Неподходящий корсет. Многочисленные пути нашей печали

Госпожа Янг пробегает недоверчивым взглядом по холмам и деревьям парка. «Где же ты?» — робко спрашивает она у тишины. Вдруг из-за поленницы выбегает маленькая девочка со светящимися глазами. «Мама! — зовет она. — Где же ты была? Ты меня вспоминала?» Госпожа Янг рыдает. И хотя она несколько лет не видела дочь, она сразу же узнаёт ее, одетую в любимое фиолетовое платье. «Мама тоже скучала по тебе, моя дорогая Найеон». Госпожа Янг опускается на корточки, раскрывает объятия и хочет погладить дочь по головке. В эту минуту парк, ландшафт и Найеон растворяются в воздухе. Госпожа Янг остается сидеть перед экраном в телевизионной студии. На ней — очки виртуальной реальности и оборудованные сенсорами, связанные с помощью кабеля перчатки. Мы возвращаемся в реальную жизнь, где три года назад маленькая Найеон умерла от лейкемии.

Корейский телеканал MBC привлек целую команду специалистов, чтобы «оживить» Найеон в виде цифрового клона для документального фильма Meeting you («Встреча с тобой»). Так на основе точной информации, полученной от мамы, возник компьютерный образ девочки. Результат оказался поразительно реалистичным. Волосы девочки развевались на ветру, платье колыхалось в соответствии с ее движениями. Дотрагиваясь до цифровой дочери с помощью сенсорных перчаток, госпожа Янг ощущала сопротивление. Они вдвоем бегали по парку, играли, как прежде, и праздновали день рождения Найеон. В конце анимированная дочь, улыбаясь, протянула матери белый цветок. «Мама, видишь, у меня больше ничего не болит», — спокойно сказала она, а потом легла на траву и мирно заснула. Мама снова разрыдалась.

История госпожи Янг, облетевшая мир в 2020 году, была прокомментирована в Сети тысячами пользователей. Все безоговорочно признавали ее право на этот опыт, но такое отношение к скорби периодически подвергалось сомнению. Многие предостерегали, что подобная встреча может только навредить матери, повлечь депрессивные состояния. Другие советовали госпоже Янг отпустить ситуацию, чтобы свыкнуться с потерей. Мать встречает своего умершего ребенка — и слезы, вызванные этим событием, встают комом в горле. Но в тот же миг у многих людей, очевидно, формируется мнение об этом. Некоторые считают неуважением переводить скорбь в компьютерное измерение. Другие видят в ней нечто интимное, не предназначенное для широкой общественности посредством телевидения.

История госпожи Янг и вызванная ею реакция показывают, что, судя по всему, в нашем обществе существуют определенные представления о том, как вести себя в случае смерти. Несколько лет назад у меня был такой опыт. Почти одновременно не стало сестры и отца Йонатана, одного из моих близких друзей. Вскоре мы снова проводили вечеринки, ночевали в палатках и врывались по ночам в бассейн под открытым небом. Я не видел слез моего друга, он не казался подавленным. Йонатан очень любил обоих, и тогда я был сбит с толку, потому что он не казался скорбящим. В моем представлении адекватная реакция на тяжелую потерю была совсем иной. Когда умирают близкие, кажется нормальным, что постоянно льются слезы и человек стремится к уединению. Он лежит с красными от слез глазами в постели и не хочет ни в отпуск, ни отдыхать. Так я полагал. Вместо того чтобы попытаться понять Йонатана, спросить его, как всё обстоит на самом деле, я втайне был рад, что жизнь, судя по всему, продолжается.

Наше отношение к скорби нередко очень напряженное. Мы особенно опасаемся этой части нашего мира чувств. Невыносима даже мысль о том, что в дверь позвонит полиция, чтобы сообщить, что отец попал в аварию, подруга погибла во время катания на лыжах в горах или что-то случилось с нашими детьми. Несмотря на это, мы имеем на удивление четкие представления о том, как нужно вести себя в случае смерти близкого. Откуда мы знаем об этом? Почему нам кажется, что мы в курсе, как выглядит скорбь, если практически не сталкиваемся с ней? Бывает ли правильная и неправильная скорбь?

Когда-то смерть была частью повседневности. Еще в начале ХХ века в Европе бушевали эпидемии и войны. Жизнь была трудной, медицина неразвитой. Можно было умереть от аппендицита, погибнуть, упав с шатких строительных лесов или при родах. В ХVIII веке в Европе родители теряли в среднем от трех до четырех детей. Так уже в юном возрасте люди встречались со смертью в ее разных проявлениях. Боль утраты, без сомнения, была такой же сильной, как и сегодня, но имела другой статус, воспринимаясь в меньшей степени как личная трагедия. Кроме того, большинство людей были сильнее погружены в религию и верили в жизнь после смерти — порой более счастливую.

Еще одной опорой им служили ритуалы. В начале 2020 года во время раскопок на севере Ирака, в глубине пещеры Шанидар, было найдено свидетельство очень древнего погребального ритуала. Под землей ученые обнаружили скелет неандертальца возрастом 70 тыс. лет, которому дали имя Шанидар Z. Много тысячелетий назад он был для кого-то очень дорогим человеком, так что о его погребении хорошо позаботились. Мы знаем об этом, поскольку неандерталец был найден в положении лежа на спине, с повернутой налево головой, одна его рука покоилась у головы, правая рука — на груди, а голова была уложена на камень. Эта поза не случайна, она свидетельствует о произведенной процедуре погребения. Такие ритуалы обнаруживаются во многих культурах.

В Древнем Египте умерших бальзамировали, сохраняя их в виде мумий. Племена майя покрывали покойников красной краской и заворачивали в полотнища. Буддисты одеваются в белый цвет в знак траура. Иудеи после похорон семь дней не выходят из дома. Мусульман хоронят без гроба, укладывая тело в могилу по направлению к Мекке. В христианстве принято отправлять умерших в последний путь в гробу или в урне, а также поминать ушедшего в коротком отпевании и следующем за ним «поминальном обеде», за которым рассказывают истории из жизни умершего, что символизирует продолжение жизни. Католики поминают душу усопшего на сороковой день после смерти, а протестанты каждый год в ноябре навещают могилы в родительский день. Раньше близкие по традиции год носили черную одежду, причем точно регулировалось, с какого момента на ней могли появиться серые или белые детали. Так скорбь была видимой.

С давних пор люди во всем мире явно пытались найти в ритуалах точку опоры в моменты скорби. Но со времен Просвещения религия и обычаи начали утрачивать значение. Научный прогресс вытеснил отношение к смерти как чему-то неизбежному. Всё новые способы помогают отсрочить этот день. Кардиостимуляторы, химиотерапия и трансплантация стволовых клеток — малая часть разнообразнейших возможностей избежать преждевременной смерти.

За последние 200 лет средняя продолжительность жизни возросла более чем вдвое, а детская смертность в промышленных странах значительно снизилась и составляет менее 1%. Технологические гиганты в Кремниевой долине инвестируют миллиарды в борьбу со старением. Например, оба главы Google (Сергей Брин и Ларри Пейдж) основали вместе с молекулярным биологом и главой наблюдательного совета Apple Артуром Левинсоном дочернюю компанию Calico, цель которой — решить «проблему» смерти. Всё меньше людей верят религии, обещающей жизнь после смерти. Сколько времени потребуется, чтобы мы начали верить информационным корпорациям, которые хотят продать нам жизнь без смерти?

Для многих людей смерть — заклятый враг, удар судьбы, с которым нужно бороться до последнего. Она постоянно встречается нам в облике преступлений в детективных сериалах, но вытесняется из обычной жизни. Самостоятельно обмыть тело умершего отца, как было принято раньше, сегодня мало кто захочет. Наши старики умирают в домах престарелых или больницах, а не в привычном им окружении. Часто уходят в одиночестве, поскольку близкие живут в сотнях километров от них. Черная одежда давно вошла в моду, это уже не символ траура. И даже кладбище утратило свое значение как место скорби: в 2017 году 72% немцев указали в ходе опроса, что не посещают специальных мест, чтобы вспомнить ушедших близких.

Общество, которое всё меньше принимает смерть, не видит смысла в трауре. Мы почти не уделяем времени скорби. Считается естественным, что люди, понесшие утрату, уже спустя два-три дня снова «включаются в процесс», идут на работу, заботятся о детях и ведут хозяйство. Терпеливое отношение уместно, но существует требование далее заниматься делами, устремив взгляд вперед, в будущее. В случае смерти близкого работодатели предоставляют внеочередной отпуск на три-четыре дня. Кому нужно больше времени, берет больничный. Так не остается возможности для скорби, неотъемлемой части жизни, а естественная реакция на утрату объявляется «болезнью», от которой скорбящие должны как можно скорее исцелиться.

Наше общество занимает по отношению к скорбящим позицию выжидания. В первое время демонстрировать боль представляется нормальным и правильным. Вид веселящегося человека, пережившего недавно утрату, вызовет непонимание; как и человека, «слишком рано» после трагедии снова связывающего себя узами брака. Мы хотим быть просвещенными, открытыми и современными, независимыми от религиозных ритуалов или церковных предписаний, но имеем очень узкие представления о том, как должна выглядеть скорбь.

Печаль — сложное чувство. Это эмоциональное состояние людей, переживших утрату. Мы скорбим об утраченной Родине, о завершенных отношениях с партнером, печалимся об упущенных возможностях. По-настоящему глубокую скорбь мы испытываем, когда теряем человека. Она означает прощание и расставание. Если вспомнить любовь и способность человека «вбирать в себя» других, становится ясно, каким болезненным может быть этот процесс. Любовь родственников ушедшего не исчезает с их утратой, и такой опыт почти невозможно представить себе. Мы скорбим не только об умерших, но и о нашем будущем без этих людей. Никогда уже не будет путешествий с супругом. Не прозвучит голос сына. Мама больше не испечет яблочный пирог. Такие мысли невыносимы и могут быть настолько интенсивными, что мы чувствуем их физически. И тогда они начинают отражаться на нашем сне, аппетите, вызывают головные боли, человек чувствует себя нездоровым, хотя всё это может быть проявлением естественной реакции скорби.

Как бы печаль и другие чувства ни отягощали наше тело и сколько бы энергии ни требовали, в такие периоды мы ощущаем необходимость продолжать функционировать. На нас обрушивается лавина задач по организации похорон, предоставлению документов в ведомства и доверенностей в банк. Наличие таких дел может дать ориентир в сложной ситуации, а кого-то ввести в оцепенение или оказаться непосильной ношей. Если утрата связана еще и с финансовыми последствиями, необходимостью принятия решений по наследству, разбора вещей или компенсации дохода, который в одночасье исчез, к скорби нередко примешиваются гнев, страх, вина или стыд. Почему это произошло? Как теперь жить дальше? Может, я недостаточно сделал, чтобы предотвратить катастрофу?

Утрата роли религии и традиционных ритуалов в вопросах скорби создала пространство для нового подхода. Его вскоре заполнила наука, пообещавшая дать ответы, не связанные с духовностью и ритуалами. Всё началось в 1917 году с неизвестного до того времени слова. Зигмунд Фрейд, основатель психоанализа, опубликовал работу о печали и меланхолии. Согласно ему, человек вкладывает в отношения энергию. Если они заканчиваются из-за смерти, мы утрачиваем энергию, поэтому жить как прежде уже невозможно. Необходимо как можно скорее завершить процесс скорби. Как этого достичь? По Фрейду мы должны предаваться воспоминаниям об ушедших, чтобы высвободить энергию из-под обломков скорби. Только так можно правильно прожить скорбь, чтобы жизнь могла продолжаться «свободно и беспрепятственно». Если недостаточно времени уделить мыслям об утрате, вытеснять ее, это неминуемо приведет к отрицательным последствиям. Наконец, как считал Фрейд, только решительное прощание с умершим поможет вернуться в нормальную жизнь. Для этого процесса он предложил термин «работа скорби».

Идея восприятия скорби как работы успокаивает человека, ведь Homo sapiens создан для решения задач. Холодные ночи? Разожжем огонь. Опасные бактерии? Разработаем антибиотики. Нужно повесить картину на стену, чтобы не упала? Придумаем дюбель. Нашему менталитету, направленному на решение проблем, мы обязаны столь многим, что в любой трудной ситуации разглядим задачу, требующую решения. Здесь начинается фрейдовская «работа скорби». Идея проста: если представить ее как ожидающую решения задачу, то с ней можно справиться, сделав некую работу. Эта мысль распространилась со скоростью света, ученые всего мира подхватили идею Фрейда и стали развивать ее.

Одним из ученых стала психиатр Элизабет Кюблер-Росс. В опубликованной в 1970 году книге о смерти она впервые сформулировала хорошо известные сегодня «пять фаз скорби». Эту модель невозможно обойти, занимаясь данной темой. Первая фаза, которую должен пройти каждый скорбящий, — фаза отрицания. Ее сменяет вторая — фаза гнева. Под номером три следует фаза торга, сменяемая четвертой — фазой депрессии. Последняя, пятая, — фаза принятия — завершает этот процесс. По мнению Кюблер-Росс, человек может справиться со своей скорбью, только пройдя все пять фаз. Тогда немыслимое получает выход и направление: всё будет хорошо, как только закончится пятая фаза. Это успокаивает наш пыл к решению проблем.

Теперь мы знаем, что нужно проделать некую работу, и у нас есть инструкция из пяти шагов. Не хватает только рекомендаций по поводу нашего поведения. Но и здесь у исследователей печали есть четкие заявления. Немецко-американский психиатр Эрих Линдеманн опубликовал в 1944 году ставшую классической работу «Симптоматика и управление острым горем». В этой работе он дал четкое определение тому, как протекает нормальная скорбь и когда она принимает болезненную форму. Нормальная скорбь, по мнению Линдеманна, примечательна своим единообразием: отрицательный стресс, проявляющийся через промежутки времени от 20 минут до часа, ком в горле, вздохи, ощущение пустоты в животе и душевные муки. Линдеманн описал синдром с четко обрисованной и общей для всех симптоматикой, одновременно утверждая, что тот, у кого не проявляются симптомы, переживает скорбь с болезненными нарушениями или имеет психические отклонения, что требует немедленного терапевтического вмешательства.

Фрейд, Кюблер-Росс, Линдеманн и многие другие исследователи придали скорби конкретные очертания, своего рода корсет. Но он слишком туго затянут, хотя покрой вполне убедителен и линии на первый взгляд кажутся простыми. Зигмунд Фрейд в своей работе предупреждал, что его рассуждения исключительно умозрительны. И хотя он видел в скорби этап, который необходимо как можно скорее переработать, чтобы пресечь связь с умершим, позже он признавал, что скорбь о собственной ушедшей дочери много лет продолжала терзать его. Кюблер-Росс на склоне лет также написала, что ее модель фаз не была предназначена для того, чтобы втиснуть в жесткие рамки чувство, не поддающееся осознанию. В современной психологии модель пяти фаз считается устаревшей. Идее «работы над скорбью» также не нашлось научного подтверждения, а единая картина «здоровой» скорби по Линдеманну не совпадает с имеющимися на сегодняшний день данными. Напротив, в соответствии с информацией, полученной в ходе последних исследований, процесс скорби протекает совсем иначе.

Около 30 лет назад в науке появились критические взгляды на господствующие теории скорби. Психолог Маргарет Штребе и ее коллега Хенк Шут, опираясь на анализ больших объемов данных, в 1999 году в Утрехтском университете разработали двойную модель процесса работы над скорбью. Согласно ей, скорбящие постоянно перемещаются из одного состояния в другое. Периодически на первом плане у них оказываются то утрата и связанная с ней скорбь, то настоящее, в котором важно заново сориентироваться, чтобы уверенно смотреть в будущее.

При этом обе стороны выполняют важную функцию. Печаль обращает наш взгляд во внутренний мир, способствуя рефлексии. Когда в лаборатории участников экспериментов целенаправленно приводят в состояние печали, то начинает лучше работать их память, они дают сами себе более точную оценку и относятся непредвзято к другим. Что мне остается делать? Сколько сил я могу задействовать? Какие люди нужны мне сейчас? Печаль поддерживает нас в поиске ответов на эти вопросы.

Бывают и моменты уверенности, когда может появиться радостное настроение. И если скорбящие смеются от всей души или идут на танцы, необязательно им в этот момент очень больно. Такие моменты полезны и помогают снова впустить в жизнь положительные эмоции. Это замечательные воспоминания о времени, когда человек был жив, они сохраняются в памяти и могут настроить на счастливый лад. И конечно, появляется желание жить дальше и справляться с новыми задачами. Люди, находящиеся рядом, проведенное вместе время — всё это способствует наступлению таких моментов, когда печаль перестает занимать главное место. Кто однажды поддерживал глубоко скорбящего человека, тот знает, сколько сил нужно для этого. Но как только раздается общий дружный смех, на мгновение гора падает с плеч.

Скорбь не статична, она колеблется между отчаянием и уверенностью, слезами и смехом. Колебания непредсказуемы, как движения маятника. Время от времени она принимает сильнее одну или другую сторону, иногда целые дни проходят в одном состоянии. Большинство скорбящих не находятся постоянно в беспросветной черной дыре, а переживают печаль как непредвиденные волны, которые со временем то уменьшаются, то внезапно вновь обрушиваются лавиной, снося всё на своем пути.

Профессор Джордж Бонанно из Колумбийского университета собрал данные о тысячах скорбящих людей; и если посмотреть результаты его анализа, то заметно, что скорбь протекает неодинаково. Пути печали так же многообразны, как жизненные дороги людей. Нет одного «нормального» пути, на который положено вставать всем. Путей множество. При этом немало факторов играют свою роль: личность скорбящего, внешние обстоятельства, культура и отношение к умершему. Была ли кончина естественной, после долгой, насыщенной жизни, или человек ушел слишком молодым, как дочь госпожи Янг? Была ли смерть ожидаемой, успели ли люди попрощаться или всё случилось неожиданно?

Сила, с которой переживается горе, зависит также от того, насколько продолжителен был совместный путь, насколько тесно взаимодействие, каковы общие воспоминания. Решающую роль играет значимость утраты для человека. Один мой друг рыдал, когда при крушении вертолета погиб известный баскетболист Коби Брайант. Для него любимый спорт был важным миром впечатлений. Другой был потрясен смертью отчима, которая вызвала у него бурю чувств. Он никогда не думал, что будет так печалиться, потому что их отношения никогда не казались ему особенно близкими. Нам свойственно ценить то, что мы имеем, только после потери. И только печаль может помочь осознать, насколько сильна была привязанность к другому человеку.

Исследование профессора Бонанно также показывает, что большинство из нас в первое время после утраты страдают от депрессивных состояний, которые на удивление быстро проходят. Бонанно говорит об устойчивости, когда люди, пережившие потерю, которая сильно затрагивает их как психически, так и физически, остаются относительно стабильными. Для других людей, находящихся рядом, а также скорбящих этот опыт становится нередко внезапным, потому что обычно ожидается совершенная потеря ориентации. Однако, согласно результатам исследования, 35–65% скорбящих проявляют устойчивость. Это обоснованно. Если бы из-за печали люди ломались окончательно, в результате эволюции печаль со временем стерлась бы. Мы созданы для того, чтобы ориентироваться в жизни, даже под гнетом впечатлений от тяжелой потери.

Сегодня я понимаю, что мой друг Йонатан так проживал свою печаль. Годы спустя, когда я наконец собрался с духом и заговорил с ним о его скорби, он поделился со мной, что сам удивился, когда однажды вечером у него перед сном просто не было слез. Он не сознательно выбрал такой путь для своей печали, его часто посещало ощущение, что окружающим переживание этой ситуации давалось труднее, чем ему. Снаружи я видел только его смеющуюся, полную сил и устойчивую сторону и не задумывался, что даже такой высокий уровень устойчивости не означает отсутствия скорби у человека.

Только 10% скорбящих страдают от так называемой пролонгированной реакции горя в соответствии с Международной классификацией заболеваний, в которую она была включена в мае 2019 года. Для близких социальная жизнь после утраты почти полностью обрушивается, все мысли крутятся вокруг ушедшего, положительные эмоции отсутствуют и наступает своего рода эмоциональное онемение. Словно оказавшись в ловушке боли, настроение не меняется по полгода; ВОЗ отмечает, что временные рамки зависят от культуры и контекста. Именно поэтому и неясно, когда скорбящий действительно переходит в болезненное состояние и нуждается в терапии.

В науке уже давно ведутся дискуссии на эту тему. Ясно, что у людей, скорбящих об утрате, могут развиться психические заболевания, и тогда им нужна профессиональная помощь, от которой их состояние улучшается. Но сама по себе печаль — не заболевание, а естественная реакция. Если отправлять на комплексное лечение скорбящих, это поможет им так же, как если бы наложили гипс на здоровую ногу. «Профессиональная» помощь скорбящим, вылитая всем подряд на голову, не всем поможет. Скорее наоборот. С помощью метаанализа было проанализировано действие терапии и консультаций, которые прошли в ходе 23 исследований свыше 1600 человек. При этом выяснилось, что те, кто получал помощь, чувствовали себя ненамного лучше контрольной группы. Анализ показал, что некоторым было даже лучше без терапии.

Новые исследования даже подвергают сомнению заявленную Фрейдом цель — с помощью «работы над скорбью» полностью прервать связь с умершим. Межчеловеческие отношения прочно закреплены в нашем мозге. Многие скорбящие сообщают, что не испытывают потребности в прерывании связи с ушедшим. Именно это заявил и Фрейд после смерти дочери. Родители желают продолжения отношений с умершим ребенком, хотят преобразовать их и дать им новое толкование, но не терять. Желание сохранять связь с любимыми людьми даже после их смерти долгое время считалось в психологии ненормальным и даже вредным для проживания скорби. Но, согласно более актуальному принципу теории длительных связей (Continuing Bonds Theorie), считается, что это желание исключительно благоприятно для нашей психики и не приносит сложностей. Некоторые скорбящие пишут письма умершим близким. В Сети существуют виртуальные кладбища и веб-мемориалы. Семьи празднуют дни рождения умерших детей и делятся этим событием в соцсетях. На фоне этих тенденций встреча госпожи Янг с Найеон уже не кажется странной.

«Однажды ты преодолеешь эту боль», — такие слова звучат часто. Но нет! Время лечит не все раны. Скорбь о любимом человеке не должна и, возможно, неспособна уйти. Утрата сродни шраму: заживает, но остается навсегда, а иногда болит. Когда по радио звучит песня, которую вы всегда слушали вместе, или в саду зацветают цветы, посаженные ушедшим близким прошлой весной, боль волной снова обрушивается на вас. Йонатан до сих пор иногда предается скорби. Просыпаясь среди ночи от сна, в котором его отец переходит улицу, он снова испытывает боль. Так он говорит.

Мы думаем, что скорбь когда-то исчезает и скорбящие снова становятся «прежними». Но как это возможно, если любимого человека, части тебя, больше нет? Или если смерть унесла ребенка — в результате несчастного случая или болезни? С утратой человека, которого мы любили, меняется многое, что-то уже никогда не будет прежним. Канадский музыкант и автор Нил Пирт в течение года потерял дочь в автокатастрофе и жену в результате онкозаболевания. Он написал очень сильную книгу о периоде скорби, где признаёт, что человека таким, каким он был до утраты, уже не существует. Вспоминая время до потерь, он называет себя «другим парнем». «Мы начинаем с нуля, приходится строить новую версию жизни, в которой мы сможем с этим жить», — пишет он. Речь не о том, чтобы не чувствовать боль утраты, а о том, чтобы научиться жить с ней.

Много лет назад скорбь была заключена в корсет, который до сих пор не дает людям дышать, когда им это особенно необходимо. Замки этого устройства называются «работой скорби». Это фазы, которые, по мнению тогдашнего общества, должны были быть пройдены, а также страх перед «неправильной» скорбью. Такой корсет никогда не подходил людям. Скорбь — удел скорбящих и не подчиняется никаким нормам. Важно открыть тему скорби для обсуждения и изучить ее. По словам моего друга, обсуждение скорби шло ему на пользу. Но когда можно свободно поговорить об этом? В наш быстротечный век подходящее время найти очень трудно. Думаю, мы должны стараться создавать такие моменты, когда мы сможем поговорить друг с другом и поразмышлять о скорби. Тот, кто действительно хочет помочь скорбящему, не должен прятаться за стандартными фразами, ему нужно стремиться решать проблемы. Такие высказывания, как «Всё будет хорошо», «Это нужно пережить» или «В конце концов любой опыт несет какой-то смысл», скорее выражают беспомощность, чем как-то помогают. Однако искренний интерес к скорби друга воспринимается им как поддержка. Прежде всего тогда, когда он может без притворства демонстрировать свои чувства, не ожидая от нас осуждения.

Нужно учитывать, что наши представления о скорби могут сильно отличаться от опыта других людей. Понимая это, мы отказываемся от ожиданий в отношении наших чувств, если однажды на нас хлынет скорбь. Если осознавать, что скорбь приходит волнами, которые уступают место радостному настроению и мыслям о будущем, а желание сохранять связь с умершим естественно, мы, может, и не успокоим боль. Но осознание того, что «правильной» скорби не существует, снимает с нас лишний стресс и освобождает от необходимости искать решение «проблемы».

Для скорби нет решения, потому что любимый человек ушел из жизни. Нам будет его не хватать. Скорбь нельзя ни решить, ни проработать, ее нужно прочувствовать. Нет короткого обходного маршрута слева или справа. Этот путь ведет нас дорогой всех чувств, имеющих отношение к скорби.

Полагают, что скорбь тесно связана с любовью. Скорбь после смерти — цена за любовь при жизни. Оба чувства обрушиваются на нас, не спрашивая ни о наших планах, ни о желаниях. Смерть любимого человека оставляет след, потому что мы любили. След оставляет сам человек, и это очень отрадно и утешительно, поскольку благодаря этому он продолжает жить в будущем. Жизнь после утраты становится иной. Нельзя это пережить, можно только жить с этим. То, что мы чувствуем, никогда не обманывает, поэтому мы не позволим затолкать наши чувства в корсет. Это верно как для отношения к скорби, так и для отношения к любви, а также для всех более сильных и менее заметных чувств, уготовленных нам жизнью.