В ХІХ столетии в Стрыйском парке было старое заброшенное кладбище. Везде царило запустение. Надгробия были уничтожены, часть их разобрали для строительных работ, могилы и кресты потонули в кустарниках и бурьяне.
Однажды в корчме на Персенковке гуляла компания батяров. Когда все уже немало выпили, начали вспоминать разные жуткие истории о ведьмах, упырях и проклятых местах. Кто-то вспомнил и кладбище в Стрыйском парке. Ходили слухи, что ночью там появляется привидение, а потому затемно все старались обходить это место десятой дорогой.
В той компании был и Тадзьо, известный на всю округу хулиган и разбойник. Хлебнув как следует водки, он начал товарищам рассказывать, что ничего на свете не боится и сможет на кладбище переночевать.
– Потому что я, хлопцы, ничего не боюсь. Ни чёрта, ни дьявола, ни чёртовой матери.
– Ладно, раз ты такой смельчак, так, может, переночуешь на кладбище?
– А что? И переночую! Спорим?
– Спорим! Бочонок цмаги!
Тадзьо взял бутылку водки, кусок колбасы, хлеб и несколько луковиц, накинул на плечи длинный плащ и, засунув нож за голенище, повёл компанию в Стрыйский парк. Перед самим кладбищем товарищи остановились, и дальше Тадзьо отправился один.
Он осторожно ступал между руин, путаясь ногами в цепких плетях ежевики, пока не выбрал более ровное место. Тут он сел на поваленное дерево, вытащил нож, нарезал колбасы, хлеба, потёр луковицу и, воткнув нож в полено, открыл бутылку да стал причащаться. Для храбрости он даже песенку какую-то запел.
Но тут зловеще ухнула сова, из-за туч появился жёлтый серп месяца, внезапно в кустах напротив что-то затарахтело, будто кто-то приближался. Тадзьо сразу же притих и почувствовал, как дрожит мелкой дрожью. Вмиг протрезвев, он бросился было бежать, но какая-то невидимая сила не дала ему и шагу сделать, что-то прижало его к бревну.
Тишину разорвал крик ужаса. Через какое-то время всё затихло. Под утро, когда батяры вернулись на кладбище, они увидели мёртвого Тадзя, который с выпученными глазами сидел на бревне, облокотившись на надгробие. На его теле не обнаружили ни каких-либо ран, ни других следов смерти. Только пола плаща была приколота ножом к бревну.