Через полтора часа после отбоя, вдоволь наворочавшись в саркофаге, 32/08 понял, что уснуть у него не получится. Он никогда не засыпал без газа, с помощью которого саркофаг мгновенно погружал своего обитателя в сон.

В отчаянии он отправил запрос в бюро по жизнеустройству:

Ответ был следующим:

«Уважаемый клиент, TA5625/27/32/08D,

От этого щедрого предложения у 32/08 зашевелились волосы по всему телу.

«Нет! Нет! Никакой эвтаназии», – написал он ответ. Не отвечать на подобное письмо было страшно – ещё усыпят по умолчанию.

Он нашёл в Сети рекомендации для лишенцев и в соответствии с одной из них стал считать барашков. Дошёл до пяти сотен и утомился, но не настолько, чтобы уснуть. Тут в голову пришла мысль: «Надо будет цпы́ры поставить». Когда смысл этой фразы, вернее, его отсутствие, дошёл до сознания, 32/08 открыл глаза. Какие ещё цпыры? Нет. Это не сон. Это бред. В отчаянии он решил выбраться из саркофага, который был тёмен, душен и неуютен.

Соседи мирно почивали, их саркофаги тихонько гудели и светились голубым цветом. 32/08 испытал острый приступ зависти и подосадовал на самого себя. Психопат. Потерпеть не мог. Шейка у него обгорела… Саркофаг обработал кожу каким-то линиментом, и жжение быстро превратилось в лёгкий дискомфорт. Завтра он, наверное, уже ничего не почувствует.

Он вышел вон из секции. Пустые коридоры улья представляли собой зрелище непривычное и безмерно унылое. Транспортные ленты и эскалаторы не двигались, лифты не работали. Путь с 32-го этажа, казалось, никогда не кончится. Ему пригрезилось, что он давно прошёл здание сверху вниз и спускается теперь глубоко под землю. Он отогнал эту нелепую мысль и через пару этажей оказался-таки в пустом и гулком вестибюле.

На улице веселее не стало. Капал грустный прохладный дождик. 32/08 побрёл куда глаза глядят. Как ему казалось, к морю.

В голове звенела пустота. Даже странно: мысли были только о том, что мыслей нет. Мозг просто обрабатывал чёрно-белую картинку перед глазами: одинаковые мокрые улицы, освещаемые редкими фонарями.

Чтобы хоть чем-то заполнить пустоту внутри, принялся напевать.

Залипал он как-то в виртуальной игре про русскую гражданскую войну под названием «Белогвардейцы». Был влюблён в певичку из кабаре. Она очень недурно исполняла романсы. Его любимыми были: «Белой акации гроздья душистые» и «Дождик осенний, поплачь обо мне». Иногда они пели под гитару на два голоса, производя фурор среди господ офицеров. Сейчас на ум ему пришёл «Дождик осенний», хотя на улице стояла весна. 32/08 отчётливо слышал мелодию про себя, но, когда попытался петь вслух, оказалось, что в ноты он не попадает и голос имеет отнюдь не такой ангельский, как во сне. Он осознал, что петь в реале пытается впервые в жизни.

Городской пейзаж тем временем поменялся. Громады пчелиных сот закончились. 32/08 перешёл через трассу по путепроводу и очутился среди жутких бетонных развалин.

Когда он вступил в световое пятно от чудом уцелевшего фонаря, навстречу ему вышли двое.

– Ты посмотри, кого это к нам занесло, – насмешливо проговорил тот, что повыше, – пчела, да ещё золотая.

– И что же ты забыл здесь, приятель? – поинтересовался коренастый.

– Да ничего. Просто гуляю, – 32/08 совершенно не испугался; эти двое напомнили ему увальней из команды Питера Одноглазого – такие же неопрятные и наглые. Смущала его единственная мысль: а что если петь у него, как в гипносне, не получается, так ещё и драться он не сможет.

– Здесь просто так не гуляют, – заявил длинный. – Ты или покупаешь у нас что-то, или валишь отсюда в ужасе.

– И что же я могу у вас купить?

– Свою жизнь, например, – предположил тот, что пониже.

– Моя жизнь принадлежит бюро по трудоустройству, а не вам, собаки сутулые.

32/08 поймал себя на том, что ступил на дорожку, протоптанную покойным гонцом во «Времени ведьм». «А плевать!» – решил он и встал в стойку.

Длинный криво улыбнулся.

– Ты, значит, смелый. Из этих, бойцов виртуальных? А ты знаешь, что эти навыки здесь не работают?

– А я так не думаю. Хотите проверить? – он явно был в бойцовской форме: мускулатура, привыкшая к постоянным нагрузкам на работе, была послушна, и в Коко́цу-Да́чи он ощущал себя вполне естественно.

Тут длинный оглушительно свистнул для того, чтобы отвлечь внимание или напугать, как подумал 32/08, а приземистый стал обходить сбоку.

Навыки, полученные в виртуальной реальности, таки сработали. Он разделался с ними за считанные секунды: длинный лёг от молниеносного удара рукой в челюсть, второго (тот был уже за спиной) каратист восьмого почётного дана в игре «Самурайская сага» достал ногой в печень, проведя средний Уширо-Гери.

Он собирался произнести нечто наставительное корчащимся от боли гопникам, но оказалось, что длинный свистел вовсе не для отвлечения внимания – со всех сторон бежали люди. У некоторых в руках были палки, цепи и даже, как ему показалось, посверкивали ножи.

– Кто тут главный? – закричал 32/08, пытаясь применить навыки противостояния толпе.

Однако никто не стал отвечать на этот сакраментальный вопрос, круг сомкнулся, и бедняга очень скоро оказался на земле, ничего толком не успев сделать. Было не больно. Закрывая голову руками, он думал, что сейчас, наверное, умрёт, и удивлялся, что эта мысль его абсолютно не пугает.

Когда 32/08 очнулся, рядом никого не было. Он лежал в неглубокой луже. Дождь уже прекратился. Комбинезон был растерзан, весь в грязи и крови, золотые пчёлы на воротнике отсутствовали. Удобные ортопедические ботинки с укреплёнными керамокомпозитом носками тоже. Ботинки – ладно, их списывали без проблем, а вот значки придётся отрабатывать… Третий глаз, конечно, оставили, кому нужен гаджет, генетически привязанный к своему владельцу?

«Что ж, – подумал он, – зато теперь с меня взять нечего».

Поднялся и продолжил свой путь, припадая на правую ногу, отбитую в голени дубинкой. Болел правый бок, особенно на глубоком вдохе.

Когда трущобы закончились, осталось пройти последнюю линию строений, состоящую из некогда роскошных, ныне полузаброшенных отелей. Охранники и швейцары – единственные живые твари в этом людьми и богом забытом месте – угрюмо поглядывали на хромого оборванца.

И вот наконец он очутился на пляже. Когда-то это была обустроенная городская зона отдыха с кафе и ресторанами, раздевалками, туалетами и душами, прокатом шезлонгов и зонтиков. Однако теперь даже питьевые фонтанчики не функционировали. Исправен оказался только один кран для полоскания ног, 32/08 напился из него, после того как дал стечь ржавой воде.

Мягкая полоса песка, и вот оно – море. Тёплое и ласковое. Трётся о ноги, как кошка.

Он вспомнил, как приходил на этот пляж с родителями. Когда это было? Лет двадцать назад. Ему было пять. Папа и мама пытались делать вид, что им весело, потом опять поссорились. Это был последний раз, когда они проводили время вместе.

Вскоре родители отдали его в бюро по жизнеустройству, получив за это по десять лет гипносна каждый. Это он потом узнал, что за ребёнка дают такое вознаграждение. Его воспитал ИИ, изображающий идеальных родителей, которые не ссорятся и не кричат, всё время улыбаются и объясняют терпеливо. Но 32/08 всегда чувствовал, что на самом деле искусственным родителям глубоко наплевать и на него, и друг на друга.

Стало полегче. Захотелось окунуться полностью. Он зашёл в воду по пояс, потом по грудь.

Нырнуть не решался. В тёмных водах было что-то пугающее, хотя он прекрасно понимал, что никто не ухватит и на дно не утащит…

И вдруг задумался о том, каково бы это было – утопиться. Немного неприятных ощущений от попадания солёной воды в дыхательные пути, возможно, горькие сожаления по поводу содеянного и… баста. Никаких бесконечных бдений у раскалённой печи, никаких мозолей и сгоревших шей, никаких начальников – садистов и самодуров, никаких санкций от бюро по жизнеустройству. Никакой бессмысленной, скотской жизни, в конце которой ждёт скотская же смерть – когда придёт время, саркофаг хладнокровно усыпит своего квартиранта навсегда.

«Не вам, гады, решать, когда мне умереть. Я сам распоряжусь своей судьбой», – проскочила мысль. Сначала он просто ради развлечения думал о самоубийстве, а тут его как будто бы качнуло навстречу бездне. Это испугало его. Он же вовсе не за этим шёл к морю… А зачем?

И тут с берега, как будто специально озвучивая его испуг, до 32/08 донёсся женский голос:

– Эй, приятель! Ты что там задумал? Всё не так плохо.

Он передумал купаться и побрёл к берегу.

Девушка сидела на песке. Была она миниатюрна и облачена в мешковатую одежду. Он сел рядом, кряхтя от боли в боку и ноге.

У неё были необычные веки, немного приспущенные в верхненаружном уголке глаза. От этого взгляд казался печальным и неуверенным. Контрастируя с этим впечатлением, она говорила задорно:

– Ну и видок у тебя. Что случилось?

Он отмахнулся.

– Да так… на хулиганов каких-то нарвался.

– Это ты панкстеров так называешь? И как же ты умудрился повздорить с этими добродушными парнями?

– Это было несложно, – он решил поменять тему. – Я вовсе не собирался топиться. Я просто не могу спать.

Она задумчиво посмотрела на него.

– Я нередко встречаю здесь таких, как ты. И некоторые действительно хотят утонуть… Как тебя зовут?

– Тридцать два ноль восемь. Некоторые ещё добавляют в конце «Ди».

– А я Сильвия. Когда-то и у меня тоже был только номер… А по поводу сна, так тебе уже переживать нечего. Сегодня ты сможешь поспать самым обычным образом.

– Это как же?

– Ты хромаешь, – она легонько ткнула его пальцем в бок, он дёрнулся от боли, – а ещё, по-моему, у тебя сломано ребро. Ты обманул систему. Саркофаг теперь просто обязан погрузить тебя в сон минимум на сутки, пока не вылечит. А поскольку вызванный нарколептическим газом сон по закону не может быть без сновидений, ты опять попадёшь в свою любимую виртуальную реальность.

– Да. Ты права. Как это я сам не догадался? А ты тоже из этих… – он мотнул головой в сторону, откуда пришёл, – как ты сказала? Из панкстеров?

Она засмеялась заразительно, да так, что ему тоже пришлось улыбнуться.

– Нет. Я из изгоев. Слышал о нас?

Он испуганно присмотрелся к ней.

– Совсем немного. Так ты сумасшедшая?

– Это как посмотреть… Пойдём-ка я тебя провожу до твоего улья, а заодно просвещу немного.

32/08 послушно поднялся с песка и поделился опасением:

– Нам придётся идти через трущобы. Ты не боишься? Мне-то терять нечего, а вот у тебя, я думаю, есть, что отобрать…

– Мы торгуем с панкстерами. Они нас не трогают. Они, вообще, не такие плохие ребята, как тебе, наверное, показалось…

Он посмотрел на неё удивлённо.

– А по-моему, самые обыкновенные бандиты.

Поддерживая под руку хромающего лишенца, Сильвия рассказала, что в южной части города испокон веку селились маргинальные элементы. Лет двадцать назад правительство решило снести полуразвалившиеся бомжатники, их обитателей переселить в соты, тех, кто не захочет стать пчёлами, – на окраины, а освободившуюся территорию застроить ульями. Однако власти внезапно встретили мощное и организованное сопротивление со стороны аборигенов, которые стали называть себя «панкстерами». Они сбивали полицейские дроны, устраивали теракты и в знак протеста совершали публичные аутодафе. В конце концов от них отстали. Договорились с их лидерами о том, что те сами будут поддерживать порядок в гетто.

– Чем же они живут? Тем, что грабят тех, кто заходит к ним в гости?

– Обычно они так не поступают. Ты, наверное, сам напросился. У них много занятий. Кто-то получает пособие по безработице. Те, кто поамбициознее, пашут на низкоквалифицированных работах за минимальную зарплату. Ну а самые изобретательные устроили лаборатории в бывшем метро, где производят и продают алкоголь и наркотики. Ещё у них есть публичные дома, в которые захаживают люди из самых разных слоёв общества.

– Разбойничья вольница.

– Ты прав, но они активно противостоят системе и способствуют раскрепощению угнетаемых. Бывшие пчёлы присоединяются к ним гораздо охотнее, чем к нам. Может быть, они как раз та самая сила, что вечно хочет зла и вечно совершает благо… – процитировала она с выражением.

– Гёте, – узнал он. – Откуда ты знаешь?

– То, что я знаю, – это как раз не странно, что нам ещё делать, если не читать? А вот откуда знаешь ты? – она посмотрела на него с любопытством.

– Играл когда-то в игру на основе «Фауста». Зная первоисточник, пройти её было проще.

– А ты необычная пчёлка, – произнесла она задумчиво и стала рассказывать про изгоев.

Оказалось, что в отличие от панкстеров, у которых есть салоны гипносна, изгои принципиально живут только в реале. Их основное занятие, дающее средства к существованию, – сельское хозяйство и кулинария. Современная пищевая промышленность производит полупереваренные смеси, а изгои – натуральную растительную и животную пищу.

– На вот попробуй, – она выудила из своего маленького рюкзачка, который на одной лямке болтался у неё на плече, красивое, спелое яблоко.

32/08 сильно проголодался – вечерняя порция пластиковой каши не была рассчитана на то, что, вместо того чтобы спать, он будет шляться по улице. Может, поэтому плод показался ему слаще и сочнее тех, что он пробовал во сне.

Про рабочих пчёл Сильвия рассказала, что в современном обществе их большинство – около семидесяти процентов. Их реальное существование убого и подчинено производству, их сны волшебны, но стоят свободы. По сути – дешёвая рабочая сила, вкалывающая за кров, еду и гипносны. Крупные предприятия могут позволить себе роботов, которые давно могут выполнять любую работу, а владельцам малых и средних фабрик и заводов выгоднее задействовать пчёл.

Есть ещё прослойка наёмных руководителей различных уровней от мастера на заводе до управляющих производственных предприятий и коммерческих организаций, которые получают неплохие зарплаты и могут себе позволить комфортное существование как в реальном, так и в виртуальном мирах. Однако некоторые из них так же, как и изгои, принципиально не играют, предпочитая земные удовольствия.

И наконец немногочисленная элита, в которую входят владельцы предприятий и многочисленных бюро по жизнеустройству. Они зарабатывают деньги и могут позволить себе гипносон любой продолжительности.

Эти бюро – самое страшное порождение современного общества. Название их произошло от ранее существовавших бюро по трудоустройству, когда спекулянты человеческим мясом поняли, что можно «устраивать» не только труд, но и всю жизнь подопечного. В сговоре с владельцами средств производства и провайдерами виртуальных игр они превращают реальную жизнь огромного количества пчёл в пытку, от которой те могут спастись лишь во сне.

Есть ещё небольшая прослойка тех, кто занят в создании игр, они стоят особняком, и их ничтожно мало – основную работу там делают нейросети.

– Ну вот. Вкратце примерно так всё и устроено. И мы как раз дошли до ульев. Давай прощаться.

– Но постой. У меня ещё много вопросов.

– Мне нужно идти. И ты иди спать, но помни: реальная жизнь может и должна быть гораздо интересней самых замечательных снов. Что-то мне подсказывает, что мы не в последний раз видимся. Когда тебя вновь одолеет бессонница, набери меня, – она навела свой третий глаз старой модели, выглядевший как знак касты на лбу у индийской женщины, на его, современный и практически незаметный. Устройства синхронно пикнули, подтверждая обмен контактами. – Я тебя с нашими познакомлю, ну и покажу, как мы живём. Может, тебе у нас понравится больше, чем в твоём гробу. Вас лишили воли, но не выбора. Иногда это гораздо надёжнее, чтобы держать в узде. Торчать, как наркоман, на гипносне – вовсе не единственный выход в жизни.

Она порылась в своей котомке и протянула на ладони две золотые пчёлки, точь-в-точь такие же, как те, которые забрали панкстеры.

– Держи. Подарок.

– Но откуда они у тебя?

– Я же говорила, что у меня не всегда было имя. Забирай, они мне не нужны.

Саркофаг диагностировал у 32/08 поднадкостничный перелом двух рёбер, ушиб мягких тканей головы, лёгкое сотрясение мозга и гематому в правой почке и сообщил своему жильцу, что сеанс лечебного гипносна продлится двадцать шесть часов четырнадцать минут. 32/08 жадно втянул ноздрями такой знакомый запах усыпляющего газа и отправился во «Время ведьм».