Книга: Человек, Бог и бессмертие. Размышления о развитии человечества
Назад: I. Введение
Дальше: III. Частная собственность

II. Правление

И вот, сделав два предварительных замечания, я приступаю к первому утверждению: у некоторых народов и рас в определенные периоды времени суеверие укрепляло почитание органов правления, особенно монархического, совершая вклад в учреждение и поддержание общественного порядка.
В истории многих народов задачи органов правления значительно упрощались благодаря суеверию, согласно которому сами правители являются существами высшего порядка, обладают некими сверхъестественными или магическими силами – неоспоримыми и непреоборимыми. Так, по свидетельству д-ра Кодрингтона, у меланезийцев «власть вождей покоилась на вере в их сверхъестественные силы, полученные от духов, с которыми они общаются. При утрате этой веры положение вождя становится зыбким, как это, например, случилось недавно на островах Банкс. А теперь, когда подобные верования уже не бытуют почти нигде, нужен новый род вождя, иначе наступит безвластие» . По словам одного меланезийца, власть вождей покоится на вере в то что они общаются с могущественными духами и потому обладают «маной», сверхъестественной силой. И если вождь, скажем, просит народ платить ему, то люди подчиняются, ибо верят, что он способен наслать на непокорного беду или болезнь. Но как только значительное число соплеменников начало сомневаться в способности вождя общаться с духами, право взимать пеню было попрано . Таким вот образом религиозные сомнения среди меланезийцев способны поколебать основы общественного порядка.
Схожим образом, как пишет Бэзил Томсон, «одна из основ меланезийской системы правления – почитание предков. Каждый поступок фиджиец совершает с оглядкой на Незримые силы, и таким же образом всякую власть он почитает религиозной». Считалось, что умерший вождь продолжает надзирать за своим племенем, при необходимости наказывая людей голодом, грозой или затоплением. Например, если народ забывает сделать приношение к его могиле и умилостивить его дух. Его же преемник – живой вождь – считается фигурой священной. С ним связано множество различных табу, и одно прикосновение к нему способно навлечь гнев Незримых сил. «Первый удар по власти вождей был по нечаянности нанесен миссионерами. Ни они, ни сами вожди не подозревали, насколько тесно правители фиджийцев были связаны с религиозными представлениями. Стоило миссионеру ступить на территорию деревни, и бытующие там табу были обречены, а на них в значительной степени покоилось почитание власти. Впрочем, табу отмирали в борьбе, как и подобает укоренившимся институциям. Вождям продолжали отдавать первые плоды, но в святилище – для поднесения предкам – их уже не несли. Лишившись поддержки жрецов, вождь влачил жалкое существование…» Ведь на Фиджи, как и везде, если вождем и жрецом был не один человек, то оба лили воду на мельницу друг другу, сознавая важность взаимной помощи .
Ровно таким же образом дела обстояли и в Полинезии, где власть вождей зиждилась на вере в их сверхъестественные способности и связь с духами предков. Были и табу, буквально пронизывающие личность вождя и выстраивающие между ним и простыми соплеменниками незримую, но прочную стену, пересечение которой означало смерть. В Новой Зеландии народ маори считал своих вождей живыми воплощениями богов, атуа. Так, преподобный Ричард Тейлор, работавший в миссии в Новой Зеландии более тридцати лет, рассказывает, что, обращаясь к людям, вождь маори «заговаривал неестественно, будто бы особым языком. Держался на расстоянии от подчиненных, ел отдельно. Вождь был священной фигурой, собеседником богов, ибо считался богом сам. Он распоряжался тапу, и именно поэтому мог управлять людьми и их благами. Для получения этого звания не гнушались ничем. Значимость человека связывалась с его размерами, и у сыновей вождя было по несколько кормилиц. Так, женщины обделяли собственных детей, чтобы по сравнению с ними отпрыски вождя смотрелись более здоровыми и крепкими. Но относилось это не только к телу. Вождь считался атуа, но были боги могущественные и боги немощные, и всякий, естественно, стремился принадлежать к первым. В соответствии с этим стремились слить чужих духов со своими собственными. Убив вождя, воин немедленно выкалывал ему глаза и проглатывал их: предполагалось, что в этом органе обитает божество, атуа тонга. Таким образом, он не только убивал тело, но и овладевал душой своего врага, и, следовательно, чем больше вождей он убивал, тем прочнее утверждалась его божественность… Иной замечательной приметой вождя было ораторское искусство. Хорошего оратора сравнивали с коримако, самой сладкой певчей птицей Новой Зеландии; и юного вождя кормили мясом этой птицы, чтобы он лучше усвоил ее качества, а красноречивого оратора называли коримако» . Другой же автор пишет, что к словам вождей маори «относились с особым почтением, ибо через человека, как считалось, держало речь божество. Внешнего великолепия не было, но сама личность считалась священной… Многие из них считали себя боговдохновенными: так, великий вождь и жрец таупо по имени Те-Хеу-Хеу незадолго до своей смерти во время обвала в горах сказал европейскому миссионеру: ‘‘Не думайте, что я человек, что происхождение мое от земли. Я пришел с небес; мои предки все там; они боги, и к ним я вернусь’’» . Сама личность вождя маори была настолько священной, что его нельзя было касаться, даже ради спасения его жизни. Один вождь задыхался, поперхнувшись рыбьей костью, и все же его соплеменники, рыдая по нему, не осмелились не только его коснуться, но даже подойти, ибо это стоило бы им жизни. На помощь пришел оказавшийся рядом миссионер: он спас жизнь вождю, вытащив кость. Как только последний обрел дар речи, а произошло это не ранее чем через полчаса, то первым делом потребовал, чтобы хирургические инструменты, с помощью которых кость была извлечена, были отданы ему как возмездие за урон, нанесенный в результате кровопускания и прикосновения к его священной голове.
Не одна лишь личность вождя маори, но и все, что с ней соприкасалось, считалось священным и, по мнению маори, губительным для всякого святотатца, кто осмеливался соваться не в свое дело. Известны случаи, когда маори умирали от страха, узнав, что невольно съели остатки ужина вождя или взяли в руки что-то ему принадлежавшее. Так, одной женщине, отведавшей из корзины спелых персиков, сказали, что они привезены из запретного места. Тут же корзина выпала из ее рук, и она в ужасе воскликнула, что оскверненная ею атуа, божественная сущность вождя, не промедлит с наказанием. Это случилось вечером, а на следующий день в двенадцать часов дня она была найдена мертвой . Схожим образом для нескольких мужчин смертельно опасным оказалось найденное ими огниво: они прикурили от него свои трубки, но затем, узнав, кому оно принадлежит, от ужаса буквально окаменели . Оттого особенно чуткие вожди выбрасывали свою одежду или, скажем, циновку для отдыха в таких местах, где их соплеменникам будет трудно их обнаружить. По той же причине они никогда не раздували огня ртом, ибо священное дыхание их передавало святость огню, а огонь мог передать ее мясу, которое на нем готовилось и, будучи съеденным, погубило бы едока . Стало быть, божественная сущность, огораживающая вождя маори, была сродни всепожирающему пламени, поглощавшему все, к чему прикасалось. Не приходится изумляться, что таким людям беспрекословно повиновались.
В остальной Полинезии дела обстояли ровно так же. Например, туземцы тонга подобным же образом верили, что, если кто поест из своих рук после прикосновения к священной особе вождя, тот тут же распухнет и умрет; святость вождя, подобно сильному яду, заражала руки подчиненного и, попадая через них в пищу, оказывалась губительной для едока, если только он не обеззараживал себя, коснувшись ног вождя особым образом . При вступлении в должность правителя Таити опоясывали священным поясом из красных перьев, который не только возводил его на высшую земную ступень, но и причислял к богам . Отныне «все, что пусть в самой малой степени связано с царем или царицею – одежда, которую они носили; дома, в которых они жили; каноэ, на которых они плавали; люди, которые их носили во время прогулок, – становилось священными, и даже звуки в языке, составляющие их имена, теряли всегдашнее свое значение… Священной становилась земля, по которой они пусть даже случайно ступали, а владельцы жилища, в котором они находили приют, должны были навсегда покинуть его. Место это с той поры становилось прибежищем единственно священных персон. Никому не разрешалось прикасаться к телу короля или королевы, а каждый, кто оказывался выше них или проводил рукой над их головами, карался за святотатство смертью. Именно ввиду этой допускаемой святости они не могли входить ни в какие жилища, кроме разве тех, что были нарочно предназначены для них и запрещены для всех остальных; они также не могли ступать по земле ни в одной части острова, кроме доставшихся им по наследству участков» .
Подобным образом представители народа казембе в Анголе считали своего правителя настолько священным, что никто не мог прикоснуться к нему, не погибнув от магической силы, исходящей от его священной персоны; однако всякий, кто случайно или по необходимости вступал в личные сношения с его величеством, мог смерти избежать, прикоснувшись к его рукам особенным образом . Схожие верования распространены в Малайзии, где представление о правителе как о Божественном человеке, согласно сведениям, едва ли не крепче, чем в любой иной части света. «Не только личность правителя почитается священной, но полагают, что святость его тела передается и всем ритуальным предметам, а также убивает тех, кто нарушает табу. Тем самым твердо верят, что всякий, кто совершит какой-либо проступок в отношении правителя, кто коснется его (даже на мгновение) или подделает (даже с разрешения правителя) ритуальные предметы, или кто ненадлежащим образом распорядится монаршей символикой, окажется кена даулат, то есть пораженным насмерть квази-электрическим разрядом той Божественной силы, которая, как полагают малайцы, обитает в личности короля и которая зовется даулат, или Монаршая святость» . Паче того, малайцы твердо верят, что король обладает личным влиянием на отправления природы, такие как рост урожая и плодоношение фруктовых деревьев . Некоторые из горных даяков Саравака приносили посевной рис радже Бруку, чтобы он его оплодотворил; и однажды, когда посевы риса в одном племени были скудными, вождь заметил, что иначе и быть не может, поскольку раджа еще к ним не приезжал . Так и в Африке обычно считается, что правители наделены магической силой, благодаря которой идет дождь и растут урожаи: засуха и голод объясняются слабостью или дурной волей правителя, и тогда его наказывают, свергают или предают смерти . Приведем два или три примера из множества. Вот что рассказывает один писатель XVIII века о государстве Лоанго в Западной Африке: «Правление у этого народа решительно деспотическое. Они говорят, что их жизнь и имущество принадлежат царю; что он может распоряжаться ими, как ему заблагорассудится, без всякого разбирательства и без возможности жаловаться. В его присутствии они выказывают знаки уважения и даже поклонения. Люди низших классов убеждены, что власть царя не ограничивается землей и что у него довольно полномочий, чтобы заставить дождь падать с небес; оттого они не перестают во время долгой и опасной засухи увещевать его, что, если он не позаботится о поливе земель, они умрут от голода и не смогут делать ему привычных подношений. Царь, стремясь удовлетворить народ, но не ставя себя под удар перед небесами, поручает это дело одному из своих служителей, которому отдает приказ без промедления вызвать на равнины столько дождя, сколько требуется для их удобрения. И вот служитель, увидев тучу, которая, по его предположению, должна пролиться дождем, появляется на людях, как бы исполняя приказ правителя. Женщины и дети бегают вокруг него, крича изо всех сил: ‘‘Дай нам дождя, дай нам дождя’’, и он обещает им его» . Правитель Лоанго, сообщает другой писатель, «почитается среди них как бог: его называют Самби и Панго, что означает ‘Бог’. Они верят, что он может дать им дождь, когда захочет; и раз в год, в декабре, желая дождя, люди приходят умолять его; по этому случаю они делают ему подношения, никто не является с пустыми руками». В назначенный день вожди со своими воинами собирались в боевом строю, били в барабаны и трубили в рога, а царь пускал в воздух стрелы, что, как считалось, должно было вызвать дождь . В другой части Африки о сходном положении дел сообщал португальский историк Душ Сантуш. Он писал: «Правитель всех этих внутренних земель и реки Софала – кудрявый кафр, дикарь, который не почитает никого и ничего и не ведает о Боге; напротив, он считает себя богом всех своих земель, и так же на него смотрят его подданные… Испытывая нужду или нехватку чего бы то ни было, они прибегают к помощи правителя, твердо веря, что он может дать им все, чего они желают или в чем нуждаются. Получает он все от своих сгинувших предместников, с которыми, как они верят, он имеет сношения. Оттого они просят правителя дать им дождь или иную благоприятную погоду для урожая, а приходя просить, они приносят ценные дары, которые правитель принимает, обещая исполнить все просьбы. Дики они настолько, что, даже сознавая, как часто правитель не дает им обещанного, они не разуверяются, а делают ему еще большие подношения, и многие дни проходят в приемах, пока погода не сменяется дождем. Кафры радуются, полагая, что правитель наконец удовлетворил их просьбу, потому что они его надлежащим манером умилостивили. Так говорит он сам, дабы держать их в заблуждении» . Впрочем, «среди правителей тех земель бытовал обычай кончать с собою, употребив яд, если их одолевал недуг – половое бессилие, заразная болезнь, даже уродующее их выпадение передних зубов или иная напасть. Дабы покончить с недугом, они убивают себя, утверждая, что правителю не должно быть запятнанным никаким пороком или изъяном». Во времена Душ Сантуша, однако, правитель Софалы, поправ обычаи, продолжал здравствовать и править, несмотря на потерю переднего зуба. Он даже зашел так далеко, что обвинил своих царственных предшественников в глупости за то, что они покончили с собой из-за такой мелочи, как испорченный зуб или седые волосы, заявив о своем твердом намерении прожить столько, сколько сможет, на благо своих верных подданных . В наши времена главный знахарь племени нанди, живущего в британской Восточной Африке, равно является верховным вождем всего народа. Он прорицатель и предсказывает будущее: он наделяет женщин и скот способностью плодиться, а во время засухи вызывает дождь либо самолично, либо обращаясь к заклинателям дождя. Нанди безоговорочно верят в эти чудесные способности своего вождя. Его личность обычно считают безусловно священной. Никто не имеет права приближаться к нему с оружием в руках или говорить в его присутствии; и считается чрезвычайно важным, чтобы никто не прикасался к голове вождя, иначе его способности к прорицанию его покинут . Данное расхожее в Африке представление о божественности царей достигло кульминации в Древнем Египте, где цари считались богами как при жизни, так и после смерти, а для поклонения им возводились храмы и назначались жрецы . А когда урожая не было, древние египтяне, подобно современным неграм, возлагали вину за неудачу на действующего правителя .
Ореол суеверного почитания также окружал правящий класс в древнем Перу. Так, писатель и историк рубежа XVI–XVII столетий Гарсиласо де ла Вега, сам сын принцессы инков, пишет: «Не было обнаружено, или они скрывают, что какой-либо инка королевской крови подвергался бы наказанию по крайней мере публично: индейцы говорят, что [инки] никогда не совершали преступлений, которые заслуживали бы публичного и примерного наказания, ибо учение их отцов и пример их старших и всеобщая молва (voz común) о том, что они были сыновьями Солнца, рожденными для того, чтобы обучать и приносить добро остальным [людям], держали их в такой сдержанности и добропорядочности, что они скорее были примером для государства, нежели [поводом] для скандала; они также говорили, что у них не было [побудительных] причин, которые обычно являются основаниями для преступлений, как-то: страсть к женщинам, или алчность к богатствам, или желание мести, ибо, если они желали красивых женщин, им было дозволено иметь их столько, сколько они хотели, и любая красивая девушка, которую они пожелали бы и попросили бы ее отца прислать ее, инка знал, что в этом не только не откажут, а что ее должны отдать ему с огромным проявлением благодарности за то, что он пожелал снизойти, чтобы взять ее в наложницы или служанки. То же самое имело место с богатствами, ибо у [инков] никогда не было в них недостатка, чтобы брать чужие, или позволить подкупить себя из-за необходимости, потому что всюду, где они пребывали с правительственными поручениями или без них, в их распоряжении находились все богатства Солнца и инки, как их губернаторов. А если требовалось, то губернаторы и [представители] правосудия были обязаны дать им из одного или другого [богатства] все, в чем они нуждались, ибо они говорили, что они, будучи сыновьями Солнца и братьями инки, владели (tenían) частью того богатства, в которой нуждались. У них также не было случая, чтобы они убили или ранили кого-либо по причине мести или негодования, ибо никто не мог оскорбить их, так как им скорее поклонялись, поскольку они стояли на втором месте после королевской особы, а если кто-либо, каким бы великим сеньором он ни был, вызывал гнев какого-нибудь инки, это являлось святотатством и оскорблением самой королевской персоны, за что он подвергался очень тяжелым наказаниям. Однако можно также утверждать, что неизвестны случаи наказания индейцев за нанесение оскорбления чести или богатству лично какому-нибудь инке, ибо такого не случалось, потому что они считали их богами…»
Подобные суеверия не были присущи лишь дикарям и народам других рас, живущим в отдаленных частях света. Похоже, что их разделяли предки всех арийских народов от Индии до Ирландии. Так, в древнеиндийском своде законов, называемом «Законы Ману», читаем:
<…>
Так как царь был создан из частиц этих лучших из богов, он блеском превосходит все живые существа.
Как солнце, он жжет глаза и сердца, и никто на земле не может даже смотреть на него.
По могуществу он – Агни и Вайю, он – Солнце, Сома он – царь дхармы, он – Кувера, он – Варуна, он – великий Индра.
Даже [если] царь – ребенок, он не должен быть презираем [думающими, что он только] человек, так как он – великое божество с телом человека .
И в том же своде законов последствия правления доброго короля описаны следующим образом:
Где царь избегает присвоения имущества преступников, там со временем рождаются люди, живущие долго,
и зерна земледельцев произрастают каждое как было посеяно, и дети не умирают, и [потомство] не рождается обезображенным .
Схожим образом в Греции времен Гомера царей почитали священными и называли богоравными. Священными считались их жилища и их колесницы . Народ также верил, что в годину правления доброго царя черная земля приносит пшеницу и ячмень, деревья плодоносят, стада умножаются, а море дает рыбу. В годину неурожая бургунды возлагали вину на своих королей и свергали их . Шведы же всегда объясняли обилие или скудость урожая добротой или злобой своих королей, а во время неурожая приносили их в жертву богам ради получения хорошего урожая . В древней Ирландии верили, что если короли почитали обычаи предков, то погода была благоприятной, урожай обильным, скот плодовитым, воды изобиловали рыбой, а садовые деревья гнулись от тяжести плодов. В каноне, приписываемом Святому Патрику, дается свод благ, сопутствующих правлению справедливого короля: «Хорошая погода, спокойное море, обильный урожай и обремененные плодами деревья» . Суеверия такого рода, которые были распространены меж ирландских кельтов много столетий назад, вероятно, сохранились среди кельтов Шотландии вплоть до времен почтенного Сэмюэла Джонсона. И вот, когда он странствовал по острову Скай, все еще считалось, что возвращение главы клана Маклаудов в Данвеган после долгого отсутствия приносит обильный улов сельди . А в еще более недавнее время, после неурожая картофеля, представители клана Маклауд пожелали развернуть некое волшебное знамя, хранящееся у их главы , очевидно, полагая, что для получения доброго урожая картофеля этого будет достаточно.
Пожалуй, последним пережитком подобных суеверий, сохранившимся в отношении наших английских королей, было представление о том, что они способны исцелить золотуху своим прикосновением. Болезнь эта была известна как «королевское зло» . И по образцу полинезийских суеверий, которые я уже означил, мы в состоянии домыслить, что кожная болезнь скрофула первоначально должна как вызываться, так и излечиваться прикосновением правителя. Точно известно, что на Тонга некоторые формы скрофулы, а также воспаления печени, которым очень подвержены туземцы, считались следствием прикосновения к вождю и излечивались, согласно гомеопатическим принципам, таким же образом . Точно так же в Лоанго королевской болезнью называют паралич, ибо негры считают его карой небес за предательство, замышляемое против царя . В Англии вера в то, что король способен своим прикосновением исцелить золотуху, сохранилась вплоть до XVIII века. Доктора Джонсона в детстве от золотухи вылечила королева Анна . Любопытно, что такой яркий образчик здравого смысла, как доктор Джонсон, в детстве и старости соприкоснулся с этими древними суевериями о королевской власти как в Англии, так и в Шотландии.
Вышеприведенных свидетельств, пусть и кратких, достаточно, чтобы доказать, что многие народы относились к своим правителям, будь то вожди или цари, с суеверным благоговением, как к существам высшего порядка и наделенным более могущественной силой, чем простые люди. Проникнутые таким глубоким почитанием своих правителей и таким преувеличенным представлением об их могуществе, они беспрекословно им повиновались, не ведая, что перед ними такие же люди, как и они сами. Итак, я, смею надеяться, вправе провозгласить, что доказал первое утверждение, согласно которому у некоторых народов и рас в определенные периоды времени суеверие укрепляло почитание органов правления, особенно монархического, совершая вклад в учреждение и поддержание общественного порядка.
Назад: I. Введение
Дальше: III. Частная собственность