«Поющие в терновнике». Колин Маккалоу. Выбор Софии Хельстен. 1 августа 1980 года, пятница
Лето в Стентрэске могло выдаться очень жарким. Когда «русская жара» надвигалась на Северный Калотт с востока, земля изнемогала. Колодцы пересыхали, железнодорожные рельсы выгибались, гравий под шпалами размягчался. Случалось, температура поднималась выше тридцати градусов.
Однако лето могло выдаться и ледяным. Когда налетали ветра с Арктики, температура могла опуститься ниже нуля, даже в середине июля.
Как раз тот день, пятница, первое августа 1980 года, оказался зажат между этими двумя крайностями. В воздухе боролись два погодных фронта. Надвигалась гроза.
* * *
Психолога звали Юдит. София ломала голову, не еврейка ли она. У евреек гораздо реже, чем у христианских женщин, встречается рак матки, потому что их мужчины обрезаны. Вероятно, с мусульманскими женщинами все то же самое, но никакой статистики по этому поводу она не встречала.
У монахинь рак матки не встречается никогда.
Как бы то ни было, Софии показалось, что это интересное наблюдение: женщины умирают от грязных мужских гениталий.
– Сегодня я хотела предложить поговорить об утрате, – сказала Юдит.
София кивнула и опустила глаза, глядя на свои руки, так что ресницы легли на щеки. Поковыряла ногти. Чувствовала она себя довольно мерзко.
– Мы давно не возвращались к ситуации, когда умер твой младший брат, – сказала психолог. – Ведь это очень печальное событие.
Казалось, она ждет какого-то подтверждения, так что София кивнула, не поднимая глаз.
– Ты могла бы рассказать мне о своих чувствах в тот вечер, когда Никласа нашли мертвым?
София подняла глаза.
– О чувствах?
Юдит кивнула.
– Грустно, – ответила София. – Я очень… расстроилась.
– Где ты обнаружила это чувство? Где именно в твоем теле оно помещалось?
На несколько секунд она закрыла глаза, потом поднесла руки к сердцу.
– Здесь, – прошептала она.
– Как ты думаешь, что ощущали твои родители, когда умер Никлас?
Она сделала глубокий вдох.
– Думаю, им стало очень грустно.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что они очень хотели мальчика и очень обрадовались, когда он родился. Поэтому они так опечалились, когда он умер.
– Твоя мама много плакала, помнишь?
Она кивнула.
– Что ты чувствовала, когда видела маму плачущей?
На несколько секунд София задумалась.
– Я испытывала тревогу, – ответила она.
– Почему?
– Я боялась, что мама больше не захочет быть со мной. Думала, что она меня куда-нибудь отправит.
– Почему ты думала, что мама тебя куда-нибудь отправит?
Она задала вопрос нейтральным тоном, видимо, не желая придавать ему большого значения.
– Потому что мама больше любила Никласа, – ответила она.
Психолог отметила что-то в своем блокноте.
У нее самой тоже есть блокнот, в который она все записывает. Отчасти то, что надо не забыть в повседневной жизни, отчасти явления или сверхъестественные события, сами по себе волнующие воображение. Например, что гимнаст Александр Дитятин получил медали во всех видах соревнований, в которых участвовал во время Олимпийских игр в Москве. Пока что восемь. Историческое достижение. То, что США бойкотировали игры, конечно, тоже способствовало успеху, но факт остается фактом.
Психолог спросила что-то еще, но она не услышала вопроса. С какой стати ее звали бы Юдит, не будь она еврейкой? Кнессет только что принял новый закон, сделав Иерусалим столицей Израиля, об этом передавали позавчера в новостях. Палестинцы точно с ума сойдут. У Юдит наверняка имеется свое мнение по данному вопросу.
– София!
Она склонила голову.
– Тебе тяжело об этом говорить?
Психолог говорила сочувственным тоном. София кивнула, глядя в свои колени.
После того, что произошло во время Второй мировой, неудивительно, что Израиль намерен защищать свою территорию.
– Как у тебя с твоими подружками? Сегодня у вас будет заседание «Полярного круга»?
Она подняла глаза и улыбнулась.
– Да, на этот раз книгу выбирала я. «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу. Ты ее читала?
Юдит не ответила на вопрос. На вопросы она никогда не отвечала.
– Тебе понравилась книга?
– Она грустная, – ответила София. – Там много народу умирает, но это и есть главная тема книги: только большая боль может создать настоящую красоту.
– Ты веришь в то, что так и есть? – спросила Юдит.
София пожала плечами.
– Это старинная кельтская легенда, – сказала она. – В ней говорится о птице, поющей в терновнике. Всю жизнь она ищет идеальный терновник, а когда находит, то бросается на него и, умирая, поет прекраснейшую песню на свете.
– Ты считаешь, что это красивая легенда?
Она снова пожала плечами, посмотрела на свои ногти.
Юдит вздохнула – чуть слышно, чтобы она не услышала, но София все равно услышала. У нее всегда был прекрасный слух.
– Сегодня я хотела обсудить с тобой еще один вопрос, – сказала Юдит. – В сентябре тебе исполняется восемнадцать, ты становишься совершеннолетней. И тогда детская и подростковая психиатрия за тебя больше не отвечает, ты понимаешь?
София словно окаменела – она не могла сообразить, что имеет в виду Юдит.
– Так я… я за вас должна отвечать?
Психолог заерзала на стуле.
– Вероятно, я не совсем точно выразилась. Ты не можешь продолжать посещать детского психолога, когда станешь взрослой. Граница не является строгой, ты не обязана заканчивать прямо сегодня или на следующей неделе, но мы должны подумать о том, чтобы подвести итоги и в ближайший месяц завершить твое лечение у нас. Следует ли тебе продолжать посещать психотерапевта в рамках взрослой психиатрии – этот вопрос тебе предстоит решить со своим лечащим врачом. Понимаешь?
Да уж, она все прекрасно поняла. Юдит дает ей пинка под зад. Она больше не сможет приходить сюда.
София снова кивнула, глядя на свои руки.
– Ты становишься взрослой, – проговорила психолог, тон ее сделался мягче. – Скоро тебе придется выбирать свой путь, София. Чем ты хочешь заниматься, кем хочешь стать…
Тут София подняла глаза на Юдит.
– Кем я хочу стать?
Юдит слегка улыбнулась ей – такое случалось нечасто.
– У тебя такие возможности, София. Ты можешь стать кем захочешь.
– Я знаю, кем я стану, – ответила она. – Я стану мамой.
Психолог несколько растерялась.
– Прекрасный план, – проговорила она.
В дверях они наспех обнялись.
Эрьян, владелец такси в Стентрэске, возил ее в Буден и обратно на своей личной машине. Не стоило провоцировать избирателей. София точно не знала, кто оплачивает счет – комиссия по делам детей или региональная администрация.
– Ты можешь остановиться у аптеки на Кунгсгатан? – попросила она, запрыгнув на заднее сиденье. – Мне надо получить лекарство по рецепту.
Подняв брови, он посмотрел на нее в зеркало заднего вида. Строго говоря, он должен был отвозить ее в отделение детской и подростковой психиатрии и обратно домой, никуда более. Поймав его взгляд, она чуть склонила голову набок.
– Мне надо забрать пенициллин, – сказала она. – У меня гонорея.
Он стиснул зубы, тронулся с места и покатил к торговому центру Будена. Забавно его провоцировать. Эрьян активно участвовал в жизни церковной общины, был церковным старостой, входил в церковный совет. Он заехал на парковку со стороны улицы Фэрьярегатан и остановился, не глядя на Софию.
– Я сейчас, – сказала она, выпрыгивая из машины.
В аптеке была небольшая очередь, пришлось подождать, прежде чем подойти к прилавку. Ей разрешалось выкупить только по тридцать таблеток валиума за раз, что очень раздражало, однако все же лучше, чем ничего. Они хорошо расходились, а Гувер оказался не в состоянии держать у себя запас, так что ей пришлось самой выпросить рецепт у врача.
– Огромное спасибо, – сказала София, снова запрыгивая на заднее сиденье.
Эрьян Элофссон не ответил. Как обычно, всю дорогу до Стентрэска они просидели в полном молчании.
Небо было ровным и серым, только над хребтами гор на западе собрались черные, как сажа, тучи. На востоке оно казалось лазурно-голубым. По другую сторону холма шумел порог. С гор тянуло холодным ветром. Воздух искрился.
Мама сидела в зале перед пустым камином, накинув на плечи плед.
– Мама, ты замерзла? Хочешь, я разожгу огонь?
Мама не ответила – казалось, она ее не слышала.
София вышла, принесла охапку дров, разожгла огонь в камине.
– Ну вот, – сказала она. – Так гораздо лучше.
Потом пошла в свою комнату. Села на кровать, положила руки на живот. Задержки у нее никогда не бывает. Надо рассказать Викингу. Она уже рассчитала, когда это произошло – накануне того дня, когда он получил права. Третьего июня, на заднем сиденье его зеленого «гольфа». Там было очень тесно – и очень хорошо.
Она взглянула на наручные часы. Предстоит еще много дел.
Для начала она достала протоколы предыдущего заседания «Полярного круга». Каждый раз она переписывала их на чистовик сразу после встречи, просто чтобы это уже было сделано. На этот раз она сняла копии в здании муниципалитета, поскольку школа была закрыта на каникулы. Скрепила их степлером, сложила четыре экземпляра в свою сумку из Бёлебю, достала упаковку валиума. Нашла папку с письменными принадлежностями, где лежали конверты с вкладышем. Достала розовый и написала «Биргитте от Софии». Вынула один блистер с таблетками, завернула их в носовой платок и положила в конверт. Прилепила наклейку со звездочками и блестками в том месте, где должна была быть марка, положила конверт в сумку и снова вышла в зал.
– Тебе что-нибудь нужно в «Консуме», мама?
На пару секунд мама отвела взгляд от языков пламени, танцующих в камине.
– Нет, спасибо, – проговорила она и снова повернула лицо к теплу.
София пошла в ванную, расчесала волосы. Посмотрела на себя в зеркало, внимательно оглядела живот. Плоский как гладильная доска.
– Ты надолго? – спросила мама испуганным голосом, когда она уже выходила.
София остановилась в дверях.
– Точно не могу сказать. Хочу навестить подружку, а потом кое-что купить.
– Какую подружку?
О Викинге она рассказывать не станет – по крайней мере, пока.
– Агнету.
Мама всегда очень тревожилась, когда папа уезжал на заседания комитета, но слова о том, что дочь собирается встречаться с Агнетой, ее обычно успокаивали. Видимо, Агнета – самое скромное и добродушное существо на земле.
– Пока, мама, я скоро вернусь.
Сперва она поднялась по склону холма и опустила конверт, адресованный Биргитте, в почтовый ящик семьи Ланде́н. Заказ уже оплачен, она неплохо заработала. Затем она снова спустилась вниз по склону, в сторону Кварндаммсвеген, мимо киоска Дагге, в сторону виллы семейства Стормбергов.
Ее интересовало, как отреагирует Викинг. Она мало видела его в течение лета – видимо, он много тренируется. В основном хоккей, но и футбол тоже.
Летнюю радиопрограмму она сегодня послушать не успеет, но ничего страшного. Ее не слишком интересует сегодняшняя ведущая программы: Маргарета Стрёмстедт, журналистка и телепродюсер, написавшая несколько детских книг.
В этом году особенно отличился Таге Даниэльссон. Он рассказывал о том, как на него подали жалобу в этическую комиссию и как он изо всех сил старался казаться объективным и нелицеприятным. Сказав о ком-то что-то хорошее, он всегда тут же добавлял плохое, чтобы все уравновесить. Поэтому он сначала сказал, что Элла Фицджеральд прекрасная певица, а потом добавил, что она склонна к полноте – впрочем, одно другого не исключает. Кроме того, Таге Даниэльссон сказал, что комик по имени Йимми Дуранте катался на коньках, и так было до самой весны, пока тот наконец не откинул коньки. Это было забавно.
Хотя самая лучшая передача из всех, какие она слышала, была в прошлом году. Тогда выступал журналист Ян Гийу – он рассказал, что бывший премьер-министр Пер Альбин Ханссон брал взятки, в том числе от его собственного дедушки. Вот это был настоящий скандал!
А потом этическая комиссия осудила Яна Гийу.
Дома у Стормбергов ей никто не открыл. Она позвонила несколько раз. Потом огляделась. Много раз она проходила мимо, но внутри никогда не бывала. София знала, что маму Викинга зовут Карин и что зеленый «гольф» принадлежит ей, но машины возле дома не было. Стало быть, Карин куда-то уехала. Его папа Густав, наверное, на работе – в полицейском участке. Кажется, у Викинга есть младший брат или сестра – по вечерам она с улицы слышала, как по дому бегал ребенок. Вокруг находилось еще несколько домов, сам участок довольно маленький. Какая-то тетка посмотрела на нее из окна с кухонными занавесками в соседнем доме. София радостно помахала ей. Женщина с сомнением помахала в ответ.
Быстро обойдя дом, София зашла на террасу с задней стороны. Дверь оказалась не заперта. Открыв ее, она вошла в гостиную.
В доме стояла тишина. Никакого гудения приборов или жужжания вентиляторов. Только занавески слегка шевелились в потоке воздуха из открытой двери на террасу. Стенка орехового дерева. Толстый ворсистый ковер на полу перед телевизором. Обои с рисунком, напоминающим водоросли. Ворота гаража, выходящие на улицу. Кухня и гостиная в сторону открытого двора, ванная и три спальни в ряд в сторону живой изгороди.
Ясное дело – Викинга дома нет.
Она села на диван, положила ноги на журнальный столик. Удобно. Обнаружила на полке кассетный стереомагнитофон – подскочила, подошла к нему и нажала на кнопку включения. В магнитофоне была вставлена кассета, София нажала на play. Песня оказалась на шведском языке, какой-то мужчина пел грубым хрипловатым голосом:
Мы дети эпохи,
мы дети эпохи,
Ты боишься детей своих,
мамочка?
И наш правильный путь —
Всех старпёров заткнуть,
Это правильно,
правильно, мамочка?
Пока он пел, она пошла обследовать дом. Начала с самой дальней спальни – это оказалась спальня родителей. Она задумалась, как часто они занимаются сексом. Ей подумалось, что не особо часто. Она перебрала содержимое их ночных столиков. Вазелин на ее стороне – надо же. Стало быть, иногда они этим все же занимаются. Следующая комната принадлежала младшему ребенку. Пожарные машины, полицейские машины, несколько мишек разных размеров. Стало быть, брат.
Комната Викинга находилась рядом с ванной, дверь из прихожей. Никаких плакатов на стенах, только несколько скучных старых картин в рамах. Их наверняка повесила его мама.
София прилегла на его кровать. Кровать оказалась довольно жесткая. Музыка в гостиной зазвучала по-другому, интенсивность нарастала, тяжело вибрировали гитары.
Ну давай же, приятель,
Мы ответим тебе,
Очень жёстко – это наш стиль!
Ненавидишь нас – ненавидим тебя,
Очень просто, это наш стиль.
Она рассмеялась в голос – отличная песня! Поднялась, уселась за письменный стол Викинга. Вращающийся стул, слева тумбочка с ящиками.
Испугалась, трусливая дрянь,
ты своих же детей?
Она прокрутилась несколько раз, пока не закружилась голова. Потом выдвинула верхний ящик. Карандаши, стирательные резинки, линейки. Второй ящик. Школьные тетрадки – по математике и физике. Она полистала их. Те же задания, которые делала она сама. Он ответственный, надежный и собранный, дисциплинированный, этот Викинг. Умный и красивый. Очень ей подходит. Все у них будет хорошо.
Она выдвинула третий ящик и замерла. Что такое?
Красные буквы, отпечатанные на машинке. Агнетины, ошибиться невозможно. Целая пачка листков. София взяла ее в руки, перелистала.
Диана мчалась на велосипеде домой, ощущая, как ее душат слезы. Генриетта не злая, не в этом дело, просто не думает о других. Жизнь не сводится к тому, чтобы выглядеть безупречно, как думает Генриетта. В ней есть еще так много всякого важного.
Видимо, какой-то рассказ. Но что он делает здесь, в ящике стола у Викинга? Она прочла конец.
– Ты любишь булочки с корицей? – спросила она. – Я испекла сегодня утром.
– Обожаю булочки с корицей, – ответил он.
От этих его слов она засмеялась, сама не понимая, почему.
Они сидели друг напротив друга, ели булочки, запивая горячим шоколадом. Смеялись и разговаривали, но потом он вдруг стал серьезен.
– У меня есть младший брат, – сказал он. – Не знаю, знаешь ли ты об этом.
Нет, о брате она ничего не слышала.
– Его зовут Хассе. Когда он родился, с ним что-то оказалось не так, но что именно, они не знают. Он не такой как все.
Маттиас поднял на нее глаза.
– Но я его очень люблю.
Агнета обычно пекла булочки для своей мамы, София знала об этом. Не раз она ела булочки у них в кухне в Трэске. Как это понимать?
На обратной стороне что-то было написано. Она перевернула листок, узнала почерк Викинга.
Очень хороший рассказ. Прямо понимаешь чувства главной героини. К тому же, мне кажется, что она очень красивая. :)
А этот Маттиас отличный парень.
Кажется, я узнаю финал…
И затем три сердечка.
Она уставилась на них.
Три сердечка?
Три сердечка?!
Ледяной холод хлынул изнутри, разливаясь по всему телу.
Она скомкала идиотские красные листочки в тугой шарик, пошла в ванную и спустила их в туалет. Огляделась, заглянула в шкафчик. Под шкафчиком на полке в ряд стояли четыре стаканчика с зубными щетками. Один – с картинкой медвежонка Бамсе. Стало быть, младшего брата.
Когда он родился, с ним что-то оказалось не так, но что именно, они не знают. Он не такой как все. Но я его очень люблю.
Взяв стаканчик с медвежонком Бамсе, она пописала в него. Поставила обратно на полку.
Вернулась в комнату Викинга, поставила стул, как тот стоял раньше, расправила покрывало. Выключила музыку прямо в разгар страстного гитарного соло.
Вышла через террасу, закрыв за собой дверь, и направилась прямиком к Агнете.
– Привет! – проговорила Агнета с удивлением в голосе. – Заходи.
Кот пытался ускользнуть в подъезд, Агнета поймала его и взяла на руки. Тот тут же начал мурлыкать.
– Ты не знаешь, где Викинг? – спросила София, зайдя и усевшись за кухонный стол.
– Он в хоккейном лагере, где-то в Будене. Вернется во вторник. Я только что испекла бисквит – хочешь?
Бисквит София обожала.
– Спасибо, хочу.
– Молока?
– А какао у тебя есть?
– Ну да.
– Может быть, и булочки?
Агнета рассмеялась.
– Ну конечно же!
Какая она сегодня веселая. Достала булочки, подогрела молоко, выставила на стол банку какао. Даже напевала себе под нос: I was made for loving you baby, you were made for loving me.
– Ты перестала заикаться?
От этого вопроса она тут же снова начала заикаться.
– Н-н-нет, просто н-немного лучше, когда все с-спокойно.
– Почему все спокойно?
– М-мама, – ответила она. – Они п-пока не планируют ее выписывать.
Ах да, ведь ее сумасшедшую мамашу положили на принудительное лечение.
– Хорошо тебе тут одной?
Агнета кивнула, щеки у нее покраснели.
– Угу, – ответила она и налила в чашку Софии дымящегося какао.
Села с другой стороны стола. Кот тут же прыгнул ей на колени.
– Я хотела тебе кое-что рассказать, – начала София, но обещай никому не говорить – ни одной живой душе. Обещаешь?
Глаза у Агнеты округлились.
– Ясное дело, я никому не расскажу.
– Я беременна.
У Агнеты челюсть отвалилась, булочка упала на стол.
– Ой-ой-ой, – пробормотала она.
Казалось, она не знает, радоваться ей или ужасаться. – И что ты собираешься делать? Оставишь его себе?
В ту же секунду зазвонил телефон, стоящий на комоде в прихожей. Агнета подскочила так, что кот скатился на пол, радостно выскочила в прихожую и ответила, назвав свой номер телефона. В голосе зазвучал восторг.
– А, так у тебя все болит после тренировок?
Затем она рассмеялась – словно зазвонили колокольчики.
– Так тебе и надо! Уезжаешь от м-меня ради тренировок – так вот мучайся.
Снова смех.
– Нет, с-сегодня дождя еще не было, но очень сильный ветер. В воздухе словно запах серы.
Некоторое время она молчала.
– Нет, ту работу он не получил. Будет искать в Видселе, там есть мастерская… Сусси не хочет, чтобы он уезжал, пока она не закончила… да, вот именно!
Она снова засмеялась – надо же, как ей весело!
София прислушивалась, навострив уши, пытаясь разобрать, что говорится на другом конце провода, но слышала только голос. Слов не разобрать.
– Д-да, очень здорово, знаю, я тоже… Спасибо, что позвонил.
Краткая пауза.
И совсем тихо:
– Я тоже по тебе скучаю.
После этого она положила трубку.
Наступила ясность, все встало на место, слой за слоем – как слоеный пирог.
– Спасибо за булочки, – сказала она.
– Но ты ведь их даже не попробовала! – воскликнула Агнета.
– Я должна купить продукты. Маме. Она ждет меня.
Агнета улыбнулась.
– Увидимся сегодня вечером. Поздравляю с ребеночком! Когда он родится?
– В феврале. Тебе сегодня придется работать? Там, в бытовках?
Агнета вздохнула.
– Теперь они и по выходным строят, так что мне приходится работать по вечерам и в субботу, и в воскресенье.
Кто отец ребенка, она не спросила.
Выйдя из квартиры, София поднялась по склону к реке. Прошла по тропинке вокруг вершины, так что ее глазам открылась стройка. Сев на камень на ветру, она некоторое время изучала стройку. До нее доносились слабый гул и грохот машин, работавших далеко внизу. Подъемный кран, разные тракторы. Множество маленьких человечков в комбинезонах и касках – они двигались, точно заторможенные муравьи.
Мост – это единение. Мощный символ. Связующая нить. Благодаря ему берега встречались, сливались воедино.
Юдит совершенно права. У нее такие возможности – она может стать, кем только пожелает. Несколько недель назад ей в ящик положили каталог – «Высшее образование в Швеции, 1980–1981», она уже успела его пролистать. По всей стране есть множество университетов и высших школ, предлагающих всяческое обучение. Она может выбрать, что хочет. Это ее выбор, только ее. Прожить жизнь тем человеком, каким она решит стать. Надо только определиться.
Подумав немного, она направилась в Konsum. Ее семья всегда все покупала там. Теперь у нее есть свои деньги – какое счастье, когда не надо выпрашивать у родителей наличные. И собственное транспортное средство у нее тоже есть. Гувер одолжил ей одну из своих старых, снятых с учета машин – теперь тачка стояла на лесной дорожке неподалеку от линии электропередачи рядом с Гранселем. Ей придется быть осторожной, когда она будет на ней ездить, ведь у нее нет прав. Однако риск, что ее остановят, минимален – особенно если придерживаться маленьких дорог. Гувер пытался капризничать, когда она пожелала одолжить машину. Пришлось напомнить ему, что ей достаточно снять трубку и позвонить Густаву Стормбергу и рассказать о запасах препаратов, которые хранятся в подвале здания евангелической миссии. Тогда он дал ей ключи. Даже спросил, не может ли он еще что-нибудь для нее сделать. Удобно иметь лояльных коллег.
В магазине она взяла красную корзинку и пошла бродить среди полок. Ей нравились новые товары в сине-белой упаковке – собственный товарный знак Konsum, всегда низкие цены. Она взяла себе зубную пасту «Зубная паста», картофельное пюре «Картофельное пюре». И еще купила две упаковки краски для волос, пепельный блондин. И десять конфет на палочке со вкусом клубники.
* * *
Биргитта пришла вовремя. Только это и было необычным. В остальном все началось, как всегда. Астрид отдала ключи в руки Софии, велев им убрать и закрыть за собой. София раздала протоколы с прошлого заседания, а затем уселась на детский диванчик – с прямой спиной, положив рядом с собой блокнот и ручку. Откашлялась.
– Добро пожаловать на заседание читательского клуба «Полярный круг». Мы все прочли книгу «Поющие в терновнике» Колин Маккалоу. В ней повествуется о семье Клири, которая в начале двадцатого века переезжает в поместье Дрохеда в Австралии. Главную героиню зовут Мэгги, в начале книги ей четыре года. Она единственная дочь в семье, у нее пять старших братьев. Больше всего она любит Фрэнка, самого старшего. Он восстает против отца. Отца зовут Пэдди, а маму Фия. Мегги очень красивая, с огненно-золотыми локонами. У папы есть богатая сестра Мэри, она и есть владелица Дрохеды. Она вдова. Они живут в Новом Южном Уэльсе…
– Прости, София, – прервала ее Карина и устроилась поудобнее в кресле-мешке, – но, как ты сама сказала, мы все читали книгу. Мы все это знаем. Лучше расскажи о своих впечатлениях.
София оглядела Карину – типичный представитель нижних слоев рабочего класса. Многие в этой группе населения длительное время сидят без работы, не сколько членов семьи Карины – из таких. Представители буржуазных партий называли эту группу «нахлебниками», но ее папа это слово не любил. Хотя и считал эту группу проблематичной. Их трудно во что-нибудь вовлечь – как в политику, так и в работу профсоюзов. Они сами не понимают, что им нужно.
– О’кей, – ответила София. – Книга очень хорошая, сюжет построен на старинной кельтской легенде. Есть такие птицы, которые всю жизнь ищут идеальный терновник, а найдя его, натыкаются на него и перед смертью поют самую красивую песню на свете. Это символизирует то, что прекрасное можно обрести ценой страдания.
– Я согласна, – проговорила Сусанна. – Потрясающий роман, буквально затягивает тебя целиком. По-настоящему большая литература, с детальными описаниями экзотических ландшафтов, отношений между людьми разного происхождения – яркое повествование о всепобеждающей силе любви…
– Боже мой, – воскликнула Карина, – ты это серьезно?
Сусанна обиженно посмотрела на нее.
– От того, что вещь красивая и аутентичная, ее не следует сразу записывать в банальности.
– Аутентичная?
– То, что старинная легенда легла в основу совершенно новой истории.
Карина опустила веки.
– Только не говорите, что вы верите во всех этих птиц в терновнике! Это всего лишь сентиментальная побрякушка. Вы вправду считаете, что такая легенда существует?
– Ты сама этого не можешь знать, – обиженным тоном ответила Сусанна.
Карина тяжело вздохнула и провела рукой по лбу.
– Колин Маккалоу пишет о боли и красоте еще до того, как начался сам роман. Потом она возвращается к этой идее и муссирует ее в каждый ответственный момент всего повествования. Это ужасно раздражает – зачем держать читателей за дураков, по сто раз объясняя им одно и то же. А в конце она даже заставляет Мэгги еще раз сказать вслух: «Во всем моя вина, мне некого винить. Когда мы вонзаем шип себе в грудь, то все знаем наперед, и все же это делаем…» Боже мой…
– Если говорить честно, – проговорила Сусанна, – то этот роман куда лучше «Лолиты».
В комнате сказок повисла тишина. Софии показалось, что даже вентиляция задержала дыхание. Сама она ощущала легкую тошноту. Карина сидела неподвижно, Сусанна бесшумно, но активно жевала свою жвачку, Агнета осторожно перелистывала книгу, а Биргитта выглядела вполне довольной.
В конце концов тишину нарушила Агнета.
– Мне к-кажется, эти два романа вообще нельзя сравнивать, – сказала она. – Э то все равно, что обсуждать, что лучше – арктический голец или Cuba Cola. И то, и другое вкусно, но в них нет ничего общего. «Поющие в терновнике» – довольно сентиментальная, но увлекательная книга, я прочла ее с большим удовольствием. «Лолита» – классический шедевр мировой литературы, с-сложный во всех отношениях.
София взглянула на Агнету, на ее светлые волосы и самовязанные вещи, тонкие руки и слабые плечи. Глаза ясные, но настороженные, зубы, идеально выровненные в детстве брекетами.
– Ясное дело, что ты так считаешь, – сказала София. – Ты всегда все сглаживаешь. Никому не позволяешь сердиться. Твое существование совершенно бессмысленно, ты не выполняешь никакой функции.
Агнета охнула. Карина села прямо, так что в мешке зашуршало.
– Тьфу, как у тебя только язык повернулся такое сказать, – выпалила она и взяла куртку на колени.
Биргитта поднялась, повесила на плечо свою дорогую сумочку.
– Собственно говоря, я пришла лишь для того, чтобы сдать книги и попрощаться, – заявила она. – Мы так долго встречались – я хотела лично вам рассказать, что уезжаю. В последний раз пришла на заседание «Полярного круга».
Все уставились на нее.
– Куда это? – спросила Сусанна с глубокой обидой в голосе. – Куда ты переезжаешь?
– В Питео. Я приехала на выходные забрать свои вещи.
– Но… – промямлила Сусанна и тоже поднялась. – Почему же ты ничего не сказала? Не можешь же ты вот так взять и уехать!
– Как будто тебя это интересует, – ответила Биргитта. – Ты мне никогда не звонишь.
– Но ты могла бы хоть что-нибудь сказать! И почему это я всегда должна звонить?
– Все мы уедем отсюда рано или поздно, – ответила Биргитта. – Или как? Ведь никто же не захочет остаться в этой дыре.
Агнета разрыдалась, и тут София решила вмешаться.
– Ты злобная задавака, – крикнула она Биргитте. – Ты будешь всю жизнь сидеть одна, злобная и всеми забытая, потому что всех считаешь дураками.
– Я ухожу, – сказала Биргитта и ушла.
Агнета, обливаясь слезами, поднялась на ноги, схватила куртку и сумку и поспешила за ней.
Карина подошла к Софии и встала совсем близко.
– Какая муха тебя укусила? – тихо спросила она. – Какого черта ты это сказала?
– Но ведь это правда, – ответила София.
Сусанна ничего не сказала, молча вышла.
Карина фыркнула и оставила ее одну в комнате сказок.
Ну что ж, убираться – задача того, кто был хозяином встречи, что тут скажешь.
Товар у нее с собой в сумочке, спортивная сумка уложена.
* * *
В пабе STONE Swamp Inn настроение пятницы достигло кульминации. Гомон голосов и музыка разносились на всю улицу. София узнала мелодию с конкурса «Евровидение». «Коммутатор, алло, алло, соедините с номером сто…» От басов и голоса Янне Лукаса Перссона дрожали оконные стекла.
Вход в паб она миновала, не замедляя шага, прошла десятка два метров вперед и свернула вправо. Там, на боковой стене здания, находился запасной вход в пансионат. Строго говоря, дверь эту надлежало запирать, но рядом всегда валялся деревянный брусок, чтобы оставить ее чуть приоткрытой.
Она открыла дверь, оставив деревянный брусок на месте. Вошла в небольшой холл – истертый линолеумный пол, обшарпанные плинтусы. Прислушалась к голосам, доносившимся от стойки администратора, – там громко разговаривали и смеялись какие-то мужчины. Шведы, не американцы. Она дождалась, пока они вышли на улицу через дверь главного входа. Затем прошмыгнула через холл и поднялась вверх по лестнице, подёргала ручку двери Рика. Заперто.
Стало быть, они еще не вернулись. Ей придется подождать.
Быстрым шагом она прошла еще несколько метров по гостиничному коридору в направлении дамской комнаты. Там висели большие зеркала и стояло красное бархатное кресло.
В дамской комнате было темно, София зажгла свет – и замерла в дверях в полном изумлении. Там, в красном бархатном кресле, сидела Карина Бюрстранд. Она резко поднялась, когда вошла София.
– Привет, – сказала София. – Ты ждешь Брюса?
Карина Бюрстранд сглотнула.
– Они еще не вернулись.
– Знаю, – ответила София.
– Откуда ты знаешь, что я жду Брюса?
– Они говорят, – ответила София.
Карина снова села в кресло. На ней та же одежда, что и на «Полярном круге», – стало быть, она не заходила домой переодеться. У ее ног стояла почти пустая четвертинка водки Special. Похоже, она долго просидела здесь, запивая одиночество.
– Но разве ты не живешь с Хоканом Юханссоном? – спросила София. – Разве ты не переехала к нему домой, к его маме с папой?
Карина Бюрстранд прикрыла глаза, откинула голову назад, тяжело застонала.
– Боже мой, ему пятнадцать лет! Большой член, да, но я готова спать с самим дьяволом, лишь бы не жить дома.
Язык у нее заплетался. Лампа под потолком погасла, оставив дамскую комнату в полной темноте. Единственным источником света стала красная кнопка выключателя, горевшая рядом с дверью. София добралась туда и снова нажала на нее. Свет включился.
Карина Бюрстранд допила последний глоток прямо из горлышка, выкинула бутылку в мусорную корзину и пристально оглядела Софию.
– Только не говори, что ты мечтаешь остаться здесь. В этой чертовой дыре!
– Мне кажется, в Стентрэске довольно мило, – ответила София.
Подруга поднялась, слегка покачнувшись, и тряхнула своими роскошными волосами.
– Брюс хочет забрать меня с собой в США. Мы будем жить в его вилле в окрестностях Тусона, с собственным бассейном. Он показывал мне фотографии.
– А где это находится – Тусон?
Взгляд Карины совсем затуманился.
– В Аризоне, на юге США. Рядом с мексиканской границей. Пустынная местность, солнце светит почти всегда. Минусовой температуры не бывает.
– А как ты получишь вид на жительство?
– Мы поженимся, – ответила Карина. – В следующий раз, когда он приедет, привезет с собой все необходимые бумаги.
– И ты ему веришь?
– Я хорошо его знаю. Он никогда не встречал такую девушку, как я.
Повернувшись к зеркалу, она достала из сумки щетку и взбила волосы. Изобразила кривую улыбочку отражению Софии в зеркале.
– А ты чего хочешь с Риком?
Стало быть, она его знает.
– Интересно пообщаться с разными людьми, – проговорила София.
– «Пообщаться»?
– Много нового узнаешь.
На этот раз Карина расхохоталась в голос.
– Да, – сказала она, немного успокоившись, – можно и так сказать, черт подери.
Снова стало темно. И тут они услышали, как американцы с грохотом поднимаются по лестнице, разговаривая и смеясь. В приподнятом настроении – ведь сегодня пятница.
София зажгла лампу. Карина засунула щетку обратно в сумку. Они дождались, пока все разошлись по комнатам, и в коридоре воцарилась тишина.
– Ну давай, – сказала Карина, – пошли, узнаем много нового. Посмотри, нас никто не видит?
София приоткрыла дверь. В коридоре было пусто. На лестнице, ведущей вниз, в холл, не горела ни одна лампа.
– Путь свободен, – сообщила она.
Из туалета они вышли вместе. Быстро и бесшумно двинулись вперед по ковровому покрытию. Карина остановилась перед номером Брюса.
– Не говори никому, – проговорила Карина, открыла дверь и исчезла в седьмом номере.
София пошла дальше, в пятый. Вошла, не стучась – знала, что ее ждут.
– Hello everybody, – поздоровалась она.
Двое его коллег тоже здесь, сидят с пивом в руках, в нетерпеливом ожидании. Ничего удивительного. В ее власти – осуществить все их мечты.
Она подошла к письменному столу. Освободила себе место среди стопок диаграмм и расчетов, кучей лежавших на столе. Обязательно хранить результаты своих тестов именно здесь? Больше негде? Достала из школьной сумки кусочек фольги с завернутым в нее кубиком гашиша и мешочек с марихуаной, положила рядом с результатами оценки различных бомб.
Рик подошел и поцеловал ее, засунув ей язык чуть ли не до миндалин. Она не стала его отгонять. Бедром почувствовала, как напрягся его член.
– Двадцать грамм гашиша и пятьдесят грамм травы, – сказала она. – Точно, как ты хотел. Десять тысяч крон за все.
Он выпустил ее, потрогал товар.
– Десять тысяч? – переспросил он. – В этой вашей странной валюте? Разве это не зверски дорого?
Она пожала плечами.
– Это стоит ровно столько.
Он рассмеялся – словно фыркнул.
– Ты шутишь, – сказал он. – Это просто смешно. В Штатах все это стоило бы не больше…
– Ну так поезжай и купи свое курево там, – ответила она и начала собирать товар.
– Погоди, – сказал один из их компании. – Брюс тоже хотел. Поделим на четверых?
Он до стал бумажник, вынул пачку коричневых купюр с портретом Густава II Адольфа. Второй последовал его примеру. Вскоре рядом с кубиком гашиша лежала приличная пачка купюр. Рик зашел сзади, поцеловал ее в затылок. Она собрала деньги, сложила в школьную сумку.
– Сейчас мне надо идти, – сказала она.
Рик схватил ее за руки выше локтей.
– Почему ты так торопишься? – спросил он, просовывая колено между ее ног. – С тобой обычно так весело.
Остальные двое приблизились спереди, глаза у них были красные и влажные.
– Я не могу остаться, – сказала она. – Я иду к подружке.
– А ты не можешь попросить ее прийти сюда? Тогда мы могли бы повеселиться все вместе.
– Она работает, – ответила София. – До полуночи.
– Ну, тогда у тебя предостаточно времени, – проговорил Рик, расстегивая на ней кофту.
– Прекрати, – сказала София. – Я не хочу. Сегодня вечером нет.
Он остановился.
– Хотите секса, платите деньги, – заявила она. – Еще десять тысяч.
– What the fuck… – пробормотал Рик. – В прошлый раз…
Она подтянула хвостик на затылке и поправила очки на переносице.
– Десять тысяч, – повторила она.
– Зачем тебе столько денег?
– Вы хотите или нет?
Мужчины снова потянулись за бумажниками.
* * *
Спортивная сумка стояла в дровяном сарае, в нее было сложено все необходимое, кроме денег и блокнота. Присев на чурбак, София перевела дух. Между ног побаливало, из анального отверстия слегка сочилась кровь. Солнце спряталось за горизонт еще до десяти. Около полуночи ненадолго стемнеет, но так долго ждать нет необходимости. Больше ее не тошнит.
Взяв на колени школьную сумку, она достала блокнот и пачку сотенных, переложила в спортивную сумку. Затем погрызла конфету на палочке, положила ее обратно в школьную сумку.
Самый простой путь не всегда самый верный. Карина Бюрстранд решила стать американкой, хотя, вероятно, это не так уж и легко. Кто сказал, что один жизненный путь лучше другого – только потому, что он менее запутанный?
Она может стать кем захочет. От осознания этого голова начинала кружиться.
Поднявшись, она схватилась за ремни, повесила на себя обе сумки крест-накрест и пошла наверх, к стройке.
В одной из бытовок горел свет. Сложив свой груз у фундамента моста, София открыла молнию на спортивной сумке.
Потом пошла к освещенному бараку.
Агнета с забранными в хвостик волосами стояла на коленях и мыла один из унитазов, когда София постучала. Агнета подняла глаза и с изумлением посмотрела на нее.
– София, – выговорила она и поднялась, не выпуская щетки для мытья унитаза. – Ч-что ты здесь делаешь?
Она и вправду очень хорошенькая. К тому же добрая и милая. Теперь она стащила с себя розовые резиновые перчатки.
– Прости, – проговорила София. – Было очень глупо с моей стороны так сказать на «Полярном круге». Понимаю, что ты расстроилась. Я не хотела.
Агнета опустила глаза, вертя в руках резиновые перчатки.
– Да, – пробормотала она. – Я очень расстроилась.
– Ты сможешь меня простить?
Агнета подняла глаза, попыталась улыбнуться.
– Я вовсе не хотела такое сказать, – продолжала София. – Я просто… рассердилась, меня все раздражало.
– Такое со всеми иногда случается, – проговорила Агнета. – Может быть, это что-то гормональное – теперь, когда ты беременна.
Она и вправду всегда думает о людях только хорошее. Просто невероятно, как человек может быть таким наивным.
– Можно тебя обнять? – спросила София.
Агнета отложила перчатки на столик и подошла к ней. Они осторожно обнялись.
– Кстати, ты видела котят? – спросила София, когда они разжали объятия.
– Котят?
София указала пальцем.
– Там снаружи стоит коробка с котятами. Я услышала писк, когда проходила мимо. Три штуки, такие хорошенькие…
Агнета вытянула шею, вглядываясь в темноту.
– Коробка? Кто-то поставил ее туда?
– Не знаю, – пожала плечами София.
– Где?
Она сняла передник, в котором занималась уборкой, и пошла к выходу. София показала пальцем.
Агнета поспешила к фундаменту моста.
София пошла следом, видя, как ветер треплет светлые волосы подруги. Дала ей подойти к фундаменту. Увидела, как та наклоняется, заглядывая в прямоугольное пространство.
Сама она подошла к своей спортивной сумке.
