Омелько Цвик был тихим, спокойным лычаковским скотобойцем. Любопытно, что и свиньи это прекрасно чувствовали и, не испытывая ни страха, ни паники, спокойно и тихо шли к Омельку под нож. А он их резал, будто галушки – ни писка, ни вскрика. Другие скотобойцы даже обижались, что хозяева зовут к себе чаще Омелька, чем их, но те объясняли, что это не их прихоть, а свиней. Оказывается, свиньи тоже борются за право выбора и предпочитают Омелька.

Зато его жену Оришку спокойной назвать можно было лишь с большой натяжкой. Да и можно ли быть спокойной, когда каждый вечер только и делаешь, что начиняешь колбасы, коптишь ветчину, печёшь кишки, варишь зельцы и холодцы, а утром несёшь это всё в знаменитые лычаковские кабаки. Только ночь для покоя и оставалась. Но в том и дело, что не каждую ночь Оришка могла поспать, потому что должна была ходить на гулянки, которые происходили на Лысой горе.

Ну, вы уже догадались, что Оришка Цвикова была ведьмой. Такая уж её судьба – быть ведьмой, её она унаследовало от своей матери, а та – от своей. Но вот Омелько ни о чём таком не догадывался. Он вообще думал с трудом. Да и как могло быть иначе, когда в голове у тебя весь день звенит свиное хрюканье, поросячий визг и пронзительный свист точильного верстака.

Может‚ шило и утаилось бы в мешке, если бы Омелька не начала донимать ломота в костях. Проснётся случайно среди ночи, а бабу будто корова языком слизала. Лишь под утро приходит и мостится спать.

– Ты где шляешься? – спросил как-то муж.

– За домом ветчину копчу, пока ты храпишь, – ответила она обиженно.

Но вот как-то летом, когда работы уменьшилось и в голове немного прояснилось, Омелько надумал за женой проследить. Дождался такой ночи, когда она встала с кровати и вышла на кухню. Тогда и он прокрался к дверям и начал подглядывать.

Оришка поставила на пол горшок, пошептала над ним, обошла вокруг него трижды, и тут же в горшке забулькало, и из него пошёл пар, будто бы он стоял на огне. Потом она распустила волосы, села на кочергу, пар её подхватил, закрутил, и – фурр! – так в дымоход и уметелила.

Омелько выскочил из дома, задрал голову, но успел увидеть только маленькое пятнышко.

Под утро жена вернулась, вся растрёпанная и запыхавшаяся. Омелько сразу напал на неё:

– А куда это ты ходила, чёрт бы тебя побрал?

– О, ну вот! Что ты ко мне прицепился! Я не обязана тебе исповедоваться! Ты мне не батюшка.

– Я твой муж! И должен знать, где ты по ночам волочишься!

– А я, может, колбасу коптила!

– Чтобы ты святому Петру так врала, как мне! Да я ж тебя, стерву лохматую, видел, как ты на кочерге летела!

Оришка тут и онемела, аж у неё в зобу дыханье спёрло. Таки выследил её муж. Но она даже и не думала оправдываться.

– Ладно, ну и что? Я тебе ни слова не говорю, что ты в кабак с мужиками ходишь! А мне уж и нельзя с бабами покуролесить!

– Ага, так ты ведьма!

– Ну ведьма, и что? Не я одна.

– Знаешь что, Оришка, если бы ты меня хоть раз с собой взяла, так я б тебя и не ругал..

– Умом ты малость тронулся? И не мечтай, что я тебя на Лысую гору возьму. Испокон веков туда ни разу нога крещённого не ступала.

Но Омелько пристал как банный лист и до тех пор жену грыз, пока наконец она не согласилась его с собой взять.

Следующей ночью, когда ведьмы должны были собраться на Лысой горе, Оришка одела Омелька в женскую одежду, посадила его позади себя на кочергу, и они полетели.

У него, сердечного, аж дух перехватило, так они высоко взлетели. Ветер свистел в ушах, а в глазах мелькали звезды. Но вот кочерга описала круг, и они опустились на Лысой горе. А там уже сидело около полусотни ведьм, обсуждая, как же им в эту ночь погулять.

– Здравствуй, сестрица! – поприветствовали они Оришку. – А кого это ты с собой привела?

– А, это моя кума из Самбора притащилась. Ну, так что вы тут решили?

– Думаем на вино к пану Корнякту отправиться.

У Омелька аж слюнки потекли, когда он услышал о знаменитой винодельне пана Корнякта на Рынке. Он слыхал о винах, которыми там паны угощались, но никогда не пробовал. Чего там только в бочках не было: и знаменитая мальвазия из Греции, и мускатель из Македонии, и аликант из Испании, вина из Сицилии, настойки на мальвах и мирте…

Оришке пришлось даже ущипнуть мужа, когда она увидела, как загорелись его глаза.

А ведьмы уселись на мётлы, кочерги, а одна и на лавочку, и фурр! – на площадь Рынок. Омелько держал Оришку за пояс и весь дрожал от нетерпения. Но вот появились и покатые крыши, и все волшебницы с разгона начали нырять в широкий дымоход каменного дома Корнякта. Не успел Омелько прийти в себя, как оказался в просторном погребе, где вдоль стен одна на одной высились бочки вина. В каждой была лунка, а в лунке затычка. Ведьмы разбрелись с крýжками, выбирая себе вино по вкусу. Достаточно было вытащить затычку, как ароматный напиток начинал сладко журчать и пениться. Это бы рай для Омелька!

– Смотри мне, не напейся, – толкнула его Оришка, когда он хлестал уже вторую кружку.

– Оришка, я ещё попробую мускатель, и довольно с меня, – мурлыкал Омелько от удовольствия.

Однако волшебницы не были такими уж пьяницами и, выпив немного, начали собираться в дорогу. Одна за другой выпархивали в дымовую трубу, и Омелько понял, что не посчастливится ему сегодня попробовать остальные вина. А неизвестно, будет ли ещё когда-нибудь такая возможность. Поэтому, когда Оришка велела ему садиться позади себя на кочергу, он как будто бы сел, но только они начали взлетать, соскочил.

Он остался в погребке один и начал лакомиться из каждой бочки понемногу. А так как было тех бочек несметное количество, то и напричащался он без меры, и обессиленный упал на пол и счастливо захрапел.

Утром пан Константин Корнякт гостеприимно отворил двери винной лавочки. Над дверью ветер качал пышный султан из павлиньих перьев. Каждый знал, что здесь можно отведать славных вин из тёплых краёв. На столах уже стояли стаканы и оловянные тарелочки, наполненные сушёными абрикосами, финиками, инжиром и медовыми пряниками.

Но когда слуги спустились в подвал, то услышали журчание вина, которое ручейком вытекало из откупоренной бочки, а рядом громко храпела какая-то баба. Бедного Омелька выволокли во двор, облили холодной водой, и только тогда он постиг весь ужас своего положения. Ведь Омелько был переодет в женщину, и всем сразу стало ясно, с кем они дело имеют, потому что ни один вор не мог попасть в винный погреб, не повредив замков и решёток.

– Смотрите, ваша милость, – сказал кто-то из челяди пану Корнякту, – у неё на юбке следы сажи. Сразу видно, как в погреб попала – через дымовую трубу!

– Ах ты проклятая ведьма! Чертовка! – загудели возмущенные люди.

Омелько с похмелья что-то невыразительное мямлил, но никто его не слушал. Пан Корнякт велел его отвести в тюрьму, которая находилась в Ратуше. Сели паны советники и присяжные, поговорили, и решили допросить ведьму.

Когда предстал перед ними Омелько, то начал клясться и божиться, что он никакая не ведьма, а Омелько Цвик с Лычакова, и в магистрате, должно быть, пробовали зельцы его жены.

– Погодите, – оборвали его речь советники. – Нас интересуют не зельцы, а то, как вы оказались в погребе пана Корнякта. И почему на вас женская одежда.

– Видите ли, панове, я переоделся в женскую одежду, чтобы выследить, куда ведьмы летают.

Омелько ни словом не обмолвился о своей жене, и пересказал всю историю так, будто сам прокрался на Лысую гору и прикинулся ведьмой.

Но советники были люди мудрые и не могли поверить в то, что христианин сам попал на Лысую гору. Итак, он не кто иной, как ведьмак или колдун. А для таких есть вполне чёткое предписание – сжечь на огне. Так они Омельку и объяснили.

– Но уважаемые! Ох, мамочки! И что вы такое говорите! Я и есть искренний христианин! Я до Пасхи и кусочка мяса не съел! Правда, к Лысому Мацьку хожу чаще, чем к Петру и Павлу, но как ложусь спать, то молитву читаю.

– Ну, так перекреститесь ещё перед смертью, потому что сегодня вас сожгут, – ответили ему советники.

Пополудни Омелька вывели на площадь‚ и он увидел столб, обложенный хворостом и сеном. Людей собралось столько, что и на крышах сидели, и на деревьях висели.

Омелька привязали к столбу, и перед всем народом зачитали приговор. Палач кивнул своим подмастерьям, и те с зажжёнными факелами начали приближаться к костру.

А в тот час Оришка тоже времени зря не теряла. Прилетев домой, она быстро смекнула, что муж её в винном погребе остался. Что было делать?

Оришка подалась на Рынок и узнала все последние новости. Времени оставалось мало, а мужа надо было спасать. И тогда она, вернувшись домой, нашла на чердаке старую колдовскую книгу, по которой ещё её бабка колдовала, сдула с неё слой пыли и начала искать подходящее заклинание.

«Чёрная книга ведьм» для таких случаев была неоценимым сокровищем. Но большинство советов, которые в ней содержались, требовали времени. Оставалось одно: вызвать чёрта. Оришка быстренько прочитала заклинание, и за несколько минут в камине посыпалась сажа. Печь задрожала, и на пол выскочил пан в клетчатом костюме.

– Как поживаешь, голубка? – полез он целоваться к Оришке, но та замахала руками.

– Куда, ты же в саже! Не для того я тебя позвала. Ты должен моего мужа спасти.

– Мужа? Тьфу! Пусть ему ангелы радуются. Зачем он тебе?

– Это уже моё дело. А ты давай, быстро на Рынок лети и спаси Омелька.

– Подожди-ка, так это его должны сжечь?

– А кого же? И не теряй времени! Я сейчас вызову ливень и густой туман, а ты его сажай на плечи и сюда неси. Учить тебя, что ли, надо, как маленького?

– Не любишь ты меня, Оришка! – вздохнул чёрт. – Мужа ты любишь. Но для тебя я хоть на край света полечу.

С этими словами чёрт выпорхнул через камин. И как раз вовремя, потому что когда прилетел на Рынок, то увидел, что костёр уже разожгли, и пламя уже начинает подбираться к испуганному Омельку. В этот миг небо внезапно разразилось ужасным громом, и на город полились мощные потоки воды. Ливень погасил огонь, и одновременно Рынок заволокла густая мгла. Даже самые старые горожане не помнили ничего подобного.

Ливень и мгла исчезли так же внезапно, как и появились. И когда люди глянули на место казни, то увидели лишь голый столб. Теперь уже никто не сомневался, что это был колдун.

– Жаль! Надо было освящёнными цепями к столбу приковать, – вздыхал пан Корнякт.

Такая вот история приключилась с Омельком Цвиком, и будьте уверены, что больше никогда уже ему не приходило в голову веселиться с ведьмами. Ну их к бесу.