На пятый день пребывания Закари в общине изгоев выпал выходной.

Навещая его с утра, Док предупредил:

– Много пить не рекомендую. Как бы ни расписывали тебе лечебные свойства изгойских вин и настоек. Желудок у тебя всё ещё очень нежный – вывернет наизнанку. Вино можно попробовать, а вот напитки покрепче не стоит. Да и вообще, ты же не пил никогда натуральный алкоголь? Очень осторожно надо в первый раз. Он высвобождает агрессию, а в твоём состоянии это очень опасно. Лишенцы кидаются на людей, потому что агрессия, которая расходуется в регулярном гипносне, в абстинентном состоянии разрывает их разум на части. Один из компонентов моего медикаментозного коктейля помогает человеку не превратиться в зверя, но этиловый спирт вступает с ним в реакцию и нейтрализует.

Время в ожидании Сильвии молодой человек провёл в своём изоляторе за чтением – это было, конечно, не так занимательно, как гипносон, но ему нравилось это медитативное, умиротворяющее занятие. В итоге он задремал, уронив книгу на грудь.

В дверь тихонько постучали. Закари открыл глаза и разрешил войти.

– Привет! – прозвенел голос Сильвии. – А что это у нас вид такой сонный?

Он улыбнулся смущённо.

– Да вот читал. Уснул что-то…

– Это всё потому, что вас, пчёл, мёдом не корми, дай поспать. По-другому веселиться не умеете. А ну вставай, я тебе покажу, как оттопыриваются изгои!

Праздник традиционно проходил в развалинах древнего амфитеатра в трёх километрах от электростанции, на полпути к заброшенному посёлку миллионеров. Туда они доехали на знакомом грузовичке, на котором Сильвия несколько дней назад доставила Закари на электростанцию. Правда, на этот раз она была не за рулём, а с ним и ещё десятком изгоев в кузове на жёстких самодельных лавках. Все были возбуждены и горячо обсуждали предстоящее культурное мероприятие. Сначала должны были показать спектакль местной театральной труппы по Шекспиру, потом планировались танцы под живую музыку.

Амфитеатр царя Ирода оказался огромным и ещё крепким, несмотря на свой более чем двухтысячелетний возраст. Снаружи от былого убранства здания мало что осталось: стены из пористых от времени камней поросли травой и кустами, арки, ведущие внутрь, выглядели ненадёжно, хотелось проскочить под ними поскорее. Зато изнутри всё выглядело фундаментально. От полукруглой арены с мраморным полом вверх поднималось рядов тридцать каменных ступеней-скамеек. За ареной располагалась высокая сцена, фоном для которой служило море, катающее волны свои метрах в ста от сооружения.

Народ быстро прибывал и спешил занять места. Здесь собралось, наверное, почти всё население общины, кроме самых старых и малых. Для детей предназначались лучшие места на арене, уставленной разноцветными пластиковыми стульями.

Закари насчитал с десяток людей, одетых, как и он, в белое. Среди них находился даже один мальчик лет шести или семи.

– У нас единственный в стране театр. Посмотреть спектакли приезжают из других общин. Мы пускаем также панкстеров, – Сильвия указала на группу мужчин и женщин на северной трибуне, которые выделялись на общем фоне своими диковатыми, постапокалиптическими нарядами и брутальными лицами.

Спектакль начался как раз после того, как солнце зашло и перестало светить в глаза зрителям. Первая сцена спектакля с уличной потасовкой на площади Вероны проходила на фоне гаснущего неба. На актёров светили софиты, но Закари более шумного действа интересовал переход тёмно-синего неба в розовое зарево над горизонтом.

Но постепенно спектакль захватил его внимание полностью. Видывал он, конечно, исполнение и получше: в одной из игр о начале британского Ренессанса тень отца Гамлета, например, играл пред ним сам Уильям Шекспир. Вернее, искусственно-интеллектуальное представление о великом драматурге и актёре, выполненное профессиональной системой обработки человеческих образов, которая взяла не один Оскар за байопики множества исторических деятелей. Но и эти живые актёры были в основном неплохи. Особенно старались юноша и девушка – исполнители главных ролей. Между ними чувствовалась настоящая химия, или они достаточно искусно её подделывали.

Да и сама история задела его за живое. «Вот так надо любить! – думал он, аплодируя выходящим во второй раз на поклон актёрам. – Без ума, без оглядки. До гроба». Сотни его виртуальных увлечений показались ему сейчас недостойными одной настоящей земной любви. Он невольно посмотрел на Сильвию, которая, с блестящими от слёз глазами, кричала «Браво!» Она показалась ему такой прекрасной в этот момент, что душа его преисполнилась нежностью.

После спектакля детей отправили домой, а по обеим сторонам сцены развернули бары. В них наливали бесплатно – можно было взять любой напиток собственного производства общины или, при наличии специального браслета из синего пластика, который выдавали за особые заслуги, фирменный алкоголь. У Закари пока никаких заслуг, конечно, не было, зато браслет оказался у Сильвии.

– Пойдём, Зак, я угощу тебя настоящей текилой, – она потянула его за руку.

– Спасибо, конечно, но я лучше вина выпью. Крепкое Док не советовал.

– Ничего. Немножко можно. Даже на пользу пойдёт.

– Но я не привык, чтобы угощала женщина.

– Какой ты, оказывается, сексист гнусный. Мне этот браслет, между прочим, за тебя дали.

– В каком это смысле?

– За то, что привезла тебя сюда, дуралей.

Натуральный алкоголь не понравился Закари, виртуальный был гораздо вкуснее. К тому же после третьего шота его затошнило. Он решил притормозить и стал наблюдать за окружающими.

Оказалось, что напиться в этом халявном баре невозможно – у барменов были датчики содержания алкоголя в крови, и при превышении определённого показателя загорался красный огонёк и клиенту предлагали выпить воды или кофе. Пить полагалось только у бара, иначе можно было бы, не выпивая сразу, накопить где-нибудь в укромном месте запас алкоголя, потом осушить его и впасть в кому. Однако Закари заметил, что один из панкстеров успешно обходит это ограничение довольно остроумным способом. На соседнем с ним барном стуле сидела, по всей видимости, его девушка, с которой он с завидной периодичностью целовался. Происходило это сразу после того, как девушка выпивала рюмку ара́ка местного разлива. Во время поцелуя кадык парня совершал заметные возвратно-поступательные движения. Каждое лобзанье хитрый панкстер закусывал орешком, и взгляд его становился всё более и более томным.

Тем временем на сцене смонтировали барабанную установку, и от созерцания панкстерских нежностей его отвлекли звуки настраиваемых музыкальных инструментов.

Рядом с ним снова очутилась Сильвия, она убегала куда-то, оказывается, чтобы переодеться. Глаза её были подведены и из странных превратились в экзотические.

– Давай ещё по рюмке и пойдём танцевать! Ты умеешь?

– Немного, – поскромничал Закари, который не раз доходил до уровня «Бог» в игре «Грязные танцы».

Он выпил через силу, закусил долькой лайма, чтобы сбить тошноту, и ринулся на арену, влекомый за руку Сильвией.

Арену освободили от стульев, и она служила теперь танцполом. Ансамбль настроился, и зазвучали ритмичные аккорды эклектического рок-н-ролла.

«Вот это вы угадали…» – развеселился про себя Закари.

Музыканты у изгоев оказались, пожалуй, даже лучше актёров. Солиста было почти не слышно, его голос не вёл лейтмотив, был скорее фоном, одним из музыкальных инструментов.

Их пара смотрелась очень эффектно: он во всём белом, она в коротком красном платье.

В игре он скорее повторял комплекс сложных движений, больше как спортсмен, а не танцор, здесь же, на древнем мраморе, он импровизировал. И немалая заслуга в этой импровизации принадлежала, безусловно, текиле. Сильвия нисколько не уступала партнёру. Он вёл, и она угадывала его намерения и не сбивала с ритма. Пары вокруг расступились, давая им место. Стали возможны акробатические элементы. Для пробы Закари поднял её в воздух и провернул вокруг себя. Девушка взвизгнула. Люди вокруг останавливались и, чтобы наблюдать их танец, на трюках свистели и улюлюкали. В конце композиции танцоры отважились на «мёртвую петлю». Он поднял её над собой и отпустил, Сильвия вниз головой скользнула по его спине, Закари поймал её за руки и продёрнул у себя между ног так, что она снова оказалась лицом к нему. Музыка закончилась. Через несколько секунд толпа разразилась криками восторга и аплодисментами. Аплодировали даже музыканты.

И только тут Закари почувствовал, как уморился и запыхался. А ещё понял, что сейчас, как и предсказывал доктор, его вывернет наизнанку. Он практически вырвал руку у Сильвии, которая в этот момент делала книксен и чуть не потеряла из-за него равновесие. Кинулся в ближайшую арку на выход, но выбежать из амфитеатра не успел и осквернил древние камни содержимым желудка. Хорошо, что этого никто не видел.

Закари вышел наружу и присел на обломок колонны. После того как желудок опустел, сразу стало легче, мысли прояснились. Он немного подождал, не выйдет ли Сильвия поинтересоваться, как у него дела. Она не вышла, и он вернулся в густой шум амфитеатра.

Звучала медленная композиция. Закари нашёл свободный стул у бара и стал глазами искать Сильвию. Она танцевала с Илаем. Народ также расступился, чтобы освободить для пары место.

Он наблюдал за ними сначала благосклонно, но вдруг на него нахлынуло неизведанное доселе чувство. Композиция, навеянная латиноамериканскими мотивами, подразумевала некий интим между партнёрами, но Закари стало казаться, что движения их чересчур откровенны. В её взгляде, обращённом к партнёру, он разглядел вожделение. Руки старосты слишком по-хозяйски распоряжались частями её тела.

«Чёртов Илай. Он для них и царь, и бог, любая изгойка с радостью кинется ему на шею», – подумал Закари и попросил у пробегающего мимо бармена текилы.

– Извини, друг, но у тебя нет браслета.

– Дай тогда кофе, – буркнул несчастный ревнивец.

Он вспомнил, как Док намекал, что у Сильвии было что-то со старостой. Закари тогда не обратил особого внимание на эти слова: «…они старые друзья, даже больше, чем друзья», а теперь до него дошёл их похабный смысл: «Конечно! Он же её бывший любовник. А, может, и никакой не бывший, а самый что ни на есть настоящий. И, может, вообще, не единственный…»

Позавчера Сильвия оставила его на пару часов со Стариком, который, как обычно, ловил рыбу на пирсе. Тот с удовольствием рассказывал о свободных нравах, которые царят в среде изгоев. «У нас, например, главное что, знаешь? Главное – это выковырять из себя собственника, понять, что всё общее. Вот как эта удочка, например. На вот возьми, поуди. Ага. Умеешь? Ну ничего, я тебя научу. А то давай, например, ко мне в артель? Илай обещал лодки осенью купить. Или вон как баба, например. Сегодня она твоя, а завтра другой товарищ, например, попользоваться хочет. А что? И пожалуйста! Если она, конечно, не против. Поэтому и дети, например, у нас общие. Трудно бывает это людям понять… Но вот как поймут, так начинают тут как дома себя чувствовать».

Тем временем танец закончился, и Сильвия подсела к нему.

– Тебе нехорошо стало, да? Это я виновата с текилой этой дурацкой. Хотела, чтоб тебе было весело.

– У тебя получилось. Всё прекрасно. Я устал просто. Пойду домой, пожалуй.

– Что значит «пойду»? Вместе приехали, все вместе и уедем через час примерно.

– Тут идти-то как раз час. Я прогуляться хочу, – упёрся он.

– Ну хорошо. Тогда я с тобой пойду.

– Прошу тебя, не надо. Я не хочу портить тебе веселье. Да что я ребёнок, что ли, в конце концов?! – просительная интонация постепенно переросла у него в возмущение.

– Я тоже устала и хочу прогуляться, – её тон исключал возражения.