С Сергеем Мироновичем Паулем я познакомился в Юрьеве, по-эстонски – Тарту, в Эстонии, в 1924 году. Он был старшим сыном М. А. Пауля, эстляндского вице-губернатора, первого эстонца на этом посту. М. А. Пауль кончил Санкт-Петербургскую Духовную академию, где он был одним из любимых учеников архимандрита Антония Храповицкого, позже – Киевского митрополита. Вскоре по окончании Академии Пауль перешёл на гражданскую службу и, быстро подымаясь в чинах, был назначен эстляндским вице-губернатором, на каковом посту и скончался, на пороге самой блестящей карьеры.
Сергей Миронович по окончании среднего образования поступил в университет, а затем, по военному времени, в Военное училище, откуда и был выпущен офицером. Сергей Миронович сражался в Первую мировую войну, а затем – в Гражданскую, в которой он получил, в Ледяном походе, страшную рану: пуля, войдя в левый глаз, вышла через правое ухо. Сергей Миронович ослеп на один глаз и оглох на одно ухо. Некоторые части мозга были затронуты, и он был вынужден подвергаться каждые три года операциям в мозгу.
Всё это его нисколько не ожесточило и не озлобило. Сергей Миронович был всегда ровен, ласков и никогда никого не судил. Кроме него я знавал только ещё одного человека с такой же особенностью, покойного архиепископа Уильяма Темпла Кентерберийского. Вернувшись в Эстонию, Сергей Миронович блестяще кончил Юрьевский университет и должен был бы остаться для подготовления к профессорской кафедре по химии. Вместо этого он ушёл послушником в Псково-Печерский монастырь.
Было в Сергее Мироновиче что-то от князя Мышкина из «Идиота» Достоевского, и ещё больше – от Алёши Карамазова. Как и последний, он никогда не заботился о том, что есть и что пить и во что одеться. И всё как-то устраивалось к лучшему. О карьере никогда не думал, был прост, хотя высокообразован и начитан. Всё что имел, – раздавал. В Псково-Печерском монастыре он пробыл около трёх лет, но не постригся, а так же, как и Алёша Карамазов, вернулся в мир, как и у Достоевского, по повелению своего старца, иеромонаха Вассиана, скончавшегося иеросхимонахом Симеоном в конце пятидесятых годов, в августе, девяносто трёх лет.
«Сергей Миронович, – сказал ему отец Вассиан, – гряди в мир, там такие люди куда нужнее, чем здесь. Учи самим примером жизни. А придёт время, вернёшься, если Господь благословит». По выходе из монастыря Сергей Миронович жил недолго у моего покойного брата Константина, а потом был назначен управляющим одной химической лабораторией.
Скончался он, как я слышал, в сороковых годах. Сергей Миронович научился молитве Иисусовой, когда он был ещё в одном сербском монастыре, в самом начале двадцатых годов. Он преуспел в ней изумительно, очень рано достигнув внутреннего безмолвия, постоянного спокойствия и радости. С Сергеем Мироновичем я часто бывал в Юрьеве и в Псково-Печерском монастыре.
Раз зашёл он ко мне в келью, которую я занимал. Эта келья была одна из древнейших, ещё со времён преподобного Корнилия. В ней, по преданию, останавливались цари Иоанн Грозный и Пётр Великий, в ней жил иеромонах Лазарь, которого посещал Александр Благословенный, а также иеросхимонах-затворник Феодосий, которого посещал Николай II. Келья соединялась с пещерной церковью и пещерами посредством коридоров.
– Скажите, брат Сергий, – спросил я послушника, – как вы осваиваетесь с новым положением?
– Очень хорошо, лучше, чем в Сербии, где было много русских интеллигентов. Без них лучше.
– Почему?
– Да потому что простые люди, как здесь, цельнее, а интеллигенты от одного берега отстали, а к другому не пристали и – маются. Старую, цельную, прадедовскую веру они потеряли, а вульгарного атеизма, хамства и разнузданности переварить тоже не могут. Хромают на обе ноги. Здесь только настоятель да ещё один иеродиакон из образованных, а все прочие – простецы, сиречь мужики.
Когда я сюда пришёл, старец мой, монастырский духовник отец Василий, мне и говорит: «Вот, Сергей Миронович, вы пришли в монастырь. В Сербии уже в монастыре жили, знаете, что за жизнь. Преосвященный Феофан Затворник мудро писал: если уже в монастырь, – так на одиночество, церковь да келья; молись и трудись – и всё. Сиди в келье, она тебя всему научит. А если будешь пускаться в беседы с братией, то всего наслушаешься и не только из монастыря можешь уйти, но и веру потерять, удивляясь, как люди столько лет в обители прожили, а полны пустоты, зависти, чванства и тому подобного.
Вот ты научен молитве Иисусовой, в ней подвизался, а за советом о ней обращался к отцу Аркадию: он много о ней знает. Вот я так и живу и отказываюсь ходить на беседы и разговоры, за что меня даже гордым считают.
– А скажите, Сергей Миронович, весьма ли полезна молитва Иисусова?
– Очень, только нужно проходить её в духе кротости, а иначе легко впасть в духовную прелесть и возомнить о себе недолжное.
– Вот вы, Сергей Миронович, много изучали индуизм и буддизм. Там не так, как у нас.
– Конечно, не так. У индусов или буддистов всё горе от невежества и привязанности к миру, который лежит во зле, а спасение состоит в уничтожении личности, задутой, как свеча, или растворившейся, как капля в океане. Но и там есть замечательные люди. Я слышал такую историю.
У одного из богатейших и главнейших магараджей Индии был «диван», то есть премьер-министр, его родственник, молодой, богатый, учёный. Все ему завидовали. Раз был во дворце банкет по какому-то случаю. Один из гостей-иностранцев подошёл к «дивану» и говорит ему: «Вы человек весьма счастливый. Вы знатны, богаты, молоды, здоровы. У вас прекрасная семья. Все блага земные». А «диван» ему и отвечает: «Вы думаете, в земных благах счастье? Не препона ли это к истинному счастью, свободе духа?» В тот же вечер «диван» вызвал к себе слугу, переоделся при нём в одежду санаусси, взял посох и исчез навсегда. У индусов как стал санаусси – умер заживо, так как теряет касту и всё, но он приобретает великую свободу духовную, ничем не связан.
Видите, у индусов и у буддистов есть люди, способные на великие жертвы ради свободы духа. Но у нас есть лучший путь, о котором говорится в Евангелии: и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8: 32).
– Значит, вы пришли в монастырь познать истину?
– Монастырь, Сергей Николаевич, есть школа духовная, вот как пишется у преподобного Венедикта, которым вы увлекаетесь, но это не есть школа формального исследования, как семинария, а духовного опыта.
– А найдёте ли вы искомое?
– А это старцу лучше знать. Я хотел бы остаться здесь, но если старец пошлёт в мир, то пойду, как пошёл по благословению старца Зосимы Алёша Карамазов. А знаете, Сергей Николаевич, вы ближе к Алёше, чем я. Во мне ещё много остается от князя Мышкина. Вы здесь всего на три месяца, приглядитесь, научитесь особо у отца Аркадия и отца Вассиана. Вам это будет нужно в своё время, когда пуститесь в странствия на Западе, среди людей другой культуры, других взглядов. А особо держитесь молитвы Иисусовой. Я ею только и держусь.
Да знаете ли ещё, Сергей Николаевич, к какому я пришёл выводу из Гражданской войны? Насилием ничего не сделаешь. А с христианской точки зрения, вместо того, чтобы злобствовать и мстить, лучше подчиниться насилию. Оно не вечно, и оно более развращает насильника, чем его жертву. В Гражданскую войну обе стороны творили всякие зверства. И какой результат? Белые побиты, а красные поедают и уничтожают друг друга. И это только началось, а там какие чистки пойдут. Для нас всё это должно отставить и помнить, что Бог есть любовь (1 Ин. 4: 8), и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истине (Ин. 4: 24). Вот молитва Иисусова и есть поклонение в духе и истине.