Глава 5

ЛЮДИ-НЕЛЮДИ

Трудно провести границы между природными духами и «иными людьми», живущими по соседству с сообществами «настоящих людей». Те и другие, по верованиям народов Севера, имеют и физическую, и духовную природу; те и другие могут быть благожелательными, нейтральными и вредоносными по отношению к обычному человеку. Различия между природными духами и «иными людьми», пожалуй, только в рассказах о них и в обрядах: с духами-хозяевами местности и промысловых животных люди искали сотрудничества, регулярно приносили им жертвы, рассказывали об их покровительстве и помощи. «Иных людей» сторонились, жертв им, как правило, не приносили, а в историях говорилось об удивительных и нередко опасных встречах с ними.

«Альтернативные человечества» в мифологии народов Севера можно разделить на несколько типов. Во-первых, это существа, появившиеся на земле или созданные богами до сотворения человека, а ныне ушедшие на окраины ойкумены, живущие в труднодоступной тайге или тундре, в горах и на островах. Во-вторых, полумифические племена, прежде населявшие территории, которые сейчас заняты людьми, и оставившие после себя археологические памятники (считается, что представители этих племен и в наши дни иногда появляются на земле). В-третьих, это другие народы, живущие по соседству или пришедшие издалека. Коренные жители Севера часто воспринимали чужаков как полудемонов и уж точно отличали от самих себя — «настоящих людей». В архаической мифологии «иными людьми» признавали и тех, кто предстает перед «настоящими людьми» в облике животных, птиц или растений, хотя в среде себе подобных, в собственных селениях, эти существа имеют антропоморфный вид. Это четвертый тип «альтернативных людей». К пятому типу можно отнести души умерших, которые живут своей жизнью в Нижнем мире. Наконец, к разряду особых существ причисляли и шаманов — правда, они составляли не отдельный тип людей, а, скорее, являлись посредниками между всеми упомянутыми «человечествами», выполняли роль связующего звена между «параллельными» мирами.

По мифологическим представлениям северных народов, на земле, в Среднем мире, до сих пор живут существа, появившиеся во времена первотворения, еще до того, как был создан человек. Обитают они в труднодоступных местах и внешне могут выглядеть по-разному, но их облик всегда чудовищный — это великаны, карлики, странные создания (без головы, с одной ногой, без отверстий в теле и т. п.).

По мифологии обских угров, в глубине тайги живут опасные для человека великаны-людоеды менквы. Аналогичные персонажи встречаются и в мифах самодийцев. У нганасан великаны-людоеды называются сигэ, у селькупов — пюнэ, у ненцев — няд-нгаворта («мох едящие») и сюдбя. Сюдбя фигурируют не только в эпических песнях сюдбабц, где с ними борется герой, но и в запретах, регламентирующих повседневную жизнь: «Нельзя детям вечером играть возле реки или озера — сюдбя заберет»; «Не оставляй на ночь открытыми вход в чум и котел с пищей — сюдбя придет и будет есть».

Подобный персонаж присутствует и в мифологии якутов, эвенков и эвенов — это чучуна́ (чучуны, мюлены), дикие люди. По рассказам, чучуны были обросшими шерстью либо носили звериные шкуры. Они жили в тундре, в пещерах, умели стрелять из лука и бросаться камнями, нападали на людей по ночам и крали у них оленей и еду. Чучуны могли говорить, но их речь была непонятной. И в мифологии, и в научных работах существуют разные мнения о том, кто такие чучуны. Народы Севера иногда считали этих существ другим народом, воинственным и диким, иногда — злыми духами (в якутском языке есть слово чуучус — «злой дух»; русские старожилы Севера называли чучун сендушными, «тундровыми», от слова сендуха, «тундра», — по аналогии с лешими и водяными). Ученые-этнографы имели даже больший спектр мнений: вымышленные мифологические существа (Г. Ксенофонтов); реальный народ, находящийся на первобытной стадии развития (П. Драверт); береговые чукчи-охотники, которых на отколовшихся льдинах занесло далеко на запад, к берегам Якутии, где они дичали и вынуждены были нападать на чужие стойбища, чтобы выжить (И. Гурвич). Есть и еще одно мнение, высказанное советским историком и антропологом Б. Ф. Поршневым: чучуна — это не что иное, как «снежный человек» (в 1950-е годы этот концепт еще обсуждался в научной среде). А снежный человек, полагал профессор Поршнев, — это реликтовый палеоантроп, возможно, неандерталец, вымерший в других частях света и сохранившийся в северных тундрах. Поршнев входил в Комиссию по изучению вопроса о «снежном человеке», которая в 1958 году организовала экспедицию по поиску этих существ. Однако никаких доказательств существования ископаемых гоминид найдено не было, а взгляды Б. Ф. Поршнева не получили поддержки в научном мире. Тем не менее кое-кто до сих пор верит в реальность снежного человека и предпринимает попытки отыскать его следы (правда, по-прежнему безрезультатно). Под влиянием этих квазинаучных идей (они называются криптозоология) снежными людьми в массовой культуре и интернет-фольклоре стали иногда считать и обско-угорских менквов, и ненецких сюдбя и няд-нгаворта.

В мифах народов Севера фигурируют и другие странные существа, обитающие на земле, — это не люди, но и не духи. Они живут своей жизнью и не заинтересованы в контактах с людьми, впрочем, и люди не хотят встречаться с ними. И все же иногда такие встречи случаются и могут принести обеим сторонам несчастья либо, наоборот, удачу.

В мифологии ненцев описаны существа мал тэнга («закупоренный зад») — создания без рта и заднего прохода, которые питаются запахом пищи, после чего она превращается в нечистоты. Похожие персонажи упоминаются и в нганасанских преданиях — это живущие далеко на Севере загадочные сюпся: они не имеют отверстий на теле, поэтому, как и мал тэнга, питаются лишь запахом пищи, а еще по-особому зачинают и рождают детей. По мифологии нганасан, все живые существа появляются из глаз, которые дает Земля-мать. У женщин и самок животных глаза за время беременности обрастают плотью внутри организма, у птиц — внутри яйца в гнезде, у рыб — в нерестилищах. У сюпся глаза также являются основой жизни, но созревание плода протекает по-своему. В одном нганасанском предании рассказывается о том, что девушки, украденные сюпся, слышат, как ночью те смеются в чуме. Утром они находят под кукулем (спальным мешком) тарелку, на которой лежат два глаза. Оказалось, что это ребенок сюпся, зачатый ночью [62, ч. I, с. 79]. В другой истории говорится о том, как молодой человек из рода Линанчера, охотясь на дикого оленя, нашел девушку сюпся, привез ее к себе в стойбище и решил взять в жены.

В мифологии палеоазиатских народов множество подобных странных существ. По соседству с ительменами в Среднем мире жили горные духи камулы («малые души»). Они обитали пре­имущественно на дымящихся, огнедышащих сопках. Ительмены считали, что это дым от жилищ горных духов, где они топят печи. Камулы охотятся на китов — мясо они съедают, а сало и кости используют для обогрева. Люди боялись таких соседей и старались не тревожить их: существовал не только запрет на купание в горячих источниках — нельзя было даже приближаться к этим местам, потому что камулы готовят в них пищу. Проходя мимо сопки или горячего источника, ительмены оставляли там какой-нибудь подарок для горных духов, чтобы не разозлить их.

Эскимосы и алеуты верили, что в горах живут и великаны, для которых человек — карлик, и карлики, для которых человек — великан. Они сами занимаются охотой, но также могут отнять добычу у встреченного человека. Иногда встреча с ними сулит удачу. Рассказывают, что двое охотников, увидев карликов, решили взять по одному на счастье, но, сколько ни шли, оставались все на том же месте, пока не отпустили пленников. Но все же, как правило, эти персонажи безразличны к людям, как и другие странные создания — с половиной тела, со ртом на груди, существа в виде струны, полузвери-полулюди и разные иные.

В чукотской мифологии есть племя великанов лолгылыт. Они живут на другом берегу моря внутри большой горы. Когда они разводят огонь, из отверстия на вершине горы выходит дым. Кроме того, в мифах чукчей рассказывается о существах под названием реккен — это чудовища с телом белого медведя и огромными ушами. У них один глаз на лбу, длинные заплетенные волосы, широкие одежды с длинными рукавами, которые волочатся по земле, а руки торчат из разрезов, сделанных по бокам. У их женщин длинные, до земли, волосы, а груди под мышками. Они живут в землянках, котелки их сделаны из травы, огонь их днем белый, а вечерами — красный, тогда его можно увидеть. Они охотятся в лодках, раскидывают сети на людей. Другие существа, людоеды кэле, ведут постоянную борьбу с чукотскими воинами. В отличие от одноименных духов болезни, о которых пойдет речь дальше, людоеды кэле вполне материальны и даже смертны. Их можно победить обычным оружием, а злых духов кэле — лишь магическими средствами и заговорами. По мнению В. Г. Богораза, изучившего и подробно описавшего верования чукчей, переход от одного разряда кэле к другому имеет постепенный и почти незаметный характер. Например, в одной из историй говорится, как племя кэле обитало на арктическом берегу. Чукчи вели против них вой­ну, и кэле, не в силах противостоять, превратились в духов. В этом замечании очень точно отражено представление северных народов о населении этого мира — между духами, животными, первобытными существами, иными народами, прошлыми и настоящими, границы весьма зыбки.

Но все же мы видим, что «альтернативные люди» первого типа — это, как правило, дикие существа, образ жизни которых отличается от человеческого, культурного. Несколько иначе описываются иные народы, которые ранее жили на этой земле. Самым ярким примером мифологизации прежнего населения края можно считать ненецких сихиртя, или сиртя. Этот мифический народ жил некогда в тундре, а с приходом предков ненцев ушел в сопки, под землю. По одной из версий, их ненецкое название происходит от глагола сихирць («иметь землистый цвет лица» и «чуждаться, избегать»), по другой — от сирць («делать отверстие, дыру»). По ночам или в туман сихиртя выходят на поверхность земли, и их можно увидеть. Они очень маленького роста, со светлыми волосами и глазами. В отличие от кочевников-ненцев, сихиртя живут оседло. Они занимаются охотой и рыбалкой, а не оленеводством, хотя есть истории о том, что сихиртя владеют стадами я-хора («земляные олени») — мамонтов. Сихиртя обладают сверхъестественными способностями; они искусные кузнецы, и на их красивых одеждах много металлических украшений. Иногда на песчаных сопках в тундре люди находят бронзовые, медные, латунные предметы и считают их сихиртя еся, «железом сихиртя».

Действительно, на Ямале археологи обнаружили следы древнего досамодийского населения. В IV веке до н. э. — II веке н. э. здесь существовала Усть-Полуйская культура. Эти люди были охотниками и рыболовами, знали кузнечное дело и гончарство. Возможно, предки ненцев, пришедшие на полуостров, называли аборигенов словом «сихиртя». Ученые полагают, что местное население постепенно было ассимилировано пришельцами и от него остались только археологические памятники, мифологические рассказы и топонимика — названия сопок, рек, озер. Впрочем, Усть-Полуйская культура была на Ямале, а предания и песни о сихиртя известны у ненцев от Мезени до Енисея.

Сила мифологии такова, что свидетельствами существования сихиртя люди считают не только бронзу усть-полуйцев. Летом 2020 года в одном из ненецких чумов на Енисее мне показали красивую пряжку, по-видимому оловянную, от пояса XIX века. Дедушка хозяйки нашел эту пряжку в тундре, и она хранится в семье как сокровище — послание сихиртя, приносящее удачу.

Как видим, встречи с сихиртя могут принести удачу, но обычно они опасны. Если дети заиграются в темноте снаружи чума, сихиртя могут их украсть, подобно людоедам сюдбя. Взрослых «настоящих людей» они могут напугать или проклясть. Говорят, что тот, кто обидел или даже просто увидел сихиртя, вскоре умирал. Однако существуют предания и о том, что раньше ненцы брали в жены девушек-сихиртя. В полевых материалах Г. Д. Вербова упоминается, что один ненец из рода Вануйта был женат на женщине-сихиртя. В. Н. Чернецов даже приводит имя ненца, который был женат на женщине-сихиртя. Одна ненецкая семья из архангельских тундр считает себя потомками сихиртя. А в городе Надыме записана песня «Сихиртя сё» («Песня сихиртя»), которая поется от лица невестки-сихиртя. Ее нужно петь с магическими целями — чтобы успокоилась вьюга, но запрещено петь в ясную погоду, чтобы не началась пурга.

Похожие на сихиртя существа жили и на Таймыре до прихода туда нганасан. Об этом говорится в мифологических рассказах, которые на этот раз не подкреплены археологией. В публикации рассказа, записанного Б. О. Долгих в 1935 году и литературно обработанного, они названы «чукчами», но правильное их нганасанское название — сюпся. О них шла речь выше, когда мы говорили о странных существах с окраин ойкумены. В этом же рассказе они предстают как другая ипостась «иных людей» — как первонасельники края.

Сюпся в этом рассказе живут на сопках, убегают от настоящих людей, боятся рыбы — в этом видим сходство с ненецкими сихиртя. Они не едят пищу, а питаются запахом — в этом их сходство с ненецкими мал тэнга. Многие черты образа сихиртя и сюпся напоминают также древний загадочный народ чудь — низкорослых и «белоглазых» жителей северных окраин Новгородской земли, предания о которых до сих пор распространены на Русском Севере. А еще все эти мифологические народы напоминают европейских гномов, эльфов, гоблинов и других волшебных существ, живущих, согласно преданиям, в горах и холмах севера Европы.

В историко-культурных исследованиях XIX — начала XX века была распространена теория эвгемеризма. Она предполагала, что загадочные народы, странные и волшебные существа — это результат мифологизации древними людьми реально существовавших соседних народов. В соответствии с теорией эвгемеризма, сихиртя — это усть-полуйцы, мифологизированные предками ненцев. А чудь — финно-угорское племя, воспринятое как волшебный народ пришедшими в эти земли славянами. Европейские фейри, в свою очередь, — это доиндоевропейское население Европы, отчасти вытесненное и уничтоженное, отчасти ассимилированное, память о котором осталась только в мифологии, топонимике, археологии и, возможно, в ДНК. В наши дни эта теория существует в виде криптоэтнологии — квазинаучных попыток найти «реальные корни» мифологии (подобно криптозоологии, ищущей реликтовых гоминид). Иногда криптоэтнологические концепции используются в политических целях для обоснования «исторических» прав на ту или иную территорию.

Конечно, неверно считать всех волшебных существ, духов, персонажей мифов и сказок отголосками древней этнической карты — многие из них «возникли» иными путями. Но определенно можно утверждать: иные народы, даже соседние, действительно воспринимались в древности (да и в наши дни тоже) как не вполне люди, как странные существа — иначе говоря, мифологизировались, причем, как правило, в негативном ключе: демонизировались.

В этом историческом предании говорится о том, как девушку украл эвенк: нганасаны называли эвенков хоро-сочэма, «писаные рожи» или «шитолицые», — за обычай татуировать лица. Однако если читатель этого не знает, он вполне может принять «дикого человека с разрисованной рожей» за великана-людоеда, лесного человека или даже демона болезни.

В своих исторических преданиях нганасаны (как и любой другой народ) предстают в роли жертв нападений воинственных соседей — одя (эвенков) и юраков (ненцев). Если и нападают сами, то только в ответ. Соседи описываются как злобные захватчики с нечеловеческими чертами. Так, у одного из противников-эвенков, которого герой никак не мог убить, оказывается два сердца: «…одно обыкновенное, хорошее, а другое мохнатое, обросшее шерстью. <…> Мне отец говорил, что у худых людей два сердца — одно доброе, другое худое, которое зовет людей убивать» [63, с. 42]. Также в мифологических сказаниях два сердца — или вообще нет сердца — у великанов-людоедов.

В преданиях и песнях ненцев мы встречаем тунго, или тунгу, — великанов-людоедов, не имеющих сердца. Они обитают на втором подземном ярусе, но часто выходят на поверхность земли. Иногда они крадут ненецких женщин, иногда их самих берут в плен ненэй ненэче, «настоящие люди» — всё как и во взаимоотношениях с соседними народами. Вероятно, чудовища тунгу — это и есть демонизированные ненцами их соседи тунгусы (эвенки) [13, с. 423]. Есть в ненецких преданиях и колдуны-тавы (от «тавги» — нганасаны), и злодеи-манту (манто, манту — энцы). Это не злые духи, а физические существа — их можно убить, хотя это и нелегко. Но это и не вполне люди, хотя и внешне, и по образу жизни они похожи на «настоящих людей».

Если же речь идет не о соседних народах, а о пришельцах издалека — например, о русских, — то тут мнения расходятся. Иногда их также считают одним из человеческих племен (как в нганасанском мифе, где Земля-мать родила основателей семи народов, один из которых лёса — русский). Иногда их считают демонами, злыми духами. В ненецких преданиях русских называют Нга таты ню, то есть детьми Нга, владыки Нижнего мира, от младшей жены.

Кеты именуют себя кыныренг, что значит «чистые/светлые люди», противопоставляя мир людей миру «нелюдей», к которым относятся и представители других народов, то есть иного, чужого мира: эвенки, ненцы и русские. Они составляют отдельный класс мифологических персонажей, иногда, впрочем, отождествляются со злыми духами. Словом кынсь кеты называли и хозяйку Нижнего мира Хоседэм, и злых духов («чертей») вообще, и русских: «Ну, да, называли чёрта одинаково — что черти, что русские. Одинаковые эти все черти» [21, с. 209]; «Между собой остяки сидят и говорят — кто-то русский зашел, говорят: “О, кынсь пришел, — мол, — там!” Кынсь считался так, что “русский пришел”» [21, с. 208–209]. Однако такое наименование не означало прямого отождествления русских и демонов. Просто и те и другие считались опасными существами, с которыми нужно взаимодействовать осторожно: «Это иносказательное слово, когда нельзя было напрямую сказать о человеке, о существе очень важном»; словом «кынсь» кеты «не только русских называли, они называли опасных людей, имеющих большую могущественную силу, почти как у бога» [21, с. 208].

Сохранились якутские предания о том, как якуты впервые увидели русских. Две родовые группы якутов воевали между собой: одна из них побеждала, от второй осталось только шестеро мужчин. И тут ко второй пришли русские. Якуты вынесли им богатые подарки, и русские согласились встать на их сторону. Когда пришли воины из второго рода, русские стали стрелять. Бросились на них пришедшие, а русские убежали. Якуты из второго рода посчитали, что их пятнадцать человек. Приезжают домой и говорят: «Ну, наши враги дьяволами стали, вместо шести их стало пятнадцать, и у каждого по палке — как стукнет, так и убит человек!» Огнестрельное оружие русских произвело на якутов сильное впечатление, а историческая память об этом живет в загадке: «Все помирает от выплюнутых слюн волшебника-русского, не зная даже, что помирает от его слюн» [74, с. 117].

По материалам XIX века, якуты из-за постоянных притеснений со стороны русских считали даже грехом подойти к русскому. Все якутки боялись даже называть русского нуучча («русский»), а говорили торгуомай, атыыхыт («покупатель»). Если якутка входила в связь с русским, то ее называли нуучча мунгнаабыт дьахтара («женщина, замученная русским»). Такую якутку уже не называли якутским именем, ей не позволяли пройти мимо готовящейся пищи, а если она проходила мимо какой-нибудь чашки с пищей, то эту пищу уже не ели. По якутским поверьям, видеть во сне медные (то есть русские) деньги — к слезам, играть во сне в карты — к худу, водку во сне пить — к худу, видеть зажженные церковные свечи — к худу [74, с. 118].

Как видим, в мифологии народов Севера нелегко провести границы между «иными людьми», почти духами, и другими этническими группами: они говорят на ином, непонятном языке; они выглядят и одеваются иначе; у них иные орудия труда и вой­ны, иные обычаи, они опасны, и от них нужно защищаться либо налаживать с ними отношения.

Отправить