Информационная бедность из поколения в поколение 
     
           Большую часть жизни мы провели в гангстерском раю. Мы продолжаем проводить большую часть жизни в гангстерском раю.
      Coolio «Gangsta’s Paradise», альбом «Gangsta’s Paradise», студия Warner Bros., 1995
      
     От уровня доступа к технологиям зависит экономическое развитие и благополучие населения, а также суверенитет целых стран. Обладающие большим набором инструментов государства исторически оказывались в более выигрышной позиции. Ассирийская и римская империи, имея доступ к передовым технологиям военного дела, впитывали технологические и культурные достижения захваченных народов, расширяя свой инструментарий, что позволяло им не только эффективнее вести захватнические войны, но и обеспечивать своим гражданам повышенный уровень жизни.
     Очевидно, что в римской империи комфортнее всего было жить именно в Риме – с акведуками, термами и системой социальных лифтов. При внедрении новых инструментов появляются свободные ресурсы, которые можно распределять между членами своей группы менее строго. Таким образом, доступ к технологиям – это вопрос избытка ресурсов, возможности их распределения и права на самоопределение и выбор (с кем дружить, как вести свой быт), а в конечном счете – выживаемости в долгосрочной перспективе.
     Но состояние стран и народов в мире крайне неравномерно: они различаются климатом и географическим положением, доступом к полезным ресурсам, экономическим развитием, особенностями культуры и исторического наследия. К примеру, важная историческая особенность Африки заключается в том, что во времена великих английских, французских и испанских морских держав европейские колонизаторы чертили по линейке границы, которые не имеют никакого отношения к этническим или географическим реалиям.
     Жаркий климат делает строительство в Африке центров обработки данных не таким выгодным, как в северных странах, например, в России или Канаде. Наконец, это горячий регион с точки зрения не только температуры, но и политической стабильности: частые государственные перевороты и террористическая активность крайне нежелательны для индустрии телекоммуникаций, данных и вычислений, которой требуется безопасность и независимость от регулярно сменяющихся политических режимов.
     Получается, что некоторым группам людей или странам сложнее производить, поддерживать и использовать инструменты, необходимые для повышения уровня экономического и социального развития, – из-за климата, доступа к природным ресурсам, квалификации местных инженеров или уровня научного развития.
     К 1995 году 40 млн человек в мире пользовались интернетом, где уже были компании Amazon.com и eBay, и только спустя три года студенты Стэнфордского университета Ларри Пейдж и Сергей Брин основали компанию Google. Коммерциализация интернета только начиналась, еще не случились бум доткомов, обвальное падение индекса NASDAQ и банкротство сотен компаний. Но уже тогда исследователи обращали внимание на то, что растущая роль информационного сектора в экономике приведет к перераспределению богатства и изменению структуры общества, как это происходило во времена аграрных и индустриальных революций.
     Также отмечалась проблема «информационной бедности» – состояния, в котором отдельные лица или сообщества не имеют необходимого доступа к информационным и коммуникационным технологиям либо навыков и грамотности для их эффективного использования, чтобы улучшить свое экономическое, социальное и образовательное положение. Такая форма депривации не позволяет людям получать доступ, понимать и использовать информацию, которая могла бы значительно улучшить их жизнь.
     Среди факторов информационной бедности называли:
     • отсутствие или дороговизна доступа к интернету в отдельных регионах, особенно сельских;
     • недостаточное финансирование школ и низкие доходы отдельных домохозяйств, которые не могут закупить современные компьютеры или подключиться к интернету;
     • незнание, страх или недоверие к технологиям со стороны пожилого населения;
     • незнание языка, культурные особенности или отсутствие информационных ресурсов на родном языке для отдельных групп людей;
     • недоступность веб-сайтов, онлайн-сервисов и цифровых устройств для людей с ограниченными возможностями;
     • недостаток цифровой грамотности даже при наличии доступа к технологиям, ограничивающий людей в поиске, оценке и применении информации.
     Как можно заметить, проблема информационной бедности в то время рассматривалась с точки зрения доступа к онлайн-ресурсам для образования, здравоохранения, трудоустройства, получения государственных услуг и необходимых для успешной карьеры навыков, а также прямой зависимости технологических возможностей от финансовых. Поэтому ее предлагали решать следующими способами:
     • улучшением инфраструктуры, чтобы у всех был доступ к устройствам и связи;
     • проведением образовательных мероприятий для повышения цифровой грамотности населения, чтобы все умели пользоваться этими устройствами;
     • обеспечением доступности и актуальности онлайн-контента, чтобы все могли получить необходимую информацию.
     Все очень логично, да только за прошедшие десятилетия в «информационной бедности» уже выросло несколько поколений людей, оказавшихся в цифровых гетто, а информационные технологии в целом ряде вопросов способствуют не включению в цифровую среду, а исключению из нее.
     Спустя три десятилетия проблема «цифрового разрыва» тоже остается актуальной, как в доступе к интернету, так и в цифровых навыках. Доля подключенности к интернету отличается не только в разных регионах мира, но даже на уровне стран: на начало 2022 года в Дании и Испании высокоскоростным доступом обеспечено почти 100 % населения, зато в Италии и на Кипре – 41 %, а в Греции – всего 21 %. Разрыв наблюдается и внутри стран: в аграрных районах Греции доступ к интернету практически отсутствует, в Чехии подключены 7 %, а в Финляндии – 12 % сельских домов. Наконец, налицо поколенческий разрыв: хотя с 2000 по 2020 годы доля пользователей интернета среди людей старше 65 лет в США выросла с 15 % до 70 %, она все еще ниже, чем среди молодых людей (95 %).
     Кроме описанных негативных последствий цифрового разрыва, которые до сих пор не решены, научные исследования отдельно выделяют проблемы неравенства, связанного с данными, осведомленностью об алгоритмах и доступом к инновациям. Рассмотрим их последствия подробнее:
     1. Неравенство в доступе к инновациям ограничивает экономический рост и потенциал развития для регионов и организаций с цифровым барьером. Это замкнутый круг, касающийся стран, компаний и отдельных людей: без технологий невозможны инновации, а отсутствие инноваций приводит к потере конкурентоспособности, не позволяя наверстать технологическое отставание. Во время пандемии COVID-19 в зоне риска оказались пожилые люди, которые обладают более низким уровнем цифровой грамотности, что затрудняет их доступ к онлайн-услугам здравоохранения, особенно важный именно во время пандемии. Похожая логика касается малого бизнеса из сельских регионов без доступа к интернету: их возможность продавать свою продукцию и конкурентоспособность в целом снижаются в мире, где потребители совершают покупки онлайн на маркетплейсах.
     2. Осведомленность об алгоритмах относится к пониманию механик их работы и влияния на повседневную жизнь человека: как алгоритмы формируют то, что мы видим в интернете, как они влияют на наши решения и как могут усиливать или уменьшать неравенство:
     • алгоритмы социальных сетей определяют, какие новости пользователи видят в своих лентах, что влияет на мировоззрение и политические взгляды людей;
     • поисковые алгоритмы влияют на то, какая информация доступна при поиске в интернете, усиливая или подавляя определенные точки зрения;
     • алгоритмы рекомендаций платформ вроде YouTube или Netflix влияют на культурное потребление и распространение идей.
     Люди, неосведомленные об этих процессах, имеют меньше возможностей критически оценивать получаемую информацию, поэтому могут ущемляться в правах и подвергаться несправедливым оценкам.
     3. Неравенство, связанное с данными, их использованием и получением выгоды от них, ограничивает доступ к важнейшему активу цифровой экономики, влияющему на принятие решений, бизнес-инновации и личные возможности. Оно может проявляться в доступности:
     • самих данных – доступ к данным может быть ограничен из-за низкой скорости подключения к интернету или различных блокировок;
     • грамотности в отношении данных – способность понимать и эффективно использовать данные для личной или профессиональной выгоды распределена неравномерно;
     • конфиденциальности данных – неравенство в безопасности личных данных связано как с уровнем подготовки, так и с доступом к инструментам защиты;
     • репрезентации данных – некоторые группы могут быть недостаточно представлены в наборах данных, что приводит к предвзятости алгоритмов и процессов принятия решений, основанных на их анализе;
     • контроля над данными – дисбаланс сил между человеком и корпорацией в отношении сбора, передачи и использования данных.
     Неравенство, связанное с данными, может усилить существующие социальные и экономические различия: если алгоритмы для оценки кредитоспособности или пригодности соискателей обучены на предвзятых данных, то они могут приводить к несправедливым результатам для определенных групп людей. А если данные медицинских исследований не отражают особенности определенных демографических групп, то медицинское лечение будет для них менее эффективным.
     За три десятилетия мы не только не смогли преодолеть такие разрывы, но и внедрили некоторые искусственные механизмы, способствующие новым ограничениям. Доступ к технологиям, данным и алгоритмам может быть ограничен по ряду причин:
     • экономических, когда технологии стоят дорого, и поэтому доступны не всем;
     • политических, когда технологии недоступны в силу регуляторных ограничений, например, для приобретения организациями из определенного перечня стран (обычно из-за ограничительных санкций);
     • идеологических и культурных, когда ограничивается доступ к информации для пользователей из целых стран и регионов.
     Даже если технология не ограничивается и предоставляется дружественным оператором, то насколько массово она доступна? Стоимость первой гарнитуры дополненной реальности от Apple превысила $3500 в США, а в России она даже не продается официально. Будет ли гражданам законодательно разрешен доступ к подобной гарнитуре или нейроимпланту (фактически для борьбы с ограничением возможностей), произведенному в «недружественном» государстве?
     Я вижу довольно драматическое отличие регулирования технологий от применявшихся прежде подходов. Раньше информация зачастую ограничивалась изнутри: страны сами перекрывали доступ к определенным сведениям или технологиям. Например, в КНР с 2003 года по всей стране внедрена система фильтрации содержимого интернета «Золотой щит», а в России с 2012 года действует единый реестр запрещенной к распространению информации с перечнем содержащих ее сайтов.
     Подобные ограничения доступа к информации внедрены в ряде стран мира, но со значительными особенностями в применяемых технических мерах, глубине интернет-цензуры, подвергаемых ограничению темах, прозрачности практик для населения и юридических аспектах. Конкретные темы, подвергаемые цензуре в разных странах, могут сильно различаться в зависимости от культурных, политических и правовых факторов. Наиболее часто в мире ограничивают контент, связанный с политическим инакомыслием или критикой правительств, оскорбляющий чувства верующих, пропагандирующий употребление наркотиков или ЛГБТК+, разжигающий ненависть и подстрекающий к насилию, информирующий об определенных исторических событиях, особенно политически чувствительных, нарушениях прав человека или протестах.
     Однако с начала 2020-х произошло значительное ограничение снаружи: отдельные информационные ресурсы или даже целые страны закрывают доступ к своим страницам для IP-адресов, относящихся к определенному географическому региону. Например, некоторые СМИ и информационные библиотеки недоступны для пользователей с российскими IP. Ограничивается доступ к достижениям культуры и науки, а произведения авторов с гражданством определенных стран удаляют из библиотек. Эта эксклюзия связана с зависимостью технологий и информации от политической конъюнктуры и «культуры отмены». Такие довольно радикальные проявления «отказа в доступе» для целых неугодных стран и регионов только углубляют социальное неравенство.
     Но если вчера мы рассматривали проблему неравного доступа к интернету, то завтра проблемой станет неравный доступ к искусственному интеллекту. Прорывы в ИИ не только приведут к созданию высокоинтеллектуальных систем, но и сформируют «цифровую аристократию» с огромной властью. ИИ-системы будут оптимизировать экономику, политику и культуру, вот только в чьих интересах? Ради плебеев, которым уже сейчас можно безнаказанно отключить доступ к электронной библиотеке, нарушив базовые права и свободы в цифровой среде, или в пользу элиты? Кажется, ответ очевиден: власть консолидируется у правящего класса «цифровых феодалов», имеющих монополию на ИИ.
     Из такого строя уже нет выхода. Распределение сил между необразованными массами и элитами с интеллектуальными системами, непрерывно укрепляющими и оправдывающими такое положение дел, несоразмерно и непреодолимо. Любые альтернативные модели развития будут активно подавляться как инакомыслие, а когда алгоритмы социального рейтинга зацементируют кастовые границы, то главным вопросом станет даже не критическое неравенство и разобщенность, а откровенная эксплуатация. Система может превратиться в наследуемую монархию, где бесправные нижние касты из поколения в поколение будут обслуживать интересы верхушки.
     Возможный сценарий «Техноинклюзивность»
           Равенство доступа к технологиям – Антропоцентризм
      2026 год – ООН принимает декларацию о технологическом равенстве как базовом праве человека.
      Комплексные меры по технологическому просвещению приводят к запуску масштабных обучающих программ для всех возрастов и созданию общественных технохабов с бесплатным доступом к оборудованию. Кружки и школы робототехники и программирования, 3D-моделирования и киберспорта для детей, отцов и дедов не только развивают компетенции, но и сглаживают поколенческие противоречия. Некоммерческие организации внедряют программы наставничества, а бизнес позволяет своим экспертам уделять оплачиваемое время просветительской деятельности. Принятые законы обязывают технологические компании обеспечивать широкий доступ и поддержку своих продуктов.
      2028 год – Глобальный альянс ИТ-компаний берет на себя обязательства по обеспечению цифрового равенства.
      Системы автоматизированного перевода и синтеза речи ликвидируют языковые барьеры. Производство недорогих нейроинтерфейсов и эффективные грантовые программы снимают финансовые барьеры для использования нейротехнологий, которые доступны повсеместно, а не только привилегированным слоям. Интересы всех возможных аудиторий в системах госуправления обеспечивают ИИ-агенты. Понятия этики и инклюзивности внедряются во все этапы цикла разработки продуктов – от концептуализации до запуска. Новые продукты в принципе не могут попасть на рынок без образовательной составляющей, благодаря комбинации государственного регулирования и корпоративных кодексов этики. Формируется целая индустрия ИИ-ассистентов, сервисов и устройств, помогающих людям с ограниченными возможностями эффективно использовать технологии.
      2032 год – Доступ к технологиям закреплен как ключевой элемент системы безусловной базовой персональной инфраструктуры.
      Прогресс в энергетике и роботизированном производстве делает общедоступными большинство устройств, а развитие телемедицины, онлайн-образования и удаленной работы устраняет различия между регионами. Просветительские инициативы дают свои плоды: технологические инновации все чаще запускаются сообществами социально незащищенных групп. Цифровой разрыв между развитыми и развивающимися странами практически исчезает, формируется глобальная технологическая культура, объединенная ценностями инклюзивности и взаимопомощи.