Тропа сновидений, или тропа песен (известная в основном под аборигенным термином Tjukurrpa), тянется на 7000 километров, извиваясь между побережьем северной части Западной Австралии и центром континента (рис. 8.14). Она связана с Семью Сестрами, женскими духами предков, которые путешествовали по континенту, частично спасаясь от похотливого старика по имени Юрла, или Вати Ньиру. Этот мужчина – оборотень, который превращался в желанные съедобные растения или тенистое дерево для привлечения к себе женщин. Сначала женщин было больше семи, но их число уменьшилось в процессе трудоемкого процесса по созданию ландшафта. Некоторые женщины превращались в камни, когда уставали, другие занимали их место. Затем произошли драматические события. У колодца Пангал в стране марту (одни из последних аборигенов, которые всем племенем жили в пустыне), примерно в 600 километрах от побережья Западной Австралии, женщины издеваются над Юрлой. Они пролетают над ним и обнажают гениталии. Пенис Юрлы отделяется, разрывает колодец и оставляет в нем дыру, которая видна даже сегодня. Затем женщины бегут на юг, к другой каменной дыре, и пенис Юрлы следует за ними вдоль русла ручья. Сестры карабкаются в безопасное место на холме к северу, где теперь их можно увидеть как линию скал вдоль холма. Юрла прячется неподалеку, его пенис (или, может быть, уже змея) свернулся в ожидании. Сестры перехитрили Юрлу, но не смогли от него избавиться. Может, он человек или, возможно, какая-то порождающая сила самой Земли. Это до конца не ясно. Юрла попирает все условности и приличия в необузданной похоти, но тем самым тонко укрепляет законы, по которым должны жить люди. После многих тысяч километров путешествия Сестрам удается сбежать от Юрлу, и они улетают в ночное небо, чтобы стать Плеядами. Это звездное скопление появляется в южном небе в определенное время года и сигнализирует о сезонных изменениях на Земле, росте новых растений и рождении животных.

Рисунок 8.14. Карта, показывающая топографию Австралии и места, упоминаемые в тексте, а также семь синусоидальных волн, изображающих тропы песен Семи Сестер, пересекающие континент.

Семь Сестер известны под разными аборигенными именами, потому что тропы по всему континенту ведут их через границы между языковыми группами, чьи истории одновременно связывают и дифференцируют человеческие группы. Тропа сновидений Семи Сестер – одна из многих троп, пересекающих континент, хотя есть указания на то, что эти тропы были более распространены в обширных пустынях Австралии, чем на юго-востоке, который был более влажным и плодородным, с большей плотностью населения.

Понятия о сновидении и о тропах сновидения завораживают людей, не принадлежащих к культуре аборигенов, но трудно получить реальное представление о том, что же представляют собой подобные тропы. Самый известный рассказ о них некоренного человека – книга «Тропы песен» Брюса Чатвина. Это наиболее убедительный рассказ, содержащий привлекательные, но вводящие в заблуждение выдумки, как мы дальше увидим. Различные классические этнографии повествуют об обширных песенных циклах, найденных по всей Австралии. Во время этих обрядов аборигены вызывают ритм страны через песню или, точнее, выпевают ритм ходьбы по холмам, равнинам или руслам ручьев. Спетые ритмы легко переводятся в танец и представление. Люди фактически вытанцовывают свою родину. Считается, такие песни появляются из самой страны, а ее человеческие обитатели становятся хранителями и передатчиками эпических песенных циклов, которые в настоящее время находятся под угрозой во многих частях Австралии из-за смещения с земли.

В этих историях, как и во всех убедительных выдумках, было нечто большее, чем просто крупица правды. Однако тропы песен не описывают непрерывные тропы – как мы только что видели, Сестры могут летать от одного источника воды к другому, но не пересекать землю между ними. Тропы сновидений описывают священную карту, сосредотачиваются на аспектах ландшафта, наиболее важных для людей с точки зрения их предков и космологии, а также на более обыденных проблемах, например, где можно найти варана Гульда или дикий ямс. Тропы укрепляют то, что аборигены считают Законом. Истории сновидений охватывают весь спектр жизни: от повседневности до самых широких космологических проблем, от жизни вокруг источника воды до звезд на небе. Мораль встроена в такие истории, так же как и вопросы собственности, обязанности по хранению земли. Есть здесь и элементы мореплавания. У истории сновидений много слоев, и посторонние люди могут воспринять только те, что лежат на поверхности. На самом деле слова и песни – только одна часть более широкого целого. Лишь через хождение или жизнь и смерть в пределах страны можно постичь истинный смысл. Интеллектуальное восприятие мира должно сочетаться с полным чувственным и эмоциональным опытом, присущим всей человеческой жизни с ее загадками, конфликтами, удовлетворениями и потерями. Для многих из нас, кто частично видит землю с точки зрения ее цены и переезжает с места на место в течение всей жизни, трудно понять глубокую укорененность идентичности в земле, которую чувствуют многие аборигены.

Может показаться, что сновидение относится к прошлому, но для аборигенов это не так. Его точнее описывать как «вечное настоящее», в котором прошлое и настоящее сливаются. Это трудно понять в рамках линейной концепции времени. Связь народов (хорошая или плохая) усиливается через понятие тотемизма (английское слово происходит от алгонкинского, возможно, слова народа оджибве, которое обозначает родство). У каждой аборигенной группы есть растение или животное в качестве тотема. Например, считается, что человек приобретает некоторые характеристики черного какаду или скального валлаби, которые являются их тотемом. Такая связь подразумевается буквально и дает людям сопричастность с миром. (Самое бледное отражение этой практики есть в названии спортивных команд в честь животных или птиц – например, Медведи играют с Бобрами.) Для аборигенов эта неразрывная связь людей и окружающего мира ставит под сомнение наше представление о человечности как о некоем отдельном состоянии. По-моему, это и есть магия в самом глубоком и чарующем смысле слова. Силы жизни взаимосвязаны и переплетены, так что Юрла может быть мужчиной или похотливой, порождающей силой, а Сестры – женщинами или камнями.

Далеко к северу от троп сновидений, которые мы рассматривали, на севере Арнемленда, живет племя йолнгу. Его представители позволят нам подробно рассмотреть, как вера в предков и духов вырабатывается более локально. Около 5000 человек из племени йолнгу живут сегодня на старых миссионерских стоянках или в небольших центрах. Как и во многих других регионах континента, люди здесь балансируют между требованиями западной культуры и собственными. Жизнь йолнгу сосредоточена вокруг мардайина, возможно, лучше всего это слово можно перевести как «священный закон», который регулирует землевладение и обязанности по отношению к земле вместе с циклами песен и танцев, предметов и картин, воплощающих закон. Ховард Морфи в своем убедительном отчете о жизни и искусстве йолнгу пишет: «Клану необходимо знать мардайин, если его люди должны выполнять обязательства перед предками, которые доверили им заботу о своей земле».

Сила, известная как маарр, жизненно важна для плодородия земли и людей. Маарр был дарован вангаррами, или предковыми существами, на заре времен, когда те перемещались по ландшафту. Маарр – всегда благотворная сила, приносящая успех в охоте или собирательстве и в целом гарантирующая благополучие. Каждый клан йолнгу имеет собственных вангарров, которые часто являются могущественными или опасными существами, такими как крокодилы, гадюки или различные виды акул. Изображение таких родовых фигур на коре или на крышке гроба умершего не представляет фигуру, а является предком, делая их присутствующими со всей силой. Подобные верования имеют отголоски во многих частях света, где предки оказывают глубокое влияние на живых. Сила предков также заключена в могущественных предметах, которые часто держатся в секрете и известны лишь старшим. Старики, совершившие за жизнь множество важных обрядов, накапливают столько силы, что сами становятся почти священными объектами. Такие люди стирают границы между обыденным и родовым мирами.

У каждого клана есть определенные части территории, связанные с зачатием духов, которые происходят от предков. После смерти человека его дух направляется обратно в эти резервуары духовной силы через соответствующие церемонии и предметы. Существа предков дают силу для создания жизни и роста, которые должны быть возвращены в мир предков после смерти. Районы Австралии, в которых аборигенные церемонии, искусство и представления разрушились из-за того, что люди были изгнаны со своих земель или убиты, считаются осиротевшими ландшафтами или местами, о которых не заботятся и в которых потоки духовной силы прекратились до тех пор, пока церемония не сможет возобновиться. В городах и районах, густо населенных неаборигенами, будет трудно начать церемонии снова, хотя это и не исключено.

Такие верования имеют глубокую историю, хотя аборигены сомневаются в общей идее истории и предпочитают рассматривать вечную природу верований и представлений, которые глубоко укоренились на месте. Белые люди оккупировали континент с 1788 года с наибольшим населением на юго-востоке, в современном Новом Южном Уэльсе, Виктории и Тасмании. Здесь история, которую мы видели в Америке, разыгралась снова – с невыразимыми страданиями для коренных народов, поскольку 80 % или даже более умерли от оспы, гриппа или простуды из-за отсутствия иммунитета. Белые люди пришли с примитивными воззрениями и чувством собственного превосходства, подкрепленного идеей, что их религия и наука превосходят магические верования аборигенов. Болезни часто опережали белых поселенцев и переходили от одной группы аборигенов к другой. Поскольку туземцы не оказывали им сопротивления, во многих районах первые сообщения о жизни аборигенов были именно о группах, уже пострадавших от последствий новых для себя болезней. Это укрепляло идею, что у аборигенов был образ жизни, который позволял им только выживать. Однако тщательное сведе́ние воедино исторических записей дает некоторое представление о том, какой была жизнь аборигенов.

По первым европейским описаниям Австралия представляла собой зеленые ландшафты – открытые пастбища, усеянные деревьями. Для аборигенов пастбища были полезны, так как они давали семена, а также луковицы и клубни. Основные источники мяса для аборигенов, такие как кенгуру и валлаби, питались травой. Пастбища культивировались сжиганием, но пейзаж не был чисто или главным образом прагматичным, и в последних отчетах люди говорят об очистке страны с помощью огня. Огонь рассматривался как друг, со своими церемониями и великими знаниями, лежащими за пределами его использования.

Таблица 8.3

Общая хронология Австралии от первоначального заселения до колонизации белыми людьми

Из-за быстрого истребления аборигенов, контактировавших с белыми, бо́льшая часть австралийского ландшафта возвращается в лес к середине и концу XIX века, когда этот ландшафт был очищен и давал европейцам ложное представление о том, какой была страна (превосходный отчет о практике ухода за землей аборигенов содержится в книге «Самое большое поместье на Земле» (The Biggest Estate on Earth) Билла Гаммажа). Теперь есть убедительные доказательства, что огонь использовался аборигенами на протяжении 60 000 лет их жизни на территории Австралии. Эта теория опровергает идею, что австралийский ландшафт сегодня является в основном естественным, из которого группы охотников‐собирателей брали то, что им предлагалось (см. табл. 8.3, в которой приведена общая хронология). Хотя аборигены не занимались сельским хозяйством путем посадки и сбора урожая или выпаса скота, уход за землей аборигенов был долгосрочным, систематическим и направленным на поддержание отношений со страной как физически, так и духовно.

Для аборигенов важна не только земля, но и море. Океаны Австралии невероятно продуктивны и богаты, поэтому неудивительно, что некоторые из самых поразительных особенностей археологии – большие насыпи раковин, или миддены, были хорошо исследованы вокруг Сиднея, Северной территории и Квинсленда. Ранние исследования мидденов проводились с крайне функциональной позиции. Люди изучали, какие виды мидденов собраны, насколько они могут информировать об изменении условий береговых и речных систем по мере стабилизации уровня моря за последние 4000 лет или около того, сколько мяса в раковинах и т. д. Все эти вопросы справедливы, но в последнее время, отчасти из-за того, что археологи работают более тесно с коренными народами или коренные народы обучаются как археологи, такие вещи, как миддены, были переосмыслены.

Недавняя работа Иэна Макнивена в Торресовом проливе побудила переосмыслить курганы с ракушками. Эта 150‐километровая полоса моря и островов отделяет Австралию от Новой Гвинеи и включает богатый тропический регион с лабиринтом коралловых рифов, изобилующих рыбой, моллюсками, черепахами и дюгонями (морское млекопитающее весом около 400 килограммов). Найдено множество различных курганов, некоторые в основном состоят из костей дюгоней, другие – из раковин и рыбьих костей, а третьи все еще содержат более широкий комплект обломков. Макнивен указывает, что множество различных отношений способствует составу кургана: отношения между людьми и нечеловеческими видами, которые имеют тотемический или космологически заряженный аспект; отношения между мужчинами и женщинами при сборе, приготовлении и потреблении пищи; и отношения между индивидом и группой в процессе инициации. В целом материал, найденный в мидденах, освещает все важные аспекты истории группы.

Курганы состоят не из мусора, то есть ненужного материала, от которого нужно было избавиться, а из культурно заряженных предметов, к которым необходимо было относиться с осторожностью как к носителям важнейших историй и отношений. Поскольку люди занимались повседневными делами в деревнях на островах, таких как Мабуяг в Торресовом проливе, миддены являлись постоянным напоминанием о прошлых важных событиях, а также указывали на будущие церемонии и важные события, то есть связаны с рутиной повседневной жизни. В городе Вейпа, на западном побережье полуострова Кейп-Йорк, скопились многометровые курганы – монументальные напоминания о жизненно важных отношениях между людьми, нелюдями и предками.

В Австралии также находится один из самых больших массивов наскального искусства в мире. Хотя существуют значительные скопления по всему тропическому северу и пустынному центру, наскальное искусство встречается по всему континенту. Археологические свидетельства указывают на длительные связи, причем некоторым наскальным мотивам, вероятно, тридцать тысяч лет, и они все еще используются сегодня. Каменные орудия, главный источник свидетельств из Австралии, были наполнены эстетическими и духовными качествами через цвет, блеск и мощь их источника, бросали вызов доисторическому человеку, более близкому к пониманию отслаивания и режущих свойств камня, чем к его космологическому значению.

Наскальное искусство со временем меняется, но также демонстрирует непрерывность – с различными стилями, возникающими на протяжении многих тысячелетий. Наскальная живопись сочетает в себе геометрическое и образное. Ее трудно датировать, но сочетание анализа меняющихся стилей, наложения изображений и некоторых абсолютных дат позволяет разработать правдоподобные последовательности. Ранние фазы искусства в Арнем-Ленде изображают давно вымерших существ. Последующая, «динамическая» фаза демонстрирует людей, несущих оружие, носящих одежду и часто прыгающих или бегущих, а еще позже людей с чертами ямса. Все эти стили, вероятно, применялись до конца ледникового периода, и только в более поздних стилях древние художники рисовали таких существ, как крокодилы и пресноводные рыбы, которых можно найти и сегодня. Самые ранние стили дают нам окно в плейстоценовую жизнь Австралии, представленную через космологическую линзу. Большие, сложные головные уборы так называемых динамических фигур стиля указывают на формы личного украшения и церемонии, неизвестные из более поздних периодов, демонстрируют, как много мы потеряли из-за сложной истории аборигенов Австралии – как древней, так и недавней.

Аборигенные и неаборигенные группы в Австралии часто сближаются под влиянием стереотипов, правда о которых похоронена из-за чрезмерного или неправильного использования. Суждения неаборигенов слишком часто полны штампов и проистекают из расовых предрассудков. Считается, что аборигенные группы не способны организоваться так, чтобы справиться с трудностями современного мира; при этом игнорируются последствия более чем двухвекового колониального разорения и переселения. Примечательно, что более широкое австралийское общество ценит аборигенные стили жизни именно за их духовность, воплощенную в искусстве, которое сейчас обладает значительной денежной ценностью на международном рынке. Искусство аборигенов впечатляет визуально, но и изобилует любопытными историями, связями со страной и сновидением. Поэт Лес Маррей писал, что Австралия «питалась» поэзией на протяжении десятков тысяч лет. Истинность этого утверждения можно увидеть в первой цитате выше, но по иронии судьбы общий термин «тропы песен» стал сокращением для обозначения привязанности аборигенов к земле, популяризированный не только белыми людьми, но и английским писателем Брюсом Чатвином. Он также знал из книг и бесед, что по всей стране есть следы, которые описывают ее особенности, ресурсы и опасности. Затем он объединил песни и следы сновидения, чтобы создать понятие «тропы песен». Люди могли перемещаться по континенту в песне, посвященной стране, которую они никогда не видели.

Для аборигенов белые не имеют понятия о сновидении, и это их поражает. Как следствие, аборигены часто удивляются тому, что они считают извращенной духовностью большей части австралийского общества. Знания о мире изобилуют и преподаются в школах и университетах, но это абстрактное знание, и оно не сосредоточено на земле. У обычных людей также нет никакого чувства ответственности ни за знание, ни за его моральные последствия. Присущие сновидению песни или тропы песен – это не просто история создания, а также история того, как люди связаны с землей, с теми обязанностями, которые на них возложены, и с наилучшими средствами их выполнения. Магия аборигенного общества связывает людей и землю воедино. Земля включает в себя не только почву, камни и воду, но и все растения и животных, сплетенных в одно неделимое целое. Тропы песен могут существовать как следы по всему континенту: или в пределах одного региона, или как подробные рассказы о владениях одного клана.

Чужакам легко романтизировать прошлый образ жизни аборигенов, стремиться к тому, чтобы человеческие группы были едины с миром, в котором жили. Действительно, в значительной степени аборигены были более вовлечены в мир, который являлся не столько миром вокруг них, окружающей средой, сколько миром внутри. Люди были открыты как разрушительным силам мира, так и его созидательным аспектам – засухам в пустыне, яду змей, конфликтам внутри и между группами, – и их отношение к стране было не просто романтическим, доброжелательным единством. Что значит быть аборигеном в современной Австралии – актуальный и трудный вопрос, тесно связанный с мыслями о том, как аборигенная культура может дополнить и изменить самоощущение Австралии. Нет никаких сомнений, что обычаи и верования аборигенов указывают на дополнительные измерения бытия, часто трудные для нашего понимания во всей их глубине и тонкости, однако они предлагают наиболее обоснованную альтернативу образу жизни в нынешнем обществе Австралии и во многих других частях мира. Также очевидны и творческие возможности, которые предлагает глубокая связь с миром, и то, насколько мир уменьшился в результате грабежей против аборигенной магии за последние два столетия.

Один пожилой человек с острова Пилило в Папуа – Новой Гвинее рассказал мне об истории местных кланов. Он описал череду человеческих поколений и закончил словами: «Мы все вышли из этой скалы», – и указал на очень большой валун на берегу моря. Это была не фигура речи, а форма бытия. Ее следует понимать буквально. С тех пор она остается со мной. Люди живут в окружении живых существ, которые могут быть людьми в некотором роде, даже если они принимают форму камня или растения. Идентичность в настоящем утверждается путем отслеживания цепочек связей, комплектов генеалогий, которые связывают человеческие поколения и закрепляют их в более широком мире.

По всей Африке, Америке и Австралии люди в прошлом и настоящем культивировали способы участия в самых разнообразных формах. Мы могли бы установить спектр влияния от относительно эгалитарных групп охотников‐собирателей в Америке, Африке и Австралии до высоко структурированных политических форм позднего железного века и средневековой Африки или ацтеков, инков и их предшественников. Люди в эгалитарных группах не полностью равны между собой: пожилые люди имеют больше контроля над церемонией, чем молодые, а мужчины – больше, чем женщины. Секретность также окружает коллективную магию группы, так что многое не рассказывается посторонним – то есть тем, кто не был полностью посвящен в местные формы знания и кто способен понять лишь только части целостного мировоззрения, никогда не видя целого. Предметы и картины используются для того, чтобы духовные силы присутствовали на церемонии и действовали как средство связи или порталы в духовный мир. В некоторых случаях, как только церемония заканчивается, духи уходят: аборигены могут пройти по песчаной картине, к которой еще совсем недавно относились с большим почтением. Потоки силы имеют решающее значение, и как только духи покидают вещи, артефакты могут потерять священную ауру.

В государственных обществах Африки и Америки магические отношения были совершенно иными. Правители удерживали власть отчасти благодаря высшим связям с космологическими силами, лишь иногда персонифицируемыми как боги. Умиротворение этих сил создавало постоянную потребность в жертвоприношениях: у ацтеков требовался массовый приток человеческой крови. Боль – постоянное признание магических сил – люди очень часто причиняли самим себе, и многие из нас с трудом могут это осознать, не говоря уже о том, чтобы практиковать. Инки приносили в жертву людей при вступлении в новую власть и в другие времена, когда нужда была велика. Такие сделки с более могучими силами были постоянными и хорошо развитыми, а также регулярно происходили в некоторых частях Африки. Жертвоприношения в этих формах неизвестны у аборигенов Австралии и могли являться формой магии, неотъемлемой частью политической иерархии и власти.

В этих обширных регионах люди в основном были анимистами, причем анимизм принимал самые разнообразные формы. Вещи могут действовать, двигаться и иметь намерения, или же им могут быть даны такие полномочия посредством церемонии. Разделение между субъектами и объектами, знающими людьми и инертными вещами, столь присущее науке, не с такой же легкостью проводилось во многих философиях аборигенов. Весь мир был известен по-своему, и формы уважения к другим людям, возможно, должны были распространяться на растения, животных и ландшафты. Уважительное отношение не всегда способствует гармонии и воспитанию; как с людьми можно обращаться жестоко, так и с другими вещами, но насилие должно совершаться сознательно и обдуманно, а не по беспечности или неосознанности по отношению к другим сущностям.

Когда мы только начинаем изучать диапазон, глубину и тонкость философских и магических практик в Америке, Африке и Австралии, то нам трудно сразу же представить, почему они были так тщательно маргинализированы и казались экзотическими для представителей западного мира. Это культивируемое невежество является культурным и интеллектуальным результатом колониализма. Нам требуется много времени, чтобы преодолеть это ощущение, отчасти потому, что любому из нас трудно, а иногда и невозможно выйти из своих глубоко укоренившихся систем убеждений. По крайней мере, убеждения других, которые кажутся странными поначалу, могут заставить нас усомниться в собственных здравых взглядах на природу сил в мире – что является человеческим, а что нет, а также в том, как действовать уважительно по отношению к окружающему миру и силам, которые он может содержать.