Млекопитающие заполняют ниши, освободившиеся после динозавров Приматы эволюционируют, сохраняя привычные черты • Люди отделяются от наших последних общих предков с человекообразными обезьянами • Мы начинаем ходить на двух ногах, и наш мозг увеличивается • С каждым поколением мы накапливаем информации больше, чем теряется последующим
66 миллионов лет назад мир был унылым, холодным и сухим. Местность покрывали погибшие растения и животные, которые гнили на солнце и постепенно покрывались пылью и грязью. Крупные виды животных серьезно пострадали во время вымирания мелового периода из-за разрушения пищевой цепи. Кроме черепах и крокодилов землю теперь населяли небольшие существа, такие как птицы и млекопитающие.
Циклы бурного роста и спада биологической эволюции продолжались, как обычно. Экологические ниши мира были пусты. Быстрая эволюция млекопитающих вновь заполнила их. Поначалу млекопитающие напоминали мышей или бурундуков. В основном они не превышали в длину 50 см и весили менее килограмма, обгладывали растения и ели насекомых, для укрытия зарывались в землю или прятались на деревьях. Эти выжившие млекопитающие разделятся на большее количество видов и займут доминирующее положение на Земле, как это делали до них динозавры, завропсиды, амфибии и членистоногие. Жестокий дарвиновский цикл мог бы продолжаться без каких-либо признаков усложнения еще сотни миллионов лет. Однако на этот раз на горизонте появилось нечто новое…
60 миллионов лет назад температура снова выросла. Мир потеплел. Северная Америка и Евразия были тропическими. Подавляющую часть Земли покрывали леса, пустыни находились только на экваторе. На полюсах льда было мало или не оставалось вовсе. Млекопитающие начали увеличиваться в размерах.
Предок слонов тогда был не больше собаки, но постепенно он превратится в самое крупное наземное млекопитающее мира. Одновременно млекопитающее аналогичного размера стало охотиться на рыбу и красное мясо, пользуясь острыми зубами, чтобы разрывать плоть добычи. К периоду около 42 миллионов лет назад такие хищники эволюционировали в две ветви с псовыми и кошачьими признаками: предков волков, лисиц, медведей и львов, тигров, ягуаров соответственно.
55 миллионов лет назад одно небольшое млекопитающее размером с кошку (индохиус) развивалось так, что периодически проводило время в воде и даже могло погружаться под воду. Это млекопитающее стало предком бегемотов и китов. Прародители китов проводили в океанах все больше времени, сначала на мелководье, а затем научились погружаться глубже и поедать множество криля и рыбы. К периоду около 40 миллионов лет назад их превращение в китов окончательно завершилось.
Предок лошади (гиракотерий)
©Universal Images Group North America LLC/Alamy
Также 55 миллионов лет назад в лесах обитал предок лошади, многопалый и размером примерно с собаку. Он бесшумно и проворно передвигался среди деревьев и кустарников по лесной подстилке. Когда климат стал холоднее и суше, эти существа начали все чаще бегать на доминирующем третьем пальце ноги. Со временем остальные пальцы значительно уменьшились, дав лошадям характерные копыта. Они уже не крались сквозь леса, а преодолевали большие расстояния.
За относительно короткий промежуток времени – несколько десятков миллионов лет – млекопитающие быстро освоили экологические ниши и увеличились в размерах, составив основную часть мегафауны мира и создав строительные блоки для известных нам сегодня видов.
55 миллионов лет назад появились и приматы. Вначале они были маленькими млекопитающими, обитающими на деревьях, с хватательными руками и обращенными вперед глазами. Эти черты хорошо помогали им не падать с деревьев. Расположенные спереди глаза, например, обеспечивали приматам стереоскопическое зрение и восприятие глубины, что особенно важно при оценке прыжка с ветки на ветку. Чтобы обрабатывать всю эту трехмерную информацию, приматам требовался все более крупный мозг.
Приматы заселили Северную и Южную Америку и, отделенные огромной Атлантикой 40 миллионов лет назад, продолжили там развиваться, превратившись в обезьян Нового Света. У них были более широкие носы и боковые ноздри, более длинные хвосты, удобные для охвата предметов, и у большинства видов отсутствовали отдельно стоящие большие пальцы. Обезьяны Нового Света также были более склонны к моногамным отношениям.
Большинство видов обезьян Старого Света, напротив, преимущественно поддерживали полигамные отношения. Самки большинства видов оставались со своими матерями на всю жизнь, а самцы вырастали и создавали собственные гаремы из самок, агрессивно прогоняя всех остальных самцов в чрезвычайных проявлениях.
В Африке 25–30 миллионов лет назад от обезьян Старого Света отделилась линия человекообразных обезьян. Приматы были предками шимпанзе, бонобо, горилл, орангутанов и человека.
Приматы имеют инстинкты, которые человек унаследовал или отбросил. Выяснение того, какие из них мы сохранили, может рассказать нам о том, что лежит в основе нашей эволюционной схемы, что определяет многие (если не все) наши действия и то, как мы строим свои сообщества.
Люди отделились от своих эволюционных предков горилл примерно 10–12 миллионов лет назад. Хотя гориллы могут выглядеть угрожающе, в основном их агрессия проявляется в форме устрашения и демонстративных поз, однако они в состоянии прекрасно защищаться, если простой угрозы не хватает. По большому счету, это война бравад.
В иерархии горилл самки обычно всю жизнь остаются в одной группе, а самцов лидер группы (доминантный самец) изгоняет, когда те достигают половой зрелости. Они скитаются холостяками, пока не смогут создать собственную группу самок или вытеснить существующего доминирующего самца другой группы. Конкуренция между самцами привела к высокой степени полового диморфизма – эволюционного процесса, в ходе которого между биологическими полами постепенно появляются заметные половые различия: например, самцы горилл в среднем стали значительно крупнее самок. Самцы горилл также склонны убивать чужих детенышей, чтобы увеличить шансы на то, что их ДНК станет доминирующей.
Самки горилл стараются установить отношения с самцами, чтобы получить защиту от хищников, не говоря о защите своего потомства от убийства. Самки, которые являются родственницами, обычно держатся вместе в сестринских отношениях, поддерживая интересы и безопасность друг друга. Самки горилл, не состоящие в родстве, склонны к агрессивной конкуренции.
Самцы горилл часто враждебно относятся друг к другу, даже если они родственники. Конкуренция и враждебность – обычное явление, за одним примечательным исключением. Изгнанные из групп самцы горилл иногда объединяются, а не бродят поодиночке, и в изгнании гораздо дружелюбнее относятся друг к другу, даже занимаются взаимным грумингом и дружеской борьбой. Некоторые гориллы даже полностью отказываются от гарема и время от времени занимаются однополым сексом.
Шимпанзе – наши ближайшие выжившие эволюционные родственники. У нас 98,4 % общей ДНК. Люди отделились от шимпанзе через последнего общего предка примерно 5–7 миллионов лет назад. Шимпанзе меньше человека, их рост составляет от 100 до 120 сантиметров. Однако они, как правило, гораздо сильнее и более агрессивны. Мозг шимпанзе в три раза меньше человеческого. Тем не менее мы можем наблюдать у них много схожих инстинктов и форм поведения, не говоря уже об изобретательности, находчивости и жизни в сообществе. Шимпанзе питаются растениями и насекомыми, и нередко отмечалось, что они охотятся на обезьян-колобусов. Самцы ходят стаями, чтобы получить доступ к пище и защитить свою территорию от других групп шимпанзе. Вполне вероятно, что рефлекс защиты своей территории – это черта, перешедшая к людям от нашего последнего общего предка с шимпанзе, но такое поведение – не редкий случай в мире животных. Новым является то, насколько организованно шимпанзе это делают.
В отличие от горилл совершенно обычной практикой для шимпанзе являются группы, состоящие из нескольких самцов во главе с лидером и группы самок, у которых существует собственная иерархия. Вожак в группе шимпанзе может быть самым сильным и агрессивным, но так бывает не всегда. Лидер, кроме прочего, должен уметь манипулировать другими и быть находчивым в управлении альянсами для поддержки собственной власти, то есть быть настоящим Макиавелли среди шимпанзе. В результате иной раз случается так, что лидером становится не самый крупный громила, а более тощий и слабый политик, которому удалось убедить других выполнять его приказы. Известны случаи, когда другие самцы объединялись и начинали яростное восстание, свергая и заменяя лидера. Это, несомненно, напоминает человеческую политику.
У самок есть своя неофициальная иерархия: одни повелевают, другие подчиняются. Иерархия подчинения самок также распространяется на потомство. Доминирующая самка и ее союзники наказывают за агрессию в отношении своей дочери, даже пока она молода и слаба. Таким образом дочь защищена до тех пор, пока не вырастет и не начнет формировать собственные группировки влияния. В таком поведении есть намек на наследственный принцип, когда можно получить дополнительные привилегии в иерархии благодаря положению родителей.
Между тем доминирование самцов шимпанзе полностью зависит от признания иерархической структурой самок. Если самец им не нравится, он не сможет стать лидером группы. Если он уже является лидером, а самки настроены против него, они помогут свергнуть этого самца и поставить на его место нового. Даже в этом слышатся отголоски «мягкой силы», которой обладали женщины элиты (например, римская императрица Ливия Друзилла) в истории человечества до эпохи модерна.
Находящиеся выше по иерархической лестнице получают приоритетный доступ к размножению и пище. Иерархии шимпанзе заметно сложнее, чем у других приматов, поэтому эволюция потребовала от них развить более крупный мозг, чтобы справиться со всеми социальными взаимодействиями, необходимыми для поддержания союзов.
Как и многие приматы, шимпанзе пользуются инструментами. Они приспосабливают палки, чтобы доставать из земли термитов для еды, используют камни в качестве молотков, листья как губки для впитывания воды, ветки как рычаги. Они даже делают зонтики из банановых листьев. Этим приемам обучают, передавая знания от взрослого к ребенку. Это считается формой социального обучения, даже формой культуры. Однако шимпанзе не улучшают подобные изобретения поколение за поколением. В противном случае за более чем 5 миллионов лет охота на термитов у шимпанзе, несомненно, достигла бы промышленных масштабов.
У шимпанзе есть язык. В основном они общаются с помощью жестов, но имеют и определенный набор голосовых сигналов. Пределы набора обусловлены физиологией шимпанзе, ограничивающей диапазон звуков, которые они могут издавать, а также возможностями их мозга. В неволе шимпанзе проявили поразительные способности запоминать широкий спектр письменных символов.
Шимпанзе также могут быть очень жестокими. Самцы шимпанзе объединяются в группы, бродят по своей территории и ищут одинокого собрата, которого можно избить. Они начинают пинать и бить одиночку, нередко отрывают куски тела, особенно уши, части лица и, что самое шокирующее, гениталии. Войн между группами шимпанзе не бывает. Им не хватает численности и согласованности действий. Однако они с удовольствием патрулируют свою территорию и жестоко расправляются с чужаками. Скоординированное насилие над особями не из своей группы, безусловно, является чертой, характерной и для людей.
Шимпанзе возглавляются самцами и довольно агрессивны, поскольку половые отношения регулируются в соответствии с иерархией. Полной противоположностью шимпанзе является их (и наш) близкий родственник бонобо. Примерно 2 миллиона лет назад набиравшая воды река Конго разделила места обитания двух групп предков шимпанзе. У шимпанзе, оказавшихся южнее (которые стали бонобо), развились радикально иные привычки. Бонобо живут в матриархальной иерархии, где сексуальная активность не ограничивается. Самцы зачастую физически сильнее, но очень редко проявляют агрессию в отношении самки, и в этих случаях сестры бонобо набрасываются на обидчика и пресекают его действия. Иногда они отпугивают его гиканьем и криками, иногда ломают ему пальцы. Самки также могут проявлять насилие по отношению друг к другу, настаивая на соблюдении иерархии. Однако в целом насилия гораздо меньше из-за обилия секса.
Бонобо могут заниматься сексом лицом к лицу, фелляцией и куннилингусом, а также «французскими поцелуями», что является редкостью для большинства приматов. Бонобо гиперсексуальны и мастурбируют каждые несколько часов. Приветствуя друг друга, бонобо часто касаются возбужденных гениталий друг друга в так называемом «рукопожатии бонобо», чтобы снизить первоначальное напряжение. Поскольку сексуальные контакты более распространены в сообществах бонобо, у самцов меньше причин для агрессивности. Когда две группы бонобо встречаются в лесу, самцы поначалу могут немного напрягаться, но затем самки двух групп меняются местами и начинают заниматься сексом с незнакомыми самцами. Межгрупповое напряжение, которое у шимпанзе привело бы к драке, у бонобо заканчивается оргией.
Увы, скорее всего, люди находятся в более близком родстве с шимпанзе, чем с бонобо. Однако, хотя агрессивность, воинственность и мужская конкуренция у людей присутствуют, мы, похоже, разделяем с бонобо многие сексуальные привычки и даже иногда «занимаемся любовью, а не войной» (пусть в сравнении с количеством войн «хиппи» периоды в истории человечества случались значительно реже).
Тем не менее открытым остается вопрос о том, сколько знакомых черт шимпанзе люди унаследовали от нашего последнего общего предка, а какие сложились в культуре людей гораздо позже. Если наиболее негативные аспекты человеческих обществ коренятся в эволюционной схеме, то их, по всей видимости, никогда не удастся изжить. Если же они обусловлены культурой, то их можно забыть в течение одного-двух поколений. Следовательно, стоит задаться вопросом: как мы продолжали развиваться в течение 5 миллионов лет, отделяющих нас от шимпанзе?
5 миллионов лет назад наши предки по-прежнему обитали в африканских лесах. Наш последний общий предок с шимпанзе ходил по земле на согнутых ногах, для равновесия опираясь руками на землю. Такой способ передвижения больше подходил, чтобы быстро забраться на дерево, спасаясь от хищников (которых в Африке было много), чем для преодоления больших расстояний по ровной земле.
«Люси» – женская особь австралопитека, одна из самых древних известных прародительниц человека
©S. Entressangle / E. Daynes / Science Photo Library
4 миллиона лет назад климат вступил в одну из своих сухих фаз. Площадь лесов снова сократилась, остались отдельные лесные массивы, а дальше простиралась широкая открытая саванна Восточной Африки. Приматы, отваживавшиеся выходить из леса на поиски пищи, уже не могли спасаться от опасности на деревьях, и им приходилось уходить все дальше и дальше, чтобы найти еду. В результате наши предки начали ходить вертикально на двух ногах, развивая бипедализм (прямохождение).
Некоторые из наших первых двуногих предков, австралопитеки (Australopithecines), были невысокими, их рост в положении стоя составлял всего около метра. Они походили на шимпанзе, только были прямоходящие. Австралопитеки были в основном травоядными, с зубами, приспособленными жевать жесткие фрукты, листья и другие растения (что унаследовали люди, несмотря на то что позже перешли на мясоедение). Возможно, иногда они соскабливали мясо с трупов, хотя их организмы не были готовы переваривать сырое мясо, а пользоваться огнем для его приготовления они еще не умели.
Поскольку австралопитеки были прямоходящими, это освободило их руки для регулярного использования более широкого спектра жестов, что расширило их языковой диапазон. В основном общение происходило с помощью жестов и мимики, а не голосовых сигналов – ворчания и повизгивания. Даже сегодня многие антропологи и психологи утверждают, что подавляющий объем человеческого общения по-прежнему происходит с помощью микрожестов, передающих сложные эмоции и психические состояния, а не слов. Свободные руки также позволяли австралопитекам держать инструменты и переносить их с места на место. Усовершенствованный язык и более регулярное использование орудий труда оказали эволюционное воздействие на австралопитеков, заставив их увеличить объем мозга, чтобы справляться.
2,5 миллиона лет назад появился Homo habilis. Человек умелый был немного выше австралопитека, и размер его мозга тоже увеличился незначительно. Однако, похоже, произошло некоторое развитие интеллекта и изобретательности. Известно, что Homo habilis умел откалывать пластинки камня, чтобы резать ими. При этом изготовление каменных пластин – дело непростое. Археологи попробовали воспроизвести это действие и убедились, насколько это сложно и требует множества проб и ошибок. Для него нужен недюжинный рассудок, целеустремленность и терпение мастера. Однако возможности все же были ограниченны. Каким бы важным прорывом ни являлась обработка камня, наблюдается мало признаков технологического совершенствования за миллион лет существования человека умелого. Есть изобретение, но нет его совершенствования от поколения к поколению, чтобы сделать режущие орудия качественнее или разнообразнее.
Что касается сложности социального устройства Homo habilis, то она, пожалуй, мало отличается от того, как жили австралопитеки и шимпанзе. Группы человека умелого оставались совсем небольшими. Однако 2 миллиона лет назад рост численности привел к тому, что группы Homo habilis стали чаще сталкиваться друг с другом. Мозгу потребовалось управлять более частыми и сложными социальными взаимодействиями, в том числе созданием союзов, чтобы насилие не вспыхивало при каждой встрече групп. Стратегии включали обмен подарками и межгрупповые браки. Браки между группами были особенно эффективны, поскольку создавали заинтересованность в продолжении совместной линии ДНК. По оценкам эволюционных антропологов, около 2 миллионов лет назад моногамия (которой долгое время придерживались обезьяны Нового Света) начала развиваться и у наших предшественников в Африке. Тот факт, что у Homo sapiens есть как успешные, так и неудачные попытки моногамии, наряду с полигамией и беспорядочными половыми связями, свидетельствует о наличии двух конфликтующих линий эволюционного развития.
Другим способом, с помощью которого приматы сближались и создавали союзы, служил груминг – взаимная чистка шерсти друг друга от грязи и насекомых. Им пользовались наши последние общие предки из обезьян Старого Света еще 40 миллионов лет назад. Однако при увеличении численности групп стало невозможным ухаживать за каждым – на это просто не хватало времени. Соответственно, все начали «сплетничать», то есть вести какие-то разговоры.
У Homo habilis все еще был очень ограниченный набор звуков для формирования речи, однако общаться позволяли жесты, и в дополнение к ним они использовали подходящие звуки – мычание, ворчание или визг, – чтобы выразить неудовольствие. Общение явилось эволюционным преимуществом для социализации, и это стимулировало развитие коммуникативных способностей.
Возможно, этот процесс поддерживался и половым выбором. Самки могли предпочитать самцов, способных выразить себя таким образом, чтобы очаровать их или убедить членов группы следовать за ними. Со времени нашего последнего общего предка с шимпанзе, 5 миллионов лет назад, предпочтение при спаривании отдавалось тем самцам, которые были способны создавать союзы и занимали высокое положение в группе.
Необходимость совершенствования общения в условиях растущей социальной сложности оказала глубокое влияние на развитие головного мозга, проявившееся у последующих видов наших основных предков.
1,9 миллиона лет назад появился Homo ergaster-erectus (человек работающий-прямоходящий). Ученые обсуждают, можно ли отнести эргастера и эректуса к единому виду, поскольку они весьма похожи. Под Homo ergaster обычно подразумевают самых ранних представителей вида, живших в Африке, а под Homo erectus – тех, кто уже разошелся по Старому Свету. Для простоты изложения я буду называть всех Homo erectus, только не принимайте это за выражение моей позиции по вопросу таксономической классификации.
Человек прямоходящий
©DK Images / Science Photo Library
Homo erectus был выше ростом, чем Homo habilis. Он усовершенствовал искусство передвижения на двух ногах. Человеку прямоходящему определенно было удобнее преодолевать большие расстояния, чем Homo habilis. На самом деле Homo erectus мог бы поспорить с современными людьми в выносливости и скорости бега. Черты их лица были гораздо более человеческими: если бы вы увидели человека прямоходящего одетым в автобусе, то вряд ли заметили бы в нем что-то необычное. Волосы на их теле значительно поредели по сравнению с более ранними приматами, лишь меланин защищал их кожу от лучей сурового африканского солнца. Фактически по большинству основных фенотипических аспектов Homo erectus очень приблизился к современному человеку.
Есть свидетельства, что Homo erectus жил в более крупных социальных группах, чем предшествующие виды, и чаще сталкивался с другими группами. Есть также доказательства, что человек прямоходящий научился пользоваться огнем, мог готовить и есть мясо. Употребление мяса имело решающее значение для дальнейшего развития мозга, поскольку порция такой еды содержала больше энергии, чем растительная пища несколько большего объема. Наиболее значимой чертой Homo erectus является значительно больший объем головного мозга, примерно в два раза больше, чем у Homo habilis, около 70 % от мозга современного человека.
Рост численности вывел Homo erectus из Африки в Южную и Восточную Азию. Они приспособились к жизни в пустынях, лесах, прибрежных и горных районах. Настолько адаптивный вид, несомненно, должен был продвинуться в развитии интеллекта. Они стали первым видом человека во всем Старом Свете и продолжали существовать в течение сотен тысяч лет.
В первые тысячелетия после появления Homo erectus, 1,9 миллиона лет назад, практически не наблюдалось технологических усовершенствований в наборе инструментов, которыми пользовался этот вид. Затем, 1,78 миллиона лет назад, в Восточной Африке человек прямоходящий изобрел новый вид каплевидного топора. Это могло быть лишь единичным случаем. В течение тысяч лет Homo erectus не накапливал опыт и не совершенствовал этот инструмент, как было со всеми приматами, использовавшими орудия труда раньше. Шимпанзе, австралопитеки и Homo habilis были достаточно сообразительны, чтобы придумать новые инструменты и передать их потомкам, но не совершенствовали орудия труда из поколения в поколение.
Однако у Homo erectus из Восточной Африки 1,5 миллиона лет назад мы видим первые намеки на доказательство в корне новой способности. Человек прямоходящий начал улучшать качество своих ручных топоров и превращать их в многоцелевые мотыги, топоры и другие виды орудий.
Этот факт чрезвычайно важен для нашей истории: появилось первое доказательство, что люди начали размышлять, накапливать инновации и совершенствовать технологию поколение за поколением. Мы называем этот процесс коллективным обучением.
Почему это так важно? Если существует предел того, как много можно изобрести, то вид остается более или менее неизменным в течение тысяч лет, пока биологическая эволюция не внесет свои коррективы. Даже при использовании орудий труда представители вида по-прежнему зависели от неторопливого процесса естественного отбора, чтобы повысить сложность. Однако если вид вроде Homo erectus смог усовершенствовать существующие технологии путем их доработки – без каких-либо серьезных генетических изменений и эволюции, – а также распространился из своих традиционных мест обитания по миру, это признак чего-то совершенно нового. Это означает, что данный вид больше не зависел от биологической эволюции и жестокости дарвиновского мира в повышении своей сложности.
Наши предки сделали первые пробные шаги в «культурную сферу», где генерирующий сложность процесс коллективного обучения идет быстрее, чем биологическая эволюция, подобно скоростным шоссе, проложенным поверх старых извилистых дорог.
К тому же коллективное обучение только началось. Скоро ручеек превратится в бурный поток.