Два прорицателя

1933

Неизвестное кафе. Все столики заняты. Вокруг одного из них сидят десять нацистов в коричневой форме в компании элегантно одетого гражданского лица.

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. Внимание! Вот он. Закройте двери! Никого не выпускать!

ХОЗЯИН КАФЕ. Господа, прошу вас не шуметь, полиция…

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. …это мы и есть.

КЛИЕНТ, ЗАШЕДШИЙ ПОСЛЕДНИМ. Выпустите меня! Здесь небезопасно.

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. Дело именно в этом! Узнаете меня?

КЛИЕНТ, ЗАШЕДШИЙ ПОСЛЕДНИМ. Хануссен!

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. Собственной персоной. Я официальный астролог Третьего рейха. Я предсказал, что вы придете по положению звезд, и тысяча дураков слушала меня с открытым ртом. Да что там тысяча, сотни тысяч! Миллионы! И они поверили.

КЛИЕНТ, ЗАШЕДШИЙ ПОСЛЕДНИМ. Вы их обманули! Вы на самом деле не астролог. Это шарлатанство.

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. Не повторяйте этого. Знаете что? Сейчас вы займетесь гимнастикой, и мои юные друзья в элегантных коричневых костюмах увидят, как хорошо вы выполняете упражнения. Ну давайте же! Быстрее!

Один из СА пинает вновь пришедшего клиента ногой под зад, и тот начинает бегать по кафе. Вскоре, запыхавшись, он начинает спотыкаться и натыкаться на столы. Женщины кричат. Клиенты встают и спешат к выходу, но дверь заперта.

ХОЗЯИН КАФЕ (обращаясь к элегантно одетому господину). Разве вы не понимаете, что разрушаете репутацию моего заведения? (Он падает на стул и говорит измученным голосом): О! Я больше не могу. Коричневая клиентура не оставляет меня в покое. Они оккупировали мое кафе, всей группой. Они заказывают кофе и оставляют на столе двадцать пять пфеннигов. А он стоит шестьдесят! (Его голос превращается во вздох.)

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. Я буду безжалостен с этим молодчиком, который пытается испортить мой бизнес. Он еще не превратился в пыль?

Последний клиент все еще бегает как одержимый. В каждом конце помещения стоит по офицеру СА. Каждый раз, когда клиент приближается к одному из них, его разворачивают и пинают сзади. Посетители громко жалуются. Они сыты по горло и требуют открыть двери.

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН (гневно). Эй вы, на галерке! Помалкивайте там! Или мы научим вас, как себя вести. (Обращается к СА.) Ребята, поставьте спортсмена на стол! Пусть кричит «Хайль Гитлер», пока не сдуется. Если будет прикидываться дурачком, расквасьте этому марксисту лицо. Я могу позволить себе что угодно. Никто не посмеет меня даже пальцем тронуть. Я слишком много знаю о Третьем рейхе, а граф фон Хельдорф – мой друг.

КЛИЕНТ, ЗАШЕДШИЙ ПОСЛЕДНИМ. Хайль Гитлер!

ЭЛЕГАНТНЫЙ ГОСПОДИН. А остальные что? Ну же!

ХОР НАПУГАННЫХ КЛИЕНТОВ. Хайль Гитлер!

Эта сцена принадлежит перу Генриха Манна, она стала одной из последних написанных им перед эмиграцией. Ему не оставалось иного выхода, кроме как бежать. Манн был автором двух очень неоднозначных романов: «Учитель Гнус» (1905), послуживший основой для фильма «Голубой ангел», и «Верноподданный» (1914), в котором автор обрушивается на стадное, конъюнктурное и лицемерное мышление общества времен кайзера Вильгельма. Позднее, во времена Веймарской республики, Манн стал тем представителем мира культуры, который громче всех кричал об опасности нацизма, еще громче, чем его брат Томас. И последним, кто говорил о нем: в конце 1932 года он подписал «Срочное воззвание» к социал-демократам и коммунистам, побуждая их выступить против Гитлера единым фронтом: это стало финальной попыткой спасти демократию. Однако единственное, чего подписанты – Манн и остальные, среди которых были Альберт Эйнштейн, Кете Кольвиц, Эрнст Толлер и Эрих Кестнер – смогли добиться, – это занять первые места в черном списке НСДАП.

При написании этой сцены Генрих Манн опирался на эпизод из реальной жизни, произошедший вечером 9 марта 1933 года в «Романском кафе». С графом фон Хельдорфом мы уже знакомы: именно он, обергруппенфюрер СА, отвечал за погром на бульваре Ку’дамм. «Элегантным господином» был Эрик Ян Хануссен, астролог, гипнотизер, оккультист и предсказатель; а «клиент, зашедший последним», – Макс Мёке, преподаватель йоги, гипнотизер, оккультист и предсказатель. Между ними, как уже было показано, существовало жесткое соперничество. Оба приехали в Берлин непосредственно после кризиса 1929 года. Прославившись в провинции, они перебрались в столицу, планируя завоевать город, пронизанный ощущением ненадежности, страха и утраты ценностей; иными словами, город, открытый для тех, кто обещает лучшее будущее. Это не так просто понять, однако многие берлинцы в те дни верили в чудеса, гадали у цыганок, приезжающих с востока, приглашали хиромантов, чтобы те читали по линиям руки, графологов, чтобы проанализировать, как добиться успеха на основании линий на руке, и астрологов, предсказывающих будущее. В городе процветали всевозможные эзотерики, некроманты, менталисты, оккультисты, маги и телепаты. Для более просвещенных классов предлагались курсы введения в буддизм, теософию и антропософию.

Перед предсказателями открывались великолепные возможности заработать. Конечно, существовала серьезная конкуренция, однако Мёке и Хануссен быстро зарекомендовали себя лучшими. Оба они обладали и талантом, и магнетизмом, а также неимоверным эго, обусловившим неизбежность столкновения. С самого начала они взаимно обвиняли друг друга в мошенничестве и аферизме и неоднократно оказывались в суде. Между ними началась война провидцев, война, в которой мало-помалу Хануссен стал одерживать верх. Дело в том, что «марксист» Мёке симпатизировал СДПГ, в то время как Хануссен начал сотрудничать с нацистами.

Хануссену принадлежала яхта, пришвартованная в речном порту Штралау на востоке Берлина. Судно носило название «Урсел II», однако вскоре стало известно как «Яхта семи грехов». Это было связано с тем, что каждые выходные на ее борту устраивались экстравагантные вечеринки, на которых хозяин предлагал гостям икру, шампанское, кокаин, спиритические сеансы и, в зависимости от вкусов гостя, женщин или юношей.

Одним весенним днем 1932 года актриса Мария Паудлер, подруга Хануссена и завсегдатай вечеринок на яхте, предложила позвать своего знакомого, Вольфа-Генриха фон Хельдорфа. В те выходные праздник был посвящен индийской богине Сарасвати, и Хануссен радушно приветствовал нового гостя, предоставив ему Кабира, индийского мальчика четырнадцати лет. Хельдорф был очарован подарком и на следующей неделе вернулся в сопровождении двух друзей по СА – группенфюрера Карла Эрнста и штурмбаннфюрера Вильгельма Оста. Всем троим предложили шампанского с икрой, мальчиков и девочек и настойчиво звали приходить еще. Вскоре мужчины превратились в завсегдатаев вечеринок. Будучи польщен оказанной честью, хозяин яхты предоставил в распоряжение своих нацистских друзей роскошные лимузины – «Кадиллак» и «Бугатти», а также открыл кредит, чтобы финансировать их пристрастие к рулетке.

Газета Hanussen Zeitung, «астрополитическое издание», в котором предсказатель обнародовал свои пророчества, начала печатать фотографии нацистской верхушки. Восьмого июля 1932 года она впервые вышла с портретом Гитлера на обложке. Хануссен предвещал ему триумф и призывал читателей голосовать в его пользу. Двадцать четвертого августа он напрямую воззвал в заголовке: «Правительство – Гитлеру!». Весь остаток года Хануссен предсказывал и праздновал дальнейшие успехи нацистов, сначала на июльских выборах, а затем и на ноябрьских. Когда, наконец, 30 января 1933 года Гитлер был назначен канцлером, на обложке Hanussen Zeitung вновь появилась фотография фюрера, на этот раз обрамленная с обеих сторон пушками, которые выстреливали буквы заголовка: «Победа!».

Сам Хануссен также процветал. У него был роскошный кабинет, который посещали импресарио, банкиры и биржевые спекулянты, самые известные люди из экономических и финансовых кругов Берлина. Помимо Hanussen Zeitung, он также выпускал журнал Hanussen Bunte Wochenschau, разлетавшийся в количестве сто сорок тысяч экземпляров в неделю. Каждый вечер Хануссен собирал в берлинском театре Scala более трех тысяч человек, которые разинув рот следили за его «экспериментальными конференциями», на которых он читал мысли зрителей и предсказывал будущее. После выступлений, усыпанный драгоценностями, он сидел в «Романском кафе» в приятной компании. Хануссен жил в окружении роскоши, и ему нравилось выставлять ее напоказ. Его друзья находились у власти, и над «Яхтой семи грехов» реяла свастика.

Однако у Хануссена имелась одна проблема: он был евреем. Да, его история похожа на вымысел, особенно если знать, чем она закончится. В действительности его звали Гершель Штайншнайдер, и родился он в маленьком городке Оттакринг, похожем на те, что несколькими годами ранее описал в своем эссе «Дороги еврейских скитаний» Йозеф Рот. В Берлине Хануссену удавалось скрывать свои корни: он показывал фальшивый документ об арийском происхождении, согласно которому был сиротой, усыновленным еврейской семьей Штайншнайдер. Ему пришлось скупить полностью, чтобы уничтожить, все экземпляры автобиографии Meine Lebenslinie («Линия моей жизни»), в которой он еще прямо рассказывал о своей еврейской генеалогии. Для того, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, Хануссен перешел в католицизм и вступил в НСДАП. Однако ему не удалось полностью замести следы, ни с помощью этих мер, ни с помощью своих новых друзей. В различных газетах начала проскальзывать информация о его еврейском происхождении. До Хануссена дошли слухи, что его соперник Макс Мёке отзывался о нем в одном из своих представлений как о «грязном семите».

В точности неизвестно, что произошло вечером 9 марта 1933 года в «Романском кафе». Версия, драматургически описанная Генрихом Манном под названием «Исчезнувшие», была подтверждена очевидцами. Однако другие источники утверждают, что перед финальным «Хайль Гитлер!» Хануссен заставил Мёке станцевать на столе казачка и прокукарекать. Несомненно одно: в тот день «Романское кафе» было осквернено ботинками нацистского патруля. Они пришли не для того, чтобы ломать мебель, а чтобы там обосноваться. И надолго.

Нацисты выиграли ноябрьские выборы предыдущего года. Им удалось заполучить почти двенадцать миллионов голосов – 33,1 %, – что позволило занять сто девяносто шесть мест в Рейхстаге. Они не смогли завоевать большинство мест, которое позволило бы управлять страной; кроме того, они даже потеряли голоса по сравнению с выборами, состоявшимися в июле того же года. Однако из-за неспособности социал-демократов и коммунистов объединиться в коалицию, а также по причине интриг и неповоротливости таких реакционных политиков, как Франц фон Папен и Курт фон Шлейхер, которые планировали воспользоваться Гитлером, но в результате сами позволили ему воспользоваться собой, 30 января 1933 года пожилой президент Пауль Фон Гинденбург назначил канцлером Адольфа Гитлера.

Причин, совокупно способствовавших приходу Гитлера к власти, было множество, и все они были очень сложными. Подробный разбор вышел бы за рамки логики и целей нашей хроники, однако мне кажется интересным рассмотреть те причины, которые я считаю наиболее важными.

Ключевым фактором стал выход НСДАП за рамки партии, служащей интересам определенных кругов, и ее превращение в то, что в Германии известно как Volkspartei – иными словами, «народную партию», открытую для любых избирателей. Сам Гитлер так говорил об этом на митинге в 1928 году:

НСДАП не является движением определенного социального класса, сословия или профессии, но, в самом возвышенном смысле этого слова, партией немецкого народа. НСДАП стремится охватить все социальные классы страны, объединить все профессии, дотянуться до каждого из немцев с благой целью – служить своему народу; до немцев, которые хотят жить среди своего народа и которые по крови принадлежат этому народу.

Настойчивое повторение термина «народ» в смысле «люди, объединенные культурой, языком и относящиеся к единой расе, вне зависимости от социальной и религиозной принадлежности и региона, в котором они родились», с самого начала стало постоянным элементом нацистской пропаганды. Такой подход был необычен для Германии времен Веймарской республики, где все партии служили интересам определенной группы: социал-демократическая и коммунистическая партии – интересам трудящихся и пролетариата; Немецкая народная партия – старой консервативной буржуазии; Немецкая демократическая партия – либеральной и прогрессивной городской буржуазии; Немецкая национальная народная партия – латифундистов, аристократии и военных; партия Центра и Баварская народная партия – голосующих за центрально-правых и представляющая в основном католиков.

НСДАП, безусловно, удалось объединить немцев всех сословий, которые – в той или иной форме, с большими или меньшими основаниями – испытывали недовольство. Мобилизовать их на создание протестной волны, вне зависимости от социального статуса. Напомним профессиональную принадлежность погибших во время попытки госпереворота в мюнхенской пивной 1923 года: четверо лавочников, трое банковских служащих, шляпник, официант, дипломат, слесарь, студент, слуга, офицер кавалерии, провинциальный судья и инженер.

Тот факт, что партия проникла во все сферы занятости, не означает, что полученные Гитлером голоса распределились равномерно. По сути дела, несмотря на то что НСДАП удалось обрасти сторонниками в расположенной на юге католической Баварии, в основном ее поддерживали жители Центральной и Северной Германии, в большинстве своем протестанты. Основное количество голосов Гитлер получил в населенных пунктах с числом проживающих менее пяти тысяч человек. Сельское население оказалось восприимчиво к девизам вроде «кровь и земля», ко всем тем неистовым лозунгам, которые поднимали на своих флагах нацисты, чтобы защитить устои и традиции своей Родины (отсюда появилась Heimatdichtung и униформа цвета земли). В этих сельских областях важную роль сыграла «миссионерская» работа «лидеров мнений», в особенности учителей, врачей и протестантских пасторов, которые приобщались к нацистской идеологии и наставляли в этом ключе своих учеников, пациентов и прихожан.

Вопрос о том, почему нацисты добились большего успеха в протестантских областях, чем в католических, остается открытым; существует мнение, что немецкий протестантизм, возникший в качестве религиозного движения в противовес Риму, отличался более националистическим характером. До сих пор в свете пятисотлетнего юбилея тезисов Лютера ведутся дискуссии о роли протестантской церкви в 1930-е годы, а также об антисемитизме ее создателя. Говорят также, что католики были менее восприимчивы к обещаниям рая на земле. Не знаю, что на это сказать. Решайте сами.

Безусловно, важную роль сыграло создание женских и молодежных ассоциаций, предлагающих различные мероприятия для тех слоев общества, которые традиционно игнорировались давно существующими партиями. Большинство женщин голосовали за нацистов. Новая роль женщины принималась только в крупных городах; дамы, живущие в деревнях или провинциальных городах, в своем большинстве домохозяйки, отрицали эту «современную моду» и ассоциировали себя с традиционной ролью, пропагандируемой нацистами на тысячах плакатов (символом была выбрана темно-русая коса, которую противопоставляли стрижке бубикопф).

Если говорить о молодежи, здесь большое значение имело привлечение широких масс. Для совсем юных оно начиналось с гитлерюгенда, где предлагались занятия в свободное время, усиливающие чувство товарищества и принадлежности к единому сообществу: например, выезды за город с палатками в теплое время, которые прекрасно соответствовали свойственному юности духу приключений. Также удачным решением было объявить героем движения молодого Хорста Весселя. В результате этих действий нацисты заработали миллионы голосов молодежи, впервые получившей доступ к выборам.

Поскольку нацисты представляли собой «антисистемную» партию, за них также голосовали многие из тех, кто обычно не принимал участия в выборах, тех, кто отрицал легитимность системы или считал, что традиционные партии не представляют его интересы. Таким образом, многие из тех, кто раньше не появлялся на выборах, поспешили на них 6 ноября 1932 года, выбрав в бюллетене партию Гитлера.

Считается, что в основном за нацистов голосовали представители мелкой буржуазии. В действительности же за НСДАП голосовало не более половины мелких буржуа, в основном в больших городах. Безусловно, были и люди из среднего класса, преимущественно коммерсанты, которые, устав от отсутствия безопасности на улицах и мечтая о возвращении спокойных времен, голосовали за НСДАП. Однако ряд недавно проведенных исследований показал, что, по крайней мере в крупных и средних городах, нацизм укоренился в основном в зажиточных районах: высшие классы видели в партии нацистов единственную «стену», способную сдержать большевизм.

По этой же причине – из-за опасения, что произойдет революция, подобная российской, – Гитлер получил поддержку большей части немецких промышленников и банкиров. Все они проигнорировали антикапиталистический посыл его выступлений, в которых было много демагогии, учуяв крупные выгоды планируемой нацистами программы перевооружения. Еще в 1923 году барон Фриц Тиссен, самый богатый человек Германии, пожертвовал Гитлеру некоторое состояние – сто миллионов золотых марок. Многие бизнесмены последовали его примеру; и в наши дни все еще продолжает обсуждаться нацистское прошлое таких компаний, как Siemens, BMW и Hugo Boss – производителя «коричневых рубашек». Определенное отношение между предпринимателями и нацистами отобразил Джон Хартфилд, один из участников кружка Revoluzzer’ов. В 1932 году он создал коллаж с изображением Гитлера, выполняющего нацистское приветствие: за ним – пузатый капиталист, протягивающий к выброшенной в приветствии руке крупные купюры. Этот фотомонтаж получил название «Значение гитлеровского приветствия»; внизу мелким шрифтом значится: «За мною – миллионы».

Также за Гитлера голосовали многие пенсионеры, военные и чиновники, в особенности из юридических ведомств. Все они являлись традиционными избирателями консервативной партии и Немецкой национальной народной партии, однако теперь их доверие завоевала НСДАП как фракция, способная восстановить старый порядок.

Безусловно, большинство служащих и трудящихся в основном продолжали голосовать за социал-демократов и коммунистов, как и безработные, среди которых за Гитлера голосовал лишь каждый шестой. Этот факт опровергает теорию о том, что Гитлер пришел к власти на волне экономического кризиса. В действительности в конце 1932 года уже появлялись первые признаки восстановления экономики, так что лозунг «Работа и хлеб» для безработных не имел решающего значения, как принято считать.

Да, кризис вновь всколыхнул старые обиды – на западные державы, навязавшие Германии унизительный Версальский договор, на марксизм с его угрозой экспроприации собственности, на коррумпированную «веймарскую систему» и существующие партии. Он также назвал ответственных за происходящие из плоти и крови: евреев. Существовали бедные евреи из Галиции, влачившие жалкое существование в берлинском районе Шойненфиртель; евреи-интеллектуалы и большевики из Шарлоттенбурга, а также евреи-плутократы, управляющие международными финансами из Лондона или Нью-Йорка. Таким образом, нацисты апеллировали к явлению антисемитизма, глубоко укоренившемуся в Германии – и в значительной части Европы, – и превратили его в дьявольский, но действенный инструмент, поскольку в этом случае не просто находился козел отпущения, но и появлялось чувство превосходства у тех, кто не был евреем: они принадлежали к «арийской расе» – я заключаю это понятие в кавычки, поскольку оно не что иное, как выдумка. Голосовать за нацистов, а еще лучше – вступить в НСДАП – обозначало стать частью избранного народа.

НСДАП удалось заместить шовинизмом чувство унижения, которое испытывали немцы после войны. Кроме того, партия предлагала легкие решения: не требовалось чрезмерных интеллектуальных усилий, чтобы понять нечто столь простое и ободряющее, как то, что что виноваты были другие, и что решение заключалось в том, чтобы покончить с «веймарской системой», отбросить марксизм, прекратить платить репарации и избавиться от евреев.

Именно это постоянно твердил как Völkischer Beobachter, так и Der Angriff, – и этот рефрен запал в душу не только населению с низким уровнем образования. Несмотря на предубеждение против «плебея с усиками», Гитлера поддерживала и часть образованного населения Германии (позже Томас Манн отзывался об этом явлении как о «договоре между Фаустом и Мефистофелем»). Мы уже рассказывали здесь о случае Арнольта Броннена; Герберт Иеринг, литературный критик, открывший Бертольта Брехта и писавший для Die Weltbühne, также стал сотрудничать с нацистами. Как и издатель Пауль Штегеман, который в 1933 году начал выпускать серию под названием «Восстание», в которой выходили лекции Гитлера и Геббельса. Кроме того, сюда также можно было бы отнести – с разной степенью участия и вовлеченности – писателей Эрнста Юнгера и Готфрида Бенна, актера Густафа Грюндгенса и дирижера и композитора Вильгельма Фуртвенглера. В 1943 году, находясь в эмиграции, драматург и сценарист «Голубого ангела» Карл Цукмайер по заданию секретных служб США составил досье с именами более ста пятидесяти писателей, издателей, публицистов, актеров, кинорежиссеров и дирижеров, сотрудничавших с Третьим рейхом. Этот список читается как справочник «Кто есть кто: оппортунизм и искажения в мире культуры».

Мир науки также не избежал увлечения нацизмом: главным представителем «прельщенных» стал Мартин Хайдеггер, профессор философии Фрайбургского университета. Впрочем, это неудивительно, если принять во внимание, что еще с предыдущего века в немецких университетах развились реакционные и шовинистические течения, поддерживаемые студенческими союзами, Burschenschaften, многие из которых открыто носили совершенно ксенофобский характер. Генрих Гейне, гениальный предшественник Тухольского, как-то в одной из пивных Гёттингена стал свидетелем того, как члены Burschenschaftler составляли проскрипционные списки: «Тот, то в седьмом поколении ведет свой род от француза, еврея или славянина, приговаривается к изгнанию». Описывая ежегодный праздник студенческих объединений в замке Вартбург, Гейне сообщает нам, что они «были неспособны придумать что-либо иное, кроме как жечь книги». Мы вернемся к этому несколькими строками ниже.

Последний аспект, не будучи чем-то новым, все же, по моему мнению, обычно ускользает из вида. Он имеет отношение к явлению, которое уже проявилось в начале 1930-х годов: сильное тяготение к иррациональному, что объясняет успех как Гитлера, так и Хануссена. На это в свое время обращал внимание их современник, Рудольф Ольден, адвокат, запечатленный вместе с Осецким возле тюрьмы. Ольден, помимо адвокатской практики, был постоянным автором Die Weltbühne и авторитетным издателем. В 1932 году он опубликовал книгу Das Wunderbare oder die Verzauberten. Propheten in deutscher Krise («Колдовство и заколдованные: пророки в германском кризисе»). Во вступлении Ольден ставил диагноз тем годам с точки зрения психологии масс. Среди прочего он писал:

В недавней истории Германской республики произошел такой резкий скачок от рационального к иррациональному, что это очевидно даже слепому. Конечно, не существует партий, которые могли бы выжить без иррациональной составляющей; тот, кто попытается это сделать, может забыть о своем влиянии. Но что уникально и неповторимо, так это то, как решительно и однозначно, здесь и сейчас, народ дистанцировался от разума, чтобы броситься в объятия чуда.

Чтобы свершилось чудо, или, вернее, чтобы сбылись обещания, что оно свершится, необходимо было – по образному выражению Ольдена – «чтобы один имел ключ, а другие позволили себя запереть». И у Хануссена, и у Гитлера, и у Геббельса был ключ, то есть харизма, которой так трудно дать определение. То «не знаю, что», сложно поддающееся описанию, что помогает некоторым людям привлекать и прельщать других. У них не было недостатка в добровольных последователях: тех «других, которые позволили себя запереть».

Иррациональная составляющая, заставившая так много немцев голосовать за Гитлера, была засвидетельствована многими современниками Ольдена: рассудительными людьми, с изумлением наблюдавшими, как их соседи, коллеги, даже родственники бросались в объятия чуда, в объятия тех, кто обещал им лучшее будущее, будь то провидцы или политики. Магия и политика связаны с будущим, и многие немцы, назначившие Хануссена Великим Прорицателем, вскоре после этого сделали Гитлера своим фюрером.

Когда в наши дни в документальных фильмах видишь на сцене нацистских лидеров с их ломким фальцетом и нелепым жеманством, поначалу, сидя в своем уютном кресле, удивляешься, как у них могло быть так много последователей. Но через несколько минут начинаешь ощущать на себе их колдовские чары, немного бояться самого себя и своего окружения. История не повторяется, но некоторые явления имеют свойство возвращаться.

Как бы то ни было, начиная с 30 января 1933 года фюрер занял пост канцлера, и в попытках объяснить это необъяснимое будут продолжать тратиться реки чернил. В тот же день Геббельс записал в своем дневнике: «Это кажется сном. Вильгельмштрассе принадлежит нам». Ине только Вильгельмштрассе, место расположения здания правительства, но и весь Берлин, вся Германия. И «Романское кафе» вместе с ними.

Помимо сцены авторства Генриха Манна, у нас есть и другие свидетельства. Одно из них – пера журналиста Георга Цивьера:

В секции «пловцов» имелся самый настоящий «гестаповский стол»: четверо или пятеро молодчиков в сапогах, в сопровождении полицейских собак, которые караулили и грозно и презрительно поглядывали на официантов и завсегдатаев.

Кроме того, британский писатель Кристофер Ишервуд, зарабатывавший на жизнь в Берлине преподаванием английского языка, оставил нам описание атмосферы кафе сразу после прихода к власти нацистов. Мы можем прочитать об этом в его автобиографическом романе «Прощай, Берлин», который позже лег в основу фильма «Кабаре»:

Каждый вечер я сижу в большом полупустом артистическом кафе возле Мемориальной церкви, где евреи и левые интеллектуалы, склонив головы над мраморными столами, испуганно шепчутся. Многие из них знают, что их наверняка арестуют – если не сегодня-завтра, то на следующей неделе. Поэтому они вежливы и обходительны друг с другом, приподнимают шляпы и справляются о здоровье членов семьи. Нашумевшие литературные ссоры, продолжавшиеся несколько лет, забыты.

Почти каждый вечер в кафе заходят эсэсовцы. Иногда они просто собирают деньги, каждый вынужден что-то дать. Иногда кого-нибудь арестовывают.

Менее известны фразы, посвященные «Романскому кафе» севильским журналистом Мануэлем Чавесом Ногалесом, специальным посланником газеты Ahora, в статье по поводу вступления Гитлера в должность. В материале под названием «Берлинская фауна» Чавес рассказывает о своем утреннем посещении «Романского кафе»:

Здесь все еще можно увидеть некоторых острословов и субъектов с видом лунатиков, в которых по желтоватому цвету лица и невзрачному виду можно угадать профессиональных интеллектуалов. Но это ненадолго. По Тауэнцинштрассе уже перемещаются все более высокомерные люди Гитлера в высоких, подбитых железом сапогах и коричневых рубашках. А те, кто когда-то задавал тон всему Берлину, все больше съеживаются и прячутся. Скоро никого из них здесь не останется.

Помимо этого, у нас также есть свидетельство Маши Калеко, молодой поэтессы, о которой я уже упоминал. Маша заходила в «Романское кафе» ежедневно около четырех часов дня, закончив монотонную работу секретаря. Она появлялась одна или в сопровождении своего мужа, журналиста Саула Калеко. Иногда она писала стихи все за теми же мраморными столами: миниатюры из повседневной жизни, меланхоличные и временами ироничные произведения, отражавшие жизнь города, в котором она жила. Одно из стихотворений, написанных в те смутные дни 1933 года, именно так и озаглавлено: «На столике в кафе нацарапано…»:

Со мной такого прежде не бывало;

других я вечно заставляла ждать.

Сижу среди кофейного развала…

А стоит ли – пора вопрос задать.

Все по-иному, чем в былые дни.

Мы понимаем: наша песня спета…

Не спрашивай – слова нам не нужны,

нет смысла даже говорить об этом.

Уж заполночь! Последний гость не в счет…

Я в городе, где, огибая сушу,

четыре миллиона душ течет,

но редко встретишь родственную душу.

Дальнейшая история хорошо известна. Сначала случился пожар. В ту самую ночь, когда Гитлера назначили рейхсканцлером, нацисты прошли через Бранденбургские ворота с факелами в руках. Через четыре недели, в ночь с 27 на 28 февраля, огонь охватил камни Рейхстага. В этом обвинили коммуниста Маринуса ван дер Люббе, однако уже тогда многие подозревали, что поджог был делом рук нацистов. Пожар послужил предлогом для начала преследования противников и закладывания основ Gleichschaltung – процесса синхронизации всех государственных структур, который в итоге помог нацистам получить полный контроль над страной. Прогнозы Эриха Мюзама и Эрнста Толлера оказались верны.

Десятого мая в двадцати двух немецких университетских городах сжигали книги. В Берлине в тот день обещали проливной дождь, поэтому организаторы привезли с собой канистры с бензином. Почетным гостем мероприятия был Йозеф Геббельс, вновь назначенный министр пропаганды. Запись в его дневнике: «На закате – речь на площади перед Оперой. Перед костром, где сгорали брошенные студентами поганые книги. При огромном стечении народа. Я в отличной форме».

Геббельс действительно был в отличной форме. Об этом свидетельствует фотография: стоя, воодушевленно жестикулируя, доктор филологических наук Йозеф Геббельс науськивает студентов, которые слушают его с восхищенными, озаренными огнем лицами. Сохранилась звукозапись того, что он выкрикивал:

В последние четырнадцать лет, в течение которых вам, дорогие студенты, приходилось молча терпеть поношения и унижения Веймарской республики, библиотеки были наполнены погаными, грязными книгами «литераторов асфальта»!

Среди «литераторов асфальта», чьи книги полетели в огонь, числились Генрих Манн, Вальтер Беньямин, Бертольт Брехт, Альфред Дёблин, Лион Фейхтвангер, Марилуизе Фляйсер, Георг Гросс, Эдён фон Хорват, Георг Кайзер, Альфред Керр, Эгон Эрвин Киш, Карл Краус, Клаус Манн, Альберт Эйнштейн, Карл фон Осецкий, Эрвин Пискатор, Альфред Польгар, Эрих Мария Ремарк, Йозеф Рот, Эрнст Толлер, Курт Тухольский, Арнольд Цвейг, Стефан Цвейг, Теодор Вольф, Георг Бернгард и Эрих Кестнер.

Последний присутствовал лично. Он был одним из тех немногих, кто добровольно остался в Берлине. Закутанный в плащ, зажатый между безбородыми мужчинами в форме СА, Кестнер стал свидетелем того, как студенты бросали книги в костер и произносили «прокламацию огня». У второго костра прозвучало его имя вместе с именами Генриха Манна и писателя-пацифиста Эрнста Глейзера: «Против упадка и морального разложения! За дисциплину и нравственность в семье и государстве!». Кестнер рассказывает, как представители «коричневой студенческой гвардии» неотрывно смотрели прямо вперед, на пламя, охватившее развевающиеся страницы книг, и на «чертенка-кривляку», продолжавшего свои обличительные речи.

Он осторожно удалился. За его спиной догорал костер, и присутствующие затянули «Песню Хорста Весселя». После пожара пришел Ужас. Ужас, с большой буквы, о котором правильно сказал Генрих Гейне, более века назад вложивший в уста одного из персонажей своей пьесы «Альманзор» следующие слова: Dort, wo man Bücher verbrennt, verbrennt man am Ende auch Menschen («Там, где сжигают книги, впоследствии сожгут и людей»). Но это уже другая история.