Они сгрудились у огня: без одеял лишь костер мог спасти от замерзания. Элли смотрела на поленья и обломки досок, которые принесла Джули, надеясь, что их хватит до утра.

– Давайте посмотрим. – Свернув пуховик, Милли подложила его Мэдлин под голову, после чего сняла с нее разорванные куртку и свитер. – О боже…

Удивительно, но кроме царапин Мэдлин получила всего одну серьезную рану, однако эта рана ужасала: глубокий разрез тянулся от затылка до поясницы, обнажая кость.

– Придется действовать быстро, – проговорила Милли. – Мэдлин? Милая? Ты меня слышишь?

Мэдлин издала какой-то слабый звук; Элли склонилась к ней, так что их лица почти соприкасались. Мэдлин побледнела от шока, лицо осунулось, взгляд блуждал.

– Мэд? Ты как? – Дурацкий вопрос. – Мэдлин?

Мэдлин сосредоточила затуманенный взор:

– Собаки.

Элли нашла ее руку и крепко сжала.

– Мэдлин? – повторила Милли. – Слышишь меня, милая? – Мэдлин слабо кивнула.

– Она тебя слышит, – сказала Элли.

– У тебя там прескверный порез, моя дорогая, – проговорила Милли. – Его необходимо промыть и зашить. Сейчас я дам тебе что-нибудь обезболивающее, хорошо?

– Дай, пожалуйста, – слабым голосом попросила Мэдлин.

Милли расстегнула сумку на поясе. Эту сумку, набитую медикаментами, она всегда носила с собой на работу на случай непредвиденных обстоятельств. Она вколола лидокаин по всей длине разреза, затем смочила спиртом несколько ватных тампонов и начала протирать края раны. Мэдлин слабо застонала; либо лидокаин притупил адскую боль, либо викарий слишком ослабела, чтобы кричать. Ее глаза закрылись.

Милли не поднимала головы.

– Присмотри за ней, Эль. Кто-нибудь еще пострадал?

– Ничего нового, – сказала Кейт Бек, морщась и придвигаясь поближе к огню.

– Все хорошо, – сказал Эрни. – Шарлотта? – Девушка кивнула.

– У нас все в порядке, – сказал Фил. Они с Джули прижались друг к другу, держась за руки.

– Эль?

– Пара синяков: эти твари из меня батут сделали. Я могу чем-то помочь?

– Подержи, пожалуйста, Мэд. Чтоб не дергалась, пока я буду ее штопать. И вытри кровь, чтоб я видела, что, бля, делаю. Такую глубокую рану нужно зашивать послойно.

Мэдлин издавала слабый горловой стон, пока Милли накладывала шов на рану; к тому времени, как она закончила, викарий отключилась – вероятно, к лучшему. Милли обрезала и завязала нитку, напоследок промокнула рану и залепила по всей длине пластырем.

– Укройте ее и держите в тепле.

– С ней все хорошо? – спросила Шарлотта.

– Отлично, милая, – отозвалась Милли. – Паршиво, – прошептала она Элли. – Потеряла уйму крови.

Мэдлин приподняла голову.

– Элли, – прошептала она.

Элли склонилась к ней.

– Мэдлин, какого хрена ты там устроила? Тебе жить надоело?

– Проверяла теорию.

– Какую? Как лучше самоубиться? Поздравляю, тебе почти удалось.

Слабая улыбка:

– Надо было попробовать. Понимаешь… Если эти твари не демоны, тогда кто они? А? – Ее глаза закрылись, потом открылись снова. – Элли… те записи, что я дала тебе. Прочти их.

– Я прочту. Обещаю.

– Давай. – Глаза Мэдлин снова закрылись, и она уснула.

Несмотря на свое обещание, Элли не стала доставать записи Мэдлин: она и сама была близка к отключке. Дважды она и в самом деле задремывала – и оба раза, проснувшись, обнаруживала, что ее голова покоится на плече у Эрни Штазёлека. Он будто даже не замечал Элли: так и смотрел в огонь, несомненно думая о Мажене и детях.

Джули и Фил сидели молча. Они радовались, что остались вместе, но не хотели выставлять свою радость напоказ, когда столько людей вокруг разлучены со своими близкими. Шарлотта и Кейт, объединенные общей потерей, тихо переговаривались между собой; Милли занималась Мэдлин. А что было у Элли? За неимением родных и близких ей хотя бы не о ком беспокоиться, пусть это и не повод для гордости.

У нее была работа и… в общем-то, и все. Служить и защищать, как говорят американцы. Да и то сейчас она только и могла, что поддерживать огонь до рассвета. Рассвет положит этому конец. Дай-то Бог.

До завтрашней ночи.

К тому времени придет подмога.

А чего ж она сегодня не пришла?

Помощь придет. Обязательно.

Сквозь треск пламени до Элли донеслись крики, отдаленные и затихающие.

Возможно, это были последние люди в Барсолле, помимо них восьмерых. Возможно, скоро останется семеро.

Милли прикрыла Мэдлин обрывками куртки и свитера, встала и направилась к развалинам сарая, озаренным светом костра. Порывшись среди обломков, она притащила пару пластиковых листов и накрыла одним Мэдлин.

– Не очень много, – сказала она. – Но хоть что-то.

А что толку? Если Мэдлин и выживет, предстоит пережить еще один день, пока не придет помощь. А она может и не прийти. Тогда день уйдет на сбор ресурсов, чтобы пережить еще одну ночь. И так каждый последующий день, пока они не сожгут все, что горит. Тогда отгонять чудовищ станет нечем.

Элли покачала головой. Уж кто-кто, а она не имеет права на такие мысли. Пока что они в относительной безопасности. У нее есть обязанности. Долг, который нужно выполнить. Не перед каким-нибудь монархом или государством, а перед теми, чьи жизни до сих пор от нее зависят.

– Ты в порядке, Эль? – спросила Милли.

– Просто устала.

Том Грэм был в чем-то прав, говоря об опасности воображения. Сейчас Элли точно не могла на него положиться. Слишком много неясностей, слишком много пробелов. Если заполнять их всякими домыслами, станет только хуже. Нужно сосредоточиться на том, что известно, и на ближайшем будущем. Пережить эту ночь. А при свете дня – холодного во всех смыслах, сколько людей могли спастись от тварей, чтобы замерзнуть насмерть? – можно проанализировать все имеющиеся факты и сделать выводы. Она сделает все, что сможет, все, что должна. Завтра, при свете солнца.

А пока – пережить ночь.

– О чем задумалась? – спросила Милли.

– Ни о чем.

Милли просто смотрела на нее. Элли огляделась. Джули и Фил обнимали друг друга; Кейт Бек крепко обнимала Шарлотту, плачущую у нее на плече. Эрни Штазёлек с ледяной ненавистью смотрел на тварей, сидящих в темноте. Что он там увидел? Может, ему показалось, что они насмехаются над ним? Может, его мучила совесть за то, что он не пошел к семье? Без помощи Эрни Элли сотоварищи вряд ли продержались бы так долго. Если остальные увидят его сломленным, это будет все равно что разрушить фундамент здания. А им нельзя падать духом. Она обратилась к Милли, понизив голос до шепота:

– Мне тут пришло в голову… помнишь, мы постоянно говорили, что каждую чертову зиму здесь замерзает до смерти хотя бы один бедолага?

– Как Тони Харпер?

– Да. Интересно, как наша статистика соотносится с остальной областью…

– Однако эти знаки новые.

– Да. Или очень старые. – Милли нахмурилась, и Элли покачала головой. – Прости. Стараюсь не давать волю воображению. И не загадывать наперед.

– Я понимаю, – глаза Милли наполнились слезами. – Я стараюсь не думать о Джонсе. Он где-то там, или был, то есть…

Ее голос сорвался. Что могла сказать ей Элли? «Не волнуйся, все с ним будет хорошо»? Такие банальности мог сейчас выдать только идиот. Ничего тут не скажешь, иногда лучше это признать. Она взяла Милли за руку и сжала ее. Милли сжала ее ладонь в ответ, пытаясь улыбнуться. Элли потянулась ее обнять, но Милли покачала головой:

– Не надо, Эль, а то совсем расклеюсь.

Костер выплюнул сноп искр. Существа по-прежнему таились в темноте. Их плащи из человеческой кожи шелестели; Элли подумала о том единственном разрезе на теле Мэдлин, точно вдоль позвоночника, и понадеялась, что Кейт и Шарлотта не сделали выводов. Еще подумала, не взглянуть ли на телефон, но не решилась. Она боялась увидеть, как далеко еще до рассвета.

– Собаки, – прошептала Мэдлин.

Милли наклонилась к ней.

– Как дела, милая?

– Собаки. – Мэдлин подняла взгляд на Элли. – Мои собаки. Я оставила их. В приходском доме. Думала, на пару минут выбегу.

Элли сжала ее руку. Мэдлин моргнула, глядя на нее.

– Что угодно может случиться. Со мной, в смысле. Завтра. Сможешь сходить туда, Элли? Прошу. Убедись, что с ними все хорошо. Кроме них у меня больше никого нет. – Она перевела взгляд на Милли. – Прости.

– За что, милая?

– Я понимаю. Ноэль там где-то… А я за собак волнуюсь. Глупо. Прости.

Милли взяла Мэдлин за руку:

– И вовсе не глупо, милая.

– Я помолюсь за него.

– Я проверю собак, – сказала Элли. – Обещаю.

Мэдлин закрыла глаза. Ее губы зашевелились – должно быть, в молитве.

Костер потрескивал. Больше ничто не нарушало тишины, даже крики стихли. В какой-то мере это стало облегчением, но неужели они остались в этой тишине совсем одни?

Впрочем, это вдруг показалось чем-то несущественным; Элли ничего больше не волновало. Вся энергия, помогавшая ей пережить эту ночь, иссякла. Она едва могла держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы двигаться.

А ей нельзя спать. Твари все еще могут напасть. Нельзя забывать о бдительности. Но глаза не открывались. Как же она устала, просто вымоталась. Можно и отдохнуть минутку – вреда от этого не будет, правда?

Элли закрыла глаза.