Глава 27
СКОРО ЛЕТО
Уговорить родителей на покупку целого магнитофона вместо обычных джинсов не составило труда.
Наоборот все получилось на ура, отец даже признал этот вариант подтверждением того, что сын повзрослел.
Ценность качественного магнитофона в виде большого черного ящика сложного технического изделия в их глазах гораздо выше, чем обычных штанов из простого хлопка, пусть и покрашенных индиго и с фирменной мулькой.
Впрочем, они и слов то таких не знают, про индиго и мульку.
Тут как раз я увидел Астру-209 в магазине в свободной продаже за триста пятьдесят четыре рубля, отложил магнитофон на часок, как допускается правилами советской торговли и побежал домой. Родительских у меня еще сто сорок рублей оставалось после покупки футболки, поэтому добавил своих из тайника, еще купил пару пленок «Свема» по четыре с половиной рубля.
Родители, конечно, серьезно забеспокоились, когда узнали, что у меня есть свои деньги, да еще в таком количестве, что я могу спокойно выложить двести двадцать рублей и не поморщиться.
— Не беспокойтесь, папа и мама. Деньги у меня есть, потому что я оказался в нужном месте в нужное время и не упустил момент. Тема это уже давно прошлая и проблем от нее точно не будет, — как-то так по-взрослому я сказал им, когда меня спросили про источник такого благосостояния.
Беспокоиться они не перестали, конечно, однако деньги мне выдали без проблем, глядя, как я умело обращаюсь с техникой, щелкаю тумблерами и перематываю пленку, пока прослушивать мне нечего.
Лучше бы, конечно, Астру — 110 купить, однако, между цифрами 354 и 780 рублей — очень уж большая разница, а то, что у одной ТТХ до двадцати двух тысяч герц, а у второй до двадцати четырех, это не так уж и важно.
То есть, совсем не важно в наше время, главное дефицит выдавать исправно.
Да и не выпускают еще эту модель, насколько я помню.
Правда записывала музыку она получше из-за еще одной пишущей головки, однако ждать ее выпуска еще пару лет я не стану, за это время себе с аппаратом попроще денег на машину заработаю. И на новую Астру тоже.
Из главных слагаемых финансового успеха у меня имеется супер крутой диск «Doors» с самыми известными хитами.
Те же Алабама сонг, она же Виски бар или Люди-Странники — просто порвут всех и все в любое время, особенно в нынешнее, совсем не избалованное хорошей музыкой.
Я хорошо помню, что одной из первых композиций диджей в том же «Фиделе» всегда запускал именно «Виски бар» в восемь часов, когда плотно забивший заведение народ уже немного выпил за два часа ожидания и общения. Да и я сам, благодаря неограниченному алкоголю для охраны в самом баре тоже уже немного расслаблен, благо напарники у меня оказались оба совсем непьющие из-за того, что много употребляли раньше.
Так на шот травяного Ягермайстера положил уже пару шотов недорогого Баллантайна, жизнь стала вполне себе разноцветной. И песня Дорс на нее весьма органично так накладывается.
Почему-то в Германии в лагере для азюлянтов в бывших благоустроенных казармах для «настоящих» победителей фашизма — французских оккупационных войск, обычно на веселый совместный ужин парни всегда добывали или Баллантайн, или Джека Дэниэлса, один за тринадцать немецких марок, второй за девятнадцать, как сейчас помню.
Вот, цены помню через тридцать лет на эти бутылки, только того, что бы их кто-то покупал по-настоящему из азюлянтов — не помню. Сам я тогда на немецком пиве плотно сидел и виски пил только тогда, когда угощали приятели по лагерю.
Всего один месяц плотно учил немецкий язык перед поездкой и уже выступаю в роли переводчика среди русскоязычных, когда кого-то из попавшихся воришек привозит в лагерь полиция. Типа, когда их ждут на рассмотрение административного дела в местном суде, на которое, конечно, никто никогда не ходил.
Что взять с азюлянта, кроме его цепей? Тем более, что уголовная ответственность в земле Баден-Вюртемберг наступает только с кражи минимум на одну тысячу марок.
А за административку таких красавцев штрафовать точно нет никакого смысла.
Хотя ворованную бижутерию с закосом под толстые золотые цепи носили многие наши, а уж румыны и арабы — всего поголовно, как впрочем и дружная компания грузин, и болгарские турки, жившие рядом.
Вызывали меня переводить обычно тогда, когда не находили Наташу, хорошую, полненькую девушку из того же Ленинграда, знавшую язык вообще на отлично. Она нас всех стригла за небольшие подарочки, правда достаточно быстро переехала жить к какому-то русскому немцу и покинула лагерь. Впрочем кучка активных школьников и школьниц из тех же русских немцев всегда тусовалась рядом с нами, родом из Казахстана или Оренбургской области, по вечерам переводчиками выступали уже они.
Первым делом после майских праздников я начал плотно опрашивать народ вокруг себя, всех своих знакомых насчет импортной деки с проигрывателем и кассетником. Вскоре нашелся знакомый парень из параллельного класса, который свел меня с другим парнем, отец которого оказался счастливым хозяином японской деки фирмы «Akai».
Вот, это именно то, что мне требуется для счастья, для своего личного в частности и народных масс в общем.
Мы договорились, что он мне запишет все пять кассет под завязку хитами Моррисона и добавит на оставшуюся пленку песни Whitesnake.
За пять неплохо сделанных записей я отдал парню десятку и естественно, что он сам смог записать себе все, что захотел и куда только смог с моих дисков.
Диски я вскрыл при нем, сам немного опасаясь нарваться внутри на оригинал фирмы «Мелодия», тех же Лещенко или Хиля, но, диски оказались на самом деле фирменные.
— Смотри, они тут совсем девственные. У тебя иголки какие стоят для записи?
Видно, что парень Дима не в курсе именно иголок на вертушке, поэтому отвечает:
— Игла алмазная, оригинальная.
Я с тревогой смотрю, как иголка катится по диску, сначала я решил рискнуть обычной советской пластинкой нашего эстрадного певца Эдуарда Хиля, которую прихватил из дома для проверки японской радиолы.
Именно эта пластинка в девственном состоянии, отец купил ее недавно и еще не успел опробовать на нашем сильно царапающем аппарате.
Слушаю первую песню и потом проверяю около окна при дневном свете через лупу, захваченную у матери, дорожки диска.
Докопаться не до чего, откровенно говоря, игла заграничная винил заметно для моего глаза не царапает.
Первую кассету я подарил Сане Кирпоносу, тем более, что у него днюха оказалась, тренер его поздравил в зале, потом уже я басфовскую кассету ему преподнес в раздевалке. Он у кого-то ее послушал или уже свой кассетник завел, на следующей тренировке долго благодарил меня, сказал, что эти песни всех слушателей и слушательниц наповал уложили.
Отлично, уже и я у Сани в каком-то авторитете оказался, как хорошо шарящий в музыке парень.
Оставшиеся четыре кассеты продал по двадцать пять рублей, причем довольно быстро, всего за два дня, потому что это цена чистой фирменной кассеты.
А тут и кассета, и качество записи, и альбом наикрутейший!
Дешево отдаю, конечно, сам это знаю, однако смысл первой удачной рекламы в обществе городских меломанов я хорошо понимаю. Да и не покупал я эти кассеты, просто в удачный момент с грязной земли поднял, конкретно рискуя своей задницей.
С той же деки записал и себе на бобину такой же набор. Пришлось принести свою Астру к парню, благо он рядом живет и записать оба диска, они как раз влезли на одну пленку.
Уже сам теперь пишу музыку все оставшееся время до отъезда и распространяю среди благодарных слушателей, не хватает только качественных подложек на коробку от бобины, приходится фломастером оформлять название группы и альбома, на листочке-вкладыше ручкой пишу там же названия песен с временем исполнения каждой.
То есть с информацией у меня все в порядке, песни народ может идентифицировать без проблем, а это на самом деле очень важно в наше простое время, чтобы небрежно так сказать название знакомой на слух композиции.
Оно конечно не просто, переписать читаемым шрифтом столько английских слов, однако деваться некуда, положено дать покупателю развернутую информацию о том, что он приобретает.
Успел продать с неожиданно большим успехом четырнадцать записей по знакомым, по пятнадцать рублей за бобину с двумя альбомами, использовав для перезаписи магнитофон еще одного школьного приятеля. Выпросил у него на пару выходных дней его «Юпитер-205» и все время, даже ночью просыпаясь, пишу музыку.
Ошибся, конечно, пару раз с бобинами, однако двадцать комплектов сделал, не забывая после каждой записи чистить головки.
Качество и звук на второй копии становятся немного отличающимся от того, который выдает японская дека при воспроизведении, но что имеем — то имеем, другого выдать не получается. Впрочем, звук идет ровный и вполне нормально насыщенный низкими и высокими частотами, поэтому никто не жалуется на качество.
Время такое еще на дворе — абсолютно не конкурентное, поэтому все бобины разлетаются, как горячие пирожки.
Записал одну кассету, обычную МК-60 и Юлечке, у нее имеется немецкий кассетник Grundig, ее тоже все устраивает, хотя звучание на мой уже тренированный слух совсем плоское выходит.
Доход получается около десяти рублей с бобины, это одновременно грязный, и он же чистый доход, минус одну запись я отдаю приятелю за эксплуатацию магнитофона.
Репутация моя в классе в последние дни тоже приподнялась уже как человека, хорошо разбирающегося в шикарной музыке и активно торгующего ею.
Теперь я стал серьезным покупателем пленки в магазинах, только я помню откуда то, что вскоре торговые прилавки заполнятся фирменными аудиокассетами по восемь и девять рублей. Наверняка, впоследствии какой-то непонятной торговой операции советского Внешторга.
Тогда лучше покупать тот же «BASF» и «TDK», а не «AGFA» с ее ферросплавами или «ORWO» гдрэровскую.
Точно, вспомнил недавно названия кассет, когда пытался разобраться со своей памятью.
Скоро наступит такой период, что какое-то недолгое время немецкие и японские кассеты будут лежать свободно. Вот они спекулянтам полностью торговлю подорвут на какое-то время, после девяти рублей за кассету никто не купит ее же за двадцать пять. Впрочем, я уверен, что барыжный мир быстренько сориентировался и сам же скупит процентов восемьдесят конкурирующей продукции.
Зато именно поэтому большинство слушатели окончательно перейдут на более удобные носители, бобинникам будет нанесен серьезный репутационный удар.
Заработав чистыми сто сорок рублей на звукозаписи за полторы недели, я счастливо вздохнул:
— Это же так здорово торговать почти без риска среди своих знакомых и иметь с одной бобины вдвое больший доход, чем с того же Дрюона или Вальтера Скотта на рынке. Только книги продавать совсем не просто, а бобины с записями просто разлетаются со свистом.
Какой смысл теперь появляться на толкучках? Рисковать очень серьезно своей свободой? Совсем никакого!
Только купить пару дисков для будущей перезаписи и продать оставшиеся книги.
Естественно, что испытав на своей шкуре возможные неприятности и пережив в душе настоящий страх от того, поймают тебя или не поймают, можно наглядно понять, чем отличаются такие процессы друг от друга.
* * *
В здании горкома города Шахты снова собрание в прежнем составе, однако теперь в уголке скромно присутствует на стуле еще один из подчиненных начальника МВД, которого он привел с собой.
В руках у него пухлая папка с делом.
2-й Секретарь достает уже три конверта и вытаскивает из них три листа бумаги по очереди, рассматривает один из них и спрашивает внимательно слушающего его полковника:
— Как по последней анонимке, есть какие-то совпадения? Среди того, что сообщает этот Писатель?
Полковник долго держит паузу, на него с недоумением смотрят Прокурор и 2-й Секретарь, потом он разворачивает так же листок из тетрадки и делает вид, что первый раз его читает:
— Маньяк Чикатило убивает своих жертв ножом или душит. Выкалывает глаза, откусывает соски или вырезает половые органы…
Находит нужное место и уточняет:
— В 1981 году он убил вторую свою жертву, 17-летнюю девушку, в лесополосе.
— И что? — не выдерживает 2-й Секретарь, — Виктор Степанович, не тяни кота сам знаешь за что! Девушку с похожими следами насилия установили?
— Ну, в Ростовской области убивают за год не одну девушку. И именно в лесополосе. Однако у одной жертвы оказались именно те приметы на теле, описанные в анонимке.
— Какие последствия?
— У нее откушены соски.
— Так, значит этот Писатель имеет возможность получать информацию у твоих людей? Откуда он может знать про такое?
Полковник отрицательно покачал головой:
— Это не наш район, убийство произошло на берегу Дона около Ростова-на-Дону. Мне не выдали дело на руки, отправили своего сотрудника со мной. Сергей, прочитай установленные повреждения на теле убитой Ларисы Ткаченко.
Оперативник зачитывает материалы дела, правда с большим трудом, постоянно сбиваясь и повторяя слова, чтобы не терялся смысл фраз.
— Очень неразборчиво написано, приходится догадываться, — извиняется он перед слушателями.
— Хватит, — останавливает его Полковник, — Подожди меня в машине.
Оперативник, кем мужчина естественно оказался, уходит за дверь кабинета, унося с собой дело.
— Если где и произошла утечка, то только не у нас. Дует откуда-то из областного центра. А так все совпадает, семнадцать лет, откушены соски — других таких жертв больше нет за прошлый год.
— А что с глазами? — первый раз оживляется Прокурор.
— Глаза на месте, только они завязаны шарфом.
— Кто жертва? Как она оказалась там? На берегу Дона в лесу?
— По предварительным выводам — занималась проституцией, там рядом есть кафе «Наири» при трассе, — тихо отвечает Полковник.
— И что теперь делать? Есть что-то, указывающее на Чикатило, про которого мы получаем уже третий сигнал из Ленинграда? И второй и третий конверты из него же? — спрашивает у Прокурора и Полковника 2-й Секретарь.
— Конверты отправлены через почтовые ящики на разных улицах, какую-то связь между отправлениями установить не получается, отправитель осторожен, не бросает конверты в одном месте. Почерк одинаковый, как установил наш эксперт, то есть их отправляет один и тот же человек. Два раза по двенадцать конвертов, в третий — всего шесть, но отправлены по тем же адресам. В нем гораздо больше информации о гражданине Чикатило. То есть, этот Писатель утверждает именно о нем, как о серийном маньяке, — поправляется Полковник, заметив боковым зрением недоумевающий взгляд Прокурора.
— Кто это может быть? — спрашивает 2-й Секретарь.
— Те же, про кого мы думали в тот раз. Кто-то из них упросил знакомого или знакомую в Ленинграде забрасывать эти письма в ящики. Пока другого мнения у нас нет, — вмешивается в разговор Прокурор.
— Понятно, — лохматит волосы 2-й Секретарь. — Можно это убийство семнадцатилетней Ткаченко как-то связать с Чикатило?
— Прошло девять месяцев, убийца не обнаружен. Только если Чикатило сам признается в убийстве, больше никак, — отвечает Полковник.
— А если поставить за ним наблюдение?
— Поставить то можно, только если на пару дней, лишних людей у нас сейчас нет, — подумав, отвечает Полковник.
— Хотя бы так, пусть присмотрятся ваши оперативники к нему, вдруг что заметят странного.
Понятно, что привлечь подозреваемого информации явно не хватает, но хоть как-то отреагировать необходимо.
Совещание заканчивается и все расходятся.
* * *
В конце мая я заканчиваю учебу в родной школе, с большим облегчением собираю учебники со всего класса.
Экзамены, устные и письменные сданы, хорошо, что они не могут изменить годовые оценки, а то бы у меня оказались сплошные тройки по этим предметам. Оно, конечно, мне довольно фиолетово в новой жизни, какой у меня теперь средний балл в аттестате за восьмой класс окажется.
Потом отношу школьные учебники с назначенными мне в помощь одноклассниками в библиотеку и сдаю Надежде Ивановне.
Все, кажется моя школьная жизнь в новом теле заканчивается и не сказать, чтобы я не был этому рад!
С удовольствием не посещал бы школу вообще, однако это совсем такой непонятный поступок окажется для всех моих знакомых. Еще чего доброго выпустят меня из школы со справкой, что я посещал неполных восемь лет учебное заведение.
С таким документом даже в ПТУ не возьмут убогого мозгом горемыку, так что я сжал зубы и все же досидел со всеми однокашниками до последнего звонка.
Теперь у класса выезд в Пушкин, экскурсия по дворцу еще без Янтарной комнаты и это что-то новое для меня из прошлой жизни, теперь я везде отмечусь на классных фотографиях как полноценный выпускник.
Стас на второй же день продал кроссовки и похвастался мне этим успехом, впрочем ничего другого я от него и не ожидал. Теперь все достает меня вопросами про то, как я собираюсь продать оставшиеся книги.
— Не знаю, Стас. Не до книг мне сейчас, через три дня уезжаю на поезде на пару месяцев.
— Оставь их мне. Я продам, сколько смогу! — видно настоящий энтузиазм у парня. — Деньги пока покручу!
Я примерно знаю, как приятель покрутит деньги и вежливо отказываюсь, говоря, что за хорошую цену он в городе книги точно не продаст, а я сильно дешевить больше не собираюсь.
Приятелей класснуха припахала вместе со многими одноклассниками ехать в соседний колхоз на не очень обременительную трудовую смену со всякими веселыми шалостями, типа, намазать кого-то ночью зубной пастой или подлить в кровать воды.
Пыталась и меня припахать, наивно намекая, что с моими оценками я не прохожу в девятый класс. Ну это она точно блефует, взяли бы со средним балом четыре, как миленькие. Только я даже не стал обсуждать возможные варианты, сразу объяснил, что ухожу из жизни домашних мальчиков совершать трудовой подвиг.
— Школу нашу еще назовут моим именем, как отличника трудовой доблести и настоящего стахановца в будущем, — с апломбом заявляю я ей и другим учителям по случаю выпускного.
Отшумел наш мини-выпускной без танцев и прощального вальса, все по скромному, тем более, что большинство однокашников остается в школе, примерно треть расходится по училищам и техникумам. Из трех восьмых классов делают два девятых, как и в той жизни.
