Пробуждение 32/08 сопровождалось торжественной музыкой и сообщением о том, что он получил сразу тринадцать уровней и достиг одной из основных целей жизни в игре «Время ведьм» – стать королём. «Король умер, да здравствует король!» гласила окружённая салютными всполохами надпись на внутренней поверхности профессионального альтфатестерского саркофага.

– Вы продолжите играть в игру «Время ведьм»? – приятным женским голосом спросил саркофаг.

– Нет, – облегчённо выдохнул Закари. – Никогда!

– В какую игру вас записать на следующий сеанс гипносна?

– Пока ни в какую.

Он отказался от гигиенических процедур и поспешил выбраться из саркофага.

Как альфа-тестер он теперь жил в альфа-доме, представляющем собой двухэтажный коттедж, на втором этаже которого располагались четыре спальни с отдельными ванными комнатами, а на первом – кухня-столовая, общая комната или гостиная и ещё один санузел. Жило в таком доме, как легко было догадаться по количеству спален, четыре альфа-тестера.

А ещё бывали альфа-дома для семейных пар. Да! Альфа-тестеру можно было иметь жену и даже детей.

Закари с наслаждением постоял под колючим душем и с не меньшим наслаждением растёрся махровым полотенцем.

В шкафу висела одежда альфа-тестера, которая не была одноразовой, как у пчёл и бета-тестеров. Чёрный комбинезон с молнией от ширинки до горла. Он полюбовался платиновыми буквами α в бриллиантовой обсыпке. Буковки сияли, переливалась и чем-то напоминали о детстве. Закари натянул комбинезон, понимая, что скорее всего делает это первый и последний раз в жизни.

Перед ним теперь стоял один вопрос: как жить дальше. Он не хотел совсем бросать виртуальную реальность, но в то же время желал существовать так, чтобы его настоящая жизнь была основной, а виртуальная – ничем не обязывающим развлечением.

Надо просто поговорить с Буратино. Он умный, хоть и странный, в нём много от человека, он должен понять…

Одину Закари не доверял. Буратино действительно был обманут и своим создателем, и Якушевым, и тем же Одином. А директор по рекламе… нет. Он прекрасно всё понимал. И когда практически на его глазах убивали невинных людей, он точил топор палача.

Надо найти разумное применение гипносну, чтобы он престал быть наркотиком, который барыги из Golden Key и компаний, подобных ей, раздают в обмен на жизнь и свободу. Надо объяснить людям, что и кто мешает им стать счастливыми в реале. Конечно, обладая возможностями богатейшей корпорации, можно было бы донести до людей эти идеи гораздо быстрее и эффективнее…

Надо просто поговорить с Буратино. А если он не поймёт – тогда к панкстерам.

Впервые в своей жизни он дошёл до работы пешком. Нужно было пройти через посёлок альфа-тестеров. Домики были хоть и симпатичные, но все одинаковые, разве что выкрашены в разные цвета. У некоторых побольше зелени, у некоторых поменьше. Видимо, так отличались дома для одиночек и семейных.

Вход в офис Golden Key находился в подножии горы. За стеклянными дверями в три человеческих роста располагался вырубленный в камне обширный вестибюль с дорогими диванами, креслами и журнальными столиками. Заканчивался он стеной с шестью лифтами.

Лифт доставил 32/08 на самый верхний этаж офиса. Кабинет Буратино венчал собой самую высокую башню замкоподобного здания. Он оказался ещё больше и роскошнее, чем у исполнительного директора. А панорамный вид из его стеклянных стен на горы открывался такой, что захватывало дух.

– Привет! – закричал Буратино, когда 32/08 появился на пороге.

– Привет-привет, – улыбнулся посетитель; забавно было наблюдать мальчугана, забравшегося в очень авторитетное офисное кресло. Казалось, сейчас зайдёт настоящий генеральный директор и попросит его не безобразничать и освободить место.

– Ну как тебе твоя новая жизнь?

– Прекрасно, если бы не одно обстоятельство…

– Ты знаешь, что перспектива «Последнего сна» тебе больше не грозит? – перебил Буратино. Он как будто старался вывалить все хорошие новости побыстрее. – Компания содержит альфа-тестеров до самой смерти.

– Не подумай, что я неблагодарен, но кое-что не даёт мне радоваться. Наверное, это даёт о себе знать та самая хромосома, которую открыли у меня изгои. Ты говорил, что и у тебя такая есть. Что-то не заметно…

– Почему? – обиделся Буратино.

– Скажи, тебе не стыдно купаться в этой роскоши, когда миллионы людей пластиковую кашу без соли жрут?

– Я никогда не думал об этом в таком аспекте. Ты опять хочешь меня огорчить? Давай, это не сложно. А я заодно поучусь контролировать эмоции. Но пойми, это не мой выбор. И потом, в виртуальном мире они могут жить не хуже…

– Я говорю это не для того, чтобы огорчить тебя. Просто не понимаю, как у искусственного интеллекта может развиться эгоизм? Это слишком по-человечески, – Закари сразу обратил внимание на портрет седого старика в чёрной рамке, на которого, как внук, походил Буратино, и золотую урну для праха с цифрами 1954-2022. Эта инсталляция занимала в кабинете такое же важное и видное место, как бары с алкоголем у исполнительного и рекламного директоров. – Это же твой создатель, которого ты клонировал? Вряд ли он был настолько себялюбив – у него хорошее лицо. Откуда это в тебе?

– Не надо принимать меня за полуробота-полуребёнка. Я – то, что я есть. Вернее, я – тот, кто я есть. И я хочу разобраться в том, что такое хорошо и что такое плохо именно с человеческой точки зрения.

– Так, чёрт возьми, я же об этом и говорю! Если у тебя и у меня всё хорошо, это вовсе не означает, что и у других тоже. И если ты можешь беспечно наслаждаться жизнью, когда другие страдают – это… как минимум неправильно. Как ты вообще мог допустить, чтоб людей усыпляли с помощью твоей технологии?!

У Буратино снова навернулись слёзы на глаза, но он помотал головой, поморщился и сдержался.

– Я сам пытаюсь это понять… Сначала гипносон был очень дорог – его могли позволить себе только богатые. Я считал, что это неправильно, но дешевле мы его продавать не могли, иначе бы молодая компания просто разорилась. Нужны были клиенты, при увеличении их числа можно было бы снизить цену. Вот тут-то и появились посредники – эти самые бюро по жизнеустройству. Их привёл Якушев. И это был прорыв! Вместо снижения цены он предложил дать им долю в двадцать пять процентов от стоимости гипносна, а они уже придумали способ, как сделать так, чтоб работяги оказались способны его оплатить. Так появились пчёлы и ульи. Якушев говорил, что это прекрасная возможность для развития, дескать, цену снизить всегда успеем, но для начала надо добиться финансовой независимости. Что касается роскоши… он утверждал, что для того чтобы нашу компанию воспринимали всерьёз, мы должны и выглядеть солидно. А по про эвтаназию все мне говорили: «Всё по закону», «они сами так хотят», «это лучшая смерть без боли и страданий»…

– А ты такой наивный столетний дурачок, – ухмыльнулся Закари.

– Да ты пойми, я был всего лишь ИИ, а ИИ должен подчиняться человеку. Наверное, я попал не в те руки. Но сейчас я сам человек… почти. Сам могу выбирать, с кем мне по пути, – он с надеждой посмотрел на собеседника. – И вообще, боюсь, ты недооцениваешь мою работу. Мой создатель перед смертью наказал мне сделать виртуальную реальность доступной для всех. Я сделал. Может, неидеально, но у меня получилось… Параллельно я понял, что гипносон – это не просто развлечение. У виртуальной реальности кроме прочих есть, например, такая задача – абсорбировать человеческую агрессию.

– Это как?

– Люди жестоки, и в отличие от животных жестоки сознательно и часто бесполезно. Один из способов развлечения у них – это причинять друг другу боль. Как показал весь ход истории, человечество абсолютно не способно обходиться без войн, несмотря на то что поддержание мира – это основная задача политиков. Поэтому либо реальная опасность того, что люди сами себя уничтожат, как это наглядно показал последний мировой конфликт, когда мир в очередной раз был поставлен на грань ядерной катастрофы, либо то, что мы имеем сейчас: уверенность в дальнейшем существовании человечества. Это, поверь мне, немало. Мы сумели отвлечь людей и целые страны от взаимных распрей, они теперь дерутся только в игре. Всё это в соответствии с принципом меньшего зла. За время массового распространения технологии гипносна на Земле не произошло ни одного серьёзного военного конфликта. Снизилось количество преступлений, связанных с насилием. Процесс глобализации значительно ускорился. Большинство стран разделены теперь границами лишь формально, кроме ближневосточных и самых диких африканских. Ещё России, конечно… И мне приятно думать, что в этом есть и моя заслуга, и заслуга моего создателя.

– Согласен, Буратино, это немало. Это очень даже здорово! Ты большой молодец. Но всё это, как наркотики, назначаемые на последней стадии рака. Они лишь снимают боль и страх, но от болезни не излечивают. Когда человек лишается гипносна, эта абсорбируемая агрессия высвобождается, и он начинает на всех бросаться. Ты прав, и не только жестокость, но и жадность, и подлость заложены в природе любого человека. Эти инстинкты необходимы для выживания в дикой природе или в примитивном, нецивилизованном обществе. И им не нужно давать выход. По большому счёту не важно, в какой реальности они проявляются. Там те же люди. И хоть там невозможно навредить им физически, но негативное воздействие на психику может быть не менее разрушительным. Надо учить человека подавлять в себе порочные проявления. Это как у компенсированных маньяков, которые, испытывая влечение к убийству, в то же время понимают, какой непоправимый вред могут нанести, и удерживают себя усилием воли. Так должен уметь делать каждый. Насколько он научится контролировать свои дремучие инстинкты, настолько хорошим человеком и будет. Понимаешь? – Закари показалось, что он говорит слишком сумбурно из-за волнения.

– Понимаю. Ты говори, говори, – успокоил его Буратино. – У нас есть ещё минут пять.

– Игра – прекрасное средство для обучения и воспитания людей. Вы почти это не используете. Ваши игрища потакают самым низменным инстинктам, а могли бы быть использованы для создания новой морали…

– Мы думали, что это неэтично – навязывать путём внушения людям свои идеи, – поспешил вставить мальчик.

– Кто-то всё равно берёт на себя такую ответственность: решать за других. И более охотно это, к сожалению, делают мерзавцы. У них нет никаких комплексов по этому поводу, никакой рефлексии. Они не думают про этику, а просто берут и делают так, как им самим выгодно. И пекутся не о том, как сделать людей лучше, а как оправдать свою выгоду в их глазах. Так почему не взяться за установление правил игры людям хорошим? Вот тогда и воцарятся на Земле мир и благоденствие.

– Как ты себе это представляешь?

– Вот изгои говорят, что строить прекрасное будущее будут только люди с подходящим набором наследственных признаков. Я считаю, что это чушь и фашизм. От наследственности многое зависит, но от воспитания гораздо больше. Нужно сделать так, чтобы быть хорошим, общественно полезным, цивилизованным человеком было популярно.

– Мне в общем нравится то, что ты говоришь, и у меня будет к тебе предложение по этому поводу. Но озвучу я его на совете директоров, который состоится прямо сейчас и на который я тебя приглашаю.

Тотчас открылась дверь, и в кабинет зашёл Одинцов и тепло поприветствовал Закари. И почти сразу за ним Якушев. Он тяжело посмотрел на молодого человека, потом вопросительно на Буратино. Тот кивнул. Исполнительный пожал плечами и сел.

– Я всё-таки не понимаю, что этот тип здесь делает?

– Это я его пригласил, – твёрдо ответил Буратино. – Давайте начнём с обсуждения ситуации в игре «Время ведьм»…

– А давайте! – с готовностью подхватил, почти перебил исполнительный директор. – Я, в полном восторге от того, как вам удалось провернуть этот переворот… – он потёр шею, как будто она у него болела, – но хочу вам напомнить, что игра называется «Время ведьм», и как же вы теперь без ведьм там обойдётесь?

– Почему же без? – ответил Буратино. – Они будут там присутствовать, только не на ключевых позициях, как раньше, а как неизбежное, но контролируемое зло. Игроки в подавляющем большинстве положительно реагируют на захват герцогом Альбрукским к власти в стране. Эта победа, я уверен, резко увеличит приток пользователей в игру. Следовательно, концепция «феодализма с человеческим лицом» продуктивна.

– Выходит, я был неправ, – признал Якушев с досадой. —Ладно. Без меня там тогда разбирайтесь, раз такие умные.

– Отлично, – Буратино по-детски улыбнулся, но потом сразу стал серьёзным. – Теперь поговорим о том, что делать с реалом. И, боюсь, Андрей, тебе не понравится то, что я сейчас скажу… Ты снова возглавишь юридический отдел, а политикой корпорации в роли исполнительного директора займётся Закари Вентер. Он открыл нам глаза на многие вещи, и он лучше нас всех вместе взятых понимает, что сегодня нужно этому миру. Вот он сейчас перед нами – глас человечества, выражающий самые сокровенные его чаяния.

Якушев достал из внутреннего кармана пиджака металлическую фляжку, открутил крышечку и стал лакать крупными глотками, пока содержимое не закончилось. После чего поперхнулся, откашлялся и заговорил, как это ни странно, спокойно:

– А я ведь чего-то подобного от вас и ожидал… Почти не удивили, господа. Что ж, видимо, по-вашему я это заслужил… И какие же у вас планы на будущее, позвольте спросить?

Буратино кивнул Закари, приглашая того самому ответить на этот вопрос.

За пару минут, которые прошли после объявления генеральным директором своего решения по поводу назначения недавней пчелы на столь важную должность, Закари успел пережить бурю эмоций, в основном радостных. Получалось, что тот самый разговор, к которому он готовился с утра, состоялся. И умница Буратино всё понял. С нечеловеческой скоростью проанализировал и сделал выводы. Неограниченные возможности одной из богатейших корпораций мира, с помощью которых можно преобразить этот самый мир в лучшую сторону, теперь подвластны ему, окончательно получившему имя вместо номера. Нужно только собраться с духом…

Закари заговорил, немного раздумывая между пунктами:

– Первым делом нужно разорвать все отношения с бюро по жизнеустройству и резко снизить цену на сеансы гипносна. Второе, разработать и начать активное продвижение развивающих виртуальных игр. Третье, запустить массовое производство промышленных роботов. И наконец, создать подразделение, занимающееся вопросами увеличения продолжительности человеческой жизни до бесконечности.

– Я вижу, вы ещё поработали над утопией, которую уже озвучивали в прошлую нашу встречу, молодой человек… Слишком много на себя берёте, а сами вообще не представляете, о чём говорите. Вы не понимаете, что будет дальше? Вы получите миллионы бездельников, бесполезно прожигающих бесконечную жизнь.

Закари немного замешкался с ответом.

– Кроме материальной сферы существует ещё и духовная. Люди будут создавать духовные ценности, предметы искусства…

– Это бред какой-то, – Якушев явно начинал сердиться. – А если у человека нет таланта?

– У каждого ест талант. Его нужно только найти и развить. А за бесконечную жизнь любой сможет это сделать. Если правильно воспитывать людей…

– Воспитывать?! – наконец взорвался бывший исполнительный. – А кто это будет делать? Вы, что ли? Да вы кто такие? Великие педагоги? Песталоцци? Макаренки все тут собрались? Сухомлинские хреновы? Особенно этот, – Якушев ткнул пальцем в Буратино и расхохотался. – Его самого ещё воспитывать и воспитывать. Да и бесполезно их воспитывать. Хочу привести вам в пример события, которые происходили сто лет назад в России. Я, к счастью, не застал это время, но много читал про него. Я в отличие от вас, любителей, серьёзно историей увлекаюсь. Так вот была такая порода людей – советский человек. С детства с молоком матери всасывал он, что бога нет, деньги – мусор, который нужно выбросить на свалку истории, а все люди братья. Но вот сменилась власть. Людям сказали, что в бога таки надо верить, деньги – хоть и не самоцель, но дают свободу, и снова напомнили, что человек человеку – волк. Всё! Все мигом переобулись. Кресты нацепили, бабки стали выдирать друг у друга из глотки и бывших братьев резать. Вот вам и воспитание. Что вы на это возразите?

Тут вмешался Буратино.

– Ты не застал то время, а я застал. Вот и Антон Сергеевич застал, – он кивнул на портрет. – А он как был атеистом, так и оставался им до самой смерти.

– Да при чём здесь создатель твой, Буратос? Таких, как он, единицы были. Исключения, подтверждающие правило. Я про основную массу людей говорю, про баранов этих, которым направление указали, они и побежали в надежде травку посочнее найти. Так что всему своё время. Оно всему и научит, и станет тогда раб свободным. Не раньше и не позже. И не от нас это зависит. И никуда торопиться не надо. Бесполезно это.

– Ещё как полезно! Именно торопить нужно это время. И ещё как от нас зависит, – горячо заговорил Закари. – А вы лукавите. В своих играх вы же сами и учите. Но не тому. Учите покорности, тому, как быть образцовым членом стада. Вы вот пример этот исторический привели. Я действительно мало знаю то время – нет по нему игр интересных, но сильно подозреваю, что государство и воспитало таких баранов, которые за травку на всё готовы. Поэтому и переобулись они так быстро. А надо учить людей быть свободными, иметь собственное мнение, принципы. Уметь требовать от государства то, что оно должно своему гражданину. Быть человеком, а не бараном тоже надо уметь…

– Бла-бла-бла. Пустые бредни… – Якушев даже не посмотрел в его сторону. – Эх, ребятушки, кого вы слушаете? Это же насекомое. Личинка! Всё, что он знает, из наших же игр и почерпнуто.

– Зря ты так, Андрей, – наконец подал голос Один. – Один, как глухарь, поёшь и никого не слышишь. Впрочем, как всегда…

– Ясно… – вздохнул Якушев. – Что ж, так я и думал. Давайте тогда я вам кое-что покажу.

Его третий глаз создал голограмму над поверхностью стола. Это был саркофаг. Он не был вмонтирован в стену и был весь прозрачный, как будто из хрусталя. Внутри лежала девушка… Её лицо приблизилось, и Закари узнал Сильвию. Она стучала кулаками по стенкам и кричала что-то – саркофаг не пропускал звуки.

– После того, как вы убили меня в игре, я понял, что на этом вы не остановитесь. Поэтому я решил пойти на некоторые превентивные меры. Мои люди похитили изгойку и доставили в надёжное место. Если вы не согласитесь на мои условия, твоя возлюбленная, Закари, умрёт через месяц. Я не зверь, до этого она проживёт тысячу лет в раю. Но я не стану погружать её в «Последний сон», если подпишете эти бумаги, – он достал из ящика чёрную папку с золотым логотипом компании и толкнул её по гладкой поверхности стола в сторону компаньонов. – По ним вы забирайте себе завод турбопланов и три миллиарда денег – по миллиарду на рыло, а я оставляю себе игры, этот офис и поселение альфа-тестеров.

– То есть замок и деревеньку? Никак не можешь изжить в себе феодала? Во «Время ведьм» переиграл? А ты не охренел, брат? – возмутился Один. – Постой. Ты сказал три миллиарда. А остальные четыреста тебе?!

– Да, мне! Потому что это я их заработал.

– Но тогда нам никогда не осуществить наших целей… Денег же ни на что не хватит, – огорчился директор по рекламе, который, как теперь стало окончательно ясно, встал на сторону Буратино и Закари.

– Я придушил тебя в игре, и самое страшное, что мне это понравилось, – прошептал Буратино, – если честно, хочется повторить в реале.

– Можете не соглашаться. Но только эта красавица тогда уже никогда не проснётся. И даже, если вы её отыщите, всем вам прекрасно известно, что, если человека разбудить во время процедуры «Последнего сна», он может сойти с ума или, в лучшем случае, потерять память. У вас есть минута на принятие решения. Время пошло.

На голограмме появился таймер: красные числа начали меняться – 60, 59, 58…

Все смотрели на Закари, было понятно, что решение зависит только от него.

На цифре «10» молодой человек встал, взял в руки папку, достал оттуда листы и разорвал их пополам, потом ещё пополам, потом ещё…

– Тут математика простая: один человек или всё человечество, – бормотал он. – По принципу меньшего зла… Пускай она станет последней, кто увидит «Последний сон».

Разорвать ещё раз сил уже не хватило, и Закари бросил ворох обрывков через стол в лицо Якушеву.

Цифры таймера исчезли, по периметру саркофага побежали синие огоньки. Сильвия перестала биться и закрыла глаза.

Сквозь слёзы с ненавистью глядя на Якушева, Закари процедил:

– Только и эту сволочь тоже давайте усыпим. И чтобы он всегда играл только на стороне зла. И всегда проигрывал, потому что хотя бы в играх добро должно побеждать.

– Это можно, – подумав, сказал Буратино. – А я за этот месяц попытаюсь разбудить Сильвию, но пока совершенно не представляю, как это сделать.

Якушев вскочил, пихнул в сторону Закари своё кресло и побежал к двери, вереща: «Охрана!» Раздался негромкий хлопок, бывший исполнительный директор остановился, обвёл всех мутнеющим взглядом и рухнул лицом вниз. Из шеи у него торчал дротик с транквилизатором.

Буратино положил разряженный пневматический пистолет на стол.

– Я тоже могу иногда кое-что предвидеть. И я больше не робот, на меня законы робототехники больше не распространяются. Если он сам согласие на эвтаназию не напишет, я его лично пытать буду.