заставляло управляющего хмуриться и хвататься за меч, приточенный сбоку седла, так что мне пришлось его успокаивать.

— Дорогой Алонсо, не обращайте внимание, люди всегда будут клеймить тех, кто отличен от них, поскольку не знают, что творят они. Ведь даже «Петр отверз уста и сказал: истинно познаю, что Бог нелицеприятен если в таком множестве Он найдет хотя одного делающего угодное Ему, то не оставляет его без внимания, но удостаивает Своего попечения и тем большую выказывает заботливость о нем, чем он сам ревностнее, при столь многих, влекущих его к нечестию, идет путем добродетели».

Алонсо и все слуги, прислушивающиеся к нашему разговору, тут же стали креститься, а кардинал удивлённо спросил.

— Иньиго, ты уже до Иоанна Златоуста добрался?

— Ваше преосвященство, у вашей библиотеки есть только один на мой взгляд недостаток, — тяжело вздохнул я.

— Какой же сын мой? — удивился Торквемада.

— Она слишком быстро заканчивается.

Кардинал на секунду с оторопью посмотрел на меня, а затем расхохотался.

— Ничего Иньиго, если я договорюсь о твоём допуске в хранилища Рима, ты надолго забудешь, что такое недостаток чтения, — отсмеявшись, покачал он головой.

— Могу только мечтать об этом ваше преосвященство, — я слабо в это верил, но почему бы и нет.

— На всё воля Господа, — согласился он, показывая нашему отряду куда ехать.

Пока мы ехали ближе к центру города, где перестали попадаться многоэтажные дома массового проживания людей, а всё чаще стали идти небольшие обособленно стоящие дома и дворцы, тем больше от нас отставали зеваки, идущие за нами от самых ворот. Видимо прогуливающаяся здесь стража явно давала понять, кому сюда вход запрещён. Разумеется, зеваки нашлись и здесь, но в основном из числа послушников или слуг, а те, кто передвигался на лошадях или в повозках, лишь приветствовали кардинала, не обращая никакого внимания на меня.

Наконец мы добрались до небольшого дворца, во двор которого мы въехали и сразу были замечены слугами.

— Ваше превосходительство, какое счастье! — откуда-то из глубин дома выпорхнул красиво одетый слуга, с гербом на одежде, на котором был изображён бык.

— Чизаро, монсеньор кардинал дома? — Торквемада подал слуге для поцелуя перстень на руке.

— Нет ваше преосвященство, — поцеловав перстень, покачал головой тот, — сегодня собрание курии, боюсь хозяин будет дома только поздно вечером. Хотите я отправлю ему сообщение?

— Не стоит отвлекать его от дел папы, — отрицательно покачал головой Торквемада, — ты ведь нас устроишь?

— Конечно ваше преосвященство, — тот сделал слугам знак и те быстро притащили небольшую деревянную тумбу со ступеньками, с помощью которой кардинал спустился с лошади, — мы вас ждали ещё три дня назад, так что ваши покои давно готовы.

— У меня небольшое пополнение, — тот показал на меня и моих слуг, — это станет проблемой?

— Конечно нет ваше преосвященство, всех расположим как полагается, — склонился тот в поклоне, затем повернулся и стал командовать многочисленными слугами, которые стали помогать нам переехать с улицы в дом, а также перенести вещи и устроить лошадей.

Чизаро суетился, покрикивал на всех слуг, в том числе и моих, так что довольно быстро все разошлись, слуги отправились на сторону прислуги, нам с Алонсо выдели одну комнату на двоих, но я не собирался жаловаться, поскольку был ещё слишком мал для самостоятельной жизни. Маленькое тело не поспевало за взрослым мозгом, мне требовалась помощь буквально во всём, так что помощь верного помощника была всегда кстати.

Алонсо протёр меня предоставленными влажными полотенцами и переодел в более приличную одежду.

— Благодарю, — кивнул я ему, — можешь заняться поисками дома для нас, думаю поинтересуйся у Чизаро, он всё же местный, наверняка многое знает.

— Так и хотел поступить сеньор, — склонил он голову.

— Давай, удачи, — выпроводил я его, а сам вернулся к чтению отложенной книги из запасов кардинала. Он постоянно возил с собой до сорока книг и ещё в своей библиотеке имел более сотни, что по нынешним временам считалось невероятно круто, поскольку труды серьёзных авторов стоили прямо-таки приличных денег и не из-за авторского права, а поскольку копии делали один в один как оригинал, так что всё это было весьма дорого для приобретения, ведь первоначальные тиражи были прямо скажем небольшие, а кому нужно было, сам заказывал себе копию.

— Иньиго? — в дверь комнаты постучали, отрывая меня от чтения, и я только сейчас понял, что читаю в потёмках, поскольку за окном было уже темно.

— Да, входите! — крикнул я, откладывая от себя книгу.

Внутрь вошёл кардинал в своей походной бело-чёрной одежде доминиканского ордена и старик в алом, парадном кардинальском облачении с шапочкой на голове. Увидев меня, он даже вскрикнул от удивления.

— Добрый вечер монсеньор кардинал, — склонил я как мог голову, заговорив на латыни, которая была здесь международным языком, — простите, что не могу поприветствовать вас как должно, моё тело — мой враг, как вы видите.

— Хуан! Всё как ты и говорил! — искренне изумился он, подходя ближе и сам давая мне перстень для поцелуя. Что я конечно же тут же и сделал.

— Монсеньор позвольте представить вам Иньиго де Мендоса, тот отрок о котором я вам писал, — улыбнулся его реакции Торквемада, а затем он представил меня.

— Иньиго познакомься — это монсеньор кардинал-священник с титулярной церковью Санти-Куаттро-Коронати — Альфонсо де Борджиа.

Судя по тому, что мне представили старика полным титулом, это что-то значило, но вот что, я пока не знал.

— Очень приятно познакомится ваше преосвященство, — снова попытался склонить я голову, — и прошу прощенье за свой внезапный визит, если я доставил вам хлопоты, то готов их возместить.

— Договорились, — неожиданно для меня ответил он, — расскажешь в качестве компенсации свои мысли о трудах нашего друга, он писал, что ты был весьма критичен к ним. Я бы хотел послушать твои аргументы, мои он давно уже не хочет слушать.

Он рассмеялся над этой шуткой, и мы тоже сделали пару смешков вместе с ним.

— Разумеется монсеньор, — согласился я, — почту это за честь.

— Тогда жду вечером к столу, — кивнул он и пошли с Торквемадой в коридор, закрывая за собой дверь.