Мне было тогда семь лет самое большее. Я шёл раз с бабушкой Елизаветой Алексеевной по мосту через речку Монастырку в Александро-Невской Лавре, в Петербурге. Дело было зимой, в январе, в большой мороз при солнце. Гляжу, движется к нам высокая, необыкновенная фигура: старик в синем подряснике, с непокрытой головой, седые волосы, бородатый. В руках у него был посох из чёрного дерева с короной наверху. Что меня больше всего изумило: старик шёл в лютый мороз, по снегу, босиком – и ноги у него не были красные, отмороженные, но розовые, словно он шёл по мягкому ковру.
Я остолбенел от удивления ещё больше, когда старик, завидев бабушку, прямо направился к нам: «Здравствуйте, многопочтенная Елизавета Алексеевна. К мощам прикладываться идёте, в такой мороз? Правильно поступаете. От Господа не может отдалить нас ни зной, ни мороз. А этот мальчик, с вами, внучек будет? И его с собой взяли? Хорошо, хорошо. Господь с вами». И величественный старик поплыл мимо.
– Кто это, бабушка? – спросил я её.
– Это старец Василий, внучек. Духовный человек. Всюду его принимают. К самому Государю вхож. Посох-то его с короной, самим Государем подарен.
– А как же он, бабушка, босиком гуляет? У меня вот меховые сапожки, и то ноги зябнут, и шапка с ушами, а у него и руки без варежек, и голова непокрыта. Как так?
– Его молитва согревает. Вон на Дальнем Севере, в старину, преподобные в пещерах жили, а иные даже в дуплах больших деревьев помещались. И в какие морозы, что здешние! А согревала их молитва.
– А какая же это молитва, бабушка?
– Эта молитва называется Иисусовой: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Её монахи обязаны читать келейно, но и мирянам неплохо. Вот кто в этой молитве утвердится и непрестанно её читает, тот и согревается. Ни жара, ни холод ему нипочём. И голод, и жажду чувствует он мало. Нынче, впрочем, как оскудела вера, то и в монастырях молитву эту или забывают, или кое-как отчитывают, а потому и нет у нынешних монашествующих такого дерзания веры, которое горами двигает и недуги исцеляет. Раз старец Василий босиком в двадцатиградусный мороз идёт, значит, есть у него вера и молитва.
– Это только монахи подобной молитвой занимаются? – спросил я бабушку.
– Нет, не только они. Вот отец Иоанн Кронштадтский тоже великий молитвенник, чудеса творит и людей исцеляет. Есть и в миру такие люди. Впрочем, ты ещё мал это понимать, а потом поймёшь. Вон у твоей мамы сестра деда игуменьей была, и даже по старой вере. А земляк её митрополитом Петербургским был, Владыка Палладий. Ну, а теперь митрополитствует Владыка Антоний. Очень хороший человек. Когда-то профессором был. Умерли у него жена и дети, и пошёл он в монахи – и вот теперь уже давно митрополитом. Я ещё покойного Владыку Исидора помню. Тому было далеко за девяносто лет, когда он скончался, а всё правил, на покой не пошёл. Кто скудно да постно живёт, тот долго проживёт и хорошо скончается. А ты вот лакомка, поесть любишь, это нехорошо. Ни к чему пристращаться не надо. Всё проходит.
– То есть, что проходит? – спросил я бабушку. – Вот зима и лето проходят, это я знаю, а что ещё?
– Да вот был у тебя дедушка, Авраамий Павлович, а теперь его нет. Прошёл.
Подобное рассуждение меня озадачило, но дальше расспрашивать бабушку я не решился. Мы вошли в Троицкий собор, где было тепло и светло. Бабушка взяла две свечи, и мы пошли поставить их к раке угодника Божия, святого и благоверного Великого князя Александра Невского. По выходе встретился нам важный иеромонах:
– С внучком пришли, Елизавета Алексеевна? И в такой мороз! Похвально.
– А мы старца Василия встретили, – вставил я своё слово. – Идёт босиком и с непокрытой головой, и не холодно ему. Как же это?
– А ты любопытствуешь? – улыбнулся монах. – Его молитва Иисусова как шубой укрывает. А по снегу он идёт как по мягкому ковру. Об этом ещё новопрославленный Саровский угодник, преподобный Серафим, поучал. Вот и ты молись так же. Выучи эту молитву и повторяй – и всё сам увидишь. Теперь ты для этого дела мал ещё. Но в своё время начни, а то развратишься и веру совсем оставишь, вот как студенты тут у нас. А без веры, братец, не проживёшь.
– Внучек мой, – заметила бабушка, – очень набожный. У него в комнате икон-то – прямо стена. Зажигает свечи и лампады пред ними и молится. Видно, в игуменью Анфису пошёл.
– Набожные-то, набожные, а выросли – в безбожие ударяются. А ты, Серёжа, молитвы не оставляй. Как хочешь молись, а молись. Времена тяжкие приближаются. Вон революция была, заглохла пока, но на время. Да вот и преподобный Серафим тяжкие времена провидел. Только молитвой да страданиями и держаться придётся. Мы-то с вами, Елизавета Алексеевна, до этих страхов не доживём, а ему-то, внучку, ой придётся. Вот тогда-то молитва и поможет.
Возвращаясь с бабушкой домой, я всё раздумывал о слышанном. Запало в душу.
Я встретился с доктором Розовым в Псково-Печерском монастыре в 1926 году. Он был участковым врачом и одновременно лечил братию, за что ему полагалась квартира в первом этаже Архиерейского дома. Евгению Николаевичу было за пятьдесят лет, и был он вдовцом. Его сын, тихий и умный мальчик, учился в Печерской гимназии. Жили они очень просто. Доктор Розов происходил из духовной семьи, учился в семинарии, но в священство не пошёл, а стал врачом, блестяще кончив Томский университет в Сибири по медицинскому факультету.
Евгений Николаевич был не только благочестив и богословски образован, но ещё и духовен. Было в нём глубокое смирение и великая любовь к ближнему. Никому и никогда он ни в чём не отказывал. Просили его ехать далеко к больному – он ехал безвозмездно; просили совета – он давал; просили в дом – не отказывал. И никогда ни в чём не нуждался.
Раз я сидел у него вечером. В открытые окна лился запах сирени и жасминов из Архиерейского сада. Древние монастырские церкви, розовые, светло-жёлтые, белые с синими куполами, усыпанными золотыми звездами, выступали отчетливо на зелени садов в прозрачном сумраке белой ночи Севера. Стояла глубокая, торжественная тишина. В небольшой комнате, перед старинной иконой, теплилась неугасимая лампада. Евгений Николаевич сидел в кресле, в белой русской рубашке, подпоясанной белым же пояском. Со своей, седеющей уже, бородкой он очень напоминал деревенского священника у себя на погосте.
– Скажите, Евгений Николаевич, как это вы устраиваетесь, всегда благодушны и никогда не беспокоитесь о деньгах и чем жить, так мне передавали. Как это?
– Люди всего наговорят, Сергей Николаевич, а я только одно скажу: по-евангельски ищите прежде всего Царствия Божия и правды его, и все остальное приложится вам (Лк. 12: 31). Как вы знаете, я – сын протоиерея, кончил семинарию, в детстве и юности часто бывал с родителями то в Троице-Сергиевой Лавре, то в Оптиной, то в Сарове, то на Валааме и так далее. Вот раз такую я слышал историю от гостинника в Оптиной Пустыни. Приехал раз туда на богомолье богатейший московский купец, и пришлось ему из-за распутицы задержаться на три дня больше, чем думал. Был он с сыном. Уезжая, он и говорит гостиннику: «Сколько тут за меня и сына вам приходится, отец?» А тот и отвечает: «Сколько положите». – «А если я ничего не положу?» – «Воля ваша». – «Да ведь так-то у вас из ста богомольцев, может, один только и заплатит?» – «Бывает, но зато сотый за всех прочих девяносто девять заплатит». – «Ну, сынок, – говорит купец сыну, – раскошеливайся, с нас обоих за сто с каждого приходится». И охотно заплатил и был доволен. Вот благословил Господь покормить нищую братию. Да вот и покойный родитель мой, протоиерей Николай Розов, всегда мне говорил: «Станешь, Евгений, врачом, и придут к тебе бедняки, а заплатить им нечем, так ты и не взыскивай, да ещё и лекарства купи. Господь тебя не оставит, проживёшь, и душа твоя будет всегда покойна и совесть зазирать тебя не будет». Я так и делаю, и вот – живу. Кто может заплатить, – спасибо; кто не может – для Бога стараюсь. Ведь говорится, что кто кому малым чем послужил – Богу послужил.
Вот видите, там кто-то чудесные банки с вареньем принёс, даже не знаю кто. И всё несут, – и деньгами, и вещами. Не только для меня с сыном довольно, но и другим раздаю. Помните, у апостола Павла: Имея пропитание и одежду, будем довольны тем (1 Тим. 6: 8) А желающие обогащаться впадают в искушение… В Евангелии помните, что сказано: Не можете служить Богу и маммоне (Мф. 6: 24), а сребролюбивые фарисеи смеялись. Но смеётся тот, кто смеётся последний. Так вот и вы, старайтесь о едином на потребу, а остальное приложится.
– Как же это, Евгений Николаевич?
– Вот и видно, что вы ещё малоцерковный человек. Запомните раз навсегда, что самое важное – стяжать мир в душе, а когда стяжаете, ни в чём у вас не будет недостатка, ибо сказано: «Стяжи мир духовный, и тысячи спасутся вокруг тебя». Вот эти-то тысячи так много всего нанесут, что не будешь знать, куда и девать всё это. Беспокоиться об этом совершенно незачем. Вот неверующим, тем надо, и очень. Они всё себе хотят присвоить, у другого стянуть – живёшь ведь один раз. Ну, для них долг платежом красен.
– Вот вы, Сергей Николаевич, едете на чужбину, сначала в Бельгию и Францию, к католикам, и потом, может быть, и к протестантам, туда-сюда. Ничего не случается без воли Божией. Значит, надо ехать, если всё само собой устраивается. Но вы начинаете что-то новое, неслыханное, какое-то общение с католиками. Многим оно кажется подозрительным, а вы – человеком, желающим пристроиться. Но они ошибаются, Сергей Николаевич. Я – старый врач и много видел людей. Вы – человек простой и бесхитростный, не из числа «устраивающихся». И посему придётся вам испытать немало скорбей, непонимания, презрения, бедность крайнюю. Но вы не отчаивайтесь, а терпите благодушно, живите просто, просто и смиренно. И в своё время придёт то, чего вы и помыслить сейчас не можете, я говорю об успехах в вашем дерзании. И тогда вы поймёте, что значит получить во сто крат. Но сначала много надо пострадать, дабы достичь покоя, отрешённости в мире, вот как я стараюсь. Так и вы ни к чему преходящему не привязывайтесь, а идите своим путём. Вы Добротолюбие-то читали?
– Читал, Евгений Николаевич, но, сказать честно, мало там понимаю.
– В своё время опытно поймёте, вот когда моих лет достигнете. Ну вот, там есть немало о блюдении помыслов, да ещё о молитве Иису совой. Она, вот, много вам поможет.
– А можно ли живущим в миру, да ещё молодым, как я, дерзать на такую молитву?
– Можно. Вон Странник в Откровенных рассказах, в ваших годах был. Да ещё вот орловский купец Немытов. Тот вот и миллионером был, а так высоко взошёл, что сам старец Макарий Оптинский удивился. Впрочем, этот Немытов в конце жизни от всего отстранился, да и меня тянет, только вот сына надо сначала правильно поставить. А в молитве, как и во всём, идите умеренно. Всё придёт с годами, только стараться надо. Когда старца Амвросия просили, чтобы он за кого-либо из братии походатайствовал о «продвижении», то старец отвечал: «Со временем всё дадут, и мантию, и иеромонашество, только вот Царствия Небесного никто не даст, самому стараться надо». Вот и старайтесь о молитве сердечной, ибо Царствие Божие внутрь вас есть, и употребляющие усилие достигают его (Лк. 17: 21 и Мф. 11: 12).