«Я» по-восточному

Несмотря на то что на Востоке «городская» цивилизация сформировалась даже раньше, чем на Западе, окончательного разрыва с традицией здесь так и не произошло. Главным образом из-за того, что Восток практически не знал аналогов европейских буржуазных революций, в ходе которых происходила не только тотальная смена элит, но и обнуление прежних принципов общественного устройства.

Наиболее показателен в этом отношении пример Китая как наиболее крупного представителя восточной цивилизации. Начиная с древнейших времен главной ценностью китайского общества было и остается «сяо». Это слово переводится на русский язык примерно как «сыновняя почтительность». В узком смысле оно означает принцип безусловного подчинения детей родителям, а младших членов рода — старшим. В более широком смысле оно охватывает как сферу духовного — в виде культа предков, так и сферу политического: поскольку правитель в рамках традиционной конфуцианской этики становится «отцом народа», уважение к власти и подчинение ей — также моральный императив. Поколебать этот принцип не удалось даже коммунистам, объединившим страну после гражданской войны и основавшим Китайскую Народную Республику в 1949 году. Таким образом, хотя китайская цивилизация существует со II тысячелетия до нашей эры, родоплеменные отношения, характерные для первобытного общества, не только не исчезли, но сохраняют существенное значение и сегодня.

Условный китаец, как и представитель других «коллективистских» культур, например индийской или арабской, руководствуется не только и не столько личными мотивами, сколько интересами социальных групп, которые он представляет. Причем этот принцип может распространяться и на традиционные общности (семья, род или соседи по общине), и на возникшие в наше время, например рабочий коллектив или управленческую команду. Поэтому в центре нетворка китайца, помимо его собственного, личного «Я», существуют и своего рода модальности — проекции на группы, в которые он входит. В обмен на безусловный отказ от части своих притязаний во имя интересов группы он вправе рассчитывать, что и группа так же безусловно будет его защищать и поддерживать в реализации других его интересов.

Однако у этого принципа есть и оборотная сторона: ответственность в таком случае также коллективная, соответственно, проступки одного члена сообщества создают негативные последствия для всех остальных.

Стоит отметить, что аналогичный западному принцип разделения «Я» на внутреннее и внешнее существует в Китае и странах, в разное время испытывавших его культурное влияние, например в Японии и Корее. Однако на Востоке он возник по другой причине — из-за гораздо более высокой плотности населения и, соответственно, большего числа социальных взаимодействий, что требует от членов общества дополнительных усилий по поддержанию бесконфликтных и гармоничных отношений с окружающими. Отсюда характерные для местных культур строгая иерархичность общества, детальная регламентация норм поведения, развитая система этикета и резкое неодобрение любых действий, которые можно расценить как пренебрежение интересами окружающих.

Одно из важнейших социальных понятий этого региона, позволяющее обеспечить гармоничное сосуществование в социуме, — так называемое лицо («мяньцзы» в Китае, «мэнцу» в Японии), по сути — «социальный статус, престиж, авторитет».

Любые действия третьих лиц, в том числе неумышленные, которые могут его каким-либо образом подорвать, в лучшем случае трактуются как признак грубости и невоспитанности, а в худшем — как оскорбление, с соответствующими последствиями. Поэтому представители этих культур тщательно следят за тем, чтобы их слова и поступки ненароком не задели чьи-нибудь чувства и не привели, таким образом, к «потере лица» как собеседника, так и их собственного. Отсюда необходимость скрывать свои истинные эмоции за социальными масками, четко разграничивая внутреннее и внешнее «Я».

Так, в японском менталитете существуют понятия «хоннэ» (дословно — «истинный звук»), обозначающее истинные мысли, чувства и намерения человека, и «татэмае» (дословно — «фасад здания») — социально приемлемая форма их выражения. Раскрывать «хоннэ» перед внешним миром — еще более строгое табу, чем на Западе: говорить прямо о своих намерениях считается неприличным. Предполагается, что контрагент сам должен о них догадаться по контексту разговора и характеру отношений с собеседником.

Но если японцы учатся понимать неявный подтекст высказываний всю жизнь, то для иностранца эта задача почти нерешаема. На переговорах, там, где американец твердо скажет вам «нет», японец, скорее всего, ответит «да», но потом сошлется на какие-нибудь дополнительные обстоятельства или вопросы, требующие уточнения, — иными словами, будет всячески стараться дать понять, что «нет». Однако прямо он вам об этом никогда не скажет, поскольку с его точки зрения это означает обоюдную «потерю лица». Учитывая, что в Японии на протяжении веков за подобное можно было в прямом смысле лишиться головы, страх «потери лица» глубоко укоренен в японском менталитете, поэтому «хоннэ» японец прячет глубоко внутри, а на людях носит одну из своих многочисленных «татэмае», меняя их в зависимости от ситуации.

Однако отсюда следует и одно из заметных отличий восточной версии «внешнего Я» от западной. Если для европейцев и американцев оно — маркетинговый инструмент, и потому они будут приукрашивать его, то для китайца или японца это способ гармонизировать отношения с окружающими, поэтому они его будут, наоборот, преуменьшать.

14