Книга: Святая Олимпиада и другие диакониссы древней Церкви
Назад: Глава 4. Переписка святой Олимпиады со святым Иоанном Златоустом
Дальше: Глава 6. Святые и благочестивые жены-диакониссы от I до VIII века. Их жизнеописания и деятельность130

Глава 5

Смерть и прославление святой Олимпиады

Святая Олимпиада после смерти святого Иоанна Златоуста. – Выписки из семнадцатого письма и выводы из него, – Друзья, – Враги, – Последние годы святой диакониссы, – Ее смерть и прославление



Наступил 407 год, год последних страдальческих дней величайшего из иерархов, отцов и учителей Церкви, святого Иоанна Златоуста.

Святая Олимпиада в это время была заточена в Никомидии, друзья патриарха – рассеяны или обессилены. Но тем не менее зависть врагов не могла успокоиться. Низложенный и униженный ими, Златоуст в незаметной деревне Кукуз по-прежнему светил миру, привлекая сердца всего христианского Востока и Запада. Он ни в чем не терпел материальной нужды, мог благотворить и, как мы видели, способствовать успехам миссионерской деятельности, так как в изобилии получал деньги от друзей и от диакониссы Олимпиады, с которыми вел усердную переписку. Все это не могло нравиться врагам. Им хотелось стереть с лица земли ненавистного патриарха; они всеми силами старались об этом.

С июня месяца Олимпиада лишилась всяких известий о святителе. Их переписка прекратилась. Олимпиада могла узнать лишь то, что враги добились своего. Император

Аркадий по их проискам издал приказ: «Удалить Иоанна из Кукуза в новое место заточения – в Пифиунт. Это был самый отдаленный город империи, лежащий между Понтом и Колхидой на берегу Черного моря, в стране дикой и пустынной, почти всецело предоставленной варварам»107.

Олимпиада, как мы видели, была бессильна предотвратить это бедствие, которого так боялся сам святитель. До сентября она оставалась в мучительной безвестности… Но вот 14 сентября на полпути к Пифиунту близ Комман, в церкви Святого Василиска угас великий Иоанн Златоуст, замученный злобой людской.

Весть о его смерти, достигнув столицы, повергла всех верных в неописанное горе. Народ громко рыдал и проклинал тех, кто погубил их доброго пастыря. Рассказы очевидцев о последних мученических днях его жизни: о жестокости и бесчеловечности посланных врагами воинов, заставлявших маститого старца идти по каменистой дороге в зной и непогоду с обнаженной головой, о смирении и терпении мученика, изнемогавшего от непосильного для него перехода, – возмущали всех.

Предсмертные слова его: «Слава Богу за все», вместе с ужасающими всех подробностями его последних страданий и глубоко трогательной кончины, о чем и теперь, спустя полторы тысячи лет, нельзя читать без сердечной боли, – в то время с быстротой молнии переходя из уст в уста, проникли во все уголки империи, не исключая, конечно, и Никомидии, где в заточении томилась, как мы видели, святая ученица Златоуста блаженная Олимпиада.

Но как отозвалась в ней эта глубоко трогательная, печальная весть о смерти ее духовного отца, друга и пастыря Церкви, которому она так беззаветно служила?.. Свою сердечную тайну ей некому было поверять. Святого Иоанна уже не было на свете…

Однако, судя по описанию ее последних дней Палладием и по сопоставлению этого описания с пророческим, до некоторой степени, прозрением Златоуста в будущее своей духовной дочери в семнадцатом письме, безошибочно можно сказать, что роковой удар не вызвал в душе Олимпиады новых приступов уныния. Напротив, если припомним отличительную черту ее характера – страдать глубоко страданием ближнего и мужественно, до героизма твердо относиться к личному горю, то мы поймем, что смерть Златоуста принесла ей хотя и глубокую безмолвную грусть, но грусть, в которой она почерпнула и утешение, как ни странно это может показаться на первый взгляд. Святой Иоанн Златоуст не страдал уже более от людской несправедливости… Далеко от земной юдоли плача святая душа его нашла себе успокоение там, за гробом, в том мире, где не было уже более болезни, печали и воздыхания, но жизнь бесконечная – жизнь правды, мира и радости о Духе Святом (ср.: Рим. 14, 17).

Олимпиада знала учение Священного Писания о том, что многими скорбями подобает нам войти в Небесное Царство (ср.: Деян. 14, 22). Знала она и взгляд святителя на временное страдание. «Может быть, Богу угодно длиннее сделать круги моего течения (по пути страданий) именно потому, чтобы венцы мои сделать блистательнее»108. Олимпиада имела основание надеяться, что небесный венец славы в награду за чрезмерное страдание уже увенчал главу святителя. Заключая свое последнее письмо к святой диакониссе, Иоанн Златоуст говорил: «Радуйся же и веселись… за тех, которые скончались блаженной кончиной, – не дома, не на своей кровати, но в темницах, в оковах, в пытках»109.

Помня этот высокий совет, Олимпиада была вправе радоваться за умершего в узах святителя, нашедшего в смерти желанный покой.

Поддерживая Олимпиаду на земле своими святительскими молитвами, он, получивший на Небе дерзновение молиться за весь мир, не мог оставить ее без своего молитвенного покрова и за гробом.

Как мы увидим ниже из описания Палладия, посетившего святую диакониссу в ее последнем уединении, Олимпиада перестала страдать за Иоанна Златоуста, за его прошлое, перестала терзаться ужасами церковных беспорядков, не стала более мучиться за души несчастных жертв греха и виновников всеобщего разлада.

Святой Иоанн сокровенно прояснял ей то, что трудно было ему сделать при жизни – в этом мире несовершенства.

Мысленно оставив землю, Олимпиада взор свой всецело возвела к Небу. Друзья Златоуста после смерти его окружили святую диакониссу, как сообщает Палладий в своем «Диалоге»110, почетом и благоговейным восторгом: они смотрели на нее, как на святую, – настолько казалась она им отрешенной от всякой суеты мирской; в их глазах она была уже неземная.

Семнадцатое письмо святителя к его святой ученице проливает до некоторой степени свет на высокое состояние ее души, поразившее святителя еще при жизни: «Ничего нет странного и несообразного в твоих приключениях, благочестивая Олимпиада; напротив, это очень обыкновенно и естественно, что от непрестанных и попеременных испытаний струны души твоей сделались благозвучнее, что в тебе образовалась большая сила и готовность к борьбе и что ты находишь великое удовольствие в подвигах. Такова природа страданий: когда они объемлют душу благородную и мужественную, то обыкновенно делают ее крепче. Как огонь, расплавляя золото, делает его чище, так и скорбь, нападая на золотые души, делает их чище и опытнее. Вот почему говорит Павел: скорбь терпение соделовает, терпение же искусство (ср.: Рим. 5, 3–4).

Вот почему я теперь нисколько не боюсь, даже если бы тебя окружали тысячи волков, даже если бы напало на тебя множество злодеев. Впрочем, я молюсь о том, чтобы настоящие испытания твои исчезли и чтобы не прибавлялись новые. Я исполняю заповедь Господню, повелевшую нам молиться: да не внидем во искушение111; и если Богу угодно будет попустить на тебя новые напасти, то я совершенно надеюсь на твою золотую душу: из новых напастей она извлечет себе новое, величайшее богатство. Чем могут устрашить тебя враги, все зло против тебя умышляющие на свою погибель?»112.

«Ни один злодей никакого не может теперь сделать тебе зла, которого бы ты не перенесла уже прежде с великим избытком. Ты всегда была путницей тесного и скорбного пути, и продолжительная опытность твоя все несчастия обратила тебе в привычку. В прежних опытах своих ты изучила прекрасную науку побеждать; настоящие события не только не смутили тебя, – напротив, ты паришь над ними, играешь и ликуешь. В чем прежде получала ты уроки, тем самым в настоящих подвигах действуешь ты с великой ловкостью; в женском теле, которое слабее паутины, ты с великой силой попрала бешенство самых неистовых мужей, которые скрежетали зубами против тебя; ты показала, что способна вытерпеть гораздо больше несчастий, нежели они готовят тебе. Блаженна ты… Ибо такова, говорю, природа подвигов… что они прежде победной пальмы, на самом поприще борьбы доставляют уже награды и воздаяния; доставляют удовольствие, которым ты наслаждаешься теперь; доставляют отраду, мужество, воздержанность, терпение; доставляют то, что тебя никто теперь не может ни победить, ни пленить: ты теперь выше всего; ты так утвердилась в подвигах, что никто не может заставить тебя страдать ни от какого зла»113.

Предвиденные святым Иоанном «тысячи волков и множество злодеев»114 в лице многочисленных врагов Златоуста и Олимпиады не замедлили окружить вскоре после смерти святителя и святую ученицу его в ее последнем жилище – в Никомидии. Они и теперь продолжали причинять ей многочисленные несправедливости: позорили, клеветали, вымогали деньги. Первое место между ними по-прежнему занимал епископ Феофил Александрийский. Он, написавший против Златоуста постыдный пасквиль, где старался опорочить его святое имя с целью, чтобы оно не было внесено в церковные диптихи, не остановился и перед тем, чтобы поместить в нем нелепые клеветы на святую Олимпиаду. Возмущенные до глубины души друзья святой, как свидетели безукоризненной чистоты ее жизни, старались устыдить лживого клеветника, напоминая ему, как он в былые годы вымогал деньги у ног диакониссы, щедротами и гостеприимством которой имел случай не раз пользоваться. Но ничто не помогло. Постыдные клеветы были язвительно изложены и преданы печати.

Олимпиада, однако, была невозмутима. Враги по видимости разрывали ее на части; она же относилась ко всему окружающему, по словам Палладия, с удивительным спокойствием, так, как будто она уже не принадлежала к здешнему миру. И в самом деле, «ни один злодей не мог причинить ей никакого зла, которого она не перенесла бы прежде»115 в своей многострадальной жизни. Нисколько не смущаясь ничем случающимся, всегда углубленная в себя, она кротко и терпеливо переносила причиняемое ей зло, собирая тем самым горячие уголья116 на головы злоумышляющих против нее, «попирая бешенство самых неистовых мужей, которые скрежетали зубами против нее»117 – слабой, беззащитной женщины. Она молилась, проливая слезы за своих преследователей, так как такие слезы всегда достойны были ее любомудрия. Золотая душа святой Олимпиады, как золото в горниле, предочищалась в последних испытаниях жизни. Она была готова претерпеть большее… Святая диаконисса видимо приближалась к тому блаженному состоянию души, которого достичь стремились все истинные подвижники благочестия и которое на языке отцов Церкви называется бесстрастием.

Но как достигла она этого?

Оглянемся на жизнь ее. Мы видели, как Господь, испытующий сердца и утробы (ср.: Пс. 7, 10), посещал Олимпиаду на пути ее жизни Своей крепкой десницей, привлекая ее вслед Себя Своим премудрым Промыслом… Всеведущий знал, что великие духовные силы таятся в душе святой диакониссы.

Он посылает ей горе за горем, несчастье за несчастьем, бесчисленные болезни и тревоги, зная, что мужественным перенесением многих скорбей она скорее достигнет возможного на земле совершенства. Покорная воле Божией, Олимпиада всю жизнь свою страдала, терпела и молилась: она как бы обагрялась непрестанно невидимой мученической кровью… Правда, были в ее жизни дни отрадные, но немного их было; как бы для того посылались они, чтобы не истощить сил ее продолжительностью наводимых бедствий. Мир не мог понять всей глубины души святой Олимпиады. На ней оправдались слова Священного Писания: ecu, хотящий благочестно жити о Христе Иисусе, гоними будут (ср.: 2 Тим. 3, 12).

Святая Олимпиада была гонима злобным, завистливым миром. Она была не от мира сего. Враг человеческого спасения не мог спокойно сносить те бесчисленные победы, которые с самых юных лет одерживала над ним святая. Бессильный победить ее через свои обычные козни, он воздвиг на нее людскую злобу. Но видя себя побежденным и здесь, он коснулся, по попущению Божию, святой души ее, подобно тому как некогда получил доступ к многострадальному Иову. Он навел на нее уныние, властная сила которого на время овладела всей душой Олимпиады. Временно враг достиг своего. Олимпиада, удрученная бедствиями и болезнями, временно изменила своему обычному мужеству. Она подпала искушению и целую зиму томилась тоской – этой язвой, подточившей почти все ее душевные и телесные силы.

Но Господь, попустивший для большего прославления святой это тяжелое испытание, не оставил рабы Своей. Через Иоанна Златоуста Господь помог ей восторжествовать над врагом нашего спасения и нанести ему своим восстанием от этого края несчастий последний смертельный удар. Со стыдом удалился диавол от нее, и святая одержала окончательную победу над миром, плотью и диаволом.

«Мужество, воздержанность, терпение»118 – эти природные качества ее святой души, еще более окрепшие в последней борьбе с духом уныния, сделали ее непобедимой никакими житейскими невзгодами. Олимпиада была выше всего. Полное спокойствие, как прямое следствие бесстрастия, овладело тихой душой ее. И мир Божий, превосходящий всякий ум (ср.: Флп. 4, 7), осиял ее. «Вот, – по слову Златоуста, – еще здесь, еще прежде Царствия Небесного, награда скорбей»!119.

Епископ Палладий в своем «Лавсаике» живописно рисует нам трогательную картину ее последних дней. Маленький скромный домик, в котором, как в церкви, были всегда священники, всегда непрестанные молитвы, всегда непрерывные слезы и благочестивые размышления. «Так, – заключает он, – вся тягостная жизнь ее прошла в сокрушении сердечном и в обильном излиянии слез. Скорее можно было видеть во время зноя источники без воды, нежели ее поникшие, всегда созерцавшие Христа очи без слез»120.

Есть основание думать, что небольшая община сестер-монахинь разделяла с нею молитвы, бдения, пение и тяготы ее изгнания. Несомненно, что ее обитель была в тесной связи с нею. Своим монастырем в Константинополе она руководила сама, но существует мнение, что часть ее сестер подпала влиянию схизмы, и в конце жизни Олимпиады сестры были вынуждены покинуть обитель. Перед смертью Олимпиада передала будто бы свою паству Марине через собственноручно написанное письмо. Марина была ее родственница, которую она приняла от Крещения.

Палладий дает нам слабый намек на то, какова была в последние дни жизни святая диаконисса по его наблюдению. В ней замечалась все та же простота в одеянии, все та же аскетическая суровость по отношению к телу, все то же милосердие, хотя в пределах оскудевших средств. Тихо, подобно восковой свече, таяла она в глубине своего священного уединения…

Еще недолго продолжался славный подвиг лучшей из диаконисе, скромный подвиг, незаметный для глаза людского, подвиг бескорыстного служения Церкви и ближнему, подвиг самосовершенствования и терпения… И вот приблизился священный для нее час смерти, час теснейшего соединения со Христом, узреть Которого за дверию гроба она, как чистая сердцем праведница, без сомнения, была удостоена Богом.

«Так я знаю, точно знаю, что теперь ты паришь от удовольствия, как птица, и думаешь, будто уже сложила плоть свою; и если позовет время, ты легче скинешь ее с себя, чем другие скидывают платье, в которое одеты»…121 Этими словами семнадцатого письма Златоуста заключим и мы свое описание последних дней святой Олимпиады.

25 июля 408 года (или около этого года) тихо, безболезненно, радостно как бы уснула она навеки, предав свою чистую душу в руки Господа своего. Она вознеслась в вечные обители, чтобы найти там воздаяние за терпение, как трогательно замечает ее жизнеописатель. Ей было в то время около 38 лет. Не стало кроткой ученицы вселенского учителя, который еще раньше оставил землю. Угасли два великих светильника духовного света.

Царство тьмы, казалось, водворилось на всем православном Востоке, затмив собой и то святое и светлое, что еще оставалось после смерти патриарха и первой из диаконисе. По-видимому, не было человеческих усилий вернуть прежний мир Церкви, оправдать добродетель, обличить порок и вопиющую несправедливую ложь… Но не будем спешить с нашими несовершенными человеческими умозаключениями. Вспомним вместе со Златоустом о Том «Правителе всех происшествий, Который не искусством побеждает непогоды, но единым мановением укрощает бурю»122. Теперь время Господу действовать (Пс. 118, 126), – повторим мысль пророка и скажем со святителем Иннокентием, нашим русским Златословом123.

Не прошло и тридцати лет, как невидимый Руководитель исторических событий и Глава Церкви Небесной и земной благоизволил изменить весь ход текущих событий. Оправдалось на деле, что «гонитель жалок, достоин зависти гонимый»…124. Праведный гнев Божий не замедлил покарать делателей зла, «и они, думая праздновать свою победу, в действительности несли страшное поражение, терзаясь и душой и телом»125.

Императрица Евдоксия еще при жизни Златоуста умерла в ужасных страданиях от рождения мертвого ребенка, без обычного христианского напутствия. За нею с изумительной быстротой понесли заслуженную кару и другие из главных врагов Златоуста и его святой ученицы126. Так, один из деятелей собора «при Дубе», епископ Кирин Халкидонский, умер от антонова огня вследствие заражения мозоли, на которую наступил Маруфа, епископ Мартиропольский. У него сгнили ноги. Один из врагов, упав с лошади, моментально умер, другой отошел в вечность от гнойной водянки, третий – от опухоли на языке. Феофил, епископ Александрийский, временно избежав суда человеческого, не избежал Суда Божия. Он сошел с ума и умер скоропостижно.

Император Аркадий, устрашенный множеством бедствий: необычайно сильным градом, небывалыми страшными землетрясениями и свирепыми бурями, разразившимися над Константинополем, обратясь с просьбой о молитве к подвижнику Нилу, получил от него грозный отказ молиться за преступную столицу…

Не осталась без вознаграждения и попранная добродетель. В 434 году на патриарший престол возведен был святой Прокл127, друг и искренний ученик святого Иоанна Златоуста. При нем торжественно были перенесены святые мощи святителя Иоанна из Комман в Константинополь. Сын Аркадия Феодосий II и сестра его благочестивая Пульхерия, склоняясь над ними, просили у мученика прощения за нанесенные ему их родителями оскорбления.

Имя Златоуста, несмотря ни на какие сопротивления врагов, внесено в диптихи святых. С тех пор оно с благоговением призывается не только в церквах Константинополя, где оно так недавно предавалось анафеме, но уже тысячу пятьсот лет во всех церквах вселенной в благословение христианам произносится на отпустах, где бы ни совершалась установленная им литургия.

Не осталась в безвестности и святая ученица его, блаженная Олимпиада. Еще самые первые дни ее успения о Господе украсились трогательным преданием. Святая Олимпиада явилась в сонном видении митрополиту Никомидии еще до погребения своего и сказала ему: «Положи мое тело в гроб, поставь гроб в лодку и предоставь его течению Босфора; где гроб мой остановится, там меня и погребите»128. Митрополит исполнил желание святой. Лодка с гробом долгое время носилась по волнам, пока не остановилась близ местечка Врохдис на противоположном от Константинополя берегу, близ монастыря святого Фомы. В это самое время игумен имел видение: явившийся ему во сне Ангел открыл ему, что у берега остановились священные останки святой Олимпиады в лодке. Он повелел ему взять их, принести в монастырь и поставить на жертвенник. При возвещении этих слов Ангела все двери храма открылись сами собой. Видение повторилось два раза. Игумен внял Божию гласу. С братией, с крестом и Евангелием вышел он на берег, где нашел лодку с гробом и мощами святой диакониссы. Братия обители с благоговением подняли гроб со священными останками, перенесли его в храм Святого Фомы, поставив по повелению Ангела на жертвенник. От святых мощей исцелялось множество больных.

Через двести лет на местечко Врохдис напали дикари, которые сожгли монастырь и храм Святого Фомы. Святые мощи Олимпиады остались невредимы среди пламени. Узнав об этом, патриарх Константинопольский Сергий повелел перенести святые останки в столицу. При перенесении их из нетленного тела Олимпиады потекла кровь. Церковь приняла это как знак бескровного мученичества святой исповедницы.

Рака с нетленными мощами святой Олимпиады была поставлена в основанном ею монастыре. Монастырем святой Олимпиады после ее смерти управляла по ее завещанию Марина. После Марины настоятельницей обители сделалась Елисандия – диаконисса, родственница святой Олимпиады.

Она руководила вверенными ей сестрами по правилам, оставленным основательницей обители. Было время, когда монастырь был упразднен, но при Юстиниане (VI век) он был снова восстановлен, после чего в скором времени игуменией обители святой Олимпиады сделалась Сергия.

При ней совершилось перенесение мощей святой угодницы Божией (между 610 и 638 годами). Игумения Сергия составила жизнеописание святой основательницы и оставила нам некоторые интересные подробности о ее погребении, прославлении и о судьбе ее монастыря. Здесь мы приведем лишь немногие факты из ее простого и задушевного рассказа, бросающие свет на судьбу обители святой диакониссы Олимпиады после ее славного преставления.

Во время мятежа, руководимого неким Никой (532 год), «случился, – как говорит Сергия, – пожар великого собора и тогда сгорел вместе с ним и монастырь святой Олимпиады как прилегающий к нему. Все имущество монастыря при этом пропало, а все жившие в нем спаслись бегством», кто в чем был (так как, по всей вероятности, пожар был ночью). «Монахини нашли приют в соседнем монастыре святого Мины. Они прожили здесь в течение шести лет благодаря тому, что близ монастыря святого Мины находился пустой дом, называемый “домом машин”, и мельницы. Для монахинь было, таким образом, большим утешением проживать неподалеку от своего бывшего монастыря».

Затем игумения Сергия рассказывает, как на месте сгоревшей церкви выстроен был Юстинианом новый собор, а на месте старого монастыря им же построен был новый, «так что сбылось, – по мнению игумении Сергии, – обещание святой, сказавшей: “С вами я пребуду все дни жизни вашей…”»

Когда мощи святой основательницы были торжественно перенесены в ее обитель, она явилась в сонном видении, по словам Сергии, одной из сестер и сказала ей: «Ну вот, после стольких лет я пришла поселиться с вами и уже впредь вас не оставлю…».

Затем игумения Сергия говорит о благодатных исцелениях от мощей святой Олимпиады, которые получали многие недужные, с верой приходившие в обитель ее. Отдельных случаев исцелений игумения Сергия не называет, говоря, что блаженны невидевшие, но уверовавшие (ср.: Ин. 20, 29), и прибавляет, что, если бы она «пожелала в малой мере перечислить все деяния святой», у нее «не хватило бы времени для повествования о них»129.

Ни Церковь, ни история не захотели разлучить и после смерти святую Олимпиаду и ее духовного руководителя и отца. Они соединили ее память с памятью святого Иоанна Златоуста. И святая Олимпиада вслед за учителем своим была сопричислена к лику святых, и имя ее вписано в диптихи Святой Православной Вселенской Церкви как имя исповедницы, бескровной мученицы, подвижницы и великой праведницы, которая своей жизнью оставила нам пример христианского самоотвержения, доведенного ею до высших степеней возможного на земле совершенства.

Назад: Глава 4. Переписка святой Олимпиады со святым Иоанном Златоустом
Дальше: Глава 6. Святые и благочестивые жены-диакониссы от I до VIII века. Их жизнеописания и деятельность130